Спам

   Привычный завтрак: кофе, бутерброд, сеть.
Кофе – растворимый, бутерброд – с сыром, сеть – в разъеме за правым ухом. То есть, не только за правым ухом, но и перед глазами.
   Это вам не «Агата».
Ароматный парок щекочет ноздри. Какое-то время я думаю добавить в компанию к сыру ветчину, но потом решаю, что это лишнее. В конце концов, чуть горчащий кофе прекрасно гармонирует с размякшей в микроволновке сладковатой пластинкой «маасдама». А ветчина…
  Насчет ветчины я вовсе не уверен.
Гармония. Восемь букв. Ветчина. Семь. Целая пропасть в одну букву. Нет, неубедительно? А как насчет невинно убиенных коров?
   Впрочем, наплюйте.
На самом деле проблема ветчины - в холодильнике. Двухметровой, приглушенно урчащей твари не нравится расставаться с продуктами. Честное слово.
   Вот, скажем, утро.
Вы, потягиваясь, шлепаете на кухню, почесываете голое тело в разных местах, щуритесь одним глазом на солнце и думаете, какая, черт возьми, красота за окном, сотый этаж, апрель, небо. Эге-гей, небо! Сердце ваше наполняется любовью и благолепием. Вы хватаетесь за ручку холодильника…
  Ага! А дверца-то подмагничена.
«Что такое?» - думаете вы и дергаете сильнее.
В ответ беспокойно перемигиваются светодиоды. Зеркальное напыление с грехом пополам отражает ваше удивленное лицо.
   Потом раздается голос.
«Сергей! Ты же толстый! Ты ужасно толстый! Тебя девушки любить не будут!» - рыдает динамик в боковой стенке.
«Открывай, жестянка!» - хлопаете вы ладонью.
«Никогда!» - заявляют вам. Следуют всхлипы и трубные звуки прочищаемой носоглотки. Смарт-процессор холодильника вовсю эмулирует психически неустойчивую, ранимую натуру.
«Я возьму только сыр», -цедите вы сквозь зубы.
«И все?».
«И масло».
«Поклянись».
   Дикая мысль приходит вам в голову.
Мысль такая: кто-то из вас двоих сошел с ума.
«Клянусь желудком», - говорите вы, выпячивая живот.
   Динамик недоверчиво хмыкает.
Секунд тридцать вы топчетесь, всем своим голым видом показывая искренность намерений. Красота за окном умиления уже не вызывает. Да и нет там, оказывается, никакой красоты. Белесое, больное небо. Уродливая петля монорельса. Люди - клопы! Наконец, дверца с чмокающим звуком отходит на полпальца.
   И пока вы священнодействуете, доставая, брякая, нарезая, намазывая и убирая обратно, холодильник работает скорбным комментатором.
«Изъято, - вещает он, - масло. Сливочное. «Городское». Триста четыре грамма. Изъят сыр. Сорт «Маасдам». Двести сорок шесть грамм. – И через паузу. - Возвращено масло. Сливочное. «Городское». Двести девяносто грамм. Возвращен сыр. Сорт «Маасдам». Двести пятнадцать грамм. Безвозвратно потеряно…»
   А теперь представьте, что вам еще понадобилась и ветчина.
Представили? Молодцы. Наплюйте снова. Вру я все. Думается, вы бы тоже завели песню о вкусовой гармонии, младшем жестяном брате или о чем-нибудь там еще, лишь бы не признаваться в том, что вам просто лень поднять задницу из уютного кресла.
   Да, да, все люди делают это.
Врут даже самим себе. Хотя  каждый может просто сказать: «Я – ленивая скотина!»
   В общем, будем считать, что и я только что произнес это вслух.
Фоном плывут новости. Прозрачные, целлулоидные строчки путешествуют от стены к стене. Тюремный бунт в Бразилии. Небывалая жара в Англии. Пирожное весом в три тонны. Умная канарейка. Снесут ли Кремль. Кругосветное путешествие на скейтборде. Новый вирус…
   Я отпиваю кофе, потом смотрю на часы. Минут двадцать у меня еще есть. Это радует. «С нового вируса», - приказываю я своему чипу.
   «Принято».
Человек десять в ватных штанах и телогрейках, с отбойными молотками на плечах с грохотом валятся с потолка. Один по пояс вонзается в мойку, другой застревает в углу, утопив ногу в автоматическом уборщике, остальные образуют живописную кучу-малу. Куча, матюгаясь и шевеля конечностями, тут же пытается расползтись на личности, но с первого раза ни черта у нее не получается.
«Что это?» - спрашиваю я чип.
«Анимированния заставка номер сто шестнадцать».
«Супер. Пометь в «Избранное».
«Принято». 
   Обжатый мойкой мужик тянет с головы ушанку и виновато прижимает к груди.
-Ты, хозяин, это… - покачиваясь, гундосит он, - ты извини… Не рассчитали мы с ребятами…
   Под носом у него, обрываясь у губы, сохнет черная корка. То ли кровь, то ли грязь.
-А чего это вы? – включаюсь я.   
-Так праздник… - наклоняясь, громким шепотом выдыхает он. И хотя чип не передает запахи, мне вдруг чудится бьющий через три с лишним метра густой спиртовой выхлоп. 
   Нет, это необходимо закусить.
Что мне мешает? Ничего мне не мешает.
   Уничтожение бутерброда я совмещаю с просмотром полной настоящего драматизма сцены, в которой отпраздновавшие, плечо в плечо, телогрейка в телогрейку, для верности сцепившись руками, тесной скульптурной группой все-таки поднимаются на нетвердых ногах с пола.
   Это многоголовое новообразование почему-то вызывает у меня ассоциации с рекламными роликами наркологического санатория «Элегия». Часть первая. «Болящий контингент до лечения». Очень, очень похоже. 
   «Ах, работнички!» - думаю я.
Тринадцать мутных глаз пялятся на меня. Четырнадцатый глаз участия не принимает, поскольку, как я вижу, заплыл.
-Ты не смотри… - доносится от мойки, - они эта… орлы они… новостную студию в два счета тебе сбацают. Зуб даю…
  Из гордости орлы тут же пробуют принять соответствующие орлам позы.
Это едва не заканчивается плачевно. Заваливающийся строй с призраком второй кучи-малы спасают отбойные молотки. Вывод: отбойные молотки – лучшие костыли и упоры!   
   Я фыркаю и допиваю кофе.
Вообще-то, функциональной надобности в заставке нет никакой. Профильные сетевые компоненты чип грузит мгновенно. Хлоп – Марс. Хлоп – Гаити. Хлоп – улицы Манилы с разбегающимися кто куда филиппинцами. Хлоп - все, что угодно. Виртуальная телепортация из вашей кухни в любой конец света. Конечно, это сногсшибательно, если не вызывает у вас головокружения. Или, например, тошноты. Или, где-то год назад, еще с «Агатой» в черепе, вы не умудряетесь потерять сознание. На исторической ретроспективе Афин – хлоп. В общем, если у вас нет индивидуальной непереносимости.
   Ну а если она у вас есть, то увольте - чип кодируют на предваряющие заставки. Плюс категорически запрещают полеты в космических шаттлах. Это уж не знаю с чего, но, видимо, как-то связано. Шаттлы мне, впрочем, по барабану. 
-Хозяин, - слышу я, - ты это… командуй!
   Орлы уже худо-бедно восстановили порядок.
Глядя на них, я не могу сдержать улыбку. Все до одной морды – битые.
-Ребята, - говорю я, - просветите хоть, что за праздник-то был?   
-О! – хором выдыхают они и начинают смущенно чесать в затылках.
   Далее следует общее мыслительное усилие.
Обнаруживается, что никто цельной картины из вчерашнего сложить не может. Кто-то помнит, как раскладывал шпротины – по одной на брата, кто-то уверен, что ящиков с водкой было три, а не два, кому-то кажется, что в подсобку по-свойски заходил Христос. Большинство не помнит ничего. То же случается и с предметом, собственно, пьянки. Короткий опрос выявляет, что отмечавшиеся число и день недели – никому не известные величины. Вполне возможны и вторник, и двадцать первое, и месяц – август.
   Все сходятся единственно на том, что это не Новый Год.
-Ладно, - титаническими усилиями мне удается принять строгий, начальственный вид, - хрен с ним, с праздником.
   Вот так вот – хрен. Зато завладел вниманием.
Смех клокочет во мне, будто я – паровой котел с избыточным давлением.
-Новостную студию… - командую я, спуская пар через слово, - строй, раз-два!
   На людях я почти не смеюсь.
Мой собственный смех мне не особо нравится. Он похож на кудахтанье всполошенной курицы. Где цыплята, где цыплята, кудах-тах-тах… Это, конечно, не уханье филина, и не блеяние какое-нибудь, и не, упаси бог, визг циркулярной пилы… Но и до нормального - в моем понимании - смеха ему далеко. Комплексую, наверное. Все время кажется, будто собеседник внутренне морщится и спрашивает себя, не в курятник ли он попал.
   Вот и с этими насквозь компьютерными ребятами из чипа я непроизвольно терплю до последнего. Корчусь, кашляю, надуваю щеки. Только когда серая строительная пыль жадным облаком повисает в воздухе и от грохота молотков закладывает уши, меня уже ничего не сдерживает. Орлы, кудах-тах-тах! Праздник, тах-тах-кудах!
   Я смеюсь, пока слезы не начинают течь из глаз. Положительно, лучшая заставка за полгода.
Декорации студии между тем растут как на дрожжах. По бокам от моего кресла появляются стены с орнаментом из логотипов сетевых компаний. «Манфред рэббитс», «Би-Би-Си Нетворк», «Алилуйя коммьюникэйшенз». Среди них затесался и логотип фирмы, в которой я работаю. Это стилизованный желтенький человечек в позе Роденовского «Мыслителя» с черными, радугой расходящимися над кружком головы буквами: «Арутюнов-на-Балтике». Стены выкрашены в строгий серый цвет. Опускаясь ниже, цвет темнеет, под потолком же он сильно разбавленный, почти белый.
   Почти одновременно со стенами оформляются напольная плитка с золотыми китайскими драконами и толстый оптоволоконный кабель. Кабель, извиваясь, скрывается под дикторским столом. Бледно-голубой полумесяц стола с вырезом для стула целит в меня тупыми, скругленными «рожками». Ах, святая простота.
   В искаженной перспективе кажется, что до фигур строителей, переместившихся на задний план, метров пятьдесят. Там, где была мойка и воткнувшийся товарищ, сейчас финальным аккордом проступает гигантский экран с матовыми глазками мониторчиков-прилипал.
   Грохот разом стихает. Пыль рассеивается. Мужики машут мне руками и медленно уходят в плитку с драконами, будто гордый экипаж торпедированного корабля. Вуаля!
   Вся заставка по таймеру занимает полторы минуты.
 «А почему они с молотками?» - спрашиваю я чип.
«Большой, блестящий инструмент».
«Э-э… спасибо».
«Принято».   
-А вот и я! – в незаметную дверцу свежеиспеченной студии проскальзывает улыбающийся тип в деловом костюме и направляется прямиком к столу. – У меня такие новости, такие… Ах! –бутоном сложенные пальцы он на миг подносит к губам. - Закачаешься просто!
-С нового вируса, - напоминаю я.
-Что вы, что вы, Сергей! За кого вы меня принимаете! Конечно, с вируса…
   Смех у типа мягкий, рассыпчатый, уютный.
Он садится, откидывается на спинку стула и, толкнувшись ногами, делает оборот вокруг собственной оси.
-Итак…
-Посерьезнее, - прошу я.
-Посерьезнее? – тип жмет плечами и прочищает горло. – Мэ-ми-ма… Хорошо, я готов.
   Он раскладывает на столешнице выхваченные из воздуха листки.
-Итак, новый вирус. А точнее, новый мета-вирус. Именно так его называет хакерская группа «Бункер-46». Сообщение о нем было размещено на новостных серверах Гонконга и Индонезии. Затем оно появилось в сети Европейских Телесистем.
   Тип замолкает и выжидательно смотрит на меня.
«О «Бункере-46» могу подробнее» - говорит мне чип.
«Давай».
«Принято».
-Несколько слов о «Бункере-46». Предположительно, группа образовалась в двадцать шестом году и имеет интернациональный состав. Численность группы колеблется от трех до шести человек. Как вы понимаете, Сергей, это всего лишь экспертные оценки и настоящая численность неизвестна. Впервые группа заявила о себе...
   Я кое-что вспоминаю.   
-Замри, - говорю я.
   Диктор застывает с открытым ртом.
Он голубоглаз, слегка полноват, у него веснушчатая кожа и крупные белые зубы. Волевой подбородок тщательно выбрит. Седеющие виски подстрижены. Галстук придерживает золотая заколка. Он увлекательный собеседник и уникальный чтец. «Двенадцатая ночь» в его исполнении - это что-то. В теннис, правда, вы с ним сыграть не сможете. На теннис моя первая «живая» модель, сработанная в «Арутюнов-на-Балтике», не рассчитана.
   До сих пор, кстати говоря, неплохо расходится в Е-шопах. 
Я выковыриваю себя из кресла. Два шага, и стена протаивает, а логотип-херувимчик «Алилуйя коммьюникэйшенз» улетает в никуда. Вот такой фокус.
   Чип оперирует с затылочными долями мозга. Насколько я понимаю, он «подсаживает» дополнительное (виртуальное) изображение в зрительный центр и синхронизирует его с реальным. А хороший чип еще и фиксирует оба изображения так, что в некоторых границах становится возможной динамика субъекта, то есть меня, и объекта, то есть, стен и херувимов.
   Вывод: у меня хороший чип.
Я склоняюсь над тумбочкой. Магнитный офисный ключ, красная с черной полосой карточка, обнаруживается под ворохом рекламных постеров. На первом из них девушка в нижнем белье сидит на кровати и держит в ногах подушку. Улыбка. Бретелька с плеча. Подпись: «Агата - девушка скромная, но…» На обороте - номер телефона.
   Да, вызванное девушкой дополнение: хороший чип – не «Агата».
Если вы не в курсе, «Агата» - это дешево, в кредит, проблемы с синхронизацией, черная бархатная повязка на глаза и буклет «Рекомендации» - в подарок. Рекомендуется, собственно, без повязки в сеть не выходить. «Дорогой пользователь, строго напоминаем Вам, что для успешной и качественной работы продукта необходимо: а - зафиксировать позу (постарайтесь поместить ваш череп в удобную, но жесткую выемку), б – в радиусе трех метров отключить все электроприборы, в – плотно закрыть глаза (повязка прилагается), поскольку с открытыми глазами возможны оптические артефакты и головные боли. Приятного Вам досуга!»
   Помнить буду, наверное, до самой смерти.
Я ловлю себя на том, что стою у тумбочки и смотрю на акварельный бело-розовый цветок вишни в рамке. Минус четыре минуты по таймеру. Ничего. Со мной случается. Сергей Николаевич задумавшись…
   Я прячу магнитный ключ в нагрудный карман наброшенной рубашки. Вот и хорошо. Человек с ключом это облегчение охране и сохранение нервных клеток Арутюнову.
   Возвращаясь к креслу, я говорю:
-Отомри.
-…в двадцать седьмом. Полиморфный вирус «Экстатик» был запущен в единую кредитно-расчетную сеть штата Висконсин. В результате среди зарегистрированных клиентов сети в начале лета вдруг возник бум на вязаные шапочки, утепленные куртки и горнолыжные палки в странно нечетном количестве. Рекордсменом по закупке стал начальник отдела сетевого администрирования электронного банка штата Эдгар М. Суппи -  пятьдесят одна горнолыжная палка.
   Что-то вроде «кудах» вырывается из меня.
-В дальнейшем группа приобрела культовый статус. При этом, что замечательно, без громких акций. За три последующих года достоверно известно лишь о взломе специализированного технологического сервера с размещением манифеста о вреде чипизации общества.   
   Диктор останавливается, поправляет галстук и говорит уже шепотом, из-под ладони. За спиной его включается экран.
-Кроме того, на некоторых сайтах появилась видеозапись, представляющая собой съемку с камеры наблюдения в кабинете президента «Амакрон нейроникс». Никаких данных, позволяющих считать, что «Бункер-46» причастен к этой записи, нет, тем не менее, именно «Бункер-46» негласно объявлен личным врагом корпорации.      
   Сквозь полосы растровой развертки экран показывает мне странное желтоватое пятно. Затем пятно отдаляется и я понимаю, что это теменная плешь. Но плешь – это тоже еще не все. За плешью следуют окружающие ее короткие седые волоски, уши с оттянутыми мочками и тонкая, в рубцах старческих морщин шея.
   Я вижу, как объект пристального внимания камеры чуть поворачивает голову. По разрезу глаза мне кажется, что это азиат.
-Качество, конечно, не очень, - шепчет диктор, - но многие сходятся во мнении, что это Омару Сагамацу, глава «Амакрон нейроникс» собственной персоной.
   Камера берет общий план.
Вид сверху и сзади. Старик Сагамацу в белом халате с вышитыми на спине тиграми сидит за обыкновенным пластиковым столом. Слева от него помаргивает огоньками коммуникатор. Справа стоит проволочная корзинка с бумагами. На жидкокристаллическом дисплее в центре крутятся, сменяясь, объемные иероглифы.
   Сагамацу вполголоса напевает песенку на японском.
«Как мне хочется заглянуть тебе под юбочку» - переводит чип.
   Щелкает зажигалка. Тонкая ароматическая свеча посылает вверх синеватый дымок.
Старик, поерзав, придвигается к дисплею. На правой руке у него я замечаю тактильную перчатку. Иероглифы пропадают.
   Камера дает наплыв.
Голова Сагамацу закрывает большую часть изображения. Виден только правый верхний угол. В нем колышется край полупрозрачной занавески. Из динамиков я слышу женский испуганный голосок, пробивающийся сквозь шум воды.   
«Сагамацу, ты не можешь здесь находиться!» - переводит чип.
   Старик хихикает и дергает перчаткой.
Занавеска со звоном отлетает. Теперь я вижу проржавевшую головку душа и вяло брызжущие из него струйки. Но опять же самое интересное мне недоступно.
   Сагамацу чуть ли не с плечами в экране. Я вдруг отчетливо сознаю, где находится его левая рука. Она под халатом.
   Для стона «О, Сагамацу!» перевода не требуется.
Перчатка совершает округлые, ласкательные движения. Президент «Амакрон нейроникс» весь в процессе интерактивной эротической игры.
   Бах! – дисплей гаснет.
От неожиданности старик подается назад. Выглядывает и прячется голое колено. Цепляется за столешницу только что усердно шалившая левая рука.
   Динамики, пошипев, разражаются короткой истеричной фразой. С японского это звучит как «Омару – похотливый старый козел!». Голос вовсе не женский.
   Секунда оглушительной тишины, и я наблюдаю, как шея Сагамацу наливается кровью, как перчатка дважды бьет в стол, как лицо поворачивается в профиль и искажается в вопле:    «Тоши-и-и-ро!»
   Стоп-кадр. Конец съемки.
Я думаю, сколько таких вот видеозаписей не увидело свет, потому что запечатленные на них люди предпочли экзотической сетевой известности потерю энной денежной суммы. За три-то года. А еще я думаю, что как-то странно, когда родоначальник чип-индустрии игнорирует свои собственные творения и обходится архаичным жидкокристаллическим дисплеем.
-Дальше? – спрашивает диктор.
-Про сообщение.
-Про соооооо…
Моя первая модель тянет гласную, пока ее саму не растягивает по диагонали от стены до стены студии.
   Черт! Черт! Черт! Как невовремя!   
Зажмурившись, я скрежещу зубами. В голове моей неистовствует чип. Глазные яблоки покалывает изнутри. Горло пересыхает. Все, о чем я могу думать, как бы не было команды на опорожнение мочевого пузыря. Такое случалось. Не со мной, достаточно редко, но случалось.
   Чип атакует мой мозг хаосом из стандартного набора. Плоские рисунки чередуются с трехмерными пейзажами. И то, и другое разбавляется массивами плотно набитого текста. Хаос кажется бесконечным. Одуванчики. Ботинок. Гроза над крышами. Проекция разводного ключа. Лестница. Еще лестница. «Если колебание стрелки на термостате имеет амплитуду в три и больше деления…» Скрипка. Пруд с кувшинками…
   Очень скоро я перестаю что-либо различать. Меня мутит. Я схожу с ума по темноте, когда-то проживавшей за опущеными веками.
   Определение этому – долбаный нейронный сбой.
Я не знаю, кричу ли я. Мой чип насилует меня ровно двадцать три секунды. Через двадцать три секунды он возвращает мне студию, диктора и, пощелкав, впадает в кому тест-режима. Если попросту, он машет мне ручкой. В далеком моем детстве, уходя на работу, мать часто оставляла записки отцу. Когда - на полке с телефонным справочником. Когда - примагнитив оранжевым грибком к дверце холодильника. «На обед – щи, рис, котлеты. Не забудь проверить у Сережки домашнее задание». Один раз записка была совсем короткая: «Извини». (Отец, скомкав, выбросил ее в мусорное ведро, но я потом достал и долго смотрел на четкие печатные буквы). Я думаю, что чип тоже мог бы написать мне: «Извини». Или длиннее: «Полдня обходитесь без меня. Я тут нагадил. Хочу разобраться в самом себе. В крайнем случае, используйте меня как модем».
   Но он не пишет ничего.
Какое-то время, вполне сопоставимое с вечностью, я твердо убежден, что в длинном ряду мумий египетских фараонов мог бы занять достойное место. Сходство – налицо. Ил и глина составляют мои внутренности. Мышцы вымочены в соляном растворе. Тело схвачено многометровыми бинтами. Мозг до донышка выскоблен через нос длинным костяным крючком.
   Простите, Рамзес, подвиньтесь, Хуфу!
Наверное, из-за всего этого, а в особенности из-за хорошо поработавшего костяного крючка я довольно спокойно воспринимаю легкий зеленоватый налет, невесть откуда взявшийся на студийных стенах. Также меня не смущает грязная простыня с пятном, растянутая на заднем плане вместо монитора, и половинный обрез кухонного стола. Чего уж говорить о каких-то там геометрических фигурах, похоронивших под собой китайских драконов! Разглядывая их, я всего лишь вывожу в своей пустой голове формулу: «Долбаный нейронный сбой равно сброс всех настроек, умноженный на полдня».
   Затем египетская моя апатия спотыкается о наглую подмену диктора.
Я узнаю кривенькую модель из поставляемой вместе с чипом коллекции. Раздел: «Общее», подраздел: «Человек», каталог: «Женщины», тип: «Классическая русская красавица». Присутствуют сарафан, кокошник, перекинутая через плечо коса.
   Мы смотрим друг на друга. Я, как мне думается, грозно щурюсь (о да, мумия оживает!), красавица растерянно хлопает глазами.
-…бщение, - неуверенно произносит она.
Щеки ее стремительно покрываются румянцем. Вертлявый стульчик скрипит под пышными формами.
-Читай, милая, читай, - прошу я.
-Но Сергей Николаевич! – модель выпячивает губки.      
-Что?
-У меня - вот!
Сарафан через голову цветастой тряпкой летит на пол. Мне демострируются тяжелые груди с розовыми кнопочками сосков.
-Что – вот? – не понимаю я.
-А вы потрогайте, Сергей Николаевич!
   О, Господи!
До меня наконец доходит, что сфера применения красавицы весьма специфична. Из разряда «Детям до шестнадцати пользование запрещено». 
-Дочитаешь про «Бункер-46», потрогаю, - обещаю я.
   Таймер отстреливает секунды.
В восемь тридцать пять я должен стоять на лестничной площадке у лифта. В восемь сорок три – садиться в вагон монорельса. В девять ноль-ноль – обретаться пред черными очами господина Арутюнова в бизнес-центре «Прибрежная полоса». Такой вот расклад.
-А можно я как умею? - чуть подумав, спрашивает модель. И закусывает накладной ноготок.   
-Можно.
-Ой, спасибочки!
Я ловлю страстный взгляд, отвечаю на него игривым движением бровей и вывожу поверх кокошника прозрачное окно почтовой службы.
   Выскакивает строка: «Кому…».
Без поддержки чипа список тематических форумов высвечивается только с третьей попытки. Я отмечаю все. Разбираться мне некогда. «Форумы «Чип-индустрия», «Чип-программиро-вание», «Сумма технологий», «Народ.Ру/Чипы»…
   Всего - восемьсот без малого адресов.
-Аххх… - томно вздыхает, изгибаясь, красавица. – Продолжаем выпуск новостей…
   Следующая строка: «От кого…».
Это просто. Слова и цифры с точкой-разделителем: «Сергей. Машаев. 78.188. Ру».
-Новости наши о дурацком, дурацком, противном вирусе…
   «Тема: Нейронный сбой». Какая же еще?
   «Текст…»
Текст мне приходится формулировать предельно четко. «Ребята, шестой нейронный сбой за десять месяцев. Сброс настроек. Переза…»
-С вами Эрика, Сергей Николаевич… классическая русская…
   Я сбиваюсь с мысли.
Модель трется грудями о столешницу и сладко стонет.
-Эрика, милая…
-Да?
Розовый язычок облизывает губы. Взгляд слегка расфокусирован.
-Ты не могла бы без этого вот…
Я пытаюсь воспроизвести ее ахи и охи. Дышу как дровосек, целый день без перерыва валивший лес.
-Нет, что вы, это же мой стиль!
-А побыстрее?
-Шалун вы, Сергей Николаевич! – лукаво улыбается модель и грозит пальчиком. – Только ради вас!
   Она закидывает голую ногу на стол. Поворачивается спиной. Я вижу раскормленный (так и хочется сказать – классический) женский зад.
   Симпатичный.
-Эрика, - печально замечаю я, - я вообще-то про новости…
-Ой, - Эрика хихикает, прикрывая рот ладошкой, - а я вам экспресс-программу…
   Почтовый клиент попискивает, обращая на себя внимание. 
В текстовом поле покачивается на невидимых волнах прямоугольник извещения о выполненной орфографической проверке. Пробегаю глазами. «Нет слова «Переза». Заменить на «Береза»? Да/Нет».
   Идиотство какое-то! Переза…
Выбираю «Нет». Добиваю предложение: «Перезагрузка и тестирование».
-Сергей Николаевич!
-Тс, Эрика, помолчи чуть-чуть.
-Ну и как хотите, - обиженно бормочет модель. Ложится на стол животом вниз, выгребает из-под себя листки, мнет и сбрасывает их на пол. – Вот вам.
   Дальше…   
Дальше, пожалуй, так: «Боюсь, что это еще не все. Есть ли способ решения проблемы? Подскажите, если знаете. Сергей». Уфф. Несколько секунд я оцениваю набранное. Чего-то не хватает. Ах да! Самое важное. «Мой чип: «Дананг», модернизированный, прошивка 2.0». На всякий случай прибавляю: «Срочно».
   «Отправить? Да/Нет» - подмигивает почтовый клиент.
   «Да».
-Эрика, все, я готов тебя выслушать, - говорю я.
-Сергей Николаевич, а вы помните, что вы обещали?
   Модель поворачивает ко мне хорошенькую головку. Кокошник поблескивает ограненными стекляшками. Кто-то из разработчиков двинулся умом на русской старине, не иначе.
-Помню, Эрика, конечно, помню.
-Ой! – Красавица оживляется и садится, подобрав ноги под себя. – Тогда трогайте!
-Как? – обалдеваю я. – А «Бункер»?
-Сергей Николаевич! Там одно кино осталось дурацкое! А я лучше кино! Я танцы всякие знаю! Хотите?
-Не хочу.
-Вы что, серьезно?
Лоб у модели идет ровными горизонтальными складками. Слегка увеличенные для выразительности глаза стремительно влажнеют.
-Эрика, у меня совсем нет времени, - пытаюсь оправдаться я. – Пять-шесть минут - и бегу.
-Да? - Подбородок у Эрики начинает мелко дрожать. – А я?
   Еще чуть-чуть – и она заплачет. Сто процентов, будет самый настоящий потоп.
Вот вам стандартная модель в фас и в профиль. Или потрогайте ее, или ах! – и в слезы. Скудость реакций меня, честно говоря, бесит. Даже несмотря на любовно вылепленный кем-то из чип-программистов зад.
   Я, например, такую халтуру гнать физически не способен.
Скучно, братцы, гнать такую халтуру. Противоестественно. Мой внезапно подмененный первенец и то был на порядок сложнее. Мог, знаете, посередине чтения какой-нибудь «Энциклопедии подводного мира» заложить страницу ладонью и удариться в воспоминания, которых у него отродясь не было. «О да, это было в сезон штормов…» - начинал он задумчиво и оказывалось, что в далекой молодости неразделенная любовь погнала его в море. Ах, Франческа! Темноволосая ветренница!
   Любовный роман удачно накладывался на соленую морскую прозу. Мелвилл и Джеки Коллинз. Лондон и Бронте. Верн, Кусто и Браун. Китобойная шхуна «Китаец», норвежский портовый городок, фотография Франчески, вложенная в портсигар…
   Он был в состоянии врать часами. Где уж там одноклеточной Эрике.
-И все-таки кино, - говорю я.
   Ослушаться Эрика не может. Зато может, зарыдав, сползти под стол и уже оттуда махнуть на секунду показавшейся рукой в сторону простыни. Сквозь рыдания давятся слова. Я не узнаю ничего нового. Конечно же, я негодяй (звучит как «Негодя-а-а…» и далее неразборчиво, столешница глушит), скотина («Скоти-ы-ы…») и вообще бессердечное и гнусное существо.
   На простыню тем временем проецируется человечек.
«Бункер-46», похоже, составляют поклонники минимализма, поскольку человечек выглядит совсем по-детски. Ручки-ножки в виде коротких прямых линий, грушевидное тельце; в неряшливом кружке лица помещаются глаза-точечки и рот в виде буквы «о».
-Здравствуйте, сетевые братья и сестры! – говорит человечек вибрирующим металлизированным голосом. «О» то растягивается, то плющится в такт словам. Правая ручка поднимается и приветственно машет.
   Задорные ребята, думаю я. От трех до шести.      
-Наша группа в моем недолице, - продолжает человечек, - ставит вас в известность, что в конце марта в мировую сеть был запущен метавирус. Как мы предполагаем, за неделю он уже проник в тридцать-тридцать пять процентов сетевых ресурсов… Так что, объявление наше несколько запоздало… - Детское творчество хихикает и принимается вымерять приставными шагами серую пустоту. – Мы это к чему? Мы это к тому, что…
   Окончание фразы я, к сожалению, пропускаю мимо ушей.
К чему это они, так и остается для меня неизвестным, потому что почтовый клиент комаром принимается зудеть у меня в мозгу: «Вам ответ, пользователь, вам ответ!».
   Оказывается, мне уже пришло двести семь сообщений. Нет, двести восемь. Двести девять. И девять десятых из них наверняка чушь. Я даже могу на спор назвать самые частые и, следовательно, самые дурацкие ответы. Прорва народа, конечно же, советует мне обратиться за помощью в «Амакрон нейроникс» или в какую-нибудь похожую контору. В «Майкролайт». В «Райт-Ву». Мол, парень, уж они–то эту проблему расщелкают. Как будто я не знаю, что они безуспешно борются с ней полтора года. Впрочем, бог с ними. Прорва поменьше засыпает меня соболезнованиями и руганью в адрес того же «Амаркона». Негодяи! Извращенцы! Выпускают сырой продукт! Держись, мы с тобой! Третьи предлагают поменять «Дананг» на какую-нибудь менее глючную модель. Совершенно случайно у них есть пусть не новая, но надежная штучка. Скажем, «Агата».
   Да, и прибавьте еще ушлого рекламного бота с каким-нибудь дурацким советом. «У вас нейронный сбой? Крем «Салют» поможет вам и вашим близким!»
   Мой некстати устранившийся чип мог бы весь этот мусор отсеять и оставить нечто действительно ценное. Только где он – мой чип? Тестирование не завершено.
   «Раскрыть по порядку», - вздохнув, командую я.   
Почтовый клиент с готовностью высвечивает окошко.
   «От кого: Хомяк. Тема: Нейронный сбой. Текст: Чел, это в «Амаркон». Сто пудов. Их чип. Их прошивка. Сайт общедоступен».
   Вот. Я киваю себе и своему провидческому таланту. Ты прав, Сергей. Ты, как всегда, прав.
-…тайте все же некой нашей заботой, - напоминает о себе человечек с простыни, - Мы ни в коей мере не хотим выступать этакими беспринципными злодеями. Нет, наш вирус не убьет вас. Наша цель – показать вам, насколько вы зависимы от помещенной в голову кремниевой пластинки с нервными окончаниями. Только показать. И предупредить. Поэтому все, что мы можем себе позволить, это спам. Очень много спама. Нам думается, это очень оригинальное решение. Спам, - человечек произносит слово так, словно оно ванильно-клубничное. – Ждите спама. И не рассчитывайте, что он вас минует. А еще лучше…   
-…анец! – с чувством выкрикивает из-под стола Эрика.
   Тьфу! Так и кинул бы чем-нибудь тяжелым!
Нет, понятно, девушке под столом скучно. Жалко, выключить ее, так сказать, опционально нельзя. При почти что мертвом чипе, боюсь, ахнет все целиком. А я еще дослушать хочу. 
   Хотя, положа руку на сердце…
Ну, спам. О да, выражение «зас…ть мозги» обретет качественное воплощение от «Бункер-46». И что? Через день-два выйдет заплатка, убивающая вирус. Какое-то время сервис-центры будут лопаться от желающих эту заплатку установить. Выпустят новую прошивку. Пострадавшие выскажутся в сетевых изданиях. Полиция проведет безрезультатное расследование. Все.      
   Я смотрю на человечка и решаю, что почта все же важнее.
Вот если бы человечек вещал насчет ДНС, где Д – долбаный, а Н – нейронный… Так ведь не вещает. Кумулятивный бу-бу-бу. Сегментированный бу-бу-бу. Инициация бу-бу-бу.
   Я прикручиваю ползунок громкости наполовину.
Теперь остается и вовсе одно бу-бу-бу. Причитания Эрики привносят странный, восточный колорит. Что-то индийское. Если абстрагироваться.
   Итак, почта.
Таймер набухает кроваво-красным. Минута. Минута до отсоединения. М-да, работа зовет. А я ничего не успеваю. Ах, «Дананг», «Дананг»… Ладно, продолжим. С посланием Хомяка я ознакомился. Еще десяток сообщений, наверное, одолею. Хотя, надежды на чудо, конечно, мало. Опять ведь пошлют в «Амаркон». И это будет самое умное.
   Впрочем, я ошибаюсь.
Авторство следующего ответа принадлежит некому Бомбею. Ни слова об «Амарконе». Ни одного. Почтовый клиент гонит строчки. Их количество зашкаливает за три экрана. Это ж надо умудриться столько накатать. Читаю. «От кого: Бомбей. Тема: Нейронный сбой. Текст: Здравствуйте, Сергей. Ваша проблема далеко не единична. Можно даже сказать, глобальна. Все симбиотические процессоры, или попросту чипы, сбоят. Все. Со второго поколения. Я бы не стал утверждать, что это системная ошибка. Скорее, это бунтует наш несовершенный мозг. Реакция, так сказать, на искусственно формируемые нейронные цепочки…»      
   Я пролистываю, одновременно пытаясь застегнуть рубашку. Общую информацию я и так знаю. Все уши в свое время прожужжали.
«…бходима профилактика. Или, если изволите, подготовительная химиотерапия. Комплекс препаратов, определенный мной опытным путем (пятьсот реципиентов), снижает вероятность появления нейронного сбоя на шестьдесят два процента. Побочные эффекты незна…»
   О, понятно. Реклама. Минута тает. «Закрыть. Раскрыть следующий».
«От кого: Маркиз. Тема: Нейронный сбой. Текст: Хай, Серж! Присоединяйся к нам! Мы тут в пятницу пикетируем штаб-квартиру «Райт-Ву». Иначе эти твари даже не почешутся. Сбор в кафе «Ламброза». Приходи. Ждем». 
   Ага. Уже. На всех парах. «Закрыть. Раскрыть следующий».
«От кого: С-300. Тема: Нейронный сбой. Текст: Инфа такая. Не знаю, пойдет тебе или нет, но на «Альфа-Прайм» вроде пашет. В общем, есть самопальная прошивка на основе программных наработок сам знаешь какой корпорации. Убивает пять из шести сбоев. На «Альфе» глюков вроде не замечено. Но, конечно, установка на свой страх и риск. Ссылку даю ниже. Если будешь ставить, пароль по умолчанию «Ганновер».
   Интересно. Пять из шести. Это, черт возьми, сильно.
Если бы я общался древним способом, вводя символы с клавиатуры, впору было бы сказать: «Его пальцы, подрагивая от возбуждения, зависли над клавишей «Enter». В данном случае, наверное, зависло мое сознание. Не мысль же над ссылкой зависла, кудах-тах… Или что там еще. Извилина зависла.
   А ссылка самая обычная.
-И упаси вас Бог, - прорывается вдруг голос человечка, - качать что-либо с неизвестных адресов. Упаси Бог!
-Бе-е! – говорю я ему. И под мерцание таймера, отсчитывающего последние тридцать секунд, запускаю ссылку.
   Ничего страшного не происходит.
Простенький экран. Файлы выделены и подсвечены неоном. Тот, который мне нужен, носит имя «proshivka-beta». По крайней мере, других похожих нет.
   И все же в этом месте бес сомнения определенно должен был поднять свое мохнатое рыльце и осторожно цапнуть меня за сердце: «Ай-яй-яй, Сергей Николаевич, ай-яй-яй! Что ж мы делаем-то? Куда мы лезем-то? А хорошо ли мы подумали?»
   Но нет. Не поднимает. Не цапает. Отсутствует. 
Поэтому я командую: «Загрузить файл «proshivka-beta» и в специальном окошке «Уверены?» подтверждаю: «Да».
   И все гаснет…

   Странно, но оказывается, что я полностью одет. Стою перед зеркалом. Поправляю узел галстука. Одергиваю пиджак. Потом охлопываю грудь. В кармане справа – карточка-пропуск, слева – идентификатор. Все вроде на месте. Губы мои медленно расходятся в улыбке.
-Вы всем довольны, молодой человек? – нацеливаю я палец на свое отражение. – Неужели всем? Тогда вам просто необходимо придать жизни чуть-чуть остроты. База экстремального туризма «Первопроходец» всегда к вашим услугам.
   В голове у меня пощелкивает и жужжит. Кажется, так и должно быть.
Конечно, думаю я, медленно танцуя к входной двери и напевая под нос песенку про блинчики фирмы «Ольво», в этом жужжании есть смысл. Во всем есть смысл, в том числе и в жужжании. Иначе никак. Наверное, догадываюсь я, во мне поселились пчелы. Они маленькие и их много. А пощелкивают их крылышки, потому что им тесно.
-Видимо, по каким-то признакам, я очень подхожу как улей, - размышляю я вслух, останавливаясь на лестничной площадке. Вдоль кремовой стены с рельефными вкраплениями ракушечника тянутся цилиндрические кабинки лифтов.
   Да, лифты. Да, да, да.   
За спиной у меня закрывается дверь. Тренькает электронный замок.    
-Замки навесные и встраиваемые, - жужжат пчелы, - с записью биометрических параметров, с памятью на трех пользователей, с системой против взлома. Модели «Партнер», «Атлант» и «Защитник». Цены от производителя.
   Ой, нет, это я путаюсь, это не пчелы, это я сам.
Вызванный лифт идет долго. Задерживается сначала на сто тридцать втором этаже, потом на сто двенадцатом. Я успеваю подарить кремовому пространству стишок зубной щетки «Туттис», пригласить весь дом на распродажу меховых изделий «Торговому центру «Виола» - 25» и изобразить деревенский пастушеский рожок из новой театральной постановки. 
   Наверное, все это я делаю чересчур громко, потому что когда створки лифта передо мной расходятся, находящиеся внутри пассажиры смотрят несколько напряженно.
   Пассажиров трое. Толстый господин в полосатом костюме-тройке, высокий, усатый, лысый, с серебристым кейсом, потеющий и утирающий платком лицо. Худощавая дама в темном пальто, в узких брючках, с повязанным на шею газовым шарфиком, обнимающая себя за плечи, словно ей, наоборот, холодно. Наконец, девочка лет десяти, в курточке и короткой юбочке, в очках, с рюкзачком в одной руке и гладиолусами в другой.
   Места в кабинке немного, но я помещаюсь.
Толстяк опасливо отступает вглубь. Дама поджимает и без того тонкие губы.
-Вниз? – спрашиваю я.
   Толстяк кивает. Створки сходятся. Мы едем.
Лифт отмеряет этажи помигиванием циферок на контрольной панели.
-У вас в голове не жужжит? – обращаюсь я к женщине. 
-Нет-нет, - быстро отвечает она, и лицо ее страдальчески кривится.
-А у меня жужжит, - говорю я, - и это, поверьте, не просто так.
   Мы секунду или две едем молча. Потом пчелы наклоняют меня к толстяку.
-Насчет коррекции фигуры, - шепчу я, хватая его за рукав, - есть три способа.
   Вообще-то, собеседник здесь должен обязательно спросить: «Какие?». Фраза специально так построена. Но мой собеседник вздрагивает и закатывает глаза.
-Первый, - продолжаю я, вздохнув по такой странной реакции, - это диета. Ананасы, бананы,  кефир. Второй, конечно, спорт. Привилегированный клуб. Тренажеры, бассейн, опытный инструктор. Ну и третий… Вы уже и сами, наверное, догадались. Ведь догадались, а?   
   Толстяк мотает головой. Прикладывает платок ко лбу.
Щека у самого моего носа расцветает некрасивым багровым пятном.
-Хорошо, - жужжу я, - третий способ – кардинальный. Пластическая хирургия. Липосакция. Удаление жировых отложений. Клиника профессора Нахабцева. Очень рекомендую. Они вас совсем небольно – чик.
   Черт знает зачем, для наглядности, что ли, я провожу ногтем себе по горлу.
Девочка начинает хныкать. Дама, оттирая ее корпусом к боковой стенке, наклоняется и бьет сухим кулачком по кнопке «Стоп». Промахивается и бьет снова.
   Лифт, дернувшись, замирает.
Двадцать шестой этаж. Створки нехотя уплывают в стороны.
-Простите, мы здесь выходим, - отрывисто произносит дама, толкая девочку перед собой. Ни дать ни взять – мама с дочкой. Хотя вряд ли. Гладиолусы взмахивают белыми цветками. Профиль с тонким, костистым носом – будто мираж, был и нет.
-Вы тоже? – поворачиваюсь я к толстяку.
   Тот сначала мотает головой, но потом такой дикий ужас отражается в его глазах, что он, что-то извинительно бормоча, бочком, бочком проскальзывает мимо меня в уменьшающуюся щель. Хлоп – и я остаюсь один.
   Странные люди, думается мне. Наистраннейшие.   
Спускаясь, я почему-то с непривычным для себя упорством размышляю, почудился мне писк смартфона или не почудился. Вроде бы было какое-то пи-пи-пи. Я со злостью представляю костистый профиль и поджатые губы. Дура ведь может и позвонить. Всего-то - с аварийной лестницы, куда они с девочкой рванули, набрать номер. Толстяк – тот нет, а вот дура…
   От этой возможности у меня холодеет внизу живота.   
Буквы пляшут перед глазами, словно я до сих пор нахожусь в сети. Стоит мне сосредоточится и получаются слова. «Смартфон». «Полиция». «Опасность».
    О, это жуткие слова.
По холлу я прохожу быстрым шагом. Коляски, коляски, коляски. В два длинных ряда. Колясочное наваждение целое. И не подозревал, что у нас столько малышни в доме.
   Хорошо, думаю, если их кормят детским питанием от «Мамаши Айзен». Питание от «Мамаши Айзен» - натуральное, сертифицированное, без генетических модификантов и вредных химических соединений. С ним малыш всегда будет здоров. А вот за другое какое питание – не поручусь. Нет, не поручусь.
   Уличная дверь на фотоэлементе распахивается сама.
Осторожно высовываю голову. Ничего подозрительного. Зеленеет молодая травка. Шелестят электромобильчики. Бегает по газонам пегий пес с вываленным от счастья языком. Эстакада, ведущая к платформе монорельса, и сама платформа пусты. Монор, видимо, только что ушел.
   Мне становится немного грустно, что чип мой не отзывается и даже таймер погас. Сейчас взял бы да посмотрел, сколько там осталось от семиминутного промежутка в следовании поездов. Жалко, что не могу. Впрочем, мысль эта как-то поспешно исчезает. На ее место приходят другие мысли. Строгие, четкие, мобилизующие. Словно кто-то внутри меня перехватил управление и начал командовать. Да, думаю я, надо поглядывать по сторонам. Мало ли чего. Мало ли вон там, за углом, полиция притаилась. Или вон за тем рекламным щитом.
   Ноги, ведущие меня к эстакаде, выписывают зигзаги. Это называется - обманный прогулочный шаг. Я останавливаюсь у витрин и любуюсь книгами, мягкими игрушками, стульями и полураздетыми манекенами. Но на самом деле, конечно, внимательно изучаю отражающийся кусок улицы – не следит ли кто. Пегий пес, перескочивший на газон поблизости, очень мне в этом смысле не нравится.
   На всякий случай я складываю пальцы в фигуру, отгоняющую нечистую силу. То есть, просовываю большой палец между указательным и средним и сжимаю руку в кулак. Это фига. Или шиш. Или дуля. Еще есть «коза». Но она уже складывается из указательного и мизинца. Тоже отгоняет.
   Вообще, думается вдруг мне, в эзотерическом центре «Папюс» могут научить и не такому. Знаки, мантры, асаны. Амулеты от сглаза. Заговор на удачу. Вечный любовный приворот. Очистительный транс. Воспитание борца с черной магией. Хотите стать борцом с черной магией? Вам в «Папюс»! Первый семинар – бесплатно.
   Поднявшись на платформу, я тут же прячусь под навес. Не столько из осторожности, сколько из-за жестких, с крупицами песка порывов ветра. Холодновато в пиджачке. Чувствительно. Что-то я как-то по-летнему…
   На бортиках ограждения трепещут анонсы. Рельс вибрирует. Это хорошо.
Сначала я жду монора в одиночестве, но потом подходит старушка в экстравагантной меховой безрукавке, за ней появляется группа молодых людей с зачехленными теннисными ракетками, а под гудок нас набирается уже десятка два. Ни толстяка моего, ни дамы не видно. Может быть, думаю, им и правда нужно было на двадцать шестой.
   Поезд накатывает на платформу многосекционным серебристым удавом. С фырканьем замедляет ход. Останавливается. Отщелкивает двери.
-Внимание! Остановка «Стародеревенская». Следующая остановка «Островная», - объявляет приятный голосок. – Будьте осторожны!
   Я встряхиваю голову, проверяя. Здесь мои пчелки! Жужжат! И вхожу.
Вагон полупустой. Основной поток пассажиров схлынул. В углу справа даже место свободно. Это несомненная удача. Я плюхаюсь на сидение, слегка задевая бедром соседа – мужчину с нервным, до синевы выбритым лицом. Он выдирает из-под меня край бежевого плаща. Рот у него неодобрительно кривится. Еще бы!
-Понимаете, - под шелест набирающего скорость монора, говорю ему я, - это вовсе не моя вина, что я сел на ваш плащ.
-А чья же? - спрашивает синелицый, и рот у него кривится в другую сторону.   
За окнами на высоте десяти метров – город. Дома, линии электропередач, серые полоски автодорог.
-Проблема в хрюзябрах!
-В чем-в чем?
-В хрюзябрах. Это такие зверьки, - мне приходится понизить голос, потому что на меня начинают коситься с сидений напротив. – Маленькие и страшно симпатичные.
-Никогда не слышал.
-Ну, - жму плечами я, - мало ли.
   Поезд свистит. 
-Внимание! Остановка «Островная». Следующая остановка «Центральный парк», - сыплет диктор из-под потолка. – Будьте осторожны!
   Дважды щелкают двери. Народу прибавляется. Бородач с сонными глазами, уцепившись за поручень, подпирает меня массивным животом.
-Проблема с хрюзябрами, в сущности, проста. Есть два вида хрюзябр. Хрюзябра обыкновенная, так сказать, вульгарис. И хрюзябра ложная.
-Чушь какая-то, - говорит сосед.
   Я смотрю, как мелькают за окном рыжеватые фермы моста. Мы опять набираем скорость. Нет, я вовсе не обдумываю ответ на последнюю реплику. Меня беспокоит совершенно посторонний в свете хрюзябр вопрос. Куда я, собственно, еду? Как-то вдруг из памяти моей выпадает такая очевидная вещь. Еду, еду, уже мост проехал, а куда?
   «На работу, - выручают меня пчелы. – Мы едем на работу. Ж-ж-ж».
И добавляют, что на работе мы будем размножаться. Приятное дело!
-Чему улыбаетесь? – спрашивает выбритый.
-Так, своему, - смущаюсь я. – Вернемся лучше к хрюзябрам.    
   Вопрос я знаю до тонкостей.
Хрюзябры же что, пограничный вид. А некоторые считают, что и два вида. Первую половину своей жизни они проводят в воде и, надо сказать, в этот период внешность имеют весьма непрезентабельную. Еще незабвенный исследователь хрюзябр Пантелеймон Куваев-Африканс-кий замечал, что «до трех лет тварюшки зело бородавчаты и на вид сущее наказание Господне». И верно, хрюзябра, что настоящая, что ложная, до репродуктивного возраста на редкость уродлива, обладает круглой пупырчатой головой, сильно сплюснутым сверху и снизу туловищем, перепончатыми лапками и тритоньим хвостом. Вдобавок, под впуклым брюшком надуваются и опадают два легочных мешка. Совсем иное впечатление… (Здесь я прерываюсь и терпеливо выслушиваю мелодичное: «Внимание! Остановка «Центральный парк». Следующая остановка «Авиаторы») …производят взрослые уже особи. Тельце утолщается и обрастает коротким жестким волосом. Мордочка вытягивается и становится похожей на обезьянью. И если ложную хрюзябру в водной среде практически невозможно отличить от настоящей, то в древесный, так сказать, период и у тех, и у других проявляются специфические особенности.
   Конечно, самый верный способ распознать к какому типу принадлежит хрюзябра, это сделать небольшой надрез на уже мертвом животном. Через двадцать четыре часа мясо настоящей хрюзябры бледнеет, тогда как мясо ложной от токсинов приобретает фиолетовый оттенок. Если же вы имеете дело с живой особью, то специалисты-хрюзябреведы рекомендуют следующие методики.
   Во-первых, это пересчет гибких хвостовых позвонков. Они начинаются где-то с середины хвоста (не тритоньего, а заново выросшего) и имеют нечетное количество у настоящей хрюзябры, и четное, соответственно, у ложной. Правда, процедура пересчета небезопасна. Зверьки болезненно реагируют на любые попытки их поймать. Поэтому, будучи укушенными, вы рискуете определить вид хрюзябры раньше намеченного. Печально, если попадется ложная.
   Людям же с музыкальным слухом достаточно всего лишь оказаться рядом с группкой самцов в то время, как они подзывают подруг. В разноголосом хоре вы без труда вычлените звуки, из-за которых хрюзябры и были названы хрюзябрами. Это раскатистое «Хр-р-рю» на выдохе и гипнотическое «С-с-сааа» на вдохе. Хрюзябра вульгарис вдобавок отбивает дробь драгоценным своим хвостом. Получается что-то вроде «Бр-р-ры». Хр-р-рю. С-с-сааа. Бр-р-ры.
   Черт, моя речь тянет на ученую степень по биологии! Впрочем, соседу почему-то так не кажется.
-Вы идиот? – спрашивает он меня.
   Бородач, все также упираясь в меня животом, принимается заливисто хохотать. Что он нашел такого смешного, я никак не пойму. Его хочется укусить. Уж-жалить. Но я сдерживаюсь.
-Внимание! Остановка «Авиаторы». Следующая остановка «Пальцево». Будьте осторожны.
   Очень кстати.
Работая локтями, я вывинчиваюсь из вагона на платформу. Монор фыркает и, покачиваясь, исчезает из моего утра. Итак, «Авиаторы». Дореволюционный «Фарман» под прозрачным куполом. Музей воздухоплавания. Фонтан «Высший пилотаж». Остановка, конечно, не та, но ладно. Недалеко. Можно и пешочком.
   Я сбегаю по эстакаде вниз и забираюсь под тент какого-то кафе. Моросит. На тротуарной плитке множатся темные крапины. Запах кофе из распахнутых дверей - одуряющий. Какое-то время я украдкой разглядываю проходящих мимо людей, но потом сдаюсь. Захожу в кафе, заказываю горький, сваренный в джезве на песке мокко. В конце концов, думается мне, облава – это уже слишком. Даже если эта дура и позвонила… Хрюзябра тоже мне…
   И все же за миниатюрную чашечку я расплачиваюсь наличными. Так, на всякий случай. Выпиваю кофе в три глотка, совсем не чувствуя вкуса. Горечь застревает где-то в гортани.
-Извините, - будто внезапно вспомнив, спрашиваю на выходе, - где здесь ближайший компьютерный?
   Девушка лет двадцати в белом передничке официантки указывает на окно.
-По-моему, на Круглова. Супермаркет. Там вывеска еще синяя, с птицей. Увидите.
   Я киваю.
-Спасибо. Вы удивительны.
   Девушка расцветает и делает книксен с подносом. Звякают чашечки, составленные на подносе в опасные этажи.
-Вам, конечно, косметика вроде бы ни к чему, - продолжаю я, - но… Иногда маленький штришок превращает простенький эскиз в шедевр. Маленький штришок «Элегансе». Ночной питательный крем «Элегансе-нуар». Дневной увлажняющий крем «Элегансе-сюит». Тени «Бальзамо». Маленькая, но гордая фирма предлага… 
   Пчелки не дают мне договорить – уводят вон.
Нет, я понимаю, что девушка – не для размножения, но зачем же на полуслове-то…
   Метров триста я дуюсь. Перехожу улицу – дуюсь. Поворачиваю на Круглова – дуюсь. Даже у вывески с птицей (подписано: «Альбатрос») – дуюсь. Что за манера такая, думаю, обрывать. Когда еще получится - про скидки, про бонусы, про счастливое число «Элегансе»...
   «Не жужжи», - советуют мне пчелы.
Не жужжи. Я вздыхаю. Разве это по-дружески?
   Голографический альбатрос над моей головой обрезает верхушки голографических волн.
В супермаркете я сразу нахожу нужный отдел. Это «Аксессуары и периферия». В черном с синим маячат за прилавками продавцы. При моем приближении они взрываются ослепительными, насквозь фальшивыми улыбками.
-Здравствуйте! Вам чем-нибудь помочь?
-Да, пожалуйста, - я склоняюсь над стеклом, за которым между переходниками белыми змейками свернулись соединительные шнуры. Продавцы придвигаются и с воодушевлением склоняются тоже. Мы чуть не бьемся лбами. – Мне бы шнур с разъемами «чип-сервер».
-Один?
-Один.
Улыбки блекнут.
-Двадцать семь рублей.
Приходится выгребать из карманов все до копейки.
-Кредитку, извините, не захватил.
-Ничего.
Через секунду шнур в прозрачном заводском пластике оказывается у меня в руках. На улице я, не выдержав, срываю упаковку. Шнур посто идеален. Где-то метр, метр двадцать. Маленькая игольчатая головка чип-контактора. Фиксатор. На другом конце – стандартный сетевой разъем. Ах! Весь оставшийся до «Прибрежной полосы» путь мы с пчелами проводим в каком-то экстатическом состоянии. Размножение близко как никогда. Память совершенно обрывочна. Из счастливого тумана выпадают то какие-то цепляющиеся за меня кусты, то ограда, за которой с визгом катается с горок детвора, то камешек, вылетающий из-под ботинка, то бампер электромобиля, чувствительно толкающий меня в бедро.
   Зеркальный бастион бизнес-центра открывается мне, когда я, прихрамывая, вываливаюсь из парковых насаждений на автостоянку. В вогнутой многометровой громаде отражается хмурый залив и излом противоположного берега.
   Терпкий морской ветер приводит меня в чувство. Я собираюсь, потому что наступает ответственный момент. Сначала – пропуск.
   Холл центра ярко освещен. Пластик под дерево. Кадки с пальмами. Искусственный водопад. Регистрационная стойка и две стекляных башенки с охраной. Меня узнают. Я прохожу сканирующую арку с зажатым в руке пропуском. Незаметно выдыхаю. Пчелки тихо пощелкивают крылышками. С турникетом же выходит заминка. Под насмешливыми взглядами охраны приемник раз за разом выплевывает магнитный ключ.
-Расправьте, - советует, сжалившись, кто-то. – Видимо, согнули, вот и не читает.
   Я мну карточку в пальцах, размышляя почему-то о совсем посторонних вещах. О щенке из собачьего питомника, который мог бы скрасить мою жизнь. О благотворительных взносах в Фонд Православной церкви. О новом утюге с паровой подошвой.
   Наконец, турникет сдается.
Следующий пункт – Арутюнов.
   Лифт возносит меня на шестнадцатый этаж.
Общий с другими конторами коридор по-деловому сух. Плафоны. Урна. Матерчатые жалюзи. Пустые стены с табличками. Правда, стоит мне вывернуть к «Арутюнову-на-Балтике», как под ноги ложится ковровая дорожка, а на стенах появляются натюрморты и пейзажи. Что ж, мы контора не бедная.
   Свое рабочее место, скрывающееся за дверью с надписью «Ведущий моделлер», я игнорирую и направляюсь прямиком к Арутюнову. Пожалуй, думаю, скажу ему так: «Вагиф Александрович! Мне срочно нужен допуск в серверную!». Решительно и твердо. Без объяснений. Потому что сотрудникам надо доверять. М-да… Я морщусь. Попутно жму кому-то руку и в ответ на какой-то глупый вопрос пожимаю плечами. Дела… Какие дела? Тьфу! Лезут тут… Слава богу, мысль не потерял. Нет, без объяснений вряд ли получится. Тогда так: «Вагиф Александрович! Про вирус слышали? Вирус бродит по планете! Монстр! А у меня тут кое-что родилось по поводу нашей защиты. Скажите Эдику, чтобы он меня в серверную пустил!».
   Тоже, кстати, так себе вариант.
«Сергей, -скажет Арутюнов, - ты же моделлер, а не сетевик».
   У кабинета я еще раз складываю дулю. Если с собакой помогло, то, может, и с Арутюновым тоже… Тож-ж-же… И вхожу.
-Разрешите?
Арутюнов отворачивается от окна. По обыкновению он сидит слегка навалившись на правый подлокотник кожаного кресла. Там же, на подлокотнике, умещен локоть. Ладонь подпирает смуглую щеку. Нос уныл. Черные глаза внимательны и печальны.
-Здравствуйте, Сергей, - негромко приветствует меня Арутюнов.
   Выговор у него мягкий, южный.
-Здравствуйте, Вагиф Александрович.
-Ты опоздал.
Я развожу руками.
-И что это значит? – он копирует мой жест, на секунду вывернув ладонь из-под щеки.
-Проблемы.
-Понимаю.
Мы молчим. Арутюнов изучает прозрачную пластинку электронного ежедневника на мраморной подставке. Лениво тюкает толстым пальцем в записи. Ежедневник в ответ меняет цвет, гукает и попискивает на разные лады. Я в свою очередь смотрю на стеллаж, набитый книгами. Каманин. Толстой. «Чип-моделлинг для чайников». Это я помню. Это и в прошлый раз стояло. Паланик. Честертон. Брошюра «Роль руководителя в творческом процессе». Томик Каучен-Эйзени. А вот это что-то новое – желтый корешок с плохо пропечатанными буквами. Я даже голову наклоняю, чтобы прочитать. Ву… Вуде… Ага. «Вудуизм: практические основы». С чего бы, интересно? Я на миг представляю, как печальноглазое начальство, запершись в кабинете, достает из ящика стола желто-серую, неуклюже слепленную восковую куклу с вплавленным в некое подобие головы клоком моих волос и принимается колоть ее булавкой, приговаривая: «Будешь еще опаздывать? А? Будешь?»   
   Вот ведь – кудах-тах-тах!
-Зачем туда смотришь? – мотает головой Арутюнов. – Умный, да?
   Почему-то эта фраза срубает меня начисто.
Самое удивительное, я не испытываю никакого стеснения. Моя зажатость куда-то улетучивается и я кудахчу прямо в длинное начальственное лицо. И, кажется, даже прихлопываю руками будто крыльями. Ку-кудах.
   Арутюнов терпеливо ждет, когда я иссякну.
-Смешно, да?
   Я обессиленно киваю.
-Извините, Вагиф Александрович. Нашло что-то.
   В черных глазах вспыхивают и гаснут злые огоньки. Потом Арутюнов машет рукой.
-Ладно. Проехали. Шнур тебе зачем? Меня душить, да?
-Нет. Это к чипу.
-А что, чип сдох?
-Сдох.
-У меня тоже сдох, - вздыхает Арутюнов. – Еще в субботу. Вот, - он поворачивается ко мне затылком и демонстрирует пластинку заглушки за правым ухом, - сдал в сервис. Шину оставил, а все остальное сдал. Пусть чистят, да? А то, понимаешь, пишет мне: «Сетевой ресурс недоступен».
-Это вирус, - говорю я.
-Вирус-шмирус, - Арутюнов через весь стол посылает в мою сторону очки с микромониторами вместо линз. Модель старая. На дужках нанесен модный лет пять назад люминофор. – Смотри, чем пользуюсь. У сына отобрал. Стыдно даже, нет? Гадость эта еще прицепилась… С чипа… - пожевав толстыми губами, он неожиданно выводит приятным, поставленным баритоном: - «От Сибири до Камча-а-тки наши носятся перча-а-тки». Слышал, да? Перчатки у них носятся туда-сюда…  через тайгу… Или вот это: «Первомайские пельмени» горячи и хороши…»
-Без усилий и сомнений, - подхватываю я каким-то, честное слово, козлетоном, - наслаждайтесь от души!
-Да-а… - задумчиво тянет Арутюнов, но тут же спохватывается: - Ты это, по офису-то не разноси. И вообще, - он упирается в меня взглядом, - ты, Сергей, без чипа какой работник? Никакой, да? Статист. Пришел-ушел.
-Вагиф Александрович, - я прижимаю шнур к груди, - я же как раз по этому поводу. Тестануть хочу свой «Дананг» в серверной. Там инструментарий хороший. Нужно только, чтобы вы Эдику сказали, чтобы он меня в серверную пустил.
-Нет Эдика, - темнеет лицом начальство. – Совсем нет. Был – и нет.
-Как нет? – удивляюсь я.
Эдик идет у меня под третьим пунктом. Мы с пчелами договорились огреть его огнетушителем. И даже дуру с раструбом присмотрели. В коридоре висит. На вид - то, что Эдику и надо.
-Жена его звонила, в ухо плакалась, - Арутюнов морщится, - говорит, увезли. В карантин. Утром, говорит, встал и давай ее в ресторан приглашать. Три раза, - он показывает мне три пальца, - потом еще два. Потом агитировал ее на какие-то акции-шмакции, пел что-то, вот как мы с тобой только что, да? Таблетки торговал. В общем, в карантине оказалось, что он тоже вирус хватанул. Только у него вроде как индивидуальная реакция-хренакция. Он теперь бешеный рекламный ресурс сам по себе…
-Да, - говорю я, -ж-ж-жуть. И все же, Вагиф Александрович… Я и фильтры посмотрю, и защиту. Я хоть и моделлер…
-Ай, ладно, держи, - Арутюнов, привстав, протягивает мне карточку-ключ к серверной. – Очки только обратно подвинь, да?
   Самое тяжелое – это идти к серверной спокойным, размеренным шагом, когда хочется бежать вприпрыжку. Я сдерживаю себя изо всех сил. Пчелы тоже чрезвычайно возбуждены. Крылышки щелкают как выстрелы.
   Скоро-скоро-скоро. Уж-ж-же. Вот что мне слышится.
Последний поворот. Карточка в руке дрожит и выписывает сложные эволюции. Нет, я уже не здесь, я уже за дверью, я уже размножаюсь, расползаюсь по кластерам как…
-Привет!
Короткостриженные ребята в форме охранников стискивают меня с боков.
-Но Вагиф Алексан… - я шумно сглатываю. – Он разрешил…
-Да мы знаем, знаем, - улыбаются охранники, придерживая меня за руки. – Только сначала небольшой тест. Мало ли чего. Вирус.
-А-а, - говорю я и, оглядываясь, даю увлечь себя по коридору прочь от заветной двери. Пять метров. Десять. Пятнадцать. Потом все случается как-то само собой.   
   Я припадаю на левую ногу и, крутнувшись, посылаю охранника справа лицом в натюрморт с одуванчиками. Среагировать он не успевает – впечатывается будь здоров. Звенит стекло.
   Второму охраннику достается носком ботинка по голени.
Трех секунд свободы мне хватает, чтобы добежать до двери, сунуть карточку в щель замка и оказаться внутри. Я действую как автомат. Очень радостный жужжащий автомат.
   Затем я делаю в замке короткое замыкание.
С той стороны двери наддают плечом и хлюпают носом.
-Сука, закрылся, - слышу я.
Нет, вовсе мне это неинтересно.
   Я поворачиваюсь и сажусь за узкий столик с контрольной панелью. Контактную головку – в разъем чипа. Прекрасно. Сетевой разъем – в сетевой.
   В голове моей распахивается узкое зеленое окошко: «Неавторизированный доступ».
«Ну ж-же, ну ж-же, ну ж-же», - торопят пчелы.
   В дверь бьют ногами. Потом надсадно дышат.
-Нет, надо хреновину какую-нибудь, - соображают наконец там.
-Отличные наборы слесарного инструмента вы найдете в магазинах «Мастер-Класс», - выкрикиваю я, выдирая и вставляя сетевой разъем снова.
   «Неавторизированный доступ. Введите пароль». Как же так?
Серверные башни, расставленные вдоль стен, подленько перемигиваются.   
    На какое-то время я впадаю в буйство. Вот вам пароль. Вот. Я с треском рву на себе рубашку. Потом вонзаю зубы в ладонь с такой силой, что кровь начинает струйкой течь по подбородку, капает вниз. Вот вам пароль.
   По двери уже бьют чем-то тяжелым. Возможно даже, что топором. Я откидываюсь назад и улыбаюсь. Как жаль. Ж-жаль. Какая-то юркая серая тень проскальзывает мне за спину. Вторая тень чертиком возникает сбоку. Искрят выдираемые из серверных башен провода.   
-Гаси его! Гаси его! Гаси! – слышу я и еще успеваю удивиться, как это, меня - и гасить.
    А потом - бамс!