Как я посещал музей

         Было время, когда в нашей деревне работал художник. Его принудительно прислали из области. Для приукрашивания действительности и окультуривания местного населения. Работал художник недолго, но плодотворно. Шустрый такой был. Оставил после себя много транспарантов, ещё больше плакатов и троих детей от разных баб. Плакаты и транспаранты — у нас, дети — в соседней деревне. Но самое главное: он показал нам музей. Эрмитаж! Причем не на картинке, а в живую.
Пришёл однажды художник к мэру деревни и говорит:
"Хочу показать вашим односельчанам подлинное искусство"
"А вы, уважаемый художник, — спрашивает мэр, — разве не обеспечиваете нас подлинным искусством?"
"Я, — отвечает художник, — конечно, стараюсь, но истинное подлинное искусство могут показать только древние мастера".
"А где же нам взять древних? — спрашивает мэр. — Вы у нас такой молодой".
"Работы древних мастеров, — поясняет художник, — выставляются в музеях. Я хочу отвести несколько человек в один из музеев".
"В областной?" — спрашивает мэр.
"Нет, — отвечает художник. — В самый наизвестнейший. В Эрмитаж!"
Подумал мэр, подумал и согласился. Мол, пускай деревенщина посмотрит большой мир.
Сначала никто ехать особо и не хотел. Мол, искусство можно и по телевизору посмотреть.
"Ну, как же, товарищи, — закатывает глаза художник, — Эрмитаж — это уникальный музей, коллекция которого включает более 3 миллионов произведений искусств. Эрмитаж — это не просто музей, это сокровищница мирового искусства. Он входит в число пяти крупнейших музеев планеты. Каждый правоверный мусульманин должен хотя бы раз в жизни посетить Мекку, а каждый истинный русский должен хотя бы раз в жизни посетить Эрмитаж".
В общем, убедил он нас. Взял на патриотизме.
Собрались, значит, ехать я, Геша-почтальон и Толик-тракторист. Я уговаривал Дусю-продавщицу, но она не смогла поехать. Как же деревню без магазина оставить? А если кому-то приспичит водки купить? Участковый Анискин тоже захотел к нам навязаться.
"Я, — говорит, — человек образованный. Программу "Клуб путешественников" каждый месяц смотрю и мечтаю посетить Лувр".
"Так Афанасий Петрович, — говорит художник, — Лувр во Франции, а мы едем в Санкт-Петербург, в Эрмитаж".
К счастью, в последний момент у бабки Агриппины кто-то украл с бельевой верёвки  стиранные панталоны, и участковому пришлось остаться для проведения расследования. И слава Богу!  Иначе испортил бы всё мероприятие.
Я надел праздничную фуфайку и новые кирзовые сапоги. Толик надел новый комбинезон. Солярой от него почти не пахло. А если на пять метров отойти, то и совсем не пахло. Геша тоже приоделся.
В поезде мы, естественно, накатили. Как же не соблюсти традицию русских путешественников.
"Ребята, — говорю я Геше и Толику, — для созерцания искусства нужен трезвый взгляд".
Поэтому ограничились 05. На каждого.
В музей была очередь, но с нами был Толик-тракторист. А он, что на тракторе, что пешком — одинаково. Ему лучше под колёса не попадаться. Поэтому очередь возражать не стала, и мы прошли сразу.
Разумеется, в Эрмитаж мы тоже взяли. Художник сказал, что бутылки проносить нельзя, не пропустят. Но мы вручили пузыри Толику. Кто же рискнёт его проверять? Немного взяли. Всего-то три бутылки.
Сначала подошли к картине с бородатым стариком и лысым парнем на коленях.
"Это, — восторженно говорит художник, — одна из самых значимых работ ярчайшего голландского живописца Рембрандта "Возвращение блудного сына". Это полотно художник написал незадолго до смерти. В её основе лежит притча Евангелия от Луки, которую рассказывает Иисус фарисеям. Младший сын одного уважаемого человека попросил выделить ему часть имущества и уехал в заморские странствования. Сын прокутил всё добро, впал в нищету и вернулся к отцу с покаянием. Родитель великодушно простил заблудшего сына и устроил в честь него роскошный пир".
"Где-то, — говорю, — я эту картину уже видел".
"Где ты мог её видеть? — спрашивает Толик. — Ты в музее в первый раз".
"Вот, — говорю, — вспомнил. У председателя колхоза в избе".
"Наверное, репродукция на стене висит", — предполагает художник.
"Нет, — говорю, — не репродукция. Наяву видел. Вот этот, — показываю на мужика с бородою, — председатель нашего колхоза".
"Мэр,  что  ли наш?" — перебивает Геша.
"В то время он ещё председателем колхоза был, мэром его после переименовали".
"Да нет, — говорит Геша, приглядываясь к картине. — Этот с бородой, а наш мэр без бороды".
"Это он сейчас без бороды, — говорю. — От алкоголизма вылечился и бриться стал каждый день. А раньше из запоя месяцами не выходил. Борода была такая же, как у этого мужика. Ты ещё в детский садик ходил — не помнишь".
"Точно, — вспоминает Толик. — Я его ещё на тракторе в город возил, чтобы из запоя вывести".
"Ну вот, — продолжаю я. — А перед ним на коленях Гриша-конюх стоит. Он тогда последнюю колхозную лошадь цыганам продал, а деньги, как и этот лысый с картины, пропил. Причем один, сволочь".
"Понятно, почему каяться пришёл, — говорит Толик. — Такой эгоизм просто так не прощается".
"А вот тут справа, — показываю я на высокого мужика в красном плаще, — участковый Анискин стоял. Только один он был, без опергруппы. Художник неправильно нарисовал".
"И как, — интересуется художник, — простил председатель конюха?"
"Простил, — говорю. — Понял и простил. А как не понять — сам однажды колхозную казну пропил.
Потом подошли к картине с голой бабой.
"Посмотрите на это великолепное произведения искусства, — говорит художник и показывает на бабу. — Это знаменитая картина "Даная"".
"Дуняша по-нашему", — говорю я.
"Можно и так сказать, — подтверждает художник. — "Даная" написана Рембрандтом по мотивам древнегреческого мифа о дочери царя Акрисия и матери героя Персея".
"Опять, — говорю, — Рембрандт. Тут только его работы показывают?"
"Нет, конечно, — говорит художник. — В Эрмитаже выставляются многие творцы планеты. А именно Рембрандта в  музее собрано более двадцати работ.
"Плодовитый, — говорю, — художник был этот Рембрандт".
"Рембрандт написал около 350 картин, — говорит художник, — более 100 рисунков и около 300 гравюр".
"Наверное, холост был, — предполагаю я, — раз столько свободного времени".
"Нет, был женат. Но недолго. Всего восемь лет. Жена умерла в возрасте 29 лет".
"Как говорится, тут у него карта и пошла".
"Фёдор, — спрашивает художник, — вы видели картину "Ночной дозор"?"
"Видел, — отвечаю. — Там ещё Хабенский в главной роли.
"Нет, я говорю о живописном полотне Рембрандта, которое экспонируется в Амстердаме".
"Я в Амстердаме не был".
"Я имею в виду репродукцию. Может, в журнале видели, может, в школе показывали".
"В школе, — говорю, — нам портреты Владимира Ильича Ленина показывали".
""Ночной дозор" — это самая знаменитая картина Рембрандта, — поясняет художник, — и самая большая картина золотого века голландской живописи. Её размер 4 с половиной на 4 метра. Представляете, какой грандиозный масштаб?!"
"У меня, — говорю, — комната в избе меньше".
""Даная" — также одна из самых известных картин Рембрандта, — продолжает художник. — Этот шедевр был приобретён российской императрицей Екатериной Второй. Живописец изобразил нагое тело гибким, упругим, округлым, с такой любовью к женской плоти, что у смотрящего захватывает дух".
Все внимательно всмотрелись в картину.
"Немного худовата она, — говорю. — С Дусей не сравнить. Если Дусю положить в такую же позу, она посочнее будет".
"Это нашу продавщицу?" — спрашивает художник.
"Да, — подтверждаю, — её. Вы видели дусины груди?"
"Ну, только за халатом", — краснея, признается художник.
"Даже за халатом, — говорю, — не скроешь все выпуклости Дуси. Как ты их не прячь — они всё равно будут выпукаться. Дуся, говорю я ей однажды, твои буфера надо показывать по телевидению в программе "Очевидное — невороятное". Пышная женщина Дуся. И телом, и душою. Окунёшся в Дусю, она тебя вся и обволакивает. Никакая перина не нужна.
"А вы знаете, — продолжает художник, — что в 1985 году случилась трагедия?"
"Художник умер?" — спрашивает Толик.
"Нет. Художник умер три с половиной века назад. В 1985 году посетитель музея облил картину серной кислотой и дважды ударил по холсту ножом".
"Как у этого подонка рука поднялась плеснуть кислотой на женщину и ударить её ножом, — возмущаюсь я. — Тут, что, других картин нету?"
"Вандал выбрал одну из самых ценных в Эрмитаже, — поясняет художник. — Говорят, что один из коллекционеров предлагал за "Данаю" 500 миллионов долларов, но Россия отказала".
"Ни фига себе! — восклицает Толик. — За голую бабу столько!
"Это бесценный экспонат Государственного Эрмитажа".
"За такие деньги, — говорю, — я мог бы пить целый год".
"Ну что вы, Фёдор! — закатывает глаза художник. — За такие деньги целый год мог бы пить весь Саратов".
"А ты Дусю, — спрашиваю художника, — можешь нарисовать?"
"В принципе, могу, — отвечает. — Правда, как у Рембрандта не получится".
Далее подошли к чему-то непонятному.
"Это шедевр русской живописи, — представляет художник, — "Композиция VI" Василия Кандинского".
"Это точно шедевр, — спрашиваю, — вы не путаете?"
"Понимаю вас, Фёдор, — говорит художник. — На первый взгляд этот шедевр одного из самых известных художников-абстракционистов кажется хаотичным нагромождением цветных пятен. Но всё не так просто. "Композиция VI" представляет собой картину сложной проработки и предварительного анализа. Перед тем как начать работу над холстом Кандинскому потребовалось восемь месяцев скрупулёзной подготовки".
"За восемь месяцев, — пренебрежительно говорит Толик, — я таких двадцать нарисовал бы".
"Тут главное внимательно всмотреться в полотно, — продолжает художник. — По рекомендации самого Кандинского картину нужно смотреть с края к центру по спирали, и, следуя траектория взгляда, зритель поймет истинный замысел творца".
Я покрутил головой. Сначала по спирали, потом по кругу, но истинный замысел не просматривался.
"А художник, — спрашиваю, — не рекомендовал перед просмотром что-нибудь принять? Давай, — говорю я Толику, — расчехляй. Накатим за искусство".
Оприходовали мы первый пузырёк, и я снова посмотрел на картину. Покрутил головой по спирали. Действительно, какой-то замысел художника начал проступать.
"Думаю, — говорю я художнику, — если принять все 05 на брата, истинный замысел раскроется полностью".
"До вас начинает доходить, Фёдор? — улыбается художник.
"Начинает, — отвечаю. — Это нужно быть большим фантазёром, чтобы изобразить процесс пития алкоголя в таком виде".
"Вы так поняли картину?" — задумчиво говорит художник, вглядываясь в полотно.
"Это, — показываю на картину, — композиция номер шесть. Были и другие на эту тему?"
"Василий Кандинский рассматривал композиции как главные заявления своих художественных идей, — отвечает художник. —  Всего было создано 10 композиций".
"Знатно бухал товарищ!"
"Сейчас, — говорит художник, — вы увидите самый необычный экспонат Эрмитажа".
И мы увидели... стеклянный гроб и чёрный скелет внутри.
"Это, — говорит художник, — знаменитая мумия египетского жреца Па-ди-иста".
"Кого-кого?" — спрашивает Толик.
"Египетского жреца-пародиста", — повторяю я за художником.
"Мумия, которой предположительно около трёх тысяч лет, — продолжает художник, — пополнило собрание музея в девятнадцатом веке. Она является одной из старейших мумий в мире, доступных для публичного осмотра".
"А почему, — спрашивает Толик, — этого жреца в землю не положили?"
"Толик, — говорю, — это же Африка, там песок".
"Традиция мумифицирования в Древнем Египте, — продолжает художник, —  была глубоко связана с религиозными верованиями о загробной жизни и воскрешении души. Процесс мумификации был направлен на сохранение тела как жилища для души после воскрешения. Процесс включал извлечение внутренних органов, обработку тела специальными веществами и обматывание бинтами. Вы знаете как проходила мумификация?"
"Пока, — говорю, — не доводилось видеть".
"Вначале через ноздри извлекали мозг, используя крючки. Затем через разрез в брюшной полости извлекались все внутренние органы, за исключением сердца. Тело выдерживали в натриевой соли около 70 дней. После высыхания тело обматывали бинтами и помещали в гробницу".
"Не позавидуешь участи египетских пародистов", — говорю я, разглядывая измученную мумию.
"С Па-ди-истом связана одна из легенд Эрмитажа, — продолжает художник. — По словам сотрудницы музея, в 2004 году мумия внезапно начала дёргать рукой".
"Это ещё что, — говорю. — У нас однажды Коля-перекати поле опился до смерти. Лежит, не дышит. Врача в деревне не было, вызвали ветеринара. Тот его пощупал и говорит: "Всё, помер наш Коля". Мужики принесли самогон, стали Колю поминать. Выпивают, и тут вдруг Коля поднимается, идет к мужикам за стол, берёт стакан и наливает. Даже мёртвый учуял аромат самогона. Вот так самогон воскресил нашего Колю".
"Так и было, — подтверждает Толик. — Лично присутствовал".
"Давай, — говорю я Толику, — доставай. Помянем усопшую мумию. Выпьем за то, чтобы так не лежать".
"Да, в земельке лучше будет", — соглашается Толик.
Выпили мы, и тут вдруг Геша вытаращился на мумию.
"Кажется, мумия опять пошевелила рукой", — бледнея, говорит он.
"И я видел, — говорит Толик. — Потянулась за стаканом".
"Давайте, — предлагаю, — отойдем подальше, а то переполох в музее устроим. Видимо, не зря спиртное нельзя к мумии проносить. Чует".
"А теперь, — говорит художник, — вы увидите лучшую статую отдела Античного мира, которой справедливо гордится Государственный Эрмитаж, — и подводит нас к безрукой голой бабе. — Это знаменитая мраморная скульптура Венера Таврическая. Богиня любви и красоты изображена в образе юной обнажённой женщины. Её поза свободна и непринуждённа. Маленькая голова с правильными чертами лица гордо посажена на тонкой шее. Изящная упругая грудь и чувственная полнота бёдер подчёркивают женственность. Перед нами совершенное произведение античной скульптуры, глубоко очеловеченный образ прекрасной богини".
"Это та самая, — сквозь зубы спрашивает Толик, — от которой пошли нехорошие болезни? Понимаю мужика, который оторвал ей руки. Я бы её того, трактором переехал".
Надо сказать, что у Толика были некоторые неприятные моменты в прошлом, поэтому у него возникла личная неприязнь к этой скульптуре.
"Толик, — говорю, — в то время тракторов ещё не было, поэтому потерпевшему пришлось оторвать ей руки".
"Нет, — заступается художник за скульптуру, — болезнь пошла не именно от неё. В честь Венеры назвали".
"В честь хорошей женщины, — говорю, — такую болезнь не назовут".
"Фёдор! — восклицает художник. — Это — не женщина, это — богиня!"
"Тем более печально".
Следующая скульптура была более весёлой: голые парень и девушка обнимались и целовались. За такие весёлые картинки, когда я ещё был подростком, меня пороли ремнём.
"Скульптура "Вечная весна" Огюста Родена, — показывая на голую пару, говорит художник, — является одним из самых символичных представлений страстной любви. Созданные скульптором образы влюблённых олицетворяют поэзию чувства, возникшего в юных сердцах. Скульптура имеет мощное эмоциональное и эротическое воздействие. Изображение эротической любви удесятеряется чувственностью изогнутого тела девушки, которое тянется к губам юноши".
"Я видел эту девушку", — говорит Геша.
Геша, который молчал всю экскурсию, поменялся в лице, разрумянился. Прямо расцвел как майская роза. Ни Дуная на него не произвела впечатления, ни Венера не зацепила, а "Вечная весна" подействовала.
"Где ты мог её видеть? — спрашиваю. — В нашей деревне таких нет".
"Я видел её во сне", — взволновано отвечает Геша.
Я внимательно присмотрелся к девушке, потом к парню...
"А ведь, в правду, на Гешу похож, — говорю. — Геша, — спрашиваю, — это не с тебя скульптор лепил?"
"Фёдор, — говорит художник, — скульптуры из мрамора не лепят, а высекают".
"Геша, — опять спрашиваю, — это не тебя скульптор высек?"
Геша ничего не ответил, он молча любовался скульптурой.
"А я тоже видел эту скульптуру, — говорю я и подмигиваю Толику. — Только не во сне, а наяву. Геша был на своём месте, а вот вместо девушки была бабка Матрёна. Помнишь, Геша, эту историю?"
Геша покраснел.
"Расскажите, Фёдор, — просит художник. — Вы очень интересно рассказываете".
"Тоже весною дело было, — начинаю я рассказ. — Наверное, в мае. Бухала бабка Матрёна с Гришей-конюхом на бережку речки. А бабка Матрёна — она как выпьет, так сразу и раздевается перед мужиками. Разделась, значит, догола и пошла в речку купаться. А какая из неё пловчиха, тем более из бухой. Стала тонуть. Барахтается, кричит, Гришу на помощь зовёт. А Гриша ещё бухее Матрёны. Пошевелиться не может — какой из него спаситель? Хорошо Геша мимо речки шёл. Сумку почтальонную сбросил, одежду всю сбросил и кинулся на помощь Матрёне. Вот такую же картину я и застал, как на скульптуре. Одной рукой Геша бабку Матрёну приобнимает и из реки тащит, другой рукой, правда, не за камень держится, а достопримечательности свои прикрывает. И искусственное дыхание на ходу делает. В общем, спас бабку Матрёну. Геройский человек наш Геша".
Художник подошёл к Геше и пожал ему руку.
"Вот такая, блин, вечная весна случилась в Недодойках".
Дальше подошли к вазе. Не просто к вазе, а к вазище! Она была выше нашего роста.
"Это, — представляет художник, — Большая Колыванская ваза из зелёно-волнистой яшмы. Её ещё называют "Царицей ваз", потому что это самая большая каменная ваза в мире. Она весит более 19 тонн, её диаметр составляет пять метров, а высота более двух с половиной метров.
"Толик, — спрашиваю, — сколько весит твой трактор?"
"С ковшём или без?"
"В полном, — говорю, — обмундировании".
"В полном, — отвечает Толик, — под 4 тонны будет".
"А длинны он какой?"
"Метра три, — подумав, отвечает Толик. — Может, с половиной".
"Толик, — говорю, — эта ваза — четыре твоих трактора".
Толик с уважением посмотрел на вазу.
"Работа над этой вазой, — говорит художник, — продолжалась более 19 лет. Тысячи мастеров-каменотёсов и камнерезов трудились над созданием вазы. Как вы думаете, сколько лошадей понадобилось для её транспортировки из Колыванской шлифовальной фабрики до Барнаула?
"Надо было трактором", — говорит Толик.
"Дело было, — говорит художник, — в девятнадцатом веке. Тогда тракторы ещё не изобрели".
"Ну, если, до Барнаула, — говорю я, почёсывая голову, — думаю, штук двадцать".
"Почти 200, Фёдор! — восхищённо говорит художник. — Представляете, какой караван растянулся от Колывани до Барнаула! Затем вазу по Чусовой, по Каме, по Волге, по Неве доставили в Санкт-Петербург. Ваза оказалась столь тяжёлой, что для её экспонирования в Эрмитаже понадобилось сооружать специальный фундамент, над которым трудились 4 года. С тех пор в течение более 150 лет ваза никогда и никуда не переезжала".
"Это — самая большая ваза в мире. А какая, — спрашиваю я художника, — самая большая бутылка в мире?"
"Самая большая бутылка в мире, занесённая в книгу рекордов Гинесса, — отвечает художник, — вмещает 3 тысячи литров вина и имеет более 4-х метров в высоту и более метра в диаметре".
"Почему именно вина, — спрашиваю, — а водку нельзя налить?"
"Наверное, можно", — соглашается художник.
Я посмотрел поверх головы художника и прикинул 4 метра.
"3 тысячи литров в пересчёте на наши 05 сколько будет? — спрашиваю я Гешу.
"6 тысяч бутылок", — быстро считает Геша.
"Геша, а ты за сколько выпил бы 6 тысяч бутылок?"
"За всю жизнь не выпил бы", — отвечает.
"Молод ты ещё, — говорю. — 6 тысяч бутылок — это всего лишь 300 ящиков водки. Мы с Толиком за пару лет выпили бы".
"Несправедливо это, — вдруг говорит Толик. — Бутылка диаметром 1 метр, а ваза — 5. Что важнее?"
"Теперь, — говорит художник, — мы посмотрим на то, что ожидает каждого из нас", — и подводит к портрету какой-то старухи.
"Меня, — говорю, — дома никакая старушенция не поджидает".
"Я имел в виду старость, — поясняет художник. — Это "Портрет пожилой женщины" уже известного вам голландского живописца Рембрандта. Посмотрите с каким уважением к старости Рембрандт написал портрет пожилой женщины. Старушка сидит, устало сложив руки на коленях. Лицо и руки служат Рембрандту главным средством характеристики модели, он пишет их с особой тщательностью. Затухающий свет, нежно обволакивающий фигуру, подчёркивает приближающееся погружение в вечность".
"На нашу бабку Агриппину похожа", — говорит Толик.
"Да, — подтверждаю я, — костыли пририсовать и не отличишь".
"Это Агриппина Дормидонтовна, у которой панталоны накануне пропали?" — спрашивает художник.
"Да, — говорю, — у ней. Это теперь она никому не нужная старушка, а 40 лет назад за ней полдеревни бегало. Председатель колхоза был в неё влюблён. Большая крестьянская любовь между ними проросла. Но председатель много пил и во время опьянения изменял Агриппине. "Любимый, — говорит однажды Агриппина председателю, — если ты не перестанешь пить и изменять мне, я сброшусь со скалы". Вот так прямо и сказала".
"И как, — спрашивает художник, — сбросилась?"
"Сбросилась, — говорю. — Только скал у нас нет, поэтому со стога сена сбросилась. Но председатель пить не перестал, а Агриппина стала ходить на костылях. Вот такая, блин, деревенская романтика".
Художник с сочувствием посмотрел на портрет.
"Давай, Толик, — говорю, — выпьем за старость. Чтобы никогда до неё не дожить".
Выпили мы, и тут Геша говорит:
"Напомните мне, когда обратно приедем, вернуть бабке Агриппине панталоны".
"Так это ты, — спрашиваю, — их стибрил?"
"Да, — чистосердечно признаётся Геша. — Когда почту разносил".
"Ты, что, — удивляюсь, — на бабку Агриппину запал?"
"Да я же не для себя, — оправдывается Геша, — а для нас".
"Для кого это для нас?" — возмущается Толик.
"Для нас, для всех, — запальчиво говорит Геша, — чтобы участкового отвлечь".
Мы с Толиком переглянулись.
"Это ты правильно сделал, — хвалю я Гешу. — С Анискиным поездка не сложилось бы.
Я с благодарностью посмотрел на портрет старушки. И тут меня осенила сногсшибательная мысль.
"А давайте, — предлагаю, — подарим бабке Агриппине новые панталоны, кружевные. Пусть перед погружением в вечность покрасуется".
"Перед кем?" — спрашивает Толик.
"Перед зеркалом", — говорю.
"А кто дарить будет?"
"Геша, — отвечаю. — Он же у нас почтальон. Скажет, подарок от тайного поклонника".
Снова пошли по музею. После выпитого и 10 кэмэ пройденного взгляд немного пошатывался.
"Мы хотели бы, — говорю я художнику, — посмотреть картины Петрова-Водкина".
"К сожалению, работы Кузьмы Петрова-Водкина в Эрмитаже не экспонируются, — отвечает художник. — Нужно ехать в Государственный Русский музей. А чем вас заинтересовало творчество Петрова-Водкина?"
"Фамилия у него красивая".
И тут я увидел её. Бутылку. На картине, разумеется. Мы уже хотели было пройти мимо, но такого неуважения я допустить не мог.
"Что ж, ты, — говорю художнику, — самое важное пропускаешь".
"Фёдор, — отвечает художник, — коллекция Государственного Эрмитажа необъятна. Считается, что нужно восемь лет, чтобы обойти все выставочные залы, останавливаясь перед каждым экспонатом хотя бы на минуту".
"Очередную голую бабу, — говорю, — можно и пропустить, а этот предмет искусства посмотреть обязаны".
"Это, — представляет художник, — натюрмотр "Зелёная миска и чёрная бутылка" знаменитого художника, скульптора и графика Пабло Пикассо. Картина написана в так называемой кубистической манере. Композиция подчёркнуто проста и лаконична: всего два обыденных предмета на фоне драпировки. У зрителя появляется чувство тревоги, которое создается контрастностью глубоких тонов — зелёного и чёрного — на предметах, показанных на фоне пронзительного красного цвета. В небольшом натюрморте полностью проявилось гениальное умение Пикассо увидеть в незатейливых вещах неисчерпаемые изобразительные возможности".
"Я не сказал бы, — говорю, — что вещи незатейливые. Вполне так себе и затейливые. Особенно бутылка".
"А почему бутылка чёрная?" — спрашивает Геша.
"Человек ты — хороший, Геша, — говорю, — но сразу видно, что неопытный. С похмелья не только пустая бутылка чёрной покажется, но и летнее солнце".
"А не пустая бутылка с похмелья?" — интересуется Геша.
"Не пустая бутылка с похмелья, — отвечаю, — это, как говорил поэт Добролюбов, луч света в тёмном царстве. Однако на практике случается редко".
Все посмотрели на натюрморт.
"А вообще, — продолжаю, — неправильно это, пустую тару рисовать. Зритель же не пустую миску хочет увидеть, а то, что в ней. Понятно, что художник всё выпил пока рисовал, но ведь не для себя рисуешь, а для потомства. Наверное, не русский художник рисовал".
"Пабло Пикассо — испанец", — говорит художник.
"Не знал я, — говорю, — что испанцы алкогольные напитки из мисок пьют".
"Фёдор, — спрашивает художник, — а как вы догадались, что бутылка пустая, ведь за чернотой ничего не видно?"
"Нутром, — говорю, — чувствую. С похмелья рисовал художник картину. Бутылку нарисовал ещё с вечера, когда полная была. Посмотрите с какой любовью выписана. Утром проснулся — тоска. Закрасил бутылку в чёрный цвет и пририсовал пустую миску. Такой тонкий намёк для несведущих, что наливать уже нечего. И неспроста зелёная — ведь тоска глубокая одолевала. Рука дрожала у художника, поэтому и миска кривой получилась. Вот вам и чувство тревоги у зрителя".
"Фёдор! — восхищается художник, — вам бы искусствоведом работать".
"Шило в мыле не утаишь".
"Если вам так понравилась работа Пабло Пикассо, — говорит художник, — давайте посмотрим ещё одну. Уверен, — подмигивает художник, — она вам тоже понравится".
Мы подошли к картине с пьяной бабой.
"Это, — говорит художник, — картина Пабло Пикассо "Любительница абсента". Во французском искусстве начала двадцатого века, а Пикассо хоть и испанец, но жил во Франции, был велик интерес к порочным персонажам. Во многих произведениях живописи звучит тема абсента, напитка, которому приписывались особые качества: употреблявшие его погружались в мир галлюцинаций и фантазий. Фёдор, вы пили когда-нибудь абсент?"
"Коньяк пил, — говорю, — виски пил, ром пил, абсент не пил".
"Абсент, — объясняет художник, — это алкогольный напиток, крепостью от 55 до 85 градусов, получаемый путём дистилляции разнотравья на спирту. Важнейший компонент абсента — экстракт горькой полыни. В начале двадцатого века абсент был самым популярным алкогольным напитком в кругах французской богемы".
"Видимо, — говорит Геша, — в этих французских кругах женщины пили не меньше мужиков".
"Посмотрите, — продолжает художник, — какой обострённый драматизм создает Пабло Пикассо. Зрителю бросается в глаза гипертрофированная кисть правой руки, которой погружённая в свои мысли женщина пытается обхватить и защитить себя".
"Кто вам наплёл, — говорю, — что она погружена в свои мысли. Посмотрите на неё: глаза как щёлочки — набухалась и спать хочет. Одной рукой голову удерживает, чтобы носом в бутылку не уткнуться, второй рукой тело придерживает, чтобы на пол не грохнуться. Потому и рука увеличена, так как обычной рукой пьяную бабу не удержишь".
Художник новым взглядом посмотрел на картину.
"Знаете, Фёдор, — после некоторого размышления говорит художник, — вы в чём-то правы".
"Конечно, прав, — говорю, — потому что я знаю эту любительницу выпивки. И вовсе она не француженка. Толик, узнаёшь? Это же Нюрка Булкина".
Толик внимательно, как мог в своём состоянии, посмотрел на картину.
"Точно она", — подтверждает Толик.
"Ну так вот, — продолжаю я. — Эта Нюрка перепила пятерых мужей. Все пять мужей окочурились, а Нюрке хоть бы хны. Вот такая закалённая оказалась. Бывало придёшь к ним: муж уже под столом лежит, а Нюрка за бутылку держится и всё подливает. Второй рукой, правда, как указано на картине, придерживает себя, но не падает. После похорон пятого мужа, на которых гуляла вся деревня, с ней произошёл какой-то кризис: пить бросила. А потом и вовсе в столицу переехала, литературой занялась. Опыт же огромный накопила. Взяла себе псевдоним Аннабель Кулебякина, чтобы наши деревенские, когда будут читать её книги, не догадались, что это она".
"Так это и есть знаменитая Аннабель Кулебякина, — удивляется художник. — Я читал несколько её книг. Только там не про алкоголь, а про интимные связи".
"Этого у неё тоже хватало", — со знанием дела говорю я.
"Опыт — колоссальный", — подтверждает Толик.
"Толик, — говорю, — чего стоишь как истукан. Наливай! Выпьем за пьяных женщин".
"Чего наливать-то, — отвечает Толик, — водка ещё на старухе закончилась. Кто говорил, что три 05 хватит?"
"Кто же мог знать, — говорю, — что выставка окажется такой захватывающей. Взяли бы больше".
Толик развёл руками.
"Здесь нигде не продают?" — спрашиваю я художника.
"Ну что вы, Фёдор, — закатывает глаза художник. — Это же Эрмитаж!"
"Понятно, что Эрмитаж, — говорю. — А если у людей горло перехватило от красоты увиденного и промочить нечем?"
Так трезвыми и побрели дальше.
"В конце экскурсии всех нас ожидает сюрприз, — радостно объявляет художник. — Руководство Эрмитажа сообщило, что как раз в эти дни в их стенах проходит выездная выставка знаменитой картины Казимира Малевича "Чёрный квадрат". Увидеть все шедевры Эрмитажа и "Чёрный квадрат" одновременно — это уникальный случай, который выпадает раз в 100 лет".
"Подготовились, — говорю, — к нашему приезду".
""Чёрный квадрат" — восторженно продолжает художник, — самое загадочное произведение двадцатого века, радикально перевернувшее прежние представления об искусстве. Картина Малевича знаменовала чистый акт творения, осуществлённый художником. "Чёрный квадрат" стал ядром, центром новой системы, из которой выводились все другие формы. "Чёрный квадрат" стал не только самой знаменитой картиной в двадцатом веке, но и знаковым явлением всего мирового искусства. Картина Малевича волнует умы поколений и никого не оставляет равнодушным".
"Короче, — говорю, — Склифосовский. Заинтриговал. Показывай картину".
"Напоследок, — не унимается художник, — я сообщу вам одну пикантную деталь. Несколько лет назад сотрудники Третьяковской галереи с помощью рентгеновских лучей обнаружили под слоем краски надпись "Битва негров в тёмной пещере". Теперь считается, что это первоначальное название картины".
Мы вошли в зал, где толпилась уйма народу. Все хотели посмотреть батальную сцену, которая волновала умы поколений. Толик растолкал толпу, и мы подошли к самой картине. По бокам стояли два охранника, чтобы ядро новой системы не украли. Я с предвкушением посмотрел на картину... Но ничего не увидел. То ли её чёрной картонкой заставили, то ли чёрной простынёй занавесили, не знаю.
Мы терпеливо стали ждать. Всё-таки хотелось увидеть знаковое явление мирового искусства. Подождали пять минут, десять — чёрную картонку не убирали.
"Толик, — говорю, — чего мы ждём. Посмотри, сколько людей жаждут увидеть радикальный шедевр. Давай ускорим процесс".
Мы с Толиком переступили канат, что огораживал картину и пошли снимать картонку. Охранникам это сильно не понравилось, и они вцепились в нас как пиявки. А что нам два охранника? Стряхнули за пару секунд. Тут завыла сирена, и сбежался целый взвод охранников со всех уголков музея...
Что произошло дальше, рассказывать не буду, так как не имеет отношения к посещению музея.
В общем, хорошо мы съездили. Все оказались довольны поездкой. Геша заказал по почте гипсовую копию "Вечной весны" Родена и поставил её у себя в доме. Толик записался на курсы стеклодувов. Хочет создать бутылку диаметром более 5 метров. Чтобы восстановить справедливость. Я уговариваю Дусю позировать художнику. Пока отказывается. Стесняется, мол, обнажать свои прелести при посторонних. 500 миллионов долларов за картину, конечно, не дадут, но хотя бы 500 рублей.
Жалею только об одном, что так и не увидел знаменитую картину Малевича. Надеюсь, ещё доведётся.