Дом

I.

и зачем только эти книги выдумали, чтоб сидеть на кухне и писать? свет у лампы ведь приглушённый, неяркий - в соседней комнате спит Дима, у него болит голова, он устал. один мой друг пропал куда-то, на сообщения не отвечает, что там с ним случилось? а в телефонной книге имена, одно вот из них звонило два раза, сказало, что уезжает на три дня к дяде (это значит, я буду в комнате один!!! ура!!!) ключ оно оставит на вахте. горит газовая горелка, и всё равно не жарко, и чудится, что где-то звонит будильник. витаминки кисло-сладкие, полезные для здоровья, жёлтые. вода греется - надо голову помыть, и носки постирать, и трусы, а окна завешаны шторами, тёмными-тёмными, так что утром очень хорошо спится. но уже восемь, чёрт возьми, надо вставать, ну, сегодня-то я лягу спать пораньше, только вот выключу пойду лампу в комнате, чтоб Дима спал. а вот и эсмээска от друга пришла, того самого, который пропал. а Дима пацан хороший, наш человек, последнее одеяло готов тебе отдать. хорошо, я спальник себе привёз и в нем сплю. вскипела вода, пойду-ка я в туалет, и там почитаю, что друг пишет. который пропал. весна скоро, сообщает он мне, и у него русская хандра. чаю наливаю в чашку, и лимон, обязательно, это очень вкусно, особенно если ещё конфеты есть шоколадные, или даже любые, можно и не шоколадные. пью медленно, чай очень горячий, невозможно. контролёры в электричках - мешают спать, будят. вчера видел: на Приморской дома стоят на сваях, интересно, это, наверное, от наводнений, а ещё дальше - Балтийское море, и вот ты стоишь на окраине города, до горизонта небо - не дома, небо серое, и уходит куда-то в темноту, и вот там-то, за горизонтом, море - до самой Атлантики, Атлантика до самой Америки, Америка до самой Пацифики... и взгляд уходит одновременно и в бесконечность, то есть наружу, и внутрь, то есть, в себя и - в голове -

 

эти камни казанского

древнее чем мои глаза застывшие...

 

и имплантантом в изверженном мозге застывшем лавой девчонка одна невесомая нереальная немыслимая как мечта как свет в тоннеле тёмной твой жизни как воды глоток из родника но далеко не здесь в другом городе сам уехал между прочим бежал думал так проще будет не знал ещё как это не видеть её каждый день не видеть целыми месяцами телефон что телефон никогда не умел говорить по телефону да в общем-то говорить особо и не о чем раньше было просто смотреть слушать излучения разные там улавливать всеми своими жаберными оперениями как говориться наверное она иногда вспоминает меня мимоходом нечаянно несильно ну вот пройдёт например по улице где с ней гуляли говорили о чём даже и не помню о чём о пустяках каких-нибудь об галапагосских островах у неё кто-то есть конечно есть иначе было бы по другому не знаю не знаю может быть сколько можно думать об этом ругать себя дураком обзывать а с другой стороны ну остался бы что бы изменилось мучиться от невозможности размышлять в памяти пытаться воскресить чувства вкус их ощутить на кончике языка так вот целыми днями и ночами когда работаешь или не спится думать что не надо думать не надо надо сосредоточиться на реальности надо оперировать конкретными категориями близкими тебе и понятными большинству окружающих людей что называется здравым смыслом нельзя же так жить надо кого-то найти себе я нелюдим злюсь по пустякам простужаюсь всё время это из-за депрессии я знаю иммунитет ослаблен читал всё от нервов все вечера дома сижу ночью уснуть не могу ворочаюсь теряю друзей никуда не хожу замыкаюсь аутизм вот к чему я качусь и чем дальше тем быстрее и быстрее и вот вспомнить иногда краешком памяти это как мечта как мираж как если идёшь в переходе метро торопишься обгоняешь людей и всё противно эти толпы людей и куда они все бегут и что им там надо а сам невыспавшийся и разбитый хотя лёг вчера всего в двенадцать и всё неправильно не как надо и мысли как нарыв пухнут в голове мрачные типа никчёмности своей и абсолютной заброшенности в беспросветном этом мире и тут вдруг пара нот издалека и ты словно в стену и застыл и сбавил шаг а там женщина какая-то стоит и на флейте играет что-нибудь вроде города гребенщикова а я мимо бреду как будда озарённый лазарь воскресший так наверное вышел из склепа на залитую светом дневным улицу щурился удивлялся ничего себе бывает же нет ничего ни метро ни людей ни глупых этих рекламных плакатов что под потолком болтаются телефоны рекламируют будь всегда на связи вдалбливают а зачем непонятно ни соседей дебильных ни города ненасытного холодного ни тусклых этих ламп почему мало так ламп подземелье и тебя жалкой пылинки на улице огромного откопанного археологами города букашки глупой что на спину упала и всё трагедия так лапками судорожно болтает вместо того чтобы подумать хитростью перевернуться тебя нет больше потерялся каплей в дожде чаинкой маленькой в миске глиняной китайского мудреца запятой в книге ангела смерти и жизни нотой одной восьмой в мелодии мира и вот таким никто уходишь уходишь дальше и садишься в вагон и потом едешь едешь едешь

 

и делаешь, что тебе надо, и то, что тебе не надо, делаешь, что тебя просят, и то, что вовсе не просят. а самому как-то уже... легче, нет, что-то всё-таки в этой жизни есть. сущность. душа. в соседнем доме окна жолты, мне-то впрочем, что до этих окон. Дима спит, а я снова кипячу себе чайник. раньше, бывало, меня очень раздражало, что у жизни нет никакого смысла, я впадал в тоску и сплин. в самом деле, ощущение не из приятных - встаёшь утром, а у тебя под ногами - пустота. и ты слезаешь с кровати и начинаешь падать в пропасть. кошмар! потом-то я понял, что сердиться бесполезно, сердиться не на что, Вселенная не имеет центра, все мы ходим вверх ногами, где верх и где низ не разберёт, наверное, и сам бог. но всё же всё в мире гармонично и совершенно, кроме человека. то есть, конечно, он тоже гармоничен и совершен, только он быстрее меняется, чем остальная природа, слишком взрывоопасно развивается, неравномерно. книги стоят на подоконнике, весь подоконник ими завален, и диски там же. взял в библиотеке Уайльда. Дима встал, включил Пикник громко, а я на кухне Бутусова слушаю. такие мы разные люди, никак у нас вкусы не совпадают. горит газовая горелка, я стягиваю волосы в хвост, спальник мой висит в ванной, сушится. ждём весну. друг нашёлся, ну и слава богу, так зато подруга потерялась. пойду завтра в библиотеку, думаю, может, она туда придёт? книжки опять же почитаю. на столе бумажка лежит, цифирь всякая, хотел считать, сколько каждый день денег трачу и на что. потом забросил. Дима заваривает себе вермишель, берёт чашку, идёт в комнату. слушает Пилота. делает сайт. я не умею делать сайты и завидую ему. к тому же, у меня нет компьютера. на телефоне пара пропущенных вызовов, перезванивать и не подумаю. неохота мне с этим пацаном говорить, мрачнейший тип. притом я ему чего-то обещал, и не отдал. но я же несерьёзно, как можно серьёзно говорить с таким человеком? мы существуем в разных мирах. печально становится при мысли, что есть такие жадные и агрессивные люди, что вот приходится из-за них врать, злиться, короче, тратить себя на какие-то пустяки. грустно всё это. неужели людям больше нечем заняться, кроме как ругаться и ссориться друг с другом - тем более, из-за каких-то денег? тьфу ты! какие мы, люди, смешные и глупые создания! купил окорочок, бразильский - поесть, хотя мне мама всегда говорила - не покупай американское, и в газетах вот писали. а что делать, в магазине другого не было. небо, отпусти меня домой, надрывается Илья Чёрт. дом, домой - какие большие слова, их можно было бы с заглавной буквы писать. небо, отпусти меня... дом - это где у тебя есть отдельная комната, где можно повесить на стены карты Питера и Северного Кавказа. рядом живёт друг, который пропал. и всё на месте, и всё под рукой. зимой холодно, а летом жарко. днём светит солнце, а ночью луна. зима так зима, весна так весна, лето так лето. вот это я понимаю. это по мне. и там -

 

II.

Руки поглубже в карманы – нет, не холодно, просто ветер страшный, кругом сугробы – беда! Снег под ногами скрипит: скрып-скрып, скрып-скрып, снег валит и валит, боже ты мой, сколько снега! Руки в карманы пальто – нет, не от холода, просто как-то… зябко. Впрочем, мне всегда нравился этот момент Вечности – когда я возвращаюсь домой от своего друга. Того самого, который однажды, глядя на кисти своих рук, спокойно сказал: пальцы шизофреника. Я знал. У меня такие же: узлы Сатурна. Обычно включаю плеер, и иду – а до меня от него где-то полчаса – и мне вроде как... хорошо. Отчаянно хорошо. Но, чёрт возьми, как же много снега! Кажется, не домой идёшь – а продираешься сквозь сугробы времени, завалы пространства, вьюгу сомнений – куда? Не иначе, к сердцу Вселенной, куда же мне ещё идти? К тёплому, пульсирующему, живому, и невообразимо далёкому Сердцу Вселенной. О чём мы говорили с другом? Мы говорили про курение травы, и он сказал: иногда возникает мысль, что все вокруг обдолбанные, один ты нормальный. Говорят какую-то чушь. Совершают чудовищно глупые вещи. Убивают время на абсолютную ерунду. Иногда же кажется, что это ты спишь. Я согласился: да, это ты верно заметил! Меня самого порой глючит со страшной силой без всякой там шмали-водки-колёс-грибов-и-прочей-гадости. Так вдруг оторвался от реальности мозг… Пациент скорее спит, чем бодрствует… А может, это – дар (или проклятье) видеть сны наяву - общее свойство людей некоего типа? Вот и Цветаева писала… Опять я сбиваюсь на крайне широкие обобщения. Метёт и метёт, я не прошёл и половину пути, а уже выбился из сил. Ноги увязают в снегу по щиколотку, молодые мамаши колясками, как бульдозерами, прокладывают себе путь. Говорят, весна наступит двадцать шестого числа. Эта дата уже утверждена на государственном уровне, и, ходят слухи, сам Путин подписал под соответствующим указом: не возражаю. А ещё я слышал по радио, что недавно, буквально дня два-три назад, растаяли снега Килиманджаро. Когда измученные долгой дорогой путешественники, продираясь сквозь заросли колючего кустарника, отбиваясь от ядовитых мух, ягуаров и обезьян-мутантов, обливаясь потом (по дороге сбежали негры-проводники, заодно прихватив с собой всю провизию и археолога, вернее, археологиню – потрясающую блондинку, кстати, из Кембриджского университета), вышли к подножьям горы, их взглядам предстало ужасное зрелище. Килиманджаро не сиял своей великолепной белоснежной вершиной (как они видели на фотографиях в журнале «Гео»), а стоял до неприличия голый – обычная чёрная глыба из камня. Отчаяние разочарованных искателей приключений было так велико, что один из них тотчас же с диким криком бросился в ближайшую пропасть и сгинул навек. Остальные, конечно, вернулись, но состояние их умов в настоящее время весьма сомнительно. Так сказали по радио. Эта новость сильно потрясла меня. Всё это очень печально. Я думаю, это как-то связано с нынешними снегопадами по всей России. Куда же я иду? Нет, никак не домой. Я думаю, я сейчас где-то в Антарктиде в период оттепели. Небо вдруг заволокли тучи, пингвины озабоченно стали сбиваться в стайки, прижимаясь поближе к скалам. Проснулся дремлющий океан, зашевелил своей обледенелой кожей. И тут на чёрно-белый пейзаж вдруг обрушилась стена снега. И пингвины грустно стояли и глядели, как их заносит и заметает, и никому из них и в голову не пришло, что сейчас вот главное – идти, не останавливаясь, идти всё вперёд и вперёд – куда? - к самому Сердцу Вселенной, конечно. Никому. Кроме меня. Я пошёл. Хочется горячего чая, сесть на кухне к батарее и долгими зимними вечерами рассказывать про свои похождения на Краю Света. Но нет же – надо идти, увязая в снегу, проваливаясь в провалы пространства, блуждая в холмогорях времени… Впрочем, это мне нравится. Это по мне. В ушах играет музыка, Павел Кашин, не громко, но и не слишком тихо – в самый раз. Уютно так играет в наушниках, спрятанных под шапку. Мне не холодно, и даже немного жаль, что вот скоро – да хоть бы и не скоро, но всё равно в конце концов придёшь домой. Метель сомнений, трещины памяти, пещеры сновидений и всё такое. Все мы одиноки и несчастны. Люди болеют и умирают, сказал однажды мой друг. И я так же, как все, подумал я. Человек глуп, убог и одинок. И это нисколько не удручает меня. Странно, наверное, совсем наоборот – ободряет в эту стужу. Люди болеют и умирают, - повторяю я как заклинание, - и я так же, как все. Люди болеют и умирают. Люди… У нас обоих узлы Сатурна. Два шизика. Говорят, что те, с кем мы общаемся, кого выбираем в друзья – наши отражения. Ну, не точные копии. Скорее, слегка искривлённые зеркала. Не сиамские близнецы, а братья и сёстры. Ты такая же, как я… Но, несмотря на это, постоянно остаётся осадок какой-то недосказанности, незавершённости. Как будто бы мы всё время говорим друг другу что-то несущественное, ерундовое, а самое главное – обходим стороной. Например, начинаем обсуждать новый роман Милана Кундеры. Или погоду в Северном полушарии и его европейской части. Чтоб замять молчание?.. Оттого при встрече друг друга калечим… А может, оттого, что мы как бы братья и сёстры, нам и не нужно бы ничего говорить? В окнах моей квартиры горит свет. Там тепло… Неужели я так и не добрался до Сердца Вселенной? А, может быть, его – Сердца – и нет? Но это было бы слишком жестоко со стороны Бога – поселить нас во Вселенной без Сердца. Это уже слишком. Такое трудно простить. Мы и так закрываем глаза на многие Его грехи. Но Вселенная без Сердца – это уже чересчур… Нет, так не бывает. Сегодня не нашёл. Ладно, в другой раз…

 
29.12.04 – апрель 2005. Тосно – Череповец - Тосно