Жизнь без прикрас. Гл. 8. Осень, потом зима...

8
 
  Наступила осень. Я много времени провожу в Знаменке. От Жени иногда получаем письма, он занимается геологоразведкой где-то в горах Курдистана на границе с Ираном. От Гали неприятное письмо: болеют внуки, она просит меня приехать и помочь ей с детьми. Ехать очень не хочется, но придется. После разговора с Галей по телефону решил ехать в начале октября. И вдруг неожиданная радость - получили с оказией из Багдада письмо от Жени. Он возвращается на родину и просит меня встретить его в Москве.
  Уехал в Москву на такси, устроился в своей военной гостинице, где в тот же вечер меня нашел сын. Их досрочно вернули из-за восстания курдов; в районе, где он работал, начались военные действия, и советских геологов немедленно отозвали.
Несколько дней мы провели с ним в Москве, пока он не сделал свои дела. Он надеялся устроиться на работу в Ираке по линии Комитета по внешним экономическим связям с зарубежными странами; но Министерство геологии его не отпустило, чем он был очень огорчен, уехал в Верхнюю Пышму, где опять стал работать инженером в геофизической партии.

 И опять зима. Выпадал снег и таял. Дни пустые, сытые с мелкими заботами о быте и семейными ссорами. Очень огорчает Таня. Груба. Невоздержанна. Стала плохо учиться, особенно по математике. Я пытался помочь ей, но сам забыл алгебру. Вот одна из моих записей в дневнике этого периода:
 19 октября 1961 г. Вечером Таня не могла решить задачу, и, когда мы ее крепко поругали, пыталась покончить жизнь самоубийством: накинула веревку на шею и тянула за концы руками, стараясь пережать горло.
 
 Наступил 1962 год. Мои занятия в институте были не обременительны - один или два раза в неделю, поэтому я подал заявление и был зачислен преподавателем -
консультантом по животноводству в Орловском консультационном пункте Всесоюзного Заочного Финансово-Экономического института.

 У брата Пети большая неприятность - его сняли с должности начальника Управления Лесного Хозяйства. Сняли ни за что, ни про что, просто его место потребовалось некоему Егоренкову, личности номенклатурной. Петр переехал в отдельную однокомнатную квартиру на улицу Гуртьева и работал заместителем начальника Общества охраны природы.
 
  В марте опять ездил в Москву встречать Галю с детьми. Она оставила нам внуков на месяц, а сама поехала на курорт в Нальчик. Снова в доме стало шумно, беспокойно. Главная забота по уходу за внуками легла на мои плечи. Оленьке - два года, она очень мила и забавна, а Андрюше скоро семь лет, он избалованный и непослушный мальчик. Признаться, я вздохнул с облегчением, когда Галя вернулась, и я проводил ее с детьми до Москвы.

  В педагогическом институте у меня неприятность. На моей лекции присутствовал представитель Министерства просвещения, какой-то доцент из Костромского пединститута.
  Лекция о крупном рогатом скоте была как лекция; я всегда серьезно готовился и читал неплохо. Однако на разборе у проректора Кретовой проверяющий подверг меня серьезной критике, говоря о том, что я не увязываю свои занятия с идеологическими вопросами современности. Он очень долго рассусоливал на эту тему, упиваясь своим красноречием, и я очень жалею, что не ушел тогда из кабинета, сказав, что мне надоело слушать этого костромского краснобая.
  С занятиями в пединституте решил кончать. Времени они отнимают много, душевного удовлетворения не дают, заработок ничтожный, студенты слушают невнимательно, считая, что животноводство им знать не обязательно. Весной, прочитав последние лекции и приняв зачеты, я отказался от дальнейших занятий в этом институте, которые проводил там в течение трех лет. Полной связи я с институтом еще не порвал, продолжал ходить туда на партийные собрания и платить членские взносы.

9
 
  Промелькнул еще один год. Весной я как обычно много работал в саду, оборудовал домик изнутри и оклеил его обоями, я летом часто там ночевал, купался, читал, собирал грибы. Ольга с Таней опять ездили в Ессентуки. В начале августа неожиданно приехал Женя с женой и внуками, пожили у нас три недели то в городе, то в Знаменке, потом молодые родители уехали в Москву, а я привез им туда детей тремя днями позже.
  С 1 сентября Таня стала учиться в 9-м классе 2-й средней школы, куда их класс был переведен из школы №23, где она проучилась восемь лет. В новой школе ее отставание по математике стало еще заметнее, хоть она и много работала, подготавливаясь к урокам. Да и в музыкальной школе ее успехи были далеко не блестящими.
 Зима началась рано, стояли довольно сильные морозы, в квартире было холодно. Ольга настаивала, чтобы я хлопотал о замене квартиры. Мои довольно робкие попытки делать это успеха не имели.

  В январе я ездил Марфино под Москву. Марфино - бывшее имение графини Паниной было живописным уголком Подмосковья. Еще сохранился дворец, большой старинный парк и система больших искусственных прудов. Здесь я и провел около месяца. Стояли сильные морозы до -35; но, несмотря на это, я много гулял по парку и окрестностям.
  Там я встретил интенданта Плаксина, с которым мы служили в одной дивизии перед войной и в первый военный период. От него я узнал, что уже нет в живых нашего комдива Швецова, умершего на Дальнем Востоке; умер и Мультан - командир Новосибирского полка, с которым я встречался на фронте, когда он командовал корпусом. Накануне отъезда я встретил еще одного знакомого - полковника Чурсина; перед войной он служил в Новосибирском военном городке заместителем Мультана, а во время войны командовал дивизией в армии Власова и попал в плен. Вернувшись на родину после войны, он был осужден и восемь лет провел в лагерях на Колыме. Он рассказал много интересного из своей лагерной жизни, казалось, это было живой иллюстрацией к недавно напечатанной в "Новом мире" повести Солженицына "Один день Ивана Денисовича".