Упрямая

 УПРЯМАЯ

Они жили с мамой, сколько она себя помнит. Послевоенные годы тяжёлые, голодные, оклады маленькие. Они жили в маленькой комнате, в которой вдоль стен треугольником стояли две односпальные кровати, у третьей стены с окнами, вернее между двух окон круглый стол, накрытый белой вязаной скатертью, и три табуретки. Огромный цветок фикус с большими листьями в большой бочке между кроватью и столом. Три шага можно было сделать от стола до следующей кровати. Но комната была длинной. И поэтому мама иногда пускала переночевать проезжих шоферов, которые стелили на пол свои матрацы и ложились на полу. Стучались они к её маме поздно вечером, потому, что она работала в местной гостинице, и, когда в ней не хватало мест, просились приклонить голову хоть где-нибудь. Весь день до позднего вечера они подвозили спиленные деревья к станции, а там грузили их в открытые вагоны. Немного дров перепадало и им, которые они же распилят и наколют. В квартире становилось тепло, даже жарко. Вечером комната наполнялась мужским потом, смехом, а затем храпом. Но однажды приехал их бригадир. Он был очень красив. Смуглокожий, черноглазый, в кожаном черном длинном пальто с белым шарфом на шее, он был совсем не похож на местных мужчин и шоферов. И вот он уже один живёт с ними и спит на другой кровати, а мама на односпальной с ней. Ей было уже девять лет, но она ещё ни разу не произнесла, это заветное слово, «папа». Однажды, за все девять лет она увидела маму счастливой. Она и Василий (так звали бригадира) играли в снежки. Он догнал маму и положил кусочек снега ей за шиворот, от чего та не заплакала, как Аля, когда мальчишки догоняли её и бросали кусочек льда за воротник, который проскальзывал по спине, и Аля плакала от обиды, а мама весело рассмеялась. Однажды он поехал домой и предложил ей, Але, поехать с ним и что он покажет город Моршанск. Ну, кто же не хотел? Аля была счастлива. Она поедет на поезде. Она была в этом городе всего один раз с классом и учительницей. А ешё, разрешил называть его папой, чему она была очень рада, но произнести не могла. И вот они в поезде. Кто-то спросил его в вагоне, «Твоя дочь? Красивенькая!» И Василий с гордостью окинул её ласковым взглядом, чмокнул в щеку, сказал «Моя, моя дочь!» и она назвала его нечаянно «Пап, смотри, скоро город» и от волнения побежала к выходу. Поезд остановился, и она выскочила, увидев церковь вдали. Ей казалось, что и мужчина, кого она назвала папой, тоже идёт к выходу. Но поезд тронулся тотчас, и она осталась одна, только слышала, как стучат колёса. Зима, а она одна, стало немного холодно, но тут она увидела повозку. На повозке, на огромных санях лежала солома, огромных размеров тулуп и извозчик спросил её «Ты одна?» «Да»
«Я нечаянно выскочила раньше»
«А куда ты ехала?»
«С папой к нему домой в Моршанск»
«А как фамилия папы»
А она не знала как его фамилия, знала только, как его зовут. И тут то слёзы полились из глаз.
«Ну, ну, не плачь, садись на сани, вот тулуп, залезай в него, а то слёзы превратятся в лёд. Мы поедем вдоль железной дороги к городу, где твой папа наверняка идёт нам навстречу. Действительно, впереди показался бригадир, обрадовался, прижал её к груди и шепнул не рассказывать никому ничего. Это были замечательнейшие минуты в её жизни. Она имела папу. Извозчик подвёз их к красивому дому, мужчины подали руки друг другу на прощанье и её пристроили ночевать в комнате одну. Перенервничав, она долго не могла уснуть и лежала, улыбаясь. Они вернулись домой, и мама расспросила, как дома у него, чего видела, кто встретил их. И она рассказала, что встретила женщина, что, покормили их и её уложили отдельно, а рано утром, когда ещё все спали, они вернулись назад. Тогда мама приступила с расспросами к Василию, кто та дама, что встретила его и Алю. «Сестра» сказал Василий и добавил, « мы ведём хозяйство вместе». Мама успокоилась. Но через несколько дней в дверь без стука вошла женщина. Василий лежал на спине, скрестив руки и закрыв глаза. Аля сидела за столом, делала уроки. А мама, присевшая, у изголовья Василия, расчесывала его тёмные кудри. « Так вот ты где!», сказала женщина. Она не проходила в комнату, а только прошептала «Эх Вася, Вася» И Вася вскочил как ужаленный. «Ты, что случилось? Пойдем» И он быстро одевшись, дрожащими руками заталкивал белый шарф в карман. Мама выглядела растерянной. Они вышли, но через минуту он вернулся и попросил вернуть паспорт. Мама, бросившая его под кровать после их ухода, сказала, что не знает, где его паспорт.
 «Аля, посмотри под кроватью, быть может, он там?»,
 и, подойдя к ней ближе, прошептала, «Не отдавай, спрячь!»
Паспорт лежал и Аля, забыв мамин наказ, а возможно хотела помочь папе, крикнула: «вот он» Но тут мама сказала, что это её, а его нет. А Аля хотела сказать, что мама шутит, как мама хлопнула её по голове и она ударилась лбом об пол «Крикни, шептала мама, «крикни, папа, не уходи». Но Аля молчала. Мама ещё раз хлопнула по голове, прошептав « у, упрямая» Девочке было стыдно вылезать из-под кровати. Вошла жена Василия и подала ему письмо Алиной мамы, которая написала ей, как сестре, о том, как она сильно любит её брата. «Так я тебе сестра?» спросила пришедшая, с укором глядя на Василия. А Василий накричал на маму « Ты этого хотела? Так это ты написала ей? Ну, так получай, я ухожу». «Отдай паспорт, сука» закричал он, и мама отдала молча. Они вышли на улицу. Аля ещё долго лежала под кроватью, вылезла, когда всё стихло. Мама плакала и, взглянув сквозь слезы на дочь с осуждением, словно говоря,« что же ты не помогла?», подозвала её к себе, возможно, хотела обнять, да не сделала этого, махнула рукой и уставилась взглядом в одну точку, да так и просидела около часа. Аля выглянула в окно. Там стояли, ругаясь, двое. Мужчина в кожаном пальто и женщина. Мама не отреагировала на голос Али, что они ещё не ушли. Для мамы он ушёл навсегда. Затем она поднялась тяжело со стула, стала готовить ужин уже для них двоих. В печи потрескивали горящие дрова. Из-за печи разливалась песня, от которой на душе не становилось светлее. Больше никогда Аля не видела маму счастливой. Весёлой иногда, довольной иногда, поющей иногда, но никогда счастливой. Прошло с той поры почти сорок лет. Аля поменяла несколько мест проживания, нигде и никогда не оставив маму одну. И вот лежит она, её мама в гробу. Выражение её лица счастливо умиротворённое, как никогда в жизни, словно она простила всем и всё. И Алевтине стало вдруг весело и легко на душе, и она простила маму за те хлопки и за всё, за всё, что было между ними, за их долгую, без трёх лет полувековую совместную жизнь.