Жизнь - по ветру

- Можно?.. - в конторку ворвался шум стиральных машин. Окинув комнату быстрым взглядом, она несмело вошла, прикрыла дверь. - Здравствуйте... - Расторопно вытащила из кошёлки бумажку, протянула, - вот... к вам...гладильщицей...
 Я пригласила сесть. Пришедшая кивнула, положила на стул котомку. Потом заправила в белую косынку седые волосы, тяжело оперлась о спинку пухлой рукой с толстыми ногтями и застыла в ожидании, глядя под ноги.
 - Мария... Семёновна?..- позвала я. - Женщина встрепенулась: "да-да...", - подняла дряблое лицо с жёлтой рытвиной на щеке. Из-под рыженьких бровей выбулькнули недобрые глазки. Мария Семёновна шмыгнула картофельным носом, сдержанно улыбнулась. Скользкие глазки, не мигая, принялись осторожно ощупывать меня. - По спине моей побежали мурашки...
 - Ваше рабочее место, - я указала на закуток-бельевую.
 
 Так Мария Семёновна стала работать у нас, в больничной прачечной.
 Скоро мы подружились. Глаза её уже не казались зловещими, и неприятный взгляд больше не тревожил.
 От Марии Семёновны всегда вкусно пахло пирогами. Чуть ни каждый день она угощала своей стряпнёй: "...тёпленькие ещё... пробуйте, с изюмом, а это - шанежки...".
 Она и сама смахивала на пышную белую шаньгу. Просторный больничный халат скрывал рыхлую фигуру. Косынка и фартук делали её уютной и домашней.
 * * *
 Заканчивался рабочий день.- Мария Семёновна посмотрела на часы, выглянула в окно, просветлела.
 - А вон и мой ненаглядный! - Она постучала, махнула рукой, - Алёша! Заходи!
 Вошёл опрятный старичок. "Мария... как ты?" - он поцеловал жену. Вежливо поздоровался со мной:
 - Алексей. Можно просто - дядя Лёша.- Кашлянув, пригладил кустики волос. Сел, терпеливо ожидая свою Марию.
 Она доутюжила последнюю наволочку, неспешно собралась.
 
 Я смотрела в окно. - Из-за снежных гор выглядывала весна. Голые деревья тянули к небу искалеченные руки. А по скользкой улице шли, поддерживая друг друга, двое - он и она...
 - Симпатичный у Вас муж, - сказала я Марии Семёновне на следующий день.
 Она сложила полотенце, провела утюгом, заметила простодушно: "Самой нравится".
 * * *
 Уходили-растворялись деньки. Свирепое солнце прогнало весну и уже с утра кусало и жарило беспощадно.
 Глубокий шрам на варёном лице Марии Семёновны расцвёл красным маком, кровоточил. "У-уфф... горит как... смотри, всю щеку разнесло... больно дотронуться... - приплясывала она перед зеркалом, втирая мазь. - О-ох... рожа...что репа пареная..." 
 
 Мне неловко было лезть с расспросами. Но как-то, всхлипывая от боли, гладильщица зло выдохнула:
 - С-стервец... пос-старался...
 Я удивлённо посмотрела на неё. Женщина сняла остатки крема, положила тюбик в карман, принялась за утюжку.
 - Я ведь за Лёшу поздно вышла, - сказала она, - уже когда разменяла шестой десяток. А до этого мы с ним в соседях жили. - Мария Семёновна замолчала. Потом вдруг предложила: - Знаешь что, Татьяна Ивановна, а заходи-ка ты ко мне в гости! Вот хоть завтри - воскресенье как раз. Напеку пирожков. Чаю попьём, поговорим по душам... А? Посмотришь, как живу...- она просительно глядела на меня. - Придёшь-нет? Лёшу на рыбалку провожу, а мы и посидим. - Видно было - Марии Семёновне что-то гложет душу, ей не терпелось выговориться.
 * * *
 Адрес долго искать не пришлось. На широкой улице я остановилась у добротного палисадника с вишнями и тугими розами. Два солидных терема гордо смотрели чистыми окнами на соседние домишки, привлекая прохожих расписными ставнями. Около заборов, увитых виноградником, приветливо голубели скамейки. "Хм... красиво..."
 - А я жду, - у ворот улыбалась Мария Семёновна в белом платочке и цветастом фартуке.
 - Заходи во двор. Не бойся, живности не держим, даже кошки нет. - Женщина закрыла калитку и по прохладному двору повела, было, в дом. Спохватилась: - Ой, обещала же показать житьё-бытьё... Айда! - Не мешкая, стала объяснять: - Вон там - сад, там же маленький огородец - кой-чё выращиваем. Здесь вот - полив-водопровод, видишь: прям во дворе - не бегать за ограду. Забетонировали кругом, чтоб грязь не таскалась. Там вон сарайки. Летняя кухня. Душ. Вот этот дом - наш с Алексеем, а тот... - она указала на второй терем - моей дочери - Антонины.
 
 Миновав крыльцо, сквозь террасу, мы вошли в просторные сени.
 - Проходи в горницу. Да не разувайся ты! - всё равно мыть буду. - Хозяйка подтолкнула меня к двери.
 На столе у русской печки уже пыхтел самовар. В мисках румянились пирожки-плюшки. Чашки, вазочки с вареньем ожидали гостей. Строго встречали образа с лампадкой, неплотно задёрнутые кружевной занавеской. На чистых окнах красовалась герань.
 - Ты - смелей! Оставляй сумку. Ага, клади на стул! Идём, комнаты покажу.
 
 Мария Семёновна коснулась дверной ручки. - Наша с Алексеем спальня. А эта...- приоткрыла следующую дверь, шёпотом пояснила: - Эта комната - старшего Лёшиного сына - Николая Алексеича, - она поперхнулась: - была... его. Здесь всё как при нём - ничего не трогаем, видишь.
 В полумраке у зашторенных окон - стол. Папки, арифмометр, бухгалтерские счёты-косточки. У кровати - фотографии на ковре. Шифоньер с полотенцем, брошенным на зеркало. Часы с застывшими стрелками. Опахнуло жутковатым холодом...
 
 - А в той комнатёнке, - хозяйка взглядом указала на маленькую дверь, - моя мастерская-починочная. Там - швейная машина, всякая шара-бара*. Здесь - туалет с ванной. А вот тут - зал. - Я остановилась у распахнутых дверей: круглый стол, укрытый плюшевой скатертью с длинными кистями, вокруг - резные стулья. Всюду - цветы, тяжёлые портьеры, диван, кресла, большой телевизор. Буфет с хрусталём. Роскошные ковры.
 Мелодично запели старинные часы.
 - Вот такое оно, наше житьё-бытьё... - рассеянно заметила Мария Семёновна.
 "Мда... добротно..." - Меня приятно удивил уют и порядок в доме. Каждая вещь была на месте, каждая тряпочка дышала чистотой. И всюду цветы... живые, сочные.
 - Ну давай чай пить. - пригласила Мария Семёновна.
 Мы уселись за стол. Попивая чай, завели беседу. Я, конечно, больше слушала -
 * * *
 - Ты помнишь, я как-то обронила, что поздно вышла за Алексея? - начала Мария Семёновна, подливая из самовара. Я кивнула. - Видишь ли...- она подала мне чашку, - осторожно, не обожгись... видишь ли, я сама с Украины... Рано осталась сиротой. С шести лет батрачила. Намыкала-ась... - она тряхнула головой, - Ох... как вспомню...- вытащила из фартука носовой платок, вытерла быстрые слёзы. - В школе толком не пришлось учиться - два класса только и кончила.
 
 Семнадцать было, когда пожилой вдовец - Дмитрий Иваныч, взамуж позвал. "Гляжу, - говорит, - девушка ты работящая, не верченная. У меня - хозяйство, достаток. Выходи..." Ну я и радёшенька! Вышла, конечно. - Женщина усмехнулась: - Старый-старый, а двух девок с ним смастерили! - Мария Семёновна подложила в мою тарелку пирожок, - пробуй, вку-усный, с урюком, - пытливо посмотрела, мол, интересно ли? Продолжила: - Ой, хорошо жили - ничего не скажешь! Любил меня старичок, жалел. Дочек ласкал. Но счастье недолгим оказалось - через пять лет помер мой Дмитрий Иваныч. Похоронила его, а тут другое горе - война! - Рассказчица подошла к окну, приоткрыла, выгнала заблудшую муху: "Откуда тя черти принесли, лошадина!" Стоя у окна, вспоминала: - Война-а... И как попёр немец! Боже мой! Бросила я хату, скотину. Подобрала кой-какие пожитки, девок сгребла и - подалась в Среднюю Азию. Да...
 
 И забросила нас судьбинушка вот в эти самые края. - Мария Семёновна горестно вздохнула. - Трудно было, чего уж там. Но я к лиху-то привычная. Да и спасибо добрым людям. - Таджики - народ гостеприимный, сама знаешь. Приветят и последний кусок отдадут. Во-он на той улице, - хозяйка ткнула в стекло,- поставила я кибитку*, они же - таджики, помогли по-соседски - спасибо им (до гробовой доски благодарить буду). Со многими и посейчас соседствуем.
 Когда война закончилась, девчонки уже в школу бегали. А я у них техничкой работала.
 Так мы здесь и остались - корешки пустили.
 * * *
 - Прошло года три ли четыре, точно не помню... тут вот, - Мария Семёновна указала на свой двор, - стояла такая же кибитушка. Её у здешнего хозяина выкупила молодая пара. Ты ешь, а то я тебя заговорила совсем. Плесни себе ещё чаю-то. Да... молодые те - с Урала. Там институты поокончили, их сюда направили. Мужа - Алексея, на электростанцию - мастером. Ксеню, в нашу школу - учительницей. Она кр-расивая была - как счас вижу: кровь с молоком! А быстрая какая... на месте не посидит! Как потом сама Ксюша рассказывала, они с Алексеем-то по детдомам да общежитиям наскитались, и уж так им хотелось свой угол иметь! Вот мазанку и купили - с садом и косматым орешником у ворот. Купили с расчётом, что на месте этой халупки поставят большой дом с удобствами. Мечтали нарожать ребятишек. - Мария Семёновна села за стол. Отодвинула чашку. - Ну дак... чтобы дом хороший построить, надо же и деньги хорошие иметь. Вот и впряглись оба в работу. Крутились, как белки в колесе. Он дежурства брал, она - дневные да вечерние уроки.
 
 Хозяйка раскраснелась, скинула платок на плечи, причесала волосы, воткнула гребёнку.
 - Ну вот... засадили они огород овощами всякими, малиной, клубникой, зеленью. Хм... и когда только время находили? Ксеня, к слову сказать, по зaймам к соседям не бегала. Наоборот, все - к ней, особенно, поначалу - за тем, за этим: кто луковку попросит, кто спичек, кто просто покалякать от скуки... Учительница просильщикам не отказывала по мелочам, а вот уж денег не давала никогда, не-ет. Соседок на посиделки тоже не звала. Да и некогда же. Тетрадки, шитьё-вязанье, соленья-варенья. Рукоделью в детдоме, видно, научилась. Тут они ещё скотиной обзавелись - овечки, кролики, куры, индюки то да сё... А уж какая экономная была-а... у-у... Мясо, яйца, вязаные носки-свитры, варюжки-шапки, те же разносолы - на базар. Деньги - на сберкнижку. Алексей в свободные часы ремонтировал утюги, приёмники, телевизоры - тоже тебе - живая копейка - от заказчиков не отбиться. Мы, бабы, завидовали прямо: "Молодец Ксеня Петровна! У неё, брат ты мой, копеечка в щёлку не закотится, не гляди, что молодая! Да и Алексей - парень - без ветра".
 
 Мария Семёновна протёрла клеёнку, -... и стали они закупать стройматерьялы... - собирая посуду заметила: - Да... видать, блазнили им огромный дом с садом да куча развесёлых детишек.
 Хозяйка убрала самовар. Поставила вазу с фруктами.
 - Ешь - утром нарвала. Ну, значит... - Мария Семёновна опустилась на табуретку, - прошло, наверно, года... ммм... лет пять, что ли... Ксеня одного за одним родила двух мальчишек. И, слышишь, ещё больше "заразилась" хоромами-то. Как одержимая, ей богу! В школе говорила, дескать, хочу, чтобы у каждого сына по своему дому было, а то, дескать, мало ли чего... - рассказчица отвлеклась: - Ты клади косточки-то вот сюда... - подала блюдце. - Мы все жили на глазах друг у друга - обо всех всё знали. Вот и про Ксеню с Алексеем... Его скоро повысили в должности. Похоже, и зарплату прибавили. Ксеня с детями не рассиживалась - что с тем, что с этим - сразу же отдала их в круглосуточные ясли.
 * * *
 - Да... пролетало время, парнишки подымались - сами себе хозяевами. Младший, Родька, здоровьем крепкий был, а вот старший - Николай, рос хилый на лёгкие. Да и чему удивляться-то? Он, бывало, с мальчишками на речку как с утра убежит, так и бразгается-рыбалит до вечера. А речка здесь, сама знаешь, насквозь прожигает. Видно, намёрзнется в ледяной воде, потом кашляет всю ночь, аж на улице слыхать. Утром Ксеня упрашивает соседей в больницу с сыном сходить - некогда самой-то, мол. Соседи с Колькой к врачу идут, а мать его в школу ли на базар торопится - деньги на дома зарабатывать. Видишь как... Сколь раз и я с её парнем-то по докторам ходила. Учительница - отказать неудобно.
 На лето Ксеня отправляла Колю в здешние санатории. Горный воздух для лёгких - в самый раз. Да...
 Ну а младши-ий... ох, озорной бы-ыл... тц,тц,тц... - Мария Семёновна покачала головой. - То раздерётся с кем - смотришь, опять с расквашенным носом бежит, то вместо школы - в чужой сад нырнёт - помнёт, изломает всё. По деревьям лази-ил - не хуже обезьяны. Бывало, вскарабкается на свой орешник, еды туда натащит и сидит - на ветках качается. Оттуда Тарзаном орёт или песни горланит. Не раз и не два соседи-то его согнать пытались: "упадёшь-расшибёшься!" Не-а, никого не слушался!
 
 Однажды также вот залез на самую верхушку (и как только не боялся?..), ну и сидит там качается... а ветка-то возьми и обломись! Он и упал с самой вышины. Ребята и взрослые - кто поблизости был, подбежали, а Родька - ничего. Встал, отряхнулся и домой пошёл... ага. Ты ешь виноград-от - сла-адкий! О-ой, слу-ушай, - рассказчица вдруг ладошкой шлёпнула себя по лбу, - хм... ведь забыла совсем! На-ка вот - винцо виноградное - в прошлую осень мяли*. Угощайся. И я с тобой чуток за компанию... - налила по стопочке бурого вина, пригубила. - Правда, вкусное?.. Вы не жмёте на вино-то? Нет? Тогда пробуй-давай! - Мария Семёновна допила остатки, отставила стаканчик. Отряхнула фартук. Села поудобнее. - Ну... короче говоря, ещё раз повторю: мальчишки жили сами по себе. Вот скажи ты мне, у кого дети будут под присмотром, если мать с отцом без продыху работают, а бабушек-дедушек нету?- спросила она. - О школьных продлёнках тогда и не слыхали. То-то и оно...
 
 Ну, значит, через какое-то время... стали замечать, что младший - Родька-то, не растёт совсем, а из ключицы... горб лезет! Тут ещё эпилепсия стала валить-душить парня.
 Вот тогда мать-то и забегала с ним по больницам! А там сказали: "Раньше надо было..." Вот те и так!
 
 Шли годы, родители надрывались-достраивали дома, облагораживали. Ребята взрослели. Болели. Одногодки в армию начали уходить, а эти - в слёзы... тоже в армию охота! - Мария Семёновна поморгала бледными ресницами, - Родиона перекособенило всего - день ото дня он делался ещё безобразнее, ещё злее.
 Ребята-ровесники его жалели, а вот мелюзга... Бывало, дразнит всяко по-всякому, обзывает, а он - ревмя ревёт, зубами скрипит. Нахлобучит какую-то пилотку да с солдатским ремнем бегает за этой мелкотой. Поймает кого, до крови излупцует. Кидался он и на мать, виноватил, что не досмотрела за ним.
 У старшего - Николая, к тому времени признали туберкулёз. Какая там армия? - хозяйка пожала плечами, - и тоже на мать обижался.
 Младший с грехом пополам одолел девять классов, сел на инвалидность. Старший оканчивал финансовый техникум.
 
 А тут - опять беда. - Неожиданно Ксеня умерла - сердце.
 Видишь, как жизнь людьми играет...- Мария Семёновна посмотрела на меня, протянула жёлто-бурый персик, - на-ка вот этот "голый" съешь. Не кислый? Урюк вон бери. Не надоела я тебе с рассказом-то? Нет? Ну слушай дальше.
 * * *
 - Росли и мои девчонки. Старшая, Анюта, едва окончила школу, не спросясь, выскочила взамуж за лоботряса-одноклассника. Жила у свекрови в Душанбе. Следом и вторая - Стешка, мужа в халупу привела. Втроём теснились. Но мы-то ещё ничего жили.- Я молодым отвела уголок. Оно - "в тесноте - не в обиде". А вот старшая-яа... ой-ей-ей... как вспомню... - Марию Семёновну аж передёрнуло, - со свекровкой нелады. А уж как двойню родила - совсем пошло-поехало! Скандалы, драки! У Анютки от расстройства молоко пропало. У меня за дочку, веришь, сердце кровью обливалось. Я младшей, Стеше-то, хибарку оставила, а сама уехала поближе к старшей. Сняла барак, Анюту с двойнятами к себе забрала. Устроилась в магазин уборщицей и охранницей. Ночью сторожила и полы мыла, а днём - с внучатами. А они горла-астые...ой... Детских смесей тогда в помине не было - сами кашеварили... Ну и я, бывало, свою сиську пихну одному-другому... (бабка-то я - молодка была, до сорока не дотянула). Ребятишки присосутся к титьке-то, почавкают и сплюнут. А у меня, ты не поверишь... - Мария Семёновна рассмеялась, - у меня потом молоко появилось! А следом и у Анны молоко пришло. Вот мы с ней напару и подымали мальцов. Ну а потом Анюта сошлась со своим. Барак, где квартировали, хозяева затребовали назад.
 Ну что... я вернулась в свою хибару к Стешке. Анна - к свекрови. А там, у её свекровки-то - свой табор! - второй сын с женой и детьми... Самим жить негде, а тут ещё моя Анька с семейством. Так и жили.
 Кувырком катились годы.
 Анютка с мужем всё сходились-расходились да чужие углы считали. И я - около них. А тут у младшей, Стеши, дети народились. - "Мама, помоги".
 Так я и моталась на две семьи. Внуки подросли - того и гляди, и они жениться надумают. - Мария Семёновна громко вздохнула, протёрла потное лицо. Подбородок подпёрла ладонью. Покачивая головой, продолжала:
  - Ну что же? Годы проходят, - с удовольствием освобождала душу рассказчица, - я старею, а ни кола своего, считай, ни двора... Про мужиков вообще молчу. Были ухажёры, но всё думала: "мужу вниманье надо, а как же дочки с детишками без меня? Пропадут ведь..."
 
 Да... Приехала я, значит, как-то к младшей - Стеше. И вот иду по базару, смотрю: Алексей - Ксенин муж из лепёшечной - мне навстречу семенит. Опечаленный. Какой-то неухоженный, помятый. Разговорились. Сказал, что Ксеню схоронил (а я и без него эту весть-то слыхала). Вот, дескать, с сыновьями такое несчастье. И заплакал... прямо слезами заплакал... Дескать, младший донимает. Дерётся. Мол, трудно мне с ними. У старшего - Николая, уже открытый туберкулёз. Работает главным бухгалтером на дому. Дескать, вроде, и поумней младшего, а тоже обижает словами всякими. И вдруг Алексей неожиданно мне и говорит: "Слышишь, Мария, выходи за меня. Спасай. Пропадаем. Мужики мои вряд ли женятся когда..." Прямо счас ответа, мол, не прошу - подумай. Я о тебе, дескать, вспоминал эти дни, и вот, видишь - встретились... "Тебе, жить негде, а у меня - дома, сама знаешь"
 Мария Семёновна замолчала, снова подошла к окошку, приподняла тюлевую занавеску, посмотрела на дорогу, вернулась за стол.
 - Да... Жили мужики бобылями. И правда, кто за них пойдёт? Нет, за Алёшу бы, конечно, любая пошла... Но опять же... сыновей боязно: один горбатый да лютый, другой - заразно-больной. Да и... как встревать между отцом и сыновьями?
 Ну что... посоветовалась я со своими девчатами, а они - о-ох, рады-радёхоньки - мать глаза мозолить не будет - "выходи!" в голос закричали. - Мария Семёновна посмотрела на меня, хохотнула.
 - Ну и встретилась я через неделю с Алёшей: "Сыновья-то согласны?" Конечно, мол, старший, Николай, дескать, и надоумил. Ну раз так, я и дала согласье. В загсе нас тут же и расписали.
 
 Помню, зашла в первый дом... во второй... - нечего сказать - хоромы!.. Но грязища-аа... - Мария Семёновна обхватила руками щёки, замотала головой, - о-ой... грязища... ма-атушки мои-и... непролазная! Плевки, папиросы, вонь, окна сто лет немыты, бельё чернущее... боже мо-ой!
 Как раз почти две недели сыновей дома не было - Старший - Николай Алексееич, в пансионате отдыхал, а младший - Родион, с дружками где-то в горах рыбалил.
 Так мы с Алёшей за эти дни выскоблили, вычистили оба дома. В том, - Мария Семёновна метнула взгяд в сторону двора, - там жил Родион, а в этом, как ты поняла - Николай Алексеевич с Алёшей.
 Ну вот... перестирали бельё. Освежили постели. Стёкла-окна помыли. Цветы, чистые занавески... В некоторых комнатах обои наклеили. Иконки в домах поставили. Во дворе порядок навели. Шик-блеск! - Мария Семёновна подняла большой палец. - Да...
 
 И вот приехал старший. Поздоровались. Вижу, прям засиял парень - "Спасибо, Мария Семёновна!" Мы, между прочим, друг друга по имени-отчеству величали.
 Ждём второго - Родиона. Приезжает на следующее утро (на мотоцикле подвезли). Э-эх! Мат-перемат... открывает ворота!
 К себе поднялся, саданул двери. Мы - к нему. Алексей спрашивает, чего, мол, ты, Родя, не в себе? Тот в сенях побросал снасти. Меня увидел, пиннул ведро с рыбой. Рыба по лужам расползлась, хвостами об пол шлёпает... ой...
 И как давай Родька по комнатам бегать, ногами двери открывать. Как давай ругаться, зачем, такие-сякие, вещи переложили-переставили, зачем стаканы-ложки убрали? Не знаю, мол, теперь, где что искать. Я на него уставилась... и не пойму, с чего злится-то? А он вдруг, как завизжит: "Не смотри-и! Сгинь! " - упал и забился весь... веришь. Пена клубами изо рта полезла! жуть...- Меня самуё затрясло... В горле пересохло, зуб на зуб не попадает со страху. Вызвали Родиону "скорую", откачали. А мне хоть самой "скорую" подавай...
 Вечером принесла ему ужин. Родька этот ужин чуть на мою голову не одел - тарелкой с жареной рыбой зафитилил, едва успела выскочить. - "Вон отсюда, чтоб я тебя здесь больше не видел!"
 Так началась моя новая жизнь. Со старшим сыном - Николаем Алексеичем, мы дружили, а вот с Родионом... Бывало, не дай бог, я на него посмотрю невзначай, он тут же орёт, будто его режут: "Убери глаза, ведьма!" И начинает головой биться. - сердито вспоминала Мария Семёновна. - Швырял в меня, что в руки попадало!
 * * *
 - Однажды чиню бельё за швейной машиной, - хозяйка кивнула на маленькую дверь. - Алёша с сыновьями в саду ковыряются-переговариваются. Я руками шевелю, сама песню мурлычу... Вдруг перед самым носом - взрыв! Я аж подпрыгнула с испугу! Лицо так резану-уло! Загорело-заполыхало, будто в него осы впились. Оклемалась, чую - битым стеклом умываюсь. Кровища глаза заливает, по шее на кофту плывёт. Окарябаными руками нащупала я на машинке драную простынь, прижала к лицу и - в дверь... Осколки хрустят под ногами. Слышу Родькин хохот. Я от него увернулась, выскочила да - в больницу... Хорошо, больница - под боком! Лицо-то - ничего, да и глаза, слава богу. А вот это... - Мария Семёновна платочком дотронулась до болячки на щеке. - Рану обработали, сделали рентген, сказали кость задета, мол два длинных осколка засели. Щеку забинтовали, уколы, таблетки... На неделю в больницу уторкали. Пока я в больнице-то была, Родьку в психушку увезли. Оказывается, он своей тяжёлой пепельницей хотел шваркнуть меня - попал в швейную машинку, видишь как... А у старшего-то, Николая Алексеича, от расстройства кровь горлом пошла. Туберкулёз же. Так он в заразку попал. - Мария Семёновна вытерла глаза, вспоминая лихие дни, поправила на плечах косынку - "ой, господи..."
 * * *
 - Ну что тебе сказать...
 Николай Алексеевич после того сильно заболел и вскоре умер. А Родион... только выйдет на несколько месяцев из психбольницы и снова - туда.
 Грохнуться с орешника - не шутка, как считаешь? К слову сказать, они этот орешник-от срезали и пень засыпали, сровняли с землёй. Да...
 Я старалась Родиону не показываться на глаза - прибиралась в его доме, когда уходил. Он, веришь, как специально, окурками пол заплёвывал, растаскивал сапогами грязь по комнатам. Словом... чего говорить... - она махнула рукой. - Ну, а моя болячка мокла, не заживала. То кровит, то гноится... Уж что только ни делали врачи. Чего только сама ни прикладывала, ничё не помогало да и не помогает. - Мария Семёновна вздохнула.
 
 - Короче говоря, Родька буянил, дрался! Жить стало невозможно. И решила я... сдать его... Есть у нас здесь в курортном месте дом инвалидов. Да ты, наверно, слышала, где это. Хорошие места, правда. - Чистый горный воздух, природа...
 Ну вот и оформила я туда Родиона-то. Ох... уж как он плака-ал... господи-и... Не хотел. - Мария Семёновна поморгала белёсыми ресницами. - У меня прощение просил, мол, пожалей, не буду больше хфулиганить. - Расскаазчица осеклась: - Лёша тоже в голос ревел, взялся, было, уговаривать, мол, пропадёт там сынок, - Мария Семёновна поднесла платочек к глазам, сквасилась, зашептала, волнуясь: - Лёша просил, дескать, жалко. Родион, мол - кровинка моя единственная, никого больше нету на свете... - Она проглотила комок. Отдышалась.
 
 Твёрдо заговорила: - Нет, уговаривать меня было бесполезно. Терпеть издевательства я больше не могла. Раз решила - всё. Вызвала "скорую", вызвала милицию, Родиона связали и в инвалидку спровадили. Вот уж полгода, как... Первое время Лёша тосковал сильно. Мы к его Родьке каждый выходной ездили. Тот жаловался - плохо, мол, возьмите домой. Мужик, а раскис, как дитё малое. - Мария Семёновна усмехнулась: - Кроткий такой стал - куда там... Ну да разве я возьму его? Сама подумай.
 Хозяйка раскраснелась. Рытвина полыхала на щеке. Рассказчица надела косынку. Провела ладонью по столу.
 - Вот и всё тебе выложила... как на духу... Осуждаешь меня, поди?
 Мария Семёновна вздыхала, покачивала головой, теребила платочек, а холодные глазки скользили по мне, снова вызывая озноб.
 * * *
 Однажды, наверное, через месяц после той памятной встречи, раздражённый женский голос попросил к телефону Марию Семёновну.
 Мария Семёновна, поминутно стирала пот с лица, шумно в чём-то оправдывалась. Наконец, с сердцем бросила трубку, тяжело задышала.
 - Домой бежать надо, вернее, срочно ехать... в дом инвалидов. Родион помер. Уж двенадцать дней как. Быстрей забрать велят... Ругаются, что не проведывали. Мол, жарища за сорок, а он там... о-ой... без холодильника. Представляешь, на кого он... ммм.... похож?..- Она брезгливо скривилась, - Подожди... не пойму... а почему без холодильника-то? - Деловитость и удовлетворение были во всём её облике.
 * * *
 И остались жить-поживать Мария Семёновна, дядя Алексей... и два огромных дома-терема...
 
 Мария Семёновна с горечью замечала, что её дочери, не знавшие дороги к новому обиталищу матери, вдруг взялись ругаться меж собой, кому достанется осиротевший дом Родиона. Перевес взяла старшая - Анна. Они с мужем и женатыми уже близнецами скитались по съёмным квартирам.
 - Ты знаешь, - радостно сообщила как-то Мария Семёновна, - Алёша моей Анне отдал Родионов дом. Дескать, занимайте на здоровье - всем места хватит.
 
 Из разговоров с Марией Семёновной я поняла, что отношения между пожилыми и молодыми сначала были хорошими. Потом новоиспечённые хозяева стали требовать у стариков и второй дом. Мол, потеснитесь, вам и одной комнаты хватит. Скоро, мол, снохам рожать. У близнецов, мол, пополнение ожидается.
 - Алексей отказал Анне со вторым-то домом. - Поделилась со мной Мария Семёновна. Тут же рассудила: - Ну и правильно, и я Анну тихонько урезонила, - доверительно прошептала Мария Семёновна, - нельзя же быть такой алчной. Второй-то дом я расчитываю отдать младшей дочке - Стеше. Она, бедная, в кибитушке со всем семейством до сих пор мается.
 * * *
 Мария Семёновна стала частенько прихварывать. Вдобавок, изматывали домашние скандалы. - Работала тяжело.
 Дяде Алексею тоже сильно нездоровилось - ему нужен был присмотр. Мария Семёновна уволилась.
 
 Настали трудные времена. В магазинах - шаром покати - всё из-под прилавка! За всё - переплата. Пенсии не хватало. А дочери... дочери были на мать в обиде из-за домов-теремов.
 Я часто навещала стариков. И, конечно, не с пустыми руками. Они всегда радовались гостинцу.
 * * *
 Пришло время подняться с насиженных мест.
 В новых краях догнала меня весточка от Марии Семёновны, где она печатными буквами благодарила за посылочку и сообщала, что её Алёша умер "от сердца".
 А ещё через некоторое время открытка коротко известила: Мария Семёновна по указанному адресу больше не проживает.
 От соседей я узнала, что теперь Мария Семёновна влачит жизнь свою в приюте для престарелых в том же прекрасном курортном месте, где провёл небольшой остаток своих дней горбатый Родион.
 Во втором доме-тереме поселилась младшая дочь Марии Семёновны - Стеша, со своими взрослыми детьми.
 Две сестры отгородились друг от друга высоченным забором и уже давно не знаются.
 Мать они напрочь забыли и не читают её слёзных писем, каряканных печатными буквами...
 

Таджикистан.

=========================
 *кибитка - в Средней Азии - небольшой дом - глинобитный или из сырцового кирпича.
 *шара-бара - в Средней Азии - всякая всячина
 *в прошлую осень мяли - имеется ввиду - мять виноград на вино
 ---
фото - интернет