Пароль

 ПАРОЛЬ


Лет пятьдесят назад возможностей для путешествий у наших советских людей было значительно меньше, да и поводов для перемены мест тоже. Еще памятно звучали слова зеркала русской революции, Л.Н. Толстого: «Железные дороги? Чтобы ездить куда? Телеграфы? Телеграфировать кому? Но все же, тотальный дефицит всего и вся склонял чашу весов – ездить, не ездить, отдельных жителей города Грозного к тому, что ехать все- таки надо. Почему-то в таком важном промышленном городе Северного Кавказа в магазинах почти ничего не продавалось. Шили сами, выращивали овощи- фрукты и разную скотинку сами. Потом, конечно, все это натуральное хозяйство лысый кукурузник запретил, но тогда, еще было можно, и народ все это сам и потреблял. Но благосостояние народа росло и требовало соответствующего наполнения. Люди устали от репродукторов и хотели обзавестись приемниками, ну не Голос Америки, разумеется, слушать, а так вообще, на перспективу, на вырост так сказать.


Опять же пластинки на чем крутить? Патефоны, конечно, имелись кое у кого, но уже первый искусственный спутник Земли подавал сигналы «бип – бип» с орбиты и людям хотелось идти в ногу с прогрессом. Соседские братские республики хоть и не очень-то давали стране угля, в смысле нефти, но снабжение там отличалось почему-то в лучшую сторону. В Нальчике, например, выпускались наивкуснейшие конфеты, а в Орджоникидзе варили прекрасное пиво. В Дагестанском же Изберге, по слухам, появились в продаже экзотические телевизоры. В это же примерно время в нашем городе открылось телевизионное вещание. Правда, ни телевизора я еще никогда не видел, ни даже человека, видевшего это чудо в живую.
И все же по сравнению с этими достойными городками столица солнечной Грузии Тбилиси стоял особняком. То ли высокая покупательная способность местного населения требовала удовлетворения, то ли уже раскручивались цеховики, но снабжение там было какое-то особое, говорили, что в грузинских селах даже можно было купить ленд-лизовский студебеккер, они там, не покладая колес, на уборке винограда и цитрусовых трудились.


Небольшой, но сплоченный коллектив Грозненского Весоремонтного заводика, был полон энтузиазма и любил конкретные целевые поездки и путешествия просто так, сейчас это называется туризмом, а тогда туристами представляли людей, которые ходят в походы на не высокие горы, в отличие от альпинистов, покорявших крыши мира.
Мой папа не очень любил эти туристические маршруты, во-первых, из- за того, что за рулем заводского газика, гос.знак ГЗ 31-19, безсменно находился он сам, а во-вторых, из- за того, что эти вылазки совершались в выходные дни, а на выходные у папы, были, как правило, другие планы. Например, смотаться за осетриной и черной икрой в Крайновку или в Новый Бахтемир, что за Кизляром на Каспии. Или, на худой конец, взять партию тавлинских баранов в Кизляре и доставить их в Грозный. Денег тогда платили так мало, что сводить концы с концами было очень тяжело. В нашей семье росло трое детей, и мама не работала, пока младшая сестра не пошла в школу. Вдали от столиц народ все-таки был не так отравлен коммунистической пропагандой, и люди старались помогать друг другу. Газончик почти всегда после работы стоял у нас во дворе, и я, по детской наивности, считал машину нашей собственностью. Директор отца был его другом, и по выходным они ездили на заработки. Частенько компанию составлял им я.


Когда инициативная группа весовых дел мастеров выдвигала проект посещения очередного соседнего и не очень - города, мой отец был категорически против, но директор, Андрей Иванович ему возражал:
-Макарыч, так нельзя, люди обозлятся, начнут писать, ты думаешь про наши с тобой удары по Кизляру не знают? Мне тут как-то по пьянке намекали. Хрен с ними, давай, свозим, меньше будет зависти.
Мест вроде хватало всем желающим, но меня с мамой брать не хотели. Я был единственным ребенком претендующим на круиз, а ребенок есть ребенок, тут и капризы и самочувствие и в кабину бы его с мамой надо. Но тогда вставал в позу мой отец и говорил:
-Вот вам ключи, пожалуйста, у меня законный выходной, езжайте за рулем, кто хочет.
За рулем, естественно, никто не хотел – а выпить, а коварная непредсказуемая Военно-Грузинская дорога с обвалами и размывами? В общем, народ ультиматум, скрепя сердце принимал, и нас с мамой брали. Я прекрасно помню эти путешествия, ведь они переполняли меня впечатлениями. Представляете, каково было увидеть в парке культуры в Орджоникидзе живого пеликана и не просто увидеть, а побеседовать с ним, поспорить и не просто поспорить, а с пристрастием - он больно ущипнул меня. На заднице у меня остался синяк и мама высказала пожилому смотрителю и рыбаку-пеликану все что она думала о каждом из них в частности и о дурацком занятии –рыбалке вообще.

 Для утешения ребенка, пострадавшего в споре с грозной птицей, в Пасанаури купили замечательные игрушки: заводного танцующего медведя и кота-мотоциклиста. После Крестового перевала дорога пошла на спуск, живописнейшие, должно было, открывались ландшафты, но я так был увлечен своими медведем и котом, что почти ничего не замечал.
-Нарзан, халодни нарзан, живой вода, пят капейки кружька,- зазывали мальчишки – продавцы нарзана, бегавшие с чайниками вокруг машин, остановившихся на привал в красивой долине. Круглые горы - их склоны были облиты или облизаны чем–то рыжевато- коричневым. В народе полагали, что это потоки совершенно бесплатных минеральных вод нарисовали за века такой пейзаж. И правда, внизу под горкой, из трубы вытекал нарзанный ручей. Коммерции шустрых водоносов он совершенно не мешал, кто его знает, что там из трубы вытекает, трубы обычно ассоциируются с канализацией, да и спуститься под горку не так-то просто.


 В Тбилиси стали на постой в частных квартирах. В комнате, где остановились мы, стоял работающий телевизор, я впервые увидел это чудо. Хозяйка сказала, что идет очень интересный американский фильм «Война и мир». Я, видимо, устал и хотел спать, да и фильм мне совсем не понравился. Когда мы с мамой укладывались, звуки чужой гортанной речи пугали меня. Их носатые лица, темные глаза безпокоили мое воображение.
-Мама, а они нас ночью не зарежут?-Тревожно спросил я маму, вспоминая, лежа в постели, разные страшилки. Моя детская психика была уже отравлена глухими слухами, связанными с возвращением на родину репрессированных народов. Грозный и окрестности были полны реальными фактами и, связанными с ними домыслами.
-Что ты, сынок, они хорошие, добрые люди, это грузины, они такие же православные, как и мы. Я не знал тогда значения слова православные, но оно меня успокоило, оно прозвучало, как пароль, связывающий своих в чужом мире. Все мои страхи улетучились, и я спокойно уснул. Никто из нашей семьи не ходил в церковь, и люди нашего окружения: родственники, соседи, знакомые жили так же просто, но я знал, что Бог есть.

 О Боге я слышал от отца и от матери, хотя на эту тему всегда говорили как-то вскользь и с оглядкой. Единственным человеком, открыто говорившем о Боге, была бабушка, с которой общался я мало. Наутро мы завтракали вместе с грузинской семьей, за столом шалил мальчик, видимо, мой ровесник. Он вел себя, как обычно ведут себя дети при гостях, за что и получил взбучку. Грузинская кухня, в отличие от моих родителей, мне совсем не понравилась, все казалось страшно невкусным, горьким, соленым, непривычно острым и только хлеб и чурчхела пришлись мне по вкусу. Мама, как я думал, притворяясь из вежливости, стала расспрашивать хозяйку, как готовятся блюда и даже записала их рецепты. В самом городе мне тоже показалось скучновато, ходить по магазинам я не хотел, потому что новых игрушек мне не покупали, а та одежда, которую на меня примеряла мама, страшно радуясь при этом, меня совершенно не интересовала.


Что действительно произвело на меня неизгладимое впечатление, так это фуникулер, я на всю жизнь запомнил это шикарное слово и использовал его, как последний аргумент в спорах со сверстниками о различных чудесах света. И еще в памяти в тот раз осталась панорама ночного города, открывшаяся с высоты, на которую нас доставил фуникулер.
В школьные годы я не раз бывал в Грузии на отдыхе с родителями, в основном в Аджарии. Где-то в классе шестом – седьмом во мне проснулся интерес к эстрадной музыке, моя старшая сестра вовсю покупала пластинки, менялась ими, и я как-то оказался знаком со всеми этими Горовцами и Марьяновичами. Одна из песенок последнего – Рыжая девушка, понравилась мне, и я разучил слова на сербохорватском, так было написано на пластинке фирмы «Мелодия», и напевал ее потихоньку. Петь в голос, да еще на людях, я стеснялся, в воздухе была разлита какая –то атмосфера, и петь просто так было не принято. Пели только пожилые люди в застольных компаниях, они тоскливо тянули, как мне казалось, отсталые песни своего прошлого. Ну, это как слоники на комоде, рюшки, подушки, помните Шукшина «Живет такой парень»? В общем - мещанство.

 В Грузии этого ничего и в помине не было, мои сверстники собирались в парке у моря и пели песни без гитар и гармоней, просто так. Пели грузинские и греческие, эстрадные и народные, кому что нравилось. Я осмелел и тоже спел Рыжую девушку, причем несколько раз, на бис. Потом, даже случайно услышал на пляже, как в незнакомой мне компании - вперемешку русские и грузины, собирались послушать русского парня, который хорошо поет Рыжую девушку. Вскоре после этого голос сломался, и меня постигло такое же разочарование, как и Робертино Лоретти.
Мальчишеский голос исчез навсегда, но осталась любовь к Грузинской песне, грузинскому кино, грузинской кухне, преодолев младенческий пищевой консерватизм, я все же полюбил ее, и к моим грузинским друзьям детства, несмотря на то, что жизнь развела нас, и мы потерялись во взрослом мире.


Я давно уже не житель Грозного. Да и города того давно нет. Русским Кавказцем я остаюсь только в душе, мимо меня равнодушно проходит ОМОН и на вокзалах никто не требует у меня документы. Я натурализовался в Ленинграде и окончательно ассимилировался в Питере. Много странного происходит сегодня в мире и на пространстве нашего бывшего общего дома. Выросло новое поколение, не связанное ни общностью языка межнационального общения, ни единой территорией. И все же центробежные силы не безраздельно властвуют в мире и сознании людей.
В нашем городе на Смоленском кладбище покоится в часовенке святая блаженная Ксения Петербургская. Прославлена и причислена к лику святых она сравнительно недавно, в 1988 году во время празднования тысячелетия крещения Руси, но православный мир давным-давно протоптал дорожку к месту ее упокоения. Однажды поклониться святым мощам Ксении Петербургской приехали прихожане и священник Грузинской Православной Церкви из Москвы. Паломники привезли с собой икону святого великомученика Георгия – покровителя Грузии, и так же свято чтимого в России.

После совместного молебна прихожан помазывали елеем отец Богдан из местного Храма и грузинский батюшка. И паломники, и местные жители подходили помазываться совершенно произвольно, не выбирая священника. Мне подумалось, мы веруем в Единого Бога, почитаем одних и тех же святых, в наших храмах служится одна и та же древняя литургия. Что может заставить нас видеть друг в друге не братьев во Христе, а врагов? Разве разный язык? Ничуть. Только враги Христовы могут пытаться поссорить братские народы. Я не говорю сейчас о политической конъюнктуре, Можно не любить отдельных политических деятелей, но причем здесь грузинский народ. Мы – истинно русские люди свято чтим память святой равноапостольной Нины – просветительницы Грузии и святой благоверной Тамары - царицы Грузии, святого преподобного Шио Мгвимского и других святых. И более того, Грузия – Иверия является одним из уделов Пресвятой Богородицы, эта святая земля находится под ЕЕ Святым Покровом.

 
Около часовни у матери на руках плакал грузинский мальчик, он, видимо чего-то или кого-то испугался. Мама ласково успокаивала малыша, и хотя я не все понял, но она говорила примерно следующие:
-Не плач, мой мальчик, это хорошие, добрые люди, они не сделают нам ничего плохого, они такие же православные, как и мы. Я услышал слова, прозвучавшие отзывом на пароль, который сообщила мне мама пол века назад.