Жертвы

-----------------------
Светлой памяти Юрия Владимировича Телюка посвящается
-----------------------

Я не люблю спать. Всячески стараюсь оттянуть момент, измучить себя, чтоб погрузится сразу в мертвую бездну без снов, из которой вновь вернет меня к жизни будильник.

У этого есть причина. Мне снился один и тот же сон. Он преследовал меня вот уже который месяц, при любой усталости все равно вторгался в мою жизнь, возвращая к одному и тому же. Он не впускал меня в новый день без этой жертвы. Так было до позавчерашней ночи…

…Позавчера мне, как и прежде, снился сумерк тарханкутского грота, посреди которого в пробившейся сквозь трещину желтой яркой полосе солнечного света, на таком же желтом песке застыл я. Но в гроте я опять был не один. Из сумерка снова выступали разновозрастные полуразложившиеся мертвяки, когда-то, еще в их жизни, уже встречавшиеся со мной. Они окружают плотным кольцом, протягивая ко мне свои сине-бурые пальцы, в свисающих лоскутах облезшей кожи. Их монотонный хор по-прежнему вещал речитативом: «Тебе пора сдохнуть!», все сильнее сужая вокруг меня кольцо. Каждый из них, от малолетних детей до глубоких старцев, пытался схватить меня за руки, голову, ноги.

Я опять улыбчиво-злобно оскаливаюсь, глядя на них. Я люблю врагов. Столкновение с ними наполняет мое тело дополнительной энергией, заставляя каждый мускул работать в несколько раз быстрее, мозг – в немыслимое количество раз ускореннее решать сложные задачи, добиваясь лишь одной цели – моей победы! Иного я никогда не приемлил, и не приемлю сейчас. Иная жизнь скучна, пресна.

В этот раз в моих руках был вакидзаси*. В прошлый – ятаган**, в позапрошлый – кхопеш***. Если повспоминать, то за время снов в моих руках перебывало практически все известное мне холодное оружие мира. Некоторое по два, а то и по три раза.

Я начинаю работать. Сразу в трех направлениях веду бой: рублю мечом, бью ногой и кулаком правой руки каждого из покойников, что попадает в сферу досягаемости, после выпадов меняя тактику, временами используя и четвертый удар – головой, с хрустом вминая в череп первого попавшегося мертвяка его же переносицу. Брезгливость от попадающего на кожу щек гноя и близкая вонь разлагающих ходячих трупов давно уже не трогают меня. Еще с со времени знакомства с настоящими. Обрубаю эти руки и ручонки, наслаждаюсь той, вновь появившейся покорностью каждого миллиметра мышц моего организма, и сам снова чувствую себя прежним, созданным государством и собой лишь для боя. И этим я злобно-счастлив. Рублюсь до изнеможения, зная, что в своей ярости ко мне снова приближается миг, когда сердце не выдержит бешеного ритма этой рубки, и я просто умру от его разрыва. Но в такой момент, подобная мысль мелькает где-то серой пеленой на отдалении, и абсолютно не трогает меня.

Повторно убитые мной мертвяки сразу распадаются в прах, который уносится ветерком назад в сумерки, где, как феникс из пепла, они опять возрождаются, чтобы снова напасть на меня. И битва становится замкнутым кругом – без конца.

Но я не сдаюсь. Бьюсь как проклятый. Смеюсь, как гиена, и рычу, как пес. Мне нечего терять, потому что в сознании так и крутится мысль о победе ради жизни. Внезапный удар молнии в поясничную часть позвоночника достает как раз в момент апогея. Впрочем, как всегда. Я падаю на ставшие в миг непослушными колени, но продолжаю свою работу. Вакидзаси в моих руках четко очерчивает опасную для нападавших зону, которая их совсем не смущает. Настырность их тяги вцепиться в меня, как и речитатив, не угасают.

И вдруг, позавчера, устоявшееся направление сна изменилось. Удар второй молнии вызвал боль легкое смятение, обездвижил правую руку и пальцы левой руки. Я, матерясь, пытаюсь примотать лоскутами моей рубашки рукоять меча к кисти левой руки и предплечью, зубами затягивая узлы. «-Су-ууууки! – В ненависти возмущенно хрипит мой разум. – Хер вам!» Я чувствую, что силы на исходе. Но все равно готов биться пока не лопнет сердце.

Кольцо разновозрастных мертвяков сужается и резко останавливается. Смолкает речитатив. Справа от меня бьет яркая бело-голубая вспышка, ослепляя на миг.

- Встань, Андр****! – слышу я знакомый голос. Насколько могу, поворачиваю голову вправо. Там, где была вспышка, стоит в своем светло-сером костюме дядя Юра, умерший пару месяцев назад. Он таков, каким хранит его моя память – сильный, уверенный в себе, умный и очень добрый. Дядя Юра ласково улыбается в усы, развернутой к верху ладонью правой руки машет мне, мол, вставай. Я ему верю, как всегда верил. И, действительно, поднимаюсь на ноги.

Он подходит, мягко хлопает меня по плечу. Мертвяки замерли как замороженные.
 – Да-а, Андр, ну и наворотил ты дел, - говорит с легким укором он, оглядывая грот. Дядя Юра - прошедший сквозь горнило Афгана офицер, потому практически воочию представляет всю картину разыгравшегося здесь сражения - от начала и до конца. Я молчу, оправдываться все равно бессмысленно.

- На войне все – жертвы! – говорит он, обращаясь к мертвякам. И, повернувшись к мне, повторяет чуть мягче и потише: - Все жертвы, Андр. Все!

Он взмахивает рукой, и волна света, сорвавшаяся с его пальцев, уносит разлагающиеся ходячие трупы в небытие. Грот становится пуст, в нем только дядя Юра и я. Он по-отечески оглаживает меня по плечу и говорит мне еще что-то со своим добрым прищуром, но, слыша голос, я не могу разобрать. Я понимаю, что что-то очень важное, напряженно вслушиваюсь. До боли. И вспышка боли выносит меня из сна, обжигая все тело – от пяток до темени.

...С трудом удалось отдышаться. Больное тело плохо поддавалось контролю, каждое движение вызывало привычно-нестерпимую боль в голове и позвоночнике, а также судороги ногах и руке. В темноте я, практически со скоростью улитки, заставил себя сползти с дивана и встать вертикально, иначе потом это слабоосуществимо. Ноги несколько секунд не слушались, я удерживал равновесие, пытаясь сдвинуться с места. Тело от боли на грани обморока, но, закусив губу, заставлял его идти на кухню, подволакивая левую ногу.

Достал таблетки. Заглотил несколько штук разом, не запивая. Закурил. Через пару минут полегчало. Я прислонился лбом к оконному стеклу, тупо уставившись в дождливый сумрак глухой ночи за окном, а в душе, как заклинание, продолжал звучать воскресающе-задушевный добрый голос дяди Юры: "- На войне все – жертвы, Андр! Все!"

-----------------------
* вакидзаси – короткий традиционный японский меч, носимый самураями в паре (дайсё) с катаной
** ятаган – турецкое холодное оружие, нечто среднее между саблей и кинжалом. Специфическое оружие янычар.
*** кхопеш – древнеегипетский меч, в чем-то сродни сабле.
****Андр - сокращение от имени, которым меня всегда называл дядя Юра.