Из книги Отраженье. Закрытая комната

Они познакомились случайно. И в этом не было ничего примечательного. Банальное знакомство двух одиноких людей, пытающихся хоть как-то приспособиться к этому странному миру с его бесконечными противоречиями.

Чем она обратила на себя его внимание, он и сам не понимал: заурядная внешность стареющей женщины, не осознающей свой возраст. Обычная история. Возможно, ему попросту стало жаль её нищенского, с претензией на современность, вида: дешевая бижутерия, видавшая виды обувь…. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, что это обычная служащая, которая живёт на одну зарплату, постоянно отказывая себе во многих, часто необходимых вещах.

«Что ему от меня надо? – Думала она – он такой молодой, упакованный…».
Некоторое время они просто встречались, гуляли, ходили в кино, в театры, на выставки…
Когда он пригласил её к себе домой, она не слишком удивилась и почти сразу согласилась. Где-то там, в глубинах сознания, ещё жил протест, остатки былого пуританского воспитания. Сердце восставало. Но она понимала, что рано или поздно надо перешагнуть эту грань и была благодарна ему хотя бы за то, что он дал ей время привыкнуть, не сделав этого предложения в первый же вечер.

«Зачем я пригласил её - Думал он по дороге домой - Я ведь толком даже не знаю: хочу ли её (?). Ладно, проведу с ней эту ночь и расстанемся, в конце концов, я ведь ничего никому не обязан».

Они понравились друг другу. Это было неожиданно и чудесно. Счастье, тоненькое, как паутинка, протянуло им свои солнечные нити. Было странное, незнакомое чувство покоя и стабильности. Мир, со всеми его заботами и проблемами, словно растворился, образовав вокруг них чудесную первозданную пустоту. Слово, звук, движение – всё находило свой отклик, своё понимание. А молчание было так насыщенно нежностью добротой и вниманием, что говорило красноречивее всех слов.

Утро застало их другими людьми. Они были те же и не те. Полнота жизни как бы вошла в них, пробудив новое зрение – зрение Души. Зрение, которое заставляет нас видеть изумительную красоту там, где раньше мы лишь скользили равнодушным взглядом, и улыбаться в самых неожиданных местах, приводя в замешательство и знакомых и случайных встречных.

Это было чудесное начало чудесного дня, обещающего долгие чудесные годы.

После завтрака он уехал по делам, а она бродила по двухэтажному особняку: чуть дольше задержалась в библиотеке, удивляясь обилию книг и разносторонности интересов хозяина дома; вдоволь налюбовалась закрытым садом, в котором и теперь, в короткие зимние дни, буйствовал праздник цветения… и вдруг наткнулась на запертую дверь. Это было странно. Запертая дверь диссонировала со всем обликом дома и характером его хозяина. В доме ничего не запиралось. Золотые запонки, цепочки, брелки, деньги – всё лежало открыто, в хрустальной салатнице, на трюмо… тонкие, ручной работы, сервизы, статуэтки… картины… редкие уникальные книги… и вдруг - запертая дверь.
Она подумала, что, возможно, ошиблась, подёргала дверь ещё и ещё, но дверь всё-таки была заперта.

- И как тебе дом? – Спросил он, возвратившись.
- Понравился. Кроме одной комнаты, которую я не видела.
Он странно взглянул на неё и промолчал. И она не решилась развивать дальше эту тему.

Они всё больше и больше влюблялись друг в друга и почти всё свободное время проводили вдвоём. Особое удовольствие доставляли им прогулки по заснеженным паркам, зимняя несуетливость которых резко контрастировала с весёлым гомоном санных горок. Но её как магнитом влекла закрытая дверь и, оставаясь одна дома, она снова и снова пыталась открыть её.

Однажды, она не утерпела и, подведя его к закрытой двери, спросила: «У тебя в доме ничего не запирается, а эта дверь заперта. Почему?».

Он улыбнулся, и улыбка его была какой-то странной, как у человека, который вдруг решил наболевшую проблему и облегчённо вздохнул про себя: «Так ты говорила про эту комнату?».

- Да.

Он откровенно рассмеялся и уже хотел отойти от двери, но она удержала его: «Постой. Ты мне так и не ответил».

Он опять как-то странно взглянул на неё и в его улыбке проскользнула насмешливая таинственность: «О, это очень необычайная комната, но время её открыть ещё не наступило. Она подарила мне самые дивные, самые неожиданные наслаждения. Потерпи и я покажу тебе её - Он прищурился и, поглядев ей прямо в глаза, опять как-то странно улыбнулся – Если ты не разлюбишь меня».

Они провели вместе почти всю зиму, а запертая дверь всё ещё оставалось для неё загадкой. Дверь была стеклянной. Но матовое, расписанное цветными узорами стекло, было непроницаемо для человеческого взгляда и крепко хранило свою тайну.

Однажды, в выходной день, она проснулась раньше чем обычно. Его рядом не было. Она спустилась на первый этаж и подошла к закрытой двери. За дверью горел свет! Она потянула за ручку, но дверь не поддавалась. Она уже хотела окликнуть его, но ужасный металлический скрежет заставил её отшатнуться. По дверному стеклу мелькнула тень, ещё и ещё и она явно различила массивные качающиеся цепи. Из-за двери снова донёсся скрежет, визг плохо смазанных, трущихся друг о друга металлических поверхностей. А затем стекло двери обозначило его силуэт и раздался звук отпираемого замка. Она хотела уйти, но не успела и прижалась к стене в конце коридора.

Он вышел, поставил на пол лоток с инструментами, запер двери и … тут увидел её.
 
- Ты уже встала? – Спросил он. И в его голосе ей послышалось плохо скрытое неудовольствие.

Она почувствовала себя неловко, словно собачка, стащившая кусок хозяйской колбасы и застигнутая на месте преступления. Это было стыдно и унизительно. От растерянности она ничего не ответила ему, а встретившись с ним взглядом опять прочитала в его глазах снисходительную насмешку.

- Потерпи, скоро ты войдёшь в эти двери. – Сказал он. И слова эти показались ей зловещими.
 
Теперь она всё чаще и чаще заставала его за запертыми дверями. Оттуда доносились какие-то непонятные почавкивания, хрипы, стоны, скрежет металла, а на стекле проступали странные тени цепей, топчанов, крестов, реек…. И звуки и тени пугали её. Всё это напоминало ей пыточные камеры средневековых монастырей. Ей казалось, что из-за двери тянет сыростью, холодом и ужасом. Она физически ощущала холодный ветер, рвущийся оттуда.

А он выходил из-за дверей усталый, измотанный, но довольный и глаза его при этом светились тайным, пугающим предвкушением.

Страх рождал настороженность, а настороженность – ещё больший страх. Всё будило в ней ужас: его восторженный, полный страсти, взгляд; слова; ласки – во всем виделся какой-то тайный, скрытый смысл. Она стала бояться поворачиваться к нему спиной, засыпать возле него… Она не могла больше любить его.
А он, перестав возиться за запертой дверью, стал ещё нежнее и внимательнее. Страсть его, казалось, не знала предела. Он стелился перед ней, как мальчишка, впервые познавший истинную глубину чувств.
Но всё это только усиливало её страх и подозрительность. Долго так продолжаться не могло. И однажды, после работы, она не вернулась к нему.

Он звонил, пытаясь выяснить, что произошло. Она отмалчивалась. Она боялась его и боялась ему сказать, что боится.

Он встретил её, когда она возвращалась с работы:
- Что произошло? Почему ты оставила меня? Я чем-то тебя обидел?
Она молчала, опустив голову.
- Что же ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь.
- Мне пора домой.
- Ты… ты больше не любишь меня?

Я бы тоже хотела это знать – подумала она. В ней боролись два одинаково сильных желания: утонуть в его губах и всё забыть и бежать от него без оглядки.

- Но я могу хотя бы пригласить тебя в кафе?

Почему бы нет – подумала она – Что он мне может сделать в кафе? Не потащит же он меня к себе силой. А ведь я почти хочу этого…. Как мне хочется быть с ним… если бы не эта ужасная комната…. Но нет, он не может быть садистом…. А почему нет? Внешность обманчива…. Иначе, зачем эти цепи, кольца, топчаны…и эти таинственные улыбки и взгляды… Её уже била крупная дрожь.

- Ладно – сказала она вслух – в кафе, так в кафе.

Тихая спокойная музыка. Ласковые любимые глаза. Нежные, осторожные касания. Всё вокруг растворилось и отступило. Она словно вернулась в те, первые дни, их знакомства.

Завороженная его близостью, она не обратила внимания, что из кафе они направились к его дому.

Опомнилась она только в прихожей, когда он наклонился, чтобы помочь ей снять туфли. Её прошиб холодный пот. А он, словно подслушав её мысли, сказал: «Не сейчас. Утром. На восходе солнца»
Нет. Всё-таки она любила его. Любила каждой клеточкой своего тела. «Я убегу. Я убегу ночью – думала она – ещё немного побуду рядом с ним и убегу». И, неожиданно для себя, уснула.

Проснулась она от поцелуя. – «Просыпайся, родная, - сказал он – солнце уже почти встало». Она вздрогнула и открыла глаза. Солнечный свет заливал комнату, а он стоял над ней и широко улыбался той странной, предвкушающей, улыбкой и глаза его были полны неутолённой страстью.
Ужас обуял её. Мысли заметались из стороны в сторону как дикие кони, которых пытаются заарканить, загнав в загородку: «Проспала… Уже не уйти… Что…Что делать… Что же теперь делать? – И вдруг холодная решимость пронзила её тело новой дрожью – Я убью его! Я убью его прежде, чем мы войдём в эту проклятую комнату!». Она почувствовала, что холодеет.

- Я сейчас – Сказала она. Зайти на кухню и взять нож было делом одной минуты.

Она подошла к двери, когда он вставлял ключ в замочную скважину. Услышав её шаги, он обернулся. Это был всё тот же странный взгляд, взгляд, который так пугал её, взгляд в котором смешивались таинственность и предвкушение.

- Сейчас, дорогая, ещё одна минута – Произнёс он, и голос его дрожал от возбуждения. Он опять повернулся к замку.

Ноги подгибались и почти не слушались её. Тело прошибал холодный пот. Била дрожь. – «Бежать… бросить всё… бежать. Но как? Поздно. Он уже не выпустит. Поздно. И если я не сделаю этого сейчас, потом и это будет поздно.… Нет… Выхода нет».

Нож вошёл в его спину вместе со щелчком открывающегося замка. Он повернулся, пытаясь что-то сказать. Его глаза были полны недоумения и боли. Горлом пошла кровь, и он упал на пороге распахнувшейся двери.

Дохнуло свежим весенним ароматом, и она увидела внутренний дворик, освещённый первыми лучами апрельского солнца. Под кружевным металлическим навесом со стеклянными вставками, играющими всеми цветами радуги, стояли легкие деревянные кресла и столик. Чуть поодаль – небольшой резной диванчик и чудесные, сверху донизу украшенные цветами, качели. Напротив входа, почти во всю длину двора, были высажены маргаритки и анютины глазки, складываясь в буквы и слова: «Дорогая, я так люблю тебя!».
Она вновь и вновь перечитывала эту фразу, и крик застревал в её горле, не в силах вырваться наружу. Ноги её подкосились и она опустилась на пол, даже не заметив, что села в лужу его крови.

Из скворечника, что висел среди прекрасных бело-розовых цветов распустившейся магнолии, выпорхнула птица и завела свою весеннюю песню. Солнце поднялось ещё выше. Его лучи коснулись какой-то неизвестной ей точки и, внезапно, посреди клумбы в центре дворика, забили весёлые искрящиеся фонтанчики.

Было уже темно, когда она заставила себя подняться. Она прошла в холл, набрала номер телефона полиции и сказала: «Я убила человека».
 
И это были последние слова в её жизни.