Глова 9. Сан Саныч и компанийа

Настал фторнег. 9-ый день пребыванийа у инопланетян. Фчиар выписали чувока, который был мне в больницы майа фтарайа мама: перевязывал миня, када мине хателось походить; когда йа лижал под кайфом, наливал мне водички, приносил телифон, россказывал висолые истории и анегдоты, ат каторых у миня расходились швы. Но ниибацо без ниво мне бы было сложнеи. Так што мегареспект ему и уважуха. Йа иму тоже можыт быть в жызни когда-нить пригажусь. Хуле, земля не банан, увидимся.
Док, который меня вел, уехал куда-то на стажыровку. Нечто вроде курсов добивания особо невосприимчивых типо меня. Но лучше бы он не уежжал. Таг каг те мандатры, каторые остались вместо нево, значительно уменьшили мои шансы на скорое выздоровление. Они занялись разрушением моей психики. Они давили на мой моск сваими перлами. Таг и хателась им скозать: «Ребята, вы просто лепите! Вы жжоте ни па децки! Ваш йумор – это што-то што песдец!»
Ф то утро на опход пришол некто док с фомилией В. И привел с сабой кучу практикантофф, тачнее, практекантог. Среди них лишь был адин поцан, да и тот беспросветный ботан. Падхадили ка фсем ф полате, и док объяснял, кому скока жыть осталось с такой балезнью. Ностала моя очередь. Увидев мой шоф, маладой перец ляпнул: «А у нево што тоже язво?». «Нихуя, - ответил док. – У этаво деагноз «Дружеская шутка – удар ногой в жывот». «Локтем», - поправил йа ево.
Док нозначил перевяску и йа спрасил ево: «А седня из меня че-нить будут вытаскивать?». Ответ нах не зоставил себя ждать: «Да, почки и печень, надо пересадить кой-кому». И док удалился. Йа не знал нах, плакать мне или смеяццо.
Перевяску тожы стоит аписать атдельно. Но пару слоф еще кое-о-ком нах. Со мной ф полате лежал чел кавкасской национальности. И он боялся нах фсево: уколоф, капельниц, молока, холодильнега и што йа ево зарежу ночью. Ну и пошол со мной до кабинета Тортиллы ф тот рас. Йа зашол первым естессно, таг каг даже за право легально находицца в нашем гораде он бы не согласилсо пойти фпирет миня. Ну а он скозал: «Отойду пока».
Лежу йа сибе, сняли как фсикда фсе пластыри с асобой жестокостью, промыли швы и раны растворами. И тут нах Тортилла одним движением как вытянет из миня тапмон! Йа кароче аж приподнялсо и непраизвольна вырвалось: «Блять!!!» И тут тот черкес заходит и спрашивает: «Можна заходить?». Так вод прецтафьте его лицо ф тот момент, када он увидел меня аццки орущим в этом кабинете. Это просто нада была видеть. Человег просто ахуел и чуть не потерял сазнанийе ат шока. Естессно, када йа вышел, ф коридоре ево не было. Он сидел ф полате нах, и йа еще долго уговаривал этого кадра фсе таги сходить на перевяску, объясниф, што инопланетяне засовывали свои датчики тока в меня. Смишно, гы-гы.
Но смишнее фсево там был исчо адин док. Он просто жог. Он жог как агнимёт. Звали ево Сан Саныч. Тот самый док ф колпаке, речь о каторам шла в глове номер 7.
Однажды моя мама хадила к нему пагаварить о маем здаровье и перспективах поправицца. Примерное содержание диалога:
-Доктор, а када он поправицца?
-А мы никаких горантий не даем! День прожыл и харашо…
-А рана в боку когда зажывет?
-Не беспокойтесь: пустот ф природе не бывает!
Вот таг. Он не подходил ко мне ва время абхода, ибо в его интересы наблюдение за мной явно не входило.
Ф тот день, када ка мне приходили однокласснеги, мойа полата благодаря им стала выглядеть довольно гламурненько. Около моей кровати прицепили шарики, ленту «Выпускник - 2006» и еще всяких прикольных фигулек. Таг вот, в адин вечир Сан Саныч заходит ф полату ка мне. Как рас приходили папа и мама. Спросил, как йа ся чувствую (йа подумал в нем начали разгораццо искорки благороцтва), сказал, што выпишет черес два дня и пошол. А потом остановился, оглядел пространцтво окала маей кровати и изрек: «Хм, устроили тут мавзолей». И удалился. Хохот моих родителей и меня просто сотрясал стены бальниццы еще минут 10. Это был просто аццкий отжыг. У нево было такое лицо, как будта стена была увешана не шариками и ленточками, а вымазана кашачьими какашками. В глозах – пренебрежение, смешанное с отвращением. Просто мегажесть.
Рацыон мой по прежнему был скуден, хател сладкова. Мамо спросило об этом у Сан Саныча, он сказал, што йа могу скушать либо конфетко, либо булочку, либо опельсинко. Подобрел блять, исчо бы дал мину эут опельсинку. Йа выбрал конфетко, скушол и стал прислушываццо к моеум внутреннему йа. Ждал, свернуццо мои кишки или нет. И где-то за стенкой я чувствовал учащенное дыхание Сан Саныча, боготворившего свой план, по которому он мог бы иметь возможность извлечь из миня конфетку скальпелем и щипцами, и прихватить из маево организма исчо пару органов для продажы в Европу.
Еще там была нескучная санитарка. Сидим адин рас с мамой на диване типо в фойе. Она стоит у стола и накладывает какую-то желто-зеленую жижу по тарелкам, типо еда. Тут проходят мимо два деда, уже с пустыми торелками, один из них обращаеццо к ней: «Спосибо вам, кормилица наша». И она в ответ выдает следующий перл: «А КТО ВАМ ДАЛ?!». Типо, как вы посмели пожрать??? Йа чуть не обоссался от смеха. Мама тоже долго стебалась. В глозах той санитарки йа видел взгляд императора Нерона. Не меньше нах. В них читалась угроза если в че нах сразу втащить. И йа тожы ее остерегался.
А ваапще там было многа чево смишнова. Но самые аткравенные стебательства начались, када ка мне ф полату падселили новаво клиента… Фсем фтыкать следующую глову!


Рецензии