Конец света

Блики тени сочились сквозь рыхлые стены мечущихся алгоритмов этики. Круша и сминая дымовую завесу слов, Древовед уверенно шёл к своей цели – вверх - к Корням, к Истоку. Слова древних выживших из ума мудрецов мельтешащей тучей надоедливо кружили и застили путь Древоведа.
Только тень, отбрасываемая внутренним небом, позволяла совершить восхождение. Тень неба – спасение и надежда, нить правды в лабиринте светлых заблуждений. Подобно маяку на скалистом мысу во время ночной бури, тень неба спасительным лучом тьмы в царстве незримого света выводила путника из хаоса света слов, рождаемого столкновением речевых потоков, восходящих от Земли и питавших Древо.
Древовед обернулся. Взглянул оставшимся глазом на пройденный от сияющего аурным многоцветьем диска Земли путь к Древу. Извлёк из тени ограждающие понятие и вонзил его в оставленный мгновение назад след. Понятие, вспыхнув, сожгло клубящееся рядом облако софизмов и застыло сверкающей сферой льда, храня в себе след Древоведа: раскрывшийся бутон лотоса с капельками тени неба на лепестках. Следы Древоведа – радуга раскрывшихся бутонов понебесных озарений. Древовед достиг Вершины.
Пустой рой космогонических гипотез и концепций искусства, стекая по высохшим внешним ветвям, атаковал Древоведа. Древовед наполнил его математической строгостью и религиозной риторикой. Рой, отяжелев, сорвался к Земле.
Много препятствий и опасностей на пути Древа. Иногда какой-нибудь мёртворожденный бог, вызрев, бессмысленно падал тяжёлой огненно-золотой кометой, порождая волны метафизики апокрифов и вихри ереси текстов, сгорал в своем падении. Некоторые из волн порой сильно встряхивали Крону, даже немного качали само Древо. Приходилось вжиматься в Кору, хвататься за ветви, чтобы очередная волна не скинула путника, не сбросила во вне – в необъятный незримый свет.
Пламенная речь мертвецов прошлого о всесилии любви, пестрящая кровоточащими метафорами, осела толстым слоем инея на молодых побегах-веточках. Ржавые конструкции литературных штампов и клише общественного сознания, стёртые в своих сочленениях, запутавшись в ветвях, скрипели, качались, грозясь рассыпаться фонетической трухой и стать удобрением. Зыбкие клочки выжатых, высохших эпических сказаний порхали с листа на лист, вспарывая паутины теорий времени. Ещё живые сочные листья стряхивали с себя росу поэм, являя свой дивный узор – фрактальное отражение Древа.
Ступая по Коре, Древовед чувствовал ритм златозвёздного меда - сока Древа, биение жизни. Даже в отсутствии тени молнеподобная вязь рун Коры давала достаточно возможности для восхождения. Древовед любил эти ломаные извивы. Часто они складывались в многослойные значения, отражавшие первообразы неба. Настолько яркие и проницающие, что даже блевотная плесень мифологем философии не могла скрыть их…
Когда-то Древо цвело и плодоносило, теперь же обессилило и заразилось древним недугом: хворь бесплодия и бесцветия поразила его. Боль грызла Древо агрессией прогресса суррогатов речи. Древо гнило: покрывалось плесенью философем и гноем рекламных слоганов. Златозвёдный мед покидал свои вековые русла.
Рубиновые глаза замерших духов Древа безразлично следили за Древоведом. Некогда, вечно пьяные златозвёздным медом, духи кружились в очищающим от вируса забвения танце оберегов: хранили Древо в чистоте. Теперь, когда пестрота потоков внешнего неба хлынула в Крону, неся сюрреалистическую риторику пустоты и пафоса упадка, они бессильно созерцали гибель своего мира.
Восхождение.
Древовед прошёл почти половину пути, а шторм потоков слов лишь немного сбавил в своей ярости. Но здесь – под прикрытием неохватных, пышно-лиственных, подобных самому Древу ветвей, среди спутавшихся теней, опасность сбиться с пути гораздо уменьшилась.
Но и сюда, брошенные внешней алхимией потоков текстов, заражённые незримым светом, просочились обрывки слов. Содержащие вирус пожирающего разум безумия, они колючими кольцами оплели ветви, царапали верхний слой Коры, червями поедали листья и нежные молодые веточки. Свет тянулся к разуму, жаждал вскрыть его, разложить на единицы информации, сжечь. Древовед давно отказался от разума. А его телу ничего не угрожало. Оно сбросило земную плотность, оставило ее Земле. Земному сюда путь неведом.
Угроза была другому. Угроза пути. Когда Древовед взошёл к Вершине Древа, туманный неживой бог границ, вспомнив былое, забыв настоящее, не ведая будущего, преградил путь копьеподобной фразой транслогики. От этой встречи у Древоведа осталась рваная рана в боку. И теперь он боялся через неё заразиться незримым светом.
Незримый свет, чье начало нигде… Лишь тень неба слов, рождаемых Древом, могла принести исцеление.
Древовед выбрал наиболее густую плотную тень, достаточно широкую, чтобы принять его и, расшвыряв мешанину нейролингвистических заклятий, вошёл в неё. На любом пути путнику нужен отдых, чтобы возобновить силы, перевести дух. Древовед прилёг на Древо, положил голову у основания ветви. Почувствовал, как тень прильнула к ране, проникла внутрь, наполнила его покоем и тихой радостью.
Он вспомнил, как ещё в юности его завораживал рисковый, на грани безумия полёт на восходящих потоках текстов. Как он, найдя очередной более мощный поток, смело прыгал в него и его силой поднимался выше – дальше от Земли. Но как бы высоко он не поднимался – не было края потокам слов. Он хотел достичь самой выси, подняться к устью, туда, куда уходят все слова. Но небо было безбрежно, и потоки слов вольно мчались в беспредельность, не зная преград. И вспомнилась та радость, когда он открыл, что каждое слово содержит в себе свет, незримый свет. Вне света не было ничего. Не было свету ни конца, ни края. Но если есть свет…
Однажды он поднялся так высоко, как никогда не поднимался раньше. Безумная сила небесных рек рвала ткань слов и обнажала их суть – свет. Эта сила швырнула дерзкого искателя ещё выше и лишила его имени. И тогда он увидел в себе этот наполняющий всё свет. Безымянный, светоносный, он взглянул на далекую Землю, и ему явилось Древо: неописуемо прекрасное и величественное. Украшенное сказочными цветами и плодами, росло оно в безмолвии тени внутреннего неба. И свет не в силах был нарушить это безмолвие тени, не мог проникнуть в это сокрытое хранимое царство. «Вот предел незримого света!» - ликовал просветлённый. – «Вот его край!» Но то было лишь земное отражение Древа Небесного. Долго он исследовал отражение Древа, пока не стал Древоведом.
Изгнав из себя свет, очистившись от сковывающей шелухи слов, став тенью, уйдя в неё, шествуя за словами, в тени слов, он достиг внутреннего неба – рубежа безбрежного океана незримого света…
 Выйдя из тени, Древовед продолжил восхождение. Ещё блуждающий в воспоминаниях он едва не провалился в какофонию тонких семантических испарений, вьющихся из грязной лужи концентрата семиотики. Свет проникал всё глубже, разрушая небо, лишая Древо берегущей тени. Надо было спешить. У Корней музыкой рёк свое безмолвное слово Исток. Ясный. Кипящий. Нереченный. Родник тени слов. Род. Его начало таилось в самой тайной глуби неба, о которой не ведал и бог тайн. Двенадцатью кругами обнимал Древо Исток, питая его. Только плывя по ручейкам тени слов – за словами, можно было найти путь к Истоку, к внутреннему небу, к Древу.
Осталось совсем немного. Последняя часть пути: ствол без ветвей до самого неба.
Древоведа наполняло искусство архитектуры разрушения. И разбитые вдребезги суевериями разума гены формул спасения не представляли для него преграды. Расшвыряв налипшие у основания Древа горы накипевшей алмазной пены демагогии догм и пуховые глыбы пепла мантр, раздавив ворохи удушливых симфоний криптограмм, припорошенные конденсатом кислоты разодранной на осколки липкой мути идеологий, Древовед достиг своей цели. Открылся клокотавший, цвета стали огня, Исток.
Источник искрящийся и пенящийся. Исток тени слов - Неизреченного. Нереченый. Слово, отбрасывающее свою тень в само себя. Древовед нырнул и поплыл в самую глубь. Там на дне он нашёл Корень Древа. Тонкий как волос, острый как игла, Корень терялся в глубине незримого занебесного мрака. Древовед потянулся к нему, схватил и вырвал Корень. Древо вмиг ссохлось, полыхнуло лепестками залатозвёздного пламени, и кануло в забытье рушащейся башней. Больше несдерживаемая Древом занебесная тьма взорвалась мощным гейзером, чуть не выбросив Древоведа обратно – к незримому свету.
Играючи поглотив потоки слов, мрак хлынул во вне - в небо, затопил его. Небо, не выдержав потока тьмы, разверзлось и затопило Землю. Незримый свет метался угасающими искрами. Тонул. И там где не было предела незримому свету, воцарилось безмолвие бескрайнего мрака.
Древовед извлёк хранящее образ Древа око и погрузил его в бездну бушевавшей занебесной тьмы. Семя дало росток.