Возвращение

Холодный осенний поздний вечер. Он сидел на маленькой кухне древней хрущобы, на окраине Москвы, за стареньким изрезанным столом, при свете тусклой лампочки, угнездившейся под самым коричнево-желтым прокуренным потолком, и, под аккомпанемент пьяного храпа родителей, доносящегося из комнаты, ужинал.

Ужин был чисто офицерский - прямо-таки как из анекдота. На столе перед ним стояла початая бутылка спирта «Royal», заполонившего тогда Москву, в начале 1990-х. Она была пуста наполовину. Натюрморт ужина умело дополнял порезанный на дольки заветрившийся соленый огурец и старенький револьвер системы Наган 1907 года выпуска, отобранный у местных шестнадцатилетних хулиганов по недавнему случаю.

Он вернулся. Вернулся с войны, которую, как оказывается, никто не объявлял. Политики называли ее, краснея как дореволюционные институтки, застуканные на адьюльтере с приятелем подруги, - небольшой вооруженный межнациональный конфликт, в одной из бывших республик СССР. И в такие моменты ему так хотелось поймать их раскормленные морды в перекрестье прицела. Хоть одного, но чтоб тот увидел перед смертью разглядывающий его зрачок ствола, ехидно подмигивающий жертве. Поймать просто так: не по приказу и не из мести за пацанов, что погибли там, в горах или стали инвалидами до конца жизни – обузой для родных и близких людей. Эти сказочки о мстителях хороши только для любителей, не видевших реалий. Однако жаждала его Душа увидеть страх, метания и страстное желание жить в этих уродах. Те же чувства, что охватывали восемнадцатилетних сопляков, попавших по призыву под пули. Чтобы поверить, что политики действительно тоже живые люди, а не марионетки. В общем, просто из экспериментальных целей, так сказать.

Его новая жизнь «на гражданке» дала трещину. Пусть звучит высокопарно, он хотел приносить пользу стране. Но после тяжелой контузии, правосторонний тик рвал тело на две части, одно ухо практически не слышало, «село» зрение. Он знал, чего стоит как спец. Однако врачи считали иначе. Пройдясь по паре медкомиссий в МВД и КГБ, он видел, как они, стыдливо отведя глаза в сторону, говорили, мол, парень, отдохни пару месяцев, а потом приходи. Он их прощал, хотя и знал, что это практически приговор.

В бандиты же подаваться не хотелось, хотя предложения и сыпались как из рога изобилия. Он был разумен, и перспектива карьеры киллера-однодневки не грела его. Была бы семья, может и рискнул, чтоб обеспечить ее на какой-то срок. А так – к чему?

Он вернулся. Но мир стал чужим. Страна стала иной. И этой стране он был не нужен. Это не пугало – это убивало.

И вот Голова сидел и ужинал. Ужинал по-офицерски. Возможно, что в последний раз. Недаром Наган щерился рядом, сведенным в улыбке барабаном, в котором был лишь один патрон. Остальные были высыпаны в ящик старенького письменного стола за ненадобностью, ведь для понимания высшего пожелания Судьбы хватит и одного.

На всякий случай Голова мысленно прощался с теми, кто был ему дорог когда-то, каждой стопкой как вехой очерчивая пройденную дорогу жизни. Но, судя по тому, что степень опьянения не перешла в полнейшее отупение и желание уткнуться мордой в воображаемый салат, количество вех было и не таким уж большим. Что, все-таки не преуменьшало их значимость.

Черный зрачок дула нагана молча следил за каждым его движением.

- Не щурься на меня, - хмельно, уже слегка растягивая слова попросил револьвер Голова. – Скоро будет праздник. И, возможно, на твоей улице.

Но наган лишь продолжал следить за каждым его жестом, каждой поднятой вверх рюмкой. На него можно было только махнуть рукой и позабыть о его присутствии до необходимого момента. Что и было сделано.

Пьяный храп матери и отчима, доносящийся из комнаты внезапно сменился заливистыми руладами в две глотки, что почему-то обозлил Голову, до этого практически не реагировавшего на внешние раздражители. – Вот, блин, - скользнула мысль в затуманенном алкоголем сознании, - портят гады всю сладость момента выбора! И, не к теме, вспыхнула картинка из прошлого – вырезанный блокпост, из-за какого-то, также наверное храпевшего, бойца-срочника.

Воспоминание увлекло, понесло куда-то назад в прошлое. Услужливый мозг стал подсовывать, тасуя словно в калейдоскопе, картинки былого, будто стараясь тем самым если не усыпить, ткнув мордой в стол, то хотя бы заставить отступиться от намеченного на ночь решения. Но Голова почуял этот подвох. – И ты, Брут! – сокрушенно проговорил он в полутемной пустоте кухни. И, не получив ответа, продолжил: - Не дрейфь, пусть Судьба решает! Рок…

Он взял револьвер правой рукой. Наган приятно-хмельно холодил ладонь, пробуждая какие-то внутренние, наработанные инстинкты. Отличная мужская игрушка, нежный зверь, с независимо-пофигистичным характером кошки. Почему именно так всегда рисовались Голове пистолеты и револьверы? Он и сам не знал. Но как-то уже давно для себя он определил, что у них такой характер, в отличие от автомата. Автомат, напротив, был верный пес, типа среднеазиатской овчарки, именно такой же надежный друг.

Голова привычным движением проверил наличие в барабане патрона. Желтый капсюль сверкнул золотой слезинкой, представая на свету. Все было в порядке. Рулеткой закрутился барабан, в сотый, а, может, в тысячный раз совершая подобное движение. Щелк – встал он на место. Щелк – взвел Голова курок левой рукой.

- В путь! – скомандовал сам себе он, приставляя ствол к виску, обрывая и без того затянувшееся прощание. Черепная коробка сразу стала абсолютно пустой и гулкой. Только одна мыслишка мячиком для пинг-понга скакала в ней, рикошетом отлетая от стенок: -А стоило ли возвращаться?

Курок мягко пошел в сторону рукоятки и…

...ЩЕЛК – нагло ухмыльнулся револьвер, садистически наслаждаясь мигом ухода сердца в район пяток. Дзыыыынь! – пулеметной очередью из коридора одновременно с ним ударил старенький, разбитый телефон.
 
Нелегко было возвращаться назад, в реальность. – Вот сука! – то ли револьверу, то ли телефону беззлобно адресовал в полголоса Голова. Но телефон все не умолкал, гремел. Голове пришлось встать, положив револьвер снова рядом с бутылкой, отчего вдруг стало печально: игра в рулетку была бессердечно кем-то испорчена.

Однако телефон явно плевал на такт и прочую интелигенщину: звонок все более напоминал истерику, казалось, что сейчас сбегутся соседи со всего подъезда. Пошатываясь, Голова прошел по темному коридору, сто лет не видевшему ремонта, и снял трубку. – Алло! – практически промычал он.

- Здорово, Серега! – жизнерадостно затараторила трубка голосом троюродного брата Витальки, с которым уже давно не виделись. – Ты где пропадаешь? Я тебе уже полторы недели не могу дозвониться. Слушай, тут батя узнал, что ты снял погоны, так он тебе работу хочет бабловую предложить. Телохранителем при каком-то барыге. Ты как? Подвяжешься?

- Лады! – опешив и даже малость сразу протрезвев, ответил ему Голова.

- Хорошо. Я скажу бате, что ты согласен, - Виталька сразу же снова затараторил, - ты завтра вечером, к шести, к нам приезжай. Вот и пообщаемся. Пока!

Голова вернулся на кухню, тяжело плюхнулся на табурет и закурил. Выкурив половину сигареты, он молча отодвинул от себя револьвер, и налил себе очередную стопку.

 – Ну, c возвращеньицем! – сказал он своему отражению, едва различимому на потрескавшейся от времени стенной плитке. И, невесть почему, заливисто, по-мальчишечьи, хоть и пьяно рассмеялся…