Теперь

 Теперь, заглядывая в прошлое, я пытаюсь разобраться: почему буквально полтора года назад у меня было всё, а сейчас… Что изменилось? Почему я перестала бороться? Куда делись мои стремления и цели? Теперь всё пусто, совсем пусто. Теперь всё бессмысленно, фальшиво и гадко. Я каждый день побеждала свои страхи; теперь мне каждую ночь снятся кошмары, и каждый раз всё ужаснее, ещё лютее. Каждый день я просыпалась с улыбкой, готовая творить, действовать, менять мир; теперь я каждую ночь просыпаюсь в холодном поту, готовая кричать от боли и удушья. Раньше я умела любить горячо, страстно; теперь мне так холодно, уныло. Раньше моя милая добрая мама заходила ночью в мою комнату, которая пахла печеньем и зелёнкой (в детстве зелёнка заменяла мне настольную книгу) и тушила ночник (без света я не могла уснуть). Да, в детстве я любила свет, я очень его любила! Приходя со школы, я нарочно открывала настежь окна, чтобы лучи звезды, жёлто-оранжевой звезды, были повсюду: на столе, диване, шкафу, фортепьяно (ах, да, я почти забыла, я ведь училась играть на фортепьяно. Помню, как я старалась, а мне говорили, что у меня слабые пальцы. А я так не хотела подвести маму, бабушку и дедушку, и дни напролёт стучала по клавишам, пытаясь дотянуться мизинцем до ноты «си» третьей октавы. Теперь это смешно; смешно и наивно глупо), чтобы они радужными огнями проходили через стеклярус люстры и ложились на моё лицо мелкими пятнами. В эти моменты я морщила нос и жалела, что у меня нет веснушек. А в пасмурные, серые дни, когда солнечный свет не мог пробиться сквозь ватные тучи, я зашторивала окна, включала ночник, и моя комната озарялась красками осени. Тогда я благодарила науку, сделавшей наш мир столь совершенным. Теперь я ненавижу свет. Приходя из института, я нарочно зашториваю окна, только теперь я не включаю ночник. Я сижу, обняв колени, в полумраке и думаю, сколь несовершенен мой мир, мир который я создала для самой себя и теперь не могу его разрушить.
 Всё бы отдала, что бы сейчас вернуться в детство, хоть на миг, хоть на полумиг. Чтобы только услышать мамино «спокойной ночи», ощутить её благоденственный поцелуй на моей щеке и те нежные руки, которые пахли мятой и были такие мягкие, словно пуховая подушка у меня под головой.