Немного про любовь

         - Четверов! Вставай! Чего разлёгся? Помоги по хозяйству! Я, между прочим, тоже с работы пришла!
          Анатолий устало посмотрел на жену. «Скоро будет десятилетие со дня свадьбы, и почти каждый день одно и тоже!», - подумал он зло.
          - Ира, был тяжёлый день, пять заправок («заправка» - на сленге лётчика-истребителя – полёт, - прим. автора) на пилотаж, курсант едва не разбился, разложил самолёт на посадке, чудом успел катапультироваться. Отвозил в госпиталь.
          - У тебя каждый день – тяжёлый и каждый день курсанты разбиваются! – с вызовом бросила ему жена.
          Что будет дальше, Анатолий отлично знал. Дальше будет очередной скандал и очередная попытка Ирины бросить всё и уехать к матери.
          Тёща, золотой человек, бывая у них в гостях, всегда занимала сторону зятя:
           - Дочь, ну что ты говоришь? У него же работа такая! Пусть отдохнёт немного, потом поможет по хозяйству. Правда, Толик? – Преданно и с надеждой заглядывая в глаза, спрашивала тёща. – Давай, помогу. Что нужно?
           - Мама, что ты его постоянно защищаешь?! Он ничего не делает! Ничего, понимаешь? Приходит с полётов и лежит как бревно. А полёт его длится, между прочим, всего сорок минут! Господи, зачем за него замуж вышла, всю красоту ему подарила, молодость отдала?! Где были мои глаза раньше?! – Для полноты картины она шмыгнула носом и постаралась выдавить слезу.
            - Что ты несёшь? – Пытался урезонить её Анатолий. – Нет, ну, что ты несёшь?! Я всегда тебе помогаю, ты же прекрасно знаешь, но сразу после полётов не могу. Устаю, понимаешь? Мне нужен отдых.
             - Другие не устают, он устаёт?! Вон, твой Славка Малицков, уже с женой и детьми на рынок поехал.
             - Он сегодня не летал, на ВСКП (выносной стартовый командный пункт, - прим. автора) сидел, руководил посадками.
              - Никто не летает, тебя только к самолёту цепями приковывают...

              У Анатолия росли две очаровательные девочки-двойняшки. При них Ирина не пыталась устраивать скандалы. Сейчас они находились в пионерском лагере под Сочи. Не смотря на неуравновешенный характер супруги, Анатолий любил её, боготворил своих детей и не допускал даже мысли о разводе. Но так жить было нельзя, он это понимал, остро переживал, скандалы жены с каждым разом становились всё обиднее и больнее, и не мог пока найти достойный выход из создавшегося кризиса.
                Как всегда, выход подсказывает сама жизнь. В соседнем полку разбился лётчик-инструктор, выполнявший ночной полёт в облаках по замкнутому маршруту. Это был не инструкторский полёт, тренировочный, на боевом истребителе. Катастрофа была какая-то странная: лётчик доложил о проходе поворотного пункта маршрута и назвал курс к очередному ориентиру, хотя на самом деле продолжал лететь с прежним курсом. Через несколько минут это понял руководитель дальней зоны, осуществлявший контроль полёта лётчика, и поднял шум. На запросы пилот не отвечал, самолёт пролетел ещё около тридцати километров и, медленно заваливаясь влево, с небольшой вертикальной скоростью упал в бескрайней калмыцкой степи. Среди вероятных причин катастрофы назывались и семейные проблемы.

                Чтобы самолёт летал, должно быть выполнено условие равновесия всех физических сил, действующих на него. Чтобы самолёт не превращался в груду металлолома, у человека, управляющего им, должно быть выполнено точно такое же условие – душевное равновесие и готовность выполнить полётное задание, не отвлекаясь ни на что. Если имелись какие-то неприятности или нерешённые вопросы, лучше думать о них на земле, не в воздухе. В полёте происходит полнейшая концентрация всех психофизических возможностей человека, в которых нет места посторонним вещам. В авиации, наверное, как ни в какой другой профессии, это было основополагающим фактором успешного возвращения домой.
          Анатолий, поминая с коллегами погибшего лётчика, с которым не раз отдыхал в санатории ВВС в Судаке, в Крыму, вдруг отчётливо понял, что вполне может оказаться следующим. Так же ярко будет светить южное солнце, медленно проплывать красивые облака, шуметь море, кричать чайки, но всё это будет уже без него. А ему достанутся только красивые слова, слёзы родителей и близких, цветы, венки и троекратный залп из автоматов. Пройдёт немного времени, может, год или два, и жена, снова выйдя замуж, жизнь есть жизнь, перестанет приходить к нему на могилу, дети вырастут и забудут отца, только родители в своём безутешном горе всегда будут помнить о сыне. «Надо ли это мне?», - Анатолий очень любил своих стареньких родителей и совсем не хотел такого исхода.

          Решение было найдено мгновенно, впрочем, как и всегда в авиации. Ирине необходимо показать «обратную сторону Луны» - всё, что скрывается за красивым словом «Авиация». Если удастся убедить начальство, чтобы разрешили выполнить с ней полёт, значит, семья сохранится. Если нет, похоже, придётся менять профессию. На это, тем более, не мог согласиться Анатолий. Небо – это была его жизнь, которую он проживал бурно, насыщенно, ничего другого ему было не надо. Он очень дорожил своей профессией, даже в мыслях не допуская разлуки с мечтой.
         Несмотря на молодость, Четверов был одним из самых сильных и опытных лётчиков среди всех четырёх учебных полков училища. На ежегодных соревнованиях, проводившихся между всеми инструкторами, он всегда входил в тройку призёров. Его сильнейший козырь – посадка. Он мог выполнить её не просто безошибочно, но и точно в заранее установленное место на ВПП. На этих соревнованиях оценивалось: техника пилотирования – сложный пилотаж по заданным параметрам с контролем по САРПП (система автоматической регистрации параметров полёта, данные из чёрного ящика оранжевого цвета, - прим. автора), самолётовождение – умение лётчика рассчитать многосоткилометровый маршрут и выйти на цель в заданное время, боевое применение – бомбометание, пуск ракет и стрельба из пушки по наземным целям, выполнение посадки – на красоту, точность и с минимальной перегрузкой, а также знание специальных дисциплин – аэродинамики, тактики и некоторых других, в том числе - руководящих документов партии и правительства. Победа в конкурсе гарантировала получение очередного воинского звания, весомую прибавку к денежному довольствию и успешную карьеру.
        Посадка на точность оценивалась так: поперёк ВПП лежала цветная лента шириной 10 сантиметров. Кто коснётся колёсами бетонки ближе к ней, сядет с минимальной вертикальной скоростью, тот и победил. Анатолий был единственным, кто вытирал о ленту колёса. Кроме этого, он хорошо стрелял и «замечательно гнул петли» – по образному выражению начальника училища. Командование всерьёз рассматривало перевод талантливого лётчика-инструктора из полка в методический отдел училища, что в переводе на обычный язык означало примерно то же, как предложение простому хлеборобу поработать в министерстве сельского хозяйства в должности колхозника-инспектора страны. Неужели из-за мелочных придирок жены можно всё это потерять??!!
          Набравшись смелости, Четверов подошёл к командиру полка и подробно изложил свою проблему. Командир, внимательно выслушав, не стал отфутболивать Анатолия к замполиту, взяв паузу, обещал подумать. Через десять минут вызвал к себе.
           - Толя, не хочу потерять тебя, - начал командир осторожно. Он специально не стал говорить о выдающихся профессиональных способностях своего подчинённого. Его коробило, что лётчик не мог сам навести порядок в своём доме. «Лётчик ты замечательный, как мужик – тряпка, если не способен справиться со своей бабой», - подумал командир с раздражением. Хотя... гм..., может, все слова уже сказаны?! – Поэтому, уважая твой профессионализм, хочу пойти навстречу, но с одним условием. Всю ответственность за исход полёта будешь нести лично, согласен?
           Анатолий обрадованно кивнул.
           - Если что-то произойдёт с ней, с тобой, с самолётом, – продолжал командир, – про авиацию можешь забыть, понятно? Теперь смотри, что нужно сделать: во-первых, нужно, чтобы самолёт стоял не на центральной стоянке, а с краю, со стороны диспетчерского пункта, во вторых, одета она должна быть в лётный комбинезон, на голове – защитный шлем с опущенным светофильтром, в-третьих ....
           Анатолий, придя домой после очередных полётов и, дождавшись завершения очередного скандала, спокойно поинтересовался:
           - Ира, любимая, помнишь, как раньше говорила – хочу летать вместе с тобой?
           Ирина опешила от такого обращения и долго соображала, подыскивая достойный ответ.
           - Милая, появилась возможность показать тебе мою простую, лёгкую и доступную многим работу, - продолжал соловьиные трели Четверов, - так сказать, воочию. Мне очень хочется, чтобы ты по достоинству оценила вклад своего драгоценного супруга в дело лётного обучения будущих защитников Родины.
            - Ага, теперь понятно, что тебе надо! Хочешь доказать, что твоя работа самая трудная?! Всё ясно. Отлично! Конечно, согласна! И ты поймёшь, наконец, чего стоишь!
             Первый вылет в очередную лётную смену у Четверова был на сложный пилотаж. Задание обычное: два виража на максимальном режиме работы двигателя, два – на форсаже, затем два комплекса: пикирование – горка с углом 60 градусов и, напоследок, пара «пустяков» – опять же два комплекса: переворот – петля – полупетля. Такое короткое полётное задание связано с тем, что с керосином был временный перебой – у тыловиков произошёл сбой, топливо вовремя не подвезли и полёт длился меньше установленного «лётным букварём». Это являлось, в принципе, нарушением, но перерывы в полётах сказывались ещё болезненнее. Поэтому командир полка из двух зол выбирал меньшее, не снимая при этом ответственность с лётчика-инструктора за качественное обучение. Если инструктор, к примеру, посчитает, что для выяснения готовности курсанта к сложному пилотажу такое усеченное задание будет недостаточным, курсант в тренировочный полёт не пойдёт.
             Постояв по традиции, заведённой ещё прежним командиром полка, у плаката, на котором изображён молодой улыбающийся лётчик, одетый почему-то в скафандр космонавта, бросил взгляд на слова вверху плаката. Надпись гласила: «Если лётчик-истребитель, идя в полёт, чувствует, что совершает героизм, значит, он к полёту не готов». Выкурив сигарету, отправился к самолёту.
              Курсант выполнил взлёт, привёл своего инструктора в зону пилотирования, доложил руководителю полётов о занятии зоны. Грамотно выполнил виражи, на пикировании допустил незначительный выход из зоны, Четверов напомнил об оси пилотирования и подсказал, что манёвры нужно строить с учётом направления ветра, чтобы удержаться в зоне, либо над характерными ориентирами, а также контролировать своё местоположение с помощью радиотехнических средств.
               Настала очередь сложных фигур. В верхней точке полупетли курсант потерял скорость, но привычно отдал ручку от себя, ожидая перехода в горизонтальный полет. Не тут-то было! Машина завалилась через нос и, вращаясь, начала падать. Перевернутый штопор. Ничего необычного. Это была классическая ошибка не очень способных курсантов. Четверов напомнил, не драматизируя ситуацию:
               - Перевернутый штопор. Обороты на малый газ, дай левую ногу, ручку полностью на себя, вводи в нормальный штопор.
               Но ручка управления самолётом перед Четверовым, синхронно связанная с той, что в кабине курсанта, остается неподвижной. Неподвижен и затылок человека в передней кабине, словно все происходящее никак к нему не относится. Анатолий повторил команду, курсант на неё не реагировал. Больше ждать было нельзя. Инструктор взял управление. Левой ногой надавил на легко поддавшуюся педаль, потянул на себя ручку, но она и не думала перемещаться. Что это – заклинило управление?! Поздно разбираться, земля стремительно приближалась, через несколько секунд будет поздно.
                - Прыгай! - Приказывает он курсанту, с силой надавливая на кнопку СПУ (СПУ – самолётное переговорное устройство, предназначено для ведения переговоров между членами экипажа, - прим. автора) и, не слыша ответа, чувствует, как сознание охватывает обидное отчаяние, как противно слабеют мышцы и потеют ладони. А затылок курсанта по-прежнему невозмутим, словно в задней кабине у него не инструктор, а Господь Бог... Значит, все?! Да, все! Оглохший курсант не думает выбираться из самолета. Оставить его и выпрыгнуть самому?! Нет, он не настолько влюблен в себя, чтобы потом долгую жизнь, как вторую тень, носить за собой смерть этого мальчишки, которому вздумалось умирать вот так, головой вниз. И тогда Четверов подумал о своих родных и близких людях. Подумал о том, что своим бездействием доставит им боль, страдания, горе. И ушли куда-то мысли. Осталось только лихое, почти веселое желание испытать себя в последние секунды.
             Левая педаль, ручку на себя! На себя! Сильнее! Еще!! Двумя руками!! Тяни двумя руками!! Сильнее!!! Тяни сильнее!!! Упрись ногами в приборную доску! Тяни!!! Тяни, Толя!!!!! На мгновение ему показалось, что голова курсанта шевельнулась. Собрался прыгать, дружок?! Поздно! Сиди спокойно, недолго уж осталось! Ручка подалась?! Согнулась, что ли??!! Нет, вроде самолёт стал управляться! Он управляется!!! Ручка пошла на себя??!! Ручка пошла на себя!!!!!
             Вращение остановилось. Поставил рули в нейтральное положение, выдохнул, разогнал скорость и вывел в горизонтальный полёт. «Ничего себе, за хлебушком сходил!», - вытирая пот с лица, с улыбкой вспомнил Анатолий выражение своего командира эскадрильи, когда тот рассказывал о своих впечатлениях после катапультирования из горящего самолёта.
              На земле выяснилось, что неплотно привязавшийся к сиденью курсант, зависнув в перевернутом положении, высвободил уложенный под ним в чашке кресла парашют, который попал в пространство между сиденьем и ручкой управления, ограничив ее перемещение как раз на себя. Но одна беда не приходит: опрокинувшись, парень не заметил, что выдернул вилку шлемофона. Растерявшись, он и не пытался выяснить, почему не слышно инструктора. Непонятное поведение самолета, падение, штопор, молчание Четверова — этого было более чем достаточно, чтобы в голове парня все смешалось, он не понял ситуацию и забыл даже, что у него есть парашют.
              Оценив инцидент с присущим ему юмором: «Учиться летать нужно, как играть на скрипке, чем раньше, тем лучше, чтобы вовремя понять, что это не твое дело», Анатолий, тем не менее, отправил курсанта в тренировочный полёт, пригрозив, что если тот совершит ещё хоть одну ошибку, о полётах может забыть надолго. Курсант, не остыв ещё от предыдущего полёта, мыслями был уже в небе и слушал инструктора вполуха, всем своим видом показывая, мол, хорош гундеть, лететь пора! Четверов улыбнулся – из таких курсантов потом и вырастают настоящие профессионалы.
               - Ладно. Иди. Будь повнимательней, - напутствовал Анатолий. – Понял, как надо летать?! Понял, как славно жить, как надо бороться и какова на вкус победа?!
              Следующий полёт был на разгон скорости и набор практического потолка. Надев высотно-компенсирующий костюм и водрузив на голову тяжеленный гермошлем, Анатолий по привычке посмотрел на неунывающего лётчика-космонавта, напоминающего про героизм, и неуклюже побрёл к самолёту. Курсант уже находился в кабине, обливаясь пОтом. «Ничего, на макушке планеты будет прохладнее», - мысленно успокоил его Четверов и сделал несколько круговых движений рукой, мол, запрашивай запуск, я в самолёте. Через пятнадцать минут выяснилось, там совсем не холодно, а жарко как в преисподней.
               Пробив высокие неплотные перистые облака, напоролись на яркие солнечные лучи. Впереди, на сколько хватало глаз, расстилалась бездонная чистейшая голубизна неба, облака остались уже где-то далеко внизу. «В таких случаях, - вспомнил Анатолий слова известного лётчика-испытателя, - когда в плохую погоду вырываешься к ясному зениту, кажется, что вместе с улетевшей вниз грязно-серой плесенью, спрятанной под белоснежным покрывалом облаков, с тебя самого слетает вся душевная плесень». Вверху – тёмное-тёмное небо, в котором просматривался далёкий свет отдельных ярких звёзд. Самолёт стремительно уходил в эту тьму, пытаясь сбросить гипнотизирующую силу притяжения. Зачем? Неужели только для того, чтобы узнать: что там, за темнотой?!
              Ладно, прочь эмоциям! Анатолий тряхнул головой, отгоняя ненужные сейчас мысли, и полностью сосредоточился на предстоящем задании. На фонаре появились небольшие ледяные узоры, напоминающие, что за бортом – настоящая зима, минус 55 градусов. Развернувшись на обратный курс, курсант приступил к разгону. Полёты в стратосфере, не смотря на кажущуюся простоту – разогнать скорость и набрать максимально возможную высоту, являлись очень сложным видом лётной подготовки, настоящим испытанием как для лётчика, так и для самолёта, показывающего все свои возможности, спокойно дремавшие до сих пор.
               Проконтролировав параметры работы силовой установки, Анатолий внимательно наблюдал за действиями курсанта, который довольно грамотно выполнял задание на полёт. Наша планета ничего не хочет отдавать просто так. Едва прошли сверхзвук, как самолёт стало трясти, послышались глухие звуки: «бу-бу-бу...». Температура газов начала расти, приближаясь к предельным значениям, вибрация усилилась. Это явление называется помпаж – нерасчётный режим работы двигателя. Видимо, что-то случилось с автоматикой управления силовой установки.
               - Переходи на ручное управление двигателем! – Нажал на кнопку СПУ Четверов, отдавая команды. – Выдвигай конус вручную и переводи самолёт в набор, гаси скорость!
               Курсант чётко выполнил указанные действия, но помпаж не прекратился. Стрелка температуры зашла в красный сектор.
               - Выключай двигатель! – Скомандовал инструктор.
               Движение вверх почти прекратилось, самолёт медленно стал опускать нос. Наступила полная тишина, она угрожающе действовала на нервы, пытаясь парализовать волю. Анатолий внезапно понял, что здесь нет и не может быть никаких звуков. Это - царство тишины, которое осмелились потревожить двое чужаков.
               Экипаж повис на ремнях в состоянии невесомости. Анатолий подбодрил курсанта, мол, не дрейфь, ничего страшного пока не произошло, доложил о сложившейся ситуации руководителю полётов. Подвернули самолёт в сторону аэродрома. Инструктор посмотрел в боковое стекло фонаря. Металлическая птица весом в пятнадцать тонн не летела, даже не планировала, а падала вниз, легко и беззвучно. Она падала прямо на белоснежную облачную равнину, отбрасывая на неё растущий на глазах силуэт самолёта. Вертикальная скорость снижения сейчас была свыше ста метров в секунду. Ниже, в более плотном слое воздуха, она уменьшится, конечно, но ненамного.
                Молниеносно проскочив облака, Анатолий увидел то, к чему их так неудержимо тянуло - матушку планету. Снизившись до установленной лётной инструкцией высоты, рекомендованной для запуска двигателя, начали предпринимать эти попытки. Первая оказалась неудачной. Обороты зависли на промежуточном этапе и не хотели расти. На второй попытке курсант, нервничая, нарушил порядок запуска, пришлось всё начинать сначала. «Бог любит троицу?! –Подумал Анатолий. – Ну, что ж, проверим!».
               Высоты осталось ровно столько, сколько нужно, чтобы спокойно рассчитать место падения самолёта, если нужно – отвернуть от населённого пункта, притянуться посильнее к креслу и, вспомнив напоследок маму, катапультироваться. Анатолий решил рискнуть и предпринять третью попытку. Кислорода в системе аварийного запуска двигателя осталось очень мало. «Запустится или нет?!», с интересом подумал инструктор. О плохом думать не хотелось.
                Кинув быстрый взгляд на тонкие, худые плечи курсанта, которые не мог скрыть даже гермокостюм - «совсем ведь ещё ребёнок!» - Анатолий похолодел: в заголовнике курсантского кресла торчала чека, предохраняющая возможность нештатного срабатывания пиромеханизмов кресла на земле, впопыхах оставленная техником самолёта при подготовке к вылету. Катапультирование из первой кабины теперь было невозможным. «Наверное, и в моём кресле тоже» - промелькнула мысль.
                Чтобы вытащить чеку, курсанту нужно отстегнуться от кресла, отсоединить несколько шлангов, соединяющих высотный костюм с кислородным оборудованием, а также специальный фал, прикреплённый одним концом к костюму, а другим – к НАЗу («НАЗ» - носимый аварийный запас, в котором находится радиостанция, аптечка, продукты и т.п., предназначенные для автономного проживания лётчика после катапультирования. Иногда к НАЗу присоединяется надувная лодка или плот, - прим. автора), развернуться в маленькой тесной кабине и засунуть руку за заголовник. Шарить рукой возможно было там только вслепую, потому что саму чеку так просто не увидишь. Для этого нужно снять тяжёлый и неудобный гермошлём, иначе голова между обечайкой фонаря и заголовником кресла не пролезет.
                Затем проделать все эти действия в обратном порядке. При этом нельзя ненароком зацепить никакие переключатели, рукоятки или краны, потому как в высотно-компенсирующем костюме лётчик особенно неуклюж и неповоротлив. В условиях нынешнего дефицита времени это было сделать просто нереально. Плюс к тому, гермошлём в одиночку обратно не оденешь – чтобы попасть в металлическое кольцо, находившееся на шее, совместить его с кольцом на гермошлеме и защёлкнуть замок, нужны были усилия второго человека. Да и вообще, самый важный момент, нельзя поднимать щиток гермошлёма на высотах выше 4 тысяч метров во избежание кислородного голодания.
                Ещё неизвестно как на эту «радостную» новость отреагировал бы сам курсант. Начал метаться по кабине в панике, ещё что-нибудь ненароком зацепил бы. «Нет, нельзя говорить о вставленной чеке!», - решил инструктор. Если сейчас двигатель не запустится, значит, судьба, мать её! Сажать боевой истребитель на землю с отказавшим двигателем задача практически нереальная. Анатолий спокойным голосом произнёс:
                - Витя, соберись, действуй строго по моей команде. Все нормально, ничего страшного не происходит. Включи .....
                Стрелка, показывающая количество оборотов ротора двигателя в процентах, вздрогнула и медленно поползла вверх. На отметке в 40% остановилась. Так было и при первом запуске. «Ну, же! Ну, давай! Давай! Ползи дальше!! Ползи, родная! Мне нужен этот полёт! Ведь ты же не бросишь нас здесь, правда?! Не останавливайся, ты же хочешь большего!», - Анатолий почти физически ощущал, что самолёт – это не кусок металла с проводами, а живой организм, которому тоже свойственно ошибаться.
                Самолёт явно не хотел умирать. Стрелка, подумав ещё мгновение, показавшееся вечностью, поползла дальше и забралась на отметку полётного малого газа. Не веря своим глазам, Анатолий потихоньку двинул рычаг управления двигателем вперёд. Стрелка следовала за движением руки лётчика, как привязанная... После доклада инженеру полка о причинах остановки двигателя и действиях экипажа, Четверов завёл техника самолёта за капонир и, не удержавшись, врезал ему от души кулаком по лицу.
                Третий полёт в этот нескончаемый день был на полигон, находившийся рядом с огромным озером, на котором любили собираться разнообразные водоплавающие птицы. Корма было много, хватало всем, потому пернатые его и облюбовали. Нужно было выполнить облёт установленной на полигоне новой радиотехнической системы, оценить мишенное поле после восстановительных работ и выполнить пуск двух неуправляемых ракет. Несколько дней назад соседний полк фронтовых бомбардировщиков, перелетавший из Белоруссии в Афганистан, устроил форменный разгром на полигоне, не оставив, что называется, камня на камне от всех мишеней, спокойно стоявших до этого не один год. Немногочисленные солдаты, проходившие службу на полигоне, чертыхаясь, заново установили все мишени.
                Руководитель полётов на полигоне, едва курсант доложил о подходе к нему, тревожно сказал:
                - Будьте внимательны, молодняк встал на крыло, летают где хотят. Плюс к тому где-то здесь носится Ан-2, поля опыляет, у меня нет с ним связи. Один раз уже пересекал боевой курс (боевой курс – курс самолёта, при котором происходит боевое применение средств поражения, на учебном полигоне он, как правило, один и тот же, - прим. автора).
                Анатолий приказал курсанту внимательно следить за воздушной обстановкой, а сам, взяв управление, начал следовать командам специалистов-радиотехников. Выполнив по их просьбе несколько проходов над полигоном с разными курсами для уточнения технических параметров комплекса, заметил, наконец, наглый «кукурузник». Тот, готовясь перелететь на соседнее поле, заканчивал выполнение очередного галса. «Сейчас, сейчас!», – радостно, словно мальчишка, гоняющий по двору ворон, подумал Анатолий.
                «Кукурузник», трудяга, говоря откровенно, не особенно мешал экипажу истребителя-бомбардировщика. Сейчас летал он не на самом полигоне, а в некотором удалении от него, низко, не выше 10-15 метров, и добросовестно опылял поля. Мощный белый шлейф, тянувшийся за ним до самой земли, служил лучшим тому подтверждением. Никто не мог гарантировать, что в самую неподходящую минуту, а в авиации это случается часто, как мы знаем, пилоту Ан-2 не вздумается оказаться на траектории стрельбы. Снизившись на предельно малую высоту, Анатолий включил форсаж, чтобы было страшнее и убедительнее, и прошёл в непосредственной близости от самолёта. Выполнив повторный заход, с удовлетворением заметил улепётывающего со всех «ног» возмутителя спокойствия. Теперь можно и пострелять!
              Стрельба НУРСами для служащих полигона прошла на редкость удачно. Курсант, как обычно, вспахал землю ракетами метрах в двадцати от ближайшей мишени. «Ничего, настреляешься ещё! Какие твои годы!», - чувствуя, как расстроился курсант своим результатом, успокоил его Четверов.
              Выполняя крайний заход для контроля работы радиотехнической системы, на выводе из пикирования столкнулись со стайкой птиц. Одна птица влетела прямо в лобовое стекло. Раздался глухой сильный стук, стекло мгновенно окрасилось в красный цвет, но удар выдержало. Ещё одна птица оставила глубокую отметину на правой плоскости, третья повредила хвостовое оперение. Самолёт при этом управлялся нормально. «М-да, повезло, - подумал Четверов. – Попади пернатые в воздухозаборник, мы могли взорваться. Утка – это серьёзно, не воробышек. А везёт всегда кому? А везёт всегда смелым!», - вспомнились слова легендарного аса Чкалова.
              Четвёртый полёт был самым важным в лётной карьере Анатолия. В передней кабине находилась его жена. Ещё утром, собираясь на полёты, он попросил её ничего не есть, так как в полёте может стать плохо.
               - Ничего! – Заверила его супруга. – Меня в самолётах никогда не укачивало. Смотри, чтобы самому хреново не стало!
               Анатолий усмехнулся, но не стал переубеждать драгоценную. Теперь она сидела в передней кабине и с интересом вертела головой по сторонам, пока самолёт выруливал на взлётную полосу. Перед полётом, о котором знали несколько человек, в передней кабине все рукоятки, краны, потребители электроэнергии были выключены, управление всех систем замыкалось на заднюю кабину. Объяснив, что нажимать можно только кнопку СПУ, а держаться – за «палку» между ног, Анатолий собственноручно вставил чеку в заголовник её кресла, отрезав любой путь к спасению. Затем проделал эту же операцию со своим креслом. На недоумённый взгляд техника пояснил:
              - Всё равно не спасёт, рассыплется при катапультировании. Да и случайно может держки кресла потянуть. Так будет надёжнее. А я один обратно не прилечу...
   Жена об этом не знала, конечно. Перед взлётом уточнил:
               - Как себя чувствуешь?
               - Нормально. Ты взлетать думаешь или уже испугался?!
               - Сто двадцатый, взлёт, доразведка погоды, - запросил у РП Четверов.
                - Взлёт разрешаю.
                - Понял.
                Набрав 600 метров, выключил форсаж и развернулся над городом. Самолёт болтало и подбрасывало вверх и вниз на несколько метров, обычное явление для лета. Если на рулении и взлёте Ирина что-то спрашивала, сейчас уже сидела молча.
                - Смотри, наша улица, а вот наш дом, сразу за парком, с плоской крышей, буквой «Г», видишь? – Анатолий объяснял жене любые подробности, чтобы полёт прошёл более интересно и познавательно.
                Чтобы было лучше видно, Четверов создал левый крен градусов под 70 и синхронно дал правую ногу. Самолёт мелко задрожал, накренившись, но продолжал лететь с прежним курсом.
                - А-а! – Взвизгнула Ирина. – Убить хочешь?!
                - Вообще-то нет, городок показываю!
                Взяв курс в сторону пилотажной зоны, Анатолий перевёл самолёт в набор высоты. Через несколько минут занял центр зоны и сказал:
                - Я покажу самую маленькую часть пилотажа. Тебе, наверное, и этого будет достаточно.
                - Отчего же? – С вызовом ответила она. На средней высоте болтанка прекратилась и Ирина осмелела. – Показывай всё!
                - Хорошо. Но ты сама мне это предложила!
                Сначала Анатолий выполнил два виража на форсаже. Если на вертикальных фигурах перегрузка достаточно большая, но кратковременная, то на виражах она хоть и меньше, но постоянная, и с непривычки переносится не очень легко. На втором вираже заметил, жену стало рвать. Толя усмехнулся. Зная, что обратно привезёт полутруп, решил её теперь не жалеть.
                - Сейчас будем выполнять бочки. Вот левая бочка, вот – правая. Ещё раз – левая, теперь – правая. Хочешь сделать бочку сама?
                Ирина не могла говорить, только молча покачала головой. На бочках укачивает сильнее всего. Анатолий однажды укачал так одного курсанта, который утверждал, что его никогда не тошнит, мол, у меня абсолютный вестибулярный аппарат. На одиннадцатой бочке его завтрак оказался в пристёгнутой к лицу кислородной маске.
                Ирину вырвало ещё дважды. Анатолий продолжал экзекуцию:
                - Ну, ладно. Бочки нам не понравились, приступаем к комплексу: переворот – петля - полупетля.
                Ирина отстегнула маску.
                - Нет, одень обратно, без маски нельзя! Если стало плохо, слева, на боковой панели, есть вентиль, возле него надпись: «Кислород». Нашла? Откручивается против часовой стрелки. Открути его на пару оборотов, в маску начнёт поступать чистый кислород под давлением. Тебе станет легче.
                Ирина вытряхнула «содержимое» маски и пристегнула её назад, но головы в поисках вентиля не повернула, пыталась нашарить его рукой. Любой поворот головы доставлял ей серьёзные неудобства.
                - Приступаем к перевороту, - весело доложил Анатолий, набрав на всякий случай высоту 5000 метров. – Смотри, как легко он выполняется: задир, фиксация, ручка влево, доводим до борта, переворачиваем, теперь чуть от себя, немного помогаем ножкой, убираем крен, шарик в центре....
                В процессе выполнения нисходящей части фигуры он внимательно смотрел за Ириной. Если голова безвольно опустится, значит, потеряла сознание. Перегрузка на пилотаже при выполнении вертикальных фигур, если их делать правильно, была около пяти единиц, то есть, вес тела увеличивался в пять раз. При этом кратковременно «закрывались шторки», как шутили курсанты – самопроизвольно опускались веки и лётчик несколько секунд ничего не видел. Так бывало только на первых курсах обучения, потом организм подстраивался под эти нагрузки. Хотя ещё никто в мире не придумал тренировку для век. Наши глаза слабые, организм изначально не создавался Богом под перегрузки. Отдельные курсанты могли превысить даже лётные ограничения, дёргая ручку управления как угодно и когда угодно. Даже Четверов, с его реакцией, и то не всегда успевал вовремя отбить ручку управления самолётом от себя.
                Ирина пока ещё держалась, тупо уставясь в одну точку. По положению её головы Анатолий предположил - она смотрела на полётные часы. Лётчик выполнял фигуру за фигурой и не умолкал ни на секунду, объясняя нюансы как самому тупому курсанту. Заметив, что жену стало трясти, спросил:
                - Ну, что – понравилось? Ещё комплекс пилотажа и домой? Или сразу домой?
                Она сделала неопределённый жест рукой. Расценив его как завершение полётного задания, запросил у РП высоту выхода из зоны и посадку с прямой. РП, знающий о необычном полёте, обеспечил Четверову «зелёную улицу», поставив в зону ожидания несколько самолётов.
                На вопрос: «Как себя чувствуешь?» - Ирина промолчала. «Понятно, - с удовлетворением отметил Анатолий. - Хоть сегодня не будешь издеваться!». При подлёте к аэродрому он, на всякий случай, выполнил ещё пару бочек. После посадки сразу порулил на самую дальнюю стоянку. Выключив двигатель, вылез на крыло и спрыгнул на землю. Техник самолёта уже подставлял стремянку к передней кабине. Отогнав техника, Анатолий сам забрался по стремянке наверх и поднял фонарь. Такую жену он не видел никогда: вся какая-то жёлто-зелёная, весь комбинезон в слизи, остатках пищи, глаза стеклянные, ничего не видящие.
                - С тобой всё в порядке? – Заботливо и даже как-то нежно поинтересовался Анатолий.
                Жена не реагировала. «Ничего, отойдёт! Они живучие!», - подумал он, пряча улыбку.
                - Ну, ладно, я побежал. Через полчаса начинается разбор полётов, нужно успеть. Сегодня был тяжёлый день, как обычно. Ты пока приводи себя в порядок, сейчас подъедет Славик, привезёт запасную одежду и отвезёт домой. И не забудь – вечером идём к ним в гости, потом будет романтический вечер при свечах, сегодня же годовщина нашей свадьбы! Обещаю, буду любить тебя сильно-сильно, долго-долго...