Уроки пения

Сколько себя помню, я любил петь. С детства, голос у меня был высокий и звонкий, и в школьном хоре, я, чуть ли не с первого класса, был солистом. Но по «пению» у меня были единицы.
Уроки пения в нашей школе вел Андрей Романович. Во время войны он получил тяжелое ранение, передвигался на костылях, часто пил и, случалось, в таком состоянии вел уроки. Был он членом Союза композиторов и его произведения, в те годы, исполняли известные музыканты.
Как известно, пение – никто никогда не считал важным предметом, поэтому во время урока, кто переписывал домашнее задание, кто писал девочкам любовные записки, кто просто негромко переговаривался. Андрей Романович в этом хаосе немедленно отыскивал меня.
- К доске.
Я охотно выходил.
- Что будем сегодня петь?- спрашивал учитель.
- Алябьев «Соловей», - называл я первое, что приходило на ум.
Андрей Романович садился за пианино и начинал играть, а я петь. Дома у меня было много пластинок с записями популярных артистов: Лемешева, Козловского, Утесова, Шульженко, Руслановой и многих других. Их песни и романсы я слушал по многу раз, так что знал их отлично. А фильм с участием Сергея Лемешева смотрел не один десяток раз.
И вот я начинал петь голосом Ларисы Руденко или Лемешева алябьевского «Соловья». Потом, подражая Лидии Руслановой - «Валенки», следом шли песни Утесова, романсы Козловского и так до конца урока. При этом, мне хотелось передать не только голос, но и манеру исполнения. Теперь-то я понимаю, что большей частью у меня выходили просто детские кривляния, но тогда мне казалось, что я пою, как настоящий артист. Особенно, мне хотелось понравиться нашим девочкам.
Ребята были довольны – их не вызывали, и они могли заниматься своими делами, но большинство охотно, а, порой и с восхищением, слушали мой концерт. И когда я, наконец, заканчивал, класс приветствовал меня дружными аплодисментами.
- Ставлю тебе, единицу.- произносил Андрей Романович..
- За что?- удивленно спрашивал я.- Я ведь хорошо пел.
- А за то, что ты баловался на уроке и пел не серьезно.- Наставительно произносил Андрей Романович, и ставил в классном журнале против моей фамилии большую палку.

Обычно в конце четверти, наша классная начинала упрашивать Андрея Романовича исправить мне оценку.
- Нельзя же так,- говорила она,- ведь он - наш лучший солист, а вы ему единицу.
Андрей Романович долго ворчал, упирался, но , в конце концов, исправлял единицы на четверки.
- Только ради Вас,- ворчал он.- Но учтите – делаю это в последний раз.