безысходность

 
 Это случилось в третьей декаде августа, в воскресенье. Витька Швачков чинил крышу угольного сарая. Собирался вскорости привезти уголь на зиму. Он приобрел загодя рулон рубероида в магазине и спер (так сам хвалился) на стройке полмешка битума. Подправив кое-где стропилы и обрешетку крыши, уже намеревался разводить костер для разогрева битума, но тут его пригласила супруга к телефону. Витька взял трубку, прислонил к уху, на том конце провода послышался мужской голос:
 – Можете срочно приехать для перевозки вещей в пределах города? Сколько стоит ваша услуга?
 Витька дал утвердительный ответ и назвал цену. Клиент согласился и продиктовал адрес. Водитель быстро подготовил машину к поездке и поехал.
 «Швах» – так его звали в среде водителей. В этой среде он обитал уже без малого двадцать пять лет. Это был мужик среднего роста, худощав, светловолос, с открытой душой и добрым сердцем. Видимо, поэтому для водителей любого возраста был просто: «Швах». Швачков был достаточно предприимчивым человеком, поскольку после «перестройки и ускорений» приобрел в собственность грузовик и, став независимым, занявшись грузоперевозками.
 Всю предыдущую неделю сидел без работы. Ну, не было заказчиков, хоть тресни! Два раза на неделе звонил какой-то мужик и, явно находясь в подпитии, спрашивал:
 – Сколько будет стоить перевозка домашних вещей в Карасук?
 Швачков прикинул расстояние в один конец, затем умножил на два и на свой тариф и назвал цену. - На том конце провода повесили трубку. Прошло пару дней, тот же голос повторил свой вопрос. Желая поторговаться, Швах скинул цену процентов на пятнадцать. - Результат оказался тот же.
 В то памятное воскресенье жена наскребла по своим карманам мелочи на хлеб и молоко и уведомила Витьку об отсутствии денег в семье. Может быть поэтому он так быстро согласился, хотя имелись домашние дела.
 Он подъехал к дому по указанному адресу. Это был особняк на трех хозяев. Такие дома строили лет семьдесят назад для мелких чиновников. Для рабочих в то далекое время строили длинные бараки. Теперь бараки снесли и на их месте построили «хрущевки». А этот дом до сих пор стоит, хотя в нем нет никаких удобств. Все благоустройства на улице, но люди рады и такому жилью.
 Витьку встретил один из трех мужиков, стоящих у крыльца. Он повелел водителю, куда встать, какой борт открыть.
 Швах, выполнив его просьбу, постоял немного, глянул на начавшуюся погрузку домашнего скарба и пошел в продовольственный магазин, находившийся в ста метрах. Бесцельно послонявшись по магазину, увидел в продаже мороженое. Пошарился по карманам и, найдя немного мелочи, купил мороженое в стаканчике. Так с ним в руках и вернулся к машине, где полным ходом шла погрузка. Эти трое мужиков и парнишка лет четырнадцати носили вещи из дома и кидали их навалом в кузов машины…
 Невдалеке от машины девочка лет пяти – шести от роду играла с маленьким котёнком. Когда Швачков вернулся из магазина и, стоя доедал мороженое, девочка стала внимательно смотреть, как он его ест. Шваху показалось, что та смотрела на мороженое какими-то глазами изголодавшейся собаки…
 Однако, вникнув в погрузку, ему вдруг стало не до неё. Он почувствовал неладное. Особенно тогда, когда кто-то из грузчиков вынес из квартиры оконные шторы вместе с гардинами и бросил их в общую кучу...
 – Погодите-ка мужики! Дайте-ка, я гляну – много там еще грузить? Иначе мы без укладки все шмотки и за три рейса не увезем… Надо же укладывать! Кто хозяин-то?
 – Да вот он! Пьяный спит на соседском крыльце, – ответил один из грузчиков.
 Действительно, на соседском крыльце, состоящем из трех ступеней и находящемся за углом дома, лежал мужчина. Вернее, на плоскости крыльца лежало только его тело, а руки, ноги и голова свешивались в пустоту. Причем правая рука лежала поперек его горла и сдавливала ему дыхание. Мужик задыхался. Из его открытого рта раздавался скорее хрип, чем храп. Тот лежал на солнцепеке. Вокруг него, мокрого от пота, роились мухи. Лицо было багровым и слегка отдавало синевой.
 – Он же задохнется! – подойдя к крыльцу и видя такую картину, пробурчал Швах.
 Затем, брезгливо сморщил лицо, взял «хозяина» за грязный палец его правой руки и убрал ее с шеи. Тот, как бы в ответ на такое действие, набрал полную грудь воздуха, при этом показалось, что засосал с десяток мух, потом выпустил его и задышал спокойно, закрыв рот.
 – Не трогайте его, – произнес парнишка, тихо, – не то проснется, мешать будет, может и драку затеять.
 Витьке драка была ни к чему.
 Швах сначала направился, а затем вошел в ту часть дома, откуда носили вещи. Там, в комнате, вместо привычной для всех мебели, везде стояли добротные фанерные зеленые ящики из-под воинского снаряжения. Кроме них - ничегошеньки. Их было множество всяких форм и размеров. Ими оказалась уставлена вся квартира. Они служили и подставками для пружинных матрацев, которые стояли вдоль стены. Эти же ящики играли роль столов и тумбочек, комода и одежных шкафов. Они также служили для хранения кухонной утвари и прочего.
 Среди этого зеленого арсенала Швачков заметил молодую женщину, которая, комкая детские одежонки, пыталась всунуть их в один из ящиков. Витька, войдя в комнату, поздоровался. Женщина ответила ему кивком головы. Он мельком, оценивающе посмотрел на нее:
 «Даже очень ничего!» – отметил про себя, – ровные ноги, стройная фигура, высокая грудь, длинные светлые волосы и голубые глаза. Только глаза какие-то угасшие!» .
 – Вы хозяйка? – задал громко вопрос.
 Она утвердительно опять кивнула головой.
 – Нет, мужики! Так дело не пойдет, – твердо, громко оценил обстановку водитель, обращаясь к грузчикам вошедшим в комнату, и приказал: – грузите-ка сначала ящики, а уж затем все остальное. Иначе вы ими все побьете и поломаете…
 Грузчики поняли свою ошибку и стали грузить вещи так, как велел водитель.
 Тем временем Швах вышел из дома, встал у заднего открытого борта и стал наблюдать за ходом погрузки.
 Много он в своей жизни видел переездов, но такого не видел никогда. После погрузки ящиков принесли старый холодильник «Бирюса» без передней двери. Его морозильная камера представляла собой кусок льда... Затем, принесли отдельно дверь и приставили к холодильнику. - Похоже, в нем никогда ничего не морозили... Вынесли из дома и загрузили две стиральные машины: у одной не было двигателя, у другой активатора и шнура с вилкой. Закинули в кузов два телевизора – один с разбитым экраном, второй без задней стенки… Наконец забросили несколько кастрюль, полуразбитый ящик-разноску с ломаным инструментом и несколько узлов с постелями.
 Более всего, что поразило Шваха, - это настроение грузчиков. Обычно грузчики бережно относятся к носимым вещам, поскольку всем известно, что «два переезда равны одному пожару». А тут они работали с каким-то остервенением, как отбивались от надоедливых мух. Кинул в кузов и пошел за следующей вещью… Что с кузова упадет – хрен с ним..! Единственная вещь, которая представляла хоть какую-то ценность, на взгляд водителя, был новенький в упаковке приемник с именной надписью на корпусе: «Павлу Сереброву – победителю олимпиады по физике среди школ города». Парнишка сам принес его, показал и спросил Шваха:
 - Можно я его в кабину поставлю?
 - Ставь!
 Он поставил приемник на сиденье пассажира.
 В самом конце погрузки в кузов кинули несколько «вешалок» из досок с забитыми в них и загнутыми гвоздями, пучок бамбуковых удилищ с порванными лесками, несколько игрушек в тазике и детский велосипед без заднего колеса.
 Кузов оказался полон. Водитель забеспокоился.
 – Как поедем-то? Хозяина будить надо!? Куда его садить-то? Еще выпадет пьяный из кузова по дороге?..
 – Никого будить не надо. Так поедем, – тихо проговорила женщина, вышедшая из дома в конце погрузки, – Павел сядет в кузов, а мы с Ольгой к вам в кабину. А этот…- она помедлила, - и тут не пропадет. У него кругом друзья.
 – Вы что, расходитесь?
 – Нет!.. Наверное... – сказано это таким голосом, с такой интонацией, в которой чувствовалась ее былая любовь к этому пьянице, ненависть за испорченную жизнь и беспросветная всепоглощающая нужда.
 Самый расторопный из грузчиков, тот, что сперва руководил погрузкой, подошел к водителю, отозвал его в сторону и сунул ему в руки деньги, говоря при этом:
 – Мы сейчас сядем в легковую и поедем за вами. А ты поезжай по этому адресу!.. – он протянул Витьке листок с адресом.
 Когда Швах сел за руль автомобиля, там, в кабине, уже сидела девочка. Она с любопытством рассматривала кружочки и стрелочки на водительском месте, а также ей интересен оказался вид дома напротив, открывавшийся из кабины. Она беспрестанно крутила головой.
 – Как твою маму зовут? – поинтересовался Швах.
 – Маму? – подумала немного и ответила, – Галя.
 Женщина после наказов сыну, сидевшему на вещах в кузове, забралась в кабину. Взяла дочь на руки. Швачков завел двигатель, и они поехали.
 – Ничего не пойму? Что за срочный переезд? В чем дело-то? Скажите хоть?
 – А чего говорить? Тот мужик, который командовал, является хозяином этой квартиры. Он ее приватизировал, а сам живет на Севере. Мы въехали в эту квартиру два года назад. Последний год за проживание не платили… Просто нечем. Все понятно?!
 Далее ехали молча. Витька нашел улицу в частном секторе.
Улица была тихой. Редкие прохожие нарушали ее покой да куры, купающиеся в пыли
 «Как в деревне!» - подумал Швах.
 Машина остановилась у маленького рубленого дома, размером шесть на шесть метров. Да еще «на два хода». У одного хода – двое мужиков возились с мотоциклом в пристроенном гараже. У другого - на лавочке у калитки, в тени деревьев, опершись на палку, сидела сухонькая древняя старушка в светлом платке и темном переднике. Ей было далеко за восемьдесят. Как выяснилось потом, она уже плохо видела и слышала.
 Галина сначала обратилась к мужикам:
 – Вы квартиру сдаете?
 – Нет! Самим места мало. Спросите бабку, - отозвались те.
 Когда чуть двинулись вперед и подъехали к бабке, Галина повторила свой вопрос. Та встала с лавки, приложила руку к уху, - Галине в третий раз пришлось повторяться. До бабки, наконец, дошел смысл вопроса и она ответила:
 – Нет! – она немного помолчала, затем продолжила, – правда, сегодня приходил ко мне молодой человек, спрашивал про свободную площадь, а я старая дура, чтоб попугать квартирантку Томку, пообещала ему пустить его на квартиру во времянку, но только после того, как выгоню ее оттуда. Она – падла, забыла, когда платила за квартиру. Пьет с утра до вечера со своим хахалем Серегой. Картошку в поле у людей воруют, продают и пьют. Язви ее!
 Во дворе бабкиной половины стоял побеленный известью сарай, над которым возвышалась кривая труба, сложенная из кирпича. Судя по всему, это строение и называлось «времянкой».
 - Я же не думала, что вы сегодня привезете вещи, – оправдывалась старушка, – да и Томка недавно вышла, а ее Серега пьяный спит. Вот пьянчужки, навязались на мою голову… Щас Томка придет, тогда и порешим, как быть.
 Бабка вернулась на скамейку.
 Все пассажиры машины высыпали на улицу.
 Стали ожидать возвращение квартирантки.
 Дело для Шваха приобретало нехороший оборот. Первое, что его смущало, это то, что хозяин прежней квартиры, несмотря на довольно продолжительное время, прошедшее после окончания погрузки, так и не приехал разгружать вещи. Второе, - бабка не давала разгружаться и тянула время. Ему же ездить с чужими вещами в кузове в поисках квартиры, без перспективы оплаты даже в отдаленном будущем, ничего хорошего не сулило. Витька стоял в стороне и не показывал вида, что сложившиеся обстоятельства его очень волновали своей открывшейся перспективой.
 Он подошел к Галине. Та стояла около машины, сжав губы. Ее глаза были сухи. Как показалось Витьке, - слезы не выступили просто потому, что она давно их выплакала, живя с этим пьяницей. И, казалось, что в этой жизни ее стало трудно чем-либо удивить.
 – Как получилось-то у вас?
 Она помолчала, глядя в небо. Затем посмотрела в лицо любопытного водителя, оценивая с каким чувством (добрым или недобрым) тот спрашивает. Увидя сочувствующие глаза Шваха, тихим голосом заговорила:
 – Сначала жизнь текла как у всех. Учились в одной школе, жили по соседству в Карасукском районе. Валерка пришел из Армии высокий, красивый… Вышла за него замуж по любви. Сыграли свадьбу и сюда – к его двоюродной тетке. Она здесь в своем доме жила одна, – все ее дети завербовались на Север… Рядом большой завод, которому постоянно требовались рабочие руки. Работали оба на заводе – он токарем, а я распредом. Затем я пошла в сборочный цех, – там платили побольше, – сборщиком. Но вскоре родился Павлик, и я получила отпуск по уходу за ребенком. Однажды тетка сказала, что посидит с Пашкой. Тогда я снова вышла на работу. Валерка в ту пору совсем не пил. Вскоре началась кампания по борьбе с пьянством и алкоголизмом – водка исчезла из свободной продажи. Да вы сами это время помните, – Швах в знак согласия кивнул, – ее стали продавать только по талонам. Раз по талонам, то талоны надо отоваривать... И не копить же ее? – Стал по выходным выпивать. И с получки с мужиками раз в месяц. Однажды, напившись с получки, Валерка угодил в вытрезвитель. А тогда, может быть, вы помните, в вытрезвителе держали клиентов чуть ли не до обеда следующего дня, исключительно в целях совершения человеком прогула. Валерка совершил прогул. А через несколько дней состоялось заседание профкома, на котором проходило распределение малосемеек во вновь построенном доме. И нас за Валеркин прогул отодвинули в очереди на жилье на десять очередников назад… Мы оба продолжали работать, все-таки рассчитывая получить квартиру. Дальше наступили перемены. Наш цех остановили и всех, в том числе и меня, сократили. Я пошла работать в детский садик. Валерка, услышав о наборе в армию на профессиональной основе, пошел в военкомат и поступил на службу. Жизнь поправилась. Даже в воинской части квартиру обещали. Решили родить Ольгу. Все шло хорошо. Продолжали жить у тетки. Тетка за жилье с нас денег не брала, и всей ее домашней утварью мы пользовались как своей. С теткой мы жили всегда дружно. Хорошая женщина была - Царствие ей небесное! Деньги никуда не тратили, складывали на книжку… Копили на свое жилье, мебель… А в это время, по всем каналам телевидения рекламировали «Русский Дом Селенга», туда мы бухнули все свои сбережения... - она сделала паузу и продолжила, - Вскоре стала я замечать, что Валерка начал приходить со службы слегка подшофе… Дальше – больше! Затем уж сослуживцы стали со службы домой пьяного привозить… - тут она неожиданно замолкла.
 - А дальше-то что? – нетерпеливо задал вопрос Швах.
 – Валерка еле - еле держался на службе. Тут война в Чечне, и он отправился в командировку на три месяца. Вернулся без царапины. Хотя рассказывал, что участвовал в жестоких боях. После Чечни выдали зарплату и отправили в отпуск… Он месяц не просыхал, пока все до копейки не пропил. Говорил. что снимает нервный стресс. В Чечне воевал неплохо, поскольку, несмотря на пьянку, командир еще год покрывал Валерку. А тот совсем обнаглел и распоясался в последнее время. Кроме того, на улице рядом с воинской частью появился спиртовоз, и вскоре вся улица стала разливать и продавать водку…
 Тетка умерла неожиданно. – Уснула и не проснулась! Приехали ее дети, – предложили купить ее дом. Денег к тому времени уже не осталось. Тогда они продали дом, а нам сняли ту квартиру и оплатили за целый год вперед, в благодарность за то, что мы, как бы там ни было, ухаживали за их матерью более одиннадцати лет… Восемь месяцев назад Валерку выгнали из армии. Год с лишним мы не платили за квартиру. Её хозяин сначала с Севера писал возмущенные письма, в которых требовал платы за квартиру. А сейчас сам приехал требовать долг, но денег у нас нет и платить нечем. Недавно он заявил, что эту квартиру продает и, плюнув на долг, предложил просто съехать. Два дня поил Валерку, чтоб тот дал согласие на вывоз вещей… Тот, видимо, дал… Остальное вы видели! – тут она всхлипнула, губы задрожали, лицо некрасиво сморщилось.
 Швах отвернулся.
 Тут она, видимо, осознала, что оказалась с детьми на улице. С пожитками ее детей, лежащими в кузове чужой машины… И настал момент в ее жизни, в который все эти пожитки могут оказаться тут, прямо на проезжей части этой незнакомой улицы!
 - Лечить его пытались от алкоголя? – спросил Швах тихим голосом.
Она, сквозь слезы, ответила кивком головы, затем добавила:
 – Что толку! – У него кругом друзья – алкаши! Неделю держится, а дальше наверстывает с удвоенной силой!
 Тем временем Павел сидел на лавочке, обняв Ольгу, которая держала на руках спящего котенка, и о чем-то разговаривал с бабкой.
 Витька не помнил в кругу своих друзей и знакомых, у которых дети в возрасте Павла, чтоб они вот так, без всяких указаний матери, заботились о младшей сестре. Обычно в этом возрасте проявляется первая самостоятельность и независимость. Они пробуют алкоголь, а кто-то и наркотики. А Павел, наверное, минул этот период: он шагнул из детства прямо во взрослую жизнь. С таким отцом у него юность проходила стороной. Швачков видел, что внешне Павел никак не проявлял беспокойства по поводу неопределенности настоящего момента. А по глазам ощущалось, что тот – сейчас испытывает самый глубокий стыд за своих родителей, за нищенское существование своей семьи, за отца – конченого алкаша, за мать, не сумевшую противостоять отцовским слабостям, перед этим водителем, перед этой старушкой, перед мужиками, возящимися с мотоциклом у другой стороны дома, перед всем миром. И от этого стыда готов был провалиться сквозь землю. Но он, видимо, понимал, что его мать также испытывает этот глубокий стыд за всю свою бестолково прожитую жизнь, перед ним и перед малопонимающей еще сестренкой, за то, что не смогла организовать семейную жизнь так, чтоб у ее детей имелась своя крыша над головой, свой теплый и уютный дом. И не приходилось бы вот так, как сейчас, решать с абсолютно чужими людьми вопрос о ночлеге. Поэтому он, ничего не говоря, подставил свое плечо под несенный его матерью жизненный крест. И, видимо, только эта связь спасала их обоих от полного отчаяния.
 Из-за угла появилась и шла по улице, распугав кур, в направлении бабкиного дома какая-то женщина. Когда та подошла ближе, старушка встала с лавки и обратилась к ней:
 – Томка! Все, мое терпение кончилось! Собирай свои вещи и уходи! Я давно тебя предупреждала, чтобы ты искала квартиру. Ты уже забыла, когда последний раз платила за квартиру! Уходи, иначе милицию вызову!
 – Ты что, старая? – Забыла, как я с твоей дочерью рассчиталась за квартиру на прошлой неделе?.. – произнесла хриплым прокуренным голосом подошедшая женщина неопределенного возраста.
 Серый цвет лица, большой живот и тонкие ноги, торчащие из-под грязного халата, говорили о том, что круг ее интересов в жизни вряд ли далеко выходит за рамки той времянки, в которой она обитает. Всем своим видом та показывала бабке и переселенцам, что ни за что не выселится из времянки и никого туда не пустит. Для придания остроты в своей дальнейшей речи, не глядя на присутствие здесь ребятишек, нецензурно выразила свое отношение к старушке, уточнила, где она ее видела, где хотела бы видеть новых бабкиных квартирантов, а также милицию, которой ее пугают.
 В это время над калиткой появился бюст такого же неопределенного возраста, как Томка, лохматого седовласого мужчины с двухнедельными следами бритвы на лице. Он еще ничего не понял, что происходит, только, видимо, интуитивно почувствовал, что эта незнакомая женщина, ребятишки и машина с пожитками угрожают его мирному существованию во времянке. Он, было, разинул рот, но Томка поставила его на место.
 – Не лезь! Это мои дела! На! Возьми! - она вытащила из под халата бутылку и подала мужику, – я щас приду! Иди, наливай!
 Тот скрылся в глубине ограды.
 Еще раз оглядев собравшихся у калитки, с чувством собственного превосходства на прощание пробухтела:
 – Далее, все заявления о моем выселении я буду принимать в только письменном виде!.. – и удалилась вслед за мужиком к себе…
 Витьке стало не до смеха от таких заявлений. А перспектива ездить с чужими вещами неопределенное время его не устраивала вообще. И, хотя ему было очень жаль эту женщину и ребятишек, он сам себя, успокаивая, говорил: – «Я же не благотворительная организация!»
 Старушка после ухода Томки села на скамейку и, молча уставившись в землю, о чем-то задумалась. Водитель, Галина и ребятишки кружком стояли около неё. Она первой нарушила затянувшееся молчание, обратившись к Галине:
 – У тебя есть, где переночевать-то? Завтра может, что и придумаем… А пока носите вещи во двор! Куда вас девать?
 Швах в душе обрадовался больше других, поэтому открыл задний борт и стал подавать вещи Галине и ребятишкам. Те принимали и носили их во двор. Самые тяжелые ящики сам помог унести во двор. Пытался Галину подбодрить, шутил, но слезы у той стояли где-то рядом…
 – Хороший парень у тебя растет!
 – Дети – мое утешение!
 – А что вы назад в родительский дом не вернетесь?
 – Валеркина мать умерла, а отец продал дом и уехал жить к старшей сестре на Урал! А у моих родителей дом совсем маленький. – Там брат командует! Конечно, у родителей-то лучше. Хотя работы на родине совсем нет! А самое главное – не на что туда ехать! Сегодня вот Павел с Ольгой ничего не ели и денег даже на хлеб нет! –прошептала и разрыдалась.
 Ольга, посмотрев на мать, стала тихо плакать, уткнувшись ей в живот головой. А Павел отвернулся, сделал вид, что занимается какими-то вещами, но плечи его тоже вздрагивали….
 Витька все понял и вопросов больше никому не задавал. По окончании разгрузки пошел в ограду, посмотрел, как сложили вещи. Кое-что подправил, затем принес из кабины кусок пользованной, но еще целой полиэтиленовой пленки и вместе с Павлом накрыл вещи сверху.
 – Это нужно обязательно сделать – вдруг дождь! – сказал водитель и достал из кармана брюк остатки мелочи и отдал Павлу, – тот заупрямился, – Не тебе даю, а Ольге. Сходите с ней в магазин и купите хлеба! Бабулька вроде добрая – огурцов с огорода не пожалеет!
 Попрощался и уехал домой. Но и дома мысли об этой семье не покидали его. На крышу сарая больше не полез. Ходил по дому из угла в угол. Разговаривал сам с собой:
 -- Черт меня дернул согласиться на эту перевозку вещей!
 Его охватила неслыханная жалость к этой женщине и ее детям, попавшим в ситуацию безысходности по воле своего отца.
 Тут зазвонил телефон. Заказчик просил перевезти кирпич с дачного участка на строительство гаража. Швах согласился: «Хоть как-то отвлечься от мыслей об этой семье!». Когда заказчик дал адрес, он понял, что придется ехать мимо сегодняшних переселенцев.
 «Нашла бы Галина денег на бензин до Карасука и обратно: увез бы ее с ребятишками. Подумаешь, сутки бы потерял! Наплевать!.. – так он рассуждал, садясь в машину, – поеду, прямо сейчас и предложу!»
 …Павел с Ольгой сидели во дворе и играли с котенком.
 – Где ваша мать?
 – На работу ушла, – пол мыть в детском клубе!
 – Сегодня ж воскресенье? Да и вечер уже?
 – Она по выходным только и работает!
 – Тогда передай ей вот это! – Витька подал Павлу листок с номером своего домашнего телефона, – пусть мне мать позвонит!
 Кирпич грузили вручную, долго. Провозились почти до самой темноты. Ехал обратно, снова заехал к переселенцам. На лавке у дома сидела Томка и курила самокрутку.
 – Позови новую квартирантку? – попросил ее Швах, остановив машину.
 – Их нету здесь! Солнце село, и они ушли. Я не знаю куда! – ответила та пьяным заплетающимся языком.
 Домой вернулся, машину поставил. К жене:
 – Мне звонили?
 – Да! Какая-то женщина тебя спрашивала. Три раза звонила! И еще я заказ приняла. – Сегодня ночью тебя просят ехать в Кемерово. Вот телефон..!
 – Эх! – он ударил кулаком по столу…
 В тот вечер Галина больше не позвонила, а ночью разразилась страшная гроза. Буря наломала тополей. Все улицы были завалены их крупными ветвями. Осадков выпала месячная норма. В низких местах оказались подтоплены жилые дома частного сектора.
 Витька вернулся из поездки на третий день.
 Поехал к переселенцам. Во дворе стояли зеленые ящики, окруженные вещами и покрытые его полиэтиленовым листом. Сверху лежал ветки и ствол сломанного пополам тополя.
 На лавке у дома сидела старушка.
 Он остановил машину.
 – Скажите-ка, бабуля! Как увидеть вашу новую квартирантку? – высунувшись в окно, поинтересовался Швах.
 Бабка поднялась с лавки. Прислушалась, поставив ладонь к уху. Швах повторил вопрос.
 – Да не квартирантка она мне вовсе! На следующий день, после того как ты их привез, она пришла с ребятишками, походила по двору, поплакала. Собрала сумки на себя и ребятишек, ушла, ничего не сказав! Больше я ее не видела!
 Витька собрался уже ехать, но бабка махнула рукой, и он вновь высунулся из окна.
 – Тут какой-то мужик пьяный ходит! Говорит, что это его вещи, а я не отдаю! Что делать, не знаю?
 - Раз говорит, что его – значит отдай!

-----------------