Вы просили нескромной судьбы?

На крыше на старом шифере лежали крылья… Размера 46-го - как раз для маленького человека, проще говоря, ребёнка лет двенадцати… Чуть пыльные, обтрёпанные и желтоватые, словно владелец облетел половину Земли на них… Да что я такое говорю?.. Разве такое возможно?..



- Разум не обменяешь, но счастье-то можно дать? - бубнил один поп, а другой внимал.
- Человеку с глупой головой? Счастье?.. - не поверил первый.
- Счастье и глупому - не помеха! - отмахнулся сивой бородой седой и повыше поп.
Из Хоромного тупика они вышли на Боярскую улицу, и поднялись по двум осыпающимся ступенькам к Непорочной церкви. Её псевдо-соломенные купола и много сизарей на растрескавшемся асфальте, были известны на всю округу… Батюшки осенили себя крестами и размашисто вошли в древний храм, не забыв вытереть ноги о половик у порога.
Они не заметили необычайного явления - серебристых облаков над Москвой, так были увлечены своим разговором.


       УЛИЦА ЦАНДЕРА


И через неделю в храм пророка Илии на три коротких дня спецрейсом из Аделаиды привезли «Иону - Счастье Лучезарное» и пол-Москвы сбежалось просить удачи для себя и собственных детушек.

Удивительно, но к концу первого дня очередь рассосалась - полил страшный дождь, и когда остался всего час, который можно было ещё просить у образа Ионы чего-нибудь хорошего для себя, перед иконой стояли только две бабули в фильдеперсовых чулках…Они попросили себе всего, чего им только грезилось и мерещилось, и пошли, то есть побежали по лужам, как молодые, под одним чёрным зонтом с двумя поломанными спицами.
Шли и смеялись, что, мол, ещё, может быть, кому надо, а не знают люди - ещё пятьдесят шесть минут можно счастья просить сегодня, а нет никого…
- Давай, кого увидим, тому - скажем! - расстались они на перекрёстке и припустили по лужам, каждая к своей панельной пятиэтажке.


       НАТАША


Наташа Тупицына шла домой, проклиная судьбу. В авоське она несла три своих первых детектива.
- Мы такого не печатаем, это ж невозможно читать, женщина! - вернули ей папки в издательстве «Павлин». - И что за названия, а?.. «Я вас прощаю», «Бухты-Барахты», о боже… А вот ещё «Кошачья душонка», там разве про кошек?.. Мы про кошек не печатаем, вы же в серьёзное издательство пришли, а не в «Нэшнл Джиографик», неужели не ясно? - Дама-редактор отмахнулась от пухлых Наташиных папок. - Кто вам посоветовал эти дурацкие названия?..
- Я сама придумала, однажды вечером на кухне, - Наташа пожала плечами и, сложив папки в сумку, спустилась по крутой лестнице на улицу.
С неба капал мелкий дождь, надо было спешить домой, а путь предстоял неблизкий - издательство «Павлин» находилось на самой окраине Москвы. Вдобавок, какой-то болван на чёрном «майбохе» крайне оскорбительно обрызгал её, заехав передним колесом в лужу. Наташа кротко посмотрела вслед вспыхнувшим габаритным огонькам, опустила голову и пошла, обходя вчерашние лужи, к метро.
- Май - несчастливый месяц для меня, - вслух думала она, стремительно переступая в промокших босоножках.
Дождь уже лил вовсю, а Наташа, как всегда забыла зонтик дома.
- На что я ещё надеюсь, сама не пойму, - продолжала рассуждать она, забежав в метро. - Хоть бы кто объяснил, как надо жить, а то ничего у самой не получается!
К своему дому на улице Цандера, Наташа подошла около половины восьмого вечера, не забыв про пельмени и хлеб для семьи. Было Наташе 34 года, и она давно забросила думать о фигуре, не говоря уже про лицо, а чтобы придерживаться своего идеального веса, каковым считала 78 кг - так, вообще не помнила, когда о такой ерунде думала. Наташин вес свободно гулял между 100 и 120 килограммами, как медведь-шатун.
 - Десять туда - десять обратно, - шутил Наташин муж, с удовольствием оглядывая статную супругу.
Да и какая разница?.. Мужчины в семье и так ценили Наташину красоту, независимо от тоннажа. Ведь в придачу ко всем своим маленьким недостаткам и весомым достоинствам, Наташа была замужем за местным водопроводчиком.
Их семейный союз пришёлся в год, когда Наташа с пятью тройками окончила Московский пищевой институт, а возвращаться в родной Таганрог, означало забросить все мечты о творчестве и трудиться пищевым технологом, где-нибудь на фабрике-кухне. Эта чушь с возвратом в Таганрог - к маме, казалась Наташе до того глупой и несвоевременной, что она решительно пошла искать мужа. Да-да, вот так встала и пошла. И далеко ей идти не пришлось: на крутой лестнице общежития Пищевого института, в сакральной темноте она столкнулась с каким-то крупным существом, зацепившись за него двумя пуговицами шёлковой розовой блузки, которая просто рвалась в районе Наташиной груди...
Существо, с оживленным матерком вытащило Наташу на свет Божий у подъезда общежития, и оказалось местным водопроводчиком, которого в институт к пищевикам пригласил деканат для починки неисправного женского туалета на третьем этаже.
- Ой-ой-ой, - сказал водопроводчик, - а я после армии таких, как вы ещё ни разу не встречал!..
- И не встретите, - строго сказала Наташа, отцепляя свои пуговицы от чужого мокрого комбинезона.
- Простите-извините, - вытерев пятерню о грудь, мужчина пригладил светлые кудри на голове. Кудрей было ровно два - справа и слева от розовой лысины по одному кудрю. - Вова! - с радостью представился мужчина, и пояснил, кивнув на общежитие пищевиков. - Сантехник этой богадельни.
- Наташа, - вынуждена была представиться Наташа, и уже через пару месяцев стала носить потомственную фамилию Тупицыных, с которой охотно поделился муж. Девичья её фамилия - Будкина, никак не соответствовала Наташиным любовным стихам, которые публиковались в толстых литературных журналах в те годы.
Нельзя сказать, что с мужем Наташе не повезло - он не пил, скорее ел. Вдобавок, через год с небольшим, у четы Тупицыных родился сын Павлик.
- У меня растёт мальчик, - с достоинством сообщала Наташа, если её спрашивали о детях.


Наташа грустно взглянула на окна своей квартиры и уже собиралась войти в подъезд, когда...
- Наташка, стой! - крикнула ей из форточки соседка бабушка Моркокина. - Твой роман-то ещё не взяли?..
- Пока нет, - покачала головой Наташа. - Нету волосатой руки, вот и не берут, - подумав, добавила она.
- Тогда кидай свои сумки ко мне в окно и беги в церкву! - бабка Моркокина смачно откусила от яблока и махнула огрызком в сторону храма.
- Чевой-то?.. - Наташа опасливо посмотрела на соседку, потом обернулась на храм, стоя по щиколотку в луже, ноги у неё предательски разъезжались.
- Счастья просить! Ещё успеешь!..
- Да? - задумчиво спросила Наташа. - А стоит ли?..
- Да!.. Беги, и не рассуждай смотри, вредно это! - и бабка Моркокина возвела руки к небу.
Глаза у неё подозрительно сияли - то ли от слёз, то ли от недавно выпитой стопки.


       МАКСИМИЛИАН


В тот же вечер.
Хруслов Максимилиан, крупного телосложения, в костюме пятьдесят второго и ботинках сорок шестого размера, вышел из дома, а вслед за ним вышла его древняя хворая бабушка.
- Вот помру, - молвила она, выглядывая из-за широкой спины внука, - как жить-то будешь, внучок?..
- А ты не помирай, бабушка Домна, - нашёлся Максимка, которому исполнилось к тому вечеру тридцать девять полных лет.
- Я бы рада, внучок, - охнула бабушка и протянула ему старый зонт с деревянной лакированной ручкой. - Да вот болею, не выздоравливаю.
- Ну, проживу, как-нибудь, найду дипломат с деньгами и буду жить, - Макс вздохнул и улыбнулся своим находчивым мыслям.
- Семёновна!.. - крикнула с балкона соседка. - Домна Семеновна, слышь?
- Ну, чего орёшь? - бабушка Максимилиана с усилием подняла голову и не сразу нашла глазами лицо соседки. - Чего?
- Сходи в нашу церкву к иконе чудотворной, что ли, и попроси чего тебе там надобно-то…
- Завтра? - переспросила Домна Семёновна.
- Завтра народ набежит, иди сейчас, осталось пятнадцать с половиной минут, - охнула соседка. - Ох!.. Рядом, чай живём, всего дорогу перебежать.
- А зачем бежать-то? - в два голоса переспросили Домна Семёновна и внук.
- Счастья попросишь - и себе и ему, сходите, не пожалеете!.. - соседка вздохнула, махнула рукой и скрылась с глаз.
Бабушка и Максим переглянулись.
- Можать… работы тебе попросим, а? - подумав минуты две, спросила Домна Семёновна.
Максимка молчал, работа санитара скорой психиатрической помощи ему нравилась, особенно последние два года, а вот первые девять лет - нет. Плохая была работа, низкооплачиваемая.
- Не знаю, ба, - пожал плечами Максим. - Поди, не успеем, - покосившись на церковь на углу, осторожно добавил он.
- А ну, пошли! - бабушка Домна завязала платок потуже и рысцой побежала к церкви.
- Может, не пойдём, ба?.. - потянул старуху за кофту Максим уже на пороге церкви. - Боязно чего-то мне.
Домна Семёновна повернулась, глаза её сияли…
- Благодать-то, чувствуешь?.. - спросила она.
Максимилиан прислушался к себе.
- Есть хочу, - определил он своё состояние, и нерешительно переступив порог, улыбнулся…

       
       НАУМ КРАСАВИЦЫН


Наум Красавицын шёл по улице Цандера и оглядывался - везде стояли милицейские патрули при автоматах и свистках, а он безуспешно искал, где бы ему справить малую человеческую нужду. И когда увидал дремучие сиреневые кусты возле чугунной ограды храма, юркнул туда, не задумываясь.
- Где-то в горах Монтаны... - напевал Наум, расстёгивая молнию на шотландской юбке.
 
Открытая настежь дверь православного храма и два клюющих носом бодигарда, привлекли его внимание неслучайно. Тут не было ничего странного - Наумчика всегда тянуло к мужчинам в форме, и даже не лишним будет сказать - его просто тащило к ним со страшной силой.
В кустах было довольно мокро от прошедшего ливня, на небе снова что-то затевалось в смысле урагана, и Наум решил заглянуть в святилище - раз уж оно открыто…
Оправив юбку, развязным прогулочным шагом Красавицын нацелился по ступенькам наверх, но был остановлен двумя репликами.
- Вы, молодой человек, случаем не воровать пришли?
- А храм закрывается через восемь минут, так что всё равно не успеете, - бодигард, на которого положил глаз Наум ещё в кустах сирени, подняв плоское лицо, обидно и пристально взглянул на него.
У Наума сразу же пропало настроение и захотелось плакать - так всегда происходило, когда он мгновенно переставал мечтать о чём-то.
- У меня сегодня тяжёлый день… противный! - не нашёл ничего лучшего для ответа Красавицын и быстро ступил в пределы храма, но внезапно вернулся. - А чего храм-то открыт?.. - фамильярно потупясь, спросил он.
- Там «Иона - Счастье лучезарное»! - ответил бодигард с прыщавым лицом, нелюбезно оттопырив губу в сторону вопрошающего.
- Да вы что!.. Да неужели?! - ахнул Красавицын, хлопнув себя кулачками по накладным грудям. - Икона из Аделаиды?.. Это я, значит, счастья могу попросить или как?..
Бодигарды задумчиво смотрели на разряженного под петуха рыжего коротконогого мужчину, и один из них машинально потянулся рукой к электрошокеру на бедре, пробормотав:
- Или как, петух, или как!..

 
       ПРОСТО АНГЕЛЫ


- Какая она забавная, взгляни-ка, - глядя на Наташу Тупицыну, быстро идущую к храму из темноты, кивнул пожилой ангел с перевязанным крылом, которого все называли Старым.
- Человек привык жить в любой ситуации, - согласился ангел помоложе, внимательно разглядывая весьма полную и рассыпчатую Наташу. - Торопится, а зачем?.. Всё равно ей счастья не достанется, лимит на сегодня исчерпан ещё в 16 часов.
Они тревожно замолчали, глядя на летящую к земле комету.
- Я бы не согласился быть человеком, - вздохнул Старый ангел, поправляя сбившуюся повязку. - Не согласился бы ни за что, а вы?..
Ангелы на крыше храма сидели, свесив ноги.
- Не, не хотим! - помотали головой они. - Мы от людей вообще подальше держимся - не нравятся нам они...
- И мне, - Старый ангел с чпоканьем открыл бутылку колы и сделал пару глотков. - И вообще, с людьми надо поступать по-человечески.
- По-человечески, это как? - Молодой ангел английской булавкой вытаскивал огромную занозу из своей пятки.
  - А не надо им давать много счастья, - пояснил Старый ангел, нюхая колу. - Старая какая-то…
- Почему? - Молодой ангел с интересом рассматривал занозу, которую вытащил.
- Они не привыкли, - у Старого ангела вдруг испортилось настроение.
- Так привыкнут, - Молодой ангел внезапно стал чесаться, пропитанные чёрной пылью крылья топорщились и от них разило потом.
Взглянув на жёлтый циферблат командирских часов, он мучительно зевнул, прикрыв ладошкой рот, и прошептал:
- Немыслимо...
Вдруг над ними со свистом пролетел какой-то огромный снаряд. Ангелы, прикрыв головы руками, наклонились. А на крышу храма опустился звеньевой ангел Z и, отстегнув тяжёлые крылья, уселся поблизости.
- Узнал расписание мужских бань, завтра пойдём? - устало прищурился он.
А к храму в это время по улице бежал, похожий на горячую котлетку человек. Три ангела проводили его бесстрастными взглядами и перекрестились.
- Только вора нам не хватало здесь и сегодня, - ангел Z сердито прищурился. - Вот я его!.. - и похожий на котлетку человек упал навзничь на безнадежно ровном месте.
Поднявшись, он машинально глянул на крышу храма, но кроме прожекторов, ничего не увидел, даже истоптанные сандалии на ногах ангелов были незаметны с земли.


       ВОР


Тот, о ком судачили ангелы, и кого без суда и следствия заклеймили «вором», уже был в храме. Хотя, нет, сперва бодигарды задержали его на пороге и обыскали, а он что-то возбужденно сообщал им, размахивая руками, и охрана, переглянувшись, была вынуждены впустить его в предел.
В храме в те минуты у образа Ионы - Счастье Лучезарное собралось около семи человек… Санчес Енотов, а именно так звали вора, прошел к алтарю и упал на колени перед Ионой и стал молиться, бия челом о хладный пол времён ещё царя Ивана Грозного. Несмотря на то, что Москва после Грозного горела не единожды, храм дважды восстанавливали на том же самом месте, и плиты его были самые, что ни на есть прежние.
Коленопреклонённо застыв, Санчес представлял собой фантом грешника, каким его изображал Рафаэль Санти, в особенности его латинский с горбинкой нос, цвета оливок лицо, очень смуглое по сравнению со среднерусским, и иссиня-чёрные волосы.
Всего час назад он пережил нечто из ряда вон выходящее, и это нечто было столь ужасно, что своим потрясением, данный прожженный субъект был готов поделиться лишь с Ионой Счастьем Лучезарным, но только не с людьми.
Больно упираясь коленями в плиты, он едва слышно шептал и шептал, в подробностях рассказывая святому свою страшную историю, и святой, похоже, его услышал, так, как ближние свечи внезапно все до одной погасли, и служка стал их поспешно зажигать, оглядываясь и крестясь на него.
Сегодня Санчес влез в одну из квартир старинного особнячка в Зачатьевском переулке, где среди офисов жили особо принципиальные пожилые граждане, не желавшие переезжать из центра на окраину Москвы даже за приличные отступные. Санчес любил навещать такие жилища, в них всегда можно было поживиться чем-нибудь весьма ценным.
Сначала он спрятался в одном из туалетов крошечной страховой компании на предпоследнем этаже особняка, а ближе к ночи, открыл окно и по карнизу перелез на балкон квартиры, в которой одиноко жила очень пожилая гражданка, той самой чрезвычайно известной фамилии дворян Мордахиных, коим и принадлежал особняк при царе Горохе.
Перед зданием в палисаднике курили и гоготали охранники, но ловкий, как макака, вор настолько быстро перебрался на балкон нужной ему квартиры, что засечь его передвижения никто не успел.
Санчес уже с минуту сидел на балконе, на коробке из-под бананов, и чутко слушал. Но, похоже, хозяйка квартиры, шестидесятилетняя вдова ювелира - Полиандра Мордахина, как он и ожидал, была в отъезде. И он попробовал отжать балконную дверь. На тихое отжимание ушло почти десять минут и, наконец, Санчес оказался внутри квартиры, изрядно взмокший и взволнованный. Вдохнув терпкий запах герани и спёртого до вони воздуха, Санчес чихнул и вздрогнул, тут же втянув голову в плечи. Однако мёртвая тишина успокоила его.
- Квартиру можно грабить, - пробормотал он, озираясь.
Привычно задёрнув шторы и включив свет в ванной, он огляделся. С улицы его уловка должна была остаться незамеченной, а он и не собирался оставаться здесь больше, чем на полчаса.
Как он и предполагал, квартира оказалась четырёхкомнатной. Санчес мельком заглянул по очереди во все попавшиеся ему двери. В одной из комнат пахло весьма и весьма нехорошо, но Санчес не стал излишне тревожиться - жилища старух редко пахнут гиацинтами, знал он по опыту.
«Может, горшок забыла вынести, старая прохиндейка?.. Впрочем, у каждого человека есть отклонения и грехи, так что невынос горшка - совсем не смертный грех и, в конце концов, многие старики неряшливы» - подумал Санчес и привычно, без лишней суеты, начал открывать шкафы.
Мебель начала прошлого века, изъеденная жуком и много пыли, несколько раз доводили его до истеричного чихания. Улов пока был небольшой, даже совсем маленький был улов, через полчаса грустно констатировал он, роясь в шкатулке со старыми билетами на трамвай.
Засохший картофельный салат на кухонном столе, недоеденный кем-то, возможно самой мадам Мордахиной, навёл Санчеса на тоскливые размышления о грядущем - собственной старости... Ловко пересыпая крупу из банок на стол и в раковину, вор долго искал и всё никак не находил драгоценности и валюту. Лишь в банке с пшеном Санчес обнаружил кой-какую добычу - крупную некрасивую чёрную стекляшку, похожую на необработанный полудрагоценный камень, и тут же закинул её в карман. Мужские запонки и печатка с большим агатом, найденные в банке с мукой, капельку успокоили его.
- Золотые, - удовлетворённо констатировал Санчес, лизнув золото. - Странно, вдова ювелира, а ни одной женской драгоценности, - Санчес зевнул от неудачи, у него даже хрустнуло что-то в челюсти. - Голубушка моя, свет моих очей, Полиандра, что же ты такая бедная?..
Уже все комнаты, за исключением старушечьей спальни были им осмотрены. Пора было уходить от греха подальше, раз жилище оказалось, по сути нищенским, Санчесу, вдобавок, отчего-то вдруг стало жутко.
- А чего ты боишься в пустой квартире?.. - перед последней дверью, спросил он себя.
Свет из ванной давал нужный обзор и Санчес, вдохнув, как можно больше воздуху, заставил себя стремительно войти в не осмотренную ещё комнату.
Вонь в спаленке чувствовалась такая, словно под кроватью был не банальный горшок, а подохшая кошка. Санчес огляделся - ничего подозрительного в комнате, на первый взгляд не было: кое-как прикрытая шёлковым покрывалом кровать, тумбочка с початыми пузырьками и таблетками и закрытый платяной шкаф.
- Ничего тут нет, - как можно громче произнес Санчес. - Ничего… Зачем же проверять, если тут ничего нет?..
Правильные по сути слова, никак не соотносились с последующими его действиями. Первым делом он раскрыл одежный шкаф, посветив фонариком в вещи, но кроме платьев, панталон и, пересыпанных лавандой застиранных простыней, не обнаружил там ровным счётом ничего - ни денег, ни золотых побрякушек, ни увесистой россыпи драгоценных камней.
И какой-то чёрт, не иначе, уже потом осознал он, заставил его с размаху сесть на кровать, чтобы было удобней рыться в прикроватной тумбочке, не нагибаясь…А надо вам сказать, что за всё время нахождения в квартире вдовы Мордахиной - Санчес не нашёл даже гнутой копейки, и не увидал ни одной даже самой мелкой ассигнации государственного банка России. И в ту самую секунду, когда он сел на кровать - воровское счастье показало ему такую большую задницу, что Санчес около недели ничего не мог нормально есть.
Он и в страшном сне не подумал бы срывать покрывало с постели, но вскочив со злополучной кровати, как ошпаренный, зацепился брюками за покрывало и оно само слетело на красные растоптанные туфли старой дамы.
Ах, этот рыбий взгляд покойницы со странным именем Полиандра!.. Санчес сам не помнил, как оказался в ту ночь на улице...
Туфель старой дамы, красный, на шпильке, почему-то запомнился ему больше всего, просто мельтешил в глазах, пока Санчес через три улицы бегом добирался до храма пророка Илии, в котором ставил свечки не первый год, отмаливая бессчётные грехи… Храм к его удивлению оказался открыт, и Санчес верящий в провидение, больше, чем в своё воровское счастье, чудесным образом сумел убедить охранников, чтобы они впустили его в те последние минуты перед закрытием в освящённый предел…
 
       
       ЛУПА


Религиовед Майкопская, уютная женщина в очках и растянутой футболке, без дела слонялась из угла в угол своей небольшой квартирки из двух комнат, когда взгляд её задержался на куполах храма пророка Илии… Взяв лупу, она пристально оглядела все луковки храма до одной, вздохнула и пошла варить кофе, машинально сунув лупу в карман футболки. С такой нужной в хозяйстве вещью, как лупа, религиовед вообще не расставалась. Британский вислоухий кот голубого окраса лежал на подоконнике и смотрел на спину хозяйки, без особого доверия и не мигая… Неделю назад его подвергли кастрации в частной ветеринарной клинике на Николиной горе, и не подумав поинтересоваться, нужно ли это ему, голубому вислоухому британцу?..
Регина Ростиславовна тем временем, прихлёбывая кофе, пеняла коту:
- Вот сегодня счастья хотела попросить у святого Ионы, а ты, мил друг, расцарапал мне запястье, - Религиовед потрясла забинтованной кистью, чуть не пролив чашку кофе на невозмутимую морду кота.
Тот только отодвинулся от греха.
- А могла бы завтра проснуться, в объятьях молодого мужчины, ну вот… как Ксенонов! - Регина Ростиславовна даже вскочила от возбуждения, вспомнив доцента с кафедры университета Натальи Нестеровой, где преподавала религиоведение и историю камасутры. - Маленький такой, подончик, сзади… на гузку похож!.. Но как ловок, плюгавенький! - Кот с хозяйкой глядели друг на дружку, не мигая. - А потом, как ты помнишь, мил друг, начался дождь, и из дома я больше не выходила, - тут Регина Ростиславовна вздохнула с посвистом заклятой курильщицы и, вытащив из кармана лупу, навела её на морду своего зевающего кота. - Ну, ничего-ничего, вот завтра, прямо с утречка забегу и попрошу себе счастья… В смысле - доцента Ксенонова!.. - пообещала она себе, заваливаясь спать.
Под подушкой Регины Ростиславовны лежала лупа.


МОЙ ТОРМОЗНОЙ ПУТЬ


Мелкий клерк Иван Шишов мечтал о жене, которая поможет ему стать большим начальником. Ивану Ильичу Шишову было двадцать девять с половиной лет и мечта, так получилось - не получилась пока.
«Она должна быть скромной дочерью какого-нибудь большого босса… Хорошо бы, невзрачненькая, обязательно - маленькая и пухленькая и, чтобы умела читать… журнал «Космополитен»! И хорошо бы - хроменькая!.. И ноги чтоб были покороче, и зубки покривей, чтобы поменьше на меня, красавца, скалилась!»
Когда утром следующего дня, отпросившись из офиса, где он работал заправщиком картриджей, Иван Ильич отстояв километровую очередь к Ионе, вошёл в храм, то всего этого и попросил, добавив в конце:
«И вдобавок к супруге - любовницу мне, и не простую дылду с задницей, а суперзвезду подиума - девушку экстра-класса!.. И чтоб каждый месяц новую!»
Иван и его знакомый клерк, неторопливо вышли из храма. Лица молодых людей светились улыбками, словно счастье ждало их, переминаясь с ноги на ногу, за ближайшим поворотом.
- Знаешь, у меня такая надежда на эту святую лабуду, - вполголоса признался Ивану знакомый.
- И у меня тоже просто гора с плеч! - кивнул Иван Ильич. - Не жизнь, а какой-то тормозной путь, я тебе скажу последние лет десять… Пусть теперь святой о нас думает!..
Они отметили, что над Москвой уже больше недели сверкают и переливаются серебристые облака, похожие на крылья ангелов.
- Странно, к чему бы?..
- Наверное, циклон, - решили оба.

(из романа "Вы просили нескромной судьбы?", вышел в марте 2008 г. в Эксмо)