Глава 4. Устные рассказы отца

Глава 4. Устные рассказы отца и о нем

Умный человек

Однажды мы шли с отцом по улице. Отец с большим уважением поздоровался с незнакомым мне человеком, а когда мы отошли на приличное расстояние, сказал уважительно:
- Умный человек.
- Почему? - спросил я, предвкушая, что за этим последует интересное воспоминание.
И не ошибся.
- В тридцатые годы нас регулярно брали на военную переподготовку. А этот человек обязан был проводить у нас политзанятия. Теперь представь себе: лето, жара. Мы только что сделали марш-бросок на несколько километров в полной выкладке и расположились на опушке леса. Нас разморило, мы задремали. А он в это время должен проводить политзанятия. И не только рассказывать нам, но и проверять, как мы усвоили то, что он рассказал. Тут очень важно, как поставить вопросы. А он их всегда ставил так, что мы всегда отвечали правильно.
- Как же он ставил вопросы?
- А вот как. - "Кто в 1917 году взял власть в свои руки?" - монотонно бубнил он и под конец громко выкрикивал: - "Красноармеец Бровар!" - Кость, услышав свою фамилию, тут же просыпался и громко отвечал: - "Рабочие и крестьяне" - и тут же засыпал.
(Я знал армейского друга отца, колхозника из соседнего села Костя (Константина) Бровара. Приезжая в Смелу, он всегда заходил к нам, а иногда и ночевал у нас.)
А политрук продолжал бубнить, затем спрашивал: - "Кто сейчас у нас управляет государством?" и после этого громко выкрикивал: - "Красноармеец Письменный!" Я тут же просыпался, вскакивал и бодро отвечал: - "Рабочие и крестьяне" - и тут же засыпал. Умный человек. И свою работу выполнял, и нам давал отдохнуть.

Как Мильнера снимали с председателей колхоза

Вокруг Смелы расположен самый богатый в районе колхоз "Серп и молот". А председателем в этом колхозе еще с довоенных времен был Мильнер. Он был двадцатитысячником, как Давыдов в "Поднятой целине" у Шолохова. Мильнер был из одесских рабочих. Но даром, что городской, в сельском хозяйстве хорошо разбирался. Колхозники у него получали на трудодень больше всех в районе и крепко держались за своего председателя.
А разбогател колхоз "Серп и молот" в первый же послевоенный год. Мильнер сообразил посеять на всей площади лук. Осенью его собрали и не успели районные власти опомниться, как весь собранный лук отвезли на продажу в Москву. А на вырученные деньги восстановили колхоз. И за трудодни колхозникам заплатили.
На районной доске почета каждый год на первом месте - колхоз "Серп и молот". Во всех сводках, во всех отчетах, в местной газете, на местном радио - каждый год на первом месте колхоз "Серп и молот". И везде в скобках - "председатель Мильнер".
И кому-то из властей это не понравилось. И решили его заменить другим председателем. Не важно кем - лишь бы другим.
Вот привозят из района первого претендента на должность председателя. Районное начальство нахваливает гостя – никто не возражает. Потом голосуют - и колхозники единогласно выбирают председателем Мильнера.
Привозят из района сватать следующего претендента, снова собирают собрание. Опять районное начальство нахваливает гостя, опять никто не возражает. А как стали голосовать - опять колхозники единогласно выбирают Мильнера.
Вызывает первый секретарь райкома партии Буржинский к себе Мильнера и говорит ему:
- Выбирайте председателем колхоза кого угодно, но только не тебя! Или положишь партбилет.
(Положишь партбилет - это былая самая страшная угроза.)
- Кого угодно? - -переспросил Мильнер.
- Да. Кого угодно, лишь бы не тебя. Я сам приеду в колхоз проводить собрание.
- Хорошо.
... Приезжает первый секретарь райкома Буржинский в колхоз, привозит сватать очередного претендента. Снова собирают собрание. Буржинский нахваливает кандидата в председатели. А колхозники распоясались и в открытую требуют Мильнера. Тогда Буржинский объявляет, что для самоотвода слово предоставляется Мильнеру.
Выходит на трибуну Мильнер, просит самоотвод и между прочим заявляет:
- Мы этого человека не знаем. Может быть, он еще лучше, чем вы здесь говорите. Только рисковать колхозом не станем. Кандидат все же человек городской. А вот товарища Буржинского мы хорошо знаем, как специалиста по сельскому хозяйству, и хотим его председателем нашего колхоза.
Колхозники тут же единогласно проголосовали за Буржинского.
 Буржинский бросился в обком партии: - "Выручайте!" А ему там говорят:
- Воля народа - воля партии. Будешь теперь головой колхоза.
(Голова по-украински означает не только голову, что на плечах, но и председатель.)
- А как же теперь райком?
- У нас незаменимых нет. Подберем кандината на должность первого секретаря райкома. У нас на эту должность полно желающих.
Проработал Буржинский ровно год председателем, а на следующий год уже сам агитировал колхозников голосовать за Мильнера.
Так что Мильнер сейчас снова председатель своего колхоза.

Кино в больнице для душевнобольных

Когда отец перестал быть председателем артели, из нее постепенно стали уходить многие из тех, с кем отец создавал артель, кто работал вместе с отцом.
Кто по своей, а кто и не по своей воле.
Ушел на новую работу и бывший парторг артели (была в маленькой артели такая освобожденная должность - освобожденная должность означает, что парторг или секретарь партийной организации артели, был освобожден от других работ).
Вот какую комическую историю о своем бывшем парторге поведал мне отец.
- Послал горком его работать в психиатрическую больницу. Как положено, там его выбрали парторгом больницы. Раз выбрали, надо проводить политико-воспитательную работу. И решил парторг больницы показывать больным кино. Заказал кинопередвижку.
(Тут мне придется вклиниться в рассказ отца. В то время еще не было телевизоров. Фильмы показывали ("демонстрировали") или в стационарных кинотеатрах - в городах, или с помощью кинопередвижек - в основном в сельской местности, для чего приспосабливали грузовые автомобили.)
Итак, заказал парторг кинопередвижку. Приехал механик с картиной (кинофильмом).
Больных собрали в красном уголке. Усадили их на скамейках. Погасили свет. Киномеханик включил кинопроектор для показа кино на экране (экран обычно представлял собой белую стенку помещения со стороны, противоположной кинопроектору).
Как только кинопроектор застрекотал, все зрители повернулись спиной к экрану, на котором шел фильм, и заинтересованно стали смотреть, как работает проекционная установка. И никак нельзя было уговорить больных повернуться лицом к экрану. Их просто не интересовало то, что там происходило.
- Невозможно навязать другим свой вкус, - совершенно серьезно заключил папа свое казалось бы смешное повествование.

"Спасибо, что предупредили..."

После работы председателем артели отец долго не мог найти себе занятие по душе.
На одной из своих временных работ он очень уставал. Причем не от самой работы. Его донимала скучными, нудными, неинтересными рассказами о своем муже одна уже немолодая женщина. Была она до этого старой девой, только недавно наконец-то вышла замуж и пребывала от этого в состоянии повышенного восторга.
Ей очень хотелось поделиться с другими своей радостью, и она каждый день рассказывала своим коллегам, какой у нее замечательный муж, хотя по сути рассказывать было не о чем.
Можно было просто попросить эту женщину не надоедать ему своими скучными рассказами.
Но папе не хотелось обидеть эту безвредную женщину, к которой судьба долгое время была весьма сурова. И отец нашел способ избавиться от неинтересных рассказов, да еще так, что рассказчица сама его благодарила за это.
- Я хотел бы вас предупредить, - сказал мой отец, внимательно выслушав очередную порцию восторгов относительно душевных и прочих достоинств молодого супруга. - Вы очень рискуете.
- Что вы имеете в виду?
- А то, что вы постоянно хвалите своего мужа. А ведь люди бывают разными. Узнает какая-нибудь нехорошая особа, какой у вас замечательный муж, и попытается отбить его у вас. Я бы посоветовал вам быть поосторожнее.
Молодая жена быстро оценила ситуацию:
- Большое вам спасибо, Письменный, - сказала она, и с тех пор, как воды в рот набрала.
- Вот так по доброму можно добиться многого, - заключил папа свой назидательный рассказ об этом случае.
Конечно это очень трудно добиться многого по доброму, но папе это удавалось.
(Между прочим, когда я сочиняю свои рассказы о герое еврейского фольклора Гершеле Острополере, я всегда вижу перед собой лицо своего отца Письменного Льва Айзиковича. Так много между ними общего.)

***
Недавно мы с моей старшей сестрой вспоминали отца, и она поведала мне совсем другой вариант этого рассказа. Думаю, что имеет смысл привести и его.
Шел папа на работу, а навстречу ему шла, сияя счастьем, одна его знакомая, которая решила поделиться с папой своей радостью:
- Письменный, - заговорила она, - можете меня поздравить! У меня появился мужчина!
И она принялась расхваливать душевные и прочие достоинства этого мужчины.
Папа дал ей выговориться, а потом сказал:
- Я вам не советую всем рассказывать об этом. Ведь какой-нибудь женщине может понравиться все то, за что вы его хвалите, и она захочет прибрать его к своим рукам.
Женщина поблагодарила папу за предупреждение, а через несколько месяцев папа опять встретил ее.
- Письменный, - пожаловалась она, - вы как в воду глядели: увели!

***
(Тут наши с сестрой мнения разошлись. Я высказал мнение, что папа, как истинный мастер устного рассказа, оттачивал свои произведения и пробовал их в разных вариантах, чтобы отобрать, какой из них лучший.
А сестра заявила, что папа никогда ничего не выдумывал, и это две разных истории.
Мне кажется, что в любом случае, независимо от того, кто из нас прав, имеет смысл привести оба папины рассказа.)
А может быть это рассказ об одной и той же женщине, но о различных фазах ее семейной жизни?

Дефицитный продукт

Теперь относительно заявления моей сестры, что папа никогда ничего не выдумывал.
Папа, действительно, никогда ничего не выдумывал, но беря за основу достоверный случай, он мог к нему такое дофантазировать, ввести в него, подобно Гоголю, такой гротеск, что только диву даешься.
Приведу еще один папин рассказ, чтобы подтвердить это мое мнение..
(Я долго колебался, вводить ли этот папин рассказ в свои воспоминания, но все же, наконец, решился. Прошу только всех, кто захочет сослаться на этот рассказ, обязательно приводить его целиком, с моим предуведомлением к нему. Дабы не принять этот рассказ за злобную клевету на славных работников аптеки нашего городка или даже всех аптек государства.)

В первые послевоенные году в Смеле был грузчик, имя которого я уже позабыл, поэтому будем называть Медведь. Мне кажется, что именно это имя более всего подошло бы ему. Это был немолодой уже гигант, с могучей атлетической фигурой и шрамом в половину лица. Обычно Медведь дежурил возле мебельного магазина, и если кто-либо из жителей покупал себе что-то из мебели, относил покупку из магазина в дом покупателя на себе. Никакого транспорта для доставки мебели в городе тогда не было, и Медведь работал без конкурентов.
Мы, дети, часто бежали сзади него, любуясь, как Медведь, приладив к своей спине с помощью ремней и веревок трехстворчатый шкаф с зеркалом или огромный буфет со стекляными дверцами и стекляными полками, медленным, тяжелым шагом нес поклажу через весь город к новым владельцам. При этом жилы на его лбу и шее начинали рельефно выступать, наливаясь кровью.
Тележкой этот могучий человек не пользовался - клиент должен был видеть, что не зря заплатил свои кровные. А рядом с грузчиком величественно двигались владелица или владелец покупки, а то и оба вместе, на ходу давая указания, как надо нести, чтобы не разбить стекло, не поцарапать лак или не зацепить мебелью за столб или угол дома.
И вдруг Медведь ушел со своей прибыльной работы, перестал сидеть возле мебельного магазина и устроился грузчиком же, но только на низко оплачиваемое место - в аптеке. Весь облик этого Геркулеса, который обычно ассоциировался с тяжелой и массивной мебелью, совершенно не гармонировал с его новым местом работы. Ведь вес аптечных грузов был просто смехотворен после тех грузов, которые он обычно переносил.
Естественно, что встретив Медведя, папа поинтересовался у него, чем вызвана такая метаморфоза. И вот, что поведал отцу Медведь:
- От постоянного таскания тяжестей у меня появился геморрой. Каких только средств я не перепробовал - ничего не помогает. Пока мне не посоветовали попробовать обыкновенную пищевую соду. И что вы думаете? Именно то, что надо. Жаль только, что в свободной продаже пищевой соды не было. И вот я узнал, что в аптеке есть целый мешок соды. И расходуют они ее в очень малых количествах. Я тут же устроился на работу в аптеку. Теперь, как только меня начинает мучить геморрой, я сразу же спускаюсь в подвал, где стоит мешок с пищевой содой, и развязываю его. После этого я спускаю штаны и сажусь голым задом на мешок с содой. О, если бы вы знали, какое это блаженство - после всех мучений - усесться на соду голым задом, без штанов!
- Негодяй, - вскричал отец. - Как ты смеешь! Ведь эта сода предназначена для лекарств. Ты что, не знаешь, что в аптеке все должно быть стерильно-чистым?
- Вот и вы туда же, - обиделся грузчик. - Нет, чтобы войти в моё положение! Что же мне прикажете делать, если во всем городе нигде больше нет соды?

(Маленькое замечание. С тех пор прошло уже более полувека. И я, каюсь, подзабыл, что именно было в мешке - пищевая сода или крахмал. Но надеюсь, для рассказа это не играет большой роли. А если кто-нибудь захочет воспользоваться папиным рассказом для себя, в целебных целях, то он может сам подобрать, что ему лучше подходит.)

Трудности перевода

Небольшой районный городок на Украине. Конец сороковых годов ХХ века.
У большинства жителей нет домашних телефонов. Чтобы переговорить по телефону с кем-то в другом городе, надо идти на переговорный пункт.
... Лето. Жара. На переговорном пункте только одна кабинка для переговоров. Из-за духоты двери в ней не закрывают. Когда кто-то один говорит по телефону, десять сидящих в ожидании своей очереди поневоле слушают чужие разговоры.
В кабине старая еврейка. Она говорит по-русски, но думает-то она на идиш. А говорит она по-русски из деликатности, чтобы остальные не думали, что она что-то от них скрывает.
Итак, думает она на идиш, а говорит по-русски. То есть сама себя переводит. Разговор звучит примерно так:
- Зачем ложить на плохое? Давайте класть на хорошее.
Она хотела сказать:
- Зачем предполагать плохое? Давайте предполагать хорошее.
Вот такой корявый получился перевод.

* * *
Папа очень любил детей. Он любил разговаривать с детьми своих друзей и знакомых, умел подмечать смешные оттенки детских ответов и с юмором пересказывать их.
 Вот одна из таких бесед с сыном папиного приятеля, председателя колхоза. Мальчику лет пять, он ходит в детский сад. Разговор идет на украинском языке, и я его привожу без перевода, чтобы не пропала прелесть украиской речи.
- Петрику, кем ты будеш, як выростеш?
Петрик, подумав:
- Я буду вчителем. Як маты.
Еще подумав:
- Ни, не буду вчителем. Бо важко.
После некоторых раздумий:
- Я краще буду головою колгоспу. Як батько.
Спустя некоторое время:
- Ни, не буду головою колгоспу. Бо важко.
И окончательно:
- Не хочу буты ни вчителем, ни головою колгоспу. Краще буду усе життя ходыты до дытячого саду.

* * *
Повстречала жена этого председателя колхоза одного из своих односельчан и стала отчитывать за то, что его сын пропускает занятия в школе.
А отец школьника отвечает:
- Вин ВАМ учиться не буде!

* * *
Папа любил разговаривать не только с детьми своих друзей и знакомых, но и с теми детьми, которых встречал на улице.
Однажды он разговорился по дороге с одним мальчиком и спросил его, как тот учится.
Тут папин собеседник тяжело вздохнул и произнес:
- Ой, дядя, если бы вы знали, как тяжело учиться во ВТОРОМ классе.

* * *

Часто детский юмор только тогда становится юмором, если рядом находится внимательный взрослый, который его подмечает. Были у папы короткие рассказы с высказываниями его собственных внуков. Вот двa из них.

Лодку могут украсть

В пятидесятых годах был в Советском Союзе очень популярен эстонский певец Георг Отс. Был даже фильм с Георгом Отсом в главной роли - "Мистер Икс". Фильм-оперетта. Мы всей семьёй пошли на этот фильм: мама, папа, старшая сестра с мужем, я - приехавший на каникулы студент. Взяли даже трёхлетнюю племянницу (не оставлять же её одну дома!), предварительно взяв с неё обещание, что она будет сидеть тихо о никому не мешать.
В оперетте есть ария главного героя, которая пользовалась особой популярностью у населения и часто передавалась по радио в концертах по заявкам, конкурируя по частоте спроса с полонезом Огинского. Режиссёр фильма решил малость приукрасить знаменитую арию и придумал такой ход: влюблённые герой и героиня приезжают куда-то на лодке, выходят из нее и оставляют, даже предварительно не привязав. И таким образом, все время легкомысленно удаляясь от лодки, герой поет свою коронную арию.
Малолетняя племянница сразу же почувствовала неладное и стала бить тревогу:
- Куда они уходят? Ведь лодку могут украсть.
В зрительном зале началось волнение: одни, подобно ребёнку, испугались, что лодку могут украсть; другие, подобно мне, заволновались, что незакреплённую лодку снесёт течением; третьи же, те, кто ничего не смыслил в плаванье на лодках, заволновались из-за того, что посторонний шум в зале может помешать им расслышать арию, по которой они уже успели соскучиться.
Девочку удалось успокоить, пригрозив, что ее выведут из зала. Но, как позже выяснилось, только временно.
На этом дело не закончилось. Когда после окончания кинокартины мы вышли из зала, она стала приставать к деду с вопросами:
- Дедушка, как ты думаешь, украли все же лодку или нет?
Чтобы пресечь подобные вопросы, папа признался:
- Я это место в картине не понял.
- Послушай, дедушка, зачем мы берем тебя с собой в кино, тратим деньги тебе на билет, если ты все равно ничего не понимаешь!

Укольчик - подарочек

А вот еще один папин рассказ про эту же, самую старшую внучку моих родителей.
Заболела она, и пришлось ей делать уколы.
Каждый день приходила медсестра, чтобы сделать маленькой девочке болезненный укол.
Чтобы подсластить страдания ребенка, родители заранее покупали сладости и незаметно при каждом приходе медсестры передавали их ей, чтобы та вручала ребенку то конфетку, то яблочко, то еще что-нибудь.
Дед сочуствует внучке, что той приходится терпеть боль от уколов.
Ребенок утешает деда:
- Не переживай, дедушка! Укольчик - подарочек! Укольчик - подарочек!

* * *
Мне часто приходилось видеть, как удачная шутка рождалась во время рсзговоров родителей между собой, буквально ма моих глазах. Вот как, например, эти.

Их же ему принесли, а не мне

Я любил приезжать домой на студенческие каникулы неожиданно, не сообщив заранее, какого числа прибуду. Вот и в тот раз я не стал сообщать о приезде и радовался, что правильно сделал, поскольку поезд опоздал на несколько часов. Пришлось мне разбудить родителей уже после двух часов ночи. Заснули мы в то утро или так и не заснули, уже не помню.
Только вышел отец рано утром из дома, заглянул в сарай и обнаружил, что ночью в нем побывали воры и унесли индюка, которого отец с матерью специально откармливали к моему приезду. Да ещё прихватили два мешка, которые висели в сарае под самой крышей: один со старыми тряпками, другой - с ненужными бумагами, старыми письмами и газетами.
Через некоторое время позвонил нам Ланда, проживавший хотя и недалеко от нас, но совсем на другой улице, и сообщил, что воры подбросили наши мешки к нему во двор, и мы можем их забрать.
Наверное, они по дороге развязали мешки и убедились, что нет в них ничего ценного. В те времена старые тряпки сразу никогда не выбрасывались, поскольку могли использоваться многократно для заплат. Но наши старые тряпки даже ворам не подошли.
Вот через некоторое время мама интересуется у папы, собирается ли он идти к Ланде за мешками.
- А зачем? - удивляется папа. - Их же ему принесли, а не мне.
- А затем, - поясняет мама. - Что стыдно.
- Чего стыдно?
- Как чего? Заглянет Ланда в мешки и увидит, какие у тебя латаные-перелатаные кальсоны!
- Не волнуйся, - успокаивает папа маму. - Он уже заглянул в мешки. Иначе он бы не знал, кому звонить.

"Женщина полная, интересная"

Когда я закончил институт, и нам на работе дали комнату в квартире на две семьи, родители приехали из Смелы в Куйбышев нас проведать. Кроме нас, в квартире проживала семья Лазаревых, Толя и Аня, с двумя девочками, Олей семи лет и Наташей пяти лет.
У нас в квартире была ванная, вода для которой подогревалась газовой колонкой. Поскольку такие ванны и колонки были не во всех домах, то Анина подруга приходила к нам принимать ванну. А поскольку пользоваться газовой колонкой эта подруга не умела, то она не запиралась в ванной комнате, чтобы Аня могла зайти и помочь ей настроить, включить или выключить газовую горелку.
На следующий день после приезда моих родителей к нам в гости, приходим мы с женой вечером с работы, а в дверях нас радостно встречают соседские девочки:
- Дедушка зашёл в ванну, а там крестная!
Оказалось, что, когда ничего не подозревавший папа зашёл в ванную комнату, Анина подруга, которая в это время сидела в ванной спиной к двери, так растерялась, что встала во весь рост и повернулась к отцу лицом.
- И что она тебе сказала? - поинтересовалась мама у папы.
- "Выйдите!"
- Но ты, надеюсь, успел её рассмотреть?
- Конечно!
- Ну и как?
- Женщина полная, интересная, - ответил папа.

Слова "Женщина полная, интересная, но честная", если не ошибаюсь, это фраза из великого еврейского писателя Шолома Алейхема. Она пользовались особой популярностью у нас дома.


"В Смеле такого не увидишь"

Эта история не относится к рассказам моего отца. Это скорее рассказ о нем. Хотя не только о нем одном. Но начало этой истории положил мой папа.
Ее начало поведали мне мой двоюродный брат Айзик и его жена Геня. После войны, в сороковых годах двадцатого века, Айзик учился в институте в Киеве и встречался с девушкой, тоже студенткой, с которой они вскоре поженились. А тогда они еще не были женаты. В Киеве был на гастролях кукольный театр Сергея Владимировича Образцова. И как раз в это время мой папа приехал в Киев в командировку. Айзик с Геней решили сводить провинциального дядю на спектакль прославленного московского кукольного театра.
С большим трудом достали они три билета в театр, и втроем , с дядей, пошли на спектакль.
Сейчас театр, созданный Образцовым, хорошо известен и в России, и за рубежом. Но тогда его мало знали в стране, в том числе и в Украине. Геню и Айзика спектакль буквально ошеломил. Шел знаменитый "Необыкновенный концерт". То, что вытворяли куклы образцовского театра, было остроумно, весело и по тем временам непривычно, фантастично, невероятно. Куклы могли делать всё то же, что и нормальные люди, (прыгать, бегать, танцевать, играть на музыкальных инструментах) и даже более того.
После спектакля Айзик с Геней спросили моего папу, ожидая услышать восторженную реакцию провинциального зрителя:
- Ну как, дядя? Вам понравилось?
И папа с достоинством ответил:
- В Смеле такого не увидишь.
Тут молодежь не выдержала и закричала:
- Да что там в Смеле! В Киеве такого не увидишь!
Как это ни странно, эта история имела продолжение через двадцать лет. Был я в командировке в Москве и решил в свободный вечер пойти в кукольный театр Сергея Образцова. Тогда театр Образцова помещался в маленьком помещении на площади Маяковского. В фойе театра стояла небольшая очередь, ожидающая, возможно, выбросят в продажу билеты из брони. Рядом со мной стоял старичок-иностранец, очень аккуратно и вместе с тем довольно бедно одетый. Всем своим скромным видом, в старом пальто на рыбьем меху, он контрастировал с богатыми и уверенными, в мехах и драгоценностях, имеющими билеты и сопровождаемыми гидами из Интуриста иностранцами, проходившими мимо нас в зал.
Нам обоим повезло. Нам достались билеты на отличные места, причем рядом, и мы разговорились. Старичок сообщил, что он живет в Нью-Йорке и работает там художником в музее. Когда в Америку приезжал Образцов со своими волшебными куклами, художник целую ночь провел на асфальте, в очереди за билетами на Образцова. Ему тогда тоже сказочно повезло, и он попал на спектакль. Приехав в Москву, он захотел еще раз сходить на Образцова.
После спектакля я спросил американского художника, понравилось ли ему, и он ответил с восторгом:
- Это фантастично! В Америке такого не увидишь.
И тут я еле выдержал, чтобы не закричать:
- Да что там в Америке! В Смеле такого не увидишь!



Глава 5. ПОСЛЕДНЯЯ РАБОТА ОТЦА
 
Не находя себе работы, которая приносила бы ему удовлетворение, отец в конце концов сам создал ее. Он нашел брешь в республиканском плановом хозяйстве и заткнул ее, одновременно обеспечив себе постоянный кусок хлеба до самой кончины.
Известно, что социалистическая система охватывала государственным планированием все производство и распределение в стране. Даже такие вроде бы самостоятельные хозяйства, как колхозы, получали сверху указания, сколько и чего надо посеять и убрать. Да что там "сколько и чего", если, когда сеять и когда убирать, решали не сами колхозники, а республиканские, областные, районые партийные органы.
Так вот, если посев, уборка и вывоз хлебных культур были на всех этапах целиком под государственным контролем, то у многих других культур контроль сверху ограничивался уборкой урожая. Куда его девать, республиканскими, областными, райоными органами не то что не контролировалось - их просто не интересовала дальнейшая судьба урожая многих культур.
При этом в Кировоградской, скажем, области не знали, куда девать урожай подсолнухов, а в соседней Черкасской области был дефицит подсолнечного масла... Маслобойки стояли из-за отсутствия семян подсолнухов, заводы по производству олифы испытывали нужду в подсолнечном масле... А колхозы в обеих областях остро нуждались в жмыхе на корм скоту.
Задача для целого отдела в Госплане Украины. И ее в масштабах двух областей незаметно решал один человек - мой отец Письменный Лев Айзикович.
Еще весной он составлял список колхозов, засевавших поля подсолнухами, в обеих областях. Папа вырос в селе и поэтому мог самостоятельно делать прогноз предстоящего урожая и корректировать этот прогноз в зависимости от погодных условий. Он сам мог прогнозировать для себя сроки, когда в каком колхозе поспеет урожай.
В то же время он знал, какой завод нуждается в семенах подсолнухов, а какой - в подсолнечном масле, в каких количествах и в какое время.
Далее он составлял с заводом договор на посредничество в поставке семян подсолнухов (или с колхозом на реализацию их урожая подсолнухов), в котором четко определялись его обязанности и сколько он должен получить за свою работу. Тут очень важна одна деталь - председатели колхозов и директора заводов знали отца, они доверяли ему, могли на него положиться.
Отец рассказывал мне:
- Я бы мог составить не один договор, а два: с колхозом, что продам, и с заводом, что поставлю, - и получить вознаграждение от обоих. Я бы мог записать в договоре любой процент, положенный мне за услуги. Но не делаю этого. Я беру ровно столько, чтобы нам с мамой хватало на жизнь.
- Почему ты не хочешь получить больше?
- Надо учитывать психологию людей. Пока они видят, что я совсем немного зарабатываю, их мое занятие не интересует. Но как только кто-то посчитает, что я получаю много, на меня тут же посыпятся доносы, начнут вызывать к следователю, в прокуратуру, и спокойно жить я уже не смогу.
- Но ведь ты же не нарушаешь закон!
- Разве для таких людей имеет значение, нарушаю ли я закон или нет. Для них важно другое. Первое - не по чину берешь. И второе - больше меня получаешь. Так что нам с мамой будет спокойнее получать прожиточный минимум.

* * *
Председатели колхозов и директора заводов, с которыми у папы были контакты, были довольны его работой. Одна такая председательница, по имени Марфа, даже по собственной инициативе делала отцу рекламу, расхваливая работу отца перед другими председателями. И те с подачи Марфы сами звонили отцу и устанавливали с ним деловые контакты.
А вот что рассказала мне сестра о последних деньгах, полученных отцом за его работу.
В 1972 году отец поехал в Ленинград, где тогда жила моя сестра, на операцию. Один из председателей колхоза, с которым у отца были деловые отношения, очень просил папу написать ему, как прошла операция.
После операции папа отправил председателю обещанное письмо и в ответ получил на указанный в папином письме обратный адрес (адрес моей сестры в Ленинграде) денежный перевод на большую по тем временам сумму денег.
Отец написал в ответ, что тут какое-то недоразумение: колхоз с ним уже полностью рассчитался и ничего отцу не должен. А председатель колхоза отвечает, что, действительно, колхоз отцу ничего не должен, но, учитывая добросовестную работу отца на благо колхоза, они на правлении решили начислить отцу отпускные. Так что присланные деньги являются заработанными папой отпускными.

... Умер отец в том же 1972 году, немного не дожив до 70 лет.
Но даже после своей смерти, мой отец продолжал жить жизнью всей страны и в полной мере ощущать все неприятности и проблемы советских граждан.
Это началось еще тогда, когда папа лежал в гробу, ожидая погребения.

Посмертные приключения моего отца

Мне кажется, что чиновники специально заботились о том, чтобы родственники умерших как можно меньше предавались печальным думам о покойниках, будучи занятыми решением различных вопросов и оформлением всяких документов, без которых погребение невозможно.
После смерти папы, мы с Шуриком (Александром Ефимовичем Глушковским, мужем моей сестры Эсфири Львовны Глушковской) занялись оформлением всего того, что положено сделать для погребения. Ездили в Ленинград, в больницу и морг при больнице (справка о смерти, заключение паталоганатомов, договориться с работниками морга о подготовке трупа к погребению - омыть, переодеть, побрить), в погребальную контору (заказать гроб, погребальные принадлажности, автобус), в Песочный и Сестрорецк (договориться о месте захоронения и отдельно - с работниками кладбища о рытье могилы). Сестра с мамой в это время готовили все необходимое для приема и размещения прибывающих на похороны, для поминок после похорон.

* * *
Не буду пересказывать все проблемы, но упомяну одну, с которой столкнулась наша семья в связи с тем, что папа был прописан в Украине в Смеле, умер в больнице в Ленинграде, а дочь его жила под Ленинградом в Песочном, в котором было свое, Песочнинское кладбище. Казалось бы, чего проще - похоронить папу в Песочном. Тем более, что жила сестра всего в двустах метрах от этого кладбища.
Но нельзя - Песочный входит в Сестрорецкий район Ленинграда, а Сестрорецкий райсовет не соглашается и возражает: хороните только в Сестрорецке, и баста! Можно бы согласиться, но есть одно "но". И в Песочный, и в Сестрорецк электрички ходят с одного, Финляндского вокзала, но по разным веткам: Сестрорецкие поезда не проходят через Песочный, а поезда, идущие через Песочный, не проходят через Сестрорецк. Добираться сестре к папиной могиле, чтобы присмотреть за ней, придется с пересадкой. Шурик, муж сестры, готов согласиться, но я не согласен. Я хорошо понимаю: одно дело пройтись вечером пешком от дома до Песочнинского кладбища, чтобы присмотреть за могилой, а совсем другое - специально ехать с пересадкой на Сестрорецкое кладбище.
Догадываюсь спросить в Сестрорецком райсовете о причинах их возражений.
- Ну как же, - охотно поясняют мне там. - ваше погребение - это законный доход Сестрорецкого кладбища. А если мы вам позволим хоронить в Песочном, то лишим наше родное Сестрорецкое кладбище законного дохода. С этим мы согласиться не можем.
- А если, - осторожно интересуюсь я, - мы внесем в кассу Сестрорецкого кладбища плату за погребение, вы позволите нам похоронить отца в Песочном?
- Это можно, - подумав, отвечают нам. - Но только если вы заодно оплатите Сестрорецкому кладбищу работу по рытью могилы на Сестрорецком кладбище.
- А сколько это?
Называют сумму.
Соглашаюсь, оплачиваю - разрешение получено!

* * *
Во время всех этих поездок Шурик сказал мне:
- Папа был очень добрый человек. 16-го мая мой день рождения, и я мысленно просил его не омрачать мой день рождения, не умирать в этот день. Вот он и задержался на два дня в реанимации и умер 18-го мая.
Добавлю от себя, что и раньше 16-го мая папа тоже не мог себе позволить умереть. Ибо 15 мая день рождения маминой сестры, тети Лены.
Конечно, вы скажете, что все это выдумки, мистика.
Вы вправе думать по-своему, а мы с Шуриком были вправе думать и думали по-своему...

* * *
 Мы разослали заверенные телеграммы о папиной смерти нашей родне в Украине, Риге, Самаре, Подмосковье... (Телефонов у многих тогда не было, в том числе у моей сестры, проживавшей в Песочном под Ленинградом.)
В Риге в то время жили семья маминой племянницы Люси Переплетчиковой и мамина внучатая племянница Ира Богуславская. В соответствии с обычной (не советской логикой периода застоя), не мудрствуя лукаво, телеграмму дали Переплетчиковым, не сомневаясь, что Люся свяжется с Ирой и сообщит ей о смерти дяди Левы.
От Риги до Ленинграда поезд идет всего одну ночь.
Вот уже прилетели - по одной телеграмме - самые дальние – из Самары – моя жена Наташа Письменная и моя кузина Геня Полонская, поручив своим приятельницам присмотреть пару дней за своими детьми.
И вот поздно вечером накануне похорон на квартиру моей сестры приносят с почты телеграмму примерно такого содержания:
"Дайте срочно еще одну телеграмму отдельно для Иры Богуславской. Без нее Иру не выпускают в Ленинград."
Кто не выпускает - не ясно. Пришлось срочно давать заверенную телеграмму отдельно для Иры Богуславской.
Рано утром приезжают Переплетчиковы и рассказывают, что вокзал в Риге оцеплен КГБ'шниками в штатском. Они выискивают на перроне людей с еврейской внешностью и снимают их с поезда.
- Почему?
- Вы что, не знаете? В Ленинграде сейчас американский президент Ричард Никсон.
- Ну и что что Ричард Никсон?
- КГБ'шники боятся, что рижские евреи захотят вручить Никсону свои просьбы, чтобы их выпустили в Израиль. Вот КГБ'шники и блокировали вокзал в Риге.
Так власти в последний раз показали, что они боятся простого гражданина - моего отца.
Даже мертвого, даже в гробу...

* * *
Еще одна проблема возникла с рытьем могилы. У нас в Куйбышеве на заводе, где я работал, такой проблемы вообще не существовало. Если кто-то из работников отдела (или цеха) или у кого-то из работников кто-то умирал, начальник отдела (или цеха, или мастер, у меня это был начальник нашего отдела Александр Павлович Анисимов) спрашивал, кто добровольно хочет пойти копать могилу. Тут же находились желающие, в основном, из молодежи. И вопрос закрывался.
На Ленинградских кладбищах и вокруг Ленинграда могилы копали работники кладбищ.
Договорился я с могильщиками на Песочнинском кладбище, место подобрали хорошее, возле центральной аллеи.
И перед тем, как ехать в морг за телом, пошел я почему-то посмотреть, как выглядит свеже вырытая могила. Подошел - и ахнул! Я-то забыл, что Питер построен на болотах. Не успели вырыть могилу - а она уже наполнилась водой.
- Не могу, - говорю, - опускать тело отца в воду.
А могильщики меня успокаивают:
- А мы быстренько воду вычерпаем и опустим, пока тут сухо будет.
- Но потом-то вода снова набежит. Давайте копайте в другом, сухом месте. Вы должны знать такие места.
- Есть такие места, - отвечают мне. - Только там трудно рыть могилу. Приходится выдалбливать ее в железняке.
- Давайте долбите в железняке, - прошу я.
- Но это будет стоить дороже.
- Сколько?.. Согласен.
- А во сколько похороны? – интересуются могильщики.
Называю время.
- Нет, к этому времени нам не успеть.
- Что же делать? Должен же быть какой-то выход!
- Есть выход. Пригласить еще одну группу могильщиков, чтобы копать посменно. Тогда уложимся.
- Хорошо, приглашайте, - говорю.
- Но тогда и им надо будет заплатить столько же, сколько и нам. За срочность.
- Ладно. Согласен.
- Хорошо, поезжайте, и к вашему приезду будет сухая могила.
И точно, к нашему приезду сухая могила была готова.
Забегая вперед скажу, что, когда потом живущий в Питере мой двоюродный брат Леня Заславский изготовил и поставил вокруг нее оградку, то уже заранее предусмотрел, чтобы рядом, внутри ограды было место и для его тети, моей мамы.

* * *
У людей, прибывших проводить моего отца в последний путь, непредвиденные неприятности не прекратились и после похорон.
Я уехал с мамой, чтобы помочь ей добраться из Ленинграда в Смелу – маме предстоял нелегкий путь с пересадкой на поезд в Москве. А жена моя с моей двоюродной сестрой отправились в аэропорт, чтобы лететь в Куйбышев.
Что там случилось, я узнал только по возвращению домой.
Они спокойно стали в очередь на регистрацию. Первой протянула свои билет и паспорт моя кузина, и ее пропустили без задержки, Следующей была моя жена. Она тоже спокойно протянула для регистрации свои билет и паспорт и услышала, что все, регистрация окончена, она уже не полетит.
Оказалось, что как раз накануне рейса у самолетов Антонова, на одном из которых им предстояло лететь, обнаружился дефект, и фирма Антонова совместно с Аэрофлотом решила, в целях обеспечения безопасности полетов, уменьшить нагрузку на самолет и временно, до внедрения мероприятий, ограничить число пассажиров в полете.
В нормальных условиях задержка на сутки не имела бы особого значения, но поскольку жена оставила детей с приятельницей на определенный срок и очень волновалась, как они там без родителей, такая задержка с возвращением была для нее большой неприятностью.

* * *
После смерти папы мама хотела продолжать жить в Смеле, где она знала если не всех, то многих и ее знали многие. Однако ее здоровье не позволило ей жить одной.
Сначала у мамы произошел инсульт, после которого ей перестали подчиняться правая рука и правая нога. Я как раз в это время приехал в командировку в Москву и, как обычно делал, тут же позвонил из Москвы маме. Так как мама не брала трубку, я сразу же, тем же вечером выехал поездом в Смелу.
Я забрал маму к себе в Куйбышев. Нам повезло, у нас в поселке жил чудесный слепой массажист Юрий Александрович Плешаков, и он сумел восстановить подвижность и руки, и ноги.

* * *
Мама снова пожелала вернуться в Смелу, однако вскоре мы поняли, что она уже не может жить одна и обслуживать себя сама. Пришлось срочно забирать ее к нам. Но тут у нее усилились неприятности с ногами - облитерирующий эндартериит, или по просту кровь не хотела поступать к пальцам ног, и все время грозила начаться гангрена. Наши хирурги Прокопов, Цаплина и другие боролись за то чтобы сохранить ей ноги, но смогли только оттянуть ампутацию ног на несколько лет.
После того, как маме ампутировали сначала одну, а потом другую ногу, я написал письмо своей сестре, что нам с женой предстоит тяжелый год с обезноженной мамой и предложил ей приехать в ее отпуск к нам и пожить у нас, чтобы мы с женой смогли поехать на месяц отдохнуть.
Сестра выдвинула встречное предложение: я прилетаю с мамой в Ленинград, и мама, пока мы будем отдыхать, живет у нее, а через месяц они привезут к нам маму. Так и сделали.
Мы уже получили телеграмму от сестры, чтобы мы встречали маму. И тут пришла неожиданная телеграмма о маминой смерти. Мы с женой и дочерями тут же вылетели в Ленинград на похороны.
Похоронили маму рядом с отцом, на том месте и внутри той оградки, что были заранее предусмотрены, когда делали надгробную плиту для папы.

* * *
Прекрасный роман Анатолия Рыбакова "Тяжелый песок" заканчивается тем, что мать главного героя руководит выводом обессиленных людей из обреченного гетто:
"Некоторые поднялись, но большинство нет - не было сил.
И тогда мама сказала:
- Вы слышите выстрелы? Это ваши дети умирают, чтобы вас спасти. Теперь вы больше не рабы, вы свободные люди, вы будете мстить за кровь своих родных и близких, заставите этих извергов заплатить за ваши мучения, будете истреблять их, как бешенных собак, потому что бешенных собак надо истреблять. Найдите в себе силы идти. Идите! Коля, веди их!
И люди нашли в себе силы подняться и побрели дальше. А мать не пошла, она продолжала стоять, люди проходили мимо нее, и каждому она придавала силы своим пронзительным взглядом... Высокая, прямая, она стояла не двигаясь, не сходя с места, но для каждого проходящего мимо нее человека все дальше отодвигалась в глубину леса, ее облик стирался - она как бы растворялась в воздухе и постепенно исчезла; и, когда люди оглянулись, там, где она стояла, ее уже не было. Никто не слышал звука ее шагов, хруста веток под ее ногами, она растворилась в лесу, среди неподвижных сосен, растаяла в воздухе...
Фантазия? Мистика?.. Может быть... И все же никто никогда больше не видел мою мать ни живой, ни мертвой."
Не нашли ее останков и на могиле казненного немцами Якова Ивановского, отца рассказчика. Так же, как не нашли и останков отца:
"Я даже нашел человека, который по приказу полицаев рыл могилу. Но никакой могилы на этом месте не оказалось - чистый песок. Мы перерыли весь пустырь и ничего не нашли, только песок, песок, чистый сыпучий тяжелый песок... Останки моего отца исчезли бесследно. Странно, не правда ли?"

И читатель понимает, что мать не пошла со всеми, что она "отодвигалась в глубину леса", чтобы найти останки отца, чтобы их останки где-то соединились, чтобы они смогли покоиться вместе...

Я иногда задаю себе вопрос, почему моя мама так неожиданно скончалась тогда в Ленинграде?
И нахожу только один ответ. Она понимала, что, если улетит ко мне в Куйбышев, то сомнительно, что в будущем ее похоронят рядом с папой. Мама нашла единственное верное на ее взгляд решение: она приказала своему сердцу остановиться, чтобы гарантированно покоиться рядом с папой. С которым прожила жизнь – без малого пятьдесят лет, которого всю жизнь любила, которому была верна даже в смерти.
Как Рахиль Рахленко, героиня романа Анатолия Рыбакова "Тяжелый песок".

Моя мама скончалась 29 августа 1979 года.
Первый, журнальный вариант романа "Тяжелый песок" был напечатан в 7, 8, 9 номерах журнала "Октябрь" за 1978 год - на год раньше смерти моей мамы.
Но ведь в этом романе Анатолий Рыбаков по сути предсказал, как уйдет из жизни моя мама, чтобы быть похороненной рядом с папой.
"Фантазия? Мистика?.. Может быть... "
Нет, просто в реальной жизни реальна любая фантазия.

* * *
На этом, пожалуй, можно было бы и закончить эти воспоминания. Но я хочу добавить кое-что, на первый взгляд, не современное, не соответствующее времени высоких технологий.
Я, подобно тургеневскому Базарову, с гордостью говорю: "мой дед землю пахал". Мой отец вырос в деревне и до конца своей жизни по роду работы был связан с деревней.
И хотя я окончил Московский авиационный институт и работал в большом конструкторском бюро Николая Дмитриевича Кузнецова и параллельно преподавал в Куйбышевском авиационном институте (ныне -Самарском государственном авиакосмическом университете), а затем работал на авиакосмическом факультете Хайфского Технического университета – Техниона, на мне связь нашей семьи с землей не прервалась.
Пятеро моих внуков растут в кибуце. Старший внук, после окончания школы поступил учиться в Технион. На выходные дни он едет к себе в кибуц и работает там на тракторе. Приходя ко мне, он сетует, что давно не было дождя, и пшенице это может повредить...

... Круг замкнулся - когда-то мой дед работал на земле, сейчас его праправнук работает на земле. Но разница во времени между ними в 100 лет не могла не оставить свой заметный след.
Дед мой работал на лошадях, а мой внук управляет трактором с помощью спутника...
Вы вправе засомневаться: так ли уж нужен спутник, чтобы пахать землю?
Именно этот вопрос я задал своему внуку. И он объяснил мне: чтобы проложить борозду, спутник не требуется. Но потом надо будет поле пропалывать, а для этой оперции борозды надо изначально прокладывать с большой точностью.
Что и обеспечивает система слежения за спутниками Земли.