Дай, погадаю!

 
-  В  замке  Шарпентьер  -  званый  приём,  балерина  Эмилия  Тавиани  приготовила  для  своих  гостей  увлекательную  программу,  но  сначала  будет  ужин,  хотите  коротенькую  выдержку  из  меню?  -  Молодой,  судя  по  весёлому  голосу,  диктор  идиотски  захихикал  и  продолжил:  -  Восхитительные улитки, маринованные в ликере "Перно" с "Шабли", запечённые в чесночно-травяном масле, с итальянским хлебом…Или  вот!  Хвосты лобстеров  в сливочном соусе с белыми грибочками.  -  Диктор  сглотнул  и  добавил:  -  С  шафрановым  рисом  и  помидорами,  ну,  как  вам?
Я  как  раз  мыла  туалет  для  пассажиров  в  своём  вагоне,  краем  уха  слушая  новости.  Скорый  поезд  «Адлер-Москва»,  в  котором  я  трудилась  проводницей,  находился  в  отстойнике  после  рейса. 
-  Балерина?..
И  я  вспомнила,  как  в  детстве  мечтала  стать  балериной,  и  упрямо  становилась  на  пальцы  ног  и  красиво  разводила  руками  под  музыку  из  радиоприёмника.
Мечтала,  наивная  девочка… От  души  сыпанув  в  унитаз  горсть  чистящего  порошку,  я  продолжила  его  драить.
  Закончив  уборку,  я  спешно  переоделась,  чтобы  успеть  на  электричку.  Я  уже  набивала  пакет  личными  вещами,  и  огляделась  по  сторонам,  чтобы  впопыхах  чего-нибудь  не  забыть.  На  полу  валялось  купюра,  я  кое-как  отодрала  её,  так  как  бумаженция  прилипла  намертво.  Но  это  была  не  купюра…
Этой  зимой  мне  подарили  колоду  карт…
«Ты  же  талантливая  баба,  Светка,  ну,  сколько  можно  работать  проводницей?  Дай  себе  больше  свободы,  избавься  от  ненужных  запретов  и  ты  вырвешь  у  жизни  свой  шанс!..»  -  разорялся  даритель,  норовя  меня  ущипнуть.
«Лучше  бы  помаду  подарил!»  -  пока  я  нервно  разглядывала  зловещие  значения  карт,  даритель  куда-то  испарился. 
Смерть  с  косой  и  Дьявола,  я  выкинула  в  мусорное  ведро  в  тот  же  день,  оставив,  в  конце  концов,  лишь  пять  симпатичных  карт.  Теперь  каждый  день  в  течение  месяца,  даже  не  тасуя,  я  вытягивала  одну  из  них.  Так  вот,  самый  счастливый  -  Туз  Пентаклей,  и  если  я  выуживаю  его  с  утра,  то  день  обычно  задаётся.


Туз  Пентаклей  считается самой лучшей из всех Младших Арканов. Когда он выпадал, древние египтяне, по словам Этейллы, не гадали дальше, ибо он делал весь результат гадания благоприятным.
Правда,  счастливее  я  не  стала,  куда  там… Нога  судьбы  раз  за  разом  продолжала  пинать  меня,  но  я  научилась  феноменально  отпрыгивать!  А  карты  я  вскоре  растеряла,  выбросив  и  ту,  отодранную  от  пола.


                Сон  в  руку


Незнакомец  настырно  тыкал  мне  в  лицо  пирожное  «Мадлен»,  повторяя,  как  заведённый:
-  У  меня  есть  то,  что  тебе  нужно,  хочешь?  Так  хочешь  или  нет?..
И  я  протянула  руку,  не  имея  ничего  против  тающей  во  рту  «Мадлен»,  даже  от  хамоватых  незнакомцев,  но  внезапно  послышался  треск!  За  какой-то  миг  всё  заволокло  дымом  и  огонь  поглотил  и  незнакомца  и  его  мультяшное  угощение…
-  Света,  вставай,  Москву  проспишь,  -  тряс  меня  за  плечо  бригадир  поездного  состава  Заза  Иванович  Сердоликов.  –  Мерзко,  -  добавил  он.
-  Что?!  -  зевая,  обиделась  я,  уснувшая  на  полчаса  перед  самой  Москвой. 
-  Погода  мерзкая,  подъезжаем,  Света,  -  вздохнул  Заза  Иванович  и  повторил:  -  Вставай-давай!..
«Мне  снился  огонь,  ну  к  чему  такие  страсти?»  -  размышляла  я,  отскакивая  от  спешащих  к  выходу  с  багажом  пассажиров.
Ничего  в  тот  миг  не  предвещало  беды,  моя  жизнь  тихо  шла  между  работой,  домом  и  поездками  к  дочке.  Вдобавок,  многие  вещи  с  годами  стали  понятны  сами  собой:  ну,  что  в  любви  -  каждый  за  себя,  и  что  надо  терпеть,  пока  есть  надежда  на  лучшее.  И  что  не  надо  ничего  бояться,  ведь  ходить  по  земле,  ощущая  ногами  каждый  её  камушек,  –  уже  великое  счастье… Ну,  а  что  коты  и  добрые  собаки  -  ангелы  в  шерсти  и  без  крыльев,  так  об  этом  знают  даже  дети!
Но  сон  про  пожар  оказался  в  руку,  плохим  оказался  сон... Просто  очень  плохим!


                Мадам  Ингрид
 

Месяц  спустя…      
Я  вышла  из  Лиги  Независимых  Астрологов,  хлопнув  дверью,  и  быстро  пошла  по  тротуару,  но  споткнулась,  сделав  несколько  шагов,  и  страстно  поцеловала  асфальт.  Я  отёрла  коленку,  и  чуть  не  заплакала,  обнаружив  дырку  на  чулке  и,  обернувшись  на  здание  Лиги,  погрозила  кулаком.
«Как  в  очень  плохом  кино,  -  думала  я.  -  Горя  не  знает  -  это  не  про  меня».
С  третьего  этажа  на  меня  смотрела  Магиня.  Она  категорически  не  рекомендовала  открывать  салон  Розовой  Магии   в  Москве.
-  Вы  из  Дракино, - уточнила  она,  -  вот  и  езжайте  туда,  в  Москве  совсем  уж  не  протолкнуться  от  магов!..
-  И  кто  ко  мне  будет  приходить?  -  вежливо  огрызнулась  я.  -  Две  изнывающие  от  безответной  любви  школьницы  и  какая-нибудь  старая  сумасшедшая  дура,  в  смысле,  дева?.. Всё,  в  Дракино  больше  желающих  не  найдётся.  Там  девчонки  гадают  лучше  меня,  а  может  и  лучше  вас!..  -  выпалила  я  и  осеклась. -  На  что,  извините,  я  буду  жить?  Мне  ведь  ещё  жить  охота…
То,  что  моё  место  проводницы  скорого  Адлер-Москва  уже  занято,  а  я  решила  сменить  профессию  из-за  выпавших  на  мою  долю  серьёзных  неприятностей,  я  сообщила  ещё  в  самом  начале  разговора  и  ждала  понимания,  но  как  всегда,  напрасно...  Магиня  молча  наблюдала  за  мной,  а  я  в  свою  очередь  продолжала  оглядывать  её  кабинет,  дивясь  про  себя,  что  волшебным  в  нём,  и  не  пахнет.  Стол,  за  которым  сидела  она,  и  скромный  диванчик  на  котором  уместилась  я.  И  никаких  шкафов,  набитых  заспиртованными  гомункулусами,  треснувших  венецианских  зеркал  и  гигантских  глобусов,  и  ни  одного  свитка  в  паутине  или  магических  древних  книг  с  тяжёлыми  кожаными  закладками… Ничегошеньки.  Обычные  моющиеся  обои  в  цветочек  и  стандартная  люстра  на  потолке  -  вот  и  весь  магический  антураж.
-  Ну,  хорошо,  гадалки  тоже  часть  социума…  Скажите,  а  какой  период  жизни  вы  сейчас  проходите?  -  потрогав  желтоватым  пальчиком  переносицу,  спросила  Магиня,  и  её  карие,  похожие  на  обезьяньи,  глазки  на  мгновение  вспыхнули  неподдельным  интересом  к  моей  скромной  персоне.
-  Я  бабушка!  -  без  запинки  выпалила  я.
-  Почему  же  вы  не  сидите  с  внуками?  - подлетела ко  мне  Магиня, От неожиданности  я  даже  отпрянула.
-  А  чего  с  ними  сидеть? Дочка  -  домохозяйка,  и  сватья  не  устаёт  квохтать  над  внучкой, - стала  загибать  я  пальцы.  -  А  я  буду  приезжать  к  ним  в  гости  каждую  неделю. С  гостинцами,  разумеется!  И  потом,  мне  всегда  хотелось  найти  высший  смысл  даже  в  простых  вещах,  а  это  проще  всего,  когда  выслушиваешь  кого-то  и  говоришь  в  ответ.  Разве  не  так?..
Магиня  всё  ещё  стояла  рядом  со  мной,  и  от  её  взгляда  шевелилась  паутинка,  свисающая  с  лампочки,  я  подвинулась,  и  она  почти  бесшумно  присела  рядом  на  диванчик,  до  того  она  была  иллюзорна  по  части  телосложения. 
«А  ты,  всё-таки,  похожа  на  злую  волшебницу,  какими  их  обычно  изображают  в  книжках  с  картинками.  И  тебе… миллион  лет!»  -  разглядывая  морщины  на  её  треугольных  щеках,  вдруг  подумала  я.
-  Вы  ещё  молоды,  -  впервые  за  встречу  улыбнулась  Магиня.  -  Ну,  почему  бы  вам  не  устроить  свою  личную  жизнь,  а?..  Хотите,  я  найду  вам  богатого  мужа  -  деньги  возбуждают!  Будете  спокойно  варить  борщи  и  штопать  носки  в  уютном  загородном  доме?..  Соглашайтесь,  я  не  всем  это  предлагаю.
-  Я  разочаровалась  в  мужчинах,  -  твёрдо  сказала  я.
-  А  в  любви?  -  быстро  спросила  она.
-  В  любви  пока  нет,  -  стоически  ответила  я.
-  Понятно,  -  вздохнула  Магиня.  -  Ну,  а  с  телепатией  у  вас  как?
     Я вздохнула и рассказала сон, как поезд, на котором я ехала в Загорск,  внезапно  остановился,  и  пришлось долго  топать во  сне  пешком.  Я шла-шла-шла  и  увидела  приметный  дом  с  колоннами... Через пару недель я ехала в Загорск наяву,  и поезд остановился из-за банального ремонта путей, так что мне пришлось добираться до конечной станции окольно, и тот приметный розовый дом с колоннами из  сна  я  увидала,  проходя  мимо.
      -  Но  что мне тот дом с колоннами, а я тому дому?.. Нужного  и  полезного  я  ни  разу  ничего  не  угадала,  -  уныло  созналась  я,  потому  что  без  серьёзного  повода  врать  не  привыкла.
           -  Вот  именно.  А  у  вас  есть  наитие,  -  вдруг  удивлённо  пробормотала  Магиня. - Но  гадание - ритуал, направленный на контакт с потусторонними силами с целью получения сведений о будущем и настоящем… Вы, хоть представляете, что это такое?
     И  я, не раздумывая,  кивнула:
           -  А  что  мне ещё  остаётся?  Магия, колдовство и ясновиденье в Москве не  преследуются законом, я узнавала!
-  Да,  преследуется лишь целительство,  -  поморщившись,  согласилась  Магиня, на лице её было неприкрытое раздражение.
И  через  минуту  я  уже  стояла  на  улице  с  камнем  в  кармане. С  её  камнем,  который  я  стянула,  пока  Магиня  нагибалась  за  упавшим  под  стол  огрызком  карандаша.  Я  украла  камень  из  чувства  противоречия.  На  вид  это  был  обычный  гудрон,  и  в  его  ценность  я  не  очень-то  верила.  У  Магини  на  полу  возле  стола  была  полная  ваза  таких  камней. 
Я  забыла  сказать,  Магиню  звали  мадам  Ингрид. 



Я  отошла  довольно  далеко  от  Боброва  переулка,  потому  что  заблудилась  в  поисках  станции  метро.
«Господи,  я  сошла  с  ума?..  Что  я,  в  самом  деле,  затеяла?..  Я  же  не  верю  ни  в  какую  магию,  шарлатанство  это  всё… Выходит,  я  уволилась  и  затеяла   всё  это,  чтобы  обманывать  людей?..  Да,  вроде  бы  нет,  только  этого  мне  не  хватало,  а  что  же  тогда?»
Меня  толкнул  какой-то  толстяк  с  промасленным  пакетом  в  руках,  буркнув  довольно  невежливо:
-  Извините.
«Как  же  классно  я  пекла  пончики  когда-то!»  -  внезапно  вспомнила  я.  Присев на скамейку неподалёку от павильона  «Пончики», я разглядывала выходивших из него толстух и пыталась разобраться в своих мыслях. 
Месяц  назад  моя  квартира  выгорела  дотла,  пока  я  была  в  рейсе.  Сгорело  абсолютно  всё,  кроме  тех  вещей,  которые  были  на  мне,  и  паспорта.  В  расстроенных  чувствах  я  уволилась  с  прежней  работы  и  мой  отъезд  из  Дракино,  был  связан  прежде  всего  со  стремлением  заработать.  Ведь  проводницей  много  не  заработаешь!
Путём  разгадывания  нехитрой  житейской  головоломки,  я  изложила  все  свои  подозрения  следователю,  но  у  предполагаемого  Герострата  оказалось   железное  алиби  на  ту  ночь.  Главная  же  беда  заключалась  в  том,  что  в  силу  ветхости  дома  квартира  моя  восстановлению  не  подлежала  и,  погоревав  с  недельку,  я  поняла,  что  у  меня  появился  нехилый  шанс  изменить  свою  жизнь,  встряхнув  за  шкирку  задремавшую  судьбу.  Жаль,  что  я  выпустила  из  памяти  главный  жизненный  постулат:  судьба  -  очень  жадная  дама  и  всегда  даёт  меньше,  чем  просишь,  поэтому  мечтать  надо  о   великом,  и  тогда  получишь  то  малое,  о  чём  просил.
На  скамейке  лежала  скомканная  газета.  Я  машинально  взяла  её  в  руки  и  начала  читать. 
«Виконтесса  Эмилия  Тавиани  внезапно  потеряла  сознание  на  побережье  Адриатики  во  время  съемок  документального  фильма  о  ней… Пожилая  дама  давно  страдает  диабетом,  но  всё  ещё  танцует  своё  знаменитое  фуэте  в  балете  «Изотта»  и  в  благотворительных  спектаклях…» 
Любопытная  статья  на  этом  обрывалась.  Я  вздохнула,  потрогала  разбитую  коленку  и  пошла  на  Плющиху. «Пока  не  закроется  одна  дверь,  не  откроется  другая,  -  размышляла  я.  -  При  этом   всегда  приходится  начинать  если  не  с  минуса,  то  с  нуля».
-  Тавиани,  -  бормотала  я  себе  под  нос.  -  Какая  фамилия,  не  то,  что  у  меня  -  Мурзюкова.  Где-то  я  её  уже  слышала.
Если  б  я  только  знала,  что  с  родственницами  виконтессы  встречусь  весьма  скоро  и  при  очень  плачевных  обстоятельствах… Но  откуда  я  могла  это  знать?

   
                «Баракко»


Вчера  по  дороге  к  вокзалу,  я  случайно  услыхала  разговор  двух  бойких  девчонок  лет  десяти.
-  Либо  человек  сам  становится  пятой  стихией,  либо  ему  надо  помочь  в  этом… Ой,  здравствуйте,  тётя  Света,  не  узнали  вас!..
-  Ничего,  -  кивнула  я,  -  может  быть,  богатой  буду!


«Опустела  без  тебя  земля,  как  мне  несколько  часов  прожить?..»
Я  с  детства  люблю  этот  фильм  про  Плющиху  и  песню  про  погибшего  французского  лётчика  знаю  наизусть.  Может  быть,  поэтому  мне  всегда  хотелось  пожить  на  этой  улице?
И  первым  делом,  на  занятые  у знакомого  коммерсанта  деньги,  я  сняла  у  двух  престарелых  дам  комнату  на  улице  Плющиха,  большего  я  себе  позволить   всё  равно  не  могла.  В  непримечательном  доме  под  номером  14/7,  похожем  на  длинный  жёлтый  барак,  неподалёку  от  ресторана  «Ганнибал».  Не  совсем  барак,  конечно,  правильнее  сказать  старый  довоенной  постройки  дом  в  стиле  «баракко»,  очень  унылый  на  вид,  хоть  и  выкрашенный  в  трогательный  цыплячий  колер. 
Сёстры  Хвалынские  -  Марианна  и  Эвридика,  -  сдавшие  мне  меньшую  из  трёх  комнат,  вели  тихую  жизнь  двух  регулярно  пьющих  пожилых  мегер.  Получая  раз  в  месяц  по  пенсии,  они  пили,  всё,  что  горит,  забывая  о  закуске,  и  жили  весьма  уединённо,  разводя  бегонии  в  горшках.  По  крайней  мере,  весь  подоконник  в  моей  комнате  был  заставлен  ими  наподобие  оранжереи.  К  сёстрам  я  попала  не  просто  так,  а  по  рекомендации  их  знакомой  из  Дракино, тоже  весьма  пьющей  дамы  Лёли  Залуцкой,  которая  когда-то  работала  с  ними  в  Академическом  театре  оперы  и  балета. 
Вниз  по  улице,  над  рестораном  «Ганнибал»,  я  удачно  сняла  ещё  одну  комнатку  с  отдельным  входом  -  под  салон,  и  повесила  флаг  в  окне.  На  белом  флаге  сияло  золотом  одно  слово  -  МАГИЯ.
Да,  в  последний  год  я  вдруг  стала  делать  нехарактерные  для  себя  вещи,    что  называется  «пошла  в  разнос».  Всё  началось  с  пожара.  «И,  видимо  пожаром  закончится»,  -  порой  думала  я,  поминая  недобрым  словом  свою  дотла  выгоревшую  квартиру  и  её  поджигателей. 
Конечно  же,  я  могла  пойти  работать  в  платный  туалет  или  дамой - «рекламной  книжкой»  где-нибудь  у  метро,  а  куда  ещё  возьмут  женщину  чуть  за  сорок  без  московской  прописки? Тем  более,  каждое  утро,  подъезжая  к  Москве,  я  видела  огромную  надпись  на  каком-то  заброшенном  здании  без  крыши: «Засунь  в  жопу  свою  совесть,  ЭТО  -  реальность».  Написанные  чёрным  по  белому  слова,  заронили  не  совсем  доброе  зерно  в  моей  душе. 
С  детства  я  представляла  себе  Бабу-Ягу  как  весьма  неряшливую  особу  с  бородавкой  на  носу,  но  сама  пока  не  слишком  на  неё  походила,  поэтому  надо  было  ещё  поработать  над  своим  образом  гадалки  и  ведуньи.  К  тому  же  у  меня  даже  не  было  на  тот  момент  никакой  концепции  как  вести  гадательные  и  магические  дела.  Я  понятия  не  имела,  была  абсолютной  дилетанткой  в  ворожбе,  тем  не  менее  актёрские  данные  в  зачаточном  состоянии,  как  и  у  всех  дам,  у  меня  имелись.  Вот  с  этим-то  багажом  -  пожар,  полное  отсутствие  денег  и  жилья  и  неизменная  предприимчивость  -  я  и  вышла  на  магическую  охоту. 
Итак,  в  один  прекрасный  майский  вечер,  с  попыткой  начать  жизнь  заново,  я  села  в  ожидании  своего  первого  клиента,  хотя  сама  не  очень-то  верила  в  практическую  магию  и  ясновиденье,  просто  я,  грешница,  решила  таким  образом  заработать  денег  себе  на   жизнь.  Не  на  ту,  которая  у  меня  была,  а  на  лучшую.  А  разве  много  я  их  заработала,  двадцать  лет  трясясь  в  поезде  Адлер-Москва  в  качестве  проводницы?  Мы  ещё  не  видели  друг  друга  -  я  и  Париж,  мы  ещё  не  целовали  друг  друга  в  губы  -  я  и  липкие,  скользкие  устрицы  в  брусничном  соусе  в  ресторанчике  «У  Леона».
«Помни  о  Боге»,  -  всегда  говорила  мне  мама,  и  я  помнила,  не  забыла. И  сейчас  дала  себе  слово,  что  не  причиню  никому  ни  малейшего  вреда,  а  лучше  отойду  в  сторонку,  если  что. 
И  потом,  ну  кто  из  нас  в  детстве  не  мечтал  стать  волшебницей?


                Бобров  переулок


Мадам  Ингрид  курила  у  окна,  аккуратно  стряхивая  пепел  в  пакетик  из-под  семечек.  На  улице  была  ночь.  Мысли  мадам  витали  в  самых  глухих  пределах.
-  Как  интересно,  -  внезапно  проскрипела  она,  -  а  эта  новая  гадалка  с  Плющихи  сама  не  знает  ещё  -  во  что  ввязалась.
Магиня  зевнула,  быстро  перекрестила  рот,  и  вылетела  в  окно.  Форточка  щёлкнула  и  сама  закрылась  на  шпингалет,  а  в  углах  магического  кабинета  кто-то  завздыхал.
   

                У  вас  всё  будет  хорошо,  господин  гравёр


Я  села  и  стала  ждать,  положив  на  видное  место  колоду  затёртых  игральных  карт,  камень,  который  стянула  у  Магини  и  пару  стеклянных  шариков  из  магазина  «Хозтовары».  Руки  у  меня  дрожали,  а  душа  недужила.   Вдобавок,  дело  уже  шло  к  вечеру,  а  никто  ко  мне  не  шёл,  несмотря  на  то,  что,  гуляя  по  Плющихе,  я  расклеила  целую  уйму  объявлений  на  всех  близлежащих  столбах  и  заборах  -  об  открытии  магического  салона  над  рестораном  «Ганнибал».
В  тот  тёплый  вечер  небо  разрывал  салют,  а  я  просматривала  найденную  на  улице  газету,  чтобы  хоть  чем-то  себя  занять… И  внезапно  на  глаза  мне  попалась  знакомая  фамилия: «После  страшной  автомобильной  катастрофы  виконтесса  Эмилия  Тавиани  находится  в  той  же  больнице  Доброго  Самаритянина,  в  которой  когда-то  на  операционном  столе  умер  сенатор  Роберт  Кеннеди…» 
У  меня  глаза  полезли  на  лоб,  и  я  торопливо  продолжила  читать.
«Ferrari», за рулем которого находилась известная  в  прошлом  танцовщица,  потеряв  управление,  съехал с набережной  Лос-Анджелеса,  и  врезался   в  скалу.    Автомобиль  сразу   же  вспыхнул… Сама виконтесса  чудом  сумела  выскочить  и  долго  каталась  по  земле,  пытаясь  сбить  с  себя  пламя… Пострадавшую  срочно  доставили  в  ближайшую  больницу,  где  она  была  срочно  прооперирована…»
Мои  мысли  были  до  такой  степени  заняты  прочитанным,  что,  услышав  чьё-то  покашливание,  я  подпрыгнула.  Ко  мне  стучался  мой  первый  клиент  -  худущий  мужчина  в  сиреневом  свитере,  весьма  похожем  на  женский.
-  Я  гравер  в  ювелирном,   -  с  порога  сказал  интеллигентный  на  вид  мужчина  и  старомодно  поклонился.  -   И  могу  сделать  вам  вывеску  -  «Магия  на  Плющихе»,  хотите?  А  то  ваш  флаг  очень  трудно  прочитать,  знаете  ли… То  ли  «Агушу»  рекламируете  -  есть  такое  детское  питание,  сам  практически  вырос  на  нём,  -  то  ли…
Я  глядела  на  него  и  не  находила  слов,  они  копошились  во  мне,  как  щенята  в  корзинке,  -  по  всей  вероятности,  я  была  ещё  не  готова  к  встрече  с  каким  бы  то  ни  было  клиентом.
-  В  городе  полно  сумасшедших,  -  присаживаясь  в  соломенное  кресло,  которое  я  выпросила  у  своих  квартирных  хозяек,  добавил  гравёр.  -  Моя  фамилия  Носальский.  Вы  правильно  сделали,  что  открыли  свою  гадальную  контору  на  Плющихе,  тут  до  магии  ещё  никто  не  додумался,  вы – первая,  а  значит,  ваше  дело  пойдёт.
-  Надо  же,  -  загордилась  я,  и  спокойствие  стало  потихоньку  возвращаться  ко  мне.  -  Спасибо  за  поддержку.  Ко  мне  сегодня  ни  один  человек  так  и  не  заглянул!
-  Ты  подумай, -  мгновенно  перешёл  на  «ты»  сухопарый  гравёр.  -  Хорошо  оформленная  вывеска  привлечёт  клиентов,  как  варенье  мух.  А  то  что  это?    Развесила  объявления  на  заборах,  оштрафуют  ведь,  чего  улыбаешься-то?  -  Он  помахал  парочкой  сорванных  объявлений.  -  Ну,  что,  заказываешь  вывеску?
-  Сделайте,  оплачу  потом,  -  махнула  я рукой.  -  А  пока  дела  идут  сами  видите  как…
-  С  тобой  всё  ясно,  -  ухмыльнулся   гравёр.  -  Ты  погадай  мне  пока  в  счёт  аванса,  -  подмигнул  он.  -  Есть  у  меня  пара  вопросов  к  жизни.
-  Хотите,  чтоб  я  вам  погадала?  -  переспросила  я  и,  взяв  со  стола    колоду,  принялась  не  спеша  её  тасовать.  -  Ладно,  поглядим  сейчас.  Вы  пока  загадайте  какое-нибудь  желание,  но  мне  не  говорите!
И  я  раскинула  свою  первую  комбинацию  из  трёх  карт.  Гадаю-то  я   дилетантски,  но  значения  карт,  безусловно,  знаю… Итак,  передо  мной  сидел  абсолютно  счастливый  человек,  судя  по  трём  выпавшим  тузам,  и  я  задумчиво  огляделась,  чтобы  собраться  с  мыслями…
-  Что?  -  У  гравёра  в  глазах  появилась  мимолётная  тревога.  -   Что  там  у  меня  стряслось?
Я  улыбнулась,  покачав  головой.
-   Что  там?  -  с  весёлым  испугом  переспросил  гравёр.  -  Умру-уу?!  -  привстал  он  и  дурашливо  закатил  глаза.
-  Ну  не  то,  чтобы…  -  Признаюсь,  что-то  мешало  сказать  мне:  «Ты    счастливчик,  гравёр!»
-  Что  там  такое,  а?  Я  неизлечимо  болен?  Да?  -  упавшим  голосом  произнёс  гравёр,  всё-таки  продолжая  улыбаться  глазами.
-  Даже  не  знаю,  что  вам  и  сказать.  -  Я  чиркнула  спичкой  над  свечой,  которую  купила  в  церковной  лавке,  а  лоб  гравёра  в  это  время  покрывался  каплями  пота  величиной  с  град.  -  У  вас  всё  будет  хорошо,  господин  гравёр,  -  собравшись  с  силами,  строго  произнесла  я.
Гравёр  недоверчиво  переспросил:
-  У  кого?  У  меня?
-  Да,  -  со  значением  кивнула  я.  -  У  вас  всё  будет  хорошо,  если  вы  ещё   раз  придёте  ко  мне,  я  вам  подправлю  карму.
Гравёр  сглотнул  и,  с  видимым  облегчёнием,  вытер  рукавом  своего  смешного  свитера  пот  со  лба.
-  И  всего-то?  -  пробормотал  он,  послушно  глядя  мне  в  рот.
-  Да,  всё,  как  в  аптеке.  -  Я  вздохнула  и  добавила:  -  Фирма  веников  не  вяжет.
Когда  он  уходил,  дёргая  дверь  на  себя,  вместо  того  чтобы  просто  толкнуть  её  наружу,  я  поняла, что  моё  новое  дело  выгорит.
-  Так  держать, Мурзюкова,  -  сказала  я  себе,  провожая  первого  клиента  за  рукав  на  улицу  -  сам  он  от  пережитого  не  мог  идти.
Но  настроение  у  меня,  как  ни  странно,  вдруг стало  портиться  прямо  с  того  самого  дня.


                Велюровая  шляпка
               

Положа  руку  на  сердце,  я  бы  лучше  повесила  вывеску  «Добрые  советы»,  а  не  «Магия  на  Плющихе»,  но  чем  больше  тайны,  тем  больше  прибыль,  банально  рассудила  я  и  не  прогадала.
Неделя   закончилась  быстро,  назавтра  по  календарю  друидов  предполагалось  воскресенье,  и  я  решила  устроить  себе  выходной.  Всего  за  шесть  дней  я  окупила  снятые  комнату  и  офис,  плюс  заработала  половину  своей  месячной  зарплаты  проводницы  скорого  поезда.
Чего  же  мне  стоила  эта  неделя?  Плохого  настроения  и  кошмаров  по  ночам.  Когда  я  работала  проводником  скорого  поезда,  плохого  настроения  было  не  в  пример  меньше,  но  вот  что  касательно  денег  -  до  зарплаты  их  хватало  едва-едва.
Я  более  так  не  шутила,  как  в  тот  первый  день  с  гравёром  Носальским,  а  всеми  силами  старалась  помочь.  Безусловно,  если  чувствовала,  что  могу  это  сделать.  Я  включала  всю  свою  интуицию  сорокалетней,  никогда  неунывающей  женщины,  которая  не  понаслышке  знает,  что  почём  в  этой  жизни,  и  уверена,  что  сориентировала  в  нужном  направлении  хотя  бы  половину  тех,  кто  заглянул  ко  мне  со  своим  несчастьем.  Ведь  ясность  в  решении  сложных  проблем  многого  стоит.  Притом  я  знала  по  себе – чудеса,  безусловно,  случаются,  и  есть  люди,  умеющие  их  творить.
И  всё-таки,  всё-таки,  мне  бы  собрать  свои  вещички  в  тот  субботний  вечер  и  уехать  обратно  в  Дракино  насовсем,  раздав  все  долги  и  отложив  остатки  денег  на  шубу  из  кролика,  но  я  так  и  не  сделала  этого.  Съездила  в  гости  к  дочке,  а  утром  в  понедельник  вернулась  на  Плющиху  в  жёлтый  дом  в  стиле  «баракко»  с  целью  продолжить  свою  новую  работу. 
Я  переоделась  в  чёрное  шёлковое  платье,  накинула  сверху  турецкую  шаль  со  звёздами  и  собралась  уходить,  но  на  пороге  меня  в  два  голоса  окликнули  сёстры  Хвалынские:
-  Эй,  погадай  и  нам,  гадалка!   
     Облупленная  хохлома  в  кухоньке  смотрелась  парадно,  сёстры  пили  чай  с  белым  хлебом,  и  их  морщинистые  лица  были  почти  безмятежны.  И  вот  я  раскинула  карты,  не  забыв  зарока  никогда  не  говорить  о  плохом,  даже  если  выпадет  плохая  карта,  ведь,  как  известно,  карты  врут  хуже  сивого  мерина.  И  тут  глаза  у  меня  полезли  на  лоб!  По  раскладу  выходило,  что  передо  мной  сидят  две  миллионерши… ни  много  ни  мало!..  Я  сморгнула  и  быстро  взглянула  на  двух  шестидесятилетних  сестриц.  Нет,  шиншилловых  манто  и  следов  пластических  операций  на  их  лицах  я  не  обнаружила…  и,  поэтому,  ничего  не  сказала  им  об  этом,  потому  что  -  нехорошо  смеяться  над  нищетой  и  старостью.


И  ровно  в  три  часа  дня  я  открыла  свой  салон  Розовой  Магии. 
«ОТКРЫТО»  -  повесила  я  табличку  на  ручку  двери,  села  и  уставилась  в  окно.  Мой  клиент  не  заставил  себя  долго  ждать.  Бубенчик  над  дверью  дзинькнул,  я  подняла  голову  и  похолодела  -  на  пороге  стояла  Магиня  в  кокетливой  шляпке-таблетке  из  велюра.
-  Здравствуй,  -  сказала  она,  и  я  кивнула  в  ответ.
У  меня  сердце  заколотилось  так,  что  я  слова  не  могла  вымолвить.
-  Знакомый  камешек,  -  мадам  Ингрид  мельком  взглянула  на  кусок  гудрона  на  моём  столе.
-  Это  -  ва-а-ш.  А-а-а… шляпка  вам  очень  идёт!  -  Я  двумя  пальцами  подвинула  к  ней  «гудрон»,  она  взяла  его  и,  смяв  в  руках,  словно  это  была  губка,  снова  положила  на  край  стола.
Я  тронула  пальцем  камень,  он  вновь  был  твёрдым  и  холодным,  и  меня  вдруг  прошиб  озноб  -  я  очень  боюсь  таких  штучек…
«А  вдруг  она  ведьма?  -  испугалась  я.  –  Я-то  дурака  валяю,  по  большому  счёту,  а  она?  Заколдует,  и  что?  Прощай,  жизнь? А  так  всё  хорошо  начиналось!»
-  Разве  я  обязана  вступать  в  Лигу?  -  стараясь  скрыть  предательскую  дрожь  в  голосе,  как  можно  скандальнее  поинтересовалась  я. 
Магиня  скинула  велюровую  шляпку  с  пучка  и  хмуро  покосилась  на  меня:
-  Мне  здесь  предложат   сесть?
-  Кресло  за  вами,  -  вскочила  я.  -  Извините!
Она  присела  в  соломенное  кресло,  а  я  опустилась  на  свой  жёсткий  стул.    Посмотреть  на  неё  я  долго  не  решалась  и,  сцепив  дрожавшие  пальцы  под  столом,  сначала  косила  глазами  в  один  угол,  потом  в  другой...  И  только  успокоившись,  я  быстро,  всего  лишь  на  пару  секунд,  взглянула  на  Магиню.
  Она  спала!
Старушка  сидела,  прикрыв  глаза,  и  дышала  тихо-тихо,  как  во  сне.  И  я  вдруг  успокоилась.  Пусть  поспит,  подумалось  мне.  Если  ей  не  миллион  лет,  то  точно  триста-четыреста… Пока  шла  сюда  с  проверкой  на  Плющиху,  наверное,  умаялась,  сердешная...
И  только  я  перевела  дыхание,  как  услышала:
-  Свеча  потухла.  К  тебе  приходит  кто-то  погадать  -  ты  зажигаешь  свечу,  и,  если  она  тухнет  -  человека  будут  преследовать  несчастья.
-  Вы  серьёзно?  -  вскричала  я.  -  Надо  запомнить!
-  Лучше  запиши,  -  ворчливо  посоветовала  странная  гостья  и  открыла  глаза.  -  Какая  же  ты  наглая!
-  Ну  и  что?  -  не  обиделась  я.  -  Зато  я  не  ханжа  и  не  лицемерка.
-  Что  есть,  то  есть,  -  так  же  ворчливо  согласилась  Магиня.
-  А  как  вы  меня  нашли?  -  спросила  я  на  всякий  случай.
-  По  флагу  и  вывеске,  -   кивнула  на  окошко  Магиня,  в  котором  развевался  белый  флаг  с  надписью  «МАГИЯ».   -  Эти  камни  лежат,  чтобы  их  брали,  -  снова  взяла  кусочек  гудрона  со  стола  Магиня.  -  Они  притягивают  человека  к  себе. 
-  Значит,  я  его  не  украла?  -  обрадовалась  я.  -  Спасибо,  с  души  отлегло.
-  Украла-украла,  но  -  ничего.  -  Магиня  внимательно  оглядела  комнату,  в  которой  мы  сидели.   -  Так  заведено,  что  тебя,  скорее  всего,  будут  не  любить,  -  добавила  она  через  минуту.
-  Я  привыкла  к  этому,  -  хмыкнула  я.  -  Тоже  мне  -  открытие!
-  Тебя  будут  не  любить  твои  новые  коллеги,  -  помолчав,  расшифровала  мне  суть  сказанного  Магиня.
-  А-а-а… -  протянула  я.  -  Пускай  не  любят,  я,  кроме  вас,  и  не  знаю  никого!
-  Это  опасно,  -  сквозь  зубы  сказала  старушка.  -  Ты  знаешь,  как  защищаться?
И  тут  мне  снова  стало  как-то  неуютно, если  не  сказать  -  очень  страшно.  Потому  что  я  вдруг  разобралась,  она  пришла  не  пугать,  а,  скорее  всего,    предупредить  меня.
-  Спасибо  вам…И  что  мне  нужно  делать?  -  спросила  я,  ощущая  холод  между  лопатками.
-  Ничего  сверхъестественного,  -  сказала  Магиня.  -  Запомни  лишь:    никому,  ни  при  каких  обстоятельствах  не  делай  и  не  желай  зла.
-  Даже  очень  плохому  и  злому  человеку?  -  пробормотала  я,  вспомнив  парочку  клиентов,  которым,  не  помешало  бы,  порекомендовать  отправится   походить  по  перилам  какого-нибудь  железнодорожного  моста  в  Мытищах.
-  Даже  такому,  -  твёрдо  сказала  Магиня.
-  А  если  он  придёт  меня  убивать?  -  как  можно  непринужденнее  спросила  я.
-  Защищай  свою  жизнь,  но  если  такой  человек  пришёл   спросить  у  тебя  совета  или  просто  поговорить,  ты  обязана  дать  ему  самую  оптимальную  рекомендацию,  насколько  это  возможно  с  твоим  не  самым  далёким  умом!
Я  надулась.
-  И  ещё,  различай  пришедших  -  у  кого  горе  и  кто  сам  хочет  принести  горе  кому-то,  так  вот…
-  Что?!
-   Привороты-отвороты  умеешь  делать?  Нет?  Я  так  и  думала.  Значит,  используй  ваниль,  корицу  и…  лимонную  кислоту.  И  самое  главное  -  не  вмешивайся  туда,  где  не  сможешь  помочь.  Люди  живут,  страдая…
Магиня  посидела,  повздыхала,  поспала  ещё  минут  семь,  и  ушла,  оглянувшись  на  меня  от  дверей.  В  комнате  витал  лёгкий  сладковатый  запах,  которого  раньше  не  было. Я  чихнула,  и  посмотрела  в  окно,  чтобы  увидеть  на  какой  машине  подъехала  она  к  моему  салону.
-  Ах,  -  быстро  сказала  я. 
Тёмно-синий  «Порше»  мягко  тронулся  с  места  и  через  несколько  секунд  исчез,  влившись  в  хаос  автомобилей  на  перекрёстке. 
Сзади  меня  кто-то  тихо  кашлянул.  В  раскрытых  дверях  на  одной  ноге  стояла  незнакомая  мне  бабуся  и  часто  моргала,  другую  ногу  она  зачем-то  подняла,  словно  нащупывая  ей  невидимую  ступеньку  в  воздухе,  да  так  и  замерла,  глядя  на  меня  прозрачными  синими  глазами...  Я  улыбнулась  ей  на  всякий  случай  и  поприветствовала:
-  Добрый  денёк.
-  А  он  точно  добрый?  -  спросила  она,  опуская  ногу.
-  Без  сомненья,  -  кивнула  я.  -   Чем  могу  вам  помочь?
-  У  моего  младшенького,  -  сказала  она,  тяжело  опускаясь  в  кресло,  -   склонность  к  насилию. 
-  Приводите  его,  -  встрепенулась  я.  -  А  сколько,  если  не  секрет,  вашему  младшенькому? 
-  Тридцать  пять,  -  пожала  плечами  бабушка,  пряча  покрытые  синяками  руки  в  карманы.  -  И  с  бутылкой  не  расстаётся!
-  Тогда  лучше  принесите  его  фотографию,  -  быстро  сказала  я, 
потому  что  вступать  в  скандал  с  тридцатипятилетним  пьяницей  не  имело  смысла.  -  Я  почитаю  молитвы,  чтобы  он  успокоился.  Платить  не  надо,  -  предупредила  я,  когда  она  вытащила  видавший  виды  кошелёк  и  из  него  фотографический  снимок  размером  с  ладонь. 
Бабушка  недоверчиво  взглянула  мне  в  глаза,  и  почти  весело  пошла  к  выходу,  оставив  фотокарточку.
-  А  фото  ребёнка  не  подходит.  -  Я  вынуждена  была  вернуть  её  снимок,  успев  разглядеть  на  нём  детсадовского  мальчугана  с  трубкой  телефона  в  руке. 
«Когда-то  был  мальчик-улыбка»  -  подумала  я.
-  Илья  не  любит  фотографироваться,  -  вздохнула  бабушка,  пряча  снимок.   
-  Хорошо,  я  попробую  на  этой,  -  пообещала  я,  и  хотя  понимала,  что  мои  слова  иллюзорны,  положив  на  снимок  руки,  попросила  Бога  избавить  этого  человека  от  пьянства.


                Раз-двас-трис!


В  Москве  работающий  человек  скорее  пойдёт  со  своей  проблемой  к  гадалке,  чем  в  кабинет  к  психологу.  Ведь  офисы  магов  и  гадалок  расположены  на  каждой  улице,  а  кабинет  врача  надо  ещё  поискать.
Время  со  скрипом  раскручивало  свою  радужную  спираль,  а  я  практиковала  уже  второй  месяц,  и  частенько  подумывала  о  том,  что  мне  не  хватает  приёмной,  в  которой  можно  было  поставить  несколько  стульев  или  диван  для  клиентов.  Но  заработок  всё  же  был  крайне  нестабилен,  хотя  на  жизнь  мне,  безусловно,    хватало.  Ведь  людей  до  умопомешательства  волнуют  отношения  с  другими  людьми,  болезни,  которые  не  проходят,  и  безответная  любовь  к  абсолютно  посторонним  и  чужим  людям, с  которыми  им  ничего  и  никогда  не  светит  по    судьбе… И  ещё  многих  душит  злоба  на  всё  что  угодно,  буквально,  на  всё,  что  шевелится  и  дышит.  Поэтому,  испробовав  все  мыслимые  и  немыслимые  гнусности  в  отношении  недругов,  они  отправляются  к  последнему  средству,  то  есть  к  магу.  И  я  беру  за  это  деньги:  за  нездоровый  процесс  разговора  с  озлобленными  на  весь  свет  людьми,  потому  что  их  ожесточение  безгранично.  Я  успокаиваю  их  и  умело  направлю  недобрую  силу  в  безопасное  русло.  Я  научилась  этой  нехитрой  манипуляции,  пока  работала  проводником  скорого  поезда.  Это  несложно,  переключить  человека  на  что-то  хорошее  сочувствием.  Правда,  ненадолго.  Навсегда  перевести  зло  в  добро  не  удаётся  даже  Господу  Богу,  я  же  и  не  ставила  перед  собой  таких  неосуществимых  задач…
К  концу  первого  месяца  работы  я  начала  морально  уставать,  и  даже  покрылась  сыпью  от  переживаний.  В  конце  концов  я  твёрдо  решила,  что  заработаю  энную  сумму  и  открою  ферму  по  выращиванию  страусов  где-нибудь  в  Рузском  районе,  свернув  магическую  «шарашку»  к  чёрту.  Вот  и  сегодня,  придя  ночью  после  магических  сеансов  в  свою  комнату  в  доме  №14/7  на  Плющихе,  я  совсем  выпустила  из  памяти,  что  опять  ничего  не  купила  себе  на  ужин.
-  Зато  похудеешь,  Мурзюкова,  -  сердито  ворчала  я,  направляясь  в    ванную.  -  Сухого  корма  поешь,  -  вспомнила  я  про  пакет  с  сухарями  на  подоконнике  и  приободрилась  немножко. 
Из  комнат  сестёр  Хвалынских  слышался  заливистый  храп,  как  безутешный  стон  о  чём-то  недостигнутом,  и  я  внезапно  вспомнила,  что  дочка  постоянно  жалуется,  что  свекровь  входит  к  ним  ночью  и  смотрит,  как  они  спят.
-  Зачем  она  это  делает,  а?  -  спрашивает  меня  Дарья  из  раза  в  раз,  вот  и  сегодня  позвонила  с  утра,  напуганная...
-  Ну,  она  входит,  когда  что?  -  в  первый  раз  уточнила  я.
-  Поздно  ночью,  когда  мы  спим,  -  заторопилась  Дашка,  -  я  проснулась  как-то  часа  в  три,  а  она  стоит  у  кровати  и  смотрит  на  нас… Жуть,  мам.  На  ведьму  похожа.
-  Ты  ей  сказала  что-нибудь?  -  хмыкнула  я,  представив  седую  и    неулыбчивую  родительницу  зятя  в  ночной  рубашке.
-  Нет,  а  что  бы  я  ей  сказала-то?  -  поперхнулась  Даша.  -  Типа:  «Мама,  вы  чего?»
-  Да, - вынуждена  была  согласиться  я.  -  Да…Странно. А  какое  у  неё  было  лицо,  ты  не  помнишь?  Доброе?  -  Тут  я  снова  представила  сватью  в  спальне  молодых,  и  меня  передёрнуло.
-  Темно,  мам,  я  не  разглядела!  -  задумалась  дочь.  -  А  что?
-  А  если  закрывать  вашу  дверь  на  ключ?  Ты  Сашке-то  говорила?  -  Тут  я  вспомнила  своего  всегда  неунывающего  зятя.
-  А  вдруг  Сашка  возмутится,  что  я  наговариваю  на  его  мать?  -    рассердилась  дочка.  -  Право  не  знаю,  что  и  делать,  если  только  его  разбудить,  когда  она  войдёт  опять?
И  я  согласилась,  что  лучше  не  надо  пока  об  этом  говорить  Сашке,  ведь  ситуация  была  из  разряда  неприятных  тайн. 
«Наверное,  Дашка  сильнее  меня»,  -  порой  приходила  в  голову  мысль.


                Честное  магическое


У  подъезда  в  то  позднее  утро  сидели  две  бабки  и  вязали  носки.  Сёстры  Хвалынские  на  мой  вопрос,  что  за  две  седые  пигалицы  постоянно  вяжут  носки  у  подъезда,  растолковали  мне,  что  одна  из  пигалиц  носит  ничем  не  примечательную  фамилию  Жужжалина,  а  вторая  -  фамилию  Моргалина.
Я  прислушалась.
-  Вся  жизнь  утыкана  ими,  - уныло перечисляла  одна  из бабок,  громко  стуча  спицами  и  кося  глазами  по  сторонам,  -  обязанностями  и  долгами.  Так  и  живём…
 «Жизнь  прошла,  а  тётки  состарились  и  стали  похожи  на  тощие  привидения»,  -  тихо  и  цинично  подумала  я,  ускоряя  шаг.
-  Ведьма  пошла,  -  беззлобно  кивнула  в  мою  сторону  бабка  Жужжалина.  -  Слышь,  Верк,  она  над  рестораном  «Ганнибал»  шабашем  занимается.
-  Да  ты  что?!  -  бабка  Моргалина  комично  и  явно  на  публику  вздрогнула.
-  А  чего  у  тебя  салон-то  Розовый  называется?  Для  лесбиянок,  чё  ли?..  -  спросила  меня  Верка  Ивановна,  подмигнув.
«Ну  надо  же,  -  подумала  я,  -  а  ведь  точно.  Надо  будет  срочно  переименовать  салон,  оставив  лишь  надпись  «Магия  на  Плющихе».  Может статься,  название-то,  не  привлекает,  а  отпугивает».

 
Итак,  я  поднялась  к  себе,  переобулась  в  удобные  тапки,  положила  на  видное  место  гудронный  камень,  который  стянула  у  Магини,  а  также  пару  стеклянных  шариков  и  стала  ждать…
Дом  качнулся  от  проезжающего  мимо  КАМАЗа,  и  шарики,  подпрыгнув,  скатились  на  пол.  Я  юркнула  под  стол  их  искать,  облизываясь  от  запаха  шашлыка,  который  через  вытяжку  влетал  ко  мне  в  магический  кабинет  из  ресторана.  На  мне  был  всё  тот  же  типовой  костюм  гадалки,  что-то  вроде  спецодежды  для  магического  спецназа  -  чёрное  платье  в  пол  и  турецкая  шаль  со  звёздами  -  презент  одного  весёлого  челночника  в  бытность  мою  проводницей  на  скором  поезде.
Алчущие  приворотов  ещё  не  толпились  с  кошельками  у  дверей,  и  я  решила  подмести  под  столом,  раз  уж  всё  равно  туда  влезла  и  обнаружила  кучу  пыли.  Схватив  веник,  я  какое-то  время  недоумённо  смотрела  на  него,  отчего-то  мне  было  не  по  себе…
Итак,  я  вышла  мочить  веник,  а  когда  вернулась,  в  моём  офисе,  спиной  ко  мне,  стоял  одинокий  посетитель  и  рассматривал  пейзаж  на  стене  -  цветущий  мандариновый  сад  в  стиле  модерн.
Я  кашлянула,  посетитель  обернулся,  и  тут  у  меня  перехватило  дыхание… 
-  Это  салон  Розовой  магии?  -  утвердительно  спросил  он  писклявым  голосом.
-  Нет-нет-нет,  -  быстро  пробормотала  я,  и  у  меня  появился  новый  опыт  -  общение  с  полуживым  человеком  один  на  один.
Полуживые  люди,  я  видела  их  пару  раз  за  свою  работу  проводником  и  научилась  безошибочно,  с  первой  же  секунды  определять  их,  способны  на  всё.  Если  не  вглядываться  в  багрово-коричневый  оттенок  их  глаз,  полуживой   человек  даже  хорош  собой,  но  только  если  не  вглядываться!  Что-то  там  шевелилось  в  его  зрачках,  какой-то  вращающийся  круг  отсчёта  в  никуда,  отчего  хотелось  закричать,  не  сходя  с  места,  чтобы  не  терять  ни  одной  драгоценной  секунды. 
Пока  я  приходила  в  себя,  клиент уселся  и  кивнул  мне,  чтоб  я  тоже  села.
-  Ничего  себе,   -  пробормотала   я,  поставив  мокрый  веник  обратно  в  угол.  -  Извините,  но  приём  на  сегодня  закончен, -  старательно  глядя  в  сторону,  чтобы  не  встречаться  глазами  с  полуживым,  как  можно  равнодушнее  сказала  я. 
-  Прямо  с  утра?  -  хохотнул  он,  показав  неприличных  размеров  белый  мёртвый  язык.
-  Ну  да,  -  огрызнулась  я,  кивнув  на  веник.  -  Санитарный  день,  уборщиц  не  держим,  а  что  вы  хотели-то,  гражданин?
-  Я  хочу  убить  жену,  -  буднично  сказал  клиент  и  вытащил  пачку  денег,  помахав  ею  у  меня  перед  носом.  Пальцы  его  предательски  дрожали.  -  Я  отдам  их,  если  мы  с  вами  договоримся,  -  злорадно  добавил   он,  кидая  деньги  на  стол  и  припечатав  сверху  фотографию  женщины.  -  Моя  любимая  супруга  сейчас  дома,  мы  живём  на  Стромынке,  так  что,  заходите,  проклинайте  её  или  обливайте  кислотой,  или… скидывайте  с  четвёртого  этажа,  на  ваше  усмотрение!  Вот,  кстати,  чтобы  не  забыть,  -  он  достал  из  кармана  два  ключа,  -  адрес  говорить?  И  не  рассказывай  мне  сказки,  что  ты  не  убиваешь  за  деньги,  хе-хе…
Я  промолчала,  выказывая  видимость  спокойствия,  и  машинально  взглянула  на  деньги  -  их  было  много.
«Так  я  и  знала,  что  всё  этим  кончится,  так  я  и  знала.  Похоже,  меня  сглазили  ещё  в  детстве,  и  я  начала  притягивать  неприятности  ещё  в  младенческом  возрасте!»  -  мелькнула  шальная  мысль.
-  Чем  же  она  вам  так  насолила?  -  мирно  поинтересовалась  я.  -  Сами   только  что  назвали  жену «любимой»… 
-  Она  мне  изменила,  -  выплюнул  клиент.  -  Измену  можно  простить,  но  невозможно  забыть!
Тут  я  опешила.
-  Кстати,  не  отпирайтесь,  я  знаю  про  вас  всё,  -  фыркнул  клиент,  сверля  меня  взглядом.  -  Вы  -  Мурзикова!
«Капец  полный,  -  подумала  я.  -  Значит,  мне  всё-таки,  не  померещилось,  что  вчера  до  подъезда  кто-то  за  мной  шёл».
-  Я  -  Мурзюкова,  а  не  Мурзикова.  -  Автоматически  открестившись  от  чужой  неблагозвучной  фамилии,  я  трясущимися  руками  зажгла  свечу  на  алтаре.  -  И  я  не  принимаю  заказов  на  убийство,  заберите  деньги,  а  то  позвоню  в  милицию!  -  выдвинула  я  последний  аргумент  и  щелчком  отшвырнула  пачку  от  себя. 
Деньги,  получив  ускорение,  заскользили  по  полированной  поверхности  стола.
-  Цену  набиваешь?  -  Глаза,  полуживого  внезапно  налились  кровью  и  стали  напоминать  бычьи.  -  Хорошо  же,  -  протянул  он  и  без  перехода  спросил:  -  Миллиона  рублей  хватит?
Тут  уж  у  меня  глаза  полезли  на  лоб.
-  Уходите  сейчас  же!  -  вскочила  я  и  быстро  задула  свечу  на  алтаре,  которая  оглушительно  трещала.
Но  полуживой  и  не  почесался,  продолжая  сверлить  меня  взглядом. 
Я  с  надеждой  покосилась  на  дверь,  на  какую-то  долю  секунды  мне  вдруг  почудилось,  что  в  коридоре  кто-то  есть,  но  мои  надежды  не  оправдались,  мы  были  одни.
-  Если  ты,  Мурзикова,  не  убьёшь  её,  то  я  убью  тебя,  -  сварливо  пообещал  клиент,  не  сводя  с  меня  глаз,  и  тут  вдруг  я  поняла,  что  он  пьян,  а  я,  возможно,  ошиблась.  И  клиент  не  полуживой,  а  просто  не  вышел  из  состояния  запоя. 
-  А  потом  себя?  Вам  надо,  вы  и  убивайте,  -  быстро  вставила  я.  -  А  лучше,  сходите  в  церковь. 
-  Я  в  бога  не  верю,  -  огрызнулся  клиент.
-  Может,  он  в  вас  поверит,  -  пробормотала  я.  -  Бог  и  безбожникам  помогает. 
Сказать  мне  ему  больше  было  нечего,  помочь  я  тоже  не  могла,  ведь    некоторые  творят  зло,  не  задумываясь  - изо  дня  в  день,  и  уже  не  могут  остановиться,  так  что…
-  Да,  бросьте  вы  её,  в  конце-то  концов,  -  вдруг  улыбнулась  я.  -  Ну  что  за  бред,  заказывать  убийство  собственной  жены  за  измену?..  Средневековье,  что  ли,  на  дворе?  Очнитесь,  ведь  любовь  -  это  лишь  добровольная  форма  рабства,  а  развод  -  это  самый  славный  выход  из  положения.  Ну,  честное  магическое,  выгоните  её  на  улицу,  оставьте  без  гроша  и  радуйтесь.  Это  ли  не  расплата  за  измену?
-  А  она  снова  выйдет  замуж?  -  неподдельно  возмутился  он.  -  Я  уже  был  у  колдунов  на  Стромынке,  им  я  оставил  в  два  раза  больше,  -  хвастливо  кивнул  он  на  деньги.
Тут  уж  я  обиделась.  «Что  ещё  за  колдуны  на  Стромынке,  надо  бы  выяснить»  -  подумала  я. 
-  А  зачем  тогда  вы  пришли  ко  мне?  Возможно,  они  уже  убили  вашу  жену,  а  вы  тут… Непорядочек.  -  Я  сидела  ни  жива  ни  мертва.
Наконец-то  он  взял  деньги  со  стола  и  сунул  в  их  карман,  а  я  с  грехом  пополам  успела  разглядеть  снимок  его  жены,  обнаружив  поразительное  сходство  этой  женщины  с  молью.  Бывает  же  такое...
Когда  стихли  шаги  на  лестнице,  я  бросилась  к  двери  и  закрыла  её  на  ключ,  потом  подбежала  к  окну.  От  дома  отъезжали  сразу  две  машины,  в  какой  же  уехал  клиент?  Нет,  вот  он,  только  что  вышел  и  быстро,  не  оглядываясь,    уверенной  походкой  потенциального  убийцы  направился  в  сторону  сквера.  Мой  личный  скромный  «магический»  опыт  подсказал  мне,  что  этот  человек  одержим  убийством  и  готов  натворить  много  бед… Я  посидела  с  минуту,  размышляя,  прочла  молитву,  собралась  и  поехала  на  Стромынку  поглядеть  для  начала  на  тех  самых  колдунов.


На  улице  было  до  изнеможения  жарко…
Я  не  очень  хорошо  знаю  Стромынку  и  интуитивно  свернула  к  старым  серым  домам,  медленно  обходя  их,  пока  наконец  не  увидала  ступеньки  и  раскрытую  настежь  дверь  в  подвал  одного  из  пустых  заколоченных  зданий. 
«ГИЛЬДИЯ  КОЛДУНОВ  И  ЧАРОДЕЕВ»  -  значилось  на  маленький  деревянной  табличке,  сделанной,  похоже,  на  коленке  каким-то  усердным  выжигателем.  Подумав  минуту,  я  стала  спускаться  вниз,  намереваясь  зайти  и  спросить  что-нибудь,  но  внезапно  в  нос  мне  ударило  такое  невыносимое  амбре  из  серы  и  фекалий,  что  я  решительно,  в  три  прыжка,  преодолела  все  восемь  ступенек  наверх  и  снова  оказалась  на  асфальте.
«Даже  не  вздумай!  Беги  отсюда!  -  стучало  в  голове,  пока  я,  оглядываясь,  быстро  шла  к  метро.  -  Значит,  он  заходил  сюда,  и  здесь  его  заказ   приняли! Что  же  мне  делать  теперь?» 
С  третьей  попытки  я  поймала  такси  и  поехала  к  мадам  Ингрид  в  Лигу  Независимых  Астрологов.
-  А  она  в  командировке,  -  улыбнулась  мне  секретарша  Магини,  симпатичная  девушка  с  неправильным  прикусом  и  острыми  ушками.
В  милицию  я  не  пошла,  решив  подождать  до  завтра  и  обдумать,  что  буду  говорить  и  как  объясню  им  своё  занятие.  Я  снова  вернулась  к  себе,  закрыв  дверь  от  клиентов.  Что-то  невыносимо  скребло  на  душе,  я  была  напугана,  причём  настолько  сильно,  словно  шла  через  кладбище  и  оступилась  в  свежую  могилу.  Я  огляделась  и  увидела  кусок  гудрона,  который  прямо  на  глазах  менял  цвет  -  из  чёрного  он  становился  прозрачным,  и  потом  снова  чёрным.

Я  почувствовала  дуновение  воздуха  в  закрытой  комнате,  и  появилась  она… Я  нисколько  не  удивилась,  что  передо  мной  из  воздуха  материализовалась  хрупкая  старушечья  фигурка  Магини  в  синем  старомодном  платье  с  оранжевыми  шашечками,  подпоясанном  ремешком.
Магиня  сердито  взглянула  на  меня  и  покачала  головой.
-  Ты  ж  ничего  не  умеешь  и  взялась  за  это?  Я  предупреждала  тебя!  -  воскликнула  она,  плюхаясь  в  кресло.  -  Ты  помнишь,  надеюсь?
-  У  меня  есть  опыт  жизни  -  очень  тяжёлой.  Я  живу,  справляясь  со  всеми  трудностями,  -  я  вздохнула,  -  и  мне  есть  что  сказать  почти  на  любой  житейский  вопрос.  Я  ничего  не  придумываю,  я  просто  делюсь  своим  жизненным  опытом.
-   Выходит,  ты  совсем  не  боялась  во  все  это  ввязываться?  -  проворчала  Магиня,  недоверчиво  щурясь.  -  И  не  боишься  до  сих  пор?
-  Нет,  я  справлюсь,  -  удивилась  вопросу  я,  -  жить  обычной  жизнью  трудней,  чем  быть  самозваным  магом.  Обычная  жизнь  совсем  не  спокойна,  она  скорее  скучна  и  однообразна.  И  ещё,  любой  человек,  у  которого  есть  ум  и  нежадное  сердце  может  помочь  другому,  что  я  и  пытаюсь  делать.
-  Может  быть,  может  быть,  -  пробормотала  Магиня,  пожевав  губами,  как  обычная  старуха  где-нибудь  в  деревне.  -  Нежадное  сердце,  говоришь?  А  знаешь,  я  догадывалась  об  этом.  Когда  не  жалко  поделиться  ясностью,  с  которой  ты  смотришь  на  мир,  так?
-  Да,  на  свете  много  замороченных  людей,  им  просто  нужно  дать  толчок  добрым  словом,  и  кто  хочет,  тот  обязательно  услышит.
Магиня  кивнула.
-  Хорошо,  -  сказала  она  уже  мирно,  -  работай.  Но  ты  обязательно  должна  выбрать  себе  второе  имя,  это  одно  из  неизбежных  условий. 
-  Зачем?  -  пожала  я  плечами.
-  Ну,  вот  как  ты  представляешься?  -  Мадам  Ингрид  открыла  сумочку  и  вытащила  портсигар.
-  Мурзюкова,  волшебница  со  стажем.  -  Я  отказалась  от  предложенной  папиросы  без  фильтра.  -  А  что?
-  Так  нельзя,  -  твёрдо  сказала  Магиня.  -  Какой  у  тебя  стаж  на  сегодня?  Напомни-ка  мне.
-  Моему  магическому  стажу  почти  два  месяца,  -  с  гордостью  отчеканила   я.  -  А  вы  говорили,  что  я  прогорю!
-  Ну  да,  -  без  улыбки  кивнула  Магиня.  -  Так  вот,  прислушайся  к  совету,  возьми  фамилию… ну,  к  примеру,  Финтифлюшкина,  а  что? 
-  Знаете,  у  меня  серьёзное  предубеждение  против  смешных  фамилий  -  они  характеризуют  человека  как  дурачка,  разве  не  так?  -  возмутилась  я.
Мадам  Ингрид  неожиданно  прослезилась  от  смеха.
-  Я  поняла  ход  твоих  мыслей,  но  смешная  фамилия  отводит  от  человека  и  зло  в  том  числе.  -  Мадам  Ингрид  поискала  глазами  пепельницу.  -  И  если  ты  собралась  работать  дальше,  тебе  обязательно  нужно  взять  псевдоним.
Я  удивилась  про  себя,  ну  как,  скажите,  такая  бестолковая  фамилия,  как  Финтифлюшкина,  может  спасти  человека,  то  есть  меня,  от  зла?  С  помощью  смеха,  что  ли? 
-  А  ту  даму,  которую  пытался  «заказать»  муж,  её  можно  спасти?  -   задала  я  встречный  вопрос.
-  Ты  же  не  приняла  заказ,  и  не  думай  об  этом.  Я  же  предупреждала,  что  не  надо  вмешиваться  туда,  где  ты  не  сможешь  помочь,  -  пожала  узенькими  плечами  мадам  Ингрид.  -  А  давай-ка,  выясним,  жива  ли  эта  дама,  и  сколько  ей  ещё  осталось  коптить  небо?  -  И,  прищурившись  в  угол  за  моей  спиной,  где  был  сооружён  на  скорую  руку  алтарь  с  распятием,  мадам  Ингрид  что-то  сказала  на  незнакомом  мне  хриплом  языке.
Я  терпеливо  ждала.
-  Она  жива  и  собирается  в  Италию,   -  пробормотала  Магиня,  -  и,  похоже,  с  ней  всё  будет  в  порядке.
-  А  с  ним?  -  не  унималась  я.  -  Он  же  не  в  себе…
-  А  ему,  похоже,  несдобровать,  -  проворчала  Магиня,  после  долгого  молчания.  -  Но  это  не  твоя  миссия,  если  он  снова  не  придёт  к  тебе.  Мне  повторить?   
-  А  вы  тоже  заметили,  что  он  полуживой?  -    заторопилась  я.  -  Выходит,  помощь  нужна  ему?  Лучше  бы  он  не  приходил  больше,  я  его  боюсь.
-  Какой  он?  Полуживой?  -  Магиня  вопросительно  взглянула  на  меня.  -  Полуживой,  говоришь?  -  изумлённо  пробормотала  она  и,  всплеснув  руками,   исчезла,  и  я  осталась  в  салоне  одна.


Я  подскочила,  услышав  стук.  Такой  громкий,  словно  кто-то  изо  всей  силы  стучал  по  забору  палкой,  но  это  был  всего  лишь  очередной  клиент  -  второй  за  сегодняшний  день… Он  ушёл  через  полчаса,  мерзко  похихикивая  и  сжимая  в  руке  пакетик  с  «приворотным  зельем»  -  из  ванили  и  корицы.  И  не  заставил  себя  ждать  третий  страждущий  -  его  замучила  сглазом  его  же  собственная  тёща,  Он  ушёл  через  час  с  микстурой  для  буйных  тёщ  -  настойкой  пустырника  и  десятком  афоризмов,  которыми  можно  любезно  отбрить  зарвавшуюся  родственницу  и  не  получить  в  глаз.
Так  к  вечеру,  несмотря  на  непредвиденные  обстоятельства,  план  был  перевыполнен.
-  Опять  сухой  корм,  -  ворчала  я,  возвратившись  в  сумерках  домой  и 
поглядывая  на  сухари  на  подоконнике.   
Сёстры  Хвалынские,  пока  я  целый  час  тщилась  уснуть,  дружно  храпели  за  стеной,  и  я  решила  вымыть  голову,  раз  уж  мне  не  спится. 
Из  старинного  душа  пылевидной  струйкой  текла  вода  с  ржавчиной.  Я   обождала,  когда  она  станет  по-настоящему  тёплой,  и,  охнув,  залезла  в  ванну.  «Мыться  я  люблю…»  -  стуча  зубами  от  холода,  подумала  я.   
«А  неплохие  они,  всё-таки…»  -  засыпая  через  полчаса,  думала  я,  прислушиваясь  к  спокойно  журчащей  ругани  проснувшихся  среди  ночи  сестёр. 
А  Эвридика  и  Марианна  Юрьевны  в  эти  минуты  делили  роли  предстоящего  жизненного  спектакля,  кульминацией  которого  было  «удушение  ближайшей  ночью  этой  чёртовой  гадалки».  Детально  расписав,  кто  из  них  входит  первым,  кто  держит  верёвку,  а  кто  ноги,  и  кто  предварительно  закрывает  форточку,  чтоб  ночные  прохожие  не  услыхали  криков  умирающей,  они  забылись  сном.  А  утром,  оживши,  попили  чаю  и  отправились  на  улицу,  прихватив  каждая  по  кошёлке  для  сбора  бутылок.  Сёстры  Эвридика  и  Марианна  были  дряхлы  и  телом  и  памятью  и  напрочь  забыли  о  расписанном  до  мелочей  убийстве  своей  квартирантки.


                Душа  моя  болит


  В  то  утро,  проснувшись  ни  свет  ни  заря,  я  решила  побродить  где-нибудь  в  нешумном  месте,  чтобы  провести  ревизию  своей  души. Я  мало  знала  соседей  по  дому,  в  котором  жила,  и  не  спешила  расширять  ареал  случайных  знакомств.  Причиной  была  моя  работа  -  мне  не  хотелось  лишних  вопросов  о  ней,  как  второгоднику,  который  не  знает  ответа  почти  ни  на  один  вопрос  по  школьной  программе.  Даже  со  своими  квартирными  хозяйками  я  общалась  вскользь,  потому  что  уходила  рано,  а  приходила  уже  ночью,  когда  они  спали. 
Весьма  приятным  исключением  был  бухгалтер  ресторана  «Ганнибал»  Бениамин  Маркович  Баблосов,  с  которым  мы  познакомились  однажды  на  лестнице  у  служебного  входа… Седенький  в  мешковатых  подвёрнутых  джинсах  и  растоптанных  сандалиях,  он  приезжал  из  дома  на  мотороллере,  который  подолгу  не  заводился,  когда  вечером  он  пытался  его  оседлать.  Святой  человек,  Бениамин  Маркович  здоровался,  что-то  такое  говорил,  какой-нибудь  спич,  и  на  душе  у  меня  становилось  спокойнее. 
Однажды  я  его  спросила:
-  Беня,  а  вы  еврей?
Бениамин  Маркович  взглянул  на  меня  и  фыркнул…  Передо  мной  сидел  немолодой  мужчина  с  лицом  счетовода,  глазами  добряка,  похожий  на  сенбернара  из  средней  полосы  России. 
-  Если  Беня,  то  еврей?  Ах,  Света,  -  Беня  почесал  затылок.  -  А  я  думал,  что  на  сенбернара  похож,  вы  же  мне  говорили  на  той  неделе.
В  свободное  время  мы  иногда  пили  чай,  ведя  содержательные  разговоры  в  основном  на  отвлечённые  темы  -  о  любви  и  дружбе.
Ну  и  изредка  заходил  погадать  на  свою  жизнь  гравёр  Носальский.  Вот  и  все  мои  знакомые  к  тому  утру.


Итак,  был  конец  июня.  Нешумных  мест  в  Москве  почти  не  осталось. Я тихо  выскользнула  из  квартиры,  предвкушая  сладостное  одиночество  где-нибудь  на  скамейке  под  столетним  деревом,  но  опоздала  -  на  улице  уже  было  полно  народу, а по пешеходному переходу навстречу мне бежал рыжий щенок. Увидав меня,  подбежал  знакомиться,  вихляясь  на  пушистых  лапах. 
В аптеке стояла очередь за таблетками, я зашла туда, и, поддавшись ажиотажу,  набила  карманы  аскорбиновой  кислоты  с  глюкозой. Выходя,  в  дверях  я  столкнулась  с  молодым  мужчиной.  В  руках  у  него  была  алюминиевая  сетка  с  яйцами.  Очень  трогательная  на  вид…
Весь  этот  месяц  у  меня  на  душе  кошки  скребли  из-за  поступающего  извне  негатива. Я  вдруг  поняла,  что  если  ещё  побуду  самозваной  колдуньей,  то  ей  и  стану. Нет,  колдовать-то  я  не  научусь,  а  вот  злая  буду,  как  самая  настоящая  ведьма.  Всё  к  этому  шло,  ведь  магическая  работа  -  весьма  зыбкая  трясина. Так  стоит  ли  мне  продолжать  добычу  денег  таким  древним  способом,  если  я  чувствую  порой,  что  схожу  с  ума? 
Быстрым  шагом  я  направилась  к  перекрёстку,  в  окне  моего  салона  на  втором  этаже  ветром  трепало  флаг,  на  нём  сияло  слово  «МАГИЯ»,  я  мельком  взглянула  на  него  и  отвернулась…
«Стоит  ли  овчинка  выделка,  Свет?»  -  Я  даже  споткнулась  от  невнятного  предчувствия  на  абсолютно  ровном  асфальте  и,  метущий  тротуар  дворник,    отскочил  от  меня. 
-  Ходют  тут,  ведьмы  всякие,  -  зло  сплюнул  он.
 «Вот,  темнота-то.  Я  колдовать  всё  равно  не  умею»,  -  обиделась  я,  выслушав  его  долгий  трёхэтажный  мат,  и  присела  на  скамью  в  начале  бульвара. 
Мимо  шли  люди,  не  обращая  на  меня  никакого  внимания,  и  только  тут,  на  этой  самой  скамье,  я  поняла,  что  происходит:  меня  грызла  совесть  и,  видимо,  догрызла  этим  утром.
«Это  всего  лишь  работа,  причём  временная,  -  повторила  я  нехитрую  на  первый  взгляд  формулировку  раз  пятьдесят,  и  мне  стало  полегче.  -  Про  страусиную  ферму  в  Рузском  районе  ты,  конечно,  загнула… Но  хотя  бы  накопишь  денег  и  купишь  себе  какое-нибудь  жильё!»   -  Погоревав  ещё,  я    решила  заскочить  в  кофейню  на  углу.


В  кофейне,  несмотря  на  утро,  яблоку  негде  было  упасть…
Напротив  меня  за  столиком  хлебал  чайной  ложкой  горячий  шоколад  мужчина,  похожий  на  испанского  короля.  На  нём  был  лёгкий  светлый  костюм  в  синюю  клетку. «Сколько себя помню, с детства я была влюблена в кого-нибудь неподходящего…»  -  вспомнила  я  и,  заказав  кружку  горячего  шоколада,  с  трудом  заставила  себя  отвести  глаза  от  мужчины.  «До  чего  же  он  хорош!  Просто  натуральный  Бобёр  с  грустными  глазами… Вот  бы  такого!  -  машинально  подумала  я  и,  вытащив  из  кармана  зеркальце,  быстро  глянула  на  себя.  -  Вообще-то  мы  неплохо  смотрелись  бы  рядышком.  Ну  почему  я  не  могу  околдовать  его?»
По  соседству  с  ним  тянули  горячий  шоколад  из  керамических  кружек  папа,  мама  и  два  взрослых  сына,  похожие  на  семейство  кабанов.  Я  даже  сморгнула  от  удивления,  до  того  они  аппетитно  они  уминали  пирожки  с  яблоками! 
И  тут  к  Бобру  подсела  блондинистая  Нимфа  в  прозрачной  распашонке  поверх  продранных  на  бёдрах  джинсов.  Аккуратно  сложив  ножки  и  положив  на  стол   ручки  с  устрашающим  маникюром,  она  что-то  спросила  у  мужчины,  и  он    улыбнулся!  Я  давно  заметила,  что  рядом с некоторыми людьми, словно бьёт ток  высокого напряжения  -  и  к ним притягивает этим самым током.  Я  допила  шоколад  и  встала,  но  похожий  на  испанского  короля  Бобёр  так  и  не  посмотрел  в  мою  сторону.  Пришлось, походя, уронить на него сумку с банкой огурцов... Нечаянно.  Очень  сожалею,  что  не  было  второй  сумки  -  для  блондинистой  Нимфы.
Забыла  сказать,  я  сделала  это  мысленно.  Ведь  кофейня  с  Бобром  и  Нимфой  осталась  за  спиной…


«Представляете, сколько людей живёт с одними, думая о других?»  -  спрашивала  я  каждую  вторую  дамочку,  приходящую  ко  мне  в  салон  за  приворотом.  Сама  же  я  живу  одна  уже  бессчётное  количество  лет.
Я  шла,  никуда  не  торопясь,  вниз  по  Плющихе  и  вдруг  отчётливо  поняла,  что  период  моего  вынужденного  одиночества  затянулся.  Последние  пять  лет  у  меня  не  было  даже  намёка  на  свидание  с  мужчиной.  Неужели  мужчины  мне  опротивели?  Вроде  бы  нет.  Я  -  пуританка?  Нет, просто  мне  чуть  за  сорок,  и  я  живу  в  России. 
Как  же  я  жила  последние  годы?  Так  и  жила  -  одна.
Я  обернулась  на  кофейню… По  ступенькам  в  неё  входили  люди,  желающие  напиться  горячего  шоколада.
«Харизматик  какой,  царь  породы,  -  снова  вспомнила  я  Бобра  и  даже  поёжилась.  -  Вот  ведь  запал  в  душу  и  не  хочет  уходить». 
А  ведь  после  развода  мне  ни  разу  не  захотелось  снова  стать  замужней  клушей  -  так  я  устала  от  несвободы  в  своём  браке.  Видимо,  я  не  влюблялась, чтобы  не  утонуть  в  иллюзиях,  как  в  тот  первый  раз? 
«А  полезно  поспрашивать  саму  себя  и  получить  ответы  на  свои  же  вопросы!»  -  подумала  я,  сворачивая  к  офису.

Но  самое  забавное  случилось  через  четверть  часа,  когда,  схватив  веник,  я  решительно  стала  выметать  пыль  у  себя  из-под  стола.  Я  торопилась  до  прихода  первого  клиента,  но… Звякнул  бубенчик,  и  я  услышала  интеллигентное  покашливание  у  себя  за  спиной,  обернулась  и  не  поверила  глазам  -  на  пороге  стоял  он,  похожий  на  испанского  короля  Бобёр,  в  светлом  костюме  в  синюю  клетку.
-  Извините,  что  без  стука,  -  улыбнулся  Бобёр,  -  но  дверь  была  открыта,  и  я  зашёл… Чернов  Пётр  Мартынович,  -  представился  он.   
-  Мурзюкова  Светлана,  -  улыбнулась  я,  продолжая  мести.  -  Садитесь,  вы,  наверное,  погадать  пришли?..  Ужо  я  вам  погадаю.  -  Я  поискала  глазами  колоду  старых  игральных  карт,  успев  заметить  после  двухмесячной  практики,  что  чем  колода  засаленней,  тем  больше  трепета  она  внушает  клиентам;  хотя,  как  можно  верить  засаленным  картам,  представить  себе  не  могу.
-  Не  гадайте,  не  надо,  -  пожал  плечами  гость  и  попятился  назад.  -  Ни  к  чему  это…
-  А  что  же  вы  хотите  тогда,  Пётр  Мартынович?  -  Я  настороженно  осмотрела  гостя,  назвать  его  обычным  клиентом,  ввиду  нашего  утреннего    свидания  в  кофейне,  у  меня  не  поворачивался  язык.
И,  положив  веник,  я  предложила  гостю  сесть.
-  Больше всего меня раздражает и злит собственное несовершенство,  -  произнёс  мой  гость,  с  треском  усаживаясь  в  соломенное  кресло.
«Харизматик  какой,  -  снова  подумала  я.  -  Вон  как  велеречиво  говорит,  а  из  кармана  торчит  газета  «Русский  патриот»… Неужели,  читает?» 
-  Неправда, что люди учатся только на своих ошибках,  -  на  всякий  случай  завела  я  свою  обычную  песню.  - Умный человек способен учиться и на чужих.   Поделитесь со  мной  проблемами,  и  как знать, может,  я  вам  помогу.
-  Не  уверен,  -  мягко  перебил  меня  гость.
-  Если  вы  расскажете  о  вашей  проблеме,  думаю,  что  смогу  вам  посоветовать  нечто  эдакое,  что  вам  и  в  голову  не  придёт,  -   пробормотала  я,  несколько  уязвлённая.  -  Ведь  вы  -  мужчина,  а  я  -  женщина.
-  Скажите,  а  вы  настоящая  колдунья?  -  улыбнулся  гость.
И  так  как  он  мне  понравился  ещё  в  кофейне,  я  отрицательно  покачала  головой  и  произнесла  решительное  «нет». 
-  Я  так  и  думал,  -  кивнул  он,  -  значит,  всё  проще.
-  Что  проще,  Пётр  Мартынович?  -  перебила  я.  -  Загадки  загадываете.
-  Я  пришёл  не  за  советом.  -  Тут  мой  собеседник  привстал  и  запустил  руку  в  карман  своего  пиджака
-  А  за  чем?  -  Я  внимательно  следила  за  его  рукой.
-  Вы  понравились  мне  ещё  в  кафе.  -  Пётр  Мартынович  осторожно  достал  из  кармана  пиджака  прозрачную  ёмкость  и  положил  передо  мной.
В  маленькой  коробочке  цвела  янтарная  орхидея,  размером  с  бабочку.  -  Можно  пригласить  вас  куда-нибудь?  -  улыбнулся  гость.  -  Просто  так.
-  Расскажите  о  себе  Пётр  Мартынович,  -  в  ответ  улыбнулась  я,  но  моя  настороженность,  несмотря  на  милый  подарок,  не  исчезла. 
-  Охотно,  -  кивнул  мой  гость,  и  произнёс  всего  одну  фразу:  -  Я  живу  один.
«Без  любви  сгорает  свечка!»  -  с  переборами  пел  цыганский  ансамбль  в  ресторане  на  первом  этаже.
-  Я  заканчиваю  работу  с  уходом  последнего  клиента,  но  в  ресторане,  который  внизу,  к  полуночи  всё  подчистую  съедают  грузины  с  близлежащего  рынка,  так  что…
-  Грузины  так  прожорливы?  -  Пётр  Мартынович  нахмурился.  -  Я  не  знал.
-  Как-то  я  зашла  заморить  червячка  в  половине  первого  ночи,  -  посетовала  я,   -  так  ничего,  кроме  горчицы,  там  не  осталось,  представляете?
-  Я  вам  позвоню,  -  улыбнулся  Пётр  Мартынович,  вставая.  -  «Порто
Мальтезе»  вас  устроит?..
И  я  не  стала  отпираться…  До  этой  минуты  я  не  знала,  как  это 
женщины  загораются  лишь  от  одного  восхищённого  взгляда?
- Знаете,  -  пробормотала я,  -  а  в  созвездии  Гидры  на  днях  произошёл  большой  взрыв,  и  для  нашей  с  вами  галактики  наступит  конец  света  через  несколько  миллиардов  лет…  Ну,  когда  волны  взрыва  дойдут  до  нас...
-  До  свидания,  а  вы  милая,  -  напоследок  сказал  Пётр  Мартынович  и  ушёл.
В  моей  что-то  голове  щёлкнуло,  и  я  машинально  подняла  совок. 
-  Только  любви  мне  не  хватало,  -  ворчала  я,  заканчивая  уборку.  -  Интересно,  а  сколько  ему  лет?
Пётр  Мартынович  Чернов  выглядел  лет  на  пятьдесят  с  хвостиком.

               
                Меня  атакует  любовь…
               
               
Бобёр  не  пришёл,  хотя  я  прождала  его  до  полуночи.  Наконец  я  сообразила,  что  уже  слишком  поздно,  и  стала  собираться  домой. 
«Он  сказал,  сегодня  или  завтра,  кажется?»  -  Я  попыталась  вспомнить,  что  именно  говорил  мне  Пётр  Мартынович  Чернов  у  двери,  но  бросила  это  неблагодарное  дело  через  пять  минут.
«Меня  атакует  любовь  или  я  просто  устала  от  одиночества?»  -  задала  я  себе  нелёгкий  вопрос  и  не  ответила  на  него.
Между  аптекой  и  колбасным  магазином  целовалась  парочка,  я  люблю  когда  целуются  люди,  значит  у  них  на  тот  момент  душевная  и  сердечная  связь  зашкаливает  все  мыслимые  пределы,  вдобавок,  не  скрою,  меня  это  раззадорило. 
«Куда  ж  он  пропал?»  -  думала  я. 
Бар  «Гибралтар»  на  углу.  Я  зашла  и  выпила  кружку  пива,  что  для  меня  вообще  не  характерно…  Потом  не  спеша  я  дошла  до  дома  и  услышала  в  раскрытую  форточку,  как,  звеня  стаканами,  бранятся  сёстры  Хвалынские.  Я  послушала  и  зашла  в  подъезд.  На  душе  было  тускло. 
Поставив  кипятить  чайник  в  тесной,  заставленной  пустыми  бутылками  кухне,  я  чуть  не  забыла  про  него,  потому  что,  вытащив  зеркальце,  стала  придирчиво  рассматривать  себя.  Я  себе  не  понравилась!
Сёстры  доругивались.  Наконец  они  замолчали  и  разошлись  по  комнатам  спать.  Видела  я  их  не  часто,  и  лишь  однажды  они  меня  удивили,  когда  на  Первое  мая  оделись  прилично  и  куда-то  уехали,  приговаривая:
«Эмилия… Пантеон…Ваганьковское  кладбище…»
Или  мне  послышалось  тогда?  В  общем,  я  не  могу  поручиться  за  услышанное.
«Мы  на  Ваганьково»,  -  вроде  бы  обронила  одна  из  сестёр.
«Ведь  это  очень  известное  кладбище?»  -    подумала  я  тогда.   
-   Пантеон…  -  бормотала  я,  засыпая.  -  Эмилия… Бобёр!


               Горький  шоколад,  сладкий  чай,  вот  какой  расклад,  ай-ай-ай


И  за  четыре  дня  я  пристрастилась  к  горячему  шоколаду,  начиная  каждое   утро  в  кофейне  на  углу.
Время  летит  быстро,  если  не  любишь,  сейчас  же  оно  тянулось,  как  засахаренный  мёд.  Ведь  каждую  минуту  я  ждала  звонка  от  Бобра,  поглядывая  на  увядающую  орхидею  и  прислушиваясь  к  шагам  за  дверью.
Сколько ни живу, столько удивляюсь притяжению между людьми, и притяжению не к принцу Чарльзу или к Папе Бенедикту XVI,  к ним-то как раз полнейшее равнодушие, а вот похожий на бобра человек  взял и без разрешения поселился в моём сердце… Абсурд длился уже неделю, поэтому пресловутая "банка огурцов" всё-таки должна упасть на него и разбиться,  когда  он  наконец  появится.
Он  пришёл  в  понедельник,  и  это  была  третья  наша  встреча.
-  Извини,  -  сказал  он  как  ни  в  чём  не  бывало,  садясь  в  соломенное  кресло  напротив  меня.
-  Мы  уже  на  «ты»?  -  подскочила  я,  обрадовавшись. 
-  Мне  уйти?  -  поднял  брови  Бобёр,  внимательно  глядя  на  меня.
На  что  я  улыбнулась.
-  Пётр  Мартынович,  -  сказала  я,  -  оставайтесь…
-  К  тебе  или  ко  мне?  -  сразу  определился  Бобёр,  и  мне  это  очень  понравилось.
-  Ко  мне  ближе!  -  Я  вскочила,  был  уже  вечер,  и  ни  одного  клиента  в  дверях.
Тут  надо  сделать  важное  отступление.  Вот  оно,  в  двух  предложениях:  когда женщина влюблена, она наступает на одни и те же грабли постоянно. И не думайте, что она потеряла ум,  -  просто она влюблена!
Чуть  ли  не  рысью  мы  добежали  до  дома  №14/7,  вошли  в  подъезд,  я  открыла  дверь,  и  мы  оказались  у  меня  в  комнате…
На  кровати  спала  Клеопатра  -  облезлая  кошка  сестёр  Хвалынских.  Ненавижу. 
-  Киска,  брысь,  -  прошипела  я,  сконцентрировав  всю  свою  вежливость  на  слове  «киска».
-  А  кто  здесь  ещё  живёт?  -  прислушался  к  голосам  за  стеной  Пётр  Мартынович.
-  Сёстры  Хвалынские,  -  стряхнув  босоножки,  я  прыгнула  на  дощатый    пол  и  с  интересом  взглянула  на  своего  кавалера.  -  Иди  сюда.
-  Бывшие  балерины,  да?  Как  интересно…  -  Пётр  Мартынович  ослабил  петлю  галстука  и  обнял  меня.  -  Расскажешь  мне  о  них  потом?
-  Бывшие  кто?  -  возмутилась  я,  прижатая  к  груди  Петра  Мартыновича.  -  А  ты  ничего  не  путаешь?
Говорить  про  старух,  которые  походили  на  двух  разжиревших  крольчих,  на  сегодняшнюю  ночь  никак  не  входило  в  мои  планы. 
-  Я  о  них  всё  равно  ничего  не  знаю!
Мы  стряхнули  ещё  по  какой-то  части  гардероба,  я  чуть  больше,  Пётр  Мартынович,  как  истинный  джентльмен,  чуть  меньше.  Вдобавок  он  долго  и  с  видимым  удовольствием  целовал  меня  в  губы. 
-  Нежные,  как  цветы,  -  счёл  нужным  сообщить  Пётр  Мартынович  и  спросил:  -  А  зачем  так  много  бегоний  на  окне?
Я  не  стала  отвечать,  и  внезапно  он  бросил  меня  на  кровать.  Я  от  такого  сюрприза  прикусила  язык,  а  пружины  старушки-кровати  жалобно  скрипнули  и  больно  впились  мне  в  спину,  и  тут  меня,  не  иначе,  укусила  какая-то  муха… 
- Если  мужчина  позволяет  себе  исчезнуть  на  неделю,  не  звонит  и  никак  не  проявляет  себя,  то  подозреваю,  что  и  секс  с  ним  -  такое  же  фуфло!  -  абсолютно  без  пиетета  очень  тихо  ляпнула  я,  устав  неделю  ждать  Петра  Мартыновича.  -  Какой мужчина в брюках, такой и голый, разве не так, Пётр  Мартынович?  -  добавила  я,  тоже  далеко  не  ангельским  тоном.
Пётр  Мартынович пожевал  губами и медленно  надел уже спущенные было брюки.  И  печально  щёлкнув  подтяжками  «Milton»,  вышел  на  улицу,  забыв  про  пиджак.
А  мне  стало  мучительно  стыдно,  хотите  верьте,  хотите  нет.
-  А  пиджачок?  -  беззвучно  заикнулась  я,  как  самая  настоящая  растяпа.
"Ну вот, даже не убедилась в правильности собственной гипотезы..."
И  ещё,  пока  не  заснула,  я  думала:
«А  разонравился  он  мне.  То  ли  у  любовницы  целую  неделю  обретался,  то  ли  в  компьютер  играл…»
Эвридика Юрьевна  и  Марианна  Юрьевна  дружно  храпели  за  стеной,  когда  я  попыталась  уснуть.
«Что мне  предстоит?  -  думала  я,  ворочаясь  полночи.  От  своей  внезапной  любви  я  не  ждала  ничего  хорошего,  ведь  оставленный  пиджак,  как  ни  крути, означал  продолжение  нашей  с  Петром  Мартыновичем  истории.  -  Словно путешествую на воздушном шаре, его несёт куда-то и меня вместе с ним бултыхает в корзинке…»
Под  утро  что-то  мне  померещилось  за  окном,  я  открыла  глаза  и  увидала,  как  с  улицы  на  меня  кто-то  пристально  смотрит  и  подмигивает! 
-  Пётр  Мартыныч  вернулся!  -  обрадовалась  я.
Пётр  Мартынович,  не  глядя,  протянул  мне  букет  вялых  ромашек,  а  потом  влез  сам,  подтянувшись  на  руках  и  чудом  не  задев  сдвинутые  на  угол  горшки  с  бегониями.  Он  был  сильно  выпивши  и  выглядел  изрядно  помятым.         
-  Я  за  пиджаком,  у  меня  там  кредитки,  -  буркнул  Пётр  Мартынович.  -  Извини  меня,  Света,  что  пропал,  ты  права,  но  так  получилось.
-  Ты  качаешься,  ложись,  -  предложила  я,  с  ужасом  понимая,  что  он  сейчас  уйдёт.  -  А  я  на  работу  схожу  ненадолго  и  вернусь!
-  Колдовать,  да?  -  уточнил  Пётр  Мартынович.
-  Порчу  напускать,  -  кивнула  я.  -  Ты  ложись.
-  Нет  уж,  чего  я  тут?  -  вздохнул  он,  красноречиво  поводив  глазами  по  углам.  -  Я  лучше  на  улице  тебя  подожду.  -  И,  сняв  со  стула  пиджак,  вышел  из  комнаты.


Этот  день  запомнился  мне  как  сумасшедший.  Уже  через  десять  минут,  сжимая  в  руках  тяжёлую  сумку  с  приворотным  зельем,  в  пакетиках  была  заблаговременно  расфасована  обычная  сыроватая  ваниль,  я  вышла  в  общий  коридор  квартиры.  Пока  я  возилась  с  ключом,  закрывая  свою  комнату,    прошло  не  меньше  минуты…
-  Света?  -  хрипло  позвал  меня  кто-то  из  сумерек  у  ванной.
-  А?..  -  подскочила  я.
Сзади  в  одинаковых  халатах  с  оттопыренными  карманами  стояли  сёстры  Марианна  и  Эвридика  Хвалынские,  зевая  по  очереди.
-  У  тебя  там  мужчина  через  окно  влезал?  -  кашлянув,  спросила  Эвридика Юрьевна,  подозрительно  щурясь.  -  Мы  видели.
-  Он  ушёл  только  что,  -  не  стала  отпираться  я.  -  Я  ж  не  замужем,  бабы…Да  вы  беспокойтесь,  он  тут  жить  не  будет  -  как  зашёл,  так  и  выйдет!
Эвридика  Юрьевна  и  Марианна  Юрьевна  переглянулись.
-  Пусть  живёт,  -  кашлянула  Марианна  Юрьевна,  покосившись  на  сестру.    -  Мы  не  против,  если  платить  за  двоих  будешь…
-  Обойдусь.  Это  просто  знакомый,  -  как  можно  лояльнее  сказала  я
-  Знакомый?  -  зафыркали  сёстры.  -  Который  лазит  к  тебе  в  окно?
Я  кивнула  и  вышла  на  улицу.
Чернов  стоял  у  подъезда  и  курил.
-  Я  спешу,  -  торопливо  чмокнув  меня  в  щёку,  он  попрощался  и  пошёл  в  сторону  метро,  а  я,  ошеломлённая,  постояла  и  зачем-то  свернула  за  ним,  словно  меня  притягивал  невидимый  магнит,  который  был  в  кармане  брюк  Петра  Мартыновича.  И  за  углом  я  увидела  пыльный  новенький  автомобиль,  в  который  садился  Чернов. 
Тут  в  голове  у  меня  что-то  щёлкнуло.
«Что  же  ему  нужно-то?  -  мелькнула  тревожная  мысль.  -  Без  всякого  сомнения,  я  -  весьма  симпатичная  гадалка,  но  догадываюсь,  сколько  стоит  его  «Бентли»…» 
Ох,  уж  эти  пораженческие  комплексы,  которые  не  дают  женщинам  за  сорок  окончательно  сойти  с  ума  от  любви!  При  всём  этом  я  б  не  сказала,  что  интуиция  в  тот  раз  меня  выручила. 
«Гори  всё  огнём,  а  я  ему  отдамся!»  -  думала  я,  решительно  поворачивая  к  своему  магическому  салону  над  рестораном.


На  скомканный  половик  у  порога  я  не  обратила  никакого  внимания,  просто  поправила  его  ногой,  и  всё.  Однако  удивилась,  почему  долго  не  открывается  новый  замок.  Я  проворачивала  в  нём  ключ,  пока  не  устала  рука…  Замок  неохотно  клацнул,  и  дверь  в  конце  концов  открылась,  я  толкнула  её,  занесла  над  порогом  ногу… В  салоне  было  перевёрнуто  абсолютно  всё,  вдобавок,  меня  чуть  не  сбил  с  ног  ветер,  с  гулом  вырвавшийся  из  комнаты…
«Ну  и  ну,  -  подумала  я,  перекрестившись.  -  Кто  ж  тут  побывал-то?»  И  пока  устанавливала  все  уцелевшие  предметы  интерьера  по  местам,  чутко  прислушивалась  к  каждому  звуку  на  улице.
«Конкуренты  или  банальные  хулиганы?»  -  Я  присела  и  огляделась.  Окно  было  закрыто,  значит,  непрошенные  гости  забрели  через  дверь?  Тут  я  заметила,  что  правый  угол  двери  покрыт  копотью  от  вероятного  поджога,  и  последующие  четверть  часа  усердно  выметала  обломки  цветочных  горшков  и  фрагменты  алтаря.
-  Снова  поджог…  -  тихо  бормотала  я,  наводя  последний  глянец.
И  вдруг  мне  словно  надели  на  глаза  очки,  хотя  я  не  просила  об  этом... Очки  нацепили  сзади,  я  даже  попыталась  их  смахнуть,  но  не  смогла  -  моя  рука  их  не  цепляла!  Я  машинально  взглянула  на  неё  -  и  на  моих  глазах  правая  рука  стремительно  покрылась  синей  глиняной   коростой… А  ещё  через  миг  -  я  не  увидела  своей  руки!  Я  недоверчиво  хмыкнула,  ведь  только  что  проделала  столько  дел  этой  самой  рукой… Да,  да,  я  хмыкнула,  как  Фома  неверующий,  и  посмотрела  на  другую  свою  руку…  которой  тоже   не   было.  Абсолютно  без  предупреждения  моя  левая  рука  заканчивалась  у  туловища  обрывком  рукава... 
Я  упрямо  не  поверила  глазам  и  посмотрела  в  зеркало,  с  истеричным  смехом  обнаружив,  что  меня  там  практически  нет  -  шевелилось  что-то,  но  это  была  не  я,  а  какая-то  творожная  запеканка  с  изюмом,  да-да…И  я  внезапно  начала  икать,  ошалело  озираясь  по  сторонам  и  сознавая,  что  пора  отсюда  «делать  ноги»!  Но  вот,  ног-то  у  меня  и  не  было.  Что-то  шевелилось  в  воздухе,  когда  я  с  ужасом  глянула  вниз  и  всё…
Я  как-то  вылетела  в  дверь,  ударившись  о  косяк.  Дверь  тихо  затворилась  за  мной… Набирая  ртом  воздух,  я  перетекла  на  первый  этаж  по  щербатым  ступенькам,  наподобие  текущего  мороженого…
На  лестнице,  несмотря  на  раннее  утро,  стоял  непрошибаемый  аромат   карского  шашлыка  с  помидорами!..  «Хоть  нюх-то  у  меня  остался!»  -  перманентно  утешилась  я,  выпадая  на  улицу  на  своих  ватных  ходулях.
На   улице  было  солнечно,  ветрено  и  совсем-совсем  не  страшно. Шли  люди.


«Районы… кварталы… жилые  массивы...  Я  ухожу… ухожу  -  красиво!»  -  прошёл  мимо  с  плеером  какой-то  нестарый  старичок  с  солидной  плешью  -    судя  по  музыке,  «фанат»  Бритни  Спирс.
-  Эй,  вы  меня  видите?..  -  непослушными  губами  спросила  я.  -  Скажите,  будьте  так  любезны,  старичок!
Старичок  мазнул  по  мне  взглядом  и  пошёл  дальше,  пробурчав:
-  Берегите  себя…
«Что  он  имел  в  виду?  -  задавшись  нехитрым  вопросом,  я  осторожно  текла  своими  невидимыми  ходулями  по  асфальту  наподобие  сухопутного  осьминога... 
«Значит,  я,  всё-таки  есть?»  -  думала  я,  глядя,  как  меня  обходят  прохожие.  Я  почти  успокоилась  и  прекратила  нервно  похихикивать. 
«Теперь-то  понимаю,  что  имела  в  виду  мадам  Ингрид,  когда  спрашивала  -  не  боюсь  ли  я  открывать  магический  салон?  -  с  облегчением  думала  я,  различая  себя  обычную  в  витринах,  мимо  которых  шла.  -  Понимаю,  да… Мне  бы  лучше  идти  в  посудомойки  в  какой-нибудь  ресторан,  а  не  выпендриваться  с  раскладкой  карт  перед  всякими  олухами  царя  небесного.  Тоже  мне,  колдунья,  без  рук  и  ног!» 
И  в  эту  самую  секунду  я  нечаянно  перетекла  с  тротуара  на  проезжую  часть  и  чуть  не  угодила  под  колёса  свадебного  кортежа,  промчавшегося  мимо… Не  помня  как,  я  выметнулась  из-под  колёс! 
-  Таланта  притягивать  неприятности  мне  только  и  не  хватало  для  полного  счастья…  -  бормотала  я,  пытаясь  отдышаться  за  газетным  киоском  у  дороги.  Я  даже  купила  газету  «Жизнь»,  чтобы  просто  ещё  раз  убедиться  в  наличии  рук.  А  что  мне  ещё  оставалось  делать?
Сердце  моё  от  страха  стучало  и  ныло,  и  мне  надо  было  хоть  немножко  передохнуть  и  привести  себя  в  порядок.  Поэтому,  усевшись  на  какой-то  старый  ящик  с  мусором  позади  киоска,  я  с  умным  видом  раскрыла  газету  и  принялась  читать,  но  ничего  так  и  не  увидела  -  буквы  расплывались  перед  глазами,  и  я  закрыла  глаза,  раз  от  них  всё  равно  не  было  никакого  толку.  И  помедитировала  очень  по-русски,  то  есть  прочла  молитву  «Отче  наш»  тихим  шёпотом  три  раза  подряд...
«Лос-анджелесским  хирургам удалось спасти виконтессу  Тавиани,  которая  с  ожогами  и  переломами  была  доставлена  в  больницу  Доброго  Самаритянина.  В ходе 6-часовой операции хирурги произвели  с  изуродованным  телом  Эмилии    Тавиани  настоящие  чудеса… Видимо,  ангел-хранитель  виконтессы  лучше  заботился  о  ней,  чем  ангел-хранитель  Роберта  Кеннеди,  который  скончался  в  этой  же  больнице  после  покушения  на  него…»  -  прочла  я  со  второй  попытки,  сразу  же  заподозрив,  что  у  людей,  пишущих  такие  репортажи,  нет  ничего  святого  за  душой,  если  они  проводят  такие  параллели…
«Ну,  при  чём  здесь  смерть  Роберта  Кеннеди  и  жизнь  очаровательной  виконтессы?  Когда  было  то  убийство?  Давным-давно...  А  авария  -  на  днях  практически…»
Так,  ворча,  я  зачем-то  сохранила  в  памяти  информацию  о  том,  что  «…загипсованная  виконтесса  улетела  долечиваться  в  свой  замок  Шарпентьер  (castello Charpentier)  под  Римом…»
«Слава  богу,  -  думала  я,  сворачивая  к  своему  дому  в  стиле  «баракко»,  -   
хоть  одна  неплохая  новость  на  сегодня».  Виконтесса,  о  которой  часто  писали  в  «жёлтой»  прессе,  стала  мне  чем-то  очень  близка,  вместе  со  всеми  приключениями,  которые  происходили  в  её  жизни  с  завидным  постоянством.  «Даже  разбившись,  она  умудрилась  попасть  в  одну  из  самых  известных  больниц»,  -  вздыхала  я,  набирая  подъездный  код.

Первым  делом  я  разыскала  валерьянку  и  накапала  себе  и  кошке  по  тридцать капель.  Напившись  по  двойной  дозе  успокоительного,  мы  легли  на  кровати  в  моей  комнате  и  заснули… А  когда  я  проснулась,  то  обнаружила  две  весьма  приятные  вещи:  синие  сумерки  в  окне  и  зевающую  Клеопатру  у  себя  в  ногах.  За  стеной  в  два  пьяных  голоса  о  чём-то  спорили  мои  квартирные  хозяйки.  И  это,  согласитесь,  было  в  некотором  смысле  приметой  весьма  непритязательного  домашнего  уюта  -  все  живы,  здоровы,  жизнь  идёт  своим  чередом  и,  слава  Богу.
Я  посмотрела  на  свои  руки,  в  сумерках  они  выглядели  как  всегда  -  полные  и  красивые  руки  сорокалетней  женщины,  и  я  вздохнула с  немалым  облегчением.  По  правде  говоря,  у  меня  уже  и  мыслей  не  было,  чтобы  ещё  поработать  колдуньей.
-  Доколдовалась,  -  бормотала  я,  -  не  дай  бог  никому  такого  пережить! 
Рисковать  больше  не  имело  смысла,  ведь  это  было  какое-то  злое  волшебство.  Кому  же  я  перешла  дорогу?  Нет,  бросаю  это  дело,  -  решила  я  к  утру  и  заснула,  бормоча: 
-  Мне  уж  лучше  в  посудомойки!
Но  утром  я  проснулась  с  совершенно  другими  мыслями  и  поэтому    решила  сходить  к  Магине. 


         О   чём?   О  ком?   Про  что?   Про  то…  или  -  Дудкин


«Женщина-авантюристка  останавливается,  когда  достигает  цели»,  -  пришла  мне  в  голову  мысль,  пока  я  ехала  в  такси.
-  Хотя  какая  из  меня  авантюристка?  Ну  если  только  вынужденная,  -  задумчиво  бубнила  я,  подходя  к  зданию  Лиги  независимых  астрологов. 
-  Повтори,  пожалуйста,  какая  у  тебя  была  цель,  когда  ты  ввязывалась  в  это  дело?  -  Мадам  Ингрид  раздражённо  взглянула  на  меня,  когда  я  вошла  к  ней  в  кабинет.
-  Заработать!  -  Я  хлопнула  себя  по  лбу.  -  Чтоб  открыть  страусиную  ферму  в  Рузском  районе  или  что-нибудь  попроще,  а  что?  Извините,  здравствуйте. 
-  Не  смеши,  -  Магиня  даже  закашлялась.  -  Если  каждый  будет  ставить  перед  собой  какую-нибудь  идиотскую  цель  и  пытаться  её  осуществить  -  мир  упадёт  ещё  ниже,  чем  он  упал  к  этому  дню.
-  Почему,  идиотскую-то?  -  обиделась  я.  -  Уж  и  помечтать  нельзя,  что  ли?
-  Что  ли!  -  передразнила  Магиня.  -  Мечтай  сколь  угодно,  но  ты  же  пытаешься  осуществить!
-  А  что,  нельзя?  -  удивилась  я.
Мадам  Ингрид  вскочила.      
-  Ты  сбиваешь  весь  порядок  вещей,  где  обычные  люди  -  это  просто  обычные  люди,  -  возмущённо  пробормотала  она.  -  Я  тебе  уже  говорила,  не  притворяйся.
-  Это  вы  про  кастовость?  Да,  если  так  думать,  то  не  стоит  и  жить!  -  До  меня  вдруг  дошло,  что  именно  она  пытается  мне  втолковать. 
-  Вот,  я  же  говорила,  ты  редкостная  хулиганка,  -  вздохнула  Магиня  и  махнула  на  меня  рукой. - У  меня  мало  времени,  что  ты  ещё  хотела  спросить?
-  Мне  просто  нравится  гадать!..  Скажите,  ведь  ничего  не  будет,  кроме  того,  что  должно  быть?  -  с  надеждой  спросила  я.
-  В  суету  ты  попала.  -  На  мой  вопрос,  кто  же  всё-таки  залез  в  мой  салон  прошлой  ночью,  Магиня  пожала  плечами.  -  В  Москве  много  незарегистрированных  магов... И  колдунов  тоже  хватает,  не  иначе,  кто-то  решил  поточить  об  тебя  свои  когти.
-  Когти?!  -  побледнела  я.  -  А  камень  нельзя  против  них  использовать?  -  Я  пошарила  в  сумке  и  вытащила  из  неё  тот  самый  кусок  гудрона.
Магиня  покачала  головой.
-  Не  очень-то  надейся  на  него,  ты  живая,  а  у  камня  даже  ног  нет.

 
Через  час,  с  твёрдым  желанием  разобраться,  я  снова  входила  в  дверь  служебного  входа,  откуда  вчера  убежала  в  полной  уверенности,  что  больше  сюда  не  вернусь.  Похоже,  работа  самозваного  мага  затянула  меня  окончательно,  ведь  я  всё  реже  мечтала  о  страусиной  ферме  и  принце  лет  пятидесяти  на  снежно-голубом  «Майбахе».  Глядя  на  ступеньки  лестницы,  я  некоторое  время  собиралась  с  духом,  чтобы  просто  подняться  по  ней.  Уверив  себя  наконец,  что  всё  со  мной  будет  хорошо,  я  вытащила  баночку  со  святой  водой  из  отделения  для  мобильных  телефонов,  перекрестилась  и  сделала  пару  шагов  вперёд,  и  тут  мне  на  плечо  опустилась  тяжёлая  рука.
-  Света,  -  произнёс  вкрадчивый  мужской  голос  за  спиной,  -  что  случилось?  Я  тебя  вчера  обыскался!
Знаете, иногда шутка человека, его улыбка или взгляд скажут больше, чем его автобиография.
- Спички  есть? - обыкновенно спрашивал  меня  Бениамин  Маркович  Баблосов,  бухгалтер  ресторана  «Ганнибал»,  сталкиваясь  со  мной  на  служебной  лестнице;  в  свете  пожара,  который  случился  у  меня,  первое  время  это  звучало  смешно. 
Но  только  не  сегодня,  так  я  была  напугана  вчерашними  событиями.
-  Ав… ав… ав! -  ловила  я  некоторое  время  воздух  открытым  ртом. 
-  От  избытка  уста  глаголют?  -  В  глазах  Баблосова  я  узрела  отражение  нечеловеческого  масштаба  его  мыслей  и,  не  сходя  с  места,  рассказала  про  вчерашнее  происшествие,  на  что  получила  глубокомысленный  посыл:
-  Не бойся, говорит эта карта, смело ступай и берись за дело, ибо новое всегда лучше старого,  хочешь,  провожу?  -  бодро  предложил  он.  -  Сейчас  вот,  только  зонтик  возьму,  если  что,  будем  отбиваться,  ведь  зонт  пред  лицом  врага  разрушает все иллюзии и  помогает увидеть вещи в их истинном свете.  Мы  прогоним  всех  бесов,  Света!  -  Прихрамывая,  Баблосов  быстро  зашёл  в  служебную  дверь  ресторана  и  стремительно  вернулся,  потрясая  огромным  мужским  нескладывающимся  зонтом. 
Я  сразу  же  согласилась.
Итак,  мы  с  Бениамином  Марковичем,  беззаботно  разговаривая,  поднялись  на  второй  этаж,  я  открыла  дверь  и  благоразумно  попятилась.  Бениамин  Маркович  не  подкачал,  он,  отважно  хромая,  вошёл  в  мой  опороченный  вчерашними  врагами  салон  и  затих  на  долгую  минуту.  Я  стояла,  переминаясь  с  ноги  на  ногу,  не  решаясь  даже  заглянуть  туда.
-  Никого  нет.  Ключи  от  магии  потеряны,  Света!  -  наконец,  раздалось  из  комнаты,  и  я,  подумав,  вошла…
Бениамин  Маркович  постукивал  зонтом  об  пол  и  курил.  Он  курил,  а  я,  неуверенно  хихикая, осматривала  пустые  углы.
-  Не  может  быть,  -  разводила  руками  я…
-  Зачем  тебе  работать,  Света?  Почему  ты  не  хочешь  составить  счастье  какому-нибудь  миллионеру?  -  задал  свой  коронный  вопрос  Бениамин  Маркович,  и  мы  расстались  довольные  друг  другом,  договорившись  попить  чайку  как-нибудь  на  днях…
В  комнате  было  тихо.  Я  побрызгала  святой  водой  всю  мебель  и  выпустила  на  волю  пожилую  бабочку  с  обтрёпанными  крыльями.  Ветер  за  какую-то  минуту  выдул  из  салона  дух  вчерашней  жути,  и  я  присела  в  ожидании  клиентов…
Итак,  я  снова  работала,  так  и  не  разгадав,  что  за  тайфун  пронесся  вчера  по  моему  салону. 
«Жизнь  меня  не  научила  ничему?»  -  неожиданно  подумала  я  и  навострила  уши,  потому  что  по  лестнице  кто-то  поднимался.
Дверь  отворилась.  На  пороге  стоял  и  улыбался  следователь  из  Дракино  Палладий  Дудкин  с  газетой  «Ведомости»  в  руках,  именно  ему  я  рассказывала  после  поджога  обо  всех  своих  подозрениях.
-  Зомбируете?  -  весело  осведомился  он. 
-  Что?  -  привстала  я.
-  Эсхатологично  тут  у  вас,  а  говорили… горячими  беляшами  на  вокзале  торгуете.  Еле   вас  нашёл,  Светлана  Михайловна.  Нравится,  значит,  вешать  лапшу  на  уши?  Буду  иметь  в  виду.
Я  пристыжено  молчала,  вспомнив,  что  действительно  на  вопрос,  где  я  буду  теперь  работать,  твёрдо  сказала,  что  мечтаю  торговать  беляшами  на  Курском  вокзале.
-  Моя  работа  теперь  такая,  сами  видите,  не  хотелось  светиться,  честно  вам  скажу.
-  Я  понимаю,  -  Дудкин  вздохнул  и  осторожно  опустился  в  соломенное  кресло. 
Я  молчала,  словно  набрав  в  рот  воды,  на  меня  изредка  находит  такое  -  «привет  аутисту»  называется.
Дудкин  поцокал  языком,  разглядывая  семя  чертополоха  на  столе,  и  неожиданно  спросил:
-  Так  вы  хотите  узнать,  кто  поджог  вашу  квартиру?
-  Ещё  бы,  -  кивнула  я,  но  Палладий  Дудкин,  охая  и  ахая,  увлечённо  начал  перебирать  мой  гадательный  инструмент.
-  Кто  же  постарался-то,  Палладий  Митрофанович?  -  устав  ждать,  поторопила  я.  -  Спички  детям  не  игрушка…
-  А  как  вы  догадались?  -  И  следователь  Дудкин  назвал  фамилию    мальчишки,  на  которого  я  никогда  бы  не  подумала,  потому  что  скромный  очкарик-сосед  со  мной  здоровался  и  даже  называл  тётей  Светой.   
Оказалось,  что  подожгли  мою  квартиру  по  рядовой  хулиганской  глупости,   метнув  новогоднюю  петарду  на  балкон.
-  У  вас  там  ничего  огнеопасного  не  хранилось?  -  Дудкин  подозрительно  прищурился.
-  На  моём  балконе?  Нет,  конечно,  -  отмела  подозрения  я,  и  спросила:  -  А  как  же  вы  узнали  имя  поджигателя?
У  меня,  по  правде  говоря,  как  у  каждой  запасливой  хозяюшки,  хранилась  на  балконе  трёхлитровая  банка  с  керосином  и  пакля.  Да  мало  ли  что  ещё…
-  Сгорела  ещё  одна  квартира  в  соседнем  доме,  -  следователь  кашлянул.
Тут  я  снова  впала  в  спасительное  аутичное  молчание,  с  горечью  вспоминая  новое  пальто,  телевизор  и  школьные  фотографии  дочки,  сгоревшие  в  ту  ночь.  Я  взглянула  на  следователя,  он  что-то  увлечённо  говорил,  и  я  с  трудом  заставила  себя  сконцентрироваться.
-  Скажите,  а  вы  не  против  помириться  с  поджигателем?..  -  услышала  я.
-  Издеваетесь,  что  ли?  Он  же  меня  на  улице  оставил.  -  Я  вытерла 
слёзы.
Следователь  красноречиво  помолчал. 
-  Тут  такое  дело,  -  начал  он.  -  У  матери  поджигателя  магазин  и  две
парикмахерские,  так  вот,  она  пообещала  купить  вам  равноценное  жильё  в  какой-нибудь  блочной  «хрущобе»,  если  вы  простите  её  сына… Больше  она  не  потянет,  по  её  словам.  Так  что,  Светлана  Михайловна,  будем  мириться  или  судиться?  -  тихо  спросил  Дудкин.
-  Пусть  покупает,  -  сразу  же  согласилась  я.
Дудкин  улыбнулся.
-  Вам  надо  будет  приехать  в  Дракино  к  мировому  судье  в  течение  этой  или,  скорее  всего,  следующей  недели,  я  уточню.  Как  мне  вас  быстро  найти?
-  Я  живу  у  неких  сестёр  Хвалынских.  -  Я  поискала  глазами  клочок  бумаги. 
-  Хвалынские?  Это  не  те  ли  известные  балерины?  -  Палладий  Дудкин  протянул  мне  сложенную  газету  «Ведомости».  -  Пишите  адрес  здесь.
-  Вы  их  тоже  знаете?  -  Я  быстро  черкнула  на  газете  номер  дома  и  квартиры,  в  которой  жила.  -  Похоже,  я  одна  не  слышала  о  таких  балеринах.  Не  верится  до  сих  пор  в  их  балетное  прошлое,  они  ведь  старушки,  причём  сильно  пьющие.  И  к  слову,  никаких  следов  грации  у  них  не  осталось!
Следователь  кивнул  на  газету,  которую  я  всё  ещё  держала  в  руках.
-  Разверните  на  второй  странице  и  посмотрите  внизу.
Я  не  сразу  нашла  коротенькую  заметку  всего  в  три  строки:
«В  замке  Шарпентьер  под  Римом,  на 73-году  жизни  скоропостижно  скончалась  его  хозяйка  виконтесса  Эмилия  Тавиани  (в  девичестве  Хвалынская).  Великая  танцовщица  современности,  женщина  без  возраста  -  вечный  праздник.  Мировая  балетная  общественность  скорбит  о  ней…»
Дудкин  поднял  с  пола  газету,  которую  я  не  удержала  в  руках.
-  А  вы  не  знали,  что  они  сёстры?..
Я  кивнула,  вспомнив,  что  пару  дней  назад,  о  сёстрах  Хвалынских  меня  спрашивал  смахивающий  на  испанского  короля  Бобёр.
-  Поразительно,  что  бывают  такие  совпадения,  -  пробормотала  я.  -  Не  могу  поверить,  может  быть,  это  не  они?  Ведь  моим  квартирным  хозяйкам  примерно  по  шестьдесят  лет,  а  виконтессе  семьдесят  два! 
-  Трио  сестёр  Хвалынских  гастролировало  по  всему  миру  в  шестидесятых  и  семидесятых  годах,  -  следователь  сложил  газету  и  спрятал  в  карман.
-  Шестидесятые  и  семидесятые  годы  были  в  прошлом  веке,  а  вам  на  глазок  можно  дать  лет  двадцать  пять.  Откуда  такие  познания,  вы  ведь  юрист,  а  не  балерун!
-  Юрист,  без  всякого  сомнения,  а  в  детстве  ходил  в  балетный  кружок:  па-де-де  и  па-де-труа,  опять  же…  На  свете  столько  великих,  ну  и  я  знаю  парочку!  -  Следователь  обезоруживающе  улыбнулся,  а  я  закашлялась.
-  Я  о  них  ничего  не  слышала.  Странно,  да?..  Я  всё  ещё  не  верю.
-  Такова  земная  слава  -  они  были  известными  солистками  и  объехали  полмира,  а  потом  исчезли  куда-то.  -  Дудкин  встал,  явно  собираясь  уходить. 
-  Подождите,  расскажите  хоть  что-нибудь!  Ведь  о  них  нет  ни  передач,  ни  газетных  статей,  а  они,  -  я  понизила  голос  до  шёпота,  -  спились  до  безобразия  и  бутылки  собирают… 
-  Лучше  спросите  у  них  сами.  -  Палладий  Дудкин  посмотрел  на  часы  и  снова  сел.  -  Ну,  хорошо,  я  быстро  расскажу  вам  одну  историю...  Однажды  на  гастролях  в  Италии  одна  из  сестёр  подобрала  на  улице  умирающего  кота,  привезла  его  в  Россию,  и  кот  некоторое  время  жил  у  них.
-  Кота,  говорите?
-  Да,  обычного  серого  кота  на  улице… Кажется,  напротив  римского  Колизея.  Там  в  развалинах  живут  бездомные  кошки,  которых  подкармливают  дамы  из  общества  защиты  животных.  -  Дудкин  поглядел  на  дверь.
-  И  что  с  котом  было  дальше?
-  Оказалось,  что  у  кота  был  хозяин,  и  не  какой-нибудь  обычный  итальянец,  а  довольно  известный  в  Риме  модельер.  Кстати,  в  Италии  у  всех  котов  есть  хозяин  или  хотя  бы  опекун,  -  Дудкин  улыбнулся. 
-  У  каждого  больного  уличного  кота  есть  хозяин-модельер?  -  уточнила  я.
-  М-м… нет,  -  хмыкнул  следователь.  -  Скорее,  просто  хозяин,  где  ж  на  всех  уличных  котов  модельеров  напасёшься?  Однажды  о  коте  сёстры  рассказали  в  одном  из  своих  многочисленных  интервью,  и  это  интервью  перепечатали  все  мировые  газеты… 
-  И  модельер  об  этом  узнал?
-  А  как  вы  догадались?..  Да,  узнал  и  приехал  в  Москву  за  своим  котом!  В  Италии  просто  так  котов  не  бросают.
-  И  женился  на  одной  из  балерин  Хвалынских,  -  закончила  я.  -  Как  в  сказке,  ей-богу!
-  Да,  всё  было  точно  так. Модельер  был  стар,  богат  и,  вдобавок  к  деньгам  имел  титул  виконта,  а  в  коте  своём  души  не  чаял.  -  Тут  Дудкин  снова  посмотрел  на  часы  и  поднялся.
-  Может  быть,  вам  погадать?  -  любезно  предложила  я.  -  Всё  равно  никого  нет,  а  вы  мне  ещё  что-нибудь  расскажете.
Дудкин  пожал  узенькими  плечами  и  отказался,  решительно  помотав  головой.
-  Вот  так  благодаря  коту  одна  из  сестёр  попала  в  Италию,  а  потом  вместе  с  мужем  она  часто  приезжала  в  Россию,  -  добавил  он.
-  Ну,  и  кот  я  вам  скажу! 
-  Тот  ещё  кот,  но  он,  кажется,  вскоре  помер,  завершив  свою  миссию  на  земле.  -  Дудкин  в  последний  раз  оглядел  мой  гадательный  салон.  -  Так,  говорите,  спились  они?
-  Да,  пьют  просто  по-чёрному,  не  просыхая...
-  Выходит,  это  рудименты  семьи  Хвалынских,  увы… До  скорого  тогда,  я  вам  позвоню,  Светлана  Михайловна.
-  Увидимся,  -  кивнула  я  и  неожиданно  заметила  за  его  спиной  первого  за  весь  день  клиента.  Тот  стоял  на  пороге  и  мрачно  на  меня  смотрел.  -  Проходите.  Вам  погадать  или  приворот?
Клиент  смущённо  пробормотал:
-  Мне  того  и  другого,  пожалуйста…
-  Садитесь,  я  мигом,  -  обрадовалась  я.  -  Только  следователя  приворожу… провожу!
День  начинал  мне  нравиться,  лишь  изредка  я  поглядывала  на  руки  -  на  месте  ли  они? 
Руки  были  на  месте.


Когда  ближе  к  ночи  я  вернулась  домой,  на  кухне  сидели  и  плакали  навзрыд  две  пьяные  женщины.
- Света,  -  подняла  голову  Марианна  Юрьевна  и  кивнула  на  полупустую  бутылку  на  краю  стола  и  обкусанный  бутерброд  с  селёдочным  маслом,  -  а  у  нас  сестричка  умерла… Садись,  выпей  с  нами  и  помяни!
Я  чуть  было  не  проговорилась,  что  знаю  о  жизни  и  смерти  Эмилии  Юрьевны,  но  благоразумно  промолчала  и,  выпив  стопку  водки,  отправилась  к  себе  спать,  но  на  душе  у  меня  скребли  кошки…
«Всё  совсем  не  так,  как  видится… А  они  довольно  коренастые  для  балерин  и  маленькие,  ну  как  они  балеринами-то  были?  По  сцене  от  принцев  бегали... Как  же  неприятно  чувствовать  себя  дурой!»  -  вынимая  из  сумки  камень,  думала  я.  Его,  после  вчерашнего  происшествия,  я  носила  с  собой,  считая  нужным  хранить  при  себе  единственную  по-настоящему  волшебную  вещь…
Сёстры  разошлись  по  комнатам,  мне  не  спалось,  и  я  вернулась  на  кухню.  Включив  газовую  колонку,  я  села  и,  пока  вода  не  нагрелась,  провела  в  раздумьях  некоторое  время.  Из  обрывков  мыслей:  «И  виконтессы  умирают…»,  «Может  быть,  в  моём  салоне  искали  деньги,  а  если  не  деньги,  то  что? Но  обыск  в  целях  воровства  и  поджог  двери  изнутри,  а  также  визуальное  исчезновение  моих  рук?..  Нет,  это  вообще  ни  в  какие  ворота!  Колдовство  какое-то…»
Засыпая  после  душа,  я  слушала  заливистый  храп  за  стеной  и  думала  о  странностях  личных  отношений,  когда  из  шести  миллиардов  людей  мне  нужен  всего  один  человек,  которому,  возможно,  я  совсем  не  нужна.  И  всю  ночь  мне  снился  Пётр  Мартынович  Чернов,  ведь  недаром  говорят,  что  любовь  -  это  пушечные  выстрелы  в  сердце.
 

Пётр  Мартынович  Чернов  ехал  по  ночной  Москве.
«Есть  два  способа  управлять  женщинами,  но  их  никто  не  знает»,  -  думал  он,  сворачивая  на  Плющиху.  Постояв  у  знакомого  жёлтого  дома,  машина  внезапно  рванула  с  места  и  уехала.


На  Сиамском  побережье  сидела  мадам  Ингрид  и  гладила  камни,  маленькие  пятки  Магини  упирались  в  небольшую  их  горку.
-  Мне  эти  два,  -  оглянувшись,  наконец  сказала  она.
Кроме  тёмно-синего  сгустка  воздуха,  никого  и  ничего  не  было  позади  Магини... В  тайской  деревушке  неподалёку  запели  петухи…
 

                Таскание  каштанов  из  огня


Утром  я  проснулась  крайне  раздражённая,  ритмичная  музыка  с  улицы  звучала  примерно  так,  словно  у  меня  на  голове  начинались  танцы.  Я  выглянула  в  окно,  приметив  у  подъезда  старый  автомобиль  и  ногу  в  джинсах,  высовывающуюся  из  него.  Нога  быстро  притопывала  в  такт,  и  мне  захотелось  её  оторвать… Я  раскрыла  было  рот,  но  потом  передумала…
-  Никто  не  испортит  мне  этот  день  прямо  с  утра,  -  пообещала  я  себе.
На  ходиках  была  половина  восьмого  утра,  а  моя  душа  вдруг  заболела…
По  сути,  вчерашний  день  был  добрым  из-за  новости,  что  у  меня  скоро  появится  жильё,  но  вот  смерть  виконтессы,  я  это  чувствовала,  она  каким-то  образом  зацепила  меня… Однако моя  душа  болела  из-за  другого.  Мне  отчаянно  хотелось  быть  на  своём  месте  в  жизни,  чересполосица  последних  лет  угнетала  меня.  Конечно,  кто  ж  спорит,  работа  гадалки  и  ведуньи  лучше,  чем  работа  в  сортире  на  Курском  вокзале,  но  как  ни  крути,  я  всё  равно  бесцельно  прожигаю  свою  жизнь… Из  года  в  год  я  живу  на  туманную  перспективу,  жду  счастья,  но  никогда  не  дожидаюсь  его.  Мне  достаются  какие-то  крохи  -  вся  моя  жизнь  состоит  из  крошек  радости  и  крошек  горя,  и  ни  разу  в  ней  не  было  полновесного  счастья.
-  Цели,  к  которой  я  движусь  по  жизни,  просто  нет,  -  ворчала  я,  умываясь.  -  Ведь  страусиная  ферма  в  Рузском  районе  -  это  глупая  шутка  и  отмазка  типа  «купи  слона». 
Я  зашла  в  кухню  и  прислушалась.  В  квартире  было  тихо,  и  мне  пришла  мысль,  что  сёстры  Хвалынские  успели   до  моего  пробуждения  куда-то  уйти. 
Кошка  Клеопатра  широко  зевала  и  ждала,  когда  я  отвернусь  от  колбасы. 
Я  спрятала  колбасу  в  холодильник,  и  пока  чайник  не  закипел,  вернулась  в  свою  комнату.  Застелив  кровать,  я  закрыла  уши  руками,  чтобы  не  слышать  оглушительную  музыку  с  улицы… Я  думала  о  нас  с  ним  целую  мучительную  минуту... И  откуда-то  сам  напросился  вывод:  можно  жить  счастливо  каждую  секунду,  если  любишь  давно,  и  если  любят  тебя...  Давно  -  главное  условие  счастья,  потому  что  всё,  что  недавно  -  причиняет  сильную  боль,  как  пришитая  рука  или  имплантированное  сердце...  Я  давно  никого  не  любила,  значит  надо  ждать,  пока  «пришитая  рука»  и  «сердечный  имплантат»  приживутся.  «Рукой»  и  «сердцем»  я  называла  исчезнувшего  из  поля  моего  зрения  Петра  Мартыновича  Чернова.   
Я  вздрогнула,  услышав,  знакомое  шарканье.  На  пороге  стояли  чисто  умытые,  причёсанные  и  одетые  в  новые  костюмы  сёстры  Хвалынские.  Костюмы  были  из  феерично-зелёного  жатого  шёлка  и  на  дешёвку  с  Черкизовского  рынка  не  походили  совершенно.
-  Света,  -  обратилась  ко  мне  абсолютно  трезвая  и  приличная  с  утра  Марианна  Юрьевна,  у  которой  зубов  во  рту  было  значительно  больше,  чем  у  её  родной  сестры  Эвридики.
-  Вы  на  Ваганьковское  кладбище,  наверное?  -  неожиданно  вырвалось  у  меня.  -  Так  я  всё  закрою,  когда  буду  уходить.
Сёстры  быстро  переглянулись. 
-  В  общем-то,  нет,  -  начала  было  говорить  Марианна  Юрьевна.      
-  Не  говори  глупостей,  -  пробурчала  угрюмая,  как  всегда  Эвридика Юрьевна,  в  руках  у  неё  был  удивительно  модный  саквояж  от  Кристиана  Диора,  потёртый  и  винтажный.
-  Мы  на  кладбище,  -  тихо  прошелестела  Марианна  Юрьевна  и  вышла  вслед  за  сестрой.
-  Не  беспокойтесь,  я  всё  закрою,  когда  буду  уходить,  -  пообещала  я.
Входная  дверь  хлопнула,  и  я  побрела  на  кухню.  Заваривая  чай,  я  думала  отчего-то  о  старости.  Такой,  как  у  сестёр  Хвалынских,  я  не  хотела  бы.


Когда  я  вышла,  машины,  из  которой  оглушительно  звучал  шансон,  у  подъезда  уже  не  было.  На  асфальте  растекалось  крупное  масляное  пятно  в  форме  мужского  полового  органа.  Перепрыгнув  через  него,  я  направилась  в  сторону  перекрёстка.  Дорогу  мне  стремительно  перебежала  высокая  дама  в  длинном  чёрном  платье  и  туфлях  на  платформе,  на  которых  она  двигалась,  чуть  нависая  над  асфальтом… Я  отшатнулась  -  неподвижный  взгляд  на  бледном  лице  и  чёрные  распущенные  волосы  не  оставляли  ни  малейшего  сомнения  в  том,  что  дама  чересчур  увлекается  готикой.
По  лестнице  мимо  меня  пробежал  толстый  незнакомый  мальчишка,  показав  мне  неприличный  по  размеру  язык,  а  я,  сунув  ключ  в  замок,  раскрыла  дверь  и  внезапно  попятилась,  носом  чуя  опасность.
-  Осторожно,  -  сказала  я  себе,  но  в  салоне  было  пусто,  и  я  всё-таки  вошла. 
«Проверка  на  вшивость  продолжается?»  -  Медленно  поворачивая  голову,  я  стала  оглядываться,  ощущая  холодок  между  лопаток. 
-  Что  на  вас?  -  внезапно  спросил  голос  из-за  спины. 
-  Панталоны  с  кружевами,  -  в  ту  же  секунду  призналась  я.
-  Вы  с  ума-а-а-а  сошли-и-и-и?  -  крикнул  мне  в  ухо  невидимый  собеседник.            
-  Отнюдь.  А  что  нельзя?  Так  я  схожу,  переобуюсь… ну,  то  есть  переоденусь.  Ох… я  совсем  запуталась,  -  отшатнулась  я. 
-  Ну  уж  нет!  -  крикнул  мне  некто  прямо  в  нос.
«Самые  плохие  дни  в  моей  жизни,  похоже,  ещё  не  закончились,  -  с  горечью  подумала  я,  выбегая  из  салона  и  захлопывая  дверь.  -  Колдовство  какое-то,  не  иначе».
 Я  успела  заметить  у  окна  незнакомую  мне  коробку  с  барахлом,  оно  даже  свешивалось  из  неё  на  пол… Какие-то  вычурные  рукава  с  бантами  и  тесёмками,  каких  сейчас  и  не  носят  уже.  Когда  я  уходила  вчера,  никакой  коробки  не  было.  Кто  же  притащил  её?!
Я  скатилась  по  лестнице  вниз  и,  оказавшись  на  тротуаре  перед  рестораном,  огляделась…
Мимо  шли  люди,  ветер  носился,  как  шальной  петух,  поднимая  пыль  тучками,  я  чихнула,  ухватив  ноздрёй  тополиного  пуха,  и  не  обнаружила  над  своими  двумя  окнами  флага  с  надписью  «МАГИЯ».  Его  просто  там  не  было!
-  Украли,  черти,  -  пробормотала  я,  заметно  сникнув,  и  вошла  обратно  в  служебную  дверь,  но  подниматься  по  лестнице  не  спешила,  а,  присев  на  ступеньку,  стала  размышлять.
«Бениамин  Маркович  прошлый  раз  помог  мне,  вооружившись  зонтом…  Так,  может  быть,  попросить  у  него  зонт  и  вернуться?» 
Неприметная  дверь  в  углу  коридора  была  приоткрыта,  я  заглянула  в  неё  и  упёрлась  глазами  в  круглый  зад  Баблосова,  который  сладко  спал,  прикорнув  на  кушетке  под  вешалкой…  Я  едва  слышно  вздохнула  от  досады  и  огляделась.  В  маленьком  кабинете  бухгалтера  в  воздухе  стояла  пыль,  все  бумажки  на  столе  были  разложены  кучками,  а  старенький  компьютер,  похоже,  недавно  включали…
-   Тебя  словно  за  волосы  подняли  и  тащили,  -  проворчал  проснувшийся  Бениамин  Маркович.  -  Дать  расчёску?
Я  кивнула  и,  пока  причёсывалась,  рассказала  о  полтергейсте  у  себя  наверху.
-  У  вас  такого  никогда  не  было?  -  поинтересовалась  я,  отдавая  расчёску,  в  которой  не  хватало  трёх  зубьев.
-  Никогда.  -  Баблосов  взглянул  на  меня  с  заботой  и  сочувствием  и  зевнул.  -  Ты  посиди,   я  сейчас  закончу  и  что-нибудь  придумаю,  ладно?
Я  кивнула  и  подошла  к  окну.  Яркая,  цвета  красного  вина,  машина  остановилась  у  ресторана,  и  из  неё  вылез  какой-то  древний  старик  в  джинсовом  костюме.  Высунувшись  из  окна,  я  подождала,  пока  он  войдёт  мимо  швейцара  в  ресторан,  и  зевнула.
В  кабинете  у  Баблосова  я  сидела  уже  полчаса,  но  Бениамин  Маркович  продолжал  что-то  быстро  считать  на   калькуляторе  и  даже  не  смотрел  в  мою  сторону.
-  Чуть  не  умерла  от  страха,  -  повторяла  время  от  времени  я.  -  А  у  вас  случайно  оружия  никакого  нет?  А  то  я  сама  могла  бы…
Баблосов  повздыхал,  покивал  и,  подняв  палец  левой  руки,  продолжил  быстро  набирать  длинные  ряды  цифр.  Видимо,  сводил  баланс.
-  Вам  в  ресторан  посудомойки  не  нужны?  -  ещё  через  полчаса  как  можно  наглее  поинтересовалась  я,  устав  ждать.  -  А  то  у  меня  и  флаг  украли.
-  Флаг?  -  глаза  у  Баблосова  округлились.  -  Серьёзно,  что  ли?  А  чего  ты  меня  на  «вы»  называешь?  От  страху?..
Я  посмотрела  наверх  и  проворчала:
-  Боюсь  туда  идти,  а  надо!
Бениамин  Маркович  сидел,  задумавшись,  по  лицу  его  пробегали  тени,  теней  было  много.  Мой  добрый  знакомый  напряжённо  думал. 
-  А,  была  не  была!  Только  ты  со  мной  не  ходи,  ладно?  Посиди,  вон  чайник  поставь  и  завари  покрепче.  -  Баблосов  встал  и,  взяв  свой  старый  клетчатый  зонт,  решительно  направился  к  двери.  Я  лишь  успела  перекрестить  его  спину.
Покосившись  на  белый  электрический  чайник  в  следах  варенья,  я  включила  его  и  стала  искать  заварку.
-  Никого,  -  донеслось  с  лестницы,  и  через  секунду  в  узкую  дверь  протиснулся  Бениамин  Маркович,  глаза  его  подозрительно  сияли.  -  Правда,  там  стояла  какая-то  коробка  с  барахлом…
-  Да,  -  кивнула,  поёжившись,  я.  -  Это  не  моё  барахло.  И  откуда  оно  взялось,  я  тоже  не  имею  ни  малейшего  представления.
-  Я  потыкал  зонтом,  так  вот,  ничего  страшного,  как,  впрочем,  и  ценного,  там  нет.  Пахнет  помойкой,  я  бы  сказал… И  флаг  твой  там  же,  в  коробке,  был...  Я  уже  велел  грузчику,  чтоб  он  отнёс  этот  мусор  в  контейнер,  если  ты  не  против,  конечно.  -  Баблосов  поставил  зонт  в  угол  и  повернулся  ко  мне.
-  А  там  точно  больше  ничего  не  было?  -  пробормотала  я.  -  Флаг-то  я  выстираю  и  обратно  повешу…
-  Точней  не  бывает.  -  Бениамин  Маркович  покосился  на  чайник.
-  Спасибо  тебе,  Бень,  -  поблагодарила  я.
-  Ради  благого  дела  я  всегда  готов,  -  с  достоинством  произнёс  бухгалтер.  -  Знаешь,  сворачивать  тебе  надо  твою  магическую  практику,  а  флаг  выкинуть.
-  Я  тоже  так  думаю,  -  кивнула  я,  с  тоской  ощущая,  что  подниматься  в  салон  мне  совершенно  расхотелось.  -  Последний  месяц  помытарюсь,  раз  уж  заплатила  за  офис.
Бениамин  Маркович  вздохнул  и  потрогал  чайник  рукой. 
-  Вот-вот,  хорошо,  что  ты  понимаешь,  -  улыбнулся  он.
-  Знаешь,  как  надоело  мне  в  поезде  трястись,  но,  видимо,  это  единственное,  что  я  могу,  -  пожаловалась  я,  вставая.  -  Пойду,  если  ты  не  против.
Баблосов  молчал,   о  чём-то  задумавшись. 
            -  А  вот  послушай  совета  доброго  дяди,  -  внезапно  сказал  он.
            Я  села,  приготовившись  слушать.
-  Надо  бы,  перед  тем  как  сворачивать  дела,  всё-таки  выяснить,  кто  к  тебе  лазит.  Я  возьму  в  ресторане  мини-видеокамеру  и  установлю  её,  если  ты  не  возражаешь.
И  я  согласилась.
-  Значит,  договорились?..  Пойдём  в  зал  и  съедим  что-нибудь.  Там  репетиция  с  утра,  но  это  не  надолго,  -  Баблосов  шмыгнул  носом  и  вздохнул,  почему-то  не  глядя  на  меня.   
 

В  центре  зала  шла  репетиция  стриптиза.  Девушка  в  спагетти-топе  и  блестящих  восточных  шароварах  медленно  раздевалась  под  музыку. 
-  Хочешь,  сдай  ей  свой  офис  на  этот  месяц,  она  как  раз  ищет  жильё.  -  Бениамин  Маркович  заказал  шашлык  и  повернулся  ко  мне.
-  А  она  не  из  пугливых?  -  Я  мельком  взглянула  на  весьма  игривую  барышню  азиатской  наружности,  на  ней  остались  одни  лишь  прозрачные  трусики.  Зал  был  пустой,  она  так  и  не  сняла  их  и,  подмигнув  нам,  пожелав  приятного  аппетита. 
-  Она  сама  напугает,  кого  хочешь,  -  закашлялся  Баблосов,  искоса  глядя  на  стриптизёршу.  -  Бархатная  текстура  твоих  губ,  Света,  говорит,  что  ты  ещё  молода  и,  возможно,  готова  полюбить,  -  проворчал  он  под  нос. 
Я  смутилась  и,  найдя  предлог,  быстро  попрощалась,  не  доев  шашлык  и  не  допив  вино. 
Вино  с  утра  даже  для  меня  чересчур,  я  весь  день  буду  вздыхать  и  краснеть  на  каждый  обращённый  ко  мне  взгляд,  как  рядовая,  среднестатистическая  дура.  И  потом,  Бениамин  Маркович  никак,  даже  с  натяжкой,  не  тянул  на  героя  моего  романа:  маленький,  хромой,  да  ещё  этот  его  оранжевый  мопед,  на  котором  он  приезжал  на  работу… Согласитесь,  мечты  о  таких  славных  мужчинах  обычно  заканчиваются,  даже  не  начавшись.  Зря,  конечно,  ведь  надо  и  им  тоже  дать  шанс  на  взаимную  любовь  в  каменных  джунглях  Москвы,  но  все  шансы  обычно  расхватывают  нехромые  мужчины,  минимум  на  «Жигулях»,  и  при  наличии  голубых  глаз  в  тон  рубашке…  И  потом,  признаюсь  честно,  когда  я  вижу  мужчину,  который  мог  бы  составить  моё  счастье,  я  ощущаю  вкус  жареного  арахиса  на  зубах.  Глядя  же  на  Бениамина  Марковича,  я  ничего  такого  не  ощущала,  совсем  ничего… Просто  полный  аут  ощущений  вызывал  во  мне  этот  мужчина  средних  лет  и  невыразительной  наружности.


  Я  не  сразу  пошла  домой  -  дома  было  пусто.  Я  отправилась  к  Магине,  но  не  застала  её.
-  Мадам  Ингрид  в  Пхукете,  -  улыбнулась  мне  остроухая  секретарша.
-  Отдыхает?  -  спросила  я.
-  Что  вы,  мадам  поехала  за  камнями.  Но  завтра  обещала  вернуться. Так  что  заходите,  если  нужно.  -  Секретарша  сделала  пометку  в  еженедельнике:  -  У  неё  есть  пара  минут  вечером.
-  Ага,  зайду,  -  кивнула  я.
Я  спустилась  по  крутой  лестнице  и  подумала,  что  надо  бы  сходить  в  магазин.  С  этой  магической  работой  я  так  давно  не  ела  самый  обычный  борщ  со  сметаной.
«Добрая, романтичная, жизнерадостная… Темные волосы, средней комплекции.  И  что  мне  так  не  везёт?»  -  рассуждала  я,  покупая  капусту  и  свёклу. 
Нагруженная  пакетами,  я  устало  шагала  к  дому,  в  котором  протекала  моя  московская  жизнь.  Радовало,  что  мои  хозяйки  вернутся  не  скоро  -  я  представляла,  как  сварю  борщ,  наемся  и  накормлю  двух  вернувшихся  с  кладбища  бабок,  но  моим  мечтам  не  суждено  было  сбыться.
Я  насторожилась,  как  только  вошла  в  подъезд.  У  дверей  квартиры  стоял  незнакомый  парень  в  джинсах  и  клетчатой  рубашке  и  жал  на  звонок.  Его  побелевший  палец  и  кислая  физиономия  говорили  сами  за  себя.   
-  Участковый  Оскар  Берёзовый,  -  отрекомендовался  он  женским  голосом,  когда  я  поинтересовалась,  кого  он  ищет.
-  Мурзюкова  Светлана,  -  представилась  я,  взяв  пакеты  в  одну  руку. 
-  А  кем  вы  приходитесь  сёстрам  Хвалынским?  -  участковый  покосился  на  обшарпанную  дверь,  у  которой  мы  стояли. 
-  П-п-племянницей,  -  проблеяла  я,  мне  стало  вдруг  не  по  себе.  -  Скажите,  а  вы  наш  новый  участковый?.. А  старый  где?
-  На  повышение  ушёл,  -  улыбнулся  мне  Берёзовый.  -  Я  могу  вам  задать  несколько  вопросов?
У  меня,  несмотря  на  его  широкую  улыбку,  снова  по  спине  пробежал 
холодок. 
-  Конечно,  но  сестёр  не  будет  до  вечера.  -  Я  открыла  дверь  и  посторонилась,  пропуская  участкового  в  квартиру.  -  Если  вы  не  против,  то  пойдёмте  на  кухню.
-  Я  даже  не  знал,  что  люди  так  живут,  -  пробормотал  Берёзовый,    заглянув  в  туалет.  -  А  вы  в  курсе,  что  их  сестра  жила  в  настоящем  старинном  замке?
-  И  что?  -  улыбнулась  я,  доставая  из  пакета  мясо  и  две  луковицы.  -  Вообще-то,  в  туалете  не  живут… Знаю,  конечно.
-  Кстати,  они  знают,  что  их  сестра  умерла?  -  Берёзовый  присел  на  табурет  в  центре  кухни,  согнав  с  него  кошку.  -  Я  закурю?
-  Извините,  -  решительно  запротестовала  я,   -  дым  просто  ненавижу! Берёзовый  поморщился,  убирая  сигареты.
-  Кстати,  где  они,  я  хотел  бы  с  ними  поговорить.
-  На  кладбище  поехали.  -  Я  поставила  кастрюлю  с  мясом  на  огонь  и  оглянулась  на  участкового.
-  А  вы  давно  с  ними  живёте?  -  задумчиво  спросил  он.
-  Нет,  недавно.  У  меня  квартира  сгорела,  ну  и  они  пустили  меня  пожить,  пока  я  не  определюсь,  -  как  можно  дружелюбнее  соврала  я,  ведь  сёстры,  когда  пускали  меня  к  себе,  сразу  оговорили  условие,  чтобы  я  называлась  их  родственницей  во  избежание  кривотолков.
-  Скажите,  а  их  комнаты  закрыты?  -  неожиданно  спросил  меня  участковый,  поднимаясь  и  выглядывая  в  коридор.
-  Да,  -  кивнула  я,  не  на  шутку  струхнув.
-  А  вы  были  там?  -  зачем-то  спросил  он,  явно  ожидая,  что  я  ему  отвечу.
По  правде  говоря,  я  не  знала,  что  сказать,  потому  что  к  сёстрам  специально  не  заходила;  в  основном,  это  они  заходили  ко  мне. 
Но,  безусловно  из  открытых  дверей,  я  выхватила  глазами  что-то  в  каждой  из  комнат,  хотя  в  целом  обстановку  описать  бы  не  смогла.
-  Конечно,  -  кивнула  я,  -  никаких  богатств  там  нет,  а  почему  вы  спрашиваете?
Участковый  смотрел,  выпучив  глаза,  как  я  стремительно  шинкую  капусту,  и  я  постучала  ножом  по  разделочной  доске,  чтобы  привлечь  его  внимание.
-  Я  бы  попросил  вас  поехать  со  мной,  но  вы  только  не  волнуйтесь,  хорошо?  -  внезапно  очень  буднично  произнёс  он.  -  На  опознание.
-  Что?!  -  нож  выпал,  и  я  наклонилась,  чтобы  понять  его.  -  Что-нибудь  случилось?
Берёзовый  покосился  на  кипящий  в  кастрюле  бульон  и  выключил  газ. 
-  Ну  что,  поехали?  -  улыбнулся  он.
-  Что  ж  вы  сразу-то  не  сказали?  -  вскричала  я,  запутавшись  в  фартуке.  -  Они  хоть  живы?
Оскар  Берёзовый  молчал,  пока  я  поспешно  мыла  руки  и  собиралась.


                Возвращение


Я  возвращалась  из  морга,  насвистывая.  Было  около  полуночи.
-  Ох,  уж  эти  участковые,  -  ворчала  я,  открывая  дверь  квартиры…
Пьяный мужчина, упавший с платформы станции "Таганская"  вместе  с    двумя  пожилыми  дамами,  отделался  сломанным  носом,  а  обе  дамы  погибли,  упав  кулями  на  контактный  рельс… Кто-то  первый  предположил,  что  это  сёстры  Хвалынские,  понять  почему  -  не  представлялось  возможным,  обе  старушки,  даже  весьма  приблизительно  не  походили  на  Эвридику  и  Марианну  Хвалынских. 
К  тому  же,  трагедия  в  метро  произошла  вчера  вечером,  а  сестёр  Хвалынских  я  видела  утром,  разговаривала  с  ними  и  даже  желала  им  доброго  пути  на  кладбище…  Или  -  не  желала?  Кажется,  всё-таки,  желала!   
Итак,  я  вошла  в  квартиру,  и  мне  сразу  не  понравилась  тишина  всего  жилого  помещения,  причём  до  такой  степени,  что,  закрыв  рот  ладонью,  чтобы  не  было  слышно  дыхания,  я  прислушалась.  У  меня  даже  уши  заболели,  я  вам  скажу...
Обычно  в  эти  часы  мои  квартирные  хозяйки  Эвридика  и  Марианна  всегда  были  дома.  Они  отдыхали,  смотрели  телевизор  или  готовились  отойти  ко  сну… Одна  из  них  выходила,  смотрела  на  меня  и,  убедившись,  что  это  я,  подмигивала.
В  этот  раз  тишина  была  какой-то  нереальной,  словно  за  дверью  одной  из  комнат  стояли  сто  человек  и  ждали  момента,  чтобы  выпрыгнуть… Я  включила  свет  в  прихожей  и  быстро  проверила  каждую  дверь,  но  они  были  закрыты  на  ключ,  как  и  утром,  лишь  моя  была  слегка  приоткрыта.  Обычно  хозяйская  кошка  открывала  её  лапой,  чтобы  поспать  на  моей  кровати.
-  Не  робей,  -  приказала  я  себе,  входя  и  нащупывая  рукой  выключатель.
Вроде  всё  было  как  всегда.  Я  снова  выключила  свет  и  пошагала  на  кухню,  чтобы  доварить  борщ.  Шум  у  холодильника  заставил  меня  попятиться,  но  вылезшая  из-за  него  заспанная  кошка  успокоила  меня  окончательно.  Зажигая  газ,  в  голове  я  держала,  что  надо  дошинковать  капусту  и  пожарить  лук. 
Бульон  уже  закипал,  я  посолила  его  и  начала  вытирать  тряпкой  стол, 
приводя  его  в  божеский  вид.  И  тут  в  полной  тишине  меня  словно  кто-то  окликнул:
-  Света!
Я  обернулась  и… пребольно  получила  по  носу. 
      -  Ой,  -  воскликнула  я,  в  ужасе  пятясь  к  плите.  -  Кто  здесь?
Рядом  со  мной  уже  стоял  неочевидный,  словно  сотканный  из  воздуха  старец  в  очках  и  при  бороде…  но  борода  как  бы  висела  сбоку… А  очки  парили  над  его  лицом!  Я  никогда  прежде  не  видела  его  и,  мгновенно  считав  информацию  с  весьма  поношенной  физиономии,  уверилась  в  этом  окончательно.  Старец  чем-то  смахивал  на  злющего  Деда  Мороза,  только  наряд  подкачал:  костюм  из  парусины,  ботинки  без  шнурков  и  лакированная  трость,  которой  он  помахивал  у  меня  перед  носом.
-  Не  своим  делом  занимаешься,  дура-а-а-а,  -  почти  ласковым  шёпотом  пробубнил  старец  и  повторил:  -  Дура-а-а...
Похоже,  он  наслаждался,  произнося  слово  «дура». 
-  Сам  дурак,  -  машинально  ответила  я,  потому  что  всегда  так  отвечаю.
-  Ты  мой  ужин… Предупреждена  и  свободна.  -  Старец  подмигнул  и  начал  пропадать, как сигаретный туман.  А  напоследок  я  услышала  странную  фразу: 
-  Юн,  но  не  вечен…  Но  если  встречу  в  ведьмах  ещё  раз  -  бойся  меня!
-  Да  какая  я  ведьма?  Я  ж  не  умею  ничего,  -  неожиданно  всхлипнула  я.  -  Бросила  уже,  достали  вы  меня  все!  Вот,  борщ  варю  на  ужин!  -  И  я  взяла  в  руку  поварёшку  для  обороны.
-  Ты  мой  ужин… Предупреждена  и  свободна.  -  Старец  снова  вынырнул  из  воздуха,  подмигнул  и  исчез  уже  по-настоящему.
Я  покосилась  на  кипящий  борщ,  потом  быстро  обежала  с  поварёшкой  квартиру,  заглядывая  во  все  углы,  но  в  ней  было  по-прежнему  пусто,  лишь  зеленели  в  углу  глаза  кошки  Клеопатры… Я  насчитала  восемь  кошек!  Затем,  громко  читая  вслух  «Отче  наш»,  я  уселась  на  табуретку  в  кухне  и  заплакала  от  смеха,  потому  что  мой  личный  фальшивый  мистический  опыт  ничего  мне  не  подсказывал  в  тот  момент.
-  Как  была  дилетанткой,  так  и  осталась  ей!  -  вытирая  слёзы  фартуком,    констатировала  я,  вспоминая  только  что  увиденный  зловредный  фантом.
Борщ,  меж  тем  потихоньку  варился,  распространяя  аромат  уюта,  и  я  налила  себе  полную  тарелку…  На  часах  было  четверть  второго  ночи,  я  ела  борщ,  а  сестёр  Хвалынских  всё  не  было.
-  Подзадержались  где-то.  Может,  к  утру  приползут  пьяные?  -  вслух  размышляла  я,  глядя  на  кошку,  которая  нюхала  воздух  рядом  со  мной.
      От  грустных  мыслей  нас  отвлёк  борщ.
-  Куда  же  делись  обе  пьянчужки?  -  вновь  задала  я  себе  вопрос,  пока  мыла  тарелку.
Кошка  умывалась,  благодарно  поглядывая  на  меня.  Похоже,  борщ  она  ела  в  первый  и  последний  раз,  подумала  я  и  пошла  спать.
Уже  прошла  половина  ночи  и  начало  светать,  когда  я  услышала  шум  мотора  с  улицы.  «Подари  мне  ночь,  Света»,  -  внезапно  услышала  я… чью-то  мысль.  «Интересное  предложение»,  -  решала  я,  почти  заснувшая  на  тот  момент,  и,  сказав  вслух:  «Я  подумаю»  -  проснулась.
В  комнате  было  тихо,  лишь  кошка  ворочалась  и  кашляла  в  моих  ногах,  но  я  уже  не  могла  спать…  Накинув  халат,  я  влезла  на  стул  и  высунулась  в  форточку… Из-за  облака  на  меня  глядела  луна,  а  под  окном,  показалось,  остановился  и  стоит  очень  грязный  «Бентли»,  на  котором  прошлый  раз  уехал  Бобёр… Но,  приглядевшись  как  следует,  я  увидела  обычный  «УАЗ»  и  какого-то  неинтересного  человека  в  нём.  Человек  курил,  зевая,  и  на  Петра  Мартыновича  Чернова  походил  разве  только  мужской  принадлежностью.
«Хроническое  состояние  любви  не  проходит,  похоже,  оно  застряло  во  мне  надолго,  как  бы  не  подавиться»,  -  думала  я,  слезая  со  стула.
Услышав  звонок  в  дверь,  я  не  удивилась.  Обычно  так  дребезжаще  тыкала  в  кнопку  звонка  только  Эвридика Юрьевна,  когда  была  сильно  на  взводе  и  не  могла  сама  открыть  дверь.
-  Бабки  вернулись!  -  второпях  открывая  дверь,  восклицала  я.  -  Ну,  что?  Где?  А  я…
На  пороге  стоял  Петр  Мартынович  Чернов  в  своём  светло-сером  костюме  в  синюю  клетку  и  улыбался,  а  когда  вошёл,  то  обнял  меня  по-хозяйски,  словно  я  его  жена  или,  к  примеру,  другая  какая  родственница.
«У  меня  к  нему  влечение?  Ну  почему  у  меня  к  нему  так  расположена  душа,  ведь  это  иллюзия,  от  которой  за  версту  воняет  дешёвым  пластиком!»   -  успела  подумать  я,  пока  он  всасывал  меня  большим  и  мягким  ртом.
-  Чтобы  понять  мужчину,  надо  с  ним  поужинать,  -  сказала  я,  отстраняясь.  -  Будешь  борщ? 
-  Уже  поздно.  То  есть  рано.  Давай,  -  всё-таки  разрешил  себя  покормить  Бобёр.  -  Ты  сексуальна.  Я  -  плохой парень.  -  Поев,  Пётр  Мартынович  облизал  ложку  и,  схватив  меня  за  руку,  посадил  к  себе  на  колени.  Потом  поднял  и  понёс,  о  чём-то  задумавшись,  а  я,  боясь,  что  он  меня  сейчас  уронит,  томно  предупредила:
-  Налево,  -  имея  в  виду  расположение  комнаты.
-  А  ты  испорченная  девочка,  -  послушно  свернул  налево  Пётр  Мартынович  и  чуть  не  упал  вместе  со  мной,  наступив  на  кошку.  -  Не  смущайся,  не  надо… У  тебя  шёлковая  кожа… О  чём  ты  сейчас  думаешь?  -  тем  особенным  тоном  спросил  он,  подходя  к  кровати.
Я  закрыла  глаза  рукой,  когда  мы  уже  лежали  на  ней.
-  У  меня  есть  ровно  три  минуты,  вот  так!..  А  потом  мне  надо  бежать,  любимая,  -  внезапно  услышала  я  и  в  изумлении  открыла  один  глаз,  Пётр  Мартынович  спешно  снимал  брюки  и  зубами  рвал  фольгу  презерватива.  Я  закрыла  свободной  рукой  рот,  чтобы  не  сказать  какую-нибудь  страшенную  глупость  как  прошлый  раз,  но  смех  меня  всё-таки  разобрал… Так  я  и  смеялась  все  три  с  половиной  минуты.  И  когда  Пётр  Мартынович  направился  в  ванную,  я  села  на  кровати  и  прислушалась. 
Было  раннее  утро,  и  в  квартире  стояла  та  особенная  тишина,  когда  тихий  шум  воды  в  ванной  кажется  нескромно  уютным.  Я  встала  и  выглянула  в  коридор,  Петра  Мартыновича  там  не  было,  и  я  зашла  на  кухню.
Чернов  стоял  у  окна  и  курил.  «Широкие  плечи  всё-таки  красят  мужчину»,  -  подумала  я.  Пётр  Мартынович  потянулся,  мне  показалось,  что  я    даже  услышала  хруст  его  косточек,  потом  наклонился  над  подоконником  и  с  глубокомысленным  видом  плюнул  в  горшок  с  самой  толстой  бегонией. 
Сперва  я  не  поверила  глазам,  но  он  плюнул  и  в  соседний  горшок!   
-  Света,  -  как  ни  в  чём  не  бывало  обернулся  он,  не  заметив,  что  щёки  у  меня  пылают  от  негодования,  а  глаза  зачем-то  ищут  сковороду.
-  Что?  -  ответила  я. 
-  А  мы  кофе  пить  будем?  -  Чернов  фыркнул  и  добавил:  -  Надеюсь,  у  моей  любимой  есть  кофе?
-  Не  называй  меня  любимой,  а  то  меня  стошнит,  -  сквозь  зубы  попросила  я,  вспомнив  совсем  некстати  своего  прежнего  кавалера.
Пётр  Мартынович  кивнул.
-  Легко,  -  пообещал  он  и  слово  сдержал.  -  А  у  тебя  шёлковая  кожа,  я  уже  говорил,  -  допив  кофе,  погладил  он  меня  по  руке.  -  Я  зайду  вечерком,  если  ты  не  против,  конечно?  Кстати,  а  где  две  старые  грымзы?
    Я  пожала  плечами  и  через  несколько  минут  осталась  одна.  Пётр  Мартынович  теми  же  губами,  которыми  плевал  в  бегонии,  поцеловал  меня  и  ушёл,  и  я  стала  решать,  что  мне  делать  в  первую  очередь:  идти  ли  в  свой  салон  или  поехать  к  мадам  Ингрид,  чтобы  узнать  про  фантом  зловредного  старца,  который  появился  вчера  в  квартире  и  изрядно  меня  напугал.  Но  было  слишком  рано.  Я  тоскливо  покосилась  на  смятую  кровать  и  решительно  вернулась  в  неё  через  несколько  минут… А  когда  я  открыла  глаза,  на  часах  было  уже  половина  одиннадцатого.
Густой  шлейф  запахов  старушечьей  квартиры  тянулся  за  мной  из  подъезда,  когда  я  вышла  и  встала  под  козырьком.  Сегодня  мне  было  не  до    прогулок  и  не  до  горячего  шоколада  в  кофейне  на  углу.
Мимо,  сигналя,  промчался  кортеж  свадебных  лимузинов,  и  я,  утоляя  жажду  любопытства,  пошла  по  дороге  в  ту  сторону,  обнаружив  через  два  квартала  самый  настоящий  ЗАГС  в  ампирном  доме  и  с  красной  дорожкой  на  сбитых  ступеньках… Недолго  понаблюдав  за  невестами,  я  повернула  обратно… Внезапно  воздух  сгустился  надо  мной,  став  седым,  как  волосы.  Я  попятилась,  но  не  успела.  Кто-то  невидимый  схватил  меня  за  ухо  и  дернул  изо  всей  силы.
-  Снова  за  старое?!
От  неожиданности  я  рванулась  вправо,  оставив  маленький  кусок  уха  в  руках  врага!
           -  Я  за  вещами,  последний  раз,  -  пискнула  я. - Не  губите!
           -  Имей  в  виду,  -  проскрипел  мне  в  ухо  уже  знакомый  старикашечий   голос,  -  с  тобой  рядом  -  настоящий  мерзавец,  самозванец  и  мошенник!  Надеюсь,  ты  поняла?
-  Вы  про  себя?  -  спросила  я,  зажав  ухо  и  не  попадая  зубом  на  зуб.
-  Нет.  И  не  перечь  мне… Ещё  раз  увижу,  что  занимаешься  не  своим  делом,  оторву  правое  ухо-о-о-о…
И  голос  исчез.
-  Хорошо,  что  не  левое,  -  держась  за  уши  двумя  руками,  всхлипнула  я. 
        На  меня  с  сочувствием  взглянул  мимо  пролетавший  воробей.
                Я  отдышалась  и  побрела  в  сторону  метро,  останавливаясь  то  и  дело  и  пересчитывая  уши.
Вот  так!


                Доля  незавидная


«Какая  же  я  растяпа!»  -  сокрушалась  я,  пока  ехала  в  метро. 
Незнакомые  люди  толкали  меня,  и  вместе  с  ними  я  наконец-то  выбралась  на  поверхность.  Я  спешила  в  Бобров  переулок,  чтобы  спросить,  что  происходит  и  откуда  на  меня  такие  напасти. 
-  Подожди,  прогноз  погоды  послушаю,  -  пробормотала  мадам  Ингрид,  когда  я  постучалась  и  встала  на  пороге.
Слушать  прогноз  погоды  представлялось  мне  не  очень  умным,  ведь  намного  проще  выглянуть  в  окно  и  увидеть  собственными  глазами  всевозможные  осадки...  Всего  через  год  я  пойму,  какое  невыразимое  счастье  просто  слушать  прогноз  погоды  на  завтра,  слушать  и  слушать…
-  Ну,  рассказывай,  на  тебе  лица  нет,  куда  ты  его  дела?  -  Мадам  Ингрид  наконец  выключила  радио  и  устало  взглянула  на  меня.  - Ага,  ага… Ты  узнала  его,  голос  был  тот  же?
-  Голос…  -  удивилась  я.  -  Так  и  он  сам  был  тот  же!
-  Как  же  мне  это  сразу  не  пришло  в  голову?  -  Мадам  Ингрид  постучала 
костяшками  пальцев  по  столу,  глаза  у  неё  тревожно  сверкнули.  -  Это  Ктор  Шульга,  ну  как  же  я  про  него  забыла?  -  хлопнула  в  ладоши  она  и  уныло  вздохнула. 
-  Шульга,  -  упавшим  голосом  пробормотала  я.  -  И  что?
Мадам  Ингрид  кивнула и  сделала  характерный  жест,  словно  её  душат,  и  у  меня  внезапно  зашевелились  волосы  на  голове.
-  И  ничего  нельзя  сделать?  -  всё-таки  поинтересовалась  я.  -  Совсем-совсем  ничего?
-  Ничего,  если  он  узнал  о  тебе,  -  покачала  головой  Магиня.  -  Возвращайся  в  обычную  жизнь  и  радуйся,  что  тебе  есть  куда  вернуться! 
-  Да  кто  он  такой?  -  возмутилась  я.  -  Чёрт…
-  Ктор  даже  ведьму  может  извести,  а  тебя  и  подавно,  -  мадам  Ингрид  посмотрела  на  меня  с  жалостью. 
-  А  я  на  него  в  милицию!  -  шёпотом  пригрозила  я. 
Мадам  Ингрид  хмыкнула:
-  Не  городи  чепухи,  ты  заработала  хоть  немножко? 
Я  кивнула.
-  Ну  и  хватит  тебе,  не  испытывай  больше  судьбу, -  снова  хлопнула  в  ладоши  магиня.  -  Вон  и  ухо  у тебя  в  крови!
-  Ну,  хорошо,  -  внезапно  согласилась  я.  -  Я  и  сама  хотела,  если  честно,   не  моё  это...  А  что,  если  денег  ему  дать?  -  всё-таки  спросила  я.
-  Ему  не  нужны  деньги,  он  всё  добывает  волшебством,  -  Магиня  улыбнулась.
-  Ну  а  что  же  он  тогда  прицепился  ко  мне?  -  всхлипнула  я.
-  Шульга  вроде  санитара  леса.  -  Магиня  сидела  пригорюнившись.  -  Он  ненавидит  дилетантов,  и  все  несчастья  с  колдунами  его  рук  дело… Ты  ещё  легко  отделалась,  поверь.
-  Ничего  себе  легко,  -  я  потрогала  кровоточащее  ухо.  -  Порядочки  тут  у  вас!
-  Только  сумасшедший  может  пробовать колдовать,  я  тебе  уже  говорила, 
вспомни!  -  раздражённо  заметила  мадам  Ингрид.  -  Всё,  мне  некогда,  надеюсь,  тебе  не  надо  повторять  дважды?
-  Он  обмолвился,  что  рядом  со  мной  какой-то  «мерзавец»,  -  пробормотала  я.  -  Вы  не  знаете,  случайно,  кто  это  может  быть?
-  Мерзавца  я  не  вижу,  а  вот  отсутствие  добрых  намерений  в  отношении    тебя  -  сколько  угодно.  Ну,  что,  перечислить  от  кого  именно?  -  Магиня  саркастически  улыбнулась. 
-  Не  надо,  -  смутилась  я.  -  А  если  я  сегодня  закончу  все  дела  в  салоне,  то  Шульга  отстанет  от  меня?  Насколько  он  опасен?  Или  теперь  он  будет  появляться  время  от  времени  всю  мою  жизнь?
Магиня  вздохнула  и  уточнила:
-  Точно  -  сегодня?
Я  кивнула.
           -  Тогда  не  бойся,  твоей  жизни  ничто  не  угрожает.  -  Мадам  Ингрид  улыбнулась.  -  Но  пугает  он  отменно…
           -  Пар  в  гудок?!  -  догадалась  я. 
           -  Пар  в  гудок,  -  задумчиво  повторила  Магиня.   
           -  А  кто  он  всё-таки,  если  уже  не  у  дел?  -  обернулась  я  от  дверей.
-  Долговечный  старичок,  -  подумав,  ответила  Магиня,  -  и  никто  не  знает,  сколько  ему  лет.
-  Триста  или  пятьсот?
-  И  одноглазый  может  видеть,  и  хромой  наступать!  -  Магиня  невесело  рассмеялась.  -  Света,  у  тебя  мудрая  душа,  и  ты  никому  не  навредила  за  эти  два  месяца,  но  лучше  тебе  не  испытывать  судьбу  и  не  гадать  больше  никогда...  Согласись,  ты  же  дурака  валяла,  по  большому  счёту,  а  с  этим  шутить  нельзя!
Я  кивнула  и  попрощалась.  В  тот  момент  мне  очень  хотелось  узнать  -  умрёт  ли  когда-нибудь  долговечный  старичок  Шульга?  И  что  это  за  звание  у  него  -  «долговечный»? 


Я  медленно  шла  по  Боброву  переулку  к  метро.
«Бабки,  наверное,  уже  вернулись,  -  думала  я.  -  Загуляли  у  знакомых  после  кладбища,  пьянчужки  старые…Надо  забрать  свои  вещи  из  салона  и  срочно  подыскивать  другую  работу!
            Всего  через  полчаса  я  уже  стояла  на  перекрёстке  напротив  ресторана  «Ганнибал»;  светофор  похоже  сломался,  и  машины  всё  ехали  и  ехали… Из  люка  лимузина,  который  проплыл  мимо  белым  «Титаником»,  неожиданно  показалась  смеющаяся  невеста,  она  подмигнула  мне  и,  размахнувшись,  кинула  огромный  букет  в  мою  сторон… И  он  чуть  не  сбил  меня  с  ног!
            -  Чёрт,  до  чего  же  девушкам  идут  свадебные  платья,  -  поднимая  увесистую  связку  цветов,  проворчала  я.
В  квартале  от  ресторана,  как  всегда  пахло  шашлыком,  я  взглянула  на  свои  окна  наверху  и  вошла  через  служебный  вход,  ёжась  от  нехороших  предчувствий... 
-  Там  дверь  открыта, Света,  -  высунулся  из  своего  кабинета  Бениамин  Маркович.  -  Это  я  туда  ходил,  так  что  не  бойся… Ты  чего  так  поздно?
-  Я  за  своими  вещами,  -  вздохнула  я.  -  Вам  посудомойки  не  нужны?
- Света,  что?!  -  переспросил  Баблосов,  поворачиваясь  ко  мне  левым  ухом.  -  У  меня  тут  радио  работает… Зайдёшь  на  обратном  пути?!
-  Зайду,  -  как  можно  громче  пообещала  я.  -  Камера  что-нибудь  сняла?
Баблосов  покачал  головой.
-  Охранник  никого  не  видел,  тихо  было  всю  ночь… А  ты  грустная,  не  грусти,  ладно?  Откуда  у  тебя  свадебный  букет,  замуж  вышла?  -  Баблосов  фыркнул.   
            -  У  меня  чрезвычайно  много  оснований  для  грусти,  Бень.  -  Я  махнула  букетом  и  не  спеша  поднялась  по  лестнице. 
Дверь  в  салон  была  приоткрыта,  я  вошла  и,  не  раздумывая  ни  одной  лишней  секунды,  сложила  все  свои  нехитрые  пожитки  в  два  пакета  и  спешно  покинула  помещение,  закрыв  дверь  на  ключ… Встречаться  с  колдуном  Шульгой  у  меня  не  было  ни  малейшего  желания. 
-  Садись.  Ты  молинаро  будешь?  -  поинтересовался  Баблосов,  когда  я  заглянула  к  нему  попрощаться. 
-  А  что  это,  не  слабительное,  случайно?  -  Я  с  размаху  села  на  предложенный  стул,  потому  что  ноги  меня  неожиданно  перестали  держать.   
-  Винный  напиток,  -  покосился  на  пыльную  бутылку  Бениамин  Маркович  -  Ты  посиди,  а  то  вдруг  больше  не  увидимся.
-  Да,  -  кивнула  я.  -  Вот  возьму  и  уеду!
-  Про  посудомойку  ты  пошутила,  наверное,  а  то  могу  спросить?  -  Баблосов  вонзил  штопор  в  пробку  и  стал  её  медленно  раскручивать,  а  я  обратила  внимание,  что  компьютер,  обычно  покрытый  кружевной  салфеткой,  работает.
-  Не  знаю,  а  может  мне  в  артистки  пойти?  -  пошутила  я.  -  Или  у  вас  в  ресторане  песни  петь,  для  стриптиза-то  я  уже  старовата!
-  А  ты  грузинские  какие  знаешь?  -  серьёзно  спросил  Бениамин  Маркович.  -  Ну,  хотя  бы  одну…
-  «Тбилисо… Цвети  под  солнцем,  Грузия  моя…»  -  пропела  я  от  души.
Баблосов  поморщился. 
-  Лучше  не  надо,  -  пробормотал  он,  -  у  тебя  кахетинский  акцент,  он  не  всем  он  по  душе.
-  А  в  посудомойки  не  хочется,  Бень,  -  призналась  я.  -  Ну,  наливай  своего  молинаро,  только  не  полный  стакан!
-  Пей,  -  налив  вино  в  бокал,  подвинул  его  мне  Баблосов.
-  А  ты?..
-  На  работе  почти  не  пью,  ну,  ладно  уж,  за  встречу!  -  И  Баблосов  плеснул  вина  себе  в  чашку.
-  А  ты  женат,  Бениамин  Маркович?  -  просто  так  спросила  я.
От  выпитого  у  меня  сразу  поднимается  настроение  и  хочется  всех  обнимать,  я  даже  примерилась,  как  мне  лучше  обнять  плешивого  бухгалтера,  но  быстро  передумала.
-  Был.  -  Баблосов  продолжал  набирать  на  клавиатуре  цифры.
Я  заглянула  в  монитор  и  присвистнула,  потому  что  меня  чрезвычайно  впечатлили  нули… Бениамин  Маркович  поднял  глаза,  и  я  вдруг  заметила,  что  они  серые,  как  и  мои.
-  А  снова  не  хочешь  жениться?  -  отвела  я  взгляд.
-  Не  хочу,  -  Баблосов  задумчиво  пожевал  губами.  -  Вот  сколько  мне  дашь?  -  внезапно  спросил  он.   
-  Лет?  -  пожала  плечами  я.  -  Шестьдесят.  Ну,  туда-сюда…
-  Сорок  пять,  -  без  улыбки  вздохнул  Баблосов.
-  Сколько-сколько?  -  привстала  я.  -  Так  мы  ровесники  почти… Бень,  правда,  что  ли?
-  Ага,  -  Бениамин  Маркович  пригладил  руками  лысину,  словно  это  были  кудри,  и  улыбнулся.  -  А  развёлся  я  десять  лет  назад,  ну  и  постарел  тогда  же…
-  Это  как?
-  Может,  не  будем  о  грустном?  -  Баблосов  снова  стучал  по  клавиатуре  и  на  меня  не  смотрел.
-  Нет  уж,  ты  расскажи,  сделай  перерыв… А  потом,  если  хочешь,  я  тебе  про  своего  мужа  расскажу,  -  пообещала  я  и  осеклась. 
Передо  мной  сидел  всё  тот  же  маленький  хромоногий  бухгалтер,  которого  я  знала  все  два  месяца… Никакого  бубнового  интереса  я  к  нему  не  испытывала.  По-прежнему  не  испытывала.  За  окном  на  стоянке  машин  маячил  его  старый  оранжевый  мопед,  рядом  с  чёрным  «Гелендвагеном»  владельца  ресторана  «Ганнибал»  Георгия. 
Бениамин  Маркович  поднял  на  меня  грустные  глаза  и  пожал  плечами.
-  Не  хочу,  -  буркнул  он. 
-  А  зачем  тогда  наливал?  -  привела  я  последний  аргумент  и,  что  удивительно,  попала  в  точку.
Баблосов  уныло  кивнул.
-  Ладно,  слушай  и  больше  не  пей,  любопытная,  -  убирая  от  меня  молинаро,  пробормотал  он.  Потом  вздохнул  и  поставил  бутылку  на  место.
-  Люблю  послушать  истории  из  жизни,  -  я  уселась  поудобнее.  -  А  ничего  молинаро-то.  Где  его  можно  купить,  скажешь  адресок?
Баблосов  как-то  странно  посмотрел  на  меня,  пробурчав  под  нос  так  тихо,  что  я  едва  услышала:
-  Это  прямые  поставки.
-  Да?..  -  я  с  трудом  скрыла  зевоту.
-  Да.
-  Ну  и  ладно.  Так  что  там  с  твоей  семейной  жизнью?..
Баблосов  вздохнул  и,  не  глядя  на  меня,  за  несколько  минут  пересказал  грустную  историю,  в  которой  сначала  долго  холостяковал,  а  под  тридцать  лет  выбрал  из  большого  количества  милых  его  сердцу  барышень  самую  «серую  мышку»  и  женился,  чтоб  уж  раз  и  навсегда… «Серая  мышь»,  по  его  словам,  не  будь  дурой,  быстро  разродилась  «мышонком»  и  укрепилась  в  роли  жены.
-  А  дальше-то  что?  Почему  ты  развёлся?  -  глядя,  как  Бениамин  Маркович  неспешно  тянет  из  треснутой  чашки  молинаро,  поторопила  я.
-  Однажды  я  нечаянно  влюбился,  -  с  грохотом  поставив  пустую  чашку  на  стол  передо  мной,  вздохнул  Баблосов.  -   Жена  моя  сидела  дома  с  грудным  ребёнком,  а  я  влюбился,  причём  по-дурацки,  безответно…
-  Вот  так  прямо  взял  и  влюбился?  -  опешила  я,  снова  подавив  зевок.  -  Как  интересно,  а  в  кого?  И  где  ты  её  встретил?  -  Я  изо  всей  силы  мысленно  прихлопнула  рукой  рот,  внезапно  услышав  ревность  в  своих  словах. 
Баблосов  с  интересом  покосился  на  меня.
-  Я  работал  в  одной  из  транснациональных  компаний…
-  Где  ты  работал?  -  помотала  я  головой,  подумав,  что  ослышалась.  –  Снова  интересно!
-  Вот-вот,  -  Баблосов  вздохнул.  -  Я  ведь  не  всегда  носил  дешёвые  брюки  и  ездил  на  мопеде,  Свет,  -  Бениамин  Маркович  улыбнулся,  -  далеко  не  всегда...  хе-хе.
И  в  абсолютной  тишине  Бениамин  Маркович  покатывался  от  весёлого  смеха  с  минуту… Я  тоже  вежливо  улыбалась,  прикрыв  рот  рукой,  меня  в  это  время  раздирали  противоречивые  мысли.
-  Она  работала  в  дочерней  компании,  и  её  звали  так  же,  как  тебя.  Вдобавок,  она  была  старше  меня  на  девять  лет,  но  хороша  необыкновенно.  Похожа  на  рябину… зимой.
Я  икнула  и  поинтересовалась:
-  То  есть  твоя  возлюбленная  годилась  твоей  жене  в  мамы?..
Баблосов  задумчиво  кивнул.
-  И  при  этом  ты  утверждаешь,  что  влюбился?  -  вздохнула  я.
-   Она  была  очень  красивой,  -  упрямо  повторил  Бениамин  Маркович  и  разлил  остатки  молинаро  в  две  ёмкости  на  столе.  Мне  он  по-джентельменски  плеснул  даже  больше.  -  Ну,  раз  оно  тебе  так  пришлось  по  вкусу,  -  убирая  бутылку  под  стол,  сказал  он.
-  Ничего  винцо… кисленькое,  -  не  стала  возражать  я.  -  Скажи,  но  почему  же  ты  влюбился,  и  что  тебя  не  устраивало  в  жене?  Мне,  как  женщине,  интересно!  Ведь  причина  должна  быть?  Ага,  догадываюсь,  она  была  полено?  -  шёпотом  уточнила  я.  -  Ну,  я  права  или  нет,  Бень?..
Баблосов,  игнорируя  вопрос,  кинул  на  стол  передо  мной  горсть  ирисок  из  кармана  и  посоветовал:
-  Ты  закусывай  и,  пожалуйста,  не  делай  больше  таких  глупых  предположений.  Всё  дело  в  любви!
Я  развернула  сразу  пять  ирисок,  засунула  их  в  рот  и  откинулась  на  спинку  кресла   в  ожидании  продолжения.
-  И  что  дальше?  -  устав  ждать,  не  выдержала  я. 
-  Ничего… Света  на  меня  внимания  не  обращала,  я  за  ней  по  пятам  ходил,  а  всё  напрасно.  Зато  жена  стала  догадываться,  что  со  мной  происходит,  и  устроила  дома  тихий  террор…Потом  -  громкий  домашний  террор!  Потом  стала  вешаться,  затем  травиться  и  даже  совать  пальцы  в  розетку… Она  у  меня  дипломированный  психолог,  знаешь  ли,  -  Бениамин  Маркович  вздохнул  и,  подумав  о  чём-то,  добавил:  -  МГУ  закончила.
-  Сочувствую,  ну  а  ты  что?
-  А  я  подал  на  развод,  потому  что  любовь  у  нас  с  ней  закончилась,  ну  и  попытался  разменять  квартиру,  чтобы  было  где  жить  одному…
-  Бедолага  ты,  бедолага,  -  констатировала  я.  -  А  дальше-то  что?
-  А  жена  моя  родная  сперва  наняла  колдуна,  а  потом  киллера,  так  она  говорила  на  суде.  - Баблосов  потёр  лысину  и  достал  из  ящика  стола  свой  паспорт.  -  Смотри,  какой  я  был  пятнадцать  лет  назад…
Я  ахнула,  с  первой  страницы  улыбался  симпатичный  молодой  человек,  похожий  на  Раджа  Капура,  и  лишь  глазами  он  чем-то  напоминал  бухгалтера  Баблосова,  который  печально  посвистывал  перебитым  в  двух  местах  носом. 
-  Не  может  быть!  -  воскликнула  я,  прочитав  фамилию.  -  Эх,  сочувствую…
-  Вот  так,  -  Баблосов  кивнул,  забирая  паспорт.  -  Был  женат,  называется.
-  И  как  же,  -  поинтересовалась  я,  -  посадили  её?
-  Да  нет,  дали  условный  срок  за  покушение  на  убийство,  но  даже  тогда    я  не  смог  развестись.  -  Баблосов  пожал  плечами.  -  И  тогда  я  стал  носить  туфли  на  каблуке.
-  Что-о-о?
-  В  один  не  совсем  прекрасный  день  я  выкинул  все  свои  ботинки  и  накупил  женских  туфель  на  шпильках,  -  Баблосов  фыркнул,  искоса  глядя  на  меня,  -  и  стал  ходить  в  них  на  работу,  гулять  с  ребёнком  и  даже  на  приёмы  в  посольство,  вместе  с  женой… Кстати,  я  тогда  и  ногу  сломал,  ну  хромаю-то  я  из-за  этого.  Не  веришь?
-  Подожди,  но  там  же  дресс-код,  -  ахнула  я.  -  И  как  тебя  пускали  в  посольство?..
-  Ты  верь,  пускали,  -  Баблосов  махнул  рукой.  -  Месяц  в  туфлях  на  шпильках,  и  меня  быстро  попросили  с  работы  и  перестали  всюду  приглашать.  Жена  дала  развод,  и  даже  квартиру  мы  разменяли.  -  Бениамин  Маркович,  наклонив  голову,  смотрел  на  свои  потрёпанные  босоножки.  -  А  затем  я  очутился  на  бензоколонке,  а  потом  уже  попал  сюда…
-  Везёт  тебе,  а  твоя  любовь-рябина,  знает,  что  ты  развёлся?
-  А  чёрт  её  знает,  знает  или  нет...  Я  ей  не  докладывал.  -  Бениамин  Маркович  внезапно  подскочил  и  пробежался  по  кабинету.  -  Света,  развод  был  таким  долгим,  потом  я  болел,  а  после  болезни  стал  плешивым  и  старым… И  я  совсем  про  неё  забыл.
-  Как  жаль,  -  пробормотала  я,  -  а  давай,  выпьем  за  неё? 
И  мы  чокнулись. 
-  Знаешь,  а  я  ненавижу   любовь,  -  призналась  я.  –  От  неё  одни  слёзы  и  неприятности!
Мы  сидели  и  молчали,  больше  разговаривать  было  не  о  чем.
  -  Ну,  что  ты  решила  насчёт  работы?  -  спросил  Баблосов.  -  Хочешь,  я  спрошу  у  знакомых  и  подыщу  тебе  что-нибудь? 
-  Давай,  -  согласилась  я,  вставая,  чтобы  уйти.  -  Ты  мой  мобильный  знаешь?  Звони,  как  только  что-нибудь  нарисуется,  но  только  диспетчером  в  публичный  дом  я  не  пойду,  а  то  мне  предлагали,  так  вот  я  против.  -  И,  взяв  в  руки  пакеты,  я  вышла.  Потом  вернулась.  -  Сочувствую,  ты  держись  и  не  влюбляйся  больше,  Бениамин,  -  сказала  я,  подмигнув.
Баблосов  вздохнул.
-  Ты  тоже  осторожнее  дорогу  переходи,  а  то  тут  свадебные  кортежи    из-за  угла  вылетают!  -  напомнил  он.  -  А  давай  я  тебя  до  дома  провожу?
-  Да  нет,  сама  я,  -  уронила  пакеты  я. 
Очень  мне  показалось  стрёмно,  что  хромой  и  малорослый  Маркович  везёт  меня,  пьяную  и  весёлую  к  дому,  ещё  соседки  увидят,  будут  потом  интересоваться:  кто  да  кто  привёз  на  мопеде?  Лишнее  это… И  я  решительно  помотала  головой.
«Не  дам  испортить  себе  настроение!»  -  подумала  я. 
Баблосов  опустил  плечи  и  снова  сел,  мне  даже  на  секунду  стало  его  жаль,  но  потом  всё  прошло.
Идти  домой  не  в  пример  было  веселее,  молинаро  оказалось  крепким.  Старух  Хвалынских  в  квартире  по-прежнему  не  было,  и  тут  я  подумала:  «Странно  это  всё-таки…»
Поставив  пакеты  в  угол,  я  проверила  обе  закрытые  двери,  потом  села  на  свою  кровать,  чтобы  подумать,  как  мне  жить  дальше,  и  быстро  заснула  в  обнимку  с  кошкой.


                Большая  прогулка  по  кладбищу


Я  проснулась  от  жуткого  ощущения,  что  всё  пропало,  а  я  -  главная  подозреваемая.  «Вот  только  в  чем  я  подозреваемая-то?  Неужели  в колдовстве?»  -  Открыв  глаза,  я  отпрянула,  потому  что  на  моей  подушке  лежала  рука. 
По  большому  и  среднему  пальцам  я  узнала  её,  это  была  рука  Чернова  Петра  Мартыновича.   
«Как  же  Пётр  Мартынович  оказался  в  моей  кровати,  ведь  у  него  нет  ключа  от  входной  двери!»  -  возмутилась  я,  но  вдаваться  в  подробности  не  стала,  а  нежно  прижавшись,  спросила:
-  Петь,  снова  ты?  Давно  пришёл?
Ответом  мне  было  страстное  объятие  и  встречный  вопрос:
            -  А  эти  две  старые  нимфоманки  ещё  не  вернулись?
-  Знаешь,  они  никогда  так  надолго  не  уходили,  Петь.  -  Я  села  на  кровати,  свесив  ноги,  и  посмотрела  на  часы.  -  Их  нет  уже  третий  день.  Где  их  можно  поискать,  а?  Как  считаешь,  может,  в  ФБР  позвонить,  агенту  Малдеру?  -  глупо  пошутила  я.
-  А  зачем?  -  удивился  Пётр  Мартынович  и  притянул  меня  к  себе.  - Будь умницей,  Света.
И  нас  застигла  любовь  и  страсть.
-  Отдыхай  без  них,  явятся  ещё,  алкоголички,  -  поздним  утром,  когда  мы  пили  кофе,  настоятельно  порекомендовал  Чернов.
Я  кивнула,  не  переставая  думать:
«На  кладбище?  В  психушке?  В  морге?  Или  в  вытрезвителе?»
-  Кто  это?  -  испуганно  перебил  Пётр  Мартынович,  заглядывая  под  стол. 
-  Клеопатра.  -  Я  с  усилием  вытащила  кошку  из-под  стола  за  лапу.
Клеопатра,  распушившись,  выглядела  угрожающе. 
-  Длина  почти  метр,  включая  хвост?!  -  пошутил  Пётр  Мартынович.
Он  был  в  ударе,  но  мне  было  отчего-то  не  до  смеха,  когда  Чернов  вытащил  из  кармана  увесистую  связку  ключей  и  предложил:
-  Знаешь  что,  я  думаю,  надо  открыть  обе  комнаты  и  проверить,  что  там  у  них!..
Именно  в  эту  секунду  я  поняла,  что  со  старыми  пьянчужками  случилось  нечто  необратимое  и  срочно  надо  идти  в  милицию.
-  Слушай,  а  не  заявить  ли  мне  о  пропаже  старух?  Я  сегодня  же  схожу  к  участковому!  -  воскликнула  я,  но  Пётр  Мартынович,  улыбнувшись,  посоветовал  мне  этого  не  делать.
-  Ты  ведь  живёшь  на  птичьих  правах  у  них,  -  привёл  он  убийственный  на  первый  взгляд  аргумент.
«Что  в  нём  особенного,  почему  я  его  слушаюсь?»  -  спросила  я  себя,  покосившись  на  Петра  Мартыновича.
-  И  всё-таки  я  посмотрел  бы,  -  хмыкнул  Чернов,  нервно  расхаживая  по 
кухне.
-  Не  лучшая  идея,  -  замахала  я  руками.  -  И  потом,  я  не  хочу  знать… 
-  Кого  -  меня?  -  Пётр  Мартынович  закурил  и  подошёл  к  окну, 
смахивая  пепел  в  горшки  с  бегониями.
Я  внезапно  разозлилась. 
-  Не  кого,  а  что!  Я  не  хочу  знать  чужие  тайны,  ну  их  подальше...
-  И  много  ты  их  знаешь?  -  Глаза  Чернова  весело  блеснули.
-  К  счастью,  нет,  хотя  они  стали  приплывать  ко  мне  последние  пару 
месяцев...
-  Что  значит,  приплывать?  -  Чернов  снова  сел.
-  Почему-то,  люди  думают,  что  их  тайны  кому-то  нужны!  - 
проворчала  я.
-  А  разве  нет?
-  Нет.  У  меня  самой  очень  насыщенная  жизнь,  и  потом,  мне 
интересно  счастье.  Откуда  оно,  и  как  жить,  чтобы  оно  было.  А  больше  меня  ничего  не  интересует!  Ну,  зачем,  скажи,  мне  чьи-то  убогие  тайны?  Их  на  хлеб  не  намажешь,  а  вот  аппетит  они  могут  испортить  надолго.  Я  уже  сыта  по  горло  чужими  тайнами,  Петь… И  вообще,  мне  надо  принять  ванну.  -  Я  решительно  встала.  -  Так  ты  уходишь  или  остаёшься?
-  Нет,  -  произнёс  Пётр  Мартынович,  и  я  не  стала  уточнять,  что  он  имел  в  виду.
Когда  я  вышла  из  ванны,  меня  ожидал  сюрприз.  Я  поняла,  что  в  квартире  никого  нет  -  Петр  Мартынович  ушёл  по-английски.  А  комнаты  сестёр  Хвалынских  были  открыты.
-  Чёрт,  когда  же  он  успел-то?  -  рассердилась  я,  представив,  какие  именно  слова  мне  предстоит  выслушать  от  сестёр,  когда  они  вернутся.
Сначала  я  заглянула  в  одну  забитую  вещами  комнату,  потом  -  в  другую. Моим  глазам  предстал  бедлам  из  накиданных  по  углам  вещей,  на  подоконниках,  как  и  ожидалось,  уже  начали  увядать  бегонии… Догадаться,  что  в  комнатах  живут  две  бывшие  балерины,  не  смог  бы  и  сам  Шерлок  Холмс.  Потому  что  ни  одного  пуанта  или  пыльной  балетной  пачки  я  так  и  не  увидала… Моё  внимание  привлекли   лишь  часы  со  стрелками  в  виде  сердец,  чрезвычайно  дорогие  на  вид,  вот,  пожалуй,  и  всё. 
  Я  аккуратно  прикрыла  двери  и  убралась  в  своей  комнате,  уничтожив  абсолютно  все  следы  недавней  страсти,  лишь  после  этого  села  и  ненадолго  задумалась.
«Магия  может  изменить  женскую  жизнь,  но  не  обязательно  в  лучшую  сторону»,  -  подумала  я.
Мысль  была  странной  лишь  на  первый  взгляд. 
Я  внезапно  обрадовалась,  что  совершенно  свободна,  ведь  одна  моя  работа  закончена,  а  другую  я  ещё  не  нашла.  В  моём  распоряжении  чужая  трёхкомнатная,  пусть  и  порядком  захламлённая,  квартира.  К  тому  же  у  меня  есть  некоторая  сумма  денег  и  даже  любовник  на  «Бентли».  И  практически  на  днях,  мне  предстоит  поездка  в  Дракино  к  мировому  судье  по  поводу  сгоревшей  квартиры,  за  которую  мне  причитается  равноценная  жилая  площадь  от  состоятельной  матери  поджигателя.
-  Ты  в  плюсе,  Светка!  -  пробормотала  я,  потому  что  душа  моя  была  не  на  месте…
«Что-то  не  стыкуется.  -  Невесело  зевая  и  показывая  своему  отражению  в   зеркале  язык,  я  вымучено  улыбнулась.  -  Ну,  зачем  я  Петру  Мартынычу?  Ему  нужна  максимум  двадцатитрёхлетняя  девушка… Он  -  обольститель?  Да!  Нет?  Низкий  поставленный  голос,  весьма  уверен  в  себе… Вот  только  зачем  бы  ему  меня  обольщать?  Смысл?  И  та,  в  кофейне,  в  рваных  джинсах,  ну  та,  что  не  сводила  с  него  глаз,  почему  он  выбрал  меня,  а  не  её?  Почему  меня?  Пресыщен?  Наверное».
Я  походила  по  комнате,  так  и  не  решив  ребус  «Пётр  Мартынович  и  я»,  и  снова  подошла  к  зеркалу.  Подняла  юбку,  опустила,  подняла  блузку  и  долго  глядела  на  грудь.  Мои  годы  отпечатались  абсолютно  на  всём,  чем  я  была  богата  к  тому  дню:  лице,  животе,  груди  и  ляжках!  «Ничего  не  понимаю,  -  вздохнула  я,  и  у  меня  заболела  голова.  -  Я  бесподобно  умна  и  красива?..  Даже  если  буду  молчать,  чтобы  казаться    умной,  и  втяну  живот  -  нет  и  нет.  А  может  быть,  лучше  об  этом  не  заморачиваться,  а  расслабиться  и  жить?  Мне  нравится,  как  Пётр  Мартынович  шутит  и  как  смотрит  на  меня,  мне  нравится  всё,  даже  то,  что  мне  не  нравится...  Меня  это  почти  не  возмущает,  просто  Пётр  Мартыныч  такой  и всё,  -  остальное  не  важно… Я  знаю  миллион  невлюблённых  женщин,  которые  кричат  на  каждом  углу,  что  любви  нет.  И  её  правда  нет.  Откуда  ей  взяться  среди  равнодушных  людей,  любящих  лишь  себя.  Но  грабли,  на  которые  мы  наступаем,  всё  время  маячат  в  пределах  видимости  женских  глаз,  да,  да,  странно…»
    Я  снова  села  и  прислушалась.
«Можно  подумать,  они  третий  день  проводят  на  кладбище,  заблудившись  среди  могил  и  склепов… Чушь! Так  и  не  вернулись,  их  нет  уже  третьи  сутки»,  -  посчитала  на  пальцах  я,  потом  поправила  покрывало  на  кровати  и,  подойдя  к  зеркалу,  стала  накладывать  макияж.  Я  люблю  краситься  -  накладывать  тональный,  выбирать  тени  и  помаду,  мазать  золотым  блеском    ложбинку  на  груди… 
«Жили  две  никому  не  нужные  старухи,  бывшие  балерины,  и  вдруг  пропали… Да,  только  не  пропали  они,  а  пошли  на  кладбище,  как  всегда!»  -  размышляла  я,  выходя  из  дома.
У  дома  стояла  низкая,  цвета  миндаля,  машина  с  густой  тонировкой,  я  уже  прошла  мимо,  но  что-то  заставило  меня  оглянуться. 
-  А  это  не «Мазератти»  случайно?  -  спросила  я  у  проходящего  мимо  неряшливого  толстяка  в  домашних  тапочках  и  с  ручным  хорьком  на  поводке.
-  Где?  -  повертел  головой  он.  -  Эта?  Да  вроде  да.
Из  автомобиля,  тем  временем,  высунулась  нога,  и  кто-то  окликнул  меня.  То,  что  окликнули  именно  меня,  сомнений  не  вызывало.  Вылезший  из  «Мазератти»  седой,  с  чёрными  бровями  господин  сердито  сверкнул  на  меня  глазами  из-под  очков  и  с  заметным  акцентом  осведомился:
-  А  вы  не  знаете,  где  сёстры  Хвалынские?  Вы  не  соседка,  случайно?  Я  никак  не  могу  до  них  дозвониться. 
-  Они  уехали  на  кладбище,  -  пояснила  я.  -  А  почему  вы  их  ищете?  Может  быть,  вы  представитесь?.. 
-  Я  душеприказчик  Эмилии  Юрьевны  Тавиани,  Борщук  Витольд  Иванович,  -  с  достоинством  пробормотал  джентльмен,  и  снова  я  услышала 
заметный  акцент  при  чистом,  без  ошибок,  русском  языке.  Что-то  подсказывало  мне,  что  так  говорят  иностранцы.
-  Я  слышала,  что  она  умерла,  -  смущённо  кивнула  я  и  замолчала,  внезапно  разглядев,  что  передо  мной  стоит  весьма  преклонных  лет  старец.  -  Я  снимала  комнату  у  сестёр,  так  вот,  они  три  дня  назад  уехали  на  кладбище.  Скажите,  а  вы  звонили  им?
Но  душеприказчик,  перебил  меня,  не  дослушав:
-  Кха-а-ааа,  -  закашлялся  он  и  сделал  пару  шагов  с  солнцепёка  в  тень.  -  Сегодня,  я  привёз  останки  Эмилии  Тавиани,  кха-а-ааа…  По  завещанию  виконтесса  должна  быть  похоронена  в  России.  -  Борщук  вытянул  из  кармана  пиджака  носовой  платок  и  вытер  рот.  -  Вы  не  знаете,  зачем  они  поехали  на  кладбище?  Я  предполагал,  что  сёстры  будут  дома,  -  несколько  разочарованно  закончил  он. 
-  Вы  привезли  тело  Эмилии  Тавиани  так  быстро?  -  удивилась  я,  потому  что  услышанная  новость  не  укладывались  в  моей  голове.

-  Есть  люди,  обожающие  всё  сложное,  обычная  смерть  кажется  им  чересчур  пресной,  такой  была  Эмилия...  В  какой-то  степени  она  превзошла  саму  себя,  ведь  приковывать  внимание  к  себе  до  самого  последнего  дня,  согласитесь,  удаётся  единицам.  -  Душеприказчик  подозрительно  покосился  на  меня.  -  К  тому  же  Эмилия  давно  решила,  что  после  смерти  будет  покоиться  в  России.  Все  формальности  были  соблюдены  ещё  при  жизни  Эми,  не  удивляйтесь…
«Разве  такое  возможно,  голубчик,  -  подумала  я,  -  ещё  при  жизни  самой  обо  всём  договариваться?»
-  Все  переговоры,  разумеется,  вёл  я,  это  фамильный  склеп  Хвалынских  на  одном  из  московских  кладбищ,  -  развеял  тем  временем  часть  моих  сомнений  Витольд  Иванович.  -  Кстати,  я  звонил  в  начале  июня  сёстрам  Эмилии,  но  каждый  раз  у  меня  было  такое  ощущение,  что  я  говорю  с  пьяными,  -  проворчал  Борщук  и  возмущённо  глянул  на  меня.
-  Ну  да,  возможно,  -  не  стала  вдаваться  я  в  подробности.
-  А  вы  кто  по  профессии?  -  неожиданно  спросил  Борщук.  – Не  сиделка,  случайно?  Они  здоровы?
-  В  некотором  смысле,  я  маг,  то  есть  провидица.  Хотя,  впрочем,  я  безработная  сейчас… 
-  Ну,  это  не  важно.  Магам  тоже  надо  жить,  -  кивнул  тем  временем  Борщук.  -  Я  правильно  понял,  что  вы  занимались  полтергейстом?
-  Нет,  не  полтергейстом.  Я  просто  гадала  за  деньги,  -  вынуждена  была  признаться  я.  -  У  нас  это  обычное  явление.  Женщине  за  сорок  найти  приличную  работу  не  представляется  возможным,  а  кушать-то  хочется.
Борщук  смерил  меня  тяжёлым  взглядом.
-  Кем  вы  приходитесь  сёстрам  Эвридике и  Марианне?  -  внезапно    спросил  он,  и  тут  я  разозлилась.
-  Мне  некогда,  и  всего  вам  доброго.  Извините.  -  Я  помахала  сумочкой  и  сделала  пару  шагов  в  сторону  от  машины,  у  которой  мы  вели  непринуждённый,  как  мне  казалось,  разговор,  но  ошиблась,  потому  что  пожилой  джентльмен  повёл  себя  далеко  не  по-джентельменски,  догнав  меня  и  схватив  за  рукав.
-  Я  вас  прошу,  помогите  мне,  пожалуйста,  найти  сестёр,  -  быстро выговорил  Борщук,  -  если  вы  хотя  бы  что-то  знаете  о  них...  У  меня  гроб  в  камере  хранения  лежит!
Сзади  кто-то  настырно  фыркнул,  -  у  подъезда  стояли  две  бабушки  Жужжалина  с  Моргалиной. 
-  А  балеринки  не  возвратились?  Про  какой  гроб  речь?  -  перебивая  друг  друга,  осведомились  они.
  -  Пока  нет, -  бодро  ответила  я.  -  Зато  гроб  при…  -  я  хотела  добавить   «везли»,  но  Витольд  Иванович  чувствительно  дёрнул  меня  за  рукав.
-  Что  ещё?  -  обернулась  я.
-  Садимся  в  машину,  -  прошипел  старец.  -  Я  вас  прошу.
-  Какая  неудобная,  -  возмутилась  я,  имея  в  виду  своё  место  пассажирки. 
Я  покосилась  на  душеприказчика,  который  ловко  выруливал  с  тротуара  и  напомнила:
-  Нам  на  Ваганьковское.
Борщук  кивнул  и  повернул  направо. 
    -  Ваганьковское  кладбище  находится  в северо-западной  части  Москвы,  в  районе  площади  Краснопресненская  застава.  Основано  в  1771  во  время  эпидемии  чумы… Постройки  у  входа  образуют  архитектурный  ансамбль  в  стиле  московского  ампира,  одна  из  церквей  -  Воскресения  Словущего  -  построена  двести  лет  назад,  -  Борщук  покосился  на  меня  и  добавил:  -  Давненько  я  там  не  был,  лет  двадцать.
-  Я  там  вообще  не  была  и  не  знаю,  где  их  искать,  так  что,  лучше  вам  ехать  одному... А  оно  большое?
-  Кладбище?  -  переспросил  Борщук.  -  Нет,  всего  пятьдесят  гектаров.
Я  ахнула.
-  Даже  не  знаю,  зачем  они  туда  пошли?  -  бормотала  я,  представляя,  как  брожу  вдоль  огромного  погоста  в  поисках  двух  нетрезвых  бабок.
-  У  Хвалынских  там  похоронены  родные,  насколько  мне  известно,  но  где  именно,  не  скажу,  потому  что  с  ними  туда  никогда  не  ходил.  Я  их  вообще  ни  разу  не  видел.  Не  имел  чести,  так  сказать.  -  И,  помолчав  с  минуту,  Борщук  вкрадчиво  поинтересовался:  -  А  почему  вы,  всё-таки  жили  у  них,  Света?  Согласитесь,  что  мой  вопрос  не  праздный. 
-  Я  уже  ответила  вам,  -  рассердилась  я.  -  Снимала  комнату.
-  Вы  правы,  -  старик кашлянул.  –  Но  зачем  двум  небедным  дамам 
сдавать  вам  её?  Так  вы  их  родственница  или  нет?
-  Дальняя,  -  вырвалось  у  меня,  и  я  благоразумно  умолкла. 
-  Родственников  у  Хвалынских  наперечёт.  -  Борщук  остановился  на  светофоре  и  вытащил  платок,  чтобы  высморкаться,  я  это  поняла  по  тому,  как  он  угрожающе  задышал  носом  в  мою  сторону.  -  Сейчас  мы  зайдём  в  контору  при  погосте  и  узнаем,  где  находится  захоронение  Хвалынских,  -  сворачивая,  пробурчал  он.  -  Удивительно,  что  они  поехали  на  Ваганьковское,  а  не  на  Новодевичье,  где  у  них  склеп.
Душеприказчик  продолжил  ворчать,  а  я  смотрела  в  окно  и  думала  о  том,  что  мне  вообще-то  нужно  искать  работу,  а  не  по  кладбищам  разъезжать.
-  Скажите,  а  Эмилия  Юрьевна  оставила  своим  сёстрам  хоть  что-нибудь?  Вы  тут  намекнули,  что  сёстры  Хвалынские  богаты,  так  вы  попали  пальцем  в  небо  насчёт  этого,  -  вырвалось  у  меня  в  ответ  на  ворчание.
Борщук  молчал,  и  я  снова  подумала,  что  он  глух,  как  тетерев,  потому  что  молчал  он  довольно  долго. 
-  Оставила,  а  как  же…  Собаку  Чекиту  и  кота!  -  Борщук  лихо  притормозил  на  очередном  светофоре.  -  Эвридика  и  Марианна  теперь  их  опекунши.  Знаете,  хотя  в  замке  Шарпентьер  проводятся  по  пять  экскурсий  каждый  день,  но  жить  две  опекунши  будут  в  жилом  крыле,  как  королевы,  да... Ну,  что  вы  улыбаетесь?  Я  вам  точно  говорю.
«Господи,  а  что  я  знала  и  знаю  про  сестёр  Хвалынских?  -  внезапно  подумала  я.  -  Очень  мало… Я  считала,  что  две  старые  алкоголички,  каких  миллион,  коптят  свои  последние  деньки  на  Плющихе...  Выходит,  всё  совсем  не  так?» 
-  В  замке,  да  будет  вам  известно,  есть  прекрасные  картины,  в  том  числе  два  шедевра  Франциска  Гойи.  Так  вот,  после  смерти  Чекиты  и  кота  сёстры  Марианна  и  Эвридика  становятся  их  полноправными  владелицами,  да…  -  закашлялся  Витольд  Иванович.
Тут  я  вспомнила,  как  в  мае  гадала  сёстрам  на  картах  и  нагадала  им  неслыханные  богатства,  которые  они  получат  со  дня  на  день,  но  смущать  их  этим  известием  не  стала,  потому  что…  пожалела.
-  И  большое  состояние  -  в  придачу  к  замку?  -  как  можно  равнодушнее  поинтересовалась  я.
-  Да  нет.  Она  вся  в  долгах  была…  А  Шарпентьер  давно  передала  государству  с  правом  жить  в  нём  до  смерти  ей  и  всем  её  родным.  Но  их  всего   близкие  родственниц  виконтессы  -  это  её  сёстры,  как  вы  понимаете…   
-  Так  она  была  не  богата?
-  Виконтесса  после  смерти  супруга,  продувала  в  казино  всё,  что  зарабатывала.  -  Борщук  печально  улыбнулся.
-  А  много  зарабатывала? 
-  Неплохо,  я  бы  сказал.  Она  же  гастролировала  на  волне  своей  былой популярности  и  собирала  полные  залы...  У  неё  поклонников  полмира.
-  А  что  за  наследство  тогда  осталось,  ну,  кроме  картин  Гойи?..  Если,  конечно,  про  это  можно  говорить.
  -  В  экскурсионной  части  замка  есть  гобелен  «Святая  чтица».  -  Борщук  нахмурился,  потом  улыбнулся. 
-  И  что? 
-  Она  тоже  принадлежала  виконтессе,  и  это  не  единственная  ценная  вещь… Есть  ещё  старинная  замковая  мебель,  несколько  гектаров  земли  в  горах,  ну  и  немного  бриллиантов…
-  И  больше  ничего,  да?  -  как  можно  равнодушнее  спросила  я.  -  Значит,    они  станут  владелицами  «Святой  чтицы»  и  всего,  что  вы  перечислили?  -  покачала  я  головой.  -  С  ума  сойти,  а  ведь  они  уже  старухи…
Борщук  внезапно  залился  смехом:
-  Если  бы  вы  знали,  что  такое  «Святая  чтица»… Если  б  вы  только  знали...
-  Гобелен,  вы  же  сами  сказали  только  что! 
-  Он  не  имеет  цены.  -  Борщук  вёл  машину  по  переулку.  -  Этот  гобелен  выткан  молочной  сестрой  Леонардо  да  Винчи  Изоттой  по  собственноручному  эскизу  её  гениального  брата,  и  об  этом  есть  подлинная  запись  в  хрониках  того  времени.
Я  кивнула,  с  большим  трудом  переваривая  только  что  услышанное. 
-  Значит,  по  эскизу  Леонардо  да  Винчи?  -  уточнила  я. 
-  Абсолютно,  -  Борщук  кивнул  и  уронил  очки.
-  «Святая  чтица».  С  ума  сойти…
Борщук  нацепив  очки,  тяжело  вздохнул:
-  Эмилия  была  умной  женщиной  и  умерла  в  собственном    комфортабельном  замке  неподалёку  от  Рима… Красавица,  женщина  -  вечный  праздник.
-  Хорошая  у  неё  была  жизнь!  -  заметила  я.
- Ну,  не  совсем  плохая.  -  Борщук  свернул  с  оживлённого  перекрёстка.  -  Подъезжаем  к  Ваганьковскому... Так,  значит,  их  нет  третий  день  уже?
-  Да.  Но  вряд  ли  они  здесь.  Ну,  если  только  не  пьют  горькую  с  каким-нибудь  местным  сторожем.  Они  вообще-то  сильно  пьющие  дамы.
Душеприказчик  уже  в  который  раз  тяжело  вздохнул  и  промолчал,  а  я  вдруг  почувствовала,  что  он  мне  начинает  нравиться.
-  Вот  она  -  церковь  Воскресения  Словущего  с  бирюзовым  куполом,  -  бормотал  Борщук,  паркуясь  на  платной  стоянке.
Я  мельком  глянула  на  душеприказчика  и  спросила:
  -  Значит,  им  достанется  огромное  наследство  после  смерти  старого  кота  и  пожилой  собаки?  -  Я  снова  вспомнила  двух  синих  от  пьянства  старух.  -  Если  они  на  самом  деле  бывшие  балерины  Хвалынские.  А вдруг  это  не  они? 
Борщук  криво  улыбнулся:
-  Адрес  мне  дала  Эмилия,  тут  никакой  ошибки  нет.
-  Я  тут  пару  дней  назад  опознавала  двух  старух,  попавших  под  поезд  в  метро.  Так  вот,  это  тоже  были  не  они,  -  поспешно  добавила  я,  глядя  на  бледнеющего  на  глазах  душеприказчика,  который,  похоже  струхнул,  что  хоронить  ему  придётся  не  одну,  а  стразу  трёх  древних  сестричек.
-  Похоже,  их  кто-то  столкнул,  -  сочла  нужным  добавить  я.  -  Да  ещё  они  обгорели.  -  Я  открыла  дверь  машины.  -  У  милиции  почему-то  было  подозрение,  что  это  сёстры Хвалынские. 
Душеприказчик  кивнул,  не  глядя  на  меня. 
У  кладбища  гулял  тёплый  ветерок,  припекало  солнце  и  пахло  мокрыми  гиацинтами.
-  Значит,  на  сегодня,  именно  собачка  Чекита  наследница  огромного  состояния?  Очень  интересно.  Скажите,  а  у  кота  есть  имя?  -  я  сделала  попытку  продолжить  светскую  беседу.  -  Иногда  котов  зовут  просто  -  Кот.
-  Не  помню.  Так  мы  идём?  -  Борщук  вылез  из  машины,  и  я  последовала  за  ним.  -  Впрочем,  кота  зовут  Принц  Фердинанд,  и  это  никакой  не  секрет. 
Борщук  приостановил  шаг  и  пожевал  губами. 
-  Мне  позарез  нужно  найти  сестёр  Хвалынских,  я  должен  обставить  похороны  Эмилии  по  высшему  разряду  -  это  моя  святая  обязанность.  Думаю,  кладбищенские  работники  не  откажут  нам  в  информации.  Ведь  других  зацепок  нет,  как  вы  считаете?
-  Конечно,  не  откажут,  -  кивнула  я,  впрочем,  ни  в  чём  не  уверенная.
-  Я  тоже  так  думаю,  -  Борщук  подмигнул,  и  мы  отправились  к  белому  кирпичному  зданию  неподалёку  от  церкви.
-  Господи,  как  хорошо-то!  -  выдохнула  я,  когда  через  полчаса  мы  вышли  из  кладбищенской  конторы  с  планом  кладбища,  который  купили  за  смешные  сто  рублей.
Под  вековыми  деревьями  чрезвычайно  легко  дышалось и  даже  хотелось  поваляться  на  травке,  если  бы  не  кресты  кругом.
-  Идти  далеко,  -  поморщилась  я.
-  Дойдём.  -  Борщук  зевнул  и  мелко  перекрестил  рот,  чем  напомнил  мне  моего  покойного  дедушку.  -  Им  сестру  хоронить,  наследство  делить  и  Чекиту  кормить  с  ложечки  трюфелями,  а  они  пропали,  дуры  старые,  -  проворчал  он.
-  А  вы  не  знаете,  что  всё-таки  случилось  с  ними?  Почему  одна  Эмилия  осталась  популярной?  Неужели  всё  дело  в  возрасте,  но  ведь  Плисецкая  танцевала  в  семьдесят,  да  и  сама  Эмилия  тоже…Так  почему  же  не  три,  а  только  одна  осталась  на  сцене?
-  Всё  дело  в  браке  Эмилии  с  модельером  Тавиани.  -  Борщук,  беззвучно  шевеля  губами,  читал  иероглифы  на  одном  из  могильных  памятников.  -  Сёстрам  же  сначала  запретили  выезд  заграницу,  и  потом  -  век  балерин  недолог… Вообще-то  я  мало  об  этом  знаю.   
            У  могилы  певца  Талькова  толпился  нетрезвый  народ.
-  Шедевральная  могила,  -  буркнул  душеприказчик,  глядя  на  памятник  в  форме  нательного  креста.  -  Ни  к  чему  не  придерёшься.
Неожиданно  от  могилы  Талькова  к  нам  перебежала  какая-то  юркая  живая  сущность,  и  лишь  несколько  секунд  спустя  я  разглядела,  что  это  длинный  такс,  судя  по  бросающимся  в  глаза  первичным  половым  признакам.  Нахально  взглянув  на  нас,  такс  прошмыгнул  за  ближайший  памятник  в  виде  гроба,  покрытого  мхом,  и  задорно  гавкнул  оттуда  на  нас.
-  Скажите,  а  Эвридика  с  Марианной  когда-нибудь  навещали  сестру  в  Италии?
-  Да,  но  Эмма  нас  так  и  не  познакомила  и  даже  не  делала  попытки  почему-то…  -  Душеприказчик  с  видимым  любопытством  рассматривал  кресты  и  надгробия.  -  Я  по  своей  первой  профессии  зоолог,  специализировался  на  мышах,  -  внезапно  признался  Борщук.  -  Так  вот,  мыши  умеют  сопереживать,  они  волнуются  за  соплеменника,  если  тот  попал  в  мышеловку,  но  далеко  не  все,  знаете  ли… Что  в  нас  заложено  изначально – сильно  отличается  от  мышиного.  Есть  люди  слабые  -  они  всегда  зависят  от  обстоятельств.  -  Борщук,  держась  рукой  за  сердце,  вдруг  резко  остановился.  -  Сначала  они  зависят  от  родителей,  потом  от  супруга  и,  наконец…  от  собственных  детей.
-  И  пусть  их!..  -  вставила  я  свои  «пять  копеек».
-  Если  родные  добры  к  ним,  то  да,  но,  согласитесь,  это  бывает  редко.  Могут  спасти,  а  могут  и  подтолкнуть.  Вспомните,  к  примеру,  как  родственники  делят  наследство…  Кто  смел,  тот  и  съел!
Я,  не  имея  подобного  опыта,  промолчала. 
-  Но  Эмма  всегда  помнила  о  сёстрах,  она  их  любила.  -  Тут  душеприказчик  закашлялся  и  высморкался.
-  Знаете,  я  всегда  удивлялась,  как  люди  скатываются  вниз,  -  пробормотала  я. -  Ведь  они  знали  другую,  лучшую  жизнь…
-  Без  сомнения  они  её  знали,  - кивнул  Борщук.  -  Но,  согласитесь,  сила  духа  -  это  диагноз,  она  либо  есть  у  человека,  либо  её  нет  и  в  помине!
-  Если  б  у  них  были  хорошие  мужья,  они  не  стали  бы  собирать  бутылки,  после  того  как  объездили  весь  мир,  -  предположила  я.  -  А  как  живётся  в  Италии?
-  Ах,  Италия…  -  душеприказчик  хмыкнул.  -  В  Риме,  милочка, если  вы  вышли  на  улицу  без  шляпы,  то  вы  не  дама! 
Так  мы  и  шли,  сбавив  шаг,  рассуждая  и  ворча,  Пару  раз  спросили  у  идущих  навстречу  старух,  где  тут  пятьдесят  шестой  участок,  но  ни  одна  старуха  нам  не  сказала  ничего  вразумительного, поэтому  приходилось  сверяться  с  планом  каждые  сто  метров.
Ни  одному  человеку  никогда  не  понять  другого  -  вот  итог  этого  разговора.
Борщук  лишь  многозначительно  улыбнулся,  когда  я  его  озвучила. 
-  Скажите,  а  после  смерти  Марианны  и  Эвридики  замок  уже  точно  отойдёт  государству?  -  уточнила  я.   
-  Если  у  сестёр  нет  детей,  то  отойдёт,  без  всяких  сомнений,  -  кивнул  Борщук.
-  А  у  них  нет  детей?
Витольд  Иванович  пожал  плечами.
-  Вроде  нет,  насколько  я  знаю,  -  неуверенно  произнёс  он.  -  Эмилия  ничего  не  говорила  о  родных  племянниках,  она,  я  думаю,  знала  бы  о  них  обязательно.  Кстати,  вы  ведь… не  дочь  одной  из  сестёр?
-  Конечно,  нет,  - поспешно  сказала  я.  -  Ой,  похоже,  мы  заблудились.
Глаза  душеприказчика  благодарно  мигнули.
    -  А  вот  мы  сейчас  спросим.  -  И  Витольд  Иванович  обратился  к  богатырю  с  совковой  лопатой  на  плече.   
-  Будьте  любезны,  -  откашлявшись,  начал  Борщук,  на  что  богатырь,  даже  не  дослушав,  черенком  от  лопаты  указал,  куда  идти.
-  Участок  не  нужен?  -  в  свою  очередь  поинтересовался  он.  -  Рядом  с  богатыми  и  знаменитыми…
-  А  почём?  -  немного  оробев,  спросила  я. 
  -  По  деньгам,  -  могильщик  вздохнул.  -  Могу  устроить,  а  пятьдесят  шестой  направо,  близко  совсем,  -  повторил  он,  цепко  оглядывая  нас.
И  мы,  воспользовавшись  его  советом,  через  минуту  уткнулись  в  могилу   с  плачущим  отроком  на  ней...  Обойдя  мраморного  отрока,  мы  увидели  большой  чёрный  валун  со  звездой  Давида  и  фамилией  на  букву  Х.
-  Хейсон  Фися,  -  прочёл  Борщук,  добавив,  как  бы  между  прочим:  -  Знавал  я  одного  Фисю,  правда,  не  Хейсона… а  Рубинстайна.
Мы  обошли  валун,  читая  полустёртые  фамилии  на  крестах,  но  захоронение  Хвалынских  нам  так  и  не  попалось  на  глаза. 
Белая  фигурка,  сидящая  у  соседнего  склепа,  похожая  на 
малютку-мальчика,  прикрытого  ради  шутки  простынёй.  Я  потрогала  его  за  плечо  и  отдёрнула  руку.  Это  был  камень…
-  Может  быть  -  там?  А  давайте  обойдём  с  двух  сторон,  -  услышала  я  голос  душеприказчика  позади  себя. 
То,  что  произошло  потом,  ввергло  меня  в  самый  натуралистичный  кладбищенский  страх,  потому  что  Витольд  Иванович  внезапно  как  сквозь  землю  провалился.  Вот  только  что  он  стоял  сбоку  от  меня  и  вдруг  пропал,  лишь  я  зашла  за  чёрный  небольшой  склеп.  К  тому  же  с  неба  вдруг  брызнул  дождь,  хотя  всего  лишь  полминуты  назад  светило  солнце.  Я  быстро,  по  памяти,  возвратилась  на  дорожку,  по  которой  мы  шли  вдвоём,  но,  кроме  вислоухой  чёрной  собаки,  отдалённо  напоминающей  Борщука,  на  ней  никого  не  было!  Мы  некоторое  время  наблюдали  друг  за  другом,  первой  устала  я  и  отвернулась.  На  ближней  могиле  сидел  кот,  но  я  лишь  через  минуту  поняла,  что  это  всего  лишь  памятник  коту,  правда,  в  натуральную  величину.
«Хвалынский  Барсик  -  от  Мусечки  и  сестёр  Хвалынских»  -  значилось  на  медной  табличке,  воткнутой  у  пушистого  хвоста.
-  На  человеческом  кладбище  похоронен  кот,  ничего  себе,  а?  -  Я  поискала  глазами  душеприказчика  Борщука,  но  тот  словно  сквозь  землю  провалился,  а  кричать  и  звать  среди  могил,  как  в  дремучем  лесу,  было  немыслимо.
У  меня  от  страха  зашевелились  волосы.  Дождь  припустил  сильней,  и,  взглянув  на  могилу  кота  ещё  разок,  я  решила  где-нибудь  схорониться.  Но    ближний  склеп  со  стальной  дверью  и  фигурой  танцующей  женщины  на  ступеньках,  вызвал  во  мне  желание  бежать  с  кладбища,  а  не  прятаться.  За  спиной  раздался  хриплый  кашель,  и  я  подскочила  от  страха  прямо  на  могиле  кота.  Однако  это  был  Витольд  Иванович.  Выглядывая  из-за  дерева,  он  прошамкал  ворчливо:
-  Они  тут  были,  Света.
-  С  чего  вы  взяли?  -  раздражённо  чихнула  я,  поискав  глазами  следы,  которые  могли  оставить  на  могиле  Барсика  сёстры  Хвалынские.
Борщук  кивнул  на  плошку  из  мрамора  с  размокшим  от  дождя  кошачьим  кормом.
-  Как  же  я  сама  не  догадалась?  Интересно,  их  кто-нибудь  здесь  видел?
Борщук  тем  временем  достал  из  «дипломата»  зонт  и  раскрыл  его  надо  мной.  В  туфлях  у  меня  хлюпала  вода,  но  я  всё  равно  поблагодарила  его.
-  Я  так  давно  живу,  -  возмущённо  глядя  на  кресты  и  склепы,  неожиданно  призналась  я,  -  что  мне  даже  не  верится! 
-  Не  желай  прожить  долгую  жизнь,  -  громко  сказал  чей-то  поставленный   голос  позади  нас,  -  желай  прожить  прекрасную…
Из-за  склепа  выглядывала  немолодая  дама  в  длинном  шёлковом  кимоно,  немножко  смахивающая  своей  худобой  на  смерть.  Я  сразу  вспомнила  её,  она  трижды  приходила  ко  мне  гадать,  дама  по  имени  Айгюль…
-  Это  ваш  папа,  да?  -  поинтересовалась  Айгюль,  косясь  на  Борщука.  -  А  вы  теперь  не  гадаете?
Душеприказчик  загадочно  улыбался,  видимо,  соглашаясь  с  ролью  моего  отца. 
-  Бросила  я  это  дело,  -  призналась  я.  -  Нет,  это  мой  знакомый. 
-  А  мой  муж  оказался  двоежёнцем,  вы  угадали,  Света,  -  и  Айгюль  громко  шикнула  на  такса,  бойко  метившего  хитоны  кладбищенских  ангелов. 
-  Я  вам  сочувствую.
-  Хорошо  бы  меры  принять,  -  весело  улыбнулась  мне  Айгюль,  -  я  как-то  сразу  вам  поверила.  Может  быть,  договоримся,  а?  Я  мечтаю  наслать  на  него  бородавки...
Я  потрогала  поцарапанное  Шульгой  ухо  и  отрицательно  покачала  головой,  дважды  пробормотав  «нет».
-  У  вас,  наверное,  тут  похоронен  кто-то?  -  перевела  я  разговор,  чтобы  не  возвращаться  к  теме  «бородавок».
-  Нет,  я  просто  живу  неподалёку  и  частенько  тут  гуляю.  -  Айгюль  поискала  глазами  пса.
-  Воздух  тут  неплохой.  Как  в  парке  культуры  и  отдыха.  Только  страшно.  А  мы  тоже  на  могилку  пришли.  -  Я  посмотрела  на  Борщука.  -  Да,  Витольд  Иванович?
Душеприказчик  криво  усмехнулся.   
-  Надо  же,  могила  кота… Прикольно.  -  Айгюль  внезапно  рассмеялась  своим  особенным  «оперным»  смехом.  -  Седой  котяра,  наверное,  очень  старый  был?  Какая  умная  морда,  -  протянула  она.  -  Хвалынский  Барсик,  с  ума  сойти,  а  что  за  Мусичка-то?  -   фыркнула  Айгюль,  а  её  пёс  задорно  гавкнул.
-  Дата,  видите?  -  Борщук  подошёл  к  могиле  ближе.  -  Три  дня  назад  была  годовщина  смерти  Барсика…
Мы  с  Айгюль  переглянулись.
-  Да-а,  -  протянула  Айгюль,  прищурившись.
На  кладбище  внезапно  поднялся  ветер,  и  на  нас  посыпались  капли  с  деревьев. 
-  Айгюль,  скажите,  а  три  дня  назад  вы  не  приходили  сюда?  -  внезапно  спросил  Борщук.
Айгюль  подозрительно  взглянула  на  него  и  спешно  ушла  за  своим  псом,  который  умчался  по  аллее,  визжа  столь  неистово,  словно  за  ним  гналась  дюжина  кладбищенских  привидений. 
А  мы  с  Борщуком,  постояв  у  кошачьей  могилы  ещё  с  минуту,  собрались  уходить.  Душеприказчик,  похрустывая  пальцами,  депрессивно  изрёк:
-  Надеюсь,  вы  не  ожидали  тут  увидеть  прикопанных  сестёр  Хвалынских?
-  Нет,  конечно,  но  я  надеялась  на  чудо,  -  призналась  я.  -  Они  заметные  старухи.  Странно,  что  никто  их  не  видел,  не  находите?
-  Чуда  не  произошло,  -  душеприказчик  кашлянул  в  сторонку.  -  Значит,  похороним  Эмилию  без  них.
-  А  если  обратиться  к  магии?  -  предложила  я.
-  То  есть  мы  обратимся  к  духу  Гоголя?  -  проворчал  душеприказчик, 
-  Если  дух  Гоголя  вас  смущает,  тогда  в  милицию.
    -  Давайте  не  будем  позорить  сестёр.  -  Борщук  сверкнул  глазами.  -  Я  просто  не  могу  допустить  этого.
    -  Да  какой  тут  позор?  -  возмутилась  я.  -  Они  же  пропали.  Только  давайте  сначала  заедем  в  Лигу  независимых  астрологов.
    -  Вы  уверены,  что  это  здравая  идея?  -   Борщук  сердито  закрыл  зонт  и  убрал  его.


    Обратно  мы  шли  намного  быстрее,  остановившись  лишь  у  могилы  дочки  художника  Шилова.  На  крыле  ангела  задорно  чирикал  воробей,  и  я  огляделась.  У  креста  художника  Саврасова  стоял  тот  самый  богатырь  с  совковой  лопатой,  я  подошла  к  нему  и  на  всякий  случай  живописала  сестёр  Хвалынских,  какими  их  видела  последний  раз.
-  Да  вы  что?!  -  возмутился  могильщик.  -  Да  таких  красоток,  пусть  и  престарелых,  я  бы  ни  за  что  не  пропустил,  господи  помилуй.  -  Его  небритые  щёки  возмущённо  затряслись. 
Витольд  Иванович  закашлялся,  по-моему,  его  начал  душить  смех.  Но  я  не  стала  проверять  эту  догадку,  а  объяснила  в  подробностях,  где  именно  могильщик  мог  видеть  сестёр  Хвалынских  три  дня  назад.
-  Памятник  коту-у-у?  -  Могильщик  выронил  лопату  и  перекрестился.  -  А  где  тут  памятники  котам,  хотел  бы  я  знать?..
-  Памятник  Хвалынскому  Барсику  на  участке  под  номером  пятьдесят  шесть,  -  прошамкал  Борщук.  -  А  вы  давно  здесь  работаете?
-  Я  родился  тут.  -  Могильщик,  сердито  махнув  на  нас  рукой,  поднял  лопату  и  пошёл  по  своим  делам.
-  Похоже,  он  нам  не  поверил  насчёт  кота?  -  предположила  я.  -  Странно,  вообще-то,  что  их  никто  здесь  не  видел.
-  Их  и  в  конторе  кладбища  никто  не  запомнил,  -  проворчал  Борщук.
-  А  зачем  им  было  заходить  в  контору  кладбища,  если  они  целенаправленно  шли  к  Барсику? 
 Ангел  с  постамента,  осеняющий  всех  крестом,  на  прощание  осенил  и  нас,  и  мы  быстро  покинули  огороженную  территорию.  Между  мной  и  душеприказчиком  снова  вспыхнула  искра  непонимания… К  тому  же,  посещение  кладбища  подействовало  на  меня  удручающе,  так  что,  когда  мы  подъехали  к  Лиге  независимых  астрологов  в  Бобров  переулок,  у  меня  болела  голова.
-  Мадам  Ингрид  на  месте,  -  кивнула  я  на  её  автомобиль.  -  Пойдёмте,  я  вас  познакомлю!
-  Я  лучше  здесь  подожду.  -  Душеприказчик  вылезая  следом  за  мной  из  машины  и  чуть  не  бегом  направился  в  сторону  блинной  на  углу.   
«А  вдруг  прогонит  на  этот  раз?»  -  поднимаясь  по  ступенькам,  размышляла  я. 
Магиня  говорила  по  телефону  и  выглядела  бодрой. 
-  Что-о-о?  -  переспросила  она,  морщась  на  моё  невнятное  бормотание  от  двери.
-  Мадам  Ингрид,  может  быть,  вы  знаете,  где  в  Москве  можно  купить  молинаро?  -  не  решаясь  сразу  спросить  о  сёстрах,  поинтересовалась  я.  -  Вообще-то,  мои  квартирные  хозяйки  пропали  три  дня  назад.  Вот,  ищу  их.  Уже  с  ног  сбилась,  сегодня  даже  на  кладбище  ездила.
Телефонная  трубка  из  руки  Магини  выпала  и  покатилась  по  полу,  как  живая.
-  Света,  а  ты  ничего  не  перепутала  насчёт  молинаро?  -  наконец  после  долгого  молчания  спросила  мадам  Ингрид.
-  Нет,  точно  пила,  угощали  меня,  -  кивнула  я.  -  На  прощание,  так  сказать,  налили  выпить  и  пожелали  доброго  пути.  Один  бухгалтер  на  моей  прежней  работе.  -  Я  подумала  и  добавила,  словно  это  имело  какое-то  значение  в  связи  с  молинаро:  -  Хромой!
-  Молинаро  стоит  десять  тысяч  евро  бутылка,  и  делали  его  перед  второй  мировой  войной  в  ограниченных  количествах.  -  Магиня  наклонилась  и  подняла  телефонную  трубку.
-  Наверное,  я  и  правда  что-то  перепутала,  и  это  был  портвейн,  -  шёпотом  предположила  я.
Никакая  мысль  в  ту  минуту  не  закралась  мне  в  голову.  Моё  непрошибаемое  простодушие  снова  сыграло  со  мной  весьма  недобрую  шутку.
-  А  насчёт  сестёр  Хвалынских,  я  ничего  не  могу  сказать,  потому  что  не  знаю.  -  Мадам  Ингрид  пожала  плечами.  -  Но  в  Москве  их  нет. 
-  А  где  же  они  могут  быть?!
Магиня  пожала  плечами:
-  Не  знаю.  Для  этого  я  не  достаточно  ясновидяща.
-  А  как  бы  узнать?  У  них  умерла  сестра  в  Италии,  и  они  стали  наследницами  большого  состояния.
-  Зачем  ты  сегодня  ходила  на  кладбище?  -  перебила  меня  Магиня. 
Выслушав  рассказ  о  душеприказчике  и  предстоящей  церемонии    похорон,  мадам  Ингрид  поморщилась:
-  Бывают  ситуации,  Света,  когда  можно  только  ждать,  а  делать  ничего  нельзя.
-  То  есть  как?  -  возмутилась  я.  -  Наверное,  стоит  хотя  бы  заявить  в  милицию,  раз  они  пропали.
Магиня  улыбнулась.
-  Тебе  лучше  уехать  в  Дракино,  раз  ты  больше  не  работаешь  гадалкой  на  Плющихе,  и  если  ты  не  сделаешь  этого  сегодня,  то  очень  скоро  пожалеешь.  -  Но  как  же?
-  Я  всё  сказала,  -  пожала  плечами  Магиня.
В  ещё  большем  неведении  я  покинула  кабинет  мадам  Ингрид. 
-  Их  нет  в  Москве,  -  предвосхитила  я  вопрос  Борщука.  Тот  задумчиво  сидел  на  скамейке  у  блинной  и  вытирал  масленые  щёки  бумажной  салфеткой.  -  Если  хотите,  Витольд  Иванович,  можете  остановиться  в  квартире  Хвалынских.
Борщук  кивнул,  и  мы  пошли  к  машине.
-  Если  сестрички  не  объявятся,  мне  и  в  самом  деле  придётся  проводить  церемонию  похорон  без  них,  -  заходя  в  подъезд,  тоскливо  бубнил  душеприказчик.
Я  что-то  бормотала  в  ответ,  но  думала  о  том,  что  мне  пора  сегодня  же  выметаться  из  квартиры  сестёр  по  совету  мадам  Ингрид.
Из  сумрака  на  нас  смотрела  высокая  дама  с  распущенными  волосами,  она  опиралась  острым  локтем  на  ручку  двери  и,  похоже,  стояла  в  таком  неудобном  положении  уже  давно.  Я  сразу  узнала  её  по  чёрному  платью  и  туфлям  на  платформе. 
-  А  мама  дома?  -  высоким  голосом  прокаркала  она,  показав  глазами    на  обитую  дерматином  дверь  Хвалынских. 
Я  улыбнулась  и  покачала  головой.
-  Вы  ошиблись  дверью.
Борщук  тем  временем  кашлянул  и  спросил  у  меня  из-за  спины:
-  А  вас  как  зовут,  милочка?
Дама,  подумав,  холодно  ответила:
-  Мою  маму  зовут  Эвридика  Хвалынская,  а  меня  зовут  Жюстин.
Так  мы  и  стояли  минуты  две,  осторожно  разглядывая  друг  друга,  -  новоявленная  дочь  Эвридики  Хвалынской  и  мы  с  Борщуком.  Потом  я  вытащила  ключи  и  после  возни  с  замком,  открыла  дверь.
-  Заходите,  -  пригласила  я.
По  тому,  как  уверенно  «дочь»  вошла  в  комнату  Эвридики,  я  поняла,  что  в  квартире  она  не  в  первый  раз…  Я  тревожно  вгляделась  в  лицо   душеприказчика  -  оно  на  глазах  покрывалось  пятнами,  а  глаза  бегали,  как  сумасшедшие  мыши  по  соломе  в  грозу.
-  А  можно  посмотреть  на  ваши  документы?  -  Витольд  Иванович  резво  выкатился  у  меня  из-за  спины…
  -  А  с  какой  стати  я  буду  их  показывать?!  -  высокомерно  спросила  дама  и  захлопнула  дверь  перед  самым  носом  душеприказчика.
Мы  обескуражено  взглянули  друг  на  друга,  и  Борщук  громко  чертыхнулся:
-  Дьявольское  отродье!  Вы  её  раньше  видели  хотя  бы  раз?  Что  ещё  за  дочь?..
    Я  промолчала,  вспоминая  при  каких  обстоятельствах  видела  эту  даму… Она  быстро  шла  мимо  в  той  же  одежде  и  вычурных  туфлях  через  перекрёсток. 
-  Пойду-ка  я  в  отель.  -  Попив  воды  из-под  крана,  Борщук  оглядывал  кухню  с  пустыми  бутылками  в  углах  и  морщился.
-  Ну  уж  нет,  -  возмутилась  я.  -  Это  я  сейчас  соберусь  и  уйду,  а  вы  оставайтесь,  Витольд  Иванович… Как  бы  я  бросила  квартиру  неизвестно  на  кого?  Вы  очень  вовремя  приехали,  скажу  я  вам!
Борщук  возмущённо  засопел  и  преградил  мне  путь.
-  Вы,  как  племянница,  должны  хотя  бы  что-нибудь  знать  об  этой  якобы  дочери,  -  шёпотом  осведомился  он.
-  Что-о-о?  -  Я  решительно  отодвинула  душеприказчика  в  сторону.  -  Поймите  же,  я  очень  дальняя  родственница  и  ничего  не  знаю  вообще… Если  бы  не  сгорела  моя  квартира,  я  не  переехала  бы  сюда  ни  за  какие  коврижки!
-  Тем  не  менее  я  прошу  вас  никуда  из  квартиры  не  уезжать  до  похорон,  -  довольно  зло  сказал  Борщук  и,  сев  на  табурет,  пригорюнился.  -  Так  и  быть,  я  останусь  здесь,  но  эта  дочь… Ни  о  какой  дочери  Эмма  мне  не  говорила,  это  же  мошенница,  как  пить  дать!
-  А  давайте,  вызовем  милицию,  -  предложила  я…
Борщук  кивнул,  и  в  это  время  в  дверь  кто-то  поскрёбся.  Я  почему-то  обрадовалась,  и  действительно  было чему  -  на  пороге  стоял  и  улыбался  Пётр  Мартынович  Чернов  в  новом  костюме  и  с  чемоданом.
-  Соперник?  Вот  я  его,  -  кивнув  на  Борщука,  потешно  нахмурился  Чернов.
Я  оглянулась  на  тяжело  дышащего  душеприказчика.
-  У  нас  лёгкий  флирт.
   Борщук  приглушённо  ворчал,  когда  я  начала  представлять  его,  мне  даже  послышалось  словечко  «неспроста»… Но  Пётр  Мартынович,  крепко  пожав  ему  руку,  уже  бодро  входил  в  мою  комнату.  И,  улыбнувшись  своим  мыслям,  я  направилась  следом  за  ним. 
-  Света,  я  давно  хотел  тебе  сказать,  -  взволнованно  начал  Чернов.
-  Давно?  -  обрадовалась  я,  закрывая  дверь.  -  Мы  ж  знакомы  всего  месяц,  Петь,  ну  говори...
-  Да,  -  согласился  Чернов,  доставая  бумажник  из  кармана  пиджака.
-  Выйти  за  тебя,  да?  -  бросилась  я  на  шею  Петра  Мартыновича.  -  С  чемоданом  приехал.  Можешь  не  говорить,  я  -  согласная,  хоть  завтра…
Пётр  Мартынович  как-то  неожиданно  вздрогнул. 
«Любит  меня…»  -  поняла  я,  и  мне  захотелось  от  счастья  прыгнуть  в  окно. 
  -  Я  женат,  Света,  -  вложив  мне  в  руку  что-то  невесомое,  сухо  произнёс 
Пётр  Мартынович  и  отошёл  подальше.
-  На  ком?!  -  поперхнулась  я,  разворачивая  ветхую  бумажонку.
   Это  была  копия  свидетельства… заверенная  у  нотариуса,  о 
заключении  брака  между  Черновым  Петром  Мартыновичем  и  Хвалынской  Марианной  Юрьевной… восемнадцать  лет  назад.
Я  пискнула  мышью  и  затихла,  но  потом  всё  же  подала  голос.
-  Я  ухожу,  -  сказала  я  и  вытащила  из-под  кровати  свой  пыльный  и  пустой  чемодан.  -  Везёт  же  тебе,  Петя... Что  же  ты  раньше  не  сказал?  А  ещё  в  окно  ко  мне  лазил,  как  дурак,  ей-богу!
-  А  ты  хотела,  чтоб  она  меня  узнала?  -  фыркнул  Пётр  Мартынович  насмешливо.  -  Вовсе  не  дурак...
-  Но  зачем  ты  начал  отношения  со  мной?!  -  всё-таки  спросила  я.  -  Ага,  ты,  видимо,  никогда  не  терял  надежды  поиметь  что-то  от  своей 
старухи-жены?  И  когда  я  сняла  у  них  комнату,  на  всякий  пожарный  случай  решил  узнать,  что  я  за  штучка?  Близко  узнал,  скажу  я  тебе! 
«Боже  мой,  я  снова  занавесила  мысли  любовью  и  перестала  видеть  очевидное…»  -  думала  я,  собирая  вещи  трясущимися  руками,  у  меня  не  было  сил  ни  взглянуть  на  этого  человека,  ни  дать  ему  пощёчину.  Не  было  сил  -  руки  висели  плетьми,  и  глаза  на  него  не  поднимались.
Через  десять  минут  я  стояла  с  чемоданом  в  прихожей  и,  глядя  на  дверь  своей  комнаты,  тихо  жаловалась  Витольду  Ивановичу  Борщуку:
-  А  это  муж  Марианны…
-  Что?!  -  переспросил  душеприказчик,  схватившись  за  сердце.  -  Какой  муж?
-  Я  брачное  свидетельство  видела,  так  что  вам  помогут  с  похоронами    близкие  люди  -  дочь  и  муж  сестёр  Хвалынских.  -  Я  криво  улыбнулась  и  вышла,  налетев  в  подъезде  на  незнакомую  старушенцию  в  платье  из  плюшевой  скатерти,  так  мне  показалось  в  темноте.
-  Извините,  а  вы  не  матушка  Хвалынских,  случайно?  -  саркастически  осведомилась  я,  обходя  бабку.
-  Гражданка  Треклятая  Перепетуя,  -  смущённо  представилась  старуха,  и    её  соломенные  волосы  слегка  приподнялись.  -  И  никакая  я  не  матушка…
У  меня  из  рук  выпал  чемодан  и  покатился  прямо  на  бабку.
-  Что-о-о?  -  вытаращила  я  глаза.
-  Треклятая,  -  неуверенно  пожала  плечами  престарелая  гражданка.  -  А  Манька  дома?
Я  прокрутила  в  голове  вероятный  перевод  «Маньки»  и  тихо  поинтересовалась: 
-  А  зачем  вам  Марианна  Юрьевна?
-  Так  вместе  бутылки  сдаём,  -  старуха  кивнула  на  сумку  бутылками.  -  Уж  скока  лет…Я  очередь  занимаю,  а  они  подходют!
Я  посмотрела  на  приоткрытую  дверь  Хвалынских...
-  Вы  зайдите,  там  как  раз  собрались  все  их  родственники.
   -  Родственники,  говоришь?  А  на  кой  они  мне?  -  старуха  чинно 
поморгала.  -  Я  уже  приходила,  но  не  застала  их… А  чего  они  собрались-то?  -  вытерла  рот  бабка,  и  глаза  её  озарил  вдруг  свет  догадки.  -  Уж  не  поминки  ли?  Нет?  -  печально  улыбаясь,  спросила  она.  -  Я  бы  помянула...
-  Поминки  скоро  будут,  -  утешила  я  старуху.  -  На  днях.
-  Тогда  я  потом  зайду,  -  попятилась  старушенция  и  похромала  к  выходу,  сноровисто  волоча  за  собой  сумку.
-  Очаровательно,  -  пробормотала  я,  поднимая  раскрывшийся  на  ступеньках  чемодан  и  заталкивая  в  него  вещи.
У  подъезда  на  лавочке  сидела  незнакомая  девица  лет  пятнадцати  и  курила.
-  Чё  вылупилась-то,  тётка?  Ирокез  пригладь,  -  посоветовала  она  мне.
И  какой-то  чёрт  потянул  меня  за  язык:
-  Деточка,  а  ты  не  сестёр  Хвалынских  дожидаешься?..
Девица  кинула  сигарету  в  кусты  боярышника  и  смерила  меня  ледяным  взглядом.
-  Допустим,  а  в  чём  дело?  -  улыбнулась  она,  показав  проколотый  в  двух  местах  язык,  и  встала,  намереваясь  идти.
-  А  кто  ты  им,  ребёнок?  -  вежливо  спросила  я.
-  Внучка,  -  сплюнула  юная  профурсетка  и  гордо  прошла  в  подъезд. 
Дверь  хлопнула,  а  я  вдруг  подумала,  что,  видимо,  одна  такая  растяпа  в  этом  городе,  если  покидаю  квартиру  новоявленных  миллионерш.  Все  умные,  наоборот,  уже  там!
Купив  пирожок  с  картошкой  на  углу,  я  обернулась  и  посмотрела  на  три  окна  квартиры  Хвалынских.
«Интересно,  как  там  Борщук?»  -  смятенно  подумала  я,  пока  не  заметила,  что  на  асфальте  рядом  с  моей  тенью  появилась  ещё  одна.  Чуть  в  стороне  от  меня  стоял  и  дружелюбно  скалился  участковый  Оскар  Берёзовый. 
-  Ну  что,  -  внезапно  перестал  он  улыбаться,  -  бабки  вернулись?
Продолжая  быстро  жевать,  я  отрицательно  покачала  головой.
-  Разве  нет?  -  протянул  участковый  и  покосился  на  мой  багаж.  -  А  что  в  чемодане? 
-  Мои  вещи.  -  Я  пнула  ногой  свой  видавший  виды  баул.  -  Уезжаю,  работы-то  всё  равно  нет.
Участковый  смерил  меня  взглядом,  и  я  снова  обратила  внимание  на  то,  что  он  совсем  ещё  мальчик  со  склонностью  к  полноте.
-  А  квартира  как?  -  поинтересовался  участковый.  -  Ключи  от  квартиры  вы  кому  оставили,  если  не  секрет?..
Я  вытащила  из  сумочки  два  ключа  и  протянула  их  участковому.
-  Прошу  вас  передать  их  законным  владелицам,  как  только  они  явятся.
-  А  я  их  никогда  не  видел,  -  покачал  головой  Берёзовый  и  отстранился.
-  Значит,  будет  причина  увидеть!  -  не  очень  удачно  пошутила  я. 
-  Пройдёмте-ка.  -  Участковый  внезапно  поднял  мой  чемодан  и  стремительно  пошёл  к  подъезду,  из  которого  я  вышла  не  более  десяти  минут  назад. 
Я  возмущённо  семенила  следом,  безуспешно  пытаясь  отнять  свой  чемодан,  и  когда  Берёзовый  открыл  дверь  ключами,  которые  я  сама  ему   только  что  отдала,  то  первое,  что  мы  обнаружили  на  полу  в  прихожей,  -  лежащего  навзничь  душеприказчика  Борщука… Обе  руки  старика  плетьми  лежали  на  полу,  лицо  было  запрокинуто,  а  дряблые  веки  трепетали,  открывая  бессмысленные  белки  глаз,  и  на  первый  взгляд  всё  говорило  о  том,  что  Витольда  Ивановича  настиг  внезапный  апоплексический  удар.
Берёзовый,  надо  отдать  ему  должное,  не  выпуская  чемодана,  уже 
нащупывал  пульс  старика.
-  Что  это  за  лорд  Ферфакс?  -  обернулся  он  ко  мне. 
-  Это  душеприказчик  Эмилии  Юрьевны  Тавиани  Борщук,  -  пролепетала  я.  -  Он  привёз  гроб  с  покойницей  из  Рима.   
-  В  смысле,  её  тело?  -  Берёзовый  прищурился,  глядя  в  чернеющее  лицо  душеприказчика.
Я,  подумав,  кивнула, 
-  Да,  гроб  с  телом,  я  хотела  сказать!
       -  Он  умер  только  что,  -  определил  участковый  после  нескольких  нажатий  на  грудную  клетку  Борщука,  и  двумя  пальцами  аккуратно  прикрыл    веки  умершего.
Я  вскрикнула… И  тут  Витольд  Иванович  Борщук  открыл  глаза,  а  я  от  неожиданности  взвыла… Из  дверей  одновременно  показались  три  головы  -  готичной  дамы  Жюстин,  Петра  Мартыновича  Чернова  и  юной  вертихвостки  -  якобы  внучки  одной  из  бабок  Хвалынских.
-  Бедлам,  -  трагично  прошептала  готичная  дама  Жюстин  и  по-змеиному  убрала  голову  обратно.  Я  попыталась  набрать  номер  «Скорой»  на  мобильном.
-  Помочь?  Что  с  вами,  драгоценный  мой?  -  Пётр  Мартынович  присел  рядом  с  Борщуком.  -  Вы  упали?  Поднимайтесь-ка,  давайте  руку…
Витольд  Иванович  застонал  и  попытался  сесть,  но  был  слишком  слаб,  и  его  снова  отбросило  назад  столь  быстро,  словно  невидимый  кто-то  ударил  Борщука  в  грудь.  Смотреть  на  это  было  жутко,  я  едва  успела  подложить  ему  под  голову  свою  сумку,  в  противном  случае  он  бы  ударился  затылком  об  пол.
-  Приготовим-ка  документы,  граждане,  -  задумчивым  голосом  сказал  участковый.  -  Попробуйте-ка  обосновать  причины  своего  нахождения  здесь.  Вот  вы,  к  примеру,  -  обратился  он  к  Петру  Мартыновичу. – Как  вас,  кстати?
Чернов  вздохнул  и,  не  глядя  на  меня,  вытащил  свидетельство  о  браке.
-  С  вами  всё  ясно,  -  смерил  его  глазами  участковый.  -  Кстати,  а  сама  Марианна  Юрьевна  Хвалынская  в  курсе,  что  вы  её  супруг?
Пётр  Мартынович  пробормотал  что-то  нечленораздельное  и  взглянул  на  меня.
-  А  вот  вы,  красна  девица,  -  Берёзовый  преградил  дорогу  юной  вертихвостке,  которая  под  шумок  решительно  устремилась  к  раскрытой  двери.  -  На  каком  основании  накрасили  губы  сливовой  помадой  в  этом  помещении?
Я  вгляделась  в  душеприказчика,  его  мутный  взгляд  не  сулил  ничего  хорошего,  а  «Скорая»  всё  не  ехала.  Участковый  в  это  время  пристёгивал  к  руке  вертихвостки  наручник  и  косил  глазом  на  некую  бумаженцию,  протянутую  ему  готичной  дамой.
-  Так… Свидетельство  о  рождении…  Вы  дочь  Эвридики  Хвалынской? Прикольно,  -  в  замешательстве  пробормотал  Берёзовый,  вернул  бумаженцию  и взглянул  на  вертихвостку,  которая  с  ненавистью  гипнотизировала  пристёгнутый  к  руке  наручник.  -  Отведу-ка  девушку  в  дежурку  и  вернусь,  а  вы  никуда  не  уходите,  очень  вас  прошу,  -  буркнул  участковый,  отдал  мне  ключи  и  был  таков.
Следующие  полчаса  я  пыталась  усадить  Борщука,  он  задыхался,  и  его  начало  рвать  блинами!  Когда  в  дверь  вбежал  старик  в  светлом  костюме  и  с  рыжим  кожаным  портфелем  на  ремне,  я  не  своим  голосом  закричала:
-  Слава  богу,  что  же  так  долго-то!  А  носилки  где?
  -  Доброго  дня,  -  протодьяконским  басом  пророкотал  старик.  -  Я  не  опоздал?
-  Нет,  он  жив,  смотрите  сами.  -  Я  кивнула  на  возлежащего  на  полу  Витольда  Ивановича,  грудь  которого  вздымалась  и  опадала,  а  на  губах  пузырилась  рвота.
-  Кто  это?  -  Старик  всмотрелся  и  отшатнулся.  -  А  похороны  Эмилии? 
Я  всё-таки  опоздал  на  них!
-  Так  вы  не  врач?!  -  возмутилась  я. 
    -  Я  профессор  эзотерики,  -  пробормотал  старик,  снова  склонившись  над  Борщуком.  -  Так,  значит,  я  опоздал  на  похороны?   
    -  Извините,  но  похорон  не  было,  оставьте  свой  телефон,  вам  позвонят  и  скажут  их  дату,  -   довольно  неучтиво  сказал  Пётр  Мартынович.  -  Вы  вообще-то  кто,  батюшка?
-  Огнивцев,  русский  князь  и  эмигрант,  -  протодьяконским  басом  представился  старик,  протягивая  визитную  карточку. 
-  Вы  эмигрант,  -  повторила  я,  взяв  карточку.  -  Хорошо,  я  скажу  участковому…
-  Я  эмигрант  и  муж  Эвридики  Юрьевны.  Кстати,  где  она?  -  Старик  раздражённо  покосился  на  Петра  Мартыновича,  который  выглядывал  из  кухни.  -  Её  нет?
Я  кивнула:
-  Нет.
-  А  вы  прислуга,  я  правильно  понял?  -  Старик  обернулся  уже  от  двери.  -  Тогда  передайте  барыне,  что  я  остановился  в  «Национале».  -  И  старик,    дважды  потешно  шаркнув  ногой  о  пыльный  половик,  вышел,  неплотно  прикрыв  за  собой  дверь.
Без  его  гулкого  протодьяконского  баса  в  прихожей  сразу  стало  замечательно  тихо,  я  вздохнула  и  перекрестилась,  чувствуя,  что  потихоньку  начинаю  сходить  с  ума… И  было  от  чего:  на  полу  отдавал  богу  душу  пожилой  душеприказчик  виконтессы  Тавиани,  а  «Скорая»  всё  не  ехала…  Зато  в  комнате  справа  восседала  с  видом  безумной  царицы  дочь  Эвридики  Хвалынской,  долговязая  тощая  дама  в  готической  раскраске  по  имени  Жюстин.  Ну  и  имечко,  чёрт!  В  это  же  время  на  кухне  ставил  на  газ  чайник  муж  Марианны  Юрьевны  Хвалынской,  некий  Пётр  Мартынович  Чернов,  с  которым  у  меня  был  недолгий,  но  страстный  роман…  А  самозваную  внучку  одной  из  бабушек  Хвалынских  только  что  при  мне  заковали  в  наручники  и  увели.  Плюс  ко  всему  некий  князь  Огнивцев  собственной  персоной  буквально  минуту  назад  посетил  жилище  сестёр  Хвалынских  и  даже  оставил  визитку  с  вензелями,  подтверждавшими  его  немалый  титул. 
И  пока  я,  вытирая  бумажными  салфетками  своё  мокрое  от  слёз  лицо,  следила,  чтобы  Витольд  Иванович  Борщук  не  захлебнулся  рвотными  массами,  в  прихожую  вбежал  фельдшер  «Скорой  помощи»  с  фонендоскопом  на  шее.
-  Кто  тут  больной?  Наставили  чемоданов…Что  с  ним,  знаете?  Не  знаете...  Где  тут  свет?  -  кинув  саквояж  на  тумбочку,  оскалился  он.
Пока  я  сдвигала  чемодан  в  угол,  фельдшер,  склонившись  над  Борщуком,  слушал  фонендоскопом  его  сердце.   
    -  Перед  этим  он  ел  блины,  -  пояснила  я.
                -  Мёртв,  -  фельдшер  причмокнул  губами  и  выпрямился.
-  Мёртв?  -  эхом  повторила  я,  вглядевшись  в  заострившийся  нос  Витольда  Ивановича  Борщука.  -  Не  может  быть.  Он  дышал  пару  минут  назад,  и  его  рвало  блинами.  -  Глядя  на  бумажные  салфетки,  которыми  вытирала  рот  душеприказчика,  я  поняла,  что  плачу. 
-  Дышать,  как  вы  выразились  пару  минут  назад,  он  никак  не  мог,  видите?  -  фельдшер  быстро  закатал  рукав  Борщука,  и  я  увидела  безнадежно  синюю  руку.  -  Трупные  пятна.  Старикан  мёртв  уже  часа  три,  если  не  больше.  Да,  кстати,  я  должен  взглянуть  на  его  паспорт,  найдите,  пожалуйста,  -  поморщился  фельдшер. 
Я  огляделась  в  поисках  кейса  Борщука,  с  которым  он  ходил  сегодня  по  кладбищу.
-  Паспорт  можно  и  в  карманах  поискать,  -  вздохнул  фельдшер,  когда  я  вернулась  из  кухни,  и  двумя  пальцами  достал  из  кармана  пиджака  душеприказчика  ключи  от  машины.  -  Вы  посмотрите  в  карманах  брюк,  возможно,  паспорт  там.
  Я  осторожно  засунула  руку  в  карман  тесных  брюк  Витольда  Ивановича  и  вытащила  оттуда  пухлое  кожаное  портмоне.
-  Дайте-ка,  -  фельдшер  открыл  портмоне  и  стал  в  нём  рыться,  и  тут  труп  Борщука  шевельнулся  и  открыл  глаза,  узловатые  пальцы  старика  сжимались  и  разжимались.
Я  закричала,  а  фельдшер,  вздрогнув,  довольно  равнодушно  велел  санитару  «Скорой»,  стоящему  в  дверях:
-  Тащи  носилки!  Чего  рот  раскрыл?  -  и  машинально  сунул  портмоне  в  карман.
-  Можно  я  сохраню  его?  -  запротестовала  я.  -  И  ключи  от  машины  тоже…
Фельдшер  печально  проводил  глазами  портмоне  и  ключи,  и  через  несколько  минут  душеприказчика  уже  грузили  в  реанимобиль… 
Пётр  Мартынович,  помогавший  тащить  носилки,  сразу  же  вернулся  в  квартиру,  а  я  решила  подождать  участкового  на  улице.
-  Увезли?  -  подошёл  участковый  и  дотронулся  до  моего  локтя.  -    Скажите,  а  могу  я  взглянуть  на  документы,  подтверждающие,  что  вы  племянница  Хвалынских?
-  Знаете  я,  между  прочим,  не  претендую  ни  на  какое  родство  с  Хвалынскими  и  собираюсь  уйти  вот  прямо  сейчас!  Отпустите  мой  локоть,  -  возмутилась  я. 
Участковый  поднял  на  меня  глаза  цвета  подсолнечного  масла  и  невозмутимо  произнёс: 
    -  Пройдёмте  в  квартиру.
   В  прихожей  было  тихо.  В  дверях  комнаты  Эвридики  Хвалынской 
стояла  и  зевала  «готичная  дама»…
-  Ваш  папа  Огнивцев  был  здесь  час  назад,   -  сочла  нужным  сообщить  я  и  сунула  ей  под  нос  визитную  карточку  князя.  -  Раз  уж  князь  муж  Эвридики,  значит  вы  его  дочь?  Не  хотите  встретиться  с  папой?
-  Ничего  это  не  значит,  потому  что  мамочка  родила  меня  вовсе  не  от 
Огнивцева,  -  смерив  меня  ледяным  взглядом,  произнесла  дочь  Эвридики  Юрьевны  и  вернула  визитку.  -  Я,  к  вашему  сведенью,  дочь  солиста  Большого  театра  Погремушкина. 
Участковый  Оскар  Берёзовый  крякнул  и,  конфискуя  у  меня  визитку,  поинтересовался:
-  Вы  уже  уходите?
Погремушкина  сдержанно  улыбнулась  и  покинула  квартиру  по-английски,  ни  с  кем  не  простившись,  и  мне  это  очень  понравилось.  Воодушевлённая  примером,  я  схватила  чемодан  и  бегом  направилась  к  двери.
    -  Знаете,  раз  у  меня  всё  равно  снят  офис  над  рестораном  до  конца  месяца,  я  не  вижу  никакого  смысла  оставаться  здесь,  -  обернулась  я.  -  В  общем,  я  ухожу! 
Я  вышла  на  лестничную  площадку,  но  участковый  догнал  меня.
-  Устали?..  Я  вас  прошу  об  одном,  побудьте  здесь  хотя  бы  до  утра…  Ночь  на  дворе,  ещё  чемодан  отнимут,  пока  до  ресторана  дойдёте.  -  Берёзовый   улыбнулся  и  завёл  меня  обратно  в  квартиру.  -  Не  упирайтесь,  ведь  я  вам  желаю  добра,  пойдёмте  на  кухню,  -  предложил  он.  -  Эх,  люблю  чай  с  печеньем,  у  вас,  случайно,  нет?  Да  оставьте  вы  свой  баул,  ну  хоть  вот  здесь,  у  вешалки!
С  минуту  я  молча  наблюдала,  как  Берёзовый  зажигает  газ,  ищет  чайник  и  наливает  в  него  воду,  потом  вытащила  из  шкафчика  пакет  с  засохшим  печеньем  и  поставила  его  перед  участковым.
-  Печеньице!  -  обрадовался  Берёзовый  и  зевнул,  а  на  кухню  заглянул  Пётр  Мартынович  и,  поблёскивая  очками  в  золотой  оправе,  уселся  на  соседнюю  табуретку,  развернув  газету  «Спорт-Экспресс». 
Выглядел  Чернов  по-домашнему,  словно  жил  в  этой  квартире  все  восемнадцать  лет  брака  с  Марианной  Юрьевной  Хвалынской  и  сейчас  терпеливо  ждал  супругу,  попивая  чай  со  случайными  знакомыми,  раз  уж  они  заглянули  на  огонёк.  Я  представила,  как  Марианна  Юрьевна  вваливается  в  дверь  подшофе,  и  мне  вдруг  стало  не  по  себе… 
-  Кстати,  у  Витольда  Ивановича  есть  завещание  Эмилии  Юрьевны  и  разрешение  на  её  захоронение  в  Москве.  Возможно,  в  его  кейсе.  -  Я  встала  и  заглянула  в  ближнюю  комнату,  ванную  и  туалет.  -  Что-то  не  вижу  я  никакого  кейса…  Знаете,  его  надо  обязательно  найти,  ведь  неизвестно,  сколько  ещё  проболеет  Борщук!  А  гроб  с  виконтессой,  похоже,  в  какой-то  камере  хранения  в  Шереметьево. 
-  Завтра  попробую  узнать,  где  находится  эта  камера.  -  Участковый,    хрустя  печеньем,  повернулся  к  Чернову.  -  А  вы  не  разговаривали  с  Борщуком?  -  Нет,  и  не  видел  кейса,  но  я  могу  похоронить  Эмилию,  если  что.  -  Пётр  Мартынович  кашлянул  и  отложил  «Спорт-Экспресс».  -  Мне  это  не  составит  ни  малейшего  труда,  я  же  всё-таки  её  зять…
-  Я  не  сомневаюсь,  что  вы  зять,  -  кивнул  участковый.  -  Но  без  документов  на  гроб,  я  думаю,  забрать  его  из  камеры  хранения,  даже  если  мы  выясним,  где  он,  не  удастся.  Хорошо  бы,  если  б  Борщук  выздоровел  в  ближайшее  время,  ведь  документы  выписаны  на  его  имя.
Участковый  допил  чай,  взглянул  на  кухонные  ходики  и  присвистнул:
-  Мне  пора.  И  последний  вопрос:  что  же  всё-таки  случилось  с  душеприказчиком  бывшей  балерины?
-  Похоже  на  апоплексический  удар  или  отравление  блинами,  -  глядя  на  Петра  Мартыновича,  предположила  я.  -  Мы  полдня   с  ним  ходили  по  кладбищу  в  поисках  сестёр.  Он  очень  переживал  из-за  смерти  Эмилии  Юрьевны… Стресс  наложился  на  стресс?  Но  когда  я  выходила  из  квартиры,  он  довольно  бодро  разговаривал  и  курил,  хотя  и  выглядел  крайне  усталым,  -  добавила  я.
-  А  что  видели  вы?  -  участковый  обрался  к  Чернову. 
Пётр  Мартынович  улыбнулся:
-  Я  был  в  комнате  всё  время,  а  вот  мадам  Погремушкина,  с  которой  я  имел  честь  познакомиться  сегодня,  выходила  в  кухню  зачем-то…
-  Как  же  получилось,  что  ваше  знакомство  состоялось  лишь  сегодня?  -  перебил  его  Берёзовый.
Пётр  Мартынович  пожал  плечами,  пробормотав:
-  Такова  жизнь.
-  А  на  ваш  взгляд,  кто  может  быть  заинтересован  в  смерти  Борщука?  -  участковый  неожиданно  повернулся  ко  мне.
-  А  при  чём  здесь  мой  взгляд?  -  изумилась  я.  -  Ну,  наследники,  наверное,  вон  их  сколько  набежало.  Ведь  если  сёстры  не  найдутся,  замок  Шарпентьер  достанется  Погремушкиной,  и  она  станет  опекуншей  собачки  Чекиты  и  кота,  -  тут  я  поперхнулась. - Ничего  себе! 
   -  Почему  ж  одной  Погремушкиной?  -  оживился  Пётр  Мартынович.  -  Я  тоже  могу  опекать  кота  и  к  собакам  отношусь  лояльно.  -  Я  всегда  любил  животных.
   Когда  участковый  Берёзовый  ушёл,  прихватив  с  собой  пухлый  фотоальбом  сестёр  Хвалынских,  я  решила  принять  душ.
    -  Заходи  по  старой  памяти,  -  выглянул  из  моей  комнаты  Пётр  Мартынович,  когда  я  вышла  из  ванной.
    Усы  Чернова  пахли  копчёной  колбасой,  и  я  захотела  есть.  А  больше  ничего,  представляете?  Харизматик  и  красавец  Бобёр  поцеловал  меня,  а  я  ничего  не  почувствовала,  кроме  запаха  колбасы. 
-  Ты  в  самом  деле,  был  мужем  Марианны?  -  отстранилась  я. 
-  А  что  тут  такого?  -  Пётр  Мартынович  обнял  меня  за  плечи.  -  Она  была  красивой  женщиной.
-  И  вы  жили  с  ней? 
-  Давно. 
-  Значит,  ты  просто  не  упускал  из  виду  свою  бывшую  всё  это  время?  -  возмутилась  я.
-  Света,  думай  шире,  -  улыбнулся  Чернов,  но  я  услышала  скрип  его  зубов.
-  Скажи  прямо,  -  попросила  я,  потому  что  от  его  улыбки  у  меня  начало  сводить  скулы.  Я  однажды  видела  такую  же  улыбку...  Её  ни  с  чем  не  спутаешь.  Она  широка,  лишена  малейшего  смысла  и  похожа  на  гримасу  Квазимодо.
   -  А  ты  хотела,  чтоб  я  жил  рядом  с  разлагающимся  телом  старухи?..  -  внимательно  взглянул  на  меня  Чернов.
   -  Значит,  с  деньгами  к  Марианне  Юрьевне  вернулось  её  женское  очарование?..
   Пётр  Мартынович  наклонился  и  подхватил  на  руки  кошку.  Он  мечтательно  глядел  куда-то  в  угол  за  моей  спиной,  ласково  поглаживая  кошачьи  уши,  и  неожиданно  одна  из  его  грёз  влетела  мне  в  правое  ухо  и  вылетела  из  левого  со  скоростью  пчелы:  Пётр  Мартынович  видел  себя  хозяином  замка  под  Римом,  внезапно  поняла  я…
По  плиточному  полу  ванной  бегали  мокрицы,  группируясь  у  тряпки,  похоже,  они  устраивали  мокричный  переворот  или  выбирали  президента  своей  ванной  республики...  Хмельное  ворчание  сестёр  по  вечерам  и  тишина  последних  дней  по-прежнему  не  укладывались  в  моей  голове.  Я  так  и  не  смогла  привыкнуть  к  тишине.
-  Куда  же  они  провалились-то?  -  ворчала  я,  устраиваясь  на  кушетке  в  комнате  Марианны  Юрьевны.
    Горячий  нос  кошки  Клеопатры  уткнулся  мне  в  коленку,  и  кошка  решительно  начала  нориться  у  меня  в  ногах,  устраивая  себе  гнездо  на  ночь.  Я  не  стала  её  гнать,  хотя  спать  с  кошками  ненавижу.  А  под  утро,  сквозь  сон,  я   вдруг  услышала,  что  какая-то  женщина  стонет  от  любви…  Луна  с  улицы  светила  ярко,  я  пригляделась  и  увидала,  как  Клеопатра,  высунувшись  в  форточку  и  балансируя  хвостом,  зазывает  на  свидание  кота.  Шикнув  на  кошку,  я  накрылась  с  головой,  и  долго  не  могла  уснуть,  а  уснув,  словно  воочию  увидала  пьяные  лица  сестёр  Хвалынских  сквозь  двойные  железные  решётки  какого-то  каземата,  похожего  на  психиатрическую  больницу.
   В  сумраке  комнаты,  крепко  пропахшей  испарениями  долго  жившей  здесь  старухи,  я  спрашивала  себя,  куда  же  завернула  меня  жизнь?  Я  всегда  мечтала  быть  счастливой,  но  к  сорока  годам  всего  разок  вышла  замуж,  родила  дочку,  быстро  развелась  и  стала  бабушкой.
«Какая  то  обидная   жизнь  получилась,  среди  таких  же  несчастливых  горемык,  господи,  ну,  почему  в  моей  жизни  любовь  и  страдания  -  синонимы?»  -  Я  нашарила  ногой  тапки  и  надела  их.  Поёжившись  от  чужой  тоски,  которая   сочилась  из  стен,  я  включила  свет. 
    Какое-то  время  я  слушала  мерзкие  рулады  храпа  своего 
бывшего  любовника,  необъяснимо  похожего  на  испанского  короля,  и  вытирала  слёзы,  текущие  так  обильно,  словно  в  голове  у  меня  растаял  айсберг.
«Пропали  две  заслуженные  бабки,  известные  и  в  званиях… При  жизни  у  сестёр  никаких  детей  не  было  в  помине,  и  мужей  тоже...  Что  значит  при  жизни?..  Они  же  пропали»,  -  напомнила  я  себе. 
Ноги  ещё  болели  после  вчерашнего  марафона  по  кладбищу,  я  взглянула  на  них,  потом  на  свою  измученную  физиономию. 
    -  Даже  срочная  пластика  тебе  не  поможет,  -  обиделась  я  на  зеркало  и 
стала  быстро  одеваться.
 

На  половике  у  двери  валялись  бычки  тонких  сигарет.  Табачный  дым,  казалось,  ещё  витал  в  подъезде.  Я  обратила  на  это  внимание,  выходя  на  улицу.   
«Больше  не  вернусь  в  эту  чёртову  квартиру!»  -  думала,  пока  шла  к  ресторану.  Я  решила  закинуть  чемодан  с  сумкой  в  офис.
На  углу  мне  попалась  на  глаза  афиша  анонсов  ретрофильмов  с  Верой  Холодной,  и  я,  как  дурища,  всхлипнула:  «Почему  я  не  стала  одной  из  них?  Такой,  как  Вера  Холодная,  Александра  Коллонтай,  Орлова  или  Терешкова… Я  ведь  тоже  женщина!»
В  пять  утра  над  Плющихой   висела  красная  луна,  и  я  вдруг  почувствовала,  что  моё  одиночество  иллюзорно.  Я  стала  оглядываться  в  надежде  увидать  маньяка  в  кустах  неподалёку  и  уронила  чемодан  себе  на  ногу.  Через  пару  минут  меня  обогнали  две  бабки  -  Жужжалина  с  Моргалиной,  неугомонные  труженицы  по  вязанию  носков.
     -  А  мы  в  церковь  решили  с  утра  смотаться… У  тебя  глаза  сверкают  в  темноте,  ты  освещай  ими  дорогу!  Может,  ты  кот?  -  наперебой  загалдели  бабки.
    Котом  меня  ещё  никто  не  называл,  и  я  спросила:
-  А  вы  случайно  не  знаете,  сёстры  были  замужем?   
      -  Были,  -  горячо  закивали  бабки.  -  Все  трое  за  феерическими  ублюдками!  Каждая  в  своё  время.  Не  нашлись  они?
Я  покачала  головой.
-  Найдутся,  алкашки,  -  уверенно  переглянулись  бабки.  -  Им  пропасть,  как  нам  пообедать!
    «Ваши  слова  да  богу  в  уши»,  -  подумада  я,  глядя  им  вслед.
А  у  ресторана  я  нос  в  нос  столкнулась  с  гравёром  Носальским,  похожим  в  утреннем  туманце  на  худого  прозрачного  кальмара  в  сиреневой  рубашке.  Он,  оглядываясь,  подошёл  ко  мне,  поцеловал  мне  руку  и  сообщил:
-  Люди  -  очень  хрупкие  существа.  Вот  тот  же  холод,  да?  А  между  планетами  вакуум  -  ни  подышать,  ни  погреться.  А  в  воде  утонуть  хочется.  Странно,  что  мы  выжили  и  живём  зачем-то… И  есть  постоянно  хочется  и  выпить  и  любви… Странно…
Я  стояла  и  слушала,  поражённая... Моё  наитие  снова  вибрировало,  как  струна.
-  Знаешь,  Свет,  можешь  не  верить,  но  я  по  секрету  скажу  всё-таки.  -  Носальский  обнял  меня  за  плечи  и  по-дружески  чмокнул,  как  самый  настоящий  кальмар.  -  Тут  неподалёку  есть  место  силы  или  -  дырка  в  землю.  В  общем,  так…  -  Носальский  лихорадочно  поблуждал  глазами  и  выудил  из-за  пазухи  проволочную  штукенцию,  в  которой  я  угадала  простейшую  биолокационную  рамку,  она  в  его  руке  начала  быстро  вертеться,  пока  не  указала  на  меня.
-  И  что  из  этого  следует?  -  устало  пробормотала  я.
-  Ты  можешь  узнать  своё  будущее,  -  хохотнул  гравёр.  -  Я  вот  спросил  и  узнал.  Только  не  спрашивай,  что  меня  ожидает,  хорошо?  -  поморщился  он.
-  А  где  эта  дырка?  -  спросила  я,  перестав  удивляться  со  вчерашнего  дня.
-  В  подвале  под  рестораном  «Ганнибал».  Сходи,  когда  будет  время.  -  И  Носальский,  махнув  рукой,  пошёл  по  своим  биолокационным  делам.
Я  занесла  в  комнату  над  рестораном  чемодан,  отдышалась  и  решила    не  откладывать  дело  в  долгий  ящик…
Обнаружив  аварийную  лампочку  на  входе  в  подвал,  я  перекрестилась  и  вошла,  невольно  вспомнив  про  маньяка,   который  топил  в   привокзальном  туалете  Дракино  одиноких  бабок,  заходивших  туда  ночью  по  нужде.  В  подвале  удушливо  пахло  мочой,  а  по  стенам  висели  опутанные  пыльной  фольгой  трубы  в  белых  разводах.
  -  Разве  тут  зарядишься  положительной  энергией?  Только  такая  наивная 
сволочь,  как  я,  и  могла  поверить  в  это,  -  в  сердцах  пробормотала  я  и  тут
увидела,  как  низенькая  дверь  в  углу  подвала  зашевелилась,  и  на  меня  оттуда 
посмотрел  лысый  фантом  с  красным  лицом.  Я  вскрикнула  и  в  ту  же  секунду 
описалась  от  страха,  струйка  мочи  потекла  меж  моих  ног  на  кирпичный  пол.
Фантом  удручённо  вздохнул,  глядя  мне  на  ноги,  потом  кашлянул  и  смачно  выругался,  и  я  поняла,  что  передо  мной  обыкновенный  «сантехникус  вульгарис».  Манипулируя  гаечным  ключом,  он  вдумчиво  чинил  бачок  старого  образца.
-  Ты  кто?  -  спросил  он,  не  отвлекаясь  от  работы.  -  Если  проститутка, 
то  имей  в  виду  -  это  служебное  помещение,  так  что  выметайся  отсюдова  на  фиг,  мля…
-  Меня  тут  нет,  -  согласилась  я,  но  всё-таки  решила  узнать,  уповая  на 
чудо:  -  А  вы  случайно  не  знаете,  где  находятся  две  бывшие  балерины  Хвалынские?
-  Знаю,  конечно,  как  мне  не  знать,  -  сантехник  снова  беззлобно 
выругался.
-  Где  же?  -  воодушевилась  я.  -  Двести  рублей  хотите?
-  А  вот  в  этом  бачке.  -  Сантехник  плутовски  взглянул  на  бачок, 
поманив  меня  пальцем,  и  добавил:  -  По  справедливости.
Под  его  хриплый  смех  я  выскользнула  из  подвала  на  улицу  и 
попала  на  служебный  дворик  ресторана,  заросший  бурьяном.  Он  пахнул  банальной  смрадной  помойкой. 
-  Ты  поглупела,  Света!  -  громко  сказала  я  себе  и  вернулась  в  служебный  подъезд.
  С  опаской  я  поднялась  наверх,  чтобы  попробовать  уснуть  на  трёх  стульях,  поставленных  рядком  в  своём  бывшем  магическом  кабинете.  Какое-то  время  я  дёргалась  от  каждого  шороха,  боясь  увидеть  фантом  колдуна  Шульги,  но,  вероятно,  вечный  дед  махнул  на  меня  рукой  и  в  это  время  спал  где-нибудь  на  чердаке.
«Какой  прок  ему  теперь  меня  пугать?» -  засыпая,  думала  я. 
Моё  ободранное  ухо  почти  зажило.


                Придёт  же  такое  в  голову…


«Скажи  мне,  о  чём  ты  мечтаешь,  и  я  скажу,  что  ты  за  идиот»,  -  так  говаривал  мой  сосед  Коля  Пылинкин,  пока  не  утонул. 
Я  приехала  в  Москву,  чтобы  трудиться  гадалкой...  Повальное  обращение  к  оккультизму  в  наши  дни  -  весьма  смешное  оправдание  моей,  не  буду  скрывать,  алчности.  Ведь  магия  -  это  абсолютная,  многозначительная  дремучесть.  Вывод:  из  миллиона  шансов  я  выбрала  самый  убогий,  просто  шанс-калеку.  И  что  в  итоге?  Меня,  предварительно  излупив  по  носу  тростью  и  ободрав  уши,  выгнал  из  негласного  магического  круга  разгневанный  фантом  колдуна  Шульги,  заклеймив  «меркантильной  стервой».  А  я  не  стерва,  отнюдь.    Я  заблудившаяся  женщина,  без  жилья,  между  прочим,  и  с  истрёпанными нервами. 
   Я  чихнула  и  чуть  не  упала  со  стульев,  на  которых  дремала. 
   -  Не  жалей  о  том,  что  сделала,  и  положись  на  свою  счастливую  звезду,  -  словами  из  песни  примирила  я  себя  с  этим  миром  и  попыталась  уснуть,  хотя  было  почти  семь  часов  утра,  и  какой  уж  тут  сон. 
А  разбудил  меня  мой  приятель  Бениамин  Баблосов,  он  исступлённо  тряс  меня  за  плечо  и  дышал  прямо  в  лицо  чесноком.   
-  Вот  ты  где,  Света,  вот  ты  где!  -  обрадованно  повторял  он.  -  Как 
хорошо,  что  ты  тут  спишь  на  стульях,  я  ведь  тебя  обыскался…
Я  отпрянула,  чеснок  с  утра  -  явно  не  моя  диета.
   -  Чудная  погодка,  сказочный  денёк,  Света!  Так  ты  решила  вернуться  на  работу?  -  торопливо  выспрашивал  Бениамин  Маркович,  блестя  глазками.  -  Я  заходил  к  тебе  вчера  днём,  звонил-звонил,  а  никто  так  и  не  вышел!
Надо  мной  смешно  возвышался  всё  тот  же  маленький  хромой  бухгалтер,  с  которым  я  приятельствовала  пару  месяцев.  Всё  было  по-прежнему. 
-  Привет.  -  Я  села  и  от  души  зевнула.
Бениамин  Маркович  отвёл  от  меня  взгляд  и,  усевшись  в  соломенное  кресло,  пожал  плечами.  Так  мы  и  сидели  некоторое  время.
-  Света,  -  внезапно  сказал  Баблосов.  -  Света,  -  повторил  он  и  замолчал,    выразительно  глядя  на  меня…
-  Всё  хорошо,  всё  замечательно!  -  торопливо  перебила  я,  потому  что  вдруг  представила,  что  этот  смешной  и  жалкий  человек  начнёт  признаваться  мне  в  любви.  Придёт  же  такое  в  голову…
-  Я  узнавал  про  работу,  так  вот,  наклёвывается  нечто.  Думаю,  что  позвоню  тебе  завтра,  -  Баблосов  кивнул,  заулыбавшись.  -  Боюсь  спугнуть  удачу!
   -  Спасибо  тебе,  -  поблагодарила  я.  -  Но  я  сама  как-нибудь,  Бень…
-  Возьму  тебя  под  своё  крыло,  -  пообещал  тем  временем  Баблосов.   
-  Зачем?  -  испугалась  я,  вспомнив  тарахтящий  мопед  Бениамина  Марковича.
-  Чтоб  не  съели,  -  хохотнул  мой  смешной  покровитель.  -  Поужинаешь 
со  мной?..
    «Вообще-то,  ужин  -  слишком  личная  история»,  -  подумала  я  и  сделала  встречное  предложение:
-  Я  сегодня  еду  в  Дракино  к  мировому  судье  и  могу  позавтракать  с 
тобой,  если  хочешь…
-  Пошли,  -  сразу  же  согласился  Баблосов.  -  Я  только  забегу  к  себе  и  одеколоном  сбрызнусь,  а  то  чеснока  с  утра  наелся!
Спустя  четверть  часа  мы  спустились  с  ним  в  ресторан,  заказали  по  омлету  и  водке.
-  В  Дракино,  значит,  едешь?  А  я  как  раз  читал  про  Дракино.  - 
И  Бениамин  Маркович  вытащил  из  кармана  мятый  еженедельник  «666 – Чёрные Силы  планеты».  -  Забавный  городок,  -  добавил  он.
Я  краем  глаза  пробежала  заголовок  репортажа:  «В  раскопках  неподалёку  от  города  Дракино  найдена  стеклянная  пустышка,  возраст  которой  оценивается  в  миллиарды  лет…  Парадокс  или  правда?» 
-  Похоже,  пустышка-то  из  прошлого?  -  Бениамин  Маркович  вздохнул,  корочкой  вычищая  тарелку.  -  А  что,  вполне  возможно  -  пустышки  всегда  нужны...
Я  задумчиво  ела  омлет.  «В  городе  испокон  века  находили  что-нибудь эдакое...»  -  безразлично  думала  я.
Омлет  был  съеден,  и  мы  с  Бениамином  Марковичем  тепло  простились,  я  даже  чмокнула  его  в  лысину  за  предложение  отвезти  на  мопеде  до  вокзала. 
 

                Дракино


Почти  все  дома  в  городе  стоят  на  погребальных  курганах… Как  такое  могло  произойти?..  А  в  жизни  вообще  много  необъяснимого,  но  вроде  бы   давным-давно  здесь  жили  скифы  и  мы,  жители  Дракина  -  их  далёкие  потомки… Раньше   это  место  называлось  -  Капище, а  Дракино  городом  стал  всего  сорок  лет  назад.  Назвали  в  честь  местного  уроженца  Вадима  Львовича  Дракина,  прославившегося  на  ниве  дипломатической  каторги.  В  придачу  к  погребальным  курганам  город  стоит  на  тектоническом  разломе,  и  археологические  плановые  экспедиции  сменяются  десантами  любителей  биолокации  -  их  очень  легко  узнать  по  рамкам  в  руках,  сверкающим  глазам  и  худобе,  как  всех  фанатиков…   

Старый  вокзал  встретил  меня  удушливым  ароматом  пончиков,  стаями   воркующих  сизарей  и  пылью,  которая  вихрилась  от  сильных  порывов  ветра.
-  Неугомонная  ты,  мам,  -  подбежала  ко  мне  со  стороны  привокзального  кафе  дочка.
Мы  расцеловались,  и  я  достала  из  сумки  пакет  с  ранними  яблоками.
-  Дай  откусить?  -  весело  попросила  я  у  внучки.
-  Накося  выкуси,  -  насупилась  Машенька,  сверкнув  на  меня  синими  глазами.
-  Хамка,  -  возмутилась  дочка.  -  Ты  как  бабушке  отвечаешь?
-  Вся  в  нас,  -  вздохнула  я,  поднимая  тяжёленькую  вредную  внучку.
И  пока  мы  ехали  до  микрорайона  Бочечки  на  маршрутном  такси,  я  рассказала  про  исчезновение  сестёр  и  приезд  из  Рима  душеприказчика. 
-  Ты  жила  рядом  с  миллионершами  всё  это  время,  мам?  -  ахала  дочка.
-  А  что  это  меняет?  -  отмахивалась  я,  пока  рука  не  устала. 
Забежав  в  квартиру  к  родным,  я  оставила  у  них  сумку  и  помчалась  к  мировому  судье  на  соседнюю  улицу.  На  сегодняшний  день  было  назначено  слушание  дела  о  моём  примирении  с  поджигателем.


-  Ну,  зачем,  керосин-то?..  Берёте  петарду,  а  лучше  десять,  связываете  их,    поджигаете  и  кидаете,  -  объяснял  мне  в  подробностях,  как  лучше  поджигать  квартиры  на  пятых  этажах  ветхих  блочных  хибар,  следователь  Палладий  Дудкин,  когда  мы  выходили  из  зала  суда  после  подписания  мирового  соглашения  о  том,  что  взамен  спалённой  квартиры  я  согласна  принять  в  дар  небольшой  дом  на  краю  города  от  семьи  поджигателя  и  не  буду  настаивать  на  возбуждении  уголовного  дела.
    Мы  дождались  маршрутку  и  поехали  на  окраину,  где  предположительно  стоял  мой  новый  дом.  Водитель  с  неместным  лицом  развернулся  у  моста  и  быстро  укатил,  только  пыль  заклубилась  следом.   
   - Мать  этого  Шестакова  -  скандалистка  с  большим  самомнением,  -  следователь  зевнул  и  добавил:  -  Так  что,  соглашайтесь  на  этот  домик.
Дудкин  повторил  эту  сентенцию  несчётное  количество  раз  с  утра,  и  тут  в  мою  душу  начало  закрадываться  подозрение.
-  Я  же  согласилась,  раз  подписала  мировое  соглашение,  и  на  Шестакову  сегодня  нагляделась,  та  ещё  фря,  в  школе  второгодницей  была!   
Мы  стояли  в  двух  шагах  у  воды,  но  никакого  дома  в  пределах  видимости  я  так  и  не  увидела.  Впереди  росли  ивы,  камыши  и  трава  по  пояс.  Мы  обошли  их  и  внезапно  уткнулись  в  старый  забор.  И  то,  что  я  увидела  за  забором,  заставило  меня  попятиться…
-  Моя  квартира  -  на  эту  халупу?  -  возмутилась  я.  -  Не  ожидала,  что  моё  новое  жильё  будет  походить  нам  собачью  будку!
-  Да  не  пугайтесь,  -  Дудкин  открыл  калитку.  -  Дом  крепкий  и  не  очень  старый,  здесь  речник  Савельев  жил,  пока  не  утонул  в  прошлом  году.
От  реки  пахло  тиной,  по  воде  плыли  ветки,  пакеты  из-под  молока  и  пивные  банки.  Я  с  опаской  приблизилась  к  микроскопическому  домику  с  одним  слепым  окошком,  наглухо  закрытым  деревянными  ставнями.  С  крыши  свисали  куски  проржавленного  железа,  до  которого  я  могла  свободно  дотронуться  рукой.
-  Ну,  вы  тут  сами,  ладно?  -  протянул  мне  ключи  и  откланялся  следователь.  -  Мне  ещё  в  комиссию  по  делам  несовершеннолетни  до  часу  надо  успеть.  И  не  забудьте  завтра  сходить  к  нотариусу  и  оформить  все  документы  на  дом.  Читайте  их  внимательнее,  слышите?  -  дважды  повторил  он,  и  я
кивнула,  чувствуя  себя  заложницей  большого  обмана.
У  крыльца  валялось  куча  сучковатых  поленьев  и  я,  взобравшись  на  неё,  внимательно  осмотрела  крышу.  Значит,  дом  надо  топить,  узрев  небольшую   трубу,  подумала  я.
От  крыльца  до  воды  было  около  десяти  метров,  я  осмотрела  высокий  фундамент  и  немного  успокоилась,  кирпичи  были  крепкими,  лишь  пара  угловых  раскрошились.    
«Вот  он  мой  дом  из  ниоткуда»,  -  открыв  непривычно  тяжёлый  висячий  замок,  я  заглянула  в  терраску,  в  углу  которой  стояли  болотные  сапоги.   
-  Зимой  он  точно  промерзает,  -  войдя  в  единственную  комнату,  я  огляделась.  -  Нет,  всё  не  так  плохо  на  самом  деле,  если  не  брать  в  расчёт  лёгкую  заброшенность  места.
Маленькая  голландская  печь  в  углу,  стол,  табуретка,  деревянный  топчан,  вот  и  всё,  что  было  в  единственной  комнате.  И  мутная   городская  река  за   окном,  от  которой  рябило  в  глазах. 
Я  пригляделась  и  на  противоположном  берегу  обнаружила  закрытый  с  утра  бар  «Гибралтар». 
«По  вечерам  оттуда  будет  доноситься  музыка…»  -  помечтала  я,  представив  себя  голенастой  старушенцией,  ловко  подсекающей  из  огорода  на  удочку  пескарей.
Я  обошла  каждый  уголок  дома  и  вдруг  поняла,  что  он  мне  нравится.  Я  закрыла  ставни  и  дверь  и  уже  с  дороги,  оглянувшись  на  кусочек  крыши  среди  ив,  окончательно  решила  брать  дом  себе. 
Поймав  попутный  трактор,  я  поехала  ночевать  к  дочке.


                Бар  «Под  мухой»


Я  вышла  от  нотариуса  с  кипой  документов. 
-  Дом-развалюшка  перейдёт  в  вашу  собственность  через  две  недели,  - 
объяснила  мне  нотариус. 
«И  можно  начинать  жизнь  с  нуля!»  -  перебегая  дорогу,  ликовала  я  и   чуть  не  попала  под  велосипед. 
Мимо  со  свистом  пронеслась  бабка  в  пробковом  шлеме  и  спортивном  костюме.  За  бабкой,  ноздря  в  ноздрю,  бежали  два  бультерьера.  В  Дракино  легион  таких  сумасшедших  бабок  с  выводками  собак.
И  тут  я  вспомнила,  что  мне  надо  зайти  к  той  самой  Лёле  Залуцкой,  бывшей  театральной  костюмерше  и  знакомой  сестёр  Хвалынских.  Именно  Лёля  Леонидовна  Залуцкая,  в  девичестве  Рыжикова,  любившая  и  сама  пропустить  стаканчик-другой,  выступила  посредницей  моего  к  ним  подселения.
Я  постучалась  в  дверь  коммунальной  квартиры,  неподалёку  от  автовокзала  и,  не  дожидаясь  ответа,  вошла.  Пахло  гречневыми  блинами,  значит,  Лёля  дома,  поняла  я.
На  кухне  у  плиты  ко  мне  спиной  стояла  высокая  кудлатая  старуха  и  ножом  снимала  со  сковородки  толстый  блин.  Кому-то  нравятся  молодые  лица,  а  мне  пожившие… Карта  жизни,  в  основном  топографическая,  отпечаталась  на  длинной  физиономии  Лёли  Леонидовны,  на  её  шее  и  ушах.  Большеротая  и  надменная  дама  с  мешками  под  глазами  и  лошадиным  подбородком,  Лёля  оглянулась,  ничуть  не  удивившись  моему  приходу.
-  Садись,  -  кивнула  она.  -  Всё  скитаешься?
-  Скоро  вернусь,  -  пробормотала  я,  усаживаясь  на  табуретку,  когда-то  крашенную  в  синий  цвет. 
-  Ты  не  нервничай,  а  рассказывай,  -  налила  стакан  чёрного  чаю  Лёля  и  подвинула  его  ко  мне.  -  Бери  блин,  правда,  без  сметаны,  -  ворчливо  предупредила  она.
Халат  цвета  увядшей  розы  распахнулся  на  Леле,  и  я  нечаянно  узрела  ночную  застиранную  рубашку  в  полоску.
-  Пропали?  Уже  пятый  день?  Недолго,  -  закуривая,  безразлично  допытывалась  Лёля.  -  А  чего  им  здесь  делать?  -  громко  возмутилась  она.  -  Крепкие  старухи,  их  поленом  не  убьёшь… 
Сзади  бабка,  а  спереди  всё  ещё  дама,  вот  такая  невидаль  сидела  и  пыхтела  от  возмущения  на  соседней  табуретке.  Никакой  дряхлости  на  Лёлином  лошадином  лице  за  шестьдесят  с  лишним  лет  так  и  не  наросло. 
-  Когда  мы  работали,  они  тоже  исчезали  время  от  времени,  -  нехотя  жуя  блин,  ворчала  бывшая  костюмерша.  -  Это  демоны,  а  не  сёстры...  А  ты  выпить  принесла?  -  внезапно  спросила  Лёля,  с  пристрастием  глядя  на  мою  сумку.
-  Так  и  живёшь  отшельницей?  -  вытаскивая  четыре  бутылки  пива  и  воблу,  задала  я  риторический  вопрос.
-  Так  и  живу,  -  согласилась  Лёля,  открывая  пиво.  -  Да  кому  они  нужны,  эти  два  тощих  привидения?  -  снова  возмутилась  она.  -  Найдутся!  Правильно,  что  уходишь  от  них,  раз  у  тебя  дом  есть.  Последнее  дело  со  старухами  жить.  Им  помирать  пора,  а  в  тебе  ещё  жизни  сколько.
-  Ты  же  мне  их  порекомендовала,  -  напомнила  я.
-  У  тебя  выхода  не  было  тогда,  раз  в  гадалки  пошла,  даже  я  до  такого  не  скатывалась  никогда,  -  отрезала  Залуцкая.
И  тут  меня  разобрал  смех.   
-  Согласна,  сглупила,  -  я  перекрестилась  на  календарь  с  Казанской  Божьей  Матерью  в  углу.
-  Тебе  в  церковь  сходить  и  раскаяться  в  грехах  надо,  а  не  тут  креститься,  -  кидая  пустую  бутылку  под  стол,  проворчала Лёля. 
-  Да  какие  грехи?  -  отмахнулась  я. 
-  Не  скажи.  -  Лёля  вытащила  платок  из  кармана  и  высморкалась.  -  Ты  совершила  большой  грех,  а  раз  не  понимаешь,  то  совершаешь  ещё  больший.
Я  кивнула,  решив  не  вступать  в  спор  -  уж  больно  скользкая  тема.
-  А  ты  давно  их  видела?  -  поинтересовалась  я.
-  Лет  семь  назад.  -  Лёля  Залуцкая  снова  закурила  и  усмехнулась  сквозь  дым.  -  Ты  подожди,  я  сейчас… Смотри,  какие  они  были  в  балете  «Керубино»  тридцать  лет  назад,  -  вернулась  она  с  фотоальбомом. 
-  Похожи,  -  согласилась  я,  рассматривая  сестёр  Хвалынских  в  белоснежных  пачках.  -  Тут  ведь  вот  ещё  дело  в  чём,  привезли  гроб  с  телом  Эмилии  из  Рима,  Лёль…
Лёля  тихо  всхлипнула  и  открыла  вторую  бутылку  пива.
-  Помянем?  -  предложила  она.
И  я  проглотила  полстакана  тёплого  пива,  продолжая  с  интересом  перелистывать  альбом.  Даже  на  снимках  тридцатилетней  давности  Эмилия  Хвалынская  выглядела  явно  аристократичнее  своих  сестёр.
-  Как  же  они  спились?  -  снова  начиная  листать  альбом,  спросила  я.
-  Очень  просто, -  отмахнулась  Лёля.
-  Но  всё-таки,  ты  помнишь  это  время?
   Леля  внезапно  разозлилась:
-  Знаешь,  мужчины,  у  которых  было  много  женщин,  похожи  на  сырое  мясо,  обсиженное  мухами!  Они  теряют  вкус  к  жизни,  пресытившись,  и  часто  устраивают  шоу  из  собственной  жизни.  -  И  Лёля,  прищурившись,  зло  добавила:  -  Мне  тут  подумалось,  и  женщины  тоже!
-  Им,  наверное,  было  скучно,  -  предположила  я.  -  Каждый  волен  жить, 
как  хочет?
-  Тут  главное  суметь  остановиться,  -  отбросила  папироску  Лёля.  - 
Похоже,  им  надо  было  вываляться  в  грязи,  чтобы  почувствовать  себя  ещё  хуже…
- Но  зачем  им  чувствовать  себя  хуже?  Не  понимаю.
- Наверное,  обычная  жизнь  казалась  им  унылой  и  пресной,  -  Лёля 
хмыкнула,  -  ведь  балерины  рано  остаются  на  пенсию...  Так  вот,  они  сначала  неплохо  жили,  ходили  в  бассейн,  следили  за  собой  и  лишь  потом  начали  пить… Не  от  плохой  жизни,  заметь,  скорей  от  хорошей.
-  Лёль,  а  некий  Чернов  был  мужем  Марианны?  -  набравшись  смелости,    спросила  я.
-  Петька,  что  ль,  лошадиная  задница?  -  Лёля  непристойно  выругалась.  -  Женился  из-за  прописки,  а  потом  слинял… Альфонс  классический,  с  достоинством  носит  пиджак,  вот  и  все  его  достоинства!  Своего  не  упустит,  а  ты  откуда  его  знаешь?  -  у  Лёли  вдруг  загорелись  глаза…
 -  Мне  пора,  Лёль,  -  я  сообразила,  что  мне  лучше  уйти  сию  секунду.  -  Жаль,  что  ничего  не  узнала  про  сестёр.
Лёля  Леонидовна,  накинув  плащ,  вышла  на  улицу  вслед  за  мной.  То,  что  было  потом,  я  не  люблю  вспоминать,  потому  что,  будучи  участницей  разнообразных  мистических  событий,  я  до  сих  пор  не  верю  в  них,  такой  вот  парадокс.
Так  вот  на  Лёлю  что-то  нашло,  я  это  заметила,  когда  она  пила  вторую  бутылку  пива.  И  на  улице,  оглядевшись,  она  накренилась  к  моему  уху  и  сказала  дословно:
-  Сходи,  посиди  в  кафе-бар  «Под  мухой»,  и  иди  прямо  сейчас…
  -  В  смысле  водки  попить?  Ну  и  название.  Да  я  уж  лучше  в  Москве,  -  пожала  я  плечами.  -  А  где  это  кафе,  Лёль? 
-  Улица  Гладиолусная.  -  Лёля  пожевала  губами  и  буднично  добавила:  -  Там  можно  встретить  мёртвых,  только  никому  об  этом,  слышишь?
Я  кивнула.
-  Что-о-о?
Лёля,  махнув  рукой,  зашипела:
-  Не  кричи… Ты  уедешь,  а  мне  ещё  жить  тут!
-  Ага,  ну  конечно,  -  шёпотом  ответила  я.  -  То  есть,  как?..  В  Дракино  можно  встретить  мёртвых,  и  давно?  Я  тут  всю  жизнь  живу  и  первый  раз  об  этом  слышу!
Лёля  быстро  взглянула  на  меня.
-  Если  ты  чего-то  не  знаешь,  выходит,  этого  нет?  –  язвительно  пробормотала  она.
-  Почему?  Я  не  это  имела  в  виду.  Да,  у  нас  тут  сплошные  погребальные  курганы  на  каждой  улице,  но  чтобы  мёртвые  по  улицам  ходили...  Что,  прямо  в  кафе  «Под  мухой»  заходят?  -  не  попадая  зубом  на  зуб  от  возмущения,  всё-таки  пошутила  я.
-  На  Гладиолусной  улице  только,  а  не  везде,  -  шёпотом  повторила  Лёля  Леонидовна,  оглядываясь.  -  Там  раньше  была  чехольная  фабрика,  после  войны,  а  сейчас  всё  закрыто…
-  И  что?
-  Посиди,  посмотри,  может,  увидишь,  про  кого  думаешь,  -  пожала  плечами  Лёля.
-  Всех?!  -  ужаснулась  я. 
   -  Главное,  -  тут  Лёля  значительно  помолчала,  -  когда  сядешь  ждать,  тихо  и  отчётливо  повтори: «Железо  к  железу,  золото  к  золоту,  дерьмо  к  дерьму!»
Лёля  плюнула  на  палец,  подняла  его,  сказала:
-  Ветер  дует  со  спины,  -  и  быстро  скрылась  в  подъезде.
А  я,  уронив  сумку,  с  перекошенным   от  возмущения  лицом  опустилась  на  старую  лавку  у  дома.
-  Не  верю!  -  громко  сказала  я.


До  последней  ночной  электрички  в  Москву  оставалось  не  меньше  семи  часов,  и  я  решила  провести  их  с  внучкой,  но  снедающий  меня  огонь  любопытства,  похоже,  был  сильнее  и  гнал  на  Гладиолусную  улицу… Уже  на  подходе  к  ней  моё  любопытство  вдруг  сдулось,  как  шарик,  и  я  повернула  обратно.
Купив  килограмм  бананов  на  уличном  лотке,  я  отошла  в  тенёк  и  съела  парочку,  и  тут  меня  окликнула  со  стороны  дороги  моя  заклятая  подруга  Флора  Попова  в  чёрной  газовой  косынке  поверх  рыжей  фирменной  «бабетты».  Мы  обнялись,  ведь  Руслан  Католиков  из  9-го  «б»,  из-за  которого  мы  соперничали,  остался  далеко  в  детстве  и  не  представлял  для  нас  никакой  ценности. 
-  Ты  где?  -  спросила  я,  отдышавшись. 
-  В  похоронном  бюро,  а  ты?  -  Флора  вытащила  зеркальце  и  быстро  в  него  посмотрелась. 
-  Работала  недолго  гадалкой  в  Москве,  а  теперь  снова  работу  ищу,  -  призналась  я.
-  А  что  недолго?  -  оживилась  Флора  и,  сняв  траурную  косынку,  начала  ей  обмахиваться.  -  Не  пошло?..
-  Не  пошло,  -  кивнула  я.
-  А  я  надгробья  продаю.  -  Флора  изобразила  улыбку.  -  Пойдём,  посидишь  со  мной  в  кафе?..  Мне  человечка  одного  подождать  надо.   
Низкорослые  деревца  Гладиолусной  улицы  были  похожи  на  тундровые  чахлые  берёзки…  И  когда  мы  прошли  мимо  закрытых  ворот  чехольной  фабрики  к  выцветшей  на  солнце  веранде  под  названием  «Под  мухой»,  я  в  который  раз  убедилась  в  том,  что  не  совсем  хозяйка  своей  судьбы.   
-  А  надгробья  хорошо  берут?  -  жизнерадостно  поинтересовалась  я.
-  Гранитные?  -  уточнила  Флора.  -  Или  мраморные?  -  Выглядела  она  для  своих  сорока  с  небольшим  на  пятьдесят,  особенно  истомлённо  выглядели  Флорины  глаза.  -  Очень  хорошо  берут,  просто  бум  на  гранитные,  -  бодрым  голосом  отрапортовала  она.  -  А  хочешь  у  нас  поработать  за  проценты,  Свет?  Могу  посодействовать.
Я  представила,  как  продаю  чёрные  гранитные  надгробия,  и  меня  замутило.  Впрочем,  на  веранде  было  душно,  и  замутило  меня,  возможно,  из-за  духоты.
-  У  вас  в  семье  кто-то  умер?  -  я  кивнула  на  скомканную  траурную  косынку  в  руках  Флоры.  -  Знаешь,  чудно,  мне  про  эту  улицу  только  сегодня  говорили.
  Странный  звук,  издаваемый  кофейной  машиной  с  приходом  большой  компании  подростков,  заказавших  колу  и  молочные  коктейли,  стал  почти  не  слышен.  Из  магнитофона,  который  они  поставили  в  центре  дощатого  пола  кафе,  выстукивал  громкий  ритм  брит-поп…
Флора,  морщась,  быстро  прихлёбывала  из  большой  керамической  чашки  кофе  без  сахара.
-  Моя  невестка  умерла  при  родах,  глаз  у  неё  один  так  и  не  закрылся. Кого-то  звала  за  собой  в  могилу,  примета  такая  есть!  -  Флора  со  стуком  отставила  пустую  чашку  и  быстро  взглянула  на  меня.  -  Хочу  узнать,  кого…
Я  поёжилась.
-  Ну,  посидишь  со  мной?  -  мрачно  спросила  Флора.
-  Не  вопрос.  -  Я  кивнула  и  сразу  же  пожалела  об  этом. 
-  Спасибо,  -  улыбнулась  краем  опущенного  рта  Флора  и  оглянулась  на   пыльную  улицу,  на  которой,  кроме  старой  закрытой  фабрики,  стояли  лишь  три  заколоченных  деревянных  домика.  -  Знаешь,  Свет,  я  тут  уже  второй  раз,  не  было  её  позавчера… Хочешь,  я  тебе  анекдот  расскажу?  -  без  перехода  спросила  она.
Я  кивнула,  подумав  внезапно  про  сестёр  Хвалынских  в  прошедшем  времени… «Неужели  мёртвые  старушки  Хвалынские  пройдут  сегодня  мимо  меня  по  этой  улице?  Ведь  не  зря  я  попала  сюда,  не  зря…»

 
Мы  сидели  в  кафе  уже  третий  час,  вспомнив  все  анекдоты,  какие  только  знали.  Подростки  с  магнитофоном  давно  ушли,  зато  подтянулось  несколько  женщин  нашего  возраста  и  старше.  Почти  за  каждым  столиком  кто-то  сидел,  пил  кофе  или  курил.  Я  старалась  не  смотреть  в  их  сторону  почему-то…
Мимо  кафе  по  улице  довольно  часто  проходили  поодиночке  и  парами  люди,  многих  из  них  я  шапочно  знала,  но  не  была  уверена,  живы  ли  они  сейчас  или  уже  мертвы… Окликать  их  я  не  решалась.  Одна  из  прохожих,  женщина,  неуловимо  похожая  на  мою  бывшую  соседку,  уселась  на  ступеньку  рядом  с  моими  ногами  и,  низко  опустив  голову,  посмотрела  на  свои  пыльные  босоножки  из  клеёнки…  Официантка  угрюмо  покосилась  на  неё,  но  не  подошла.
-  Миленькое  местечко,  стационарно  аномальная  зона,  -  пробормотала  я,  почесав  нос.  -  Как  ты  про  него  узнала-то,  Флор?
Флора  вздрогнула.   
-  От  соседки-вдовы,  они  тут  с  мужем  каждую  среду  встречаются.  Будешь  ещё  кофе?  -  предложила  она.
Я  кивнула  и  посмотрела  на  часы  на  уличном  столбе.  Было  почти  восемь  вечера.
-  Смотри,  Вера  Харитоновна,  учительница  физики,  -  Флора  привстала  и  вдруг  отвернулась,  закрыв  лицо  газеткой.
-  Ты  что?  -  удивилась  я.
Постаревшая  Вера  Харитоновна  в  спущенных  чулках  и  нечёсаная  как  раз  шла  мимо  и  дважды  добродушно  кивнула  мне.
-  Она  умерла  в  прошлом  году,  -  пробормотала  Флора  и  быстро  перекрестилась.
-  Вера  Харитоновна  умерла-а-а?  -  И  я,  вытянув  шею,  посмотрела  на  опустевшую  дорогу.  -  А  вы  тоже  ждёте  кого?  -  оглянулась  я  на  усталую  женщину  на  ступеньках  кафе.
-  Да,  -  кивнула  она,  продолжая  гипнотизировать  босоножки  из  клеёнки.  -  Только  зря  вы,  Вера  Харитоновна  живая,  она  тут  рядышком  проживает. Мы  с  Флорой  заговорщически  переглянулись.
-  Я  могла  и  ошибиться,  -  отмахнулась  Флора.  -  Знать  бы  ещё,  как  отличить  живых  от  мёртвых,  которых  увидишь!
-  Ну,  я  вот  мёртвая,  -  женщина  медленно  взглянула  на  нас  и  тяжело  вздохнула.  -   Жду  второй  месяц,  а  никто  из  моих  так  и  не  пришёл... 
Мы  с  Флорой  подскочили,  и  женщина  заметно  отшатнулась  от  нас.
   -  Вы  шутите,  да?!  -  меня  вдруг  разобрал  глупый  смех.  -  Да  будет  вам!
  Но  цепкий  взгляд  женщины  остановился  на  нас.  Похоже,  она  мгновенно  считала  информацию  с  наших  лиц.
-  Если  бы… Напрасно  вы  меня  боитесь,  -  начала  она  высоким 
голосом… 
И  внезапно  за  несколько  секунд  потемнело.


Наступила  ночь.  Не  было  видно  ничего,  лишь  слышался  скрип  стула,  на  котором  я  сидела,  и  наши  два  лихорадочные  дыхания… 
-  Валим  отсюда,  -  прошептала  Флора.
-  Валим,  -  вскочила  я,  задев  рукой  бутылку  из-под  фанты,  она  упала  и  разбилась  в  темноте  на  тысячу  осколков.
Но  мы  так  и  не  двинулись  с  места,  потому  что  не  успели.  Появился  свет  -  дрожащий,  голубоватый,  похожий  на  предрассветный,  он  осенил  всю  улицу  и  нас  с  Флорой  на  веранде  кафе.  И  мы  вдруг  увидели,  что  Гладиолусная  улица  преломилась  ровно  пополам,  как  сухой  французский  багет  в  руках  у  голодного  человека. 
Мы  сидели,  каждая  с  большой  чашкой  недопитого  холодного  горького  кофе,  а  улица  сломалась,  и  в  самой  середине  её  появилась  заметная  складка,  и  из  неё,  как  дым  из  окурка,  заструился  вверх  белый  прозрачный  дым  и  оттеняющая  его,  искрящаяся  мгла…
И  оттуда  вышла  девушка…
    Моя  заклятая  подруга  Флора  взвыла  в  голос  и,  держа  руками  глаза,  вылезшие  из  орбит,  бросилась  с  веранды  к  девушке,  которая  материализовалась  на  месте  складки,  а  я  осталась  сидеть  за  столиком  одна  ни  жива  ни  мертва,  с  единственной  мыслю  -  поскорее  убежать  отсюда!
Нож  для  торта  с  остатками  жирного  крема  на  краю  закрытой  витрины  и  грязные  чашки  на  столах  -  вот  и  все  свидетели  случившегося...  Мёртвая  раскосая  женщина  в  босоножках  как  сквозь  землю  провалилась,  и  все  остальные  посетительницы  кафе  тоже.
Минут  десять  я  наблюдала  за  Флорой  и  её «ожившей»  снохой  -  они  о  чём-то  тихо  говорили  посреди  улицы… Сноха  вдруг  начала  плакать,  размахнулась  и  дала  Флоре  пощёчину!  И  тут  меня  словно  кто-то  потянул  за  язык,  неожиданно  для  себя  самой  я  громко  повторила  диковинное  заклятие,  которое  услышала  от  Лёли  Залуцкой,  -  просто  так,  на  всякий  пожарный  случай.
-  Железо  к  железу,  золото  к  золоту,  а  дерьмо-о-о… так  и  быть… к  дерьму-у-у-у!  -  взвыла  я,  словно  в  меня  вселился  бес.
И  больше  на  улице  Гладиолусной  в  ту  ночь  вряд  ли  кто  смог  меня  найти,  даже  если  б  очень  захотел  это  сделать… Потому  что  вновь  наступила  кромешная  тьма,  и  я  каким-то  волшебным  образом  очутилась  на  железнодорожной  насыпи  где-то  на  противоположном  конце  Дракина.  Мимо    стучали  по  рельсам  поезда,  и  вокруг  не  было  видно  ни  огонька  в  каких-то  жилых,  судя  по  низким  крышам,  строениях,  и  ни  одной  живой  души  рядом  со  мной  не  наблюдалось.
-  Пусто,  -  с  облегчением  пробормотала  я,  испытывая  состояние  неописуемого  душевного  покоя.
Я  повздыхала  и,  сориентировавшись  по  электричкам,  побрела  на  вокзал  своим  ходом,  предварительно  решив  дозвониться  дочке  и  предупредить,  что  уезжаю.
    «Значит  ли  это,  что  сёстры  Хвалынские  ещё  живы,  если  я  не  увидела  их?»  -    думала  я,  с  опаской  наблюдая  мигающий  красный  объект  в  небе,  пока  не  поняла,  что  это  самолёт.
 
Я  очутилась  на  вокзале  в  ту  самую  секунду,  когда  последняя  электричка  в  Москву,  скрежеща,  тронулась  от  перрона.  В  состоянии  лёгкого  помешательства  я  села  на  мусорную  тумбу  и  задумалась...


                Замуж  за  клюшку  с  миллионером
 

Я  так  и  не  уехала  той  ночью,  переночевав  у  родных.  А  утром  на 
вокзал  меня  провожала  Дашка.  У  дороги  продавали  виноград  цвета  крови.
-  Ну,  как  такой  есть?  -  фыркнула  Дашка. 
У  рынка  под  гармошку  пел  мужчина,  приличный  на  вид,  похожий  на  бригадира  из  кинофильма  «Цемент».
-  Белые  крылья,  белые  крылья,  белые  крылья,  полёт  неземной, 
как  мы  любили,  как  мы  любили,  как  мы  любили,  друг  друга  с  тобой!  -  выводил  он.
Мы  дослушали  его  и  пошли  в  обход  какой-то  стройки  к  вокзалу.  На  заборе  висело  объявление:  «Любим  генералить  коттеджи.  Звоните  Любе». 
-  Вот  куда  надо  было  устраиваться,  Даш,  и  похудела  бы,  и  денег  заработала!  -  я  вытащила  ручку,  чтобы  записать  телефон.
      -  Коттеджи?!  -  сквозь  зубы  проворчала  Дашка.  -  Грязь  чужую  выгребать?  Нет  уж,  если  только…
    -  Что?  -  переспросила  я.
    -  Мам,  в  Москве,  к  твоему  сведению,  сорок  тысяч  легальных  миллионеров,  -  нараспев  сказала  Дашка.  -  А  на  самом-то  деле  их  в  пять  раз  больше!  А  миллиардеры  так  вообще  не  считаны. 
 «Где-то  я  это  уже  слышала…»  -  подумала  я  и  похвасталась:
 -  Я  тоже  познакомилась… с  одним  бобром  на  «Бентли»!  Правда,  он 
женат  оказался…
                -  На  «Бентли»?!  -  возмущённо  закашлялась  дочь.  -  Ты  посмотри  на  себя  в  зеркало,  мам,  без  вариантов!
                -  Погоди,  а  что  со  мной  не  так?  -  Я  бросила  взгляд  в  витрину  обувного  магазина.
   Оттуда  на  меня  смотрела  женщина  лет  сорока  в  дешёвых  джинсах  и  растянутой  малиновой  кофтенции.
                -  Ну,  зачем  ты  какому-то  странному  бобру  на  «Бентли»,  мам?  Что  ты,  кстати,  знаешь  о  нём?  Может,  это  вообще  не  его  машина,  а  он  всего  лишь  шофёр  или  альфонс?  А  если  даже  и  его,  так  ему  нужна  молодая  упругая  девушка,  и  даже  я  в  свои  двадцать  три  -  старуха  для  него!  -  Дашка  обиженно  фыркнула.  -  Не  понимаю,  хоть  убей,  мам,  ну  зачем  ты  пошла  в  гадалки,  тебя  ж  всю  жизнь  в  магазинах  обвешивали!
                -  А  при  чём  тут  это?  -  обиделась  я.
                -  Да,  притом!  Пока  ты  ещё  хорошо  выглядишь,  тебе  срочно  надо  устроиться  сиделкой  или  домработницей  к  какому-нибудь  старому  перцу  на  Рублёвку,  -  убеждённо  сказала  Дашка,  налетев  на  меня  сзади.  -  Твой  шанс  -  любовь,  мам,  но  через  работу. 
                -  Что-о-о?  -  переспросила  я.
                -  И  выйти  за  него  замуж!  -  Дашка  цинично  прищурилась.  -  Потому  что  миллионеры  в  отличие  от  альфонсов  и  проходимцев  ценят  порядочность  и  трудолюбие.  И  красивая  ты,  когда  надеваешь  что-нибудь  приталенное,  а  не  джинсы  за  двести  рваных,  а  уж  убираешься,  как  пылесос!  Тебе  по  сути,  мам,  цены  нет,  только  не  вздумай  говорить,  что  ведьмой  два  месяца  подрабатывала  -  могут  неправильно  понять!
-  Не  ведьмой,  а  гадалкой  и  ведуньей,  -  уточнила  я.  -  А  свекровь  к  вам  заходит  по  ночам?
Дашка  непонимающе  взглянула  на  меня.
-  Совсем  забыла,  нет  уже...  Я  тут  не  выдержала  и  отвела  её  ночью  к  её  кровати  за  руку,  так  она  даже  не  проснулась,  мам,  упала  кулём  и  захрапела,  как  паровоз!
Мы  переглянулись  и  прыснули,  я  про  себя  подумала,  какое  же  это  счастье,  что  свекровь  обычная  лунатичка,  потому что  думала  про  её  хождения  по  ночам  совсем  уж  не  хорошо.
-  Ну  и  как,  допустим,  мне  попасть  на  работу  к  такому  перцу  на  Рублёвку?  -  покупая  билет,  вздохнула  я.  -  На  твой  бойкий  взгляд...
-  Элементарно.  Тебе  надо  устроиться  уборщицей  в  клуб  игроков  в  гольф  или  бридж.  Кстати,  принц  Чарльз  играет  в  поло!
Я  вспомнила  Камиллу  Паркер  и  поёжилась,  даже  прекрасная  Диана  не  смогла  выиграть  битву  за  принца,  куда  уж  мне?
-  Сначала  ты  устроишься  в  гольф-клуб  и  между  делом   узнаешь  к  кому  из  миллионеров  можно  попасть  на  работу... 
-  Ты  думаешь,  уборщицы  гольф-клуба  об  этом  знают?  Сомнительно…
Дочь  смерила  меня  взглядом.
- А  разве  уборщицы  из  другого  теста,  чем  остальные  женщины?  -  вздохнув,  спросила  Дашка.  -  И  потом,  в  мире  столько  женщин,  но  ты-то  одна,  мам.
-  Одна,  -  повторила  я,  подойдя  к  самому  краю  платформы.  -  По-твоему,  легко  очаровать  мужчину  со  шваброй  и  ведром?  Отстань!  -  рассердилась  я.
Дочь  задумалась.
-  Мам,  знаешь,  если  ты  будешь  вызывающая  и  скромная  одновременно  -     ни  один  миллионер  не  устоит,  у  тебя  же  кожа  цвета  карамели,  -  напомнила  мне  дочь.
-  Да-а-а?
-  Да!
-  Знаешь,  Даш,  если  предположить,  что  для  каждого  из  нас  существует  своя  половинка,  то  наличие  всех  остальных  людей  не  имеет  никакого  значения,  ведь  они  уже  предначертаны  кому-то...  И  даже  если  я  гипотетически  понравлюсь  какому-то  миллионеру… В  общем,  счастья  мне  не  видать,  как  своих  ушей,  -  депрессивно  пробормотала  я.
-  Ну,  как  хочешь,  -  поджала  губы  Дашка.  -  Но  я  не  просто  так  говорю,  я  тебе  счастья  желаю,  мам… Великосветские  рауты  по  тебе  определённо  плачут!  -  фыркнула  она.
-  Рыдают,  а  не  плачут,  -  целуя  дочку,  кивнула  я.
На  бреющем  полете  к  вокзалу  подлетела  московская  электричка,  и  я  вошла  в  последний  вагон,  который  остановился  прямо  передо  мной.   
«Куда  ж  мне  податься?..»  -  думала  я,  глядя  в  окно,  пока  не  задремала. 
Электричка  тяжело  дёрнулась  и  остановилась,  а  я  протёрла  глаза.  Вагон, 
в  котором  я  сидела,  был  полупуст.  Многие,  как  и  я,  дремали…  «Да  ну  их,  эти  сны!»  -   Я  порылась  в  сумке  и  вытащила  газету.  Мне  только  что  приснилось,  будто  я  провалилась  в  трещину  и  кричу  оттуда,  а  меня  никто  не  слышит.
               

Паутина  воспоминаний  отлетела  куда-то  в  небо,  когда  через  час  я  стояла 
в  Москве  на  перроне  вокзала  и  мимо  меня  бежали  к  электричкам  сотни  людей.  Я  плохо  знаю  Москву,  хотя  живу  неподалёку  всю  жизнь,  и  пока  ехала  до  Проспекта  Мира,  думала,  что  Москве,  если  сравнивать  её  с  женщиной,  примерно  55  лет,  и  она  -  красивая  и  невозмутимая,  какой  и  я  тоже  обязательно  стану  через  чёртову  дюжину  лет. 
-  Выписан?  -  не  поверила  я  в  приёмном  покое  Института  имени  Склифосовского.  -  И  ушёл  своими  ногами?  Ну,  надо  же...  А  это  точно  Борщук?!
У  меня  вдруг  заболело  сердце,  хотя,  казалось  бы,  отчего  ему  болеть?


                Утопленницы  нашлись


Я  купила  мюсли  на  уличном  лотке,  чтобы  было  чем  перекусить,  и  на  подходе  к  Плющихе  испытала  все  оттенки  тревожной  радости,  представляя,  что  увижу  обеих  старух  Хвалынских,  сидящих  на  кухне  и  пьющих  вино.  Но  у  подъезда  ещё  издали  я  увидала  двух  неугомонных  тружениц  Плющихи  по  вязанию  носков  -  Веру Спиридоновну  Жужжалину  и  Веру  Ивановну  Моргалину.
-  Явилась,  не  запылилась,  -  в  два  голоса  встретили  они  меня.  -  А    сестрички-то  нашлись!
-  Да  вы  что?  Я  так  и  знала.  -  Я  села  на  скамейку,  разорвала  пакет  с  мюсли  и  начала  их  есть.
Бабки  удивлённо  переглянулись.
-  А  откуда  ты  знаешь,  Свет?  Звонила,  что  ль,  кому?  Мы  вчера  на  опознание  всем  подъездом  ездили… Утонули  они  в  Москве-реке,  -  немного  разочарованно  пояснили  мне  бабки.  -  А  про  твоё  местонахождение  участковый  интересовался!
За всю жизнь я дважды теряла сознание, когда у меня брали кровь из вены и после солнечного удара. Раз, и выпал из жизни, а потом в течение нескольких секунд  приходишь в себя, и опять жив и здоров, встаёшь и идёшь, куда надо, и никаких последствий, что удивительно. Это я про то, что жизнь едва теплится в нас: вдох-выдох, и нет тебя, и в то же время - её хватает надолго. Очень много жизни в нас, очень… И хоть мне до слёз было жаль пьянчужек Хвалынских, сознания я не потеряла.
-  Они  утонули?  -  Я  вытерла  слёзы  пакетом  с  мюсли  и  вдруг  вспомнила  слова  Лёли  Залуцкой,  что  «сёстры  ходили  в  бассейн». 
Соседки  кивнули.
-  Не  очень-то  они  были  похожи  на  себя  в  морге.  -  Бабушка  Моргалина  уронила  спицу  и  наклонилась  за  ней.  -  Раздулись  от  воды,  как  две  зелёные  лягушки!
-  И  наследников  вчера  на  опознании  набежала  тьма  тьмущая,  -  плюнула  себе  под  ноги  бабка  Жужжалина.  -  Мы  только  Петьку  знаем,  мужа  Марианны.
-  И  он  их  опознал?  -  поднимая  спицу,  уточнила  я.
-  А  то,  -  переглянулись  бабки.  -  Самый  первый  подошёл  и  опознал,  скотина… На  поминки  приглашал.  Пойдёшь?  Теперь,  наверное,  вся  квартира    к  нему  отойдет.   
Я  оглянулась,  «Бентли»  Чернова  у  дома  не  было. 
-  А  в  квартире  сейчас  есть  кто-нибудь?  -  спросила  я.
Бабки,  горячо  споря  между  собой,  на  кого  были  похожи  утопленницы,  меня  уже  не  слышали,  и  я  заглянула  в  окно  кухни,  но  никого  там  не  увидела. 
Тогда  я  зашла  в  подъезд,  и  кто-то  ткнулся  мне  в  ноги!.. Я  наклонилась,  под  рукой  оказался  горячий  нос  кошки  Клеопатры,  которая  осторожно  меня  нюхала.
В  квартире  было  пусто  и  натоптано,  три  шифоньера  сестёр  распахнуты  и  неаккуратно  выпотрошены,  и  часть  вещей  валялась  на  полу… Мне  это  очень  не  понравилось,  вдобавок  в  комнате  Эвридики  я  заметила  следы  драки,  хотя,  возможно,  мне  показалось… 
Я  попила  тёплой  воды  из-под  крана  и  вышла  из  квартиры,  аккуратно  заперев  дверь  на  два  оборота  ключа.
«После  посещения  кладбища  они  могли  выпить,  а  пьяному  море  по  колено,  -  думала  я  о  сёстрах,  пока  шла  к  ресторану.  -  Вдобавок  их  опознал  не  один  Чернов… Значит,  это  они!»
Я  дошла  до  ресторана  «Ганнибал»  и  поднялась  по  лестнице  в  свой  офис. От  духоты  через  минуту  я  раскашлялась,  открыла  окно  и  высунулась  в  него,  разглядывая  улицу.  «Дочка  советует  идти  в  прислуги   на  Рублёвку,  а  Бениамин  Маркович,  видимо,  надеется,  что  я  буду  мыть  грязные  тарелки  на  кухне  ресторана,  или  я  слишком  плохо  о  нём  думаю?»
От  невесёлых  мыслей  заболела  голова,  я  всхлипнула  и  полезла  в  сумку  за  валидолом,  который  так  и  не  нашла,  потому  что  его  там  не  было,  зато  вытащила  портмоне  душеприказчика  Борщука.
«Я  же  спрятала  его,  когда  Витольда  Ивановича  увозили!»  -  вспомнила  я,  раскрыв  пухлое  вместилище  для  денег.  Насчитав  одиннадцать  пластиковых  карт,  я  закрыла  портмоне,  представив,  какие  деньги  лежат  на  них,  к  тому  же,  мне  показалось,  что  за  дверью  кто-то  стоит...  Набравшись  храбрости,  я  громко  спросила:
-  Кто  там?..  Эй,  я  слышала,  как  вы  поднимались!
Дверь  отлетела,  как  от  удара  ногой,  и  в  ту  же  секунду  на  пороге  показался  незнакомец  с  мобильным  телефоном,  прижатым  к  уху.
«Какой  неприятный  тип…»  -  успела  подумать  я,  как  он  приказал: 
-  Руки  на  стол!
-  Что-о-о?   
-  Портмоне  ваше?  -  тип  уже  нависал  надо  мной. 
-  Нет,  -  и  я  слабонервно  отодвинула  кошелёк  Борщука,  ведь  он  на  самом  деле  не  был  моим.
 -  Делом  об  убийстве  сестёр  Хвалынских  занимается  прокуратура,  и  вы  главная  подозреваемая,  госпожа  Мурзюкова,  -  отчеканил  тип,  и  мне  стало  смешно. 
-  Я  -  главная  подозреваемая,  ага,  -  я  чуть  не  прикусила  язык  и  поинтересовалась:  -  А  вы  сами-то  кто?
Незнакомец  вытащил  удостоверение  и  помахал  им  у  меня  перед  носом.
-  Майор  Комарьков.  Собирайтесь,  госпожа  Мурзюкова,  вы  задержаны,  -  добавил  он.
В  комнате  стало  тихо,  потому  что  я  перестала  дышать,  но  долго  без  воздуха  не  выдержала  и,  кося  одним  глазом  в  раскрытое  удостоверение,  дрожащим  голосом  переспросила:
   -  Я  арестована?  Так,  да?  Не  понимаю,  я  ведь  ничего  не  знаю  и  уже  всё  сказала  участковому  Берёзовому.  -  Тут  я  набрала  воздуху  в  лёгкие  и  завопила,  наивно  надеясь,  что  майор  Комарьков  испугается  и  убежит:  -  И  уберите  палец  с  фотографии,  а  то  мне  не  видно  вашей  физиономии  на  ней!
Майор  поднёс  удостоверение  к  моему  носу,  и  тут  я  наконец  разглядела,  что  личность  на  снимке  такая  же  желчная,  как  и  в  оригинале,  и  живо  сообразила,  что  спорить  с  Комарьковым  бесполезно.  Утопит  в  желчи.
Вот,  бывает,  видишь  человека,  и  всё  импонирует  в  нём:  взгляд,  смешная  фигура,  шепелявит  ещё  так  хорошо.  Ты  ещё  ничего  не  знаешь  о  нём,  но  начинаешь  исподтишка  любоваться,  а  бывает,  видишь  вот  такого,  как  майор  Комарьков…
-  Не  арестованы,  а  задержаны,  -  ворчливо  уточнил  Комарьков.  - 
Собирайтесь.
-  Но  я  ничего  не  знаю,  -  повторила  я,  держась  за  стул,  -  кроме  того,  что  они  ушли  утром  восемь  суток  назад  вполне  живые,  взяли  саквояж,  нарядились  и  ни  на  какую  речку  не  собирались!  Они  шли  на  кладбище…
Взгляд  майора  мне  не  понравился,  по-моему,  он  посчитал,  что  я  нагло  вру.  Я  подумала  с  минуту  и  сказала  третье,  что  пришло  мне  в  голову:
-  Без  адвоката  я  не  скажу  больше  ни  слова,  хоть  режьте  тупым  ножом!
На  что  следователь  потёр  ладошки  и  сказал:
-  Вот  оно,  гнильцо-то,  вылезло,  да  на  вас  печатей  негде  ставить… Будет  вам  в  ИВС*  адвокат,  не  печальтесь!
И  через  три  часа  сдав  свои  сумку,  бюстгальтер  и  босоножки  на 
шпильках  похожей  на  слониху  охраннице  ГУИН**,  я  стояла  в  коридоре  перед  дверью  камеры  изолятора  временного  содержания. 
-  Попалась,  Светка,  -  всхлипнула  я,  покосившись  на  конвоиршу,
которая  меня  сопровождала.


*ИВС  -  Изолятор  временного  содержания.
**ГУИН  -  Главное Управление исполнения наказаний.


Однажды  происходит  то,  чего,  казалось,  никогда  не  произойдёт… Так  вот,  мой  первый  в  жизни  допрос  закончился  всего  полчаса  назад… 
Меня  допрашивали  два  следователя  -  уже  знакомый  мне  майор  Комарьков  и  второй,  капитан  Восьмухин.  Оба  сердитых  мужских  лица  слились  в  одно  уже  через  несколько  минут.  Адвокат  Кривцов  -  благообразный  старик  с  синими  выцветшими  глазами  -  звучным  баритоном  предупредил  меня  о  том,  что  я  имею  право  не  давать  никаких  показаний  против  себя,  и  замолчал,  с  интересом  наблюдая  за  происходящим. 
Особенно  усердствовал  майор  Комарьков.
-  С  кем  и  на  кого  ты  работала?  -  повторял  он  с  точностью  пулёмета  через  каждые  пять  минут.  -  На  кавказскую  мафию  или  международную?  От  кого  и  когда  ты  узнала,  что  бывшие  балерины  получат  наследство?  Как  ты  втёрлась  к  ним  в  доверие,  ведь,  похоже,  ты  им  седьмая  вода  на  киселе,  раз  тебя  никто  не  видел  у  них  раньше…
   Следователь  же  Восьмухин  лицом  и  статью  был  похож  на  грушу  из  компота,  но  мне  было  совсем  не  до  смеха  и  от  его  реплик.
-  К  ним  охрану  надо  было  ставить,  ведь  по  Москве  собирали  бутылки 
долларовые  миллионерши!  -  говорил  он,  время  от  времени  хлопая  себя  по  толстым  ляжкам.
-  Какую  охрану?  -  возмутилась  я.  -  Да  на  них  никто  внимания  не 
обращал…
   Капитан  Восьмухин  доброжелательно  кивнул:
-  Продолжай…   
-  Сейчас  я  всё  объясню,  ведь  мне  скрывать  абсолютно  нечего,  сами  увидите,  -  воодушевилась  я.  -  Если  хотите  знать,  я  попала  к  ним  по  рекомендации  их  знакомой…  Это  тоже  весьма  пьющая  дама,  и  зовут  её  Лёля,  а  фамилия  Залуцкая,  и  она  когда-то  работала  с  ними  в  одном  театре.  -  Тут  я  перевела  дух,  взглянув  на  оторопевшего  адвоката.  -  Да,  действительно,  я  никакая  не  племянница  Хвалынских,  у  меня  просто  сгорела  квартира,  её  поджёг  один  юный  болван,  пока  я  была  в  рейсе,  и  мои  показания  просто  проще  пареной  репы  проверить,  вы  позвоните  в  Дракино  следователю  Палладию  Митрофановичу  Дудкину,  и  он  вам  их  подтвердит,  вот  увидите!
-  А  вот  скажи-ка  нам,  портмоне  душеприказчика  Борщука,  в  нём 
одних  кредиток  на  полмиллиона,  как  оно  попало  к  тебе?  -  быстро  спросил  майор  Комарьков,  переглянувшись  с  капитаном  Восьмухиным.  -  Кстати,  Борщук  утверждает,  что  ты  ему  представилась  племянницей  сестёр  Хвалынских…  И  что  ты  скажешь  на  это?
Я  едва  успевала  отвечать,  путаясь  в  ответах,  и  тут  меня  снова  спросили:
-  Так  кто  же  помог  тебе  утопить  старух?  Мафия?  И  кто  будет 
следующая  жертва  -  Жюстин  Погремушкина  или  Пётр  Чернов,  как  наследники  первой  очереди?
И  вот  тут  я  впала  в  ступор:
-  Какая  мафия,  позвольте?  В  мафию  так  просто  не  берут…  Ну,  как  я  могла  утопить  двух  бабок,  если  я  и  с  одной  не  справлюсь?
Следователи  переглянулись.
-  Итак,  ты  работала  проводницей?  -  устало  спросил  меня  Комарьков.
Я  кивнула.
-  Потом  у  тебя  сгорела  квартира?..
-  Ну  да…
-  Тебя  кто-нибудь  шантажировал?  Обещал  уничтожить  семью?  Они 
сначала  сожгли  твою  квартиру,  чтобы  ты  начала  работать  на  них?  Кто  они,  рассказывай,  чистосердечное  признание  обязательно  зачтётся  в  суде.  -  Майор  Комарьков  наклонился  и  приблизил  свои  бесцветные  глаза  к  моему  носу.  -  Так  какая  мафия  -  кавказская  или  международная?  Фамилии,  адреса,  явки,  сколько  тебе  платили  и  какие  ещё  задания  ты  получала  от  них?
Тут  я  перестала  кивать,  окончательно  уразумев,  что  главная  подозреваемая  всё-таки  я  -  собственной  персоной…
-  Организацией  покушения  на  Хвалынских  занимались  профессионалы, 
знакомые  с  методами  оперативно-розыскной  работы,  -  снова,  как  пономарь,  пробубнил  майор  Комарьков,  видимо,  чтобы  до  меня  дошло  наконец,  что  органы  следствия  знают  о  моих  связях  с  мафией  абсолютно  всё. 
-  А  я  уверена,  что  это  набежавшие  родственники  имеют  отношение  к 
исчезновению  сестёр,  -  высказала  я  своё  мнение  в  самом  конце  перекрёстного  допроса,  но  мою  реплику  почему-то  пропустили  мимо  ушей,  а  ведь  мне  было  что  сказать.
-  Пусть  твои  ожидания  будут  скромными,  -  закрывая  за  мной  дверь  в  камеру  ИВС,  равнодушно  буркнула  сутулая  конвоирша  с  несвежим  дыханием. 


                Дайте  две!


Несвежее  дыхание  конвоирши  ИВС  показалось  нежной  «Шанелью №5»  в  сравнении  с  вонью  камеры.  Да  ещё  на  меня  смотрело  шесть  глаз  из  темноты! 
«Значит,  в  камере… три  бабы  или…  шесть,  и  все  они  -  одноглазые!»  -  быстро  сориентировалась  я.  Мне  ещё  в  четвёртом  классе  учительница  по  геометрии  говорила,  когда  я  не  могла  решить  простенькую  теорему:  «Света,  запомни,  у  тебя  аналитический  ум  -  далеко  пойдёшь…»
«… если  не  остановят!»  -  добавлял  второгодник  Петька,  когда  я  возвращалась  на  «камчатку»,  так  и  не  решив  ничего.
-  Здравствуйте,  бабы,  -  поздоровалась  я  и  безукоризненно  вежливо  добавила,  разглядывая  серые  стены  и  одну  сплошную  нару  от  стены  до  стены.  -  А  где  моё  место?  Ну,  ладно,  раз  молчите,  сама  поищу…
За  мной  в  абсолютной  тишине  продолжали  наблюдать  шесть  глаз,  которые  при  ближайшем  рассмотрении  оказались  на  лицах  трёх  обычных  русских  баб  разной  степени  упитанности… 
Разглядывать  их  я  не  стала,  а  говорить  пока  было  не  о  чем,  поэтому  я  огляделась  и  подчёркнуто  скромно  уселась  на  свободное  место  у  левой  стены,  и  через  пару  минут  услышала  перерванный  тихий  разговор.  Бабы     возмущались  наличием  в  камере  грызунов.  А  я,  привалившись  спиной  к  стене,  закрыла  глаза,  упрашивая  себя  не  выть,  как  собака…  Мой  нос  потихоньку  принюхался  и  перестал  ощущать  духоту  и  вонь,  но  я  всё-таки  всплакнула 
по-быстрому.  Потом  я  долго  разглядывала  потолок  и  незаметно  для  себя  провалилась  в  сон,  как  в  трещину,  и  проснулась  уже  ночью  от  храпа  моих  соседок.
Нутро  камеры  при  свете  красной  лампочки  над  дверью  представляло  собой  унылую  абстракцию  самой  ужасающей  душевной  тоски  -  одна  общая  нара  у  стены  и  толчок  за  низкой  перегородкой.  И  я  тихо,  как  мне  самой  казалось,  завыла,  проводив  глазами  бегущую  по  своим  делам  мышь.
-  А  ну,  заткнись,  -  послышалось  из-за  угла.
Я  пригляделась  и  заметила,  что  в  дальнем  углу  у  двери  на  толчке  за  каменной  низкой  загородкой  сидит,  пригнувшись,  какая-то  баба  и  тужится,  кося  на  меня  очень  злыми  глазами.  Я  всхлипнула  и  спустила  на  пол  босые  ноги,  сразу  же  почувствовав,  что  больше  не  выдержу.
-  Извините,  а  вы  скоро  освободите  толчок?  -  шёпотом  поинтересовалась  я.  -  Просто  сил  нет  терпеть.
-  Заткнись,  а  то  порву  на  клочки,  -  прошипела  баба,  но  ждать  пришлось  недолго,  и  я  кинулась  к  унитазу,  сверкая  пятками.
Когда  я  вернулась  на  своё  место,  то  обнаружила  в  своём  углу  сидящую  гостью  и  не  удивилась.
-  Рассказывай-давай,  за  что  села,  -  прошипела  гостья,  впрочем,  совсем  не  угрожающе.  -  Меня  Машка  зовут,  фамилия  Фрумза,  сижу  за  изнасилование.
Передо  мной  сидела  весьма  крепкая  молодая  баба  с  такими  тугими  от  здоровья  щеками  и  огромной  грудью,  что  я  вздохнула  от  внезапной  тоски,  ощутив,  что  никогда  уже  не  стану  молодой.
-  А  я  за  утопление  двух  бабок,  -  подумав,  созналась  я,  -  но  я  их  даже  пальцем  не  тронула,  подвинься,  а?  -  Я  присела  рядом.
-  Ага,  -  только  и  сказала  моя  новоиспеченная  боевая  подруга  и  замолчала,  прищурившись  на  меня.
-  А  ты  кого  изнасиловала-то?  -  перевела  я  разговор  на  более  безопасную  тему.
-  Кого-кого…  тебе-то,  какое  дело?  -  передразнила  Машка.  -  Ты  что,  прокурор?
-  Нет,  -  покачала  я  головой,  -  а  хорошо  бы,  если  б  я  была  прокурором.
-  И  то,  -  сразу  согласилась  Машка.  -  Тебя  зовут-то  как?
-  Светлана  Михайловна…  -  подумав,  не  сразу  вспомнила  я.
-  На,  пожуй,  Светлана  Михайловна,  на  тебя  без  слёз  не  взглянешь.  -    Машка  протянула  мне  квадратик  жвачки,  добавив:  -  Арбузный  коктейль,  на  ещё,  жуй.
Так  мы  жевали  минут  пять.
-  Это  мой  кобель  изнасиловал,  не  я,  -  Машка  сплюнула  жвачку  в  руку.
-  Кого?
-  Двух  сук  одного  большого  начальника…  Ладно,  спи,  утопленница,  -  похлопала  меня  по  плечу  Машка  и  улеглась  в  полуметре  от  меня.
Утром  я  познакомилась  с  двумя  другими  сокамерницами,    интеллигентной  женщиной  в  очках,  по  виду  «синим  чулком»  -  Августой  Сороконожкиной,  и  бой-бабой  в  спортивных  штанах  и  бюстгальтере  Чулковой,  которая  исступлённо  занималась  физкультурой  посреди  камеры  в  шесть  утра,  по  всей  видимости,  чтобы  не  потерять  форму  метательницы  молота... 
Сразу  же  после  завтрака,  состоявшего  из  овсянки  на  воде,  меня  повели  на  очную  ставку  с  душеприказчиком  Эмилии  Тавиани… Под  конвоем  милиции  мы  прошли  знакомый  путь  по  Ваганьковскому  кладбищу  от  самых  его  ворот  до  могилы  кота  Барсика  в  компании  со  следователем  Комарьковым,  дежурным  адвокатом  и  оперативником  с  сонной  овчаркой.  Меня  неприятно  поразило  двуличие  Витольда  Ивановича  Борщука.  Душеприказчик,  с  которым  я  колесила  по  кладбищу  в  поисках  сестёр  Хвалынских  по  его  же  просьбе,  ничуть  не  смущаясь,  признался  майору  Комарькову,  что  я  с  первого  взгляда  возбудила  в  нём  подозрения,  чем  поверг  меня  в  уныние… Уже  в  камере,  после  ужина,  молча  свернувшись  клубком  в  углу  общих  нар,  я  надеялась  подремать,  но,    почувствовав  два  удара  в  бок,  проснулась.
-  Бабы,  -  тихо  возмутилась  я,  фокусируя  взгляд  на  середине  камеры,  потому  что  бабы  сосредоточенно  и  яростно  дрались,  и  от  них  в  стороны  летели    клочья.      
-  Ну,  бабы,  чё  вам  делить-то,  ни  мужиков  тут,  ни  кофт  с  перламутровыми  пуговицами!.
-  Заткнись!  -  Я  различила  безумные  глаза  Машки  Фрумзы,  обращённые  ко  мне,  и  не  успела  увернуться  от  летящей  алюминиевой  кружки,  которая  нещадно  рассекла  мою  коленку.
Пока  я  обрабатывала  рану  подолом  комбинации,  драка  закончилась,  бабы  разошлись  и  стали  зализывать  раны.  И  тут,  слушая  реплики  каждой  из  сторон,  я  поняла,  что  произошло. 
Бой-баба  Чулкова  и  Машка  Фрумза  колошматили  интеллигентную  Сороконожкину  за  то,  что  Августа  Владимировна  из-под  полы  торговала  кокаином  в  элитном  колледже,  в  котором  преподавала  химию…Я  присмотрелась  к  расцарапанному  лицу  Августы  Владимировны,  но  даже  тени  раскаяния  на  нём  так  и  не  обнаружила  -  физиономия  нестарой  ещё  дамы  была  какой-то  вялой,  а  глаза  сонными…
-  А  что  такого?!  Почему  для  одних  -  жизнь,  а  для  других  сплошная  хроника  упущенных  возможностей?  -  вдруг  абсолютно  хладнокровным  голосом  задала  вопрос  Сороконожкина,  промокая  лицо  мокрым  казённым  полотенцем.  -  Они  всю  страну  растащили,  а  их  выродки  пусть  кокаин  жрут!
У  меня  промелькнула  какая-то  тревожная  мысль,  но  я  не  успела  её  поймать,  о  чём  потом  жалела.
-  Вот  я,  к  примеру,  -  бой-баба  Чулкова,  стоявшая  справа  от  меня,  внезапно  откашлялась.  -  Откусила  головку  члена  у  мужа…
-  У  чужого  мужа,  заметь,  а  не  у  своего!  -  победно  вставила  «насильница»  Машка.
-  Так  ведь  детей-то  его  я  не  трогала,  дети  -  святое!  -  Чулкова  вздохнула.  -  А  что  у  чужого,  так  у  меня  сроду  своего  не  было,  где  ж  его  взять-то?
    -  И  не  будет!  -  весело  парировала  Сороконожкина,  садясь  на  толчок.  -  Похудеть  ты  всё  равно  не  сможешь,  корова  холмогорская!
-  Чья  б  мычала.  -  Чулкова  пожала  плечами  метательницы  молота...
Сороконожкина,  сжав  губы  в  суровую  нитку,  шёпотом  буркнула:
-  Пусть  докажут  сначала!  -  Хромая,  она  вернулась  на  общую  нару  и  села  неподалёку  от  опешившей  Чулковой.  Я  подальше  отдвинулась  к  стене  и  покосилась  на  Машку. 
Фрумза  помалкивала,  а  глаза  её  были  где-то  далеко…
-  Мой  племяш,  Августа  Пиночетовна,  -  наконец,  привстала  Машка,  с  бешенством  глядя  на  учительницу,  -  всё  из  дома  продал  и  на  полу  спит,  героинщик  хренов!  Душить  таких,  как  ты,  надо…
-  Сдался  мне  твой  нищий  племяш,  -  поморщилась Сороконожкина. 
И  они  снова  сцепились  бы,  если  бы  в  зарешеченном  окошке  не  показался  нос  охранницы,  которая  громко  кашлянула,  привлекая  внимание  к  своей  персоне.
-  Отбой,  -  строго  сказала  она.  -  В  карцер  захотели?  Там,  как  раз  четыре  места.


                Замок  Шарпентьер,  ночь,  вторая  половина  июля… 


На  улице  лил  дождь. 
Мадам  Ингрид  курила  и  смотрела  в  окно.  Ничего,  кроме  тёмноты  и  изредка  проезжающих  машин,  она  не  видела,  впрочем,  сумрак  идеально  подходил  её  настроению.  Магиня  чувствовала,  что  именно  в  эти  часы  требуется  её  помощь.  Порывшись  в  корзинке  с  минералами,  она  вытащила  оттуда  продолговатый  камень,  похожий  на  голубоватый  прозрачный  цитрин.  Отколупнув  от  него  кусочек  слюды,  мадам  Ингрид  ловко  вставила  его  в  глаз,  наподобие  линзы  и  быстро  взмахнула  рукой,  но  ничего  не  произошло…  И  Магиня  заворчала,  как  самая  обычная  старушка,  у  которой  подгорели  на  сковородке  блины.  Осторожно  вытащив  самодельную  линзу  из  глаза,  Магиня  подула  на  неё  и  вставила  в  другой  глаз.
-  Когда-то  моим  глазам  не  требовалась  помощь!  -  проворчала  она.


Уже  час  Магиня  облетала  замок  и  рассматривала  наследников  виконтессы. 
Принц  Фердинанд  и  Чекита  бегали  и  бесились  в  окружении  тикающих  часов,  после  того  как  поток  экскурсий  иссяк  в  шестом  часу  вечера… Глаза  кота  весело  сверкали,  а  собака,  похоже,  грустила...  Магиня  случайно  увидала,  как  наследники,  забежав  под  лестницу,  ожесточённо  рвали  зубами  старинную  кружевную  шаль  виконтессы,  словно  злились  на  хозяйку,  бросившую  их… Затем  кот  повис  на  «Святой  чтице»,  вцепившись  когтями  в  гобелен,  и  стал  раскачиваться  на  ней,  как  на  кошке.  У  Магини  кульбиты  кота  вызвали  улыбку.
Скрупулёзно  пересчитав  обслугу  из  восьми  пожилых  местных  жителей,  а  также  все  зеркала,  канделябры,  фрески,  драгоценные  картины  и  портреты  королей,  морщины  которых  пропитались  пылью  до  основания холста,  мадам  Ингрид  надолго  повисла  в  воздухе  под  одной  из  люстр… При  этом  само  тело  Магини  находилось  в  Москве,  в  Бобровом  переулке,  в  кабинете  на  втором  этаже  Лиги  независимых  астрологов,  а  левый  глаз  -  в  замке  Шарпентьер  под  Римом.
Если  бы  кто  случайно  забрёл  в  её  кабинет,  то  увидал  бы  тощую  старуху  в  чёрном  свободном  платье  из  шёлка,  лежащую  на  полу  головой  к  двери.  Глаза  престарелой  мадам  были  плотно  зажмурены,  а  руки  прижаты  к  телу,  как  у  солдата  на  плацу,  при  этом  Магиня  тишайше  бредила,  произнося  вслух  фразы  на  староитальянском,  причём  повторяя  их  по  нескольку  раз,  словно  разговаривала  с  безбожно  глухими  чертями…   


Хрупкая  тишина  её  кабинета  прервалась… Внезапно  мадам  Ингрид  стукнулась  головой  об  половые  доски,  узрев  крадущееся  со  стороны  спальни  привидение  на  пуантах,  и  тихо  подлетела  к  нему,  бормоча:
-  Бутафория! Тьфу!  Или  нет?
Призрак  с  кастаньетами,  в  мятой  балетной  пачке  и  веригах,  кружился  и  напевал  тарантеллу,  не  замечая  глаза  мадам  Ингрид  под  люстрой.  На  месте  лица  у  призрака  была  расписная  фарфоровая  тарелка  с  дырой  там,  где  рот… 
В  эти  минуты  сзади  замка  открылась  старая  прогнившая  дверь  чёрного  хода  и  её  громкий  скрип  достиг  чердака,  в  котором  находились  зрак  мадам  Ингрид  и  фантом  умершей  Эмилии  Тавиани. 
«Сестёр  Хвалынских  в  замке  не  было  и  нет»,  -  сказали  иссохшие  губы  мадам  Ингрид  в  кабинете  в  Бобровом  переулке. 
А  по  узкой  лестнице  на  чердак  в  это  время  поднимался  щуплый  старик  в  рабочем  комбинезоне… Он  отчётливо  похрапывал  при  ходьбе,  словно  бодрствовал  и  спал  одновременно,  но  это  была  его  обычная  стариковская  одышка,  не  более… Звали  старикана  Джузеппе. 
-  Призрак  хозяйки  прыгает  по  замку  на  пуантах,  слышь,  неслух?..  Его   видели  три  похмельные  туристки,  -  обернулся  он  к  мальчику,  который  крался  за  ним. 
Мальчишка  недоверчиво  кивнул,  в  его  карманах  лежали  сигареты,  и  ему    хотелось  покурить,  когда  старик  отвернётся.
Парочка  быстро  поднялась  по  чёрной  лестнице  на  чердак  и  вышла  в  слуховое  окно,  даже  не  пригибаясь,  до  того  оба  были  малы  ростом,  -  старик  от  прожитых  лет,  а  его  внук,  потому  что  едва  ступил  в  отрочество… 
-  Ты  говорил,  если  станцевать  с  ней,  то  старуха  отвяжется?  -  со  смешком  поинтересовался  мальчишка,  ставя  чемоданчик  с  инструментами  у  ног  деда
-  Хочешь  попробовать,  ну-ну… -  И  электрик  Джузеппе  грязно  ругнулся,  представив  призрак  хозяйки,  которую  всегда  в  глубине  души  презирал  за  резкий,  как  у  вороны,  голос.
Они  встали  у  самого  края  крыши,  дед  закурил  и  расправил  плечи,  мальчик  всё  же  не  решился  курить,  ему  недавно  исполнилось  восемь  лет… Ветер  высушил  им  потные  подмышки,  и  они  вернулись  через  слуховое  окно  обратно  на  чердак  через  пару  минут.  Джузеппе  стал  разглядывать  провода  сигнализации  под  самой  крышей,  надев  очки  и  вертя  головой...  Вчерашней  ночью  сигнал  тревоги  сработал  дважды,  но  после  проверки  замка  карабинерами  тревогу  сочли  ложной,  поэтому  следовало  бы  отсоединить  пару  дублирующих  проводов,  которые,  похоже,  реагируют  даже  на  прыгающих  по  крыше  воробьёв,  подумал  он.
Джузеппе  раскрыл  чемоданчик,  задумчиво  пересчитал  все  отвёртки  и  снова  закрыл  его,  внезапно  решив  оставить  всё,  как  есть… Он  вспомнил,  что  эта  его  привычка  «оставлять  всё,  как  есть»,  не  раз  выручала  его  в  жизни.  Ведь,  если  рассуждать  здраво,  любая  новация  сродни  распахнутой  двери,  в  которую  может  заглянуть  как  хороший  человек,  так  и  вор  с  улицы! 


На  чердаке  пахло  спорами  плесени,  и  было  жарко.  Неожиданно  слуховое  окошко  захлопнулось,  и  всего  за  десять  секунд  чердак  наполнился  ароматом  сирени  -  холодным  и  будоражащим  одновременно,  как  глотки  молодого  вина,  влитые  в  иссохшее  горло.  И  старик,  и  мальчик,  не  сговариваясь,  заулыбались.  Они  переглядывались  и  подмигивали  друг  другу  с  совершенно  счастливыми  лицами,  не  предполагая,  что  за  ними  наблюдают  бродячий  зрак  мадам  Ингрид,  который  спрятался  в  складках  пыли  на  потолке,  а  также  призрак  балерины  Тавиани  -  из  слухового  окошка. 
В  углу  чердака  на  старых  обоях  лежали  позабытые  кем-то  кельтская  кожаная  юбка,  ссохшаяся  волынка  и  короткие  сапоги  с  колокольчиками…  Старик  с  внуком,  закрыв  на  ключ  чердак,  спустились  по  винтовой  лестнице  вниз  и  полчаса  разговаривали  с  управляющим  замка,  простоватым  мужиком  с  вытекшим  левым  глазом.  По  достоверным  слухам,  глаз  управляющему  выбил  соперник  тридцать  лет  тому  назад.
-  Ладно,  ты  прав,  Джузеппе,  -  согласился  с  доводами  старика  управляющий,  -    давай  подождём.
Китайские  вазы  у  входа  едва  слышно  звякали,  словно  их  шевелила  чья-то  невидимая  рука,  или  внутри  летали  майские  жуки,  запущенные  каким-нибудь  сорванцом  вроде  внука  электрика  Джузеппе...  Со  стен  вестибюля  на  людей  таращились  прежний  хозяин  замка  с  женой  и  худосочной  инфантой,  абсолютно  непохожей  на  итальянку.  Портреты  вельмож  из  рода  Шарпентьер  висели  на  всех  четырёх  стенах  вестибюля,  отмечая  беспрерывное  течение  времени;  сначала  молодые,  потом  зрелые  и  вот  уже  морщинистые  старцы  со  злыми  глазами,  которым  одной  жизни  оказалось  мало.  И  на  одном  из  портретов  подросшая  инфанта  с  глазами  смертельно  влюблённой  сусличихи  позировала  художнику  всего  лишь  двести  лет  назад… В  залах  замка  всё  оставалось,  как  при  Шарпентьерах,  лишь  в  ванных  комнатах  на  всех  этажах  чугунные  корыта  заменили  на  джакузи… Виконтесса  Эмилия  любила  часами  лежать  в  воде  и  мечтать...   

«Безумная  балерина… Очень,  очень  сладострастная…»  -  бормотала  под  нос  Магиня,  облетая  замок  в  последний  раз.


                Камера  СИЗО*


    На  третий  день  меня  перевезли  в  СИЗО  на  улице  Заморёнова.  Не  говоря  ни  слова,  хмурая  охранница  ГУИН  сопроводила  меня  в  четырёхместную  камеру,  где  я  обнаружила  своих  соседок  по  ИВС  Чулкову  и  Сороконожкину,  а  на  второй  из  двухъярусных  коек  сидела  в  позе  лотоса  хмурая  девица  с  густо  накрашенными  синей  тушью  ресницами.
    -  Михеева  Ануш,  - представилась  она  сквозь  зубы,  когда  я  стала  устраиваться  на  верхний  ярус  общей  с  ней  койки.
  Если  в  камере  ИВС  была  одна  на  четверых  широкая  общая  нара,  а  отхожее  место  напоминало  вокзальный  туалет  где-нибудь  в  глуши,  то  в  камере  СИЗО  стояли  у  противоположных  стен  две  двухъярусные  койки,  а  закуток  с  туалетом  был  отделан  серым  кафелем.  А  у  Ануш,  которая  сидела  в  СИЗО  третью  неделю,  был  портативный  телевизор  и  своё  бельё  на  койке.   
    Днём  меня  допрашивали,  и  к  вечеру  я  настолько  выматывалась,  что  плохо  соображала,  тупо  глядя  в  телевизор  до  самого  отбоя  в  22.00,  а  потом  мы  включали  радио  и  слушали  через  наушники  до  полуночи.
Последние  пару  лет  я  почти  не  смотрела  телевизор,  и  то,  что  видела  из  вечера  в  вечер  в  камере,  определяла  одним  словом:  ОДИЧАНИЕ. 
«Раньше  такого  дерьма  не  показывали,  -  думала  я.  -  Порой  кажется,  что  в  «ящике»  скоро  начнут  ковырять  в  носу  или  чесать  в  непотребном  месте.  Реклама  вызывающая,  голоса  похабные,  рожи  наглые,  кривляющиеся,  все  непременно  орут,  выкрикивают,  мычат,  картавят,  заикаются,  представляются  специалистами…  И  какая-то  гадина  в  радиоприёмнике  всё  время  по  ночам  ехидно  осведомляется: «Я  вам  говорил,  что  ВСЁ  объясню?  Объясняю!  Уййййййй!»

На  шестой  день  мне  начали  сниться  вещие  сны.  Правда,  что  именно    они  вещали,  понять  было  сложно.  К  примеру,  тесная  веронская  церковь,  по  которым  я  шла,  стуча  сбитыми  подошвами  кожаных  сандалий,  или  неслыханно  пыльный  замок  у  леса,  опутанный  сухими  виноградными  листьями… Мириады  тонн   пыли  на  каменных  ступенях  и  стенах…И  пыль  дышала,  как  живая.  Придёт  же  во  сне  такое?

*СИЗО  -  следственный  изолятор.


Повернувшись,  я  стукнулась  локтём  о  стену… Похоже,  у  меня  появилась  новая  привычка  пробуждаться  по  ночам,  возмущённо  думала  я,  и  какое-то  время  не  дышала.  В  ноздрях  завяз  тяжёлый  запах  камеры,  в  которой  коротали  свои  дни  четыре  давно  немытые  женщины… Я  быстро  нашла  глазами  каждую  и  пересчитала…«Просто  адская  смесь  какая-то»,  -  думала  я,  осторожно  спускаясь  на  пол.
В  темноте,  мне  показалось,  что  у  окна  кто-то  стоит,  я  присмотрелась,  но,  кроме  пары  скрещенных  теней,  так  ничего  и  не  увидела,  хотя  аромат    сигарет  явственно  чувствовался  в  адском  амбре  камеры. 
Нет,  ошибиться  было  нельзя,  и  я  снова  повернулась  к  зарешёченному  окну,  и  она  проявилась  из  воздуха,  как  переводная  картинка  серой  птицы…  Только  что  я  стояла  посредине  камеры  одна,  и  вот  мы  уже  стоим  рядом. 
-  Это  ты?  Что  ты  тут  делаешь,  я  же  говорила  тебе  уехать  из  Москвы.  -  Мадам  Ингрид,  щурясь,  сердито  глядела  на  меня  снизу  вверх.  -  Зачем  ты  вернулась?..
Все  морщины  на  её  лице  стали  глубже  на  целый  дюйм.
-  Мадам  Ингрид,  мадам  Ингрид,  -  шёпотом  зачастила  я.  -  Спасибо,  что  вы  хотите  мне  помочь,  я  ведь  тут  случайно!
По  лицу  мадам  Ингрид  заскользило  недоумение.
-  Вы  же  знаете,  что  я  не  виновата,  -  пробормотала  я,  потому  что  вдруг    почувствовала  некую  несообразность  происходящего...
-  Понимаешь,  Света,  в  закон  мы  не  вмешиваемся,  -  твёрдо  сказала  мадам  Ингрид  и  замолчала.
-  Но  я  не  виновата  в  том,  в  чём  меня  обвиняют,  -  быстро  вставила  я.
-  Да,  ты  не  топила  этих  старух,  но  тебе  придётся  выкручиваться  самой,  шаг  за шагом,  -  тихо  и  твёрдо  повторила  мадам  Ингрид  и  сделала  шаг  вправо  от  меня.
-  Но  мне  даже  адвоката  нормального  не  дали,  -  пожаловалась  я.  -  Он  сидит  и  зевает,  как  истукан.  Это  очень  старый  человек,  которому,  похоже,    наплевать  на  его  обязанности.
-  Разве?  Сочувствую,  но  ничем  не  могу  помочь,  я  не  должна  вмешиваться  в  судебную  систему  и  следствие.  Представь,  что  будет,  если  маги  начнут  освобождать  преступников?  -  Мадам  Ингрид  быстро  оглядывала  камеру,  её  нос  смешно  шевелится.  -  Бунтуй,  возмущайся,  пошли  весточку  какому-нибудь  влиятельному  лицу  на  воле.  -  Мадам  Ингрид  потрепала  меня  за  руку.  -  И  тогда  всё   изменится.
-  Влиятельному  лицу?  -  переспросила  я.  -  Но  я  не  знаю  таких,  к  сожалению…
Магиня  вздохнула.
-  Не  хотела  тебя  расстраивать.  Я  глядела  в  твоё  будущее,  тебе  вообще-то  не  позавидуешь,  -  едва  слышно  проворчала  она.
Тут  я  поникла  окончательно. 
-  Позвони  кому-нибудь  сейчас.  -  Магиня  порылась  в  кармане,  передав  мне  легкий  до  невесомости  мобильный  телефон.  -  Я  собственно,  заглянула  к  тебе,  потому  что  никогда  раньше  не  была  в  тюрьме…
-  Спасибо,  -  я  вернула  телефон.  -  Я  не  помню  наизусть  его  номер,  и  он  не  влиятелен  и  не  богат,  хотя…  очень  щедр!
-  Щедрость  -  это  больше,  чем  богатство,  -  задумчиво  изрекла  Магиня.  -  Это  он  угощал  тебя  молинаро?
Я  кивнула. 
-  А  дочке?  -  Магиня  улыбнулась.  -  Позвони  ей,  почему  ты  ей  не  сообщаешь  о  себе?  Она  беспокоится  и  уже  дважды  приезжала  на  Плющиху.
Я  задумалась.
-  Не  сегодня,  -  решительно  сказала  я,  представив  возмущение  родни,  которую  Дашка  разбудит  прямо  сейчас,  если  я  позвоню.
Магиня  в  это  время  бесшумно  ходила  между  ярусных  коек,  с  пытливостью  классической  старухи  вглядываясь  в  лица  моих  спящих  сокамерниц. 
-  Вот  эта  шикарная  бабища  с  бровями  за  что  сидит?  -  пробормотала  она,  ткнув  пальцем  в  Чулкову.
-  Откусила  член  у  мужа,  -  буркнула  я.  -  С  особым  цинизмом.
Магиня  по-старушечьи  злорадно  засмеялась,  потом  внезапно,  как  самая  обычная  бабушка,  перекрестила  храпящую  Чулкову.
-  Не  у  своего,  -  добавила  я.
-  А  у  чьего  же?  -  оторопела  Магиня.
-  У  мужа  депутата  Моссовета.
-  А  зачем  он  ей  разрешил?  -  фыркнула  Магиня.  -  Корова  невероятная,  -  разглядывая  разметавшуюся  на  нижней  койке  Чулкову,  беззвучно  ахала  Магиня.  –  Да,  в  любви  каждый  за  себя.   Ну,  что  молчишь?   За  чужую  тётю  ты  в  любви  отдуваться  будешь?
- Нет,  -  вздохнула  я.  -  Мне  б  за  свою  отдуться… Только  нет  у  меня 
никакой  любви  на  сегодняшний  момент,  мадам  Ингрид.
-  Нет  любви,  -  кивнула  мадам,  -  обычная  история.  Я  тоже  никого  не  люблю  давно.
- А  эта  девочка  переехала  сутенёра  на  машине,  -  я  покосилась  на  спящую  Ануш  Михееву,  хмурую  даже  во  сне.
-  Переехала  сутенёра… Да  на  ней  не  меньше  трёх  жизней!  -  пристально  разглядывая  Ануш,  пробормотала  Магиня.  -  Она  убийца,  причём  хладнокровная…
Я  вспомнила  вчерашние  слова  Ануш:  «В  подмосковных  борделях  -  страшная  текучка»,  -  и  меня  прошиб  озноб.
-  Снабжала  наркотиками  школьников?  -  мадам  Ингрид  совсем  недолго  смотрела  в  затылок  Сороконожкиной  и  быстро  отошла  к  окну.  -  Ладно,  значит,  не  будешь  звонить?  -  И  Магиня,  кивнув,  растворилась  в  воздухе.
 

                Мама  дорогая… 


До  побудки  оставалась  ещё  пара  минут,  когда  я  проснулась… Вжимаясь  спиной  в  торчащие  пружины  койки,  я  тщилась  забыть,  как  волочила  к  реке  труп  какой-то  неподъёмной  старухи. 
«Почему  они  мне  снятся,  мама  дорогая?»  -  всё  утро  думала  я,  забыв  про  успокоительную  мантру,  которую  я  повторяла  уже  неделю  после  ареста:  «Каждая  секунда  моей  жизни  -  это  дар,  даже  в  камере».
   В  десять  утра  меня  посадили  в  обычные  милицейские  «Жигули»,  надев    наручники.  Следователь  Восьмухин  уселся  на  заднем  сиденье  рядом  со  мной,  адвокат  Кривцов  рядом  с  водителем.  На  мои  тихие  стенания,  пока  мы  ехали,  никто  внимания  не  обращал,  но  в  пробке  на  перекрёстке,  Восьмухин  внезапно  осмотрел  меня  пытливым  взглядом  энтомолога  и  спросил:
-  У  вас  природный  дар  или  вы  учились  на  ведьму?
-  На  какую  ещё  ведьму?  -  Я  вовремя  прикусила  язык,  едва  не  проговорившись,  что  работала  обычной  самозваной  гадалкой  и  ведуньей.  Однако  на  всякий  случай  соврала:
-  Природный  дар  от  двоюродной  тёти  Агриппины…
-  Очаровательно,  -  воодушевился  Восьмухин,  повернувшись  ко  мне  всем  корпусом.  -  Нет,  а  вы  не  врёте  про  тётю?  Не  верю  я  гадалкам,  -  хмыкнул  он,  -  хотя… А  вот  погадайте-ка  мне  по  руке,  допустим.  -  И  протянул  мне  свою  красную  руку,  поросшую  рыжими  волосом.  -  Что  там  у  меня  будет?
-  То  есть  вы  не  верите,  но  хотите  погадать,  я  правильно  поняла?  -  уточнила  я.
Восьмухин  быстро  убрал  руку.
 -  Не  умеете,  -  буркнул  он.
    -  Как  не  умею?  -  напустила  я  туману.  -  Хотя,  поверьте,  тут  дело  совсем  не  в  умении.
    -  То  есть  как?  -  Восьмухин  насмешливо  разглядывал  меня.
    -  Значения  карт  может  выучить  каждый,  хотя,  знаете  ли,  -  я  вдруг  вспомнила,  как,  не  задумываясь  нагадала  сёстрам  Хвалынским  миллион  долларов  на  кухне,   -  иной  раз  карты  не  врут,  независимо  от  дара  провиденья  гадалки…  Даже  если  гадалка  не  блещет  им,  карты  могут  сказать  правду.  Я-то  от  нужды  решила  поработать,  после  того,  как  у  меня  квартиру  сожгли  со  всеми  вещами.  Думала,  что  постепенно,  монетка  к  монетке,  скоплю  денег  на  какую-нибудь  халупу,  -  совсем  чуть-чуть  утрировала  я,  -  или  выйду  замуж  за  кого-нибудь  доброго  мужчину,  как  вы,  к  примеру,  Михаил  Вячеславович.
  Восьмухин  смерил  меня  снисходительным  взглядом  очень  ангажированного  мужчины  и  отвернулся,  а  я  во  второй  раз  прикусила  язык,  потому  что  машина  резко  свернула,  и  меня  швырнуло  прямо  на  следователя.
-  Вам  худеть  надо,  уважаемая,  -  громко  пристыдил  меня  следователь,  усаживая  на  место.  -  Приехали.
-  Да,  надо,  -  сразу  согласилась  я,  -  а  то  в  СИЗО  всегда  добавки  прошу.  Не  наедаюсь,  Михаил  Вячеславович.


Тихий  переулок  со  шлагбаумом  на  въезде. 
-  По  закону  без  вашего  согласия  никто  не  может  заставить  вас  пройти  процедуру  тестирования  на  полиграфе,  вы  ещё  можете  передумать,  -  предупредил  меня  адвокат  Кривцов,  когда  мы  входили  в  одну  из  дверей  соседнего  с  прокуратурой  здания. 
В  кабинете  полиграфолога  я,  не  раздумывая  ни  секунды,  подписала  заявление,  в  котором  согласилась  пройти  тестирование.  Мне  сразу  же  дали  заполнить  десять  листов  анкеты  с  вопросами:  есть  ли  у  меня  связи  с  криминальными структурами, злоупотребляю ли  алкоголем,  хожу  ли  в  казино,  имеются  ли  у  меня  долги,  дети  и  муж  и  т.  д.  Именно  так,  дети  шли  сразу  после  долгов,  что,  согласитесь,  оптимизма  не  внушало.
-  Как  много  хаоса,  -  тихо  ворчала  я,  стремительно  ставя  крестики  против  положительных  ответов.  -  Спасибо,  хоть  про  менструацию  не  спросили.
Я  совсем  не  боялась  в  те  минуты  проверки  на  детекторе,  надеясь  после  оной  на  быстрое  освобождение  из  следственного  изолятора.  Но  сам  тест  длился  почти  три  часа,  и  нельзя  было  шевелиться,  и  даже  шмыгать   носом  или  чихать,  сразу  после  того,  как  мне  обернули  пальцы  маленькими  манжетами  и   пришпилили  на  грудь  миниатюрный  микрофон. 
— Вас зовут Элеонора?  Вчера был вторник?  Сейчас июнь? — засыпал  меня   вопросами  седой  полиграфолог,  которого  я  поначалу  приняла  за  врача.  -  Отвечайте  только “да” или “нет”!  Вы боялись в детстве лягушек?  Вы  занимались  проституцией?  Вы  спали  с  несколькими    мужчинами  одновременно?  Вы  любили  отца?  Вы  воровали  деньги?  Вы  убили  сестёр  Хвалынских?  Вы  душили  их  перед  тем,  как  утопить?  Вы  рассказывали  кому-нибудь  о  сёстрах  Хвалынских?  У  вас  есть  сын?  Вы  пили  коктейль  «Маргарита»?
Через  полчаса  я  уже  сидела  вся  мокрая,  с  меня  сошло  не  семь,  а  семьдесят  семь  потов,  но  я  была  горда  и  удовлетворена,  потому  что  на  все  вопросы  ответила  самым  честнейшим  образом:  лягушек  не  боялась,  проституцией  ни-ни,  сразу  с  несколькими  мужчинами  сексом  не  занималась,  квартирных  хозяек  не  убивала… и  в  том  же  духе!            
-  Первый  раз  тестировал  ведьму,  -  снимая  датчики,  пробурчал  запаренный  не  меньше  меня  полиграфолог.
И  тут  я  поняла,  что  с  полиграфом,  то  есть  детектором  лжи,  что-то  не  так…
-  Я  вообще-то  не  ведьма,  -   устало  заметила  я.  -  Ведьма  какая-то,  а  ещё  учёный  человек...  Не  знаете  разве,  что  ведьм  не  бывает?
Полиграфолог  смерил  меня  взглядом,  кивнул  и  отвернулся,  не  желая  со  мной  говорить.
               -  Она  думала,  всё  будет  шито-крыто?  -  пробормотал  он
Восьмухин  пожал  плечами  и  зевнул.
-  Вероятно,  Олег  Пантелеймоныч.  А  разве  по  ней  не  видно?  Печатей  некуда  ставить.
-  Результат  теста  будет  готов  во  второй  половине  дня  в  среду.  -  Полиграфолог  убрал  датчики  в  ящик  стола,  включил  перезагрузку  ноутбука  и  больше  не  удостоил  меня  ни  одним  взглядом.


«Чего  же  мне  ожидать?»  -  засыпая  под  утро,  думала  я,  навсегда  разочаровавшись  в  полиграфологах.


                Очные  ставки


Утром  следующего,  пока  я  глотала  на  завтрак тёплый  геркулес  в  компании  трёх  сокамерниц,  неожиданно  для  себя  я  пережила  некое  страннейшее  удовлетворение  от  пусть  минимальной,  но  защищённости:  «Крыша  есть,  тепло,  кормят  и  работать  не  надо,  -  доедая  кашу,  изумленно  констатировала  я.  -  Оказывается,  и  в  тюрьме  жить  можно!»
К  полудню  я  осталась  в  камере  одна,  потому  что  сокамерниц  увели  кого  куда,  и  во  второй  половине  дня,  когда  меня  отконвоировали  к  следователю  Комарькову  в  кабинет,  я  шла,  убежденная  в  своём  скором  освобождении.  Но  на  вопрос  о  результатах  вчерашнего  тестирования  майор  смерил  меня  насмешливым  взглядом.
-  Следствие  ещё  не  завершено,  сегодня  и  завтра  у  вас  очные  ставки.  Готовы?
Я  кивнула,  не  помышляя,  что  мне  предстоит,  потому  что  всё  дальнейшее  было  похоже  на  мистерию,  конца  которой  не  было  видно.
Фантомные  боли  при  виде  Петра  Мартыновича  Чернова,  с  которым  у  меня  был  краткий,  но  чрезвычайно  страстный  роман,  сменились  удивлением. Оказывается,  этот  человек  совершенно  чужой  мне.  Следующим  очным  персонажем  предстал  участковый  Оскар  Берёзовый,  который  посмотрел  на  меня  с  обычным  сочувствием  и  с  подробным  юмором  рассказал,  при  каких  обстоятельствах  встретил  меня  впервые  в  подъезде  дома  14/7  у  двери  в  квартиру  Хвалынских.
Дочь  Эвридики  Юрьевны  -  Жюстин  Погремушкина,  двухметровая  дама  с 
резким  голосом,  подробно  живописала,  как  нагло  я  распоряжалась  в  комнатах  её  убиенной  матери  и  родной  тёти. 
Зато  князь  Огнивцев,  который  заходил  всего  на  пять  минут  в  квартиру  Хвалынских,  долго  и  подслеповато  щурился  на  меня  и  решительно  отрёкся,  что  видел  меня  хоть  раз,  чем  огорошил  следователя  Комарькова,  заронив  в  мою  душу  великую  надежду  на  освобождение.   
В  течение  недели  передо  мной  промелькнули  все  жители  подъезда,  подтверждавшие  или  опровергавшие,  что  видели  меня,  исправно  входящей  в  квартиру  сестёр  Хвалынских  каждое  утро  в  течение  двух  месяцев  или,  наоборот,  выходящей  из  неё.  А  окончательно  я  уверилась,  что  меня  решили  посадить  за  убийство,  которого  я  не  совершала,  когда  мне  представили  другого  бесплатного  адвоката. 
-  Виктория  Игоревна  Волкова  -  ваш  дежурный  адвокат,  -  следователь  Комарьков  кивнул  на  вошедшую  в  кабинет  брюнетку.
-  Сижу  ни  за  что,  -  горько  пожаловалась  я,  разглядывая  стильную  даму  с  портфелем  в  руках.
Адвокат  Волкова  сказала  вполголоса:
-  Пустяки,  -  и  больше  не  произнесла  ни  слова,  хотя  я  чуть  не  подавилась  от  возмущения.
-  Да,  какие  уж  тут  пустяки?  Совсем  не  пустяки… Я  ведь  ни  за  что  сижу!
    «Как  потешна  жизнь,  -  думала  я,  с  искренней  признательностью  вспоминая  благообразного  старичка  Кривцова,  который,  хотя  бы  изредка,  что-то  мне  советовал.  -  На  что  мне  теперь  надеяться?  Если  сестёр  Хвалынских  в  самом  деле  кто-то  утопил,  найти  настоящего  преступника  не  такой  уж  немыслимый  труд.  Круг  алчущих  наследства  виконтессы  состоит  из  трёх  человек».


                «Даже  самая  маленькая  мышь  имеет  право  на  гнев»


Каждую  ночь  я  засыпала  с  мыслями,  что  проснусь  не  на  шконке  в  камере,  а  в  собственной  постели.  На  ум  лезли  мысли  о  возмездии,  которое  в  обязательном  порядке  настигает  всех  грешников.  «Господи,  -  молила  я,  -  пусть  я  непременно  отвечу  за  все  свои  прегрешения  на  Страшном  суде,  только  пусть  это  случится  после  моей  кончины,  а  не  сейчас!»


Однажды  ночью  я  села  и  уныло  огляделась,  посчитав  в  уме,  что  скоро  наступит  август,  а  я  сижу  за  утопление  сестёр  Хвалынских  уже  третью  неделю.  На  свидании  с  дочкой  я  слёзно  попросила  найти  мне  хорошего  адвоката,  потому  что  «дармовая»  защитница  Волкова  ничего  вразумительного  мне  не  советовала.  Не  знаю,  был  ли  тут  злой  умысел  с  её  стороны,  возможно,  все  бесплатные  адвокаты  не  стремятся  освобождать  своих  подзащитных? 
Вчера  на  допросе  я  услышала  новость.
-  Сегодня  похороны  сестёр  Хвалынских,  -  с  задумчивой  миной  произнёс  следователь  Комарьков.  -  Может  быть,  всё-таки  напишем  признательные  показания,  авось  и  в  ад  не  попадёте?  -  предложил  он.  -  О  душе  думать  надо,  о  душе  своей  -  грешной  и  грязной!
Я  тяжело  вздохнула,  потому  что  каждую  ночь  только  о  душе  и  думала.  Вдобавок,  мне  снились  утопленницы. 
-  А  когда  я  могу  узнать  результат  моего  тестирования  на  детекторе  лжи?  -  подумав,  спросила  я.  -  У  меня  есть  основания  надеяться,  что  тестирование  подтверждает  моё  алиби,  потому  что  я  не  топила  никого,  как  бы  вы  не  пытались  утверждать  обратное. 
-  Шутите?  -  улыбнулся  мне  Комарьков.
 «Типичный  желчный  козёл!»   -  снова  уверилась  я.
-  Вы  должны  сотрудничать  со  следствием,  Светлана  Михайловна,  -  голосом  пилы,  внезапно  произнесла  адвокатесса  Волкова.  -  Следствие  скоро  закончится,  и  вам  предъявят  обвинительное  заключение.  У  вас  ещё  есть  шанс  дать  признательные  показания! 
Я  вздрогнула,  потому  что  так  пространно  Виктория  Игоревна  ещё  не  обращалась  ко  мне  ни  разу.
-  Ваших  рук  дело?  -  протянул  мне  парочку  каких-то  снимков  майор  Комарьков.
-  Господи  помилуй,  но  это  не  они!  -  пробормотала  я  через  минуту  внимательнейшего  разглядывания.
-  Не  они?  -  переспросил  майор  Комарьков.  -  А  кто  же  тогда  эти  две  дамы  на  фотографиях?  Разве  не  сёстры  Хвалынские  были  хладнокровно  утоплены  вами  в  Москве-реке? 
-  Какие-то  две  тётки  неизвестные,  у  которых  свернуты  шеи,  -  пробормотала  я,  возвращая  фотографии.  -  Сёстры  Хвалынские  не  такие  жирные,  это,  во-первых…
-  А  во-вторых?  -  пожевал  губами  следователь,  переглянувшись  с  адвокатессой.
-  Сёстры  имели  очень  скромные  шевелюры,  они  стриглись  сами,  так  что  их  причёски  я  ни  с  чьими  не  спутаю!  У  каждой  было  довольно  неряшливое  каре,  а  эти  двое  какие-то  заросшие,  смотрите  сами.  -  И  я  подвинула  к  Комарькову  снимок,  где  густые  и  длинные  волосы  утопленниц  были  хорошо  видны.  -  Похоже,  эти  двое  тоже  сёстры,  но  только  не  Хвалынские!  -  вырвалось  у  меня.
Всё  это  я  вспомнила  ночью  в  темноте  и,  закрыв  голову  руками,  попыталась  уснуть.  И  уснула,  несмотря  на  страшный  дождь  за  окном.  В  моём  сне  кто-то  тоненько  стонал,  настолько  тоненько,  будто  это  не  человек,  а  какое-то  нещадно  мучимое  животное.
-  А-а-а-а-а-а!
Внезапно,  я  дико  испугалась,  потому  что  стон  прекратился,  и  я  проснулась,  как  самый  натуральный  параноик,  -  от  тишины,  которая  пробирала  до  самых  костей…  В  камере  было  просто  невероятно  тихо,  лишь  дыхание  сокамерниц  слышалось  с  каждой  из  коек… «Всё  нормально»,  -  вздохнула  я  с  облегчением.  Напротив  спала  учительница  химии  Сороконожкина  на  втором  ярусе,  как  и  я.  Привстав,  я  какое-то  время  смотрела  на  неё,  мне  вдруг  показалось,  что  она  спит  с  открытыми  глазами,  а  её  зрачки  отражают  красноватый  блеск  дежурной  лампочки. 
Я  позвал  шёпотом:
-  Августа,  слышь?  Августа!
В  темноте  на  подушке  Августы  лежал  её  длинный… В  общем,  мне  почудилось,  что  на  подушке  лежит  её  язык,  ненормально  высунутый  изо  рта.  И  меня  замутило.  Что  я  сделала  потом?  Признаюсь,  я  весьма  малодушно  спрятала  голову  под  подушку,  повернулась  к  стене  и,  зажав  уши  руками,  заснула  через  очень  небольшое  время,  буквально  в  течение  пяти  минут.  Да,  я  провалилась  в  спасительный  сон  самым  позорнейшим  образом,  потому  что  испугалась,  что  Августа  Сороконожкина… мертва. 
«Почему  для  одних  жизнь,  а  для  других  хроника  упущенных  возможностей?»  -  вспомнила  я  крик  Августы  Владимировны,  когда  она    сцепилась  в  ИВС  с  сокамерницами.
Утром,  когда  после  побудки,  смерть  Сороконожкиной  была  зафиксирована,  нас  допросили,  детально  обследовав  руки  и  физиономии,  и  на  этом  вроде  бы  всё  закончилось…


                Вопросы  по  существу 


За  две  недели  моего  заключения  я  стала  другим  человеком,  старающимся     ни  во  что  не  вмешиваться  ни  словом,  ни  даже  взглядом.  Куда  только  делась  моя  разговорчивость,  которая  изрядно  портила  мне  жизнь  на  воле  в  течение  сорока  лет,  иногда  думала  я.  Ещё  я  поняла,  что  меня  не  тронула  смерть  Августы  Сороконожкиной,  и  мне  было  по  большому  счёту,  всё  равно,  умерла  ли  она  самостоятельно  или  кто-то  из  моих  сокамерниц  придушил  её  подушкой  во  время  сна… То  есть  я  начала   деградировать,  вдруг  дошло  до  меня.
Такой  вот  печальный  вывод!


Тем  утром,  когда  выносили  труп  Сороконожкиной  из  камеры,  я  думала  лишь  о  том,  что  моя  собственная  жизнь  находится  очень  глубоко  внизу,  причём  уже  за  той  гранью,  где  я  не  могу  сама  себе  помочь.  То  есть  я  вдруг  окончательно  поняла  всю  безнадежность  своего  положения.
В  те  минуты  я  ещё  не  знала,  что  к  улице  Заморёнова  приближается,  похожий  на  сухую  мозоль,  в  костюме  и  при  галстуке,  человек.  Он  покурил  у  входа  в  следственный  изолятор,  толкнул  неподъёмную  дверь  и  вошёл.  Ему  быстро  выписали  служебный  пропуск  и  впустили  внутрь. 
-  Мерзость  запустения,  -  бормотал  он,  предъявляя  пропуск  сотруднику  ГУИН.
Он  произнёс  всего  два  слова,  но  его  чисто  выбритые  щёки  тряслись  так,  словно  он  ругался  уже  половину  дня.

 
Меня  вызвали  из  камеры  в  обычное  время.
Когда  я  вошла  в  знакомый  кабинет,  у  окна  стоял  низенький  лысый  тип,  одетый  в  мешковатый  старомодный  костюм,  и  приторно  мне  улыбался. 
«Чего  лыбишься,  ханжа?»  -  разозлилась  я.
В  течение  секунды  улыбка сползла  с  лица  типа,  и  само  лицо  вытянулось  до  воротника,  словно  он  телепатически  уловил  мои  мысли  и  не  на  шутку  обиделся.
«Хитрейший  интриган  и,  кажется,  еврей… Чёрт,  ну,  что  ему  нужно  от  меня?»  -  подумалось  до  кучи.  А  что  думал  обо  мне  тип  с  яйцеголовым  черепом,  один  боженька  Яхве  знает. 
-  Эмир  Варшавер,  -  представился  он,  и  у  меня  зачесалось  в  ушах  от  его  шепелявого  голоса.  -  Ваш  адвокат,  -  добавил  он.  -  Я  ваш  адвокат  с  этого  часа,  Светлана  Михайловна,  -  повторил  он  и  улыбнулся.  –  Эмир  имя,  а  Варшавер  фамилия,  -  зачем-то  педантично  сообщил  он. 
«За  обаятельной  улыбкой  часто  скрывается  чёрт  знает  что,  уж  я-то  знаю…»  -  уныло  вспомнила  я,  а  вслух  произнесла:
            -  У  меня,  знаете  ли,  уже  есть  адвокат,  тупая  как  корзинка.
Да,  прямо  так  и  сказала,  несказанно  удивившись  пришествию  третьего  адвоката,  который  был  абсолютно  не  похож  на  предыдущих  двух.  И  не  знала,  то  ли  радоваться  мне,  то  ли  сокрушаться  теперь…
-  А  ну-ка,  рассказывайте,  -  тип  присел  и  закинул  ногу  на  ногу,  -  что  у  вас  тут  произошло  интересного.
-  Рассказать?  -  переспросила  я.  -  Прочитайте  лучше  дело,  там  всё  написано…
Тип  молча  шевелил  губами,  разглядывая  меня,  и  я,  устав  молчать,  рассказала  всё,  что  произошло  со  мной  за  последние  три  месяца  со  скоростью  морзянки.  Варшавер  кивал  и  время  от  времени  делал  пометки  в  электронной  записной  книжке.
    Я  вытянула  шею  -  на  крошечном  мониторе  записной  книжки…  скакали  какие-то  зайцы!
                -  У  вас  всё  равно  ничего  не  выйдет,  -  сердито  буркнула  я.
-  Посмотрим.  -  И  адвокат  с  ушлым  видом  убрал  записную  книжку  в  карман.  -  Знаете,  я  часто  вижу  людей,  у  которых  вроде  бы  нет  ни  одного  шанса,  но  почти  любой  человек  всегда  выбирается  из  ямы  и,  как  правило,  ещё  схватит  пару  жизненных  звёзд  у  судьбы.
-  Вашими  бы  устами,  -  кивнула  я.  -  Скажите,  а  кто  вас  нанял?  Моя 
дочь?  Ведь  вы  не  бесплатный  адвокат!
Адвокат,  крякнув,  встал  и  прошёлся  к  окну  и  обратно,  как-то  странно 
приседая...  И  я  вдруг  поняла,  что  он  не  очень-то  здоров…  И  ещё  я  почувствовала,  что  ему  зачем-то  было  надо,  чтобы  я  поняла  про  нездоровье,  и  что  он  -  старик.
-  Я  прочёл  ваше  дело,  оно  должно  развалиться  в  самое  ближайшее  время  на  первом  судебном  заседании,  -  помолчав,  сказал  Варшавер.  -  Только  не  спешите  радоваться...
-  А  я  радуюсь?  -  возмутилась  я.  -  Я  всего  лишь  хочу  узнать,  кто  вас  нанял! 
-  А  вот  мышиный  писк  тут  неуместен,  -  проворчал  адвокат.  -  Сейчас  нам  надо  поговорить  о  том,  как  вы  будете  вести  себя  в  суде.  Вас  вчера  уже  предупредили,  что  следствие  закончено?
Я  тяжело  вздохнула.
            -  Не  помню  такого…
Адвокат  помолчал,  потирая  руки.
-  Значит,  вам  сегодня,  скорее  всего,  предъявят  обвинительное  заключение  и  дадут  пару  дней  на  ознакомление  с  делом.  Прошу  вас  не  затягивать  процесс  и  читать  быстро.  Потом  ваше  дело  направят  в  суд  и  назначат  дату  предварительного  судебного  заседания.  Как  только  я  узнаю  эту  дату,  то  сразу  же  сообщу  вам.  Вам  всё  понятно?  Но  имейте  в  виду,  при  самом  удачном  раскладе  судебное  заседание  состоится  не  раньше  чем  через  неделю.
-  Так  вы  мне  скажете,  наконец,  вас  наняла  моя  дочка?  Где  она  вас 
нашла,  хотела  бы  я  знать!
Варшавер  по-стариковски  пожевал  губами  и  категорически  произнёс:
-  Нет,  меня  наняла  не  ваша  дочь  Дарья.
«Кого-то  он  мне  напоминает,  -  с  внезапной  тревогой  подумала  я.  -  И  почему  он  не  хочет  говорить,  кто  его  нанял?  А  впрочем,  мне  всё  равно… Хотя,  может  быть,  кто-то  из  моих  бывших  клиентов  узнал,  что  я  попала  в  беду?  Нет,  бред  какой-то.  Кому  я  нужна?!»
   -  Вы  уже  знаете,  что  сёстры  Хвалынские  похоронены?  -  Варшавер  снова  встал  и,  скрипя  ботинками,  прошёлся  по  кабинету  походкой  пингвина  на  пенсии.  -  Между  прочим,  меня  поразило,  что  виконтесса  и  в  открытом  гробу  выглядела,  как  утончённая  леди…
-  Видимо,  её  хорошо  забальзамировали,  -  пробормотала  я.
-  …а  вот  две  её  сестры  были  сильно  обезображены,  -  закончил  адвокат.
-  Знаете,  -  не  очень  вежливо  перебила  я,  -  вчера  мне  показали  их  фотографии… В  общем,  если  вам  интересно,  я  не  узнала  их!
Варшавер  улыбнулся:
-  А  вы  сказали  об  этом  несоответствии  следователю,  Светлана  Михайловна?
-  Естественно… Значит,  вы  присутствовали  на  похоронах,  и  что  там  было?
-  Похороны  Марианны  и  Эвридики  Хвалынских  прошли  весьма  скромно.  Их  сожгли  в  крематории,  а  виконтессу  Тавиани  похоронили  в  фамильном  склепе  на  Новодевичьем  кладбище.  -  Адвокат  сел,  достал  из  кармашка  часы  и  начал  их  заводить,  высунув  язык,  что  выглядело  весьма  трогательно.
-  Знаете,  если  сожгли  тех  двух  разбухших  от  воды  несчастных  женщин,  что  я  видела  на  снимке,  то  сомневаюсь,  что  это  сёстры,   -  упрямо  повторила  я.  -  Чертовщина  какая-то,  но  это  не  они!
-  А  где  же  настоящие  сёстры,  на  ваш  взгляд?  -  вздохнул  Эмир  Варшавер,  громко  барабаня  пальцами  по  столу.
-  Бог  мой,  ну  откуда  я  могу  знать?!  И  вы  туда  же!  Бабки  ушли  ранним  утром  на  кладбище  и  пропали,  вот  и  всё,  что  я  знаю!  -  возмутилась  я.  -  Кстати,  а  кто  решил  их  сжечь?
-  Не  вникал,  а  хотите  имбирной  карамели?  -  Адвокат  вытащил  из  портфеля  и  положил  передо  мной  пакетик  с  леденцами.  -  Значит,  вы  точно  не  родственница  Хвалынских.  Слишком  уж  много  совпадений  в  вашем  внезапном  появлении  на  Плющихе,  разве  не  так?  И  перестаньте  спрашивать,  кто  нанял  меня  защищать  вас,  договорились? 
Я  молча  вытащила  пару  леденцов  и  засунула  их  в  рот.
-  Я  тут  ни  при  чём  совершенно,  -  хрустя  леденцами,  сказала  я,  потому  что  Варшавер  не  спускал  с  меня  глаз.  -  Да  ради  бога,  я  больше  не  спрошу  вас  ни о  чём!
Но  про  себя  снова  подумала: «Странно,  а  почему  он  скрывает  это?  Не  дочка  наняла  его,  допустим.  Так  кто  же  тогда?  Кому  я  ещё  нужна  на  этом  свете? Да  ладно,  хрен  с  ним.  С  меня  же  не  убудет,  если  он  защитит  меня  в  суде?  Всё  равно  узнаю  потом».
Так,  признаюсь,  я  снова  понадеялась  на  русский  авось…


                Горгульи


Сон  сморил  кота  на  солнышке,  и  он  отполз  в  тенёк  за  каменные  плиты,  но  они  были  так  горячи,  что  кот  отполз  ещё  дальше,  в  кусты  шиповника  у  навеса  для  газонокосилки.  Псу  села  на  выпуклый  лоб  пара  изумрудных  мух,  по  виду  -  муж  и  жена,  и  стали  заниматься  любовью  в  таком  ленивом  темпе,  что  собака  даже  не  проснулась,  только  высунула  язык,  который  от  жары  мгновенно  высох...    
Горгульи  на  крыше  замка  днём  дремали,  им  было  не  до  злых  духов,  которых  они  отгоняли  от  замка  ночью,  когда  зло  кружило  над  Шарпентьером  плотной  тучей,  подобно  грозовой...
Всего  за  месяц  после  смерти  хозяйки  замок  осиротел,  хотя  в  него  продолжали  водить  туристические  экскурсии  и  усиленно  охраняли… Карикатурное  привидение  балерины  Тавиани  уже  видели  шесть  человек,  но  оно  походило  на  изысканную  хозяйку  не  более,  чем  курица  походит  на  павлина.  В  округе  судачили  -  это  какой-то  злой  дух  летает  в  замке  по  ночам,  а  не  фантом  виконтессы  Эмилии. 
Больше  всех  усердствовал  в  измышлениях  хозяин  ближайшей  к  замку  траттории  «Суп  из  лягушек»… По  его  словам  выходило,  что  фантом  виконтессы  облюбовал  для  ночлега  зал  «Супа»,  и  когда  утром  он  открывает  заведение,  чтобы  убраться  там,  из  печки  для  пиццы  вылетает  белая  наглая  ворона… Однажды,  у  него  чуть  не  замёрзло  сердце  от  страха,  когда  ворона  заговорила  по-итальянски  и  обозвала  его  «обалдуем»  и  «лошадиной  задницей».   Его  поднимали  на  смех,  но  далеко  не  все,  те,  кто  видел  фантом  виконтессы,  помалкивали  в  тряпочку  и  предпочитали  о  привидениях  не  распространяться.
-  Лиха  беда  начало,  -  ворчал  хозяин  траттории,  складывая  в  сейф 
потрёпанные  евро.
Старческие  веснушки  на  его  руках  становились,  с  каждым  днём,   
похожи  на  вороньи  поклёвыши.


         Суд  да  дело


 «Итак,  вам  предстоит  испытать  максимальное  количество  нездорового  внимания  к  собственной  персоне.  Держите  себя  в  руках  и  на  все  вопросы  судьи  и  обвинителя  отвечайте  кратко.  Лучше  недоговаривать,  чем  сказать  лишнее… Запомнили?»  -  Слова  Варшавера  врезались  мне  в  подсознание, снились  всю  ночь,  а  утром  меня  отконвоировали  в  суд.
На  крыше  Пресненского  районного  суда  шли  ремонтные  работы  и  стучали  молотки  кровельщиков.  Слушание  дела  проходило  в  зале  второго  этажа.
  -  Держите  себя  в  руках,  -  в  который  раз  уныло  пробубнил  мой  защитник,  доставая  из  портфеля  папку  с  бумагами.
Я  опустилась  на  отполированную  задами  предыдущих  сидельцев  скамейку  рядом  с  адвокатом  и  искоса  посмотрела  на  стоящего  у  двери  пристава.  Обнаружив,  что  у  меня  трясутся  руки,  недолго  думая,  я  села  на  них  и  на  несколько  секунд  закрыла  глаза… В  зал  тем  временем  размашистым  шагом  вошла  судья  в  плечистой  мантии  свободного  покроя  и  нахлобученной  квадратной  «тюбетейке».  «Так  «тюбетейки»  не  носят,  вообще-то… Как  же  сложно  быть  судьёй,  наверное…»  -  промелькнула  не  очень  умная  мысль.
Высокая  секретарь  обвела  голубыми  глазами  зал  и  как-то  по-домашнему  объявила  о  начале  судейства:
-  Прошу  всех  встать,  суд  идёт!
Я  поёжилась  и  снова  взглянула  на  своего  адвоката  -  индифферентный  всего  минуту  назад  иудей,  скрипя  зубами,  что-то  беззвучно  бормотал  про  себя…  Я  перехватила  заносчивый  взгляд  судьи  в  нашу  сторону,  и  у  меня  мгновенно  появились  дурные  предчувствия. 
Немолодой  гособвинитель,  сняв  очки,  начал  подробно  растолковывать  концепцию  и  мотив,  которые  подвигли  меня  на  убийство  двух  пожилых    сестёр,  злоупотребляющих  алкоголем,  и  озвучил  все  собранные  за  период  следствия  доказательства.  Из  его  речи  становилось  ясно,  что,  выдавая  себя  за  родственницу  сестёр  Хвалынских,  я  намеревалась  после  их  смерти  завладеть  всех  их  имуществом,  а  именно  квартирой. 
  В  зале  присутствовали  все  без  исключения  родственники  сестёр,  с  которыми  я  познакомилась  ещё  на  воле,  душеприказчик  Эмилии  Тавиани  Борщук,  а  также  следователи  Комарьков  и  Восьмухин.  А  перед  началом  заседания  в  дверь  зала  вошёл  участковый  Берёзовый  и,  зевая,  уселся  на  последнее  свободное  место.  Я  довольно  бодро  отвечала  на  вопросы  судьи  и  гособвинителя,  категорически  отрицая,  что  имею  хоть  какое-то  отношение  к  убийству  Хвалынских  и  их  квартире.  Однако  у  меня  чуть  не  случилась  истерика,  когда  я  услышала  вопрос  моего  адвоката  гособвинителю:
-  Следствие  действительно  считает,  что  эта  чахлая  сорокалетняя  дама  сломала  шейные  позвонки  двум  крепким  тренированным  старушкам,  которые  к  тому  же  не  оказали  ей  сопротивления?  А  кто  держал  им  ноги,  а  кто  душил  подушкой,  позвольте  вам  задать  этот  простой  лишь  на  первый  взгляд,  вопрос?  Ведь  сестёр  было  как  минимум  две,  и  не  секрет,  что  они  отличались  боевым  нравом  и  всю  жизнь,  пока  не  ушли  на  пенсию,  крутили  фуэте!
Я  почувствовала  на  себе  десятки  пристрастных  взглядов  и  вжалась  в  скамью.
-  Я  не…  -  упираясь  лопатками  в  пустоту  позади  себя,  выдохнула  я. 
-  К  тому  же  обвинение  не  предоставило  суду  ни  одного  полноценного  документа,  подтверждающего  родственные  отношения  моей  подзащитной  с  известными  в  прошлом  балеринами  Хвалынскими.  Из  этого  следует,  что  от  смерти  Хвалынских  моя  подзащитная  не  имеет  абсолютно  никакой  выгоды.  А  раз  нет  выгоды,  нет  и  побудительного  мотива  совершать  это  преступление,  -  закончил  Варшавер.
-  Позвольте,  но  обвиняемая  вполне  могла  затем  подделать  документы  на  квартиру,  чтобы  реализовать  её  после  того,  как  расправится с  сестрами,  -  привстал  гособвинитель.  -  Это  обычная  практика  так  называемых  «черных»  риэлторов… 
-  Предположение  не  выдерживает  никакой  критики,  потому  что  квартира  Хвалынских  не  приватизирована  и  отойдёт  городу  после  их  смерти,  или  муниципальные  квартиры,  по-вашему,  можно  продавать?  Согласитесь,  уже    одно  это  -  непростительный  ляп  следствия,  -  Варшавер  передал  подтверждающий  документ  судье.  -  И  ещё  я  хочу  заявить  о  том,  что  комплексная  судебно-медицинская  экспертиза  обнаруженных  тел  была  проведена  не  на  должном  уровне  -  налицо  серьёзные  нарушения.
-  Поясните  подробнее,  -  кивнула  судья.
-  Не  было  должным  образом  проведено  исследование  на  ДНК  тканей  сестёр,  подтверждающее  на  молекулярном  уровне,  что  умершая  в  Риме  балерина  Эмилия  Тавиани  и  выловленные  из  Москвы-реки  и  опознанные  родственниками  как  сёстры  Хвалынские  женщины  действительно  являются  родными  сёстрами.  Согласитесь,  такой  вопиющий  непрофессионализм  должен  быть  предметом  строгого  разбирательства.  -  Эмир  Варшавер  сделал  паузу  и  продолжил:  -  Парадоксально,  но  вся  линия  обвинения  построена  лишь  на  том  основании,  что  моя  подзащитная  снимала  у  потерпевших  комнату.
Я  сидела  на  кончике  скамьи,  устало  вслушиваясь  во  все  реплики  адвоката  и  особенно  в  голос  судьи.  Наконец,  секретарь  объявила  перерыв,  и  судья  удалилась  в  специальную  комнату  для  вынесения  приговора,  а  я  попросилась  в  туалет.
Адвокат  нервически  крутил  в  пальцах  жёлтую  пластиковую  зажигалку,  сидя  на  том  же  месте,  когда  я  вернулась.
-  Прошу  всех  встать,  суд  идёт!  -  во  второй  раз  объявила  секретарь.
Начала  слов  судьи,  читающей  приговор,  я  не  почему-то  не  запомнила.
-  …рассмотрев  все  обстоятельства  дела  и  выслушав  показания  подсудимой,  а  также  свидетелей,  суд  постановил:  Мурзюкову  Светлану  Михайловну  оправдать  за  недоказанностью  вины  и  вновь  направить  в  прокуратуру  на  доследование  все  собранные  документы  по  факту  исчезновения  сестёр  Хвалынских.
Уже  через  пять  минут  после  стука  молотка  судьи,  я  стояла  на  ступеньках  перед  зданием  районного  суда.  В  моих  руках  был  пакет  с  личными  вещами,  а  на  губах  блуждала  улыбка… Меня  изрядно  пожевала  жизнь  за  последние  несколько  месяцев,  но  всё-таки  выпустила  из  своих  редких  зубов!
Солнце  отсвечивало  с  лысины  адвоката  в  мой  правый  глаз,  и  из  него  внезапно  потекли  слёзы…
-  Подождите-ка,  -  споткнулась  я,  -  а  вы  не  тот  самый  Эмир  Варшавер,  который  защищал  Ходорковского?
  Варшавер  подумал  и  кивнул,  покосившись  на  мои  стоптанные  тапочки  -  память  о  СИЗО.
    -  Всего  вам  самого  добрейшего.  Кстати,  вот  вам  моя  визитка,  -  откланялся  он  и,  повернувшись,  быстро  пошёл  к  машине,  напевая:  -  Трам-пам-пам!
    -  Подождите,  а  сколько  я  вам  должна?  -  Теряя  на  ходу  тапочки,  я  двинулась   следом.  -  Я  вам  даже  спасибо  не  сказала,  Эмир...
-  Всё  оплачено,  -  уже  отойдя  на  приличное  расстояние,  обернулся  Варшавер.  -  Кстати,  могу  одолжить  вам  денег  на  дорогу! 
Я  отказалась,  потому  что  пакет  с  личными  вещами  мне  вернули  сразу  же  после  окончания  суда.


            «Наверняка  мой  лимит  чудес  уже  исчерпан... Кто  же  тот  человек,  который  помог  мне  обрести  свободу?  Неужели  я  кому-то  нужна,  кроме  своих  родных?»  -  думала  я,  садясь  в  электричку  и  переобуваясь  в  свои  босоножки. 
Старые  тапки  из  СИЗО  я  ногой  задвинула  под  лавку,  но  на  каждой  остановке  при  торможении,  они  упрямо  выезжали  оттуда,  напоминая  о  себе.


                Хозяин  чебуречных


Через  два  часа  я  уже  стояла  на  привокзальной  площади  между  пончиковой  и  чебуречной  и  принюхивалась.  Чувствовала  я  себя  крайне  смутно  -  вроде  счастлива,  с  другой  стороны,  -  и  одежда,  и  даже  мои  мысли  пропахли  СИЗО. 
«Надо  бы  переодеться…»  -  думала  я,  не  к  месту  вспомнив,  про  чемодан  с  вещами,  забытый  мной  в  офисе  над  рестораном  «Ганнибал».
На  вокзальных  часах  было  без  четверти  восемь,  батарейка  мобильного  сдохла,  и  я  позвонила  дочке  из  таксофона  на  углу.
 -  Приезжай  быстрей,  -  закричала  дочь,  -  что  же  ты  ничего  про  суд  не  сказала,  мам!
Я   представила  сватью,  которая  навалится  на  меня  с  вопросами,  едва  я  переступлю  через  порог,  и  решила  чего-нибудь  съесть… Поправив  поясок  на  похудевшей  талии,  я  оглянулась  на  два  ларька  у  вокзала  -  «Пончики»  и  «Чебуреки».
«Как  же  классно  я  пекла  пончики  когда-то,  -  вспомнила  я.  -   Вот  она,  моя  ниша,  и  зачем  я  поехала  в  Москву?  Впрочем,  стоять  у  плиты  всю  жизнь  банально  и  грустно».  -  Секунд  двадцать  я  раздумывала  и  решительно  сделала  два  шага  к  раскрытым  дверям  пончиковой.
Из  двери  с  шумом  выбежали,  толкнув  меня,  три  подростка,  я  сделала  ещё  один  шаг  и  оказалась  внутри. 
Я  помню  эту  пончиковую  с  детства,  в  ней  постоянный  аншлаг.  Купив  стакан  сладкого  тёплого  кофе  и  пять  пончиков,  я  отошла  в  угол  и  с  аппетитом  поужинала.  Одноухий  вокзальный  кот  подошёл  и  потёрся  о  мою  ногу,  одновременно  засунув  голову  в  пакет  с  моими  вещами,  который  я  поставила  на  пол.  Я  не  стала  гнать  кота,  и  он  увязался  за  мной,  когда  я  выходила.
На  улице  пахло  августом  и  разливным  квасом.  Кот,  увидав  дворняжку,  с  шипеньем  испарился,  а  я  обернулась  на  зелёный  павильон,  из  которого  только  что  вышла.  В  окно  за  мной  наблюдал  маленький  мальчик,  уткнувшись  носом  в  стекло.  И  я  вернулась.
-  А  вам  стряпухи  не  требуются?  -  громко  спросила  я,  сунув  голову  в  подсобку.
Из-за  пончикового  аппарата  выглянула  сероглазая,  распаренная  от  жары  деваха  с  рыжими  кудрями  и  смерила  меня  насмешливым  взглядом.
-  Не-а,  -  хмыкнула  она,  показав  две  золотые  фиксы.  -  Знаешь  что,  в   «Чебуреки»  сходи,  у  них  подавальщицу  пьяный  клиент  избил,  в  больницу  загремела.   -  Деваха  вздохнула  и  отвернулась.  -  Мишка,  кончай  носом  стекло  выдавливать,  иди-ка  сюда,  -  позвала  она.
Пацан  покорно  отлепился  от  стекла,  а  я  вышла  из  «Пончиков»  и  быстро  направилась  к  «Чебурекам».   
-  Только  же  был  открыт,  чёрт!  -  с  минуту  возмущалась  я,  потрогав  висячий  замок.
В  дверях  ресторана  «Красный  рояль»  стоял  швейцар  с  пшеничными  усами  и  подмигивал,  я  пожала  плечами  и  отвернулась… Мимо  меня  тихо  проехал  новенький  джип  и  чуть  не  намотал  на  колёса  чёрного  шустрого  котёнка.  Из  джипа  вылез  толстяк  с  бугристым  лбом  и,  помахивая  барсеткой, направился  к  «Красному  роялю»...   
Внезапно  он  замер.  Мне  это  не  понравилось,  и  я,  не  раздумывая,  припустила  к  «маршруткам».
-  Давно  откинулась-то?  -  дыхнул  мне  в  лицо  тёплым  пивным  перегаром  толстяк,  когда  я  думала,  что  убежала.
-  Вы  мне?!  -  возмутилась  я.  -  Вообще-то  сегодня,  а  что?
  Толстяк  смерил  меня  взглядом  и  огляделся.
-  Могу  посодействовать,  -  по-свойски  хмыкнул  он.  -  У  нас  в  городе  без  протекции  влиятельного  дяди  никуда,  имей  в  виду!
Я  кивнула,  пробормотав:
-  Спасибо.
-  За  что  сидела?  -  толстяк  внезапно  приобнял  меня  и  повёл  к  джипу.
-  За  убийство…  С  особым  цинизмом!  -  Изумлённая  таким  напором,  я  тормозила  ногами,  но  шпильки  мешали,  и  я  чуть  не  бежала,  чтобы  не  упасть.
«Бывают  же  такие  мерзкие  мужланы…»  -  думала  я.
-  Тебя  как  зовут-то?  -  Толстяк  дотащил  меня  до  машины  и  закурил.  Затем  достал  ещё  одну  сигарету  и  сунул  мне  в  рот.  -  Кури.  Выпить  хочешь?
-  Светлана  Михайловна.  -  И  я  от  неожиданности  прикурила  от  поднесённой  мне  прямо  к  носу  зажигалки.
-  Светка,  значит?  -  Толстяк  с  интересом  глянул  на  мои  босоножки,  а  свободной  рукой  быстро  открыл  дверь  автомобиля.  -  А  ну,  садись-ка,  -  и  уже  через  пару  секунд  я  сидела  в  душном  джипе  и  ловила  ртом  воздух,  а  толстяк,  заблокировав  дверь,  расстёгивал  ремень  на  брюках.
-  Подожди!  -  испугалась  я.  -  Я  даже  имени  твоего  не  знаю…
-  А  зачем  тебе  имя,  на  вот,  -  толстяк  наконец  справился  с  ремнём.  -  Потрогай  сперва…
-  Мама!  -  крикнул  кто-то  сбоку,  и  я,  вздрогнув,  обернулась.
У  джипа  стояла  моя  дочь  Даша,  возбуждённо  жестикулируя,  а  сзади  переминался  с  ноги  на  ногу  зять  Сашка.   У  толстяка  глаза  превратились  в  две  щели,  когда  он  дважды  не  попал  кулаком  на  рычаг  блокировки.
-  О  работе  договаривалась,  ничего  такого,  -  предвосхищая  все  вопросы,  бормотала  я,  быстро  выскакивая  из  джипа.  -  Не  знаешь,  кто  это,  Даш?  Я  даже  познакомиться  не  успела.
-  Какая  работа  сегодня,  мам,  ну  ты  даёшь... А  он  нормальный,  вообще-то  вдовец  по  фамилии  Сулейменов.  -  Дашка  покосилась  на  джип,  который  отъехал  к  краю  площади.  -  Все  чебуречные  в  городе  его…  Ну,  ты  даёшь,  мам,  -  внезапно  захохотала  моя  непосредственная  дочь,  бросившись  мне  на  шею. 
-  А  много  чебуречных  в  Дракино?  -  поинтересовалась  я,  пока  мы  шли  к  маршрутке.
-  Две,  кажется,  -  посчитала  в  уме  Дашка.
Зять  откашлялся  и  заметил:
-  Богатый  жених,  любит  полных  женщин.
-  А  что?  Полные  женщины  сексуальны,  -  кивнула  моя  субтильная  дочь.  –  Я  давно  говорю  маме,  а  она  не  верит.
Я  не  стала  её  разубеждать,  решив  держаться  от  толстяка  Сулейменова  подальше.
«Значит,  без  его  протекции  не  устроишься  даже  чебуреками  людей  травить?  Вот  так,  вернулась,  называется,  в  свой  город…»
Мы  сели  в  маршрутку,  и  меня  разобрал  смех,  который,  правда,  закончился  на  ближайшем  ухабе  прикушенным  до  крови  языком.


                Дом  у  реки 


Сегодня  я  откопала  мешок  со  старыми  куклами  на  чердаке…  Притащив  их  в  комнату,  я  с  наслаждением  целый  час  разглядывала  чужих  Маш  и  Наташ  в  розовых  платьишках,  а  потом  усадила  их  рядком  на  подоконник.  Но  бестолковые  целлулоидные  лица  всего  через  пару  часов  стали  выводить  меня  из  себя  и,  смахнув  их  обратно  в  мешок,  я  отбуксировала  кукол  в  самый  дальний  угол  душного  маленького  чердака. 
Вторую  неделю  я  обживала  свой  дарёный  дом,  и  в  первый  же  день  обнаружила,  что  он  заполнен  мышами  также,  как  Дальний  Восток  заполнен  китайцами.  Мыши  бегали  не  только  по  полу,  но  даже  по  потолку,  падая  оттуда  аккурат  мне  на  голову...  Неулыбчивый  кот  Бармалей,  которого  я  одолжила  в  городе  у  подруги,  сгинул  через  сутки,  и  я  купила  мышиную  отраву,  не  сомневаясь,  что  кота  съели  мыши.  Намазав  яд  на  свежий  белый  хлеб,  как  селёдочное  масло,  по  совету  продавца  отрав,  я  закрыла  на  целые  сутки  дом  и  ушла… Когда  следующим  днём  я,  облачившись  в  халат  и  надев  перчатки,  открыла  дверь,  то  среди  подыхающих   мышей,  с  ужасом  обнаружила  лежащего  навзничь  кота,  который  вернулся  в  моё  отсутствие  и  пообедал  полудохлыми  мышами.
-  Жуткий  какой  дом.  -  Уложив  едва  живого  кота  в  сумку,  я  побежала  к  знакомому  ветеринару  на  другой  конец  города,  но  не  успела,  -  кот  издох  по  дороге.
И  пока  я  копала  ему  могилу  в  овраге  неподалёку,  то  дважды  наткнулась  на  кости  каких-то  крупных  млекопитающих,  покрытые  личинками  червями.
-  Какой  ужасный  дом,  и  овраг,  и  жизнь!  -  на  потеху  выжившим  мышам  раздавались  мои  стенанья  ещё  три  дня,  пока  я  собирала  в  целлофановые  мешочки  трупики  сдохших  грызунов.
Утилизировав  последнего  мышонка,  я  дважды  вымыла  пол  речной  водой  с  хлоркой,  и  жизнь  стала  потихоньку  налаживаться…Беспокоила  лишь  некоторая  удалённость  моего  жилища  от  города.  Хоть  ивы  удачно  скрывали  его  от  посторонних  глаз,  но  всё  же,  первые  ночёвки  были  жуткими,  я  большею  частью  продавала  дрожжи  под  одеялом,  потому  что  боялась  спать.
-  Здесь  точно  кого-нибудь  убили,  -  бормотала  я,  едва  в  окошке 
проступала  утренняя  голубизна.   
Дом  хлопал  закрытой  на  засов  дверью,  скрипел  потолочиной,  и  кто-то  разглядывал  меня  с  улицы  и  лез  в  окно,  чтобы  придушить,  -  вот  мои  сны…  Вдобавок  мыши  пусть  не  так  беспардонно,  как  в  первую  ночь,  но  всё  же  скреблись  в  подполе  и  даже  пару  раз  устраивали  шумные  драки,  видимо,  набираясь  сил,  чтобы  устроить  на  меня  большую  облаву… Неожиданно  я  вспомнила  про  кошку  Клеопатру,  которая  осталась  одна-одинёшенька  в  центре  Москвы  на  Плющихе  и  по  идее  могла  бы  чуть-чуть  скрасить  моё  одиночество.  К  тому  же  мне  надо  было  забрать  чемодан  с  вещами,  оставшийся  в  моём  бывшем  офисе.


Утром,  когда  я  собиралась  в  Москву  ко  мне  забежала  дочка.  Я  уже  надевала  туфли,  но,  заметив,  с  каким  непосредственным  интересом  зять  смотрит  на  пирог  с  черникой  и  ищет  глазами  чайник,  поняла,  что  придётся  задержаться.
-  Мам,  смотри,  что  я  нашла,  -  деловито  перечисляла  дочка,  разворачивая  местную  газету  «Дракинский  комсомолец».  -  «В  секс-шоп  на  площади  Ленина  требуется  продавец  фаллоимитаторов,  хорошие  перспективы.  Работа  в  центре  города.  Интеллигентные  клиенты».  Ну,  что,  пойдёшь?  Это,  всё-таки,  не  рынок  с хачиками,  мам… 
-  А  что  за  перспективы?  -  поинтересовалась  я,  наливая  чай.  -  Старший  продавец  отдела  надувных  кукол,  что  ли?
Дочка  пожала  плечами,  продолжая  читать  газету.
-  А  помнишь  тётю  Флору?  Она  предлагала  мне  гранитными  надгробьями  торговать,  -  вспомнила  я.
-  Только  не  надгробьями,  мамуль,  -  дочка  закашлялась  и  возмущённо  ткнула  в  бок  мужа.  -  Последнее  даже  вор  не  возьмёт,  весь  пирог  слопал!
Зять  Сашка  поперхнулся.
-  Да  ладно  ты,  -  рассердилась  я.  -  Ешь  на  здоровье,  Саш.
-  Вот,  ещё  в  зоомагазин  «Тритоны  и  хомяки»  заведующая  требуется,  -  вздохнула  дочь.  -  Не  хочешь  туда?
Зять  вышел  покурить,  а  я  начала  переодеваться.
-  Вообще-то,  я  люблю  живность,  -  бормотала  я,  натягивая  сарафан,  но  внезапно  вспомнила  про  мышей.  -  Как  же  мне  тут  надоело,  Даш... Жить  одной  в  квартире  намного  легче,  чем  в  доме!
Свежий  речной  воздух,  сладкий,  как  кокаин,  ворвался  в  лёгкие,  пока  мы  шли  к  дороге.  Я  оглянулась  на  свой  дом,  но  увидела  только  фрагмент  ржавой скошенной  крыши.  «Тишина  и  спокойствие  вместе  с  уединённостью,  увы,  не  моя  мечта.  Меня  всё  ещё  гложет  тоска  по  счастью,  эта  тоска  порой  доводит  людей  до  самоубийства…»  -  внезапно  подумала  я. 
-  Может,  у  нас  поживёшь,  -  пока  мы  поднимались  по  откосу,  предложила  дочка.  -  Страшно  ночевать  одной?  Чего  б  ты  хотела,  мам?
-  Чего  бы  хотела?  -  разглядывая  потрескавшийся  асфальт  под  ногами,  повторила  я.  -  Работу,  где  много  людей.  Много  зарабатывать  и  уставать,  чтобы  сразу  засыпать.  А  больше  ничего.
-  Уставать  не  советую,  у  вокзала  есть  поношенный  магазин  «Фасончик»,  слыхал,  что  там  требуется  продавец,  -  сообщил  зять.
И  я  вдруг  вспомнила  маленькую  лавку  всяческого  старья  между  трактиром  «Дым  коромыслом»  и  стриптиз-баром  «Только  для  мужчин».
-  Супергут… Место  людное,  всегда  буду  с  выручкой!  -  обрадовалась  я.
-  А  давайте  зайдём  и  спросим  прямо  сейчас?  -  предложила  дочка.  -  Всё  лучше,  чем  надгробиями  торговать,  мам!
И  опоздав  ещё  на  одну  московскую  электричку,  мы  пошли  договариваться  о  месте  продавщицы  секонд-хенда.
В  переходе  у  вокзала  разбитные  тётки  торговали  китайскими  Дедами  Морозами.  И  я  неожиданно  поняла  -  мой  город  пахнет  новогодними  игрушками  всегда,  даже  в  августе!
Что  это  с  ним?


                Москва


О  чём  думают  кошки,  когда  смотрят  на  нас  из  кустов,  я  так  и  не  поняла,  потому  что  Клеопатра  упрямо  отводила  взгляд  и  шипела,  когда  я  бежала  за  ней  от  самого  подъезда…
-  Пойдёшь  со  мной?  -  дважды  спросила  я,  но  Клео  вырвалась,  предварительно  цапнув  меня  зубами  за  большой  палец.
Возможно,  до  неё  дошли  слухи  о  печальной  участи  кота  Бармалея,  который  сожрал  отравленную  мышь  и  был  похоронен  в  овраге? 
-  Я  больше  не  буду  травить  мышей  мышьяком!  -  твердила  я  как  молитву,  заглядывая  в  кусты,  но  кошка,  игнорируя  мои  дипломатические  заверения,  шипела  и  грозила  лапой  из  кустов. 
            И  я  оглянулась  на  пыльные  окна  квартиры,  в  которой  недавно  жила.  Похоже,  она  была  пуста… Не  скрою,  с  той  самой  минуты,  как  я  приехала  в  Москву,  меня  со  страшной  силой  тянуло  именно  сюда.  «Вот  ведь,  -  думала  я,  сидя  на  лавке  у  подъезда,  -  жили  две  знаменитые  в  прошлом  веке  бабули,  вели  тишайшую  жизнь  парочки  регулярно  пьющих  мегер  и  абсолютно  никого  не  волновали… Получали  раз  в  месяц  по  пенсии  и  имели  хобби  -  разводили  бегонии  в  горшках.  И  жили  бы  ещё  лет  двадцать,  если  б  не  свалившееся  на  их  головы  наследство  из  Италии!» 
 Я  огляделась  и  встала  -  ни  кошки,  ни  соседей  за  час  сидения  у  дома  я  так  и  не  увидела,  пора  было  забирать  чемодан  и  ехать  домой. 
У  перекрёстка  я  неожиданно  столкнулась  с  участковым  Берёзовым. 
-  Подождите,  это  вы?  Похудели…Я  вас  по  серебряным  босоножкам  узнал! 
Мы  тепло  поздоровались,  как  давние  знакомые.
-  Вам  мой  чемодан  никто  не  сдавал  как  утерянную  вещь?  -  со  странной  надеждой  спросила  я.
-  А  что  в  нём?  -  хмыкнул  участковый.  -  Хотите,  угадаю  -  золотые  босоножки!
-  В  том  числе,  -  уныло  пробормотала  я.  -  Знаете,  Оскар,  я  хочу  сходить  на  могилу  Эвридики  и  Марианны.  Они  ведь  на  Ваганьковском  похоронены?
-  Только  время  зря  потеряете,  -  пожал  плечами  Берёзовый.  -  Не  советую  туда  ходить.
-  По-вашему,  все,  кто  ходит  на  кладбище,  теряют  время?  -  возмутилась  я. 
- Теряют,  да,  -  передразнил  меня  Берёзовый,  и  я  вдруг  заметила,  как  он  осунулся.  -  Хоть  я  и  не  обязан  вам  говорить,  но  выловленные  из  Москвы-реки  дамы,  по  результатам  анализа  ДНК,  вовсе  не  родственницы  итальянской  виконтессы,  и  не  далее  как  вчера  принято  решение  об  эксгумации  урн  из  захоронения  Хвалынских.
    От  неожиданности  я  закашлялась…
                -  Получается,  что  я  не  ошиблась,  когда  не  узнала  их  на  фотографии? 
И  возможно,  они  живы?
    Берёзовый  кивнул.
   -  Хороший  у  вас  был  адвокат,  -  напоследок  сказал  мне  участковый.
   На  перекрёстке  ожесточённо  клаксонили  машины.
 «От  упитанного  участкового  за  месяц  осталась  ровно  половина… Хорошая  работа  для  пузанов,  что  ни  говори,  сразу  постройнеешь!»  -  думала  я,  сворачивая  к  ресторану «Ганнибал».


Я  не  забыла,  что  в  тот  день,  когда  меня  арестовали,  скомканный  флаг  с  вышитым  словом  «МАГИЯ»  валялся  на  полу,  сейчас  он  развевался  над  правым  окном  моего  бывшего  офиса.
«Кто  ж  повесил  его?»  -  Запрокинув  голову,  я  с  минуту  разглядывала  пыльный  кусочек  белого  шёлка  и  очень  обрадовалась,  когда  из  окна  бухгалтерии  высунулся  и  помахал  мне  рукой  Бениамин  Маркович.  Однако,  присмотревшись,  я  поняла,  что  занавеска  шевелится  от  ветра… И  мопеда  Баблосова  у  ресторана  не  было.
«Есть  мужчины  -  шейный  платок,  есть  -  костюм  без  галстука,  бывают  мужчины  -  стоптанные  кеды  от  Гуччи,  а  Бениамин  Маркович  Баблосов  ассоциируется  в  моей  голове  как  уморительный  мужчина-мопед».
 

Измазанные  краской  поручни,  знакомая  дверь,  слегка  пригорелая  внизу… На  ум  пришла  сущая  чушь  -  в  кабинете  сидит  мой   клон… Мой  двойник-близнец…  Моя  тень  из  плоти  и  крови…  И  если  я  сейчас  войду  и  заговорю  с  ним,  то  он  останется,  а  я  исчезну!
Я  всё-таки  тихо  постучалась,  и  похожий  на  филина  мужчина  мгновенно  высунулся  из  двери  моего  бывшего  офиса.  Знаете,  я  очень  не  люблю  такую  придирчивость  в  глазах,  но  вместе  с  плешью,  ушами  и  опереточными  бакенбардами,  которые  парили  над  его  головой,  как  сизый  дым  над  шашлыком,  общий  вид  «филина»  был  не  так  уж  плох!  Не  так,  чтобы…
-  Я  работала  тут  пару  месяцев  до  вас,  вот,  пришла  за  своим  чемоданом.  А  вы  кто,  если  не  секрет?
-  Никакого  секрета,  -  кивнул  владелец  плеши  и  бакенбард.  -  Наслышан  о  вашей  деятельности,  а  вы  из  города  Дракино  значит?  А  ваши  документики  можно  посмотреть?  -  протянул  он  руку.
-  Конечно.  -  Я  вытащила  свой  потрёпанный  паспорт.  -  Я  из  маленького  городишки  с  безработными  жителями,  которые  слова  лишнего  никому  не  скажут.
-  Ага,  не  замужем… А  я  колдую  тут  вместо  вас,  -  бормотал  «филин»,  листая  мой  паспорт  страничку  за  страничкой.  -    Будем  знакомы,  ведьмак  Гуськов. 
-  Ведьмак?  -  осторожно  переспросила  я,  пожав  неприятно  влажную  руку  коллеги.
-  Ведьмак,  -  Гуськов  кивнул.  -  Вы  заходите,  присаживайтесь.  Я  ваш  флаг  магический  повесил  за  окном,  вы  не  против?  Он  вам  всё  равно  теперь  не  нужен,  или  я  ошибаюсь?
-  Известный  бренд,  -  рассмеялась  я.
-  Ну,  как  вы  могли  такое  подумать?  -  обиженно  фыркнул  мой  преемник.  –  Не  в  известности  дело.
Я  огляделась,  в  офисе  за  время  моего  отсутствия  прибавилось  изъеденное  древоточцем  бюро,  гардероб  и  садовая  скамейка,  а  из  углов  несло  каким-то  жутким  запустением,  словно  я  попала  в  старый  подвал.  И  ещё  везде  стояли  подсвечники  с  оплывшими  чёрными  свечами…
–  Не  бренд,  а  просто  наколдованное  место.  -  Ведьмак  дружелюбно  заулыбался,  чем  поверг  меня  в  шок,  потому  что  зубов  у  него  во  рту  я  почти  не  увидела.  -  А  все  ваши  клиенты  перешли  ко  мне.  Кстати,  многие  интересуются,  куда  вы  пропали.  Угадайте,  что  я  им  говорю?  Я  говорю  им,  что  вы  вышли  замуж  за  миллионера  и  живёте  на  Канарах.  Ничего,  а?
-  Конечно,  -  кивнула  я.  -  Париж  с  Лондоном  тоже  подойдут!
-  К  зиме  на  «Феррари»  заработаю,  -  улыбнувшись  в  бакенбарды,  подмигнул  мне  ведьмак.
«Если  ты  на  «Феррари»,  значит,  сумел  вытянуть  у  жизни  свою  козырную  карту!»  -  вспомнила  я  любимую  цитату  моего  зятя.
-  А  вы  ничего  не  путаете  про  «Феррари»?  -  подчёркнуто  спокойно  осведомилась  я.
-  А  чему  вы  удивились?  -  Гуськов  прислушался  и  быстро  оглядел  углы.  -  Я  чёрный  маг  и  за  гроши  не  колдую.
-  Ну  а  мой  чемодан?  -  напомнила  я,  наблюдая,  как  ведьмак  Гуськов  залез  под  стол  и  вытащил  оттуда  бутылку  водки  и  коктейльный  стакан.
-  Чемодан?  -  ведьмак  задумчиво  полоскал  водкой  рот.  -  Зубы  болят,  -  пожаловался  он,  смерив  меня  грустным  взглядом.  -  Ах  да,  был  здесь  такой  в  клетку  баул…
-  И  где  он?  -  Я  нагнулась  и  заглянула  под  стол,  обнаружив  там  три  пустые  бутылки  из-под  водки. 
-  Так  его  забрал  хромой  бухгалтер  с  первого  этажа.  -  Ведьмак  побарабанил  по  столу  пальцами  и  раздражённо  добавил:  -  Кстати,  я  не  хотел  отдавать,  а  он  его  схватил  и  унёс.
-  Бениамин  Маркович?  -  удивилась  я.
-  Наверное.  -  Гуськов  снова  налил  водки  и  подмигнул. -  Ну  что,  не  надо  было  отдавать  ему  твои  кружевные  трусы  в  количестве  пяти  штук?  Я  не  хотел.
-  Скажете  тоже.  -  Я  ойкнула  и  вскочила.
-  Подожди,  -  внезапно  окликнул  меня  ведьмак  Гуськов. 
            Я  обернулась.  Ведьмак  молча,  исподлобья  глядел  на  меня,  и  это  мне  не  понравилось.
-  А  вас  старичок  никакой  не  беспокоил?  -  взявшись  за  ручку  двери,  спросила  я.
-  «В  Париже  ночь,  в  Нью-Йорке  вечер?»  -  пропел  ведьмак… 
-  Точно,  -  и  не  отходя  от  двери,  я  рассказала  про  исчезновение  рук  и  ног,  случившееся  у  меня  в  этом  же  помещении  пару  месяцев  назад.
-  Для  тебя  же  достаточно  баллончика  с  нервно-паралитическим  газом,  а  ты  про  голоса  и  коросту  на  руках,  -  ведьмак  презрительно  фыркнул  и  подмигнул.  -  К  врачу  обращаться  не  пробовала?  Ну  да,  прилетал  тут  пару  раз  какой-то  малахольный  дед… 
-  Клянусь  вашим  здоровьем,  и  короста  на  руках,  и  исчезновение  -  всё 
чистая  правда,  -  обиделась  я  на  его  недоверие.
-  Лучше  своим  здоровьем  клянись,  -  пробормотал  в  ответ  ведьмак.  -  А 
ты  юмористка,  -  внезапно  зашёлся  он  смехом.   -  Ты  его  не  бойся,  я  ему  ноги  повыдергал.  -  Ведьмак  закончил  хихикать  и  предложил:  -  Пойдём,  что  покажу?  Ну,  иди,  иди  сюда…
-  Можно,  я  не  буду  смотреть?  -  спросила  я,  с  ужасом  глядя,  как  Гуськов  снимает  брюки.
Ведьмак  вздохнул  и  начал  надевать  уже  снятые  было  брюки.
-  Много  теряешь,  -  хмыкнул  он.  – Ты  гадала  себе  когда-нибудь? 
Я  покачала  головой.
-  А  я  тут  нагадал  себе  смерть,  -  немного  разочарованно  произнёс  ведьмак.
  -  Не  верьте  -  смерть  пустяки,  -  сочла  нужным  сказать  я.  -  Ну,  я  пойду? 
Гуськов,  растирая  ладонями  щёки,  кивнул.
-  Хорошо.


Всё  ещё  не  веря,  я  подёргала  дверь,  но  она  была  закрыта. 
-   Нет,  я  же  видела  приоткрытое  окно  с  улицы.  -  По  инерции  продолжая  стучать,  я  крикнула:  -  Бень,  это  Света,  открой,  а?
 -  А  Бениамин  Маркович  уволился,  -  произнёс  кто-то  сзади.  -  Давайте-ка,  я  открою,  вот  так!  -  Изящная  рука  вставила  в  замок  ключ,  и  дверь  открылась.  -  Просто  жопа,  сколько  работы  этот  ваш  Беня  мне  оставил!  -  В  кабинет  вошла  юная  девушка  с  копной  чёрных  волос и  рассерженно  топнула  ногой.  -  Заходите,  если  хотите.  Только  не  стойте  в  дверях,  женщина!
-  Что  значит,  оставил?  -  Я  вошла  в  кабинет  Баблосова  и  огляделась.  -  Сам-то  он  где?
Девушка  покосилась  на  допотопный  компьютер,  потом  на  меня  и  повторила:
-  Скоропостижно  уволился  ваш  Бениамин  Маркович! 
-  Скажите,  а  он  ничего  не  оставлял?  -  заглядывая  под  стол  в  поисках  своего  чемодана,  возмутилась  я.  -  Записки  или  на  худой  конец  на  словах  что-нибудь… Мурзюковой  Светлане  Михайловне,  то  есть  мне.
-  Мурзюковой  -  нет,  -  девушка  оценивающе  взглянула  на  меня.  -  Знаете,  а  вы  не  первая  женщина,  которая  его  ищет… И  не  вторая  даже!  -  сверкая  глазами,  саркастически  улыбнулась  она.  -  Вы  третья  за  неделю,  вот  так…
-  Не  поверите,  но  мне  абсолютно  всё  равно,  какая  я  за  неделю!  -  проворчала  я.  -  Понимаете,  он  взял  на  хранение  мой  чемодан  и… уволился! 
Девушка  хмыкнула.
-  Вот  уж  чемодана  здесь  точно  не  было,  я  убиралась  в  пятницу  и  выгребла  из  шкафа  уйму  хлама,  в  том  числе  упаковку  презервативов  со  вкусом  клубники,  так  что  чемодан  я  заметила  бы… А  хотите,  я  вам  адрес  Баблосова  дам?  -  неожиданно  предложила  она.
Я  кивнула.
-  Я  и  тем  двоим  тоже  его  дала,  -  зачем-то  сообщила  добрая  бухгалтерша,  пока  писала  на  клочке  бумаги  адрес  скромняги  Бениамина  Марковича  Баблосова.


-  С  чемоданом  моим  пропал.  Ага,  вот  уж,  нашёл,  с  чем  пропадать.  Будь  ты  неладен!  -  ворчала  я,  пока  ехала  в  Бутово. 
В  центре,  куда  ни  глянь,  стояли  припаркованные  к  офисам  новенькие  «Эволюшены»,  «Спайдеры»,  «Эклипсы»,  а  в  Бутове  я  почти  сразу  забрела  на  какую-то  помойку… Да  ещё  хлынул  дождь,  хотя  на  Плющихе,  откуда  я  приехала,  было  жарко  и  солнечно.  Дом  Баблосова  я  нашла  быстро,  но  вот  с  подъездом  ошиблась.
Перепрыгивая  через  битое  стекло  и  лужи,  я  наконец  подошла  к  первому  подъезду… Задумчивый  пьяница  под  дверным  козырьком  поднял  на  меня  небесно-голубые  глаза  и  попросил  сто  рублей…  Я,  не  раздумывая  ни  секунды,  вытащила  кошелёк.
-  Вы  случайно  не  знаете  Бениамина  Марковича  из  восемнадцатой  квартиры?  -  без  сожаления  расставшись  с  двумя  синими  купюрами,  спросила  я.   
-  Знаю,  -  алконавт  затряс  головой,  пряча  сотню  в  карман.  -  А  пойдём,  я  тебе  покажу.  Моя  фамилия  Сусанин,  знаешь  такую?
Квартира  на  втором  этаже,  в  которую  мы  забрели,  представляла  собой  склад  подержанной  мебели,  мусора  и  стеклотары… На  кухне  вопил  телевизор,  рядом  сидела  баба  в  халате  и  красила  ногти  на  правой  ноге,  аккуратно  положив  её  на  стол.  Стол  дрожал.
Алкаш,  тыкая  пальцем  в  мою  сторону,  прыснул:
-  Знакомься,  Лидка,  это  Бенькина  шмара,  хе-хе!
Баба  лениво  мазнула  по  мне  взглядом. 
-  Некогда  мне,  пошли,  -  вдруг  разозлился  алкаш  и  подтолкнул  меня  к 
двери.
-  Ни  еды,  ни  бухла,  ни  денег,  -  пока  шли  наверх,  жаловался  Сусанин.  -  Вот  его  берлога,  -  кивнул  он  на  рыжую  в  потёках  масляной  краски  дверь.  -  Только  Бенька  съехал  на  той  неделе  ещё,  козёл  безрогий,  -  мрачно  добавил  он.  -  Блин,  ща  б  сдохнуть!
Я  до  упора  нажала  чёрную  кнопку  звонка,  а  алкаш,  напевая  и  матерясь,  уже  спускался  вниз. 
-  Приехала,  поцеловала  дверь  и  ушла!  -  возвращаясь  по  тёплой  грязи  к  метро,  мрачно  ворчала  я.
Было  уже  четыре  часа  дня,  дождь  закончился.
      «Фантастически  подло  забирать  чужие  чемоданы!»  -  спускаясь  по  эскалатору,  думала  я  о  Баблосове.  Напоследок  я  решила  посидеть  где-нибудь  в  кафе,  ведь  в  Москву  теперь  долго  не  соберусь.  Ноги  сами  понесли  меня  обратно  на  Плющиху,  потому  что  именно  в  кофейне  на  углу  я  познакомилась  с  Бобром. 
Я  села  за  маленький  столик,  он  был  в  крошках  от  предыдущих  едоков,  но  меня  это  не  смутило,  я  вдруг  остро  ощутила,  что  хорошая  жизнь  прошла  мимо  меня…  Я  выбрала  коньяк,  большой  кусище  бекона  с  яичницей,  горячий  пирог  с  малиной  и  двойной  кофе.  И  пока  ждала  заказ,  просто  смотрела  по  сторонам,  незаметно  разглядывая  людей.
И  мне  стало  вдруг  хорошо  -  здесь  и  сейчас,  в  углу  тёплого  кафе…  Я  сняла  мокрые  босоножки,  и  ноги  мои  быстро  высохли,  а  коньяк  оказался  той  самой  горечи,  которая  греет  душу  и  не  пьянит.  «Бог  с  ним,  с  пропавшим  чемоданом.  Там  и  вещей-то  с  гулькин  нос!»  -  миролюбиво  думала  я,  заказывая  ещё  коньяку.
Тут  в  голове  у  меня  что-то  щёлкнуло,  потому  что  за  окном,  мне 
показалось,  я  увидела  знакомый  «Бентли»,  который  загораживала  какая-то  чрезвычайно  толстая  дама  с  бобиком  на  поводке.  В  машину  садился  Пётр  Мартынович  Чернов  с  какой-то  блондинкой,  отдалённо  похожей  на  ту,   которую  я  видела  в  этом  кафе  пару  месяцев  назад.   
Но  хоть  в  голове  у  меня  и  щёлкнуло  что-то  -  больше  ничего  не  произошло.  «Пётр  Мартынович  с  блондинкой,  ага… Ну  и  что,  ну  и  ладно,  а  мне-то  какое  дело?  Харизматик,  царь  породы,  брюки  в  клетку… Пошёл  к  чёрту!»


С  чем  сравнить  ушедшую  любовь,  скажите,  пожалуйста,  мне?  Она  воздушным  змеем  улетает  на  твоих  глазах,  и  нет  желания  её  поймать.  Унесёт  ли  её  ветер,  упадёт  ли  она  на  землю  -  всё  равно!
   

-  Ни  разу  не  помог,  ни  разочка.  -  Я  оглянулась  в  поисках  официантки  и,  заказав  третью  порцию  коньяку,  быстро  выпила  его,  расплатилась  и  вышла  на  улицу.
С  неба  лил  настырный  дождь.  Я  шла  к  метро  и  думала,  кто  же  всё-таки  нанял  мне  именитого  адвоката  и  вытащил  из  СИЗО?
Бобёр?!  Нет,  только  не  он…  Что  у  Петра  Мартыновича  за  душой,  кроме  «Бентли»  и  костюма  в  клетку?  Блондинка!


    Москва,  поздний  вечер,  утихающий  дождь… Так  захотелось  вдруг  остаться  в  ней,  а  не  ехать  в  свою  конурку  с  мышами  у  реки,  но  надо  было  уезжать.
Я  споткнулась,  подумав,  что  лучше  и  не  пытаться  больше  коньяком  притупить  свои  чувства… Рядом  бесшумно  остановился  тёмный  знакомый  автомобиль,  и  из  него  поманила  меня  пальчиком  мадам  Ингрид.
-  Раз  ты  больше  не  собираешься  заниматься  колдовством,  я  хочу  вернуть  свой  камень,  -  Магиня  протянула  руку,  -  так  заведено…
-  Конечно,  -  я  вытащила  тёплый  и  живой  кусок  гудрона  из  сумки.  -  Берите.  Какая  уж  тут  магия,  мне  б  остатки  костей  не  растерять!  Может  быть,  знаете,  какое  будущее  меня  ожидает,  мадам  Ингрид?
-  Света,  твоё  будущее  так  светло,  что  весело  приподнять  занавеску!  -   рассмеялась  Магиня  и  погрозила  мне  пальцем.
-  Да  вы  что!  А выйду  ли  я  замуж,  в таком случае?  -  изумлённо  пробормотала  я.  -  Или  так  и  проживу  одна.
-  Ну  почему  все  так  ходят  замуж?  -  проворчала  Магиня.  -  А  за  вдовца  с  десятью  птенцами  пойдёшь?  -  фыркнула  она,  и  тёмно-синий   «Порше»  стремительно  влился  в  движение  на перекрёстке.
«Только  вдовца  с  птенцами  мне  не  хватало,  к  халупе  в  придачу!»  -  думала  я,  пока  ехала  в  метро.
Мне  вдруг  стало  жаль  волшебного  камня,  я  ведь  так  ни  разу  и  не  воспользовалась  его  силой.  Я  бы  хотела  оставить  его  себе  на  долгую  память,  думала  я,  перебегая  вокзальную  площадь…  Меня  толкали  люди,  а  по  ноге  била  большая  бутылка  коньяка  «Камю»,  которую  я  купила  на  остатки  денег  в  круглосуточном  магазине  у  метро.
«Я  до  сих  пор  хожу  по  Москве  и  ищу  своё  счастье… Когда  уж  наконец  я   найду  его?»  -  запрыгивая  в  электричку,  думала  я.


На  город  спускалась  ночь,  когда  электричка  тронулась.  Напротив  меня  сидела  парочка  -  павлин  и  пава… Через  проход  играли  в  карты  молодые  мужики  в  темных  очках,  и  я  незаметно,  как  мне  казалось,  вытащила  бутылку  и  бумажный  стаканчик  -  просто  у  меня  болела  душа!


Я  пришла  в  себя,  лёжа  в  луже,  меня  насухо  облизывал  незнакомый  щенок  с  мохнатыми  ушами… Я  кое-как  поднялась  и  огляделась… И  как  же  я  обрадовалась,  когда  обнаружила  себя  у  реки,  совсем  неподалёку  от  дома!  Как  я  попала  в  лужу,  не  знаю  до  сих  пор… На  руке  у  меня  был  намотан  пакет,  в  нём  лежал  пустой  кошелёк  с  мелочью  и  ключи  от  халупы.
-  Быть  хозяйкой  жизни  не  получилось,  -  объяснила  я  щенку  заплетающимся  языком.  -  Ну,  пойдёшь  со  мной?  -  наклонилась  я  к  нему.
И  мы  побрели  к  дому  по  лужам,  щенок  бежал  впереди,  встряхивая  мокрыми  ушами  и  оглядываясь  на  меня,  а  я  хромала  следом  и  охала,  потому  что  где-то  посеяла  свои  серебряные  босоножки…
Оказывается,  выпасть  из  жизни  на  пять  часов,  и  обнаружить  себя  в  тёплой  луже  вблизи  от  дома  и  щенячьи  глаза  рядом  и  шершавый,  как  корчётка  щенячий  язык,  лижущий  твой  лоб  -  это  самое  сумасшедшее  счастье, испытанное  мной  за  сорок  лет.
-  У  меня  шикарно,  заходи  и  устраивайся,  как  дома!  -  Открывая  дверь,  я    минут  пять  приглашала  щенка  внутрь,  но  он  лёг  у  крыльца  и,  положив  морду  на  скрещенные  лапы,  закрыл  глаза.
-  Ну,  ладно-ладно,  не  хочешь,  я  не  настаиваю… Ты  заходи  иногда,  -  попросила  я  и,  наскоро  умывшись,  завалилась  спать,  забыв  закрыть  дверь...

 
                Чемодан


Уже  вторую  неделю  шёл  дождь…
Уже  вторую  неделю  мимо  меня  к  остановке  пробегал  мокрый  кот  с  поджатыми  ушами  и  садился  вместе  со  мной  в  маршрутку,  чтобы  доехать  до  вокзала  «зайцем».  Ни  на  меня,  ни  на  остальных  пассажиров  кот  внимания  не  обращал,  а  сразу  прятался  под  самым  дальним  сиденьем  и  выползал  оттуда,  когда  маршрутка  резко  тормозила  в  самом  конце  пути.
-  Палыч,  выручай,  -  попросила  я  начальника  вокзала,  когда  узнала,  что  он  раздаёт  котят  от  кошки  из  зала  ожидания.
-  Тебе  какого  оставить?  -  спросил  въедливый  Палыч.  –  Черного?  Или  в  дым?
-  Только  не  рыжего,  -  предупредила  я.  -  Рыжие  -  наглые. 
-  Откуда  знаешь?  У  тебя  оба  мужа  были  брюнеты,  -  проворчал  седой  Палыч.  -  Ладно,  будет  тебе  в  дым,  подрастёт,  и  недельки  через  две  забирай.  Только  сама  приходи,  а  то  я  забуду!


-  Устроилась?  Какая  умница… А  чего  не  захотела  ко  мне?  -  через  день  заходил  в  секонд-хенд  владелец  двух  чебуречных  Сулейменов. 
Брюки  у  него  топорщились,  а  потная  лысина  источала  мощный  запах  чебуреков.
-  По  личной  протекции,  -  подбирался  ко  мне  сбоку  Сулейменов.
Я  стремительно  выходила  на  улицу  под  дождь  и  устало  улыбалась  оттуда,  пока  назойливый  кавалер  не  покидал  место  моей  временной  дислокации.
Магазинчик  поношенных  вещей  жался  между  трактиром  «Дым  коромыслом»  и  стриптиз-баром  «Только  для  мужчин»,  но  оба  заведения  начинали  работать  ближе  к  вечеру,  поэтому  с  утра  в  секонд-хенде  было  немноголюдно.
Уже вторую неделю я торговала в нём с десяти  утра и до восьми вечера.  Старьё отличного бельгийского качества поступало в магазин в тюках на вес, и продавала я его тоже на вес – всего два доллара за килограмм отменных тряпок. Обслуживание, как в супермаркете, - в бумажный  пакет набираются вещи, потом их  ставят на весы, я пробиваю чек, получаю  деньги, и всё.
– Сплошное удовольствие, а не работа, - шутил мой зять.  -  Только  что-то  ни  души,  как  ни  зайду!
 «Сегодня утром вода уже стояла у крыльца… Надеюсь,  мой  дом  не  уплывёт?»  -  глядя  в  окно  на  пузырящиеся  лужи,  раздумывала  я,  пока  ехала  на  работу. 
-  Ну,  кто,  скажи,  попрётся  в  дождь  за  старьём?  -  ворчал  хозяин  секонд-хенда,  которому  я  сдавала  деньги  каждый  день  в  половине  восьмого.
Как  обычно,  к  вечеру  я  приканчивала  бутылку  коньяку  и  почти  ничего  не  ела… Оказывается, если  жить  одной  -  ничего  не  нужно.  Ни  ужина,  ни  завтрака,  только  если  немножко  выпить...
В темноте рукава курток начинают шевелиться, словно в них сохранились частички душ людей, когда-то носивших их… Глупейшие души удачливых бельгийских баб – тощих  и  толстушек. Очень потешны джинсы, принявшие форму когда-то носивших их задниц. Парашюты отдыхают…
Я  пью ещё и оттого, что с приходом вечера меня одолевает уныние, оно вламывается в магазин, как насильник - ведь мне надо возвращаться в ту жалкую конурку, которая отныне мой дом… В этот пустой клоповник у реки, я всё никак не привыкну, что теперь мой дом - конура. 
И  ещё  с  началом  дождей  пол,  кровать,  стол  -  всё  в  домике  представляло  одну  сплошную  лужу…


Закрыв  магазин  в  девятом  часу  я,  пошатываясь,  бреду  к  маршрутке,  которая  только  что  привезла  к  вокзалу  гурьбу  пожилых  баб  с  безнадежными  глазами.  Усевшись  первой  в  душную  кабину,  я  оглядываюсь… За  холодной  изморосью  дождя  я  вижу  чёрный  джип  Сулейменова.  Фары  не  горят,  значит,  чебуречник,  скорей  всего,  не  в  машине.
 

-  Я  могу  тебя  подвезти,  -  предложил  он  сегодня,  заглянув  в  секонд-хенд.  -   Ты  ведь  у  реки  живёшь?  Не  боишься?
-  А  чего  мне  бояться?
-  Ты  яхту-призрак  не  видела?  -  Сулейменов  посмотрел  на  меня,  как  на  дурочку.  -  Говорят,  на  реке  плавает  чья-то  яхта… Ну,  что  ты  улыбаешься,  не  веришь  мне,  да?  Эх,  бабы,  я  сам  не  видел,  но  слышал  от  двух  людей,  им  врать  ни  к  чему.
«Чего  он  придумает  ещё,  лишь  бы  подвезти  меня?  Только  с  ним  мне  будет  хуже,  чем  одной.  -  Я  покосилась  на  бугристый  лоб  вдовца.  Про  таких  недаром  говорят:  «Думает членом».
-  А  ты  пошутила,  что  двоих  убила?  -  поиграв  желваками,  спросил чебуречник.  -  Не  шути  так  больше,  тебе  не  идёт…
-  Разве  я  могу  убить?
-  Я  так  и  думал,  ты  же  добрая,  -  кивнул  Сулейменов.  -  Пригласишь  в  гости  сегодня?


Маршрутка  уже  трещала  по  швам,  когда  я  вспомнила,  что  совсем  упустила  из  памяти  поставить  магазин  на  сигнализацию,  и  побежала  обратно. 
Я  довольно  долго  возилась  с  замком  в  темноте  и,  когда  вошла  в  магазин,  первым  делом  бросилась  к  телефону,  но  не  успела,  потому  что,  во-первых,  меня  оглушила  тишина  магазинчика,  и  я  приняла  мгновенное  решение  переночевать  в  подсобке,  а  не  ехать  к  себе  в  промокший  и  холодный  дом.  Во-вторых,  кто-то  кашлянул  сзади  меня,  и  я  обернулась.
-  Не  может  быть,  -  бормотала  я,  устремляясь  к  позднему  покупателю.  -  Бень,  какими  судьбами,  да  ещё  в  дождь...  И  с  чемоданом!  Спасибо…
На  пороге  магазина  стоял  мокрый  улыбающийся  Бениамин  Маркович  Баблосов  и  держал  двумя  руками  мой  клетчатый  чемодан,  который  я  оставила  в  офисе,  когда  меня  арестовали.   
-  Женщина  с  грустными  глазами,  всё  хорошо?  -  обычным  голосом, 
немного  заикаясь,  поинтересовался  он.
-  Всё  замечательно,  хотя  последнее  время  я  совсем  не  думаю  о  жизни,  -  всхлипнула  я.  -  Понимаешь?
-  Света,  а  можно  я  приглашу  тебя  в  ресторан?  -  перебил  меня  Баблосов.
-  Прямо  сейчас?  -  уточнила  я.
 

В  привокзальном  ресторанчике  «Красный  рояль»  из-за  дождя  было  малолюдно,  и  мы  выбрали  самый  укромный  уголок  за  кадкой  с  фикусом…  В  углу,  как  в  хорошем  кино,  горел  камин.
   -  Ни  хрена  не  покупают  в  дождь,  а  я  ведь  за  проценты  работаю,  Бень,  -  жаловалась  я. 
-  Ты  же  собиралась  в  посудомойки,  или  я  что-то  забыл?  -  Бениамин 
Маркович  надел  очки,  раскрыл  меню  и  покосился  на  меня.  -  Замуж  ещё  не  вышла?
   -  У  меня  более  честолюбивые  планы,  -  покачала  я  головой.
-  Неужели  у  меня  нет  даже  шанса,  Света?  -  внезапно  тихо  спросил 
Баблосов.
Я  вздрогнула  и  огляделась.
-  Шанс  всегда  есть,  -  нарисовав  в  воздухе  запятую,  подмигнула  я.  - 
Спасибо,  что  привёз  мой  чемодан,  как  ты  меня  нашёл-то?
-  Сам  не  пойму,  -  буркнул  Бениамин  Маркович. 
Я  с  минуту  слушала,  что  заказывает  Баблосов,  потом  встала  и,  извинившись,  что  мне  надо  попудрить  носик,  пошла  в  туалет.


-  Света,  извини,  что  долго  вёз  твои  вещи… Дело,  сама  понимаешь,  не  в  них.  Нам  надо  с  тобой  поговорить.  -  Баблосов  отложил  вилку  и,  наливая  виски,  спросил:  -  У  тебя  кто-нибудь  есть?
-  Мы  плотву  не  ловим,  -  ковыряясь  в  крабовом  салате  десертной 
ложкой,  вдохнула  я.  -  А  вообще,  кроме  дочки  и  внучки  никого  у  меня  нету...  В  гости  к  себе  не  приглашаю,  у  меня  такая  халупа,  без  слёз  не  взглянешь.  С  крыши,  Бень,  течёт  прямо  на  кровать. 
   Баблосов  замер  с  салатным  листом  в  зубах.
   -  Как  же  ты  спишь?  -  осторожно  спросил  он.  -  С  тазом  на  голове?  А  можно  я  тебе  предложу  кое-что?
   Я  молча  набивала  рот  салатом  и  качала  головой.  Решительно  качала  и  вздыхала. 
-  Конечно,  я  невысок,  -  внезапно  сказал  Баблосов,  и  я  вдруг 
скумекала,  что  Бениамин  Маркович  собирается  говорить  не  о  работе…
«Нет,  не  может  быть!  Надо  его  остановить,  пока  не  поздно»,  -  подумала  я.   
-  Дело  не  в  росте,  -  даже  не  прожевав  салат,  горячо  ответила  я.  -  Я 
тоже  не  каланча.  И  помнишь  Бобра,  с  которым  я  встречалась  в  июне?  Так  он  тоже  был  от  горшка  два  вершка!
-  Видел  я  этого  Бобра, он  кажется  самовлюблённым  типом…  - 
  поморщился  Баблосов.
   -  Знаешь,  а  мне  нравятся  самовлюблённые  типы… Они  просто  любят  себя,  и  всё.  Спасибо,  Бень,  было  очень  вкусно,  -  поблагодарила  я  и  отодвинула  тарелку.
-  Удовольствие  не  только  в  еде,  -  улыбнулся  Баблосов,  окидывая    взглядом  ресторанный  зал.  -  Да,  я  смешной  и  невзрачный,  вдобавок  хромой  и  в  ботинках  с  супинаторами,  -  вздохнул  он,  и  было  заметно,  что  он  сконфужен.  -  Я  незавидный  тип,  Света?
-  Я  очень  недалёкая  по  части  мужчин,  -  призналась  я  и  добавила:  - 
Ты  извини  меня,  пожалуйста,  Бень. 
-  Нет,  ты  очень  далёкая,  Свет,  -  захмелевшие  четыре  глаза  Бениамина  Марковича  внимательно  смотрели  на  меня,  и  я  внезапно  поняла,  что  у  меня  просто  двоится  в  глазах  от  виски.  -  Скорей  это  я  недалёкий  тип… Ведь  мужчины  любят,  когда  другие  страдают,  а  я  хочу  помочь  тебе.
Мне  вдруг  почудилось,  что  я  вижу  у  барной  стойки  Сулейменова.
-  Ты  наивная  и  добрая,  а  я  старый  пройдоха,  -  зажмурившись,  очень  проникновенно  сказал  Бениамин  Маркович  и  плеснул  виски  в  стаканы  себе  и  мне.  -  Люди  соединяются,  потому  что  не  могут  быть  одни…  Что  ты  на  это  скажешь,  Света?
Я  смотрела  на  свои  руки  и  молчала,  мне  больше  не  хотелось  пить…
   -  Ты  любила  когда-нибудь,  зая?  -  внезапно,  без  предупреждения,  спросил  Бениамин  Маркович.
-  А  что?  -  Я  участливо  взглянула  на  Баблосова,  сидящего  напротив  и  медленно  поедающего  из  тарелочки  салат  «Цезарь».
Бениамин  Маркович  чем-то  смахивал  на  грибника  в  брезентовых  штанах  и  такой  же  куртке  и  выглядел,  как  всегда,  чуть-чуть  не  в  теме.  И  тут  я  начала  кашлять,  у  меня  просто  возник  «кашельный»  приступ,  и  все  три  посетителя  ресторана  досадливо  обернулись  на  меня.
-  Бень,  -  наконец  прокашлялась я.  -  Мне  достался  домик  у  реки  за  квартиру,  которую  сожгли… Но  его,  похоже,  затопит,  если  дождь  не  закончится… Ну,  какая  тут  любовь,  а?  -  тихо  возмутилась  я  и  добавила:  -  Знаешь,  когда  люди  соединяются,  получается,  совсем  не  то,  что  они  ждут,  ты  не  замечал?
- Света,  очень  важно,  кто  рядом  с  тобой.  -  Баблосов  бережно  положил  свою  тяжёлую  ладошку  на  мою  дрожащую  руку, слегка  прижав  её  к  столу. - Можно  прожить  жизнь,  но  так  и  не  узнать,  что  такое  счастье.  Я  бы  хотел  быть  с  тобой,  Света,  -  тихо  добавил  он,  заглянув  мне  в  глаза. 
Какой-то  чёрт,  не  иначе,  быстро  «прокрутил»  в  моей  голове  цветной диафильм:  квартирка  где-то  в  Химках,  продавленный  пыльный  диван  у  правой  стены  и  я,  забитая  жизнью  клуша  на  нём,  лежу  и  плюю  в  потолок…  И,  не  раздумывая  ни  секунды,  я  начала  врать,  какой  на  самом  деле  достался  мне  шикарный  дом,  если  починить  там  крышу!  Я  наплела  ещё  столько,  что  у  Баблосова  печально  вытянулось  лицо,  а  я,  поперхнувшись  на  слове  «Мерседес-Бенц»,  демонстративно  отвернулась  от  него  и  уставилась  в  камин!
«Ну  почему  на  меня  западают  либо  полные  отморозки,  либо  мужчины,  которых  мне  жаль?  Ну  и  ещё  вертопрах  Бобёр… Вот  моя  долюшка  женская!»-  закрыв  глаза,  думала  я.
-  Новость  знаешь,  Свет?  -  Бениамин  Маркович  как  ни  в  чём  не  бывало  погладил  мою  руку.  -  Сёстры  Хвалынские  вернулись  неделю  назад!
-  Неужели!  -  обрадовалась  я  перемене  темы  и  чуть  не  свернула  голову. 
-  Опять  в  Италию  собираются,  там  же  у  них  наследство!  -  кивнул  Баблосов. 
-  А  где  же  они  были  почти  два  месяца,  старые  ведьмы?  -  Меня  вдруг  начала  бить  крупная  дрожь.  -  Я  ведь  натерпелась  из-за  них!
-  Лежали  в  больнице.  Вот,  в  газете  про  них  написали,  в  разделе  «Ну,  надо  же»!  -  Баблосов  вытащил  из  кармана  куртки  сложенную  газету.
  -   Ну,  разве  можно  верить  «Сплетнице»,  Бень?  Я  даже  читать  не  хочу!  -  Быстро  разворачивая  «Московскую  сплетницу»,  от  волнения  я  порвала  газету. 
              Бениамин  Маркович  молча  курил.
  -  Ага, мусорщики  Рима  снова  бастуют… А  вот  ещё,  статья  про  двух  русских  туристок… Это  -  про  них?
Баблосов  кивнул.
 “При  выходе  из  самолёта  в  аэропорту  Чампино  под  Римом,  две  нетрезвые  туристки  из  России  споткнулись  и  скатились  по  трапу  кубарем,  получив  тяжёлые  травмы.  В  госпитале  их  запомнили,  как  самых  сварливых  пациенток  столетия  -  после  реанимации  и  комы  они  излупили  лечащего  врача  костылями  и  были  переведены  в  острое  отделение  психиатрической  клиники  для  особо  буйных  стариков…  из  которого  их  выписали  неделю  назад”.
-  Похоже,  их  сажают  два  карабинера  на  самолёт,  -  ткнул  пальцем  в  газету  Баблосов.
На  снимке  обе  бабки  Хвалынские  выглядели  весьма  бодрыми,  похудевшими  и  задиристыми,  и  даже  модный  саквояж  от  Диора  -  потёртый  и  винтажный  -  был  при  них.  Сбоку  от  бабок  стояли  два  смазливых  карабинера  и  хохотали.
-  Их  же  похоронили,  -  пробормотала  я.  -  Теперь  им  придётся  доказывать,  что  они  живы,  так,  да?
-  Безусловно,  они  ещё  побегают  по  инстанциям.  К  тому  же  им  выдал  визу  в  Италию  их  знакомый  консул.  Он  уже  подтвердил  это,  -  Баблосов  мрачно  усмехнулся. 
   -  Значит,  если  б  они  не  скатились  с  трапа  и  не  попали  в  больницу,  то  не  разминулись  бы  с  душеприказчиком?  -  возмутилась  я.  -  Ну,  бабки!  Даже  в  самолёте  нажрались… Кто  же  эти  две  похороненные  вместо  них  утопленницы?
-  Света,  а  давай  лучше  потанцуем?  -  Баблосов  протянул  мне  руку.  -  Не  беспокойся  о  них,  у  Хвалынских  всё  будет  хорошо,  я  уверен,  почему-то...
За  красным  роялем  сидел  пьяный  пианист  со  скорбным  лицом  и  извлекал  из  инструмента  жалобные  звуки,  похожие  на  собачий  вальс.  Внезапно  он  взмахнул  руками  и  начал  играть  регтайм!  И  у  нас  получилось.  Я  и  не  предполагала,  что  Бениамин  Маркович  так  хорошо  танцует.  Мы  вернулись  за  столик  минут  через  десять,  взмокшие  и  довольные.
-  Это  твой  мужчина?  -  кивнул  в  сторону  бара  Баблосов.    
После  новостей  о  воскресших  бабках  Хвалынских  я  совсем  забыла  про  Сулейменова.  Хозяин  двух  чебуречных  пристально  смотрел  на  нас  и,  похоже,    был  уже  порядочно  пьян.
-  Ни  разу  не  мой,  Бень,  -  буркнула  я.
-  Почему  ты  оправдываешься,  Света?  К  продавщицам  в  дешёвых  магазинчиках  всегда  клеятся  такие  типы,  -  внезапно  разозлился  Баблосов.
Я  промолчала,  а  когда  Сулейменов  ушёл,  облегчённо  вздохнула,  проглотив  ежа  в  горле,  и  мы  просидели  с  Беней,  разговаривая,  ещё  около  двух  часов.


В  сумерках  у  ресторана  было  пусто…  Лил  дождь,  и  совсем  не  пахло  опасностью,  запах  которой  очень  похож  на  плесень.  Мне  всё-таки  померещилось,  что  за  нами  кто-то  следит,  но  из-за  угла  по  лужам  резво  подъехала  пустая  маршрутка,  в  которую  мы  и  сели.
-  Я  тебя  провожу,  -   мрачно  сообщил  мне  Бениамин  Маркович.
-  Да  ради  бога!  Только  не  говори  потом,  что  я  тебя  не  предупреждала,  -  нехотя  отмахнулась  я.
В  эту  минуту   в  маршрутку  заглянула  чья-то  физиономия  и  послышался  хлёсткий  мат,  и  не  успела  я  разглядеть,  кто  это  был,  как  они  уже  дрались  -  Бениамин  Маркович  и  некто,  с  размаху  ударивший  Баблосова  кулаком  в  лицо! 
Водитель  маршрутки  чертыхнулся  и,  выскочив  из  кабины  под  дождь,   побежал,  оглядываясь,  к  вокзалу.  А  я,  высунувшись  из  кузова,  закричала:
-  Караул!  Милиция!  Убивают!
Мой  крик  получился  жалким,  потому  что  дерущиеся  уже  с  яростью  мутузили  друг  друга  в  луже...  Нет,  я  не  буду  скрывать,  что  всегда  считала:  мужчины  должны  драться  за  женщину,  если  им  приспичило,  на  то  они  и  мужчины.  И  немало  я  повидала  в  своей  жизни  стихийных  кровавых  драк.  Поэтому  крик  Бениамина  Марковича:
-  Я  тебе  покажу  кузькину  мать!  -  показался  мне  весьма  своевременным.
Хотя  из-за  кого  дерутся  эти  двое,  стопроцентной  уверенности  у  меня  не  было  до  той  секунды,  пока  я  наконец  не  узнала  Сулейменова.
«Неужели  из-за  меня?!»  -  бегая  по  лужам,  ахала  я,  видя,  что  действо  набирает  размах  с  каждой  секундой  -  кровь  уже  текла  с  обоих. 
-  Сволочь!
-  Дерьмо!!!
Последовало  по  одному  сокрушительному  удару,  и  оба  упали  в  две  лужи,  похожие  на  мини-озерца,  в  которых  при  желании  можно  утонуть.  Сначала  на  четвереньки  встал  Баблосов  и,  обратив  ко  мне  разбитое  лицо,  шепеляво  выговорил:
-  Позвони  моему  адвокату,  Света… Вот  мой  мобильный… Не  урони  только…  -  И  телефон  вместе  с  ошмётками  мокрой  грязи  полетел  мне  в  руки.
От  вокзала  вместе  с  водителем  маршрутки  уже  бежала  пара  милиционеров,  и,  оценив  ситуацию  на  глазок,  один  из  них  защёлкнул  на  руке  Бениамина  Марковича  наручник.
-  Надо  вызвать  «Скорую»,  -  наклонившись  к  лежащему  в  грязи  Сулейменову,  буркнул  другой.  -  А  с  тобой,  голубчик,  мы  разберёмся  в  участке,  -  и  беззлобно  отвесил  Бениамину  Марковичу  удар  под  дых.
-  Забавно-забавно,  -  охнул  Баблосов,  сгибаясь  пополам.   
-  Чего  вы  бьёте-то?  -  набрав  воздуху  в  лёгкие,  завопила  я.  -  Я  с  ним  в  отделение  поеду!  Этот  вот,  который  в  луже,  на  него  напал,  и  водитель  маршрутки  видел,  вы  спросите-спросите!  -  Я  оглянулась  на  водителя,  который  молча  курил  в  сторонке. 
-  Я  спиной  не  видел,  -  отбрыкался  тот.
-  А  ты  сама  кто  такая?  А  ну-ка,  предъяви  документы!  Что  за  чмо  в  обносках  колошматит  наших  почётных  горожан,  ась?..  -  переглянулись  милиционеры.
Часто  самый  лучший  ответ  -  это  молчание,  и  я  промолчала,  вытащив  из  сумки  паспорт.   
-  Света,  не  езди  со  мной,  а  лучше  позвони  моему  адвокату.  -  И  Баблосов  продиктовал  мне  короткий  московский  номер.    
Через  считанные  минуты  к  остановке  подъехала  «Скорая»,  а  за  ней  зарешёченный  ржавый  «бобик».  В  первую  на  носилках  загрузили  из  лужи  Сулейменова,  а  «бобик»  принял  в  своё  чрево  упирающегося  Баблосова  и  парочку  разбитных  вокзальных  пьяниц… Я  было  ринулась  за  ними,  но  мой  чемодан,  как  раз  выкидывали  из  маршрутного  такси,  и  я,  схватив  его,  успела  втиснуться  в  маршрутку  в  самый  последний  момент.
-  Только  что  задержан  милицейским  патрулём  города  Дракино    Баблосов… Бениамин  Маркович!  Задержан  неправомерно,  -  передала  я  информацию  об  аресте  на  автоответчик  московского  номера,  и  телефон  отключился. 
Похоже,  у  него  банально  села  батарейка.


Не  помню,  как  я  тогда  доехала  до  своей  остановки,  помню  лишь,  как  в  очень  плохом  кино,  вылезла  под  проливной  дождь  и  огляделась.  Моя  заброшенная  лачуга  на  отшибе,  до  неё  надо  было  ещё  дойти  триста  метров,  и  я  быстро  пошла  по  обочине,  прыгая  с  асфальта  в  грязь.  Я  уже  начала  спускаться  вниз  к  своему  дому,  когда  меня  осветила  фарами  притормозившая  машина.  Оттуда  высунулся  нестарый  ещё  мужичок  с  заурядным  лицом,  рядом  с  ним  на  пассажирском  сиденье  уютно  зевала  женщина  моего  возраста.   
-  Не  знаете,  случайно,  в  этом  городе  гостиница  есть?  -  спросил  водитель.
Его  усы  под  дождём  сразу  намокли.
-  На  Нагорной  улице  есть  мотель  со  стоянкой  для  машин,  -  и  я  пояснила,  как  проехать  туда.
Пара  в  авто  переглянулась  и  машина,  смешно  подпрыгнув,  резво  помчалась  в  сторону  Нагорной  улицы.
«Чужое  счастье,  как  машина  с  яркими  фарами  в  кромешной  темноте,  медленно  проехало  мимо  тебя… И  машина-то  обычная,  да  и  пассажиры  в  ней:  он  -  лысый,  она  -  с  морщинками  у  глаз,  а  фары  сияют  в  ночи,  как  костёр!»   
И,  сжав  губы  в  нитку,  я  скатилась  по  мокрой  траве  к  своему  тёмному  дому.  Подняв  проволочный  круг,  я  вошла  в  калитку  и  прислушалась,  потому  что  в  темноте  ничего  не  видела,  кроме  силуэтов  дома  и  деревьев.
«Как  воры  не  боятся  заходить  в  чужие  дома?  Там  так  страшно…»  -  открывая  замок,  думала  я,  представляя  одинокую  ночёвку  в  сыром  доме.
В  центре  комнаты  стояли  два  ведра,  наполненные  водой  с  крыши,  и  старый  таз… Я  вылила  воду  из  них  прямо  с  крыльца  и  поставила  на  прежнее  место.  Расстелила  кровать,  которую  догадалась  оттащить  с  утра  в  относительно  сухой  угол,  и,  кое-как  устроившись  на  почти  сухих  простынях,  легла.  Я  долго  не  могла  согреться.  Кто-то  вздыхал  в  доме,  но  я  заснула,  закрыв  уши  подушкой,  чтобы  не  слышать  вздохов.  А  вскочила  уже  утром  от  густого  солнца…


                Солнце


Выгоревшая  шторка  на  единственном  окне  сбилась,  и  солнце  светило  прямо  в  тот  угол,  в  котором  я  спала…  Вспомнив  вчерашнюю  драку  и  арест  Баблосова,  я  с  ужасом  взглянула  на  своё  вытянувшееся  лицо  в  зеркале…  С  крыши  в  вёдро  снова  натекло  воды.  Я  умылась,  нафуфырилась  и  поспешила  в  милицию.
Тихо  бряцал  к  заутрене  церковный  колокол  на  соседней  улице,  я  перекрестилась  на  золотой  крест  и  огляделась.  После  дождя  город  стал  похож  на  причёсанного  старика,  склонного  пожить  ещё  немножко,  раз  уж  лето  пришло… 
Обычно  утром  я  испытываю  сильное  чувство  голода,  но  сегодня  у  меня  ком  стоял  в  горле,  пока  я  шла  мимо  открытой  закусочной  «Мистер  Блин»,  а  меня  обгоняли  и  шли  навстречу  мои  знакомые.  Обычное  дело  в  маленьком  городке,  где  полгорода  знает  тебя,  а  остальных  знаешь  сам.
-  Баблосов?  Ещё  раз  повторите  фамилию,  -  переспросил  меня  дежурный  милиционер.  -  Вы  супруга?  Паспорт  при  вас?
Я  покачала  головой,  и  дежурный,  порыскав  глазами  в  журнале,  быстро  захлопнул  его.
-  Извините,  такого  не  задерживали.
«А  у  него  противный  голос»,  -  отметила  я.
-  Дело  в  том,  что  я  была  свидетельницей  этой  драки  и  видела,  как  его  задержали  в  половине  первого  ночи.
-  Одну  минуту,  я  проверю  ещё  раз,  -  кивнул  дежурный  и  снова  углубился  в  журнал.  -  Значит,  вы  не  жена,  а  кто  же  вы  ему  тогда?  -  поднял  глаза  дежурный,  и  оглядел  меня  с  ног  до  головы.  -  Невеста?
-  Ну,  какая  я  невеста  в  сорок  один  год?  -  проворчала  я.
-  Тогда  кто?  -  упрямо  повторил  дежурный,  захлопнув  журнал.  -  Мы  посторонним  справок  не  даём!
  -  Вчера  ночью  мы  вышли  из  ресторана  у  вокзала,  сели  в  маршрутку  и  я  своими  глазами  видела,  как  на  него  набросился  гражданин  Сулейменов.  Они  подрались,  но  мой  спутник  только  защищался!  Сулейменова  увезла  «Скорая   помощь»  помощь,  а  моего  знакомого  посадили  в  «бобик»…
-  А  что  же  вы  не  поехали  с  ним  вчера?  -  ехидно  перебил  меня  дежурный,  и  у  меня  в  момент  испортилось настроение. 
Через  три  минуты  я  вышла  из  отделения  милиции,  так  ничего  и  не  узнав.
-  Редкая  свинья  этот  Сулейменов,  -  ворчала  я,  открывая  магазин.
А  к  вечеру  снова  полил  дождь.  Разрядившийся  мобильник  Баблосова  лежал  у  меня  в  сумке,  но  только  к  вечеру  я  догадалась  позвонить  со  своего  мобильного,  вспомнив  номер  телефона  его  адвоката.
«Пожалуйста,  оставьте  своё  сообщение  после  звукового  сигнала.  Благодарю  вас,  адвокат  Эмир  Варшавер  свяжется  с  вами  в  течение  дня…»  -  мелодичный  женский  голос  показался  мне  очень  знакомым…


                «Беда  с  этой  Италией!»


Дождь  кончался  раз  десять,  потом  снова  принимался  лить  с  какой-то  первобытной  силой… 
Я  сходила  в  милицию  дважды,  но  так  ничего  и  не  выяснила.  Телефон  Варшавера  отбояривался  дежурной  фразой  автоответчика,  а  на  привокзальной  площади  снова  визжал  тормозами  джип  Сулейменова,  и  за  ним  бегал  ничейный  котёнок.  Я  всё  время  переживала  за  него,  но  озорник  всегда  успевал  вымахнуть  из-под  колёс. 
В  мою  сторону  Сулейменов  больше  не  смотрел,  а  на  попытку  заговорить,  громко  цыкнул:
-  Не  добавляй  мне  неприятностей,  дура,  -  и  был  таков.
Я  постепенно  распродавала  обноски  из  Бельгии  и  вспоминала  о  предложении,  которое  сделал  мне  Баблосов  в  ресторане  «Красный  рояль».
-  Пошутил  или  нет?  -  рассуждала  я,  меряя  пиджаки,  когда  не  было покупателей.
И  не  было  у  меня  исчерпывающего  ответа  на  этот  вопрос.
    И  тут  мне  позвонил  Варшавер.
    -  Здравствуйте,  уважаемая,  -  прозвучал  знакомый  шепелявый  голос.  -  Это  из-за  вас  мой  друг,  Бениамин  Маркович,  участвовал  в  дуэли  и  избил  до  полусмерти  почётного  гражданина  города  Дракино?  Хороша,  нечего  сказать.
   -  Да  уж,  -  ехидно  согласилась  я.  -  А  вы  не  подскажете,  где  он  в  настоящее  время?  Понимаете,  Бениамин  Маркович  предложил  мне  замуж  за  него  выйти  и  исчез,  -  посетовала  я.
-  Не  скажу,  потому,  что  не  знаю.  -  Эмир  Варшавер  помолчал.  -  Как  вы  там  вообще?
-  Жива  пока,  -  вздохнула  я. 
-  Жива,  значит?  Очаровательно.  Не  унывайте  только.  До  свидания,  Светлана  Михайловна, и  соглашайтесь,  если  любите!
Я  уныло  повертела  в  руках  погасший  телефон  и  навострила  уши,  потому  что  на  улице  кто-то  надрывно  кашлял,  словно  издевался  надо  мной…
Присев  за  прилавок,  я  щедро  глотнула  из  пол-литровой  бутылки  коньяку  «Московского»  и  выпрямилась,  но  мир  закачался,  как  ёлочная  игрушка,  потому  что  в  дверях  магазина  стояли  две  сёстры  Хвалынские  собственными  персонами  и  по  очереди  показывали  на  меня  пальцами.  У  Марианны  Юрьевны  ассиметрично  свисали  обе  щеки  в  обрамлении  седых  буклей,  а  Эвридика  Юрьевна  энергично  опиралась  на  костыль  и  выглядела,  как  всегда  по  утрам,  когда  хотела  опохмелиться.  При  этом  сёстры  были  умыты,  причёсаны  и  одеты  от  кутюр.
-  Света,  знаешь,  что,  -  деловито  начала  Марианна  Юрьевна,  у  которой  язык  был  пришит,  куда  следует,  -  мы  к  тебе…
-  Рада  вас  видеть,  -  вырвалось  у  меня. 
Сёстры  переглянулись. 
-  Похоже,  ты  одна  и  рада,   -  желчно  пробормотала  Эвридика  Юрьевна  и,  помогая  себе  костылём,  по-спортивному  попрыгала  к  поношенным  кофточкам.  -  А  какое  сегодня  число,  -  обернулась  она,  -  а  то  нам  никто  не  говорит! 
 «Вы  для  этого  приехали,  что  ли?»  -  подумала  я.
-  Двадцать  пятое  августа,  с  ума  сойти!  -  вытащив  телефон,  шёпотом  изумилась  я.   
-  Света,  а  ты  можешь  подтвердить,  что  мы  -  это  мы?  А  то  родственники  божатся,  что  похоронили  нас  в  июле.  -  Каждая  со  своего  места  наперебой  выкрикнули  сестры  Хвалынские.  -  Света,  ты  нам  поможешь  или  нет?
Я  пожала  плечами,  потому  что  поездка  в  Москву  не  входила  в  мои  планы  до  следующей  весны.
-  То  есть  ваши  мужья  и  дочь  не  признали  вас,  а  соседи?  -  уточнила  я.
Сёстры  переглянулись.
-  Соседи  не  здороваются,  а  Борщук  в  больнице  лежит… Как  увидел  нас  -  помирать  собрался,  сквалыга  старый...  Хорошо,  если  ты  заявление  напишешь,  что  мы  -  это  мы!  -  тут  Марианна  Юрьевна  закашлялась,  и  из  левого  глаза  у  неё  потекли  слёзы. 
-  Очень  просим,  -  подала  голос  Эвридика  Юрьевна.  -  Съезди  с  нами  в  прокуратуру  сегодня,  если  тебе  не  в  лом,  конечно…
Я  кивнула: 
-  Только  у  хозяина  отпрошусь!

          
И  почти  два  часа  пути  я  выслушивала  о  злоключениях  сестёр  в  Риме…
-  Беда  с  этой  Италией,  Света,  а  ведь  нам  придётся  там  жить  теперь!  -  возмущённо  фыркали  сёстры.
Оказывается,  они  совсем  немножко  выпили  в  самолёте,  просто  не  рассчитали  крутизну  трапа,  по  которому  спускались.  К  тому  же  «палёная»  водка  дала  реакцию  на  наркоз,  отсюда  приступ  белой  горячки,  который  спровоцировал  их  нападение  на  лечащего  врача,  в  которого  они  метнули  по  костылю  каждая...
Приехав  в  Москву,  мы  первым  делом  приобрели  бутылку  рома  и  распили  его  в  скверике  у  платного  туалета  и  лишь  потом  двинулись  в  прокуратуру,  где  я  подтвердила  в  письменном  виде,  что  знаю  погребённых  сестёр  Хвалынских,  как  воскресших  чудеснейшим  образом.


Я  возвращалась  последней  электричкой,  и,  когда  подъезжала  к  Дракино,  началась  гроза…  Я  очень  боюсь  грозы.  Выскочив  из  пустого  вагона,  я  помчалась  к  остановке  вместе  с  каким-то  безногим  инвалидом,  не  чуя  под  собою  ног…  Инвалид  опередил  меня  на  повороте  и,  забросив  костыли  в  маршрутку,  с  гиканьем  влез  в  неё  первым.  Я  нырнула  следом,  через  минуту  обнаружив,  что  в  моей  сумке  зияет  рваная  дыра,  размером  с  кулак,  и  в  ней  нет  ни  кошелька,  ни  двух  телефонов  -  моего  и  Баблосова.
-  Обворовали,  -  пожаловалась  я  инвалиду,  на  что  он  показал  мне  язык  и  подмигнул.


                Хвост  в  опасности


«Твоё  будущее  так  светло,  что  весело  приподнять  занавеску!»  -  с  горькой  усмешкой  вспоминала  я  слова  Магини,  пока  ехала  до  своей  остановки.
Старый  китайский  зонт  совсем  не  спасал  от  дождя,  но  я  не  решалась  его  закрыть,  держа,  как  пику,  над  головой.
-  Какая  же  я  несчастная!  -  крикнула  я,  пробегая  мост.
Маршрутка  провезла  меня  дальше  почти  на  километр,  и  в  темноте  я  не  сразу  среагировала  на  такой  казус  судьбы.
  Добежав  до  середины  моста,  я  решительно  огляделась,  потому  что  захотела  в  туалет.  У  меня  зуб  на  зуб  не  попадал,  но,  не  увидав  ни  одной  машины  на  дороге,  я  твёрдо  опустилась  на  корточки.
Пока  я  сидела,  машинально  разглядывала  воду,  которая  шевелилась  внизу,  и  то,  что  я  увидала,  подняв  глаза,  показалось  мне  грёзой.  Внизу,  метрах  в  двухстах  от  моста,  покачивался  на  волнах  белый  парусник…
Так  я  и  стояла,  тупо  глядя  на  него  минуту  или  две.
-  Выходит,  Сулейменов  не  врал?  -  пробормотала  я,  и  побежала  в  сторону  своего  дома,  слыша  медитативные  звуки  рынды  позади  себя.
Ничего  похожего  на  парусник  на  нашей  реке  я  не  видела  уже  лет  двадцать,  хотя  раньше  по  ней  плавали  баржи.


Тьма  зашелестела  мокрыми  крыльями  и  сомкнулась  над  головой,  как  потные  руки  душителя  на  шее  жертвы.  Я  стала  сходить  по  откосу  к  своему  дому,  рискуя  упасть  каждую  секунду,  и  уже  различала  калитку  издали,  -  она  сверкала  в  темноте,  отражаясь  в  огнях  едущей  к  городу  машины.  Покачивалась  от  усталости,  мокрая  насквозь,  я  почему-то  не  решалась  идти  дальше... Что  же  останавливало  меня?  Наитие?  Но  оно  не  сработало,  когда  я  влюбилась  в  Бобра.  Или  же  я  чувствовала,  что  земля  под  ногами  предательски  расползается  и  на  неё  просто  опасно  ступать?  Но,  постояв  так  с  минуту,  я  усилием  воли  отбросила  все  свои  страхи,  перекрестилась  и,  не  раздумывая,  бросилась  к  калитке  бегом,  так  мне  хотелось  домой!
То,  что  я  увидела  после,  я  уже  видела  однажды,  я  это  точно  помню,  но  увидеть  наяву  повтор  сна  не  ожидала.  Совсем  нет...
Итак,  я  толкнула  калитку,  потом  занесла  ногу  и  внезапно  увидела,  что  мой  маленький  дом,  словно  бойкая  улитка  на  присосках,  шевелясь  и  хрустя,  уверенно  передвигается  в  грязевом  потоке  к  реке  вместе  со  склоном,  на  котором  я  стояла.  И  тут  я  истошно  заверещала… Прямо  как  в  старом  кино  про  монастырь  верещала  старая  дева,  увидев  член  пастора  на  исповеди,  словно  этот  крик  мог  её  отрешить  от  беременности...
Склон,  вместе  с  домом  и  забором,  неуклонно  перемещался  вниз,  прямо  в   реку.  Я  в  ужасе  оглянулась,  но  лучше  б  я  этого  не  делала,  потому  что  сзади  на  меня  обрушился  пласт  холодной  грязи  и  засосал  в  течение  минуты  с  аппетитным  чавканьем…  За  несколько  секунд  я  перестала  видеть  даже  темноту,  скукожившись  от  боли,  но  пока  ещё  пыталась  дышать! 
«Параллельный  мир  моего  внутреннего  ужаса  столкнулся  с  персональной  чёрной  дырой  моей  жизни,  и  они  слопали  меня  с  двух  сторон,  даже  не  поперхнувшись…  Похоже,  все  до  последнего  шансы  на  жизнь  я  уже  использовала?»  -  подумала  я,  прекратила  сопротивляться  и  померла.


                Рыбка  моя


Болезненное  недоумение  от  смерти  врезалось  в  мою  душу,  как  гильотина  в  шею  приговорённого...  И  когда  я  увидала  свет,  то  долго  не  решалась  поверить  в  него,  потому  что  узреть  наконец  геенну  огненную  не  торопилась.  Но  любопытство  -  вечный  мой  враг,  как  всегда  одержало  победу,  и  я  одним  глазом  увидала  старую  черепаховую  оправу  очков  на  лице  какого-то  мужчины,  и  его  пористый  нос,  которым  он  нюхал  моё  лицо!
«Бог  -  в  очках  и  нюхает!»  -  подумала  я,  и  от  радости  потеряла  сознание,  потому  что  Бог  ассоциировался  в  моём  разуме  с  очками,  а  вот  чёрт  в  очках  -  нет.  Очкастого  чёрта  я  представить  не  могла  никак!


Жизнь  рушит  всякие  планы,  а  про  смерть  я  вообще  молчу!
Я  было  уже  смирилась  со  смертью,  но  судьба  в  лице  моего  знакомого  бухгалтера  Баблосова  выловила  меня  из  воды  за  зонтик,  который  даже  в  бессознательном  состоянии  я  от  жадности  не  выпустила  из  рук.  Любимый  зонтик,  купленный  на  барахолке  в  Адлере  за  целых  пятьдесят  рублей.  С  него  хмуро  улыбался  мне  курящий  Ник  Кейв...
Зачем  рыбке  зонтик?
«Чтобы  спасти  её  из  реки!»  -  вот  мой  ответ.


-  Ты  Бог?  -  всё-таки  спросила  я,  открыв  оба  глаза. 
-  Капитан  частной  яхты,  -  дребезжащим  голосом  Бениамина  Марковича  Баблосова  ответил  мой  очкастый  бог.  -  Будешь  жить  или  помрёшь,  рыбка  золотая?!
-  Неважно,  -  заплакала  я…


                МЫ   ПЛЫВЁМ   В   КАШКАЙШ
 

Мы  уже  полгода  в  пути…
Роза  и  горький  шоколад  лежат  в  корзинке  у  моих  ног. 
-  Женщина  с  грустными  глазами,  тебе  хорошо?  -  иногда  спрашивает  меня  Баблосов.
Седой  бухгалтеришка  из  ресторана  уже  полгода  мой  муж.


            Вчера  мы  обогнули  самую  западную  часть  Европы  -  мыс  Рока  -  там  неприветливо  и  задувает  так,  что  нас  едва  не  снесло  в  сторону  Америки,  но  мы  удержались.  Сегодня  мы  обедаем  в  ресторанчике  у  пирса,  в  котором  можно  не  торопясь  вкусить  не  только  жареной  трески,  но  и  ананасов  с  Азорских  островов.  Всего  через  час  мы  поднимемся  из-за  стола,  пьяные  и  весёлые  и  захватим  с  собой  корзинку  с  двумя  бутылками  портвейна… Наша  яхта  пришвартована  неподалёку,  и  мы  видим  её  парус  прямо  из-за  стола.
Чайки  пикируют  над  открытой  верандой  ресторана  и  дерутся  из-за  горячего  хлеба,  который  я  кидаю  в  воздух,  а  завтра,  на  рассвете,  мы  плывём  в  Кашкайш. 
«Какое-то  кромешное  счастье  у  меня  теперь?  -  иногда  думаю  я.  -  Моя  дорога  со  счастливым  концом  закончилась  на  той  самой  яхте,  которую  я  случайно  увидала  в  дождливую  ночь  с  моста».


-  Вроде,  всё  налаживается,  Света?  -  иногда  спрашивает  меня  Бениамин  Маркович,  когда  вечерами  мы  сидим  на  палубе  и  скучаем. 
Сигара  в  его  руках  похожа  на  большой  ванильный  рогалик,  присыпанный  шоколадной  крошкой. 
«Ты  в  его  вкусе,  мам,  -  впервые  увидев  Баблосова,  сказала  дочка,  -  не  обращай  внимания  на  его  старые  индийские  джинсы… Помнишь,  я  тебе  говорила  -  в  Москве  сорок  тысяч  легальных  миллионеров,  а  на  самом-то  деле  их  в  пять  раз  больше!» 


Я  не  знала  другой  жизни,  откуда,  скажите,  мне  было  её  знать?..
Теперь  я  её  знаю.
Я  выхожу  на  палубу  маленькой  парусно-моторной  яхты  и,  приложив  ко 
лбу  ладонь,  вглядываюсь  в  даль. 
«Будет  ли  шторм?»
Я  уже  потихоньку  начала  разбираться,  какой  ветер  дует.
Свежий  бриз  треплет  наши  волосы,  и  странствие  по  морю  жизни  продолжается.  Я  никогда  не  была  меркантильной,  скорей  позволяла  себе  быть  простодушной  и  скажу  честно,  мне  до  сих  пор  стыдно,  что  шарм  и  обаяние  Бениамина  Марковича  я  заметила  лишь  вместе  с  его  яхтой  в  ту  самую  ночь,  когда  он  выловил  меня  из  реки,  багром,  полумёртвую.
Я  и  не  подозревала,  что  настолько  социумный  человек  и  женщина… Это  грустно  немножко. 
По-моему,  жизнь  дала  мне  даже  больше,  чем  я  заслуживаю,  глядя  на  звёзды,  думаю  я.

               
Иногда,  по  старой  памяти,  мне  звонят  сёстры  Хвалынские  и  наперебой  рассказывают,  как  лечат  от  депрессии  кота  Фердинанда.  Новейший  метод  лечения  состоит  в  том,  что  они  забрасывают  его  пробками  от  шампанского  «Дом  Периньон».  Кот  лениво  отбивается  лапой  и,  возможно,  скоро  заменит  Марию  Шарапову  на  всех  теннисных  кортах  мира.
Сёстры  счастливы,  несмотря  на  то,  что  собачка  Чекита  простудилась  и  умерла  этой  зимой...  Оставшееся  после  её  погребения  наследство  через  шесть  месяцев  разделят  между  Марианной,  Эвридикой  и  котом  Фердинандом.  Такова  воля  их  возлюбленной  сестры  Эмилии.


А  по  ночам  в  таверне  «Суп  из  лягушек»  бывшая  хозяйка  замка  Эмилия  крутит  фуэте,  перескакивая  со  стола  на  стол… К  её  привидению  уже  привыкли  и  даже  оставляют  ей  немного  супа  с  гренками  в  китайском  термосе  (диета  и  для  фантомов  актуальна).


                2.05.2007 г.  от  Р. Х.

("Дай погадаю!" - повесть, продолжение опубликованной в 2005 г. повести "Станция Мост", вышла книжкой в марте 2008 г.)