Чёрный ящик оранжевого цвета. Глава 5

Глава 5.

Вечером Крайнов с помощником и штурманом поехали, без всякой определенной цели, в город. Увязался с ними и Силин, который без компании не знал, чем себя занять. Стояла необычная для декабря теплая погода: снег на земле почти растаял, облака рассеялись, и на светло зеленом предзакатном небе появилась ранняя звезда. Город Калинин сохранил все приметы старой российской провинции, – построенные ещё в дореволюционное время, с претензией на классический стиль, дома местной знати и купеческие особняки; мощенные булыжником улицы; река, протекающая через центр года и непременная набережная.

 Сиротливо приткнулся к берегу деревянный дебаркадер, голубая краска на котором облупилась от разрушающего действия времени и непогоды, а над входом, по дуге, светились буквы из электрических лампочек - "Ресторан "РЕКА". Пройти мимо такого заведения у летчиков не получилось – от сырого речного воздуха стало как–то зябко, захотелось в тепло, да и чувство голода напомнило о себе.

Ресторан оказался захудалым: невзрачные коротенькие шторы едва прикрывали маленькие окошки с деревянными переплетами, скатерти не отличались особой чистотой, с дощатого потолка свисали длинные шнуры с блестящими металлическими отражателями для лампочек – так, должно быть, выглядел интерьер трактира в девятнадцатом веке. За дальним столиком курили три женщины,- слабое освещение не позволяло рассмотреть их лица, - но, неточные движения рук и доносившиеся возбужденные голоса выдавали дам – они находились в состоянии сильного опьянения, яростно спорили и пререкались между собой. По этой причине, возможно, офицеры не вызвали любопытства у женской компании; ничем иным столь равнодушное поведение не объяснялось, тем более, что в зале, вообще, не на кого было смотреть и все столики пустовали.

Появилась равнодушная и совершенно бесцветная официантка – положила перед летчиками меню в ледериновом переплете и величественно удалилась. Судя по залу и поведению официантки, меню вряд ли могло содержать что–либо интересное. Так и оказалось. После недолгого обсуждения летчики остановили свой выбор на салате из квашеных овощей, мясном ассорти и жареных цыплятах «табака». В карте вин водка не значилась, пришлось взять бутылку, то ли румынского, то ли венгерского бренди. Импортный напиток не понравился никому, кроме Силина:
- Что вы так уж, самогонки никогда не пили? Мне лично самогон нравится. А это бренди ничем не хуже. Надо ещё взять бутылку.
Не найдя активной поддержки, Силин отправился в буфет, где заказал и прямо у стойки выпил, вероятно, никак не меньше двухсот, а то и поболее грамм. Его сильно развезло и, неожиданно, для всех, в том числе и самого себя, он направился к столику женщин, где требовательно предложил потанцевать с ним.

- Ты что, дядя! Где ты музыку услышал? А потом, было бы тебе лет на двадцать поменьше, так может, с тебя ещё и был бы толк. Тебе внуков пора нянчить, а не на девочек засматриваться.

Опьяневший Силин не снес оскорбления мужского своего достоинства и обозвал «девочек» проститутками и дурами. В ответ ему пришлось услышать множество нелестных высказываний в свой адрес, самое безобидное из которых содержало обвинение в импотенции. Мат звучал такой, что привыкший ко всему капитан оторопел. Офицеры кинулись, было к скандалистам, чтобы увести своего товарища и, как–то уладить конфликт, но опоздали: там уже вмешались официантки, повара и неизвестно откуда появившийся сержант милиции.

 Стоял неимоверный шум, выяснение отношений заняло немало времени, – милиционеру не хотелось связываться с военными, да и симпатий к женщинам, которые были ему, очевидно, хорошо известны, он не испытывал. В конце концов, все немного успокоились, Крайнов пообещал милиционеру принять меры к пьяному капитану и, летчики, расплатившись на ходу с официанткой, поддерживая Силина под руки, покинули зал ресторана.

- Петя, ты чего такой пьяный? Мы ведь почти не пили, - Крайнов принялся увещевать капитана, - а ты умудрился набраться, а главное, нашел, с кем связаться. Веди себя тихо, пока не доберемся до профилактория, а то доложу твоему командиру.

Угроза возымела свое действие, - Силин присмирел, но окончательно не угомонился, - и, пока ехали в трамвае, а затем в автобусе, изливал свое негодование на лейтенантов:
- Это все Зимин с Зайцевым виноваты. Пошли бы, да привели девок за наш столик, обошлось бы без проблем. Я ведь не для себя, я для всех вас старался. Вот, во времена моей молодости женщины передо мной устоять не могли. А вы, тоже мне, молодежь, хуже стариков, ни на что не годитесь.

В номере, кое–как раздевшись и сбросив одежду на пол, Силин упал на кровать и мгновенно захрапел. Лейтенантам спать не хотелось, слушать могучий храп капитана, - тем более, - и они присоединились к остальным офицерам, собравшимся в фойе у телевизора.

Утром съездили на автобусе в столовую. Силина разбудить не удалось – он, вроде, и просыпался, однако соображал плохо, нечленораздельно мычал и прятал голову под подушку. Учитывая неадекватное поведение капитана накануне вечером, решили оставить его в покое и, хотя бы на время, избавиться от занудливых сентенций. После завтрака недолго походили по лесу – с ночи подморозило, под ногами хрустел ледок, сосновый аромат кружил головы. До запланированного майором Заславским культурного мероприятия – экскурсии в музей – оставалось часа два.

В ожидании поездки разошлись по своим комнатам; Зимин и Зайцев улеглись на кровати и занялись чтением газет. Раздалось бурчание проснувшегося Силина:
- Что за офицеры пошли, баб не могут снять. Теперь, вместо того, чтобы похмеляться, газеты читают. Юрка, у меня деньги ещё есть, смотайся за бутылкой.

- Петя, ты извини, пить я не собираюсь и никуда не пойду. Если тебе не терпится, иди сам. Только прежде посмотри на себя в зеркало и, хотя бы, побрейся.
- Ну и молодежь, никакого уважения к старшим. Я сам знаю, когда мне бриться. Не хотите идти, не надо - схожу сам, но вам не налью из принципа. Не по товарищески себя ведете.

Заторможенные движения и не совсем внятная речь капитана свидетельствовали о состоянии глубокого похмелья – это, однако, не помешало ему одеться и отправиться на поиски «лекарства». Возвратился он очень скоро с добычей, – бутылкой «зубровки», - уселся за стол и молча, но демонстративно, хлебанул из горлышка, изобразив всем своим видом неземное блаженство.

- Петя, там же стаканы есть, пей по-человечески.
- А, Зайцев, признайся, завидно стало? Идти было лень, а теперь выпить захотелось? Моя водка, как хочу, так и пью. Из горла потому, что мне так нравится. А ты не проси, не налью.

Силин сделал ещё один приличный глоток и запил водку водой прямо из графина. Через двадцать минут бутылка опустела, а Петя опьянел настолько, что самостоятельно дойти до кровати не смог и упал со стула. С большим трудом офицерам удалось уложить его в постель. Во сне капитан шумно дышал, шлепал губами и пускал пузыри.

 Что–то, однако, беспокоило его: неожиданно он вскочил, разделся до нижнего белья, допил остатки воды из графина. Глаза его ничего не выражали и, казалось, не видели – он сделал несколько неуверенных шагов и ринулся к платяному шкафу. И там, в углу, стал вдруг мочиться в графин. Офицеры, что называется, остолбенели – что-либо делать или говорить было бессмысленно – у Зимина мелькнула мысль, что это началась «белая горячка».

Капитан, однако, дальше стал действовать вполне осмысленно: вышел в коридор и хотел пройти, видимо, в туалет, но нарвался на майора Заславского:
- Силин, вы что, с ума сошли? Здесь женщины дежурят, а вы пьяный, с графином пива, да ещё и в нижнем белье. Марш немедленно в свою комнату! Оденьтесь и приведите себя в порядок!

Командирская выволочка если не отрезвила, то, по крайней мере, напугала капитана – он беспрекословно вернулся в номер, поставил графин за дверь и улегся на кровать. В одурманенном алкоголем подсознании возникло ощущение какого–то непорядка - Силин вскочил, забрал графин с пола и переставил на стол. После этого капитан заснул крепким и, возможно, даже безмятежным сном. Довольно долго стояла тишина, изредка прерываемая легким похрапыванием. И тут Зайцев, задремавший на какое–то время, услышал сквозь сон неразборчивое бормотание:
- … молодежь… баб не могут снять… улетим… потом не куплю…

Как призрак отца Гамлета, босиком и в нательном белье бродил бесцельно по комнате капитан Силин. Смотрел невидящими глазами и иссыхал от недостатка влаги в организме; внезапно, как бы очнувшись, схватил со стола графин и, запрокинув голову, жадно забулькал через горлышко – кадык его содрогался, а соломенного цвета жидкость выплескивалась изо рта и стекала по подбородку. Как моча утоляет жажду, лейтенанты не знали, но то, что она оказывает сильнейшее отрезвляющее действие, они увидели воочию.

Петя вдруг застыл, выпучил глаза, в которых появился какой–то отблеск мысли, и начал отчаянно плеваться. Он, видимо, что–то вспомнил и, с наивностью пьяного, решил схитрить:
- Юра, пойди, поменяй воду – теплая! Ты на меня не обижайся, я это шутил, когда не дал тебе опохмелиться. Я ещё бутылку куплю и тебе налью, а Зимину не дадим – пусть газеты читает.

На Зайцев не поддался на примитивную хитрость:
- Сам наделал, сам и меняй. А насчет бутылки, так не ты, а мы тебе с Зиминым больше не дадим пить – хватит, допился уже, дальше некуда!

И тут Силин протрезвел окончательно – он грохнулся на колени и, вытирая с лица то ли пот, то ли слезы, застонал:
- Ребята, не врите мне, - это, правда, я натворил? Христа ради, не рассказывайте никому, ни здесь, ни в полку. Я сейчас все сделаю, графин вымою, следов даже не останется. Прошу , никому ни слова. Геннадий не расскажет, я ему доверяю, но ты, Зайцев, смотри – если кто–то узнает, то только из-за твоей болтовни. Убью, клянусь.

- Послушай, Магдалена, по-пьянке чего не бывает. Ты сам–то нигде не сболтни. От меня никто об этой истории не узнает – мне и своя, и твоя честь дорога. Но учти, пить тебе надо прекратить немедленно, пока до психушки не докатился. И ещё – хоть ты по званию и по возрасту старше нас, но теперь, раз уж мы живем в одной комнате, делать будешь только то, что мы тебе разрешим. Все понял? Оденься, вымой графин, побрейся и погуляй на воздухе. Нам уже пора ехать с Заславским в музей. Жди нас и никуда не уходи. Мы привезем тебе поесть.

 Силина будто подменили – он добросовестно исполнил все указания Зайцева, о спиртном даже не заикался и всячески старался угодить товарищам. Чувствовал он себя очень неважно, его мутило и болела голова, но, не смотря на это, он пол дня провозился в душе, стирая свои трусы и майки. Выгладил брюки и рубашки, после чего принял душ сам и к вечеру был, как огурчик. По такому случаю ему было позволено поехать вместе с экипажами на ужин, где он изрядно насмешил лейтенантов, взявшись за воспитание Лудикова:

- Вот ты, Лудиков, молодой, а позволяешь себе то пива выпить, то чего покрепче. Только и слышишь от тебя – а не выпить ли нам, а не сходить ли нам в ресторан, а не взять ли нам бутылку. Это тебя до добра не доведет. Лучше вон, как
Хозов, по бабам таскаться, чем пьянствовать. А из-за пьянки можно и карьеру себе испортить, и семью развалить.

- Товарищ капитан, у меня семьи нет. А потом, когда это вы видели меня пьяным? Пива выпить я единственный раз предложил, потому что пить хотелось с похмелья. И я, если выпиваю пятьдесят грамм, так только для того, чтобы поддержать компанию. Все вон каждый день пьют и ничего, а вы на меня набросились.

- Да это я так, для профилактики, чтобы ты не натворил чего. Я теперь вас отвлекать от алкогольной зависимости буду и сюрприз устрою в профилактории.
Силин и в самом деле удивил сюрпризом: всем купил мороженое, не забыв и дежурную профилактория. Но найти её сразу не удалось; исчез куда–то и Хозов, а лишние порции мороженого пришлось съесть самому Силину.

На следующий день, в воскресенье, Крайнов и Зимин занялись прокладкой маршрута на Семипалатинск. Пристроился рядом и Силин со своей полетной картой, штурманской линейкой и чертежными приборами; он вполне пришел в себя, сосредоточился и даже повеселел. В процессе работы даже замурлыкал что–то себе под нос и, закончив расчеты, самодовольно объявил:

- Вот, у меня уже все готово. Когда надо, Силин, в штурманском деле, любому сто очков вперед даст. Пойду, командиру покажу, а то он забыл, наверное, что у него штурман есть. Совсем экипажем перестал командовать.

Зайцев, несмотря на предупреждающее подмигивание Зимина, все же не удержался:
- Петя, ты забыл, что ли? Заславский только вчера командовал - гонял по коридору полуголых любителей пива из своего экипажа. Ты уж его не критикуй, пожалуйста.
- Зайцев, я тебя просил не болтать. Только настроение портить можешь, а проку от тебя никакого. Вот бери пример с Зимина, он настоящий товарищ, у меня сейчас маршрут проверит. Посмотришь, Гена? Так, на всякий случай, – вдруг я где–то ошибся, голова хорошо, а две надежнее. А я у тебя проверю.

Крайнову эта мысль понравилась и летчики, теперь уже сообща, повторно проверили свои выкладки. Время летело незаметно – в назначенный час прибыл автобус и все пошло по обычному распорядку – обед, послеполуденный отдых, ужин.

Ничто не должно было нарушить размеренный режим дня. Но, неожиданно, в профилакторий заявился старший лейтенант Романов:
- Товарищи офицеры, хватит скучать. Вы мои гости, а я вам ещё город не показал. А чем интересен для настоящего летчика незнакомый город? Правильно, злачными местами. В славном городе Калинин таких много, но наиболее примечательное, пожалуй, Дом офицеров. Собирайтесь, мы едем туда прямо сейчас. Заранее предупреждаю – от меня не отрываться, без консультации со мной никаких действий не производить. Наш дом родной размещается в бывшем здании дворянского собрания, но, поскольку дворянство в нашей стране давно ликвидировано как класс, не рассчитывайте встретить там Наташу Ростову или Лизу Калитину: «Вы надменны, нежны и чисты…». Народ там происхождения больше рабоче-крестьянского, но это скорей не минус, а плюс – чем проще нравы, тем нравственнее общество. А женская красота, – это от бога и спорить со мной бесполезно, – разве голливудские звезды сплошь аристократки? Кроме того, среди наших калининских красоток есть и довольно хорошо воспитанные. Так что «вперед друзья, без страха и сомнений, я вам открою все тайны здешних мест»!

Оживился, было, капитан Силин, расширились в радостном ожидании его «мультиковые» глаза, но коварный Зайцев не оставил и слабой надежды на приключения:
- А вас, Петр Викторович, мы попросим остаться в профилактории. Там, куда мы собираемся, женатых мужчин, даже трезвых, ожидает смертельная опасность. Слыхали, о чём старший лейтенант Романов предупреждал, - там нельзя лишнего движения сделать, чтобы не подвергнуть риску свое целомудрие.

К чести Силина, он не стал напрашиваться в компанию и воздержался от комментариев: почесал пятерней затылок и с самым равнодушным видом, на какой только был способен, изрек:
- Да, гулянки - это дело молодое. А мне надо запасной вариант маршрута прикинуть, –вдруг Челябинск не примет, – погода сейчас неустойчивая, как никак декабрь на дворе.

Здание Дома офицеров находилось в центре города, напротив городского парка. Несмотря на свое общественное значение в прошлом, оно не имело никаких архитектурных излишеств и представляло собой большой двухэтажный параллепипед с прямоугольными окнами, на котором стоял ещё один такой же, только одноэтажный и меньших размеров.

На офицеров строительное сооружение не произвело никакого впечатления, а вот то, что творилось возле него, поразило. Уже на дальних подступах к Дому офицеров стояло множество женщин, обращающихся ко всем подряд офицерам с просьбами о приглашении их на танцы. Видимо, из-за этого, с определенной долей иронии, отнес знаток местный жизни Романов офицерское, так сказать, собрание к разряду наиболее известных в городе «злачных мест».

Объяснение тому было самым простым: учитывая подавляющее преобладание женщин в составе городского населения, руководство Дома офицеров установило квоты на допуск к танцам – офицер мог пригласить, то есть привести с собой, только одну женщину. Такой порядок прижился – военный в форме, не имеющий пары, по установившемуся обычаю, обязан был пригласить первую обратившуюся к нему даму. Само собой разумелось, что такое партнерство никого и ни к чему не обязывает. Тем не менее, офицеры охотно оказывали женщинам эту, пустяковую для них, услугу – дорог был повод для знакомства. Некоторые, наиболее услужливые «рыцари», умудрялись провести через контроль не одну, а сразу или поочередно, нескольких женщин.

Не остались в стороне от этого благородного дела и лётчики, а Зайцев, быстро найдя общий язык с офицерами на контроле, провел с собой сразу двух симпатичных девушек. Романов также взял с собой двоих, видимо, знакомых ему девиц – они называли его по имени и, вообще, обращались с ним весьма фамильярно. Зимину досталась высокая, одетая в норковую шубу и обособленно державшаяся женщина средних лет. Она сочла необходимым сразу объясниться и сделала это очень вежливо:

- Ради бога, товарищ старший лейтенант, не подумайте, что я, в моем возрасте, мечтаю встретить юного принца на танцах в Доме офицеров. И не из любви к хореографии я сюда пришла. Просто есть некоторые обстоятельства, из-за которых мне надо быть сегодня здесь. Я вам никаких хлопот больше не доставлю, спасибо.

Девицы Романова тут же его покинул и, оставив верхнюю одежду в раздевалке, бегом помчались на второй этаж, в танцевальный зал. Зайцев никак не хотел отпускать своих девушек и без умолку тараторил им что–то о Дальнем Востоке, полярных сияниях и белых медведях. Чувствовалось, что молоденьким девчонкам нравилось общество лейтенанта, но у них был, по - видимому, и свой интерес – они вертели головами, как бы высматривая кого –то, и слушали Юрия не очень внимательно.

- Всё, заканчивайте, идем в буфет.- Романов принял управление на себя:
-Девушки, а ну-ка, брысь, отстаньте от товарища командира. Когда понадобитесь, я вас приглашу.
- А куда вы нас можете пригласить? Если в буфет, или танцевать, то мы не откажемся и сейчас, правда, Света?
- На сегодня, девочки, ваши полёты не запланированы, так что на этом и расстанемся. Немного повзрослеете, тогда посмотрим.

Девушки, похоже, были не против легкого флирта, но лейтенанты имели иные цели и, оставив случайных знакомых, отправились в буфет. Ничего особо привлекательного здесь обнаружить не удалось: шоколад «Гвардейский», пирожные, лимонад, бутерброды с вареной колбасой и, уже известное, бренди. В очереди к стойке стояли, в основном, женщины, к которым Романов и обратился с пламенной речью. Смысл её заключался в том, что летчикам срочно требуется заправка и только настоящие боевые подруги могут помочь авиаторам, пропустив их вне очереди. Как ни странно, публичное обращение возымело свое действие и, через пять минут, офицеры получили всё, чего желали: бренди в граненых стаканах, лимонад и бутерброды.

Лейтенанты заняли свободные места и, едва успели осушить стаканы, как к ним подошли две очень симпатичные девушки с лимонадом и пирожными:
- Извините, нельзя ли нам присесть за ваш столик?

 Отказать было невозможно, тем более, женщинам такой внешности: брюнетка в зеленом шерстяном костюме лет двадцати, с невероятно тонкой талией, пышной грудью и ясными глазами, и высокая зеленоглазая блондинка, приблизительно такого же возраста, в розовом платье свободного покроя. Подруги держались просто, вели себя естественно, без дешевого кокетства, на знакомство не набивались. Их поведение резко отличалось от манеры общения большинства знакомых Романову женщин, и он хотел, было, предложить познакомиться поближе, но его опередила зеленоглазая блондинка:

- Простите, почему вы меня так пристально рассматриваете? Вам что–то не нравится во мне?

-«Мне не нравится томность ваших скрещенных рук, и спокойная скромность, и стыдливый испуг», - точнее, мне нравится все, о чем я сказал и я нахожу это в вас, и в вашей подруге.
- Первый раз вижу такого странного офицера. Где вы могли прочитать стихи Гумилева? Ведь он не издаётся.
- Вы меня изумили не меньше. Уверен, что девяносто девять процентов присутствующих здесь дам не знают ни одной строчки Пушкина, а не то, чтобы Гумилева. Вы необычная девушка.

«Странный» офицер и «необычная» девушка пустились в рассуждения о поэзии и поэтах; ни Зимин, ни Зайцев не имели представления о предмете их беседы, но тема их заинтересовала. Включилась в разговор и подруга зеленоглазой блондинки – от стихов перешли к обычной легкой болтовне. Как выяснилось, девчата, Оля и Люда, учились на факультете журналистики в московском университете и, сдав зачеты, приехали в родной город на новогодние праздники.

Знакомство продолжилось тем, что летчики взяли в буфете пару плиток шоколада, две бутылки бренди и все вместе отправились для продолжения приятного общения к Ольге домой. Она жила неподалеку, за парком, всего в двух кварталах от Дома офицеров, - родители её работали по контракту в Иране и молодые люди могли чувствовать себя в гостях совершенно свободно.

Ольга достала из холодильника масло, банку рыбных консервов и приличный кусок сырокопченой колбасы. Нашелся и растворимый кофе. Уже после первой рюмки пришло ощущение раскованности и дружеского взаимопонимания, а разговор принял непринужденный характер. Через час все были отчаянно веселы и хором пели хорошо известную старую песню с новыми словами от неизвестного автора - «…небо наш, небо наш родимый дом, первым делом мы испортим самолеты; ну, а девушек? А девушек потом!».

Неожиданно засобирался домой Романов – вдруг вспомнил, что к нему должны приехать гости и, вероятно, они уже где –то на подходе. Он тепло простился с девушками и на прощание им наказал:
- Милые дамы, оставляю своих друзей под вашу ответственность. Они мои гости, район полетов здесь им незнаком, поэтому проявите заботу и гостеприимство, не оставьте их на произвол судьбы. Целую ваши ручки и до встречи. Покидаю вас не навсегда, мы ещё обязательно увидимся.

Оставшиеся налили и выпили ещё по рюмочке, после чего Ольга включила магнитофон и предложила потанцевать:
- У нас ведь сегодня запрограммированы танцы, а «программы партии» надо выполнять. Тем более, что с нами самые образованные кавалеры гарнизонного Дома офицеров.

Ольга взяла за руку Зайцева и притянула к себе, Зимину ничего не оставалось, как пригласить на танец Люду. Музыка расслабляла, алкоголь обострял чувственность, прикосновения рук и тел требовали большей близости, губы искали ласки и отзывались на встречное желание. Вращались бобины магнитной пленки, плыла комната, кружились головы.

- Все, хватит танцев, мы не дети и ходить вокруг да около не будет. Идите в душ, я сейчас дам полотенца. А мы с Людой пока наведем порядок и приготовим постели.
После душа молодые люди, завернувшиеся в махровые простыни вместо халатов, были определены на ночлег: Зайцев в спальне, а Зимин в гостиной на диване. Свет был погашен, и желанное общение с молодыми женщинами продолжилось в постелях.

Люда оказалась застенчивой и не очень искушенной в любви партнершей, но к Геннадию отнеслась с нежностью и хотела очень ему понравиться. Она показалась Зимину одинокой и несчастной, чем–то похожей на котенка, который трется и прижимается к рукам случайно приласкавшего его человека, надеясь обрести своего хозяина, опору и защиту. Хотелось обнять её покрепче, шептать добрые, успокаивающие слова и обещать вечную любовь.

Ночь прошла и, едва только в утреннем сумраке стали видны очертания предметов, всех подняла неугомонная Ольга. Пока мужчины приводили себя в порядок, подруги на скорую руку приготовили бутерброды и кофе, а Ольга успела к тому же и выгладить носки офицеров,– оказывается, еще вчера они были выстираны заботливой хозяйкой и за ночь высохли на батарее отопления.

Договорились встретиться вечером, чтобы провести время в ресторане «Селигер», лучшем, по словам подруг, заведении города. Расстались очень по-семейному, душевно и с поцелуями. По дороге в профилакторий и Зимин, и Зайцев хранили молчание: эйфория сменилась чувством вины и какого - то опустошения. На расспросы любопытного Силина, Зайцев только односложно пробормотал:
- У Романова засиделись и остались ночевать. А ты, Петр Викторович, черт его знает, что подумал, да ещё, небось, и позавидовал.

Силин, добрая душа, не завидовал, а проявил себя, как товарищ, с самой лучшей стороны:
- Я только так, для порядка спросил, где вы были. Я–то знал, что с вами ничего не случится, но все же беспокоился. А вчера командир ваш, Крайнов, несколько раз заходил, интересовался. Тоже, наверное, переживал. Вы сходите к нему, отметьтесь. А потом опохмелитесь. Я вчера для вас по бутылке пива взял, в холодильнике стоят. А сам ни капли не пил, даже не тянуло. Я вообще с этим делом завяжу. Прилетим домой, вот жена удивится. Жалко только, рейтузы не купил.

- Петя, не плачь раньше времени – мы обещали тебе помочь, и поможем. У нас ещё два дня есть, что нибудь придумаем.

Крайнов офицеров ни о чем расспрашивать не стал, но, как всегда, сделал мудрое замечание:
- Вы, ребята, поосторожней. Гена, ты женат, вспомни об этом. А тебе, Юра предстоит когда–нибудь жениться. Так вы хорошенько подумайте, нужны ли вам дешевые приключения, от которых потом всякие неприятности могут быть.

Зайцев не мог кривить душой и сразу «раскололся»:
- Николай Михайлович, вы не беспокойтесь. Женщины очень порядочные, по нашим временам, так просто редкие, скромные и образованные. Мы вас с ними познакомим, давай, Гена? Сегодня вечером в ресторан собираемся, пойдете с нами? А чего вам здесь сидеть? По рюмке выпьем, музыку послушаем, с девушками пообщаемся.
- Нет, ребята, без согласия женщин это неприлично. Я- то не против, но лучше идите сами. И, смотрите, завтра облет аэроплана- больше рюмки не пить. Тебе, Зайцев, и взлетать, и сажать.

 Город Калинин, несомненно, самый необычный из всех старых городов средней полосы России. Расположенный посередине между двумя признанными столицами, –Москвой и Ленинградом, - несмотря на статус областного центра, он остается провинцией, как по архитектуре и благоустройству, так и по укладу жизни и нравам своих обитателей. Кажется, что время обходит его стороной – летят годы, а столетние купеческие особняки и, хранящие былое памятники, все так же отражаются в тихих водах вечной реки, как и много лет назад. И жители, привыкшие к патриархальной тишине, вовсе не скучают по мишурному столичному блеску, не стремятся к непонятным переменам, и отличаются характерными для русской глубинки простодушием и добротой.

Зал ресторана «Селигер», оформленный в стиле современного модерна, выглядел довольно привлекательно: просторный, ярко освещенный и с большими столами на шесть посадочных мест. Летчики со своими дамами сели парами напротив друг друга. Немолодая официантка в накрахмаленном переднике и в домашних тапочках подала меню:

- Выбирайте, пожалуйста, что будете заказывать. Можете довериться мне – я знаю, что вам нужно. Определитесь только с напитками – есть бренди, шампанское, красное грузинское вино «Саперави», белое молдавское «Фетяска».
- Бренди мы не хотим, до сих пор от него изжога, – чуть не в один голос запротестовали подруги, - лучше что-нибудь полегче.
- Вы кушать хотите или просто отдохнуть, поговорить, музыку послушать?
- Мы хотим всего, но в первую очередь покушать. А самое главное, мы хотим доставить удовольствие нашим дамам.

После этой реплики Зайцева официантка говорила уже только с ним:
- Тогда я вот что предлагаю, чтобы было и вкусно, и сытно, и приятно, и не накладно. Нынешние летчики, не хочу никого обидеть, не ахти уж какие деньги получают. У меня самой муж только в прошлом году уволился из армии. Меня зовут Мария Федоровна, я не люблю, когда кричат «Эй, официантка!». Поэтому зовите меня по имени и слушайте: я вам принесу двести грамм водки в графинчике, горячую закуску – жульен куриный, мясо по-крестьянски с грибами, вино красное «Саперави», салат из свежих огурцов, торт ореховый, кофе. Торт маленький, как раз для четверых, но очень вкусный, повар специально в Москву учиться ездил.

Меню приняли без возражений. Роль тамады взяла на себя Ольга:
- Давайте выпьем за Людочку. У неё был тяжелый период, но я не хочу вспоминать плохое. Просто пожелаем ей здоровья, удачи и счастья – она этого заслуживает.
- Не надо, Оля, за меня, лучше ребятам пожелаем удачи – она им точно нужна. Мне всегда летчики нравились, я считала их необычными людьми, которые знают что–то такое, что другим неведомо. И так всегда получалось, что у меня все женихи –в лётной форме. Далеко ходить не надо, – вон лейтенант к нам идет, – это мой поклонник. Как он мне надоел, познакомился со мной два месяца назад и проходу не дает. Даже в Москву приезжал, в университете меня нашел. И откуда он здесь взялся? Как чувствует, где меня можно встретить.

Действительно, едва успели выпить по рюмке водки и приступить к закуске, как к столику подошел молоденький лейтенант в парадной форме с голубыми петлицами и серебряными погонами, видимо совсем недавно закончивший инженерно-техническое училище. Русоволосый, с большими серыми глазами, он вежливо поздоровался и назвал себя:
- Лейтенант Галеев, Фарит. Вы меня извините, можно Люду на минутку?

Зимин вопросительно посмотрел на Людмилу – она, не вставая из-за стола, попыталась объяснить причину появления ещё одного ухажера:
- Гена, извини. Я ему ничем не обязана, но он буквально преследует меня и никак не понимает, что он мне не нужен. Попытаюсь ещё раз объяснить, чтобы он отстал от меня, иначе от него не избавиться.

- Люда, это неправда, - заговорил лейтенант, - я тебя не преследую и в твои дела не вмешиваюсь. Я в тебя влюбился с первого раза и хочу жениться на тебе. Я уже родителям своим написал. И тебе я все разрешаю: делай что хочешь, гуляй, с кем хочешь, только серьезных отношений до свадьбы не заводи.

Эти слова, несмотря на сдержанный тон, которым они были произнесены, вызвали у Людмилы едва сдерживаемое раздражение:
- Вот как, ты мне даже разрешаешь. А кто ты такой, чтобы мне разрешать или запрещать? Я тебе не жена, не невеста и даже не подруга. Или ты думаешь, что если на ком-то решил жениться, так это уже твоя раба? А меня ты спросил?

- Я знаю, что ты не откажешься, когда увидишь, какой у нас дом и сколько всего добра. У нас самая богатая семья в Татарстане.

- Так ты что, хан, что–ли? У тебя, наверное, и гарем есть?

- Ты глупая женщина, не понимаешь своего счастья. Я скоро «Волгу» куплю, на руках тебя носить буду…

- Сколько раз можно говорить, чтобы ты не приставал ко мне. Я тебе ничем не обязана и никакого повода для преследования не давала. Мы с тобой случайно в электричке познакомились, ты и напросился меня до дому проводить. И все. А теперь ты не только покоя мне не даешь, но ещё и требования какие–то предъявляешь. Может у татар и принято ухаживать, не давая проходу девушкам, но здесь тебе не Казань. Все, разговор окончен и больше не подходи ко мне. Иначе мне придется отсюда уйти.

- Не говори мне ничего, я не уйду. Я буду смотреть, чтобы ты себе лишнего не позволяла.

Этого терпеть уже было нельзя. Зимин не на шутку обозлился – мало того, что этот ненормальный, похоже, намеревался испортить так хорошо начавшийся вечер, так ещё неизвестно, какие неприятные последствия могут за этим последовать:

- Товарищ лейтенант, я вам вынужден сделать замечание – вы ведете себя недостойно. Здесь сидят незнакомые офицеры, причем старше вас по званию, а вы позволяете себе приставать к их женщинам. Если вы не понимаете, что военная форма требует соответствующего поведения, то я на это тоже не буду обращать внимания; просто набью тебе, барану, рожу так, что тебя на построении в полку не узнают.

- Нет, вы меня не поняли, я не хочу с вами драться. Я только постою здесь, рядом, а вам мешать не буду. Отдыхайте, пожалуйста.

- Я знаю, чего он хочет. – Зайцеву ситуация казалась не столько нелепой, сколько смешной; он, как всегда, нашел повод для юмора и позвал официантку:
 - Мария Федоровна! Разрешите вам представить – это лейтенант Галеев, он получил приказ стоять здесь на посту, пока мы не закончим ужин и не уйдем. После этого он за нас расплатится.

- Нет! Я платить не буду!

Мария Федоровна сразу разобралась в ситуации:
- Молодой человек, если вы платить не собираетесь, то и стоять здесь не надо. У нас не разрешается мешать нашим гостям. Есть свободные места, пожалуйста, занимайте любое, делайте заказ и наблюдайте тогда в свое удовольствие, за кем хотите. Смотрите, сколько женщин незанятых и как они на вас смотрят, – вы любую осчастливить можете одним своим вниманием.

Для Галеева слово «официантка» имело, видимо, тот же смысл, что и «официальный». А с «официальным», равно как с «казенным» или «главным» - не до шуток. Отказавшись от дальнейших дебатов, он покорно уселся на свободное место рядом с двумя довольно привлекательными молодыми женщинами, которые приняли нового соседа очень приветливо. Мария Федоровна, не дожидаясь заказа, сама принесла и поставила перед лейтенантом графинчик с бренди и жульен в кокотницах.

Таким образом, напряженная обстановка разрядилась и, до закрытия ресторана, ничто больше не мешало влюбленным парам наслаждаться вином, хорошей закуской и музыкой. На время забыл о них и лейтенант Галеев, – не привыкший к спиртному, он быстро наклюкался, пытался невпопад что–то рассказывать своим соседкам по столу и лез к ним с объятиями и поцелуями. Те только смеялись, отмахивались и требовали ещё бренди и шампанского.

Зайцев с Ольгой пошли пешком, а Зимин с Людмилой взяли первое попавшееся такси. Проехали железнодорожный вокзал и долго еще петляли по ухабистой дороге какого–то захолустья, застроенного частными домами. Остановились напротив металлических ворот, окрашенных темной краской. Зимин расплатился и такси, мигнув красными фонариками, исчезло за поворотом. Нигде поблизости свет не горел и только крупные звезды освещали заснеженную улочку, высокие заборы и крыши домов.

- Здесь я и живу, - сказала Людмила, открывая скрипучую калитку, - точнее, не живу, а бываю наездами. У меня мама в этом году умерла, а отец в позапрошлом, - он машинистом работал на железной дороге. Я одна была у родителей, одна и осталась. Хотела дом сдать квартирантам, да никто не хочет здесь жить – кроме водопровода, никаких удобств нет. Печь и то топить дровами надо.

Тем временем поднялись на крыльцо. Ключ врезного замка поворачивался свободно, но дверь, заколдобившая на морозе, не желала поддаваться – потребовалось приложить немало усилий, прежде чем удалось её открыть.
 Две комнаты были обставлены вполне современной стандартной мебелью: стенка, диван, кресла, журнальный столик, торшер и ковры на стенах. В спальне – старинная кровать с металлическими блестящими шишками, домотканые дорожки на крашеном полу, тюлевые занавески на окнах и образа в углу. Везде запах сырости нежилого и давно не отапливаемого помещения.

- Ты садись. Если холодно, то пока шинель не снимай. Я сейчас протоплю печь, это быстро, а потом чаю попьем. Я сюда днем приезжала, все приготовила, пирожные купила.

Люда сбросила каракулевую шубку, накинула старый овчинный тулуп и вышла из дома. Зимин снял шинель и устроился в кресле. Он чувствовал себя последним негодяем – как было можно, будучи женатым человеком и зная наперед, что через два дня придется покинуть Калинин навсегда, завязывать легкомысленные отношения и подавать тем самым какие–то надежды женщине, достойной всяческого уважения. То обстоятельство, что она сама хотела этого сближения, никак не могло служить оправданием – он обязан был ещё при первом знакомстве раскрыться перед ней. Геннадий поймал себя на трусливой мысли, что, с одной стороны, не имел времени для объяснения, – все произошло слишком стремительно, а с другой - он ничего не обещал, и совесть его, в этом смысле, чиста.

 Однако успокоения это не принесло, стало ещё противней на душе, – объяснения было не избежать и из-за этого он должен остаться в этом холодном доме, пить чай с уже любимой, но, по сути, незнакомой женщиной, мучить её своими признаниями и бесстыдными утешениями. Зимину положение казалось безысходным, и он никак не мог настроить себя на тяжелый и унизительный разговор. Но неожиданно, сама Людмила разрешила ещё только намечающуюся размолвку. Она принесла большую стопку дров, ловко уложила их в печь и запалила через поддувало. Заплясал веселый огонек, через несколько минут он превратился в гудящее пламя и от изразцовой поверхности стены пошел теплый дух.

- Ты отчего вдруг заскучал? Разочаровался во мне? Или дом мой не понравилось? Так я тебя здесь жить не заставляю. И, вообще, не думай, что я тебя женить собираюсь. Тем более, что ты, наверняка, уже женат. Не забивай себе голову и себя не казни, – я сама во всем виновата. Что сделано, то сделано, назад ничего не вернуть. Поэтому, пока мы вместе, не надо огорчать друг друга. Сейчас попьем чаю, потом я нагрею воды для умывания, и ляжем спать. Я постель днем постелила. Ты спал когда–нибудь на настоящей перине и пуховых подушках? В такой постели зимой, когда холодно, сон, как в сказке.

 - Люда, я все думал, как тебе лучше сказать, что я женат. Виноват я перед тобой. И в Калинине я оказался случайно. Послезавтра мы улетаем домой.

- Так ты ещё и командированный? Вот это для меня неожиданность. Только может оно и к лучшему – я с женатым тайком встречаться ни за что не стану. У меня опыт какой–никакой есть. Ты у меня второй мужчина, а первым был корреспондент журнала «Журналист» - есть такое издание в Москве. Я там практику проходила, а корреспондент исполнял обязанности заведующего отделом, и помог мой очерк опубликовать. Как водится, первую публикацию в солидном журнале, и первый гонорар надо было обмыть. Отмечать начали в ресторане гостиницы «Северной» всем отделом, а закончили вдвоем в номере на третьем этаже. Он был старше меня почти на двадцать лет, а я – девушка неиспорченная. Но я сама пошла на это – я тогда одна осталась, а он меня, как бы, поддержал и приголубил. Да и пора пришла начинать взрослую жизнь – над моей невинностью уже Ольга подшучивать начала. Мой «возлюбленный» предложил мне стать официальной любовницей – в богемных кругах это принято. Но я даже вообразить себе такое не могла – большего унижения невозможно представить. Да и не понравилась мне тогда постельная любовь. Короче, мы расстались после одной единственной встречи. А с тобой мне хорошо – не знаю, что испытывают другие женщины, а я себя чувствую счастливой и не хочу больше ни о чем думать.

Постель действительно оказалась сказочной – прохладная и мягкая поначалу, она стала жаркой – объятия и поцелуи сменялись несвязными воспоминаниями о прошлой жизни и, уставшие влюбленные, уснули только под утро.

Геннадий проснулся, как по тревоге, – вспомнил, что сегодня облет бомбардировщика и, первая пришедшая в голову мысль, показалась кошмаром - «Проспал!». Зимин вскочил, взглянул на часы и успокоился - было начало седьмого. Быстро оделся, вытащил из бумажника деньги и положил их на стол. Наклонился и поцеловал Людмилу. Она проснулась и, не открывая глаз, сонным голосом спросила:

- Ещё рано, ты куда собрался?

- Людочка, милая, мне пора, я опаздываю. Прости меня и спасибо тебе. Прощай. Там на столе деньги, не думай ничего плохого, это не плата. Я хочу хоть чем–то тебе немного помочь. Ещё раз прости.

- Ты, что, с ума сошел? Мы обо всем с тобой договорились, расстанемся и все – никто и ничего друг другу не должен. Подожди, я сейчас оденусь и провожу тебя. Боже, как мне не повезло, как теперь, после всего, одной оставаться?

Она уже не могла сдержать слез. Зимин целовал мокрые щеки, от печали и жалости щемило сердце, и он еле выдавил из себя:

- Не надо меня провожать, лучше сразу расстаться и всё.

- Хорошо, иди и никогда обо мне никому не рассказывай. Вспоминай иногда. А я, тебя, наверное, всегда буду помнить.

Геннадий успел вовремя, а Зайцев на завтрак опоздал и явился прямо на аэродром. Крайнов был очень недоволен и на приветствие своего помощника только буркнул:

- Ты, Зайцев, меня до инфаркта довести, наверное, хочешь. Своего решения не отменяю: и взлетать и сажать самостоятельно будешь, но разговаривать с тобой сейчас не хочу.