Первое паломничество 1979 год 1

ЭТАП ПОДГОТОВКИ

24 июля
вторник

Только что закончил работу в пионерлагере. 27-го числа должен получить деньги и может в тот же или на следующий день отбыть в дальние края. Льют и льют ужасные дожди. Всем рассказываю о том солнечном дожде, который будет лить на нас с Толиком в Азии. А пока что надо готовить экипировку, ездить в троллейбусах с отяжелевшими от наваливающегося сна веками. Мама подготовила для меня палатку, пришив к нижним створкам молнии, которые должны предохранить нас от проникновения и укусов ужасных азиатских насекомых. Съездил сегодня в город, подстригся, купил спиртовые таблетки, котелок, ручку, которой сейчас пишу, зашел к зубному врачу, который констатировал и гарантировал здоровье моих зубов в течение двух месяцев НАВЕРНЯКА...
Итак, еще пару дней в дождливом Таллине, а затем многодневный поход в жаркие страны.
Встретился с Толиком в 18.30 у него дома. Обсудили кое-какие детали. Поехал в Ранна-Мыйза на велосипеде, собрал оставшиеся там вещи, которые уместились в два мешочка. Магнитофон и радиоприемник взвалил на багажник. Трогательно попрощался с Натальей и поехал, изредка вихляя передним колесом, когда на багажнике смещался центр тяжести моей поклажи. Дома поел, и вот теперь жду завтрешнего дня. А завтра сороковой день папиной кончины.

25 июля
среда
Сороковой день папиной кончины начался как нельзя буднично. Я встал позже обычного в 8.00, сделал зарядку, а потом поехал с мамой в город. Она по своим делам, я – по своим. Купил подарок Натальиной маме (сборник современных стихов и рисунков на английском языке „Australians Aware”. На обложке очень сильная композиция из трех лежащих обнаженных женщин. Не знаю, придется ли ей по вкусу этот модернизм, но две работы там настоящие щедевры.
Купил также целлофановый плащ. Оказалось зря, так как дома уже было таких три штуки. Купил журнал «Новое слово» за 1911 год. Купил фотоаппарат «Смена-8М» и немецкую цветную пленку, на которую мечтаю отснять ГОРЫ. При переходе у кинотеатра через дорогу поймал меня патруль, зафиксировал все данные, а у меня в пакете таял холодец... Они-то этого не понимали и заполняли все новые и новые графы в своем мерзком протоколе. Теперь надо ждать маму и гостей. Опять будут гнать телеги о папе, а он этого не любил...
В 16.30 на кладбище. Второй раз вижу папино место. Скоро он превратится в труху-гниль-чернозем... Как гнусно слушать эти наигранные монологи (диалоги), которые обращены в никуда, в толщу песка, к гниющему гробу. На могилке цветы. Цветы поливает мелкий дождь. У изголовья воткнуты три хозяйственные свечи, в ногах одна. Мама зажгла две в изголовье, средняя никак не хотела зажигаться. Все шипела и трещала. Я сказал: «Не надо. Видишь, сама противится.» Мама, молча тратя спичку за спичкой, продолжала зажигать. Настойчиво, словно от этого зависила вся ее дальнейшая судьба. Наконец свеча нехотя разгорелась, громко и гневно треща. Мама выпрямилась с победным видом, а я содрогнулся. Появились родственники, и начались монологи: «Пусть земля тебе будет пухом, Борис Дмитриевич...», «Выпей, закуси, Борис Дмитриевич!»- и поставили на разворошенный песок стопку с водкой и бутерброд с ветчиной. – «Ты любил выпить и закусить...» Я выпил лимонаду, закусил огурцом и бутербродами, поглядел по сторонам: не витает ли где в эфире ЕГО эго? Нет, не витало. Или может быть я его не разглядел. Перед тем, как покинуть кладбище, опять начались монологи. Потом поехали к нам домой.
У нас масса умных людей. Разговоры о жизни, о недостатках, о Хрущеве и об Америке, о зарплате и о промышленности. О папе разговоров нет, и я рад, потому что все равно они его не понимали и не понимают, недолюбливали по-моему его, да и после смерти как-то бояться: говорят с почтением, с похвалой, но мало и неумело, может быть про себя его проклиная. И пусть молчат. Он-то ругал их на чем свет стоит, открыто, в лицо, наклейку с размаху на лоб каждому клеил: ДУРАК! И тот соглашался, признавал это и робел, потому что отец был прав. «Народ – не дурак!»- говорят они. Народ может и не дурак, но каждый из вас в отдельности все равно дурак. И не надо путать народную мудрость с мудростью человеческой.

26 июля
четверг
Все также идет подготовка к дальним странствиям. Настроение приподнятое, дух крепок. Не знаю, насколько крепка будет у меня нога. Сегодня до конца расписал маршрут путешествия – несколько тысяч километров!
Мама купила мне сегодня спальник. Теперь рюкзак будет тяжелее и объемнее, но спальник в горах – дело не лишнее. Приготовил фотопленки: 2 черно-белые и одна цветная. Цветных в продаже нет, аж зло берет. Но есть надежда на Москву и на провинциальные города – может там есть?
К 20.00 я был приглашен на именины. Приятно смотреть на счастливых людей. Диана Ивановна была сегодня счастлива. Она растроганно рассказывала о том, как ее поздравляли на работе, суетилась, демонстрировала гостям подарки. Собралось достаточно много гостей. Все солидные люди. Разговоры светские. Была даже посланница из Алжира с мужем. Рассказывала о том, что арабы сплошь скоты, о том, что условия жизни там ужасающие, и о многих других интересных вещах. Какая-то переводчица упорно читала подаренные мной австралийские стихи, потом обратилась ко мне: «Вы можете говорить по-английски?» «Да, вообще-то...» - ответил я. Но этого было вполне достаточно: «Lets speak then. What do you think about modern arts?» И завязалась беседа, которую в общем-то вела она, соблюдая чисто британский пронанс и грамматические правила. Я лишь изредка вставлял что-то типа «Yes...» или «Yeee...» и еще кое-какие реплики на штатовский манер.

27 июля
пятница
Это был запланированный день отъезда. Но Анатолий где-то прослышал, что все путешествия, которые начинались в пятницу, кончались неудачно. Да и суббота, 28-ое число, нам больше подходила, так как в воскресенье мы собирались быть в Москве, а в понедельник стартовать на Каширском шоссе. Но это в том случае, если нам завтра удастся поменять билет, а то придется отбыть лишь 29-го.
Сегодня самый сумасшедший день подготовки. С раннего утра поехал в лагерь за своей и за Натальиной получкой. Приехал, но начальства не обнаружил. Решил ждать. Ожидание продлилось в общей сложности 8 часов. За это время успел позагорать. На мне были солидные австрийские плавки. В них я и загорал на площади «Дружбы». Начальница с деньгами приехала около половины шестого. Получив деньги, я приехал домой и засуетился с поклажей. Подклеил ботинки, упаковал лекарства и наточил нож. Мама залатала мне штаны и шорты. Я засовывал в рюкзак все новые и новые вещи, и все они были нужны. Потом взгромоздил рюкзак себе на плечи, и весь мой поход с этим монстром на плечах показался мне делом совершенно нереальным. Я подумал тогда: а не поехать ли мне в горы с простой чрезплечной сумкой, маленькой и главное легкой (!!!), но потом решил всё-таки ехать в горы с этой скалой на плечах. Мама сшила мешочек для котелка. Я засунул в рюкзак еще и удочку, и нитку с иголкой. После этого, относительно успокоившись, пошел в принимать ванну.
Сейчас 00 часов 15 минут. Надо спать.