На чём стоит Пегас пародтста?

 Первую статью о пародии (А. Безыменский, журнал «Вопросы литературы») я прочитал лет двадцать тому назад. Потом мне попадались всё новые и новые статьи, но в них ничего нового для меня уже не было.
Построенные по одному типовому «проекту», в основном обличительно – уничижительному, все они инкриминировали пародистам одно и то же, а именно:
1. Пародист вырывает из вполне доброкачественного контекста неудачную мысль, которая, будучи оторвана от естества, выглядит ещё менее удачной, доводит её до окончательного абсурда, чем и пытается вызвать в малоискушённом читателе утробный смех, портя, таким образом, читательский вкус, который нужно наоборот утончать. (В том, что пародист не смешит читателя, хотя это и необходимо, – критики обычно пародистов, почему-то, не винят).
2. Пародист не заботится о воспроизведении манеры, , стиля, лексики, интонаций (и т.д.) пародируемого автора.
3. То, что получается в результате такого писания пародии, – не пародия, а… (далее приводится уничижительное название того, что получилось: развёрнутая эпиграмма, фельетон по поводу вырванных строк и т.д. – в зависимости от воображения критика).
Статья Бархатова, опубликованная в рамках настоящего разговора, не прибавляет к уже известному, в сущности, ничего нового. Вот её стержень: «Тут высмеиваются «ляпы», отдельные неудачные мысли, выражения или шероховатости стиля. Конечно же, право на жизнь имеет и такое направление. Однако, активно развиваясь, оно просто перестаёт быть пародией, пытаясь начисто освободиться от «второго плана», от узнаваемости».
Как видим, претензии не устаревают.
Что же изменилось в пародии за двадцатилетний наблюдаемый мною период «воспитания» пародистов критиками? Судя по стереотипности предъявляемых претензий – ничего! Более того, та форма пародии, которой даже в названии «пародия» отказывают авторы критических статей, распространяется и заселяет газетно-журнальную территорию отнюдь не как гонимая, а скорее как наступающая сторона.
Вот на этом месте целесообразно, мне кажется, поговорить и о качестве, точнее – об уместности или неуместности иных претензий к пародистам. И подумать: почему последние столь упорно и так долго игнорируют эти претензии? Злой ли умысел лежит в основе этого пренебрежения или критическая мысль призывает критикуемых пойти туда, не знамо куда:?
Начнём с упрёка №1.
Конечно, ничем нельзя оправдать пародиста, который, обрубая мысль пародируемого с обеих сторон и деформируя её смысл, на этом обрубке, как на фундаменте, строит свою пародию. Такое передёргивание ради красного словца, безусловно, более, чем недопустимо, в известном смысле оно даже и аморально. Но мы не будем говорить о недобросовестности: это вопрос недискуссионный, с ним всё ясно. Поговорим о том, что «тут высмеиваются «ляпы», отдельные неудачные мысли, выражения или шероховатости стиля» (т.е. брак?– П.Х.)
Вот уж воистину упрёк в том, за что по самой логике критических статей (в том числе и А. Бархатова) нужно хвалить!
Большинство критиков и пародистов считают (и делают это совершенно правильно) пародию жанром критическим. А за что же она должна критиковать? За брак, за недостатки. Какие? За разные, но, конечно, в том числе и за «ляпы», отдельные неудачные мысли, выражения и шероховатости стиля! Почему бы и нет? Чему такая критика мешает? Во всяком случае, пародии оставаться пародией она не мешает никак!
А.Б. Раскину, одному из лучших наших пародистов такая направленность против «Ляпов» не мешала, а помогала.
Для него «ляпы» служили трамплином, от которых он отталкивался, катализатором, делающим реакцию пародирования бурной и энергично протекающей, каковой она и должна быть. И это отталкивание не мешало пародиям А.Б. Раскина отвечать всем многочисленным требованиям, предъявляемым к пародиям.
Мне кажется, большинство критиков допускают такую основополагающую ошибку. Они берут за эталон пародии А. Архангельского и Ю. Левитанского и сравнивают это эталон с рассматриваемыми образцами. А в случае несовпадения поступают так же, как отец стандартизации Прокруст. Забывая о том, что пародии А.Архангельского и Ю. Левитанского – эти блестящие комические стилизации – почти не несут критической нагрузки и поэтому избавлены от необходимости отталкиваться от «ляпов», «шероховатостей» и т.д.
А как же быть пародиям, в которых степень осуждения (породия – жанр критический) значительно большая, чем в пародиях Архангельского и Левитанского? Эти пародиям просто не обойтись без «ляпов», беда не в них, они не мешают пародиям быть выжимками из всего творчества пародируемых поэтов (в том случае, если для пародиста «ляпы» - не основная цель, а трамплин).
С упрёком №2 дело обстоит сложнее.
Некоторые пародисты, увлечённые достижением главной для них цели – получением комического эффекта путём оглупления и без того не до предела мудрой мысли пародируемого, действительно не всегда заботятся об узнавании в пародии оригинала. Если пародист не знает, что фундамент пародии – подражание, то это дилетантизм, и пародисту нужно ещё почитать литературу о сущности пародии. Если же он всё знает – это профессиональная халтура. И в этом случае упрёк критиков, как мне кажется, целиком уместен.
Пародия имеет много общего с карикатурой, которая не живёт без похожести на оригинал. Как нельзя карикатуре карикатурировать, например, только один нос или ухо, так нельзя пародировать только вынесенные в эпиграф строчки. Пародия может получиться очень смешной, но смех, высеченный из читателя в этом случае, не может быть критерием: над изображением в кривом зеркале смеются больше, чем над карикатурой, но цена смеху здесь разная.
Кстати, необходимость подражать ставит перед пародистом сложнейшие и не для всех посильные задачи (если бы это понимали те, кто ничтоже сумняшеся садятся на пародийного Пегаса, считая полёт на нём лёгкой увеселительной прогулкой!). Что значит подражать большому поэту, имеющему своё лицо? Возможно ли новичку в поэзии, берущемуся писать пародии (а их много!), настолько войти в образ этого мастера и мастерски сыграть его роль? Возможно. Но в этом случае нужно научиться владеть стихом в такой же степени, в какой им владеет сам мастер! Может быть, – даже лучше, поскольку получиться должно не только похоже, но и смешно! (Смех, в пародии, как правильно сказал Бархатов, – не цель, а средство, но средство, без которого не попадёшь в цель).
Тем, кто считает, что пародии – семечки, хочется задать вопрос: каким же должно быть мастерство играющего роль то Евг. Евтушенко, то А. Вознесенского, то Давида Самойлова, то Б. Ахмадулиной, то… Ответ один: таким же, как у них! А много ли у нас пародистов, , способных так писать? Вот то-то и оно… А может быть, в этом и есть главная беда пародистов – в поэтическом дилетантизме, в неспособности (и даже в нежелании!) подняться до уровня того, кого они насмешливо изображают, то есть в известной степени даже и поучают?
«Нельзя алюминиевым резцом обрабатывать стальную деталь!» – как образно и точно определено взаимоотношение пародиста и пародируемого! Определение дал А. Пьянов, предыдущий участник нашей разгорающейся дискуссии.
Да, в этом дисбалансе поэтических потенциалов пародистов и пародируемых поэтов – одна из главных бед, как мне кажется, современной пародии. И виноваты в этом не только пародисты, но и в значительной степени и критики, уготовившие им роль помощников поэтов, а сатирической литературе (в том числе и пародии) – роль какой-то подсобки в литературе. Нет, в словосочетании «сатирическая поэзия» главное слово – поэзия, и она не приложение к литературе, а сама литература, и тому, кто этого не понимает, можно только посочувствовать.
Ну и третий упрёк – терминологический («Это не пародия, а…») – самый нестрашный. Пародия приобрела столько форм, что не укладывается в уже упомянутое прокрустово ложе определений, которые, кстати, сами порой противоречат друг другу, в связи с чем и не могут стать безусловным критерием
Р терминологии договориться легче всего, если в основе лежит неоспариваемое мнение о том, что «право на жизнь имеет и такое направление»… Можно, в конце концов, для разных форм пародий напридумывать и разные названия, как это было сделано в «Клубе ДС» «ЛГ» («Эпиродия», «Парограмма» и т.д.).
 А соизмерять существующие современные образцы с определением из словаря Даля, написанным в прошлом столетии, – дело по меньшей мере консервативное. Так же, как и упрекать пародиста в том, что он посмеялся над употреблённым в стихах поэта архаизмом, например, «облак» - на том только основании, что у Даля этот архаизм есть! У Даля вы найдёте и «птах», и «панёва» (юбка), и «глум» (шутка), и «дыбать» (ходить без цели).
Так давайте же не будем «дыбать», а внимательно поглядим, на чём стоит Пегас пародиста, чтобы иметь бльшую возможность уберечь его от хромоты.
Пегас пародиста в моём представлении стоит на таких четырёх копытах:
1. Подражание ( А. Безыменский хорошо назвал его суждением в стиле автора).
2. Критическая направленность ( по А. Безыменскому – осуждение в стиле автора).
3. Юмор (который хоть и средство, но без которого, повторяю, не достигнешь цели).
4. Литературное мастерство.
Когда хотя бы одно из этих копыт плохо подковано, Пегас пародиста не может не хромать.
Ну и так как этот Пегас – не просто лошадь, а всё-таки крылатый конь, у него не может не быть крыльев. И крылья эти – ПОЭЗИЯ, поскольку, как мы уже договорились, пародия – явление сугубо поэтическое (о прозаической пародии нужно говорить отдельно).
У Ю. Левитанского в книге «Сюжет с вариантами» есть уже упомянутая в дискуссии фраза: «…пародия – это как раз не юмор и не сатира, а дело совсем серьёзное». Заканчивая свои рассуждения о пародии, хочу выразить своё отношение к ней вариантом на сюжет Ю. Левитанского: «Пародия – это как раз и юмор, и сатира, и дело совсем серьёзное».
 15 октября 1982 г., «Литературная Россия» № 42, 17 стр.