Спасите Наши Души

        Спасите Наши Души


(SOS - сигнал бедствия "---… три длинных и три коротких" подаётся между 15ой и 18ой, 45ой и 48ой минутой каждого часа, в экстренных случаях в любое время – особенно когда страдает душа)


В палате неврологического отделения специальной районной больницы ровно в девять часов утра лечащий врач не просто застыл на месте, а отчаянно остановился. Он прекрасно знал свой контингент, но всё равно, тревожный холодок пробежал у него между крыльев, извините, между лопаток. Впрочем, этот самый холодок пробегал у него каждый раз, когда он находился в палате. Пробегал  оттого, что больные каждый раз грузили доктора по полной программе, как говорится, по самую ватерлинию.

- Нус-с, как мы себя чувствуем, Сидор Степанович? – осторожно присев на край больничной кровати потёр доктор руками.
- Да вот дохтор, воздуху набираю, а выдыхать - не быть, а тут ещё сволочь какая-то, снова съела мои таблетки… - жалобно посмотрел больной на врача. - Доктор, какая-то сволочь всё время кушает мои таблетки,   я  хочу её выследить и набить ей морду за это дело.
- Хм… Извините меня, пожалуйста, Сидор Степанович, а кому  собственно…  – ей? – закашлялся  доктор.
- Как кому? Ей, конечно же, сволочи... Неужели вы не понимаете, доктор…? - удивлённо посмотрел больной на врача.
- Ах да, извините, пожалуйста…
- Морду ей раскроить непременно вдоль и напополам, чтобы она больше ни жрала таблетки трудового пролетариата, да ещё и больного! – в гневе сжал кулаки пациент.
- Ну… успокойтесь, пожалуйста, дорогой, всё будет у нас хо-ро-шо… - потрогал пульс врач.
Нет, он трогал пульс не больному, он трогал себе.
- Да не волнуйтесь вы так, мы вам для успокоения обязательно клизьмочку сделаем… - ласково протянул врач опешившему больному.
- Я эту суку обязательно выслежу и обязательно набью морду с выворотом, и непременно по пролетарски, по рабоче-крестьянски, чтобы её после отправили на второй этаж в хирургию! – от гнева начало трясти больного вместе с кроватью.
- Больной, успокойтесь, пожалуйста, и скажите, почему вы всё время берёте таблетки в контейнере с другой стороны своей фамилии, в то время, когда их нужно брать… с этой? С другой стороны лежат уже не ваши таблетки… Там контейнер с другой фамилией, где чужое лекарство. Почему у вас так получается, Сидор Степанович…?
- Так! Не так!!! Получается! Не получается… Да и вообще, я не Сидор Степанович!!! Не Сидор Степанович вовсе! А Сидор Степанович лежит на соседней кровати!!! Вот ему клизму и ставьте, а после ещё и скипидаром намажьте, а то он на ноги жалуется, говорит, они у него затекают, а так глядишь, и пройдут, сбегает несколько раз в туалет на тот конец коридора и сразу же выздоровит…
- О Господи! Вы уж извините меня, что я обознался, закрутился  с делами – стал вежливо изъяснять доктор.

Сидор Степанович стонал на соседней кровати и упрощенно крестился, водя пальцем вокруг носа по часовой стрелке,  выпрашивая у господа лишних дней.
- Господи, дай мне грешному отсрочку от армии, тьфу ты, попутала меня нечисть - от смерти… Мы как-то внука спасали от армии  – поправился больной. - В гости  к тебе я успею,  не бывает к тебе опозданий… Услышь меня Всевышний – продолжал крутить пальцем вокруг носа теперь уже в разные стороны Фёдор Степанович. - SOS господи, SOS, услышь ты мою душу грешную…? – с надеждой посмотрел он на одинокую лампочку, приютившуюся под высоким потолком больничной палаты.
- Тук… тук… тук… та, та, та – три длинных, три коротких отбивал он ложкой о дужку кровати очевидно для того, чтобы его сигналы бедствия быстрей доходили до Бога.

Сидор Степанович был сложный больной, врачи никак не могли поставить ему диагноз. Он всегда ставил то, что должно было лежать, а ещё внутри у него постоянно тикали часы  всё время в обратную сторону. Он был нагружен тяжелыми мыслями потустороннего мира, от чего ужас его резал всё больше, а горячее воображение  брало верх над всеми способностями его заскорузлой души.

- Нус-с, что скажете Сидор Степанович? – весело улыбнулся врач. - Тэк-с… Одну минуточку, ща мы посмотрим, вы Сидор Степанович… или не Сидор Степанович…? – наклонился врач к больному снимая очки. - Тэк-с… Кажись всё у нас сошлось… Вы есть Сидор Степанович, а то у меня тут с вашим соседом обознатушки получились. Клизмочку будем делать для успокоения души-с…?  Или как…? – ещё ближе приблизился  доктор.
- Неееееет!!! – вдруг дико заорал Сидор Степанович, высоко подпрыгнув в кровати. - Не надо… Не виноватый я! Я всё расскажу, как я клизмы боюсь …

Если по правде, то клизму Сидор Степанович ненавидел больше всего на свете, его от одного этого слова сразу же начинало коробить и переворачивать. Может быть, кто и любил, когда ему делают клизму для успокоения души, а вот Сидор Степанович к таковым, знаете ли, как-то не относился, он всегда болезненно принимал только одну мысль о такой процедуре.
- Что это с вами больной, какой-то вы нервенный… Наверное, без клизмочки сегодня мы с вами не обойдёмся…?
- Неееееет!!! – второй раз заорал пациент. - Господи! Скажи мне, ну на кого в жизни можно серьёзно надеяться, а? Правильно, на себя, на себя и только себя самого и любимого, по причине совсем никому ненужности. Разлетелись все мои спутники жизни, посходили с орбиты. Прости Господи душу мою грешную… Какой ужас! Говорят, что лучше ужасный конец, чем ужас совсем без конца…

Врач отпрыгнул и стал заверять Сидора Степановича, что сегодня клизму ему делать не будут ни в коем случае.
- Дело в том, как показывает вскрытие… всё это нервы-нервищи, всё из-за них проклятых… а, в общем-то, вы правы, к смерти готовятся люди при жизни… - запустил врач «торпеду».
Торпеда прошлась по умам больных, как ему показалось удачно, она потихонечку начала действовать, провоцируя мысли несчастных на что-то страшное и потустороннее.

- Привезли на базу растворимый кофе, растворимый кофе – растворился сразу…! - неожиданно раздалось за спиной у врача.
- Да заткнись ты там со своим этим кофем! – зашикали на певца больные со всех сторон. - Задолбал всех со своей базой! И ещё храпом! Всю ночь храпит как ломовой конь на работе и нам спать не даёт. Скажите, доктор, есть ли у вас какое-нибудь средство от этой напасти, а то ни днем, ни ночью от этого храпуна нет никакого покоя. И так нервы у всех ни к черту, а тут ещё этот гад изгаляется.

- Есть!  - поднял врач указательный палец. - Выход есть…! Ваша задача… - обвёл пальцем он  присутствующих – уснуть раньше храпуна, спать крепко и ни в коем случае не просыпаться до самого до утра. А про базу и кофе ничего не слушать, пусть он про неё поёт хоть каждые двадцать минут!
- Да он про неё поёт каждые десять минут, и мы все уже на грани того, что нас всех отсюда скоро увезут в психушку! Он гад этого, наверное и добивается… - дружно загудели больные.
- Как вас увезут в психушку, когда вы… уже лежите в психушке…? – пожал доктор плечами.

- Нет, ему надо обязательно раскроить морду и нос свернуть набок по-пролетарски с широченным таким размахом,  чтобы его отсюда перевели в хирургию! – сделал предложение сосед Сидора Степановича.

- Тихо вы, идиоты! – командным голосом осадил всех Сидор Степанович на правах старосты палаты.
В этом праве, праве старосты у него было два серьёзных преимущества, он был самый старый и лежал дольше всех.
- Как странно устроен человек, он всё время думает, что доживёт когда-нибудь до какого-нибудь рубежа, а дальше ему будет хорошо, но рубеж этот всё время отодвигается, наступает старость и тут человек начинает понимать, что хорошо ему - уже было! Вам понятно…? – разъяснил больным суть жизни Сидор Степанович.
Тут на секунду в воздухе повисла мёртвая тишина.
- Понятно! - хором сказали больные, хотя на самом деле им было - совершенно ничего не понятно…

-  Доктор, мне плохо! – раздался голос с кровати, что у окна. - Меня всё время мучают эти самые, выстрелы… из далёкого прошлого… Они всё время бьют крупным калибром из гаубицы. Наверное, моя жизнь повернула не в то русло и пошла совсем не в той колее. И всё из-за этих проклятых огурцов. Моя жена тогда солила огурцы и решила  добавить таблеточку аспирина, но перепутала аспирин с левомецитином и получилась та-ка-аааа-я гадость, от которой меня до сих пор воротит! А я её за это убил! А она мне до сих пор снится – зараза, от чего мне на душе становится дико неловко, ведь я ей отдал столько кусочков  души. А она меня каждый раз за всякие мелочи - колдынь, колдынь, колдынь, колдынь… И всё это стреляет и стреляет из прошлого… А потом я чуть не погиб в неравном браке: - Доктор, в неравных браках с большой разницей в возрасте есть свои плюсы - он никогда не увидит её старой, а она его молодым. И ещё там нет этих, неосторожных движений, как в молодости, одно, как говорится, необдуманное движение,  и вы стали отцом. Док, я, наверное, скоро умру, и обо мне забудут ровно на второй день.
- Ууууууу… мил человек, а ты хотел, чтобы о тебе вспоминали…? – возмутившись от удивления, тяжело вздохнул Сидор Степанович.
- Я бы тоже хотел, чтобы обо мне помнили,  много бы я за это отдал…
Да… Сидор Степанович был бриллиант первейшей величины в огромной короне алмазов - и этим было всё сказано.

А у другого окна лежал тихий больной, который всего боялся и никуда не годился, а ещё он всё время буробился на кровати. Боялся  даже шума листьев колеблемых ветром, и не годился совсем никуда, ни в солдаты не в матросы не подмазывать колёса.
Врач подошел к больному, тот судорожно вздрогнул.
- Ну, что – боишься…?
- Боюсь…
- Ну что ж… бойся, бойся… Это тебе полезно.
- А теперь приготовьтесь, поднимайте к верху руки и ноги - сейчас вам всем будут ставить капельницу. Кто хорошо себя ведёт – тонкой и острой иголкой, а кто недоволен отечественной медициной,  тупой и толстой. После капельницы вы все будете здоровы, как кони, у всех будет давление 120х80 и вас сразу же, можно будет зачислить в отряд космонавтов и отправлять в космос на орбиту, на Марс и вокруг Луны. Понятно…? – переспросил врач.
- Понятно, в разнобой закивали больные, хотя им опять было - совершенно ничего не понятно.

В палате опять наступила мёртвая тишина,  каждый погрузился в свои размышления. Доктор сидел, положа руку на ногу. Он думал о том, что он тоже по-своему движет историю, мироточит её как все и так же бодается с жизнью. Потом он вдруг стал ощущать, что он страшен и всё то, к чему прикасается - становится смертельным. У него появились крылья, но крылья ему мешали и он не знал куда их девать, ему хотелось их распустить, расправить, выпорхнуть из этой больницы и полететь высоко, высоко над землёй… Но он этого сделать  не мог, не потому, что не мог полететь, а потому, что на окнах палаты были - решетки. Доктор сел, обнял голову руками и тихо заплакал. Нет, он плакал не оттого, что стояли решетки, а потому, что он ничего не мог сделать для несчастных больных. Он знал, что их тела принадлежит Богу, а души только ему одному – доктору жизни. Осознание того, что вместо крыльев могут быть руки – его просто пугало и выбивало из настоящего.

+ + +

Тут двери в палату тихонько открылись, и на пороге возник настоящий лечащий врач с двумя санитарами и девушкой практиканткой.
- Ой, смотрите, а здесь уже есть один доктор… - весело прощебетала практикантка, подойдя к новому доктору. - Скажите, с какого вы отделения…? – но её вопрос затих без ответа. Вместо ответа у доктора лишь бешено завращались глаза. 
- Валентина! Смотри  у меня, в докторах не запутайся – властным голосом предостерёг девушку врач, с которым она зашла. Потом врач, молча кивнул санитарам, и те принялись стаскивать в другого врача белый халат, пытаясь надеть на него усмирительную рубашку и заломить руки за спину.
- Не смейте, вы мне поломаете крылья! – ещё долго просил всех несчастный, и этот крик эхом летел по всему коридору.
- Сколько можно говорить сёстрам чтобы нигде не оставляли халаты, а то он два раза в них чуть из клиники не ушел, и теперь как найдёт, так начинает больным голову морочить выдавая себя за лечащего врача с крыльями! И надпись эту закрасьте с обратной стороны двери "неврология", и только чем они её написали, и какая тут к чертовой матери неврология…?! – уже ближе к раздражению произнёс настоящий лечащий врач.

Лечащий врач, два санитара и молодая практикантка уходили по длинному коридору.
- Вениамин Семёнович – обратилась практикантка к врачу. - Скажите, неужели ничего нельзя сделать с этими несчастными…? А? – рядом с врачом семенила она. - Мне их так жалко, ну очень…
- Нельзя… - на ходу озабоченно бросил врач.
- Почему…?
- Они безнадёжные… Точнее, не они, а их души. Они не живут в реальном мире и времени. Увы, медицина пока здесь бессильна, шанс, правда, есть, но очень уж маленький…
- Господи, услышь меня и спаси души этих несчастных, раз медицина пока бессильна… - продолжала рядом с врачом семенить практикантка, а потом все свернули за угол, длинного, словно жизнь коридора.

А там, за решеткой, что была вместо занавесок на окнах, текла настоящая жизнь со своими проблемами, но те проблемы, что были в больнице, простые люди просто не замечали…

Андрей Днепровский – Безбашенный.

(A.Dnepr)

                20 августа 2006г