Плохой день, удивительная ночь Роман Свет жизни моей, глава 1

"Бог, не способный улыбаться, не создал бы такой забавной вселенной"
 Шри Ауробиндо

Глава 1. Плохой день, удивительная ночь

С самого утра все было не по - человечески. Какого - то подвоха от судьбы следовало ожидать, едва лишь взглянув на небо. Небо часто предвещает нам судьбу. Только надо уметь читать предвестники.
 В то утро небо было свинцово - серое. Нина открыла глаза оттого, что Снежок прошелся по ее плечу и уселся на подушке, свесив хвост ей на лоб.
- Кот! - немножко сердито сказала Нина. - Это ужасно негигиенично!
 Но тут же затрещал будильник. И Нина села в кровати, и увидела свинцово - серое небо.
- Какая отвратительная погода, кот! - воскликнула она.
 Мало того, что цвет неба был ужасный. С него еще и летели мелкие и частые капли. Что вы хотите, октябрь. Сумерки года, смерть чувств. Насчет чувств, как оказалось, Нина ошибалась.
 Она прошла на кухню в ночной рубашке и одном тапочке. Где был второй тапочек - неизвестно. Нина не затрудняла себя его поисками. Мельком посмотрела на себя в зеркало в прихожей. Глаза сильно опухшие. Последствия вчерашних бурных разборок.
Квартира была пустая. Но следы других обитателей виднелись повсюду. Чайник был еще горячий. Из музыкального центра журчала жизнерадостная попса. И записка была прилеплена аккуратно магнитиком к холодильнику: "Завтрак на плите. Кетчупа нет, купи!"
- Видимо, я одна принимаю скандалы так близко к сердцу, кот, - сказала Нина, - для остальных это типа молитвы на сон грядущий.
 И она стала варить кофе. Снежок все это время сидел на столе около окна и внимательно наблюдал за Ниной. Добавит в кофе коньяка - значит, переходит из маниакального состояния в депрессивное. Кот знал все тонкости Нининой психики.
 Коньяк был добавлен. Центр выключен. Попсу Нина в депрессивном состоянии слушать не умела.
 Дальше она прошествовала в одном тапочке в ванную, где почистила зубы, а умываться не стала. Для умывания был извлечен из морозилки лед, специально намороженный кубиками. Минут семь Нина сидела, упершись спиной в стенку, и прижимала кубики к векам. Потом прошла в прихожую, где посмотрела на себя в зеркало. Отеки сменились черными кругами под глазами.
- А круги добавляют нам романтической загадочности, - сказала Нина вслух. - Кот, тебя кормили? Себя кормить я что - то не хочу...
 Она выпила чашку кофе, и все. Завтрак на плите остался, как был.
- Ешьте сами, спасибо. Я от вас уже вчера наелась.
Снежок следовал за Ниной по пятам. Из кухни - в прихожую, из прихожей - в спальню. Ходил он бесшумно, и только когда Нина стала застилать постель и согнала его с подушек на пол, слегка зашипел.
- Ты прав, - сказала Нина, садясь перед зеркалом, - зачем застилать постель, если ты находишься в состоянии протеста против реальности?
 Тем не менее, постель она застелила покрывалом под тигровую шкуру, волосы расчесала и обработала муссом, лицо намазала кремом. Снежок, запрыгнув на трюмо рядом с помадами и пудрами, с интересом наблюдал, как Нина подводит и подрисовывает глаза. Глаза сделались длинными и таинственными.
- В стиле декаданс, - объяснила ему Нина.
Такое сегодня было настроение у нее и у неба.
Стрелки на часах двигались беспокойно. Мир за пределами квартиры жил обычной жизнью. Шевелился. Гудел. Троллейбусы тащили пассажиров. Пассажиры, в массе своей, ехали на работу. Только девушка в стиле декаданс и черный кот не торопились, словно им никуда было не надо.
- Задолбало все. Придем, как сможем. Никто там без нас не соскучится.
Нина открыла шкаф. Черную кофточку она в свое время связала за шесть дней. После очередного скандала, когда ей был объявлен Большой Бойкот. Кофточка отлично соответствовала свинцово - серому настроению. Далее Нина выбрала юбку, которая была тем хороша, что не нуждалась в глажке. Юбку Нина шила, наоборот, долго. Сорок восемь перемежающихся полос бархата и сукна. Попробуйте такое соорудить быстро!
 Все остальное было легко добавлено к черной кофточке и черной юбке. Черные вязаные колготки, черные ботинки с пуговками и пальто со шляпой. Все, кроме ботинок, Нина делала сама. Больше всего возни было со шляпой. Чтобы ее смастерить, Нине пришлось приобретать специальный станок. Это было три года назад. Зато с тех пор на этом станке Нина сделала больше десятка шляп.
 Ботинки же были куплены на заезжей киностудии. Из реквизита фильма про дореволюционных гимназисток. Гимназистки носили такие, с каблуком и пуговками.
- Господи! - воскликнула мать, когда Нина притащила домой дореволюционные ботинки. - И когда ты поймешь, что не одежда красит человека, а наоборот!
 Вспомнив это высказывание, Нина совсем помрачнела. Пришлось пройти на кухню и выпить неразбавленного коньяка без всякого кофе. Она сделала это стоя, уже в пальто и шляпе. И тут зазвонил телефон. Мобильный, в кармане пальто.
- Нинка, ты где? - спросила быстро Полина.
- В кухне, - ответила честно Нина.
- Ты совсем сбрендила, что ли? Времени одиннадцатый час! Лягушка тебя уже три раза спрашивала!
- Ну, спросит четвертый, - меланхолично ответила Нина, - у меня вчера очередной концерт был по заявкам слушателей.
- Да ты что! - крикнула Полина.
 Как будто это, блин, было так удивительно.
- Ага, - сказала Нина, - опять ОНО им звонило и жаловалось на жизнь. Короче, я уже еду, Полли, потом расскажу.
 Нина свистнула Снежку, как собаке. И Снежок привычно прыгнул ей на левое плечо. Туда, где помещался ремень от сумочки.
- Кот, а ты сегодня отлично вписываешься в стиль! - сказала Нина, напоследок посмотрев в зеркало.
 Черный кот польщенно мяукнул.
 До работы Нине было ехать всего две остановки, и в хорошую погоду она предпочитала пройти это расстояние пешком. Но сейчас подождала троллейбуса. Серый дождик капал с крыши остановки, стекал ручьями вдоль киоска. Нина еще приобрела в киоске банку коктейля "Черный русский" и цедила сладкую смесь с запахом коньяка до самого троллейбуса. Смесь тоже была выдержана в стиле сегодняшнего дня.
- Он же черный, этот русский, - сказала Нина сама себе. - Почти как я.
 "Почти" было потому, что Нина была наполовину еврейка. По матери. Впрочем, она не унаследовала от матери ни благородной семитской внешности, ни манер, подходящих для "девушки из порядочной еврейской семьи".
"Черный русский" добавил капельку сладкой тоски к судьбоносному октябрьскому дню.
 В троллейбусе было полупусто и не очень еще грязно. Редкие пассажиры, как всегда, неприязненно посматривали на девушку в гимназических ботинках и с черным котом на плече.
- Умышленно создаешь себе облик городской сумасшедшей, - говорила по таким поводам мать.
А отец ничего не говорил, но тайком выбрасывал иногда Нинины эксклюзивные шарфы или сумочки. Кота выбросить никто не решался.
 Уже у самого входа в учреждение, где Нина работала, мобильник в кармане снова зазвонил. Нина вынула его и посмотрела на дисплей.
- Только тебя мне с утра не хватало! - мрачно пробормотала она. И выключила мобильник совсем.
Учреждение, где Нина работала, было облицовано мозаикой в стиле гигантизма. Часть мозаики со временем выпала. В частности, выпали правый глаз у мальчика, запускавшего самолетик, и часть юбки у девочки с охапкой цветов. Нина считала, что мозаику это нисколько не ухудшило. Чтобы рассмотреть эти детали, требовалось отойти от здания на целый километр. Начальница Нины, Лягушка, впрочем, очень страдала из - за мозаики, и вообще из - за состояния здания. Поэтому здание круглый год было в строительных лесах или стремянках. То внутри, то снаружи. Сейчас стремянки были внутри. В свой кабинет Нина пробиралась по краю коридора, чтобы не заляпаться штукатуркой. Но один ботинок пришлось - таки оттирать тряпкой.
- Ёлки, и кому нужен этот вечный ремонт! - сказала Нина Полине вместо приветствия.
- Как кому? - насмешливо переспросила Полина. - Лягушке, конечно! И мамке твоей. Деньги отмывают, а то не понимаешь, да?
 Нина сняла шляпу перед большим зеркалом. Зеркало было антикварное, в рамке из слепившихся голеньких амурчиков. Зеркало свидетельствовало о том, что Нина ни хрена не понимает в деньгах. Купила его на свои деньги (очень дорого!) и приперла на работу. Лягушка за зеркало сильно ругалась.
- Что это за голые тела в детском учреждении?!
Нина повесила пальто и шляпу в шкаф. А сумочку положила на свой стол. Над столом висела табличка "Красовская Н.А. Методист по воспитательной работе". У Полины тоже была табличка "Мичурина П.И. Методист по работе с детскими объединениями". И так в каждом кабинете висели таблички. На дверях таблички дублировались.
- Чтобы никто не заблудился среди лесов и стремянок, - говорила Полина.
- Лягушка давно искала? - спросила Нина.
- Минут пять назад еще раз спрашивала, - ответила Полина, листая журнал, - я сказала, у тебя дома какие - то проблемы...
- Дура ты, Полич, - незлобно произнесла Нина. И вытерла Снежка особым платком, который держала в верхнем ящике стола.
- Она же щас мамашке моей позвонит...
 Так и оказалось. Когда Нина вошла в лягушачий кабинет, Лягушка уже заканчивала беседу с мамашкой. Нина услышала прощальные "Да, Наденька! Целую, Наденька!"
Мамаша Нины и Лягушка были подругами с детства. Учились в одном классе, потом в одном институте. И теперь мать Нины была заведующей РОНО, а Лягушка - директором Центра детского и юношеского творчества. Скованные одной цепью, короче.
- Нина! - воскликнула Лягушка. - Это ни в какие ворота не лезет!
- Кто не лезет? - спросила Нина как бы удивленно.
- Во сколько ты являешься на работу? - сказала Лягушка типа разгневанным голосом.
 Нина посмотрела на мобильник и меланхолично ответила:
- Двадцать пять минут двенадцатого.
- Это нормально, дорогая моя? - Лягушка приподняла над столом свой нехилый торс, обтянутый зеленым свитером. Зеленый цвет и трикотажные вещи преобладали в гардеробе Анны Алексеевны (Лягушки, то есть). Зеленый цвет, кажется, свидетельствует о подсознательном стремлении к спокойной жизни. Это точно! А о чем свидетельствует трикотаж, неизвестно.
- С двенадцати часов даже знаменитые артисты не работают! Что ты себе позволяешь?!
- У меня ненормированный рабочий день, Анна Алексеевна, - ответила Нина. Снежок свесил хвост ей на грудь.
Лягушка набрала полную грудь воздуха. Но не заорала, а заговорила таким сладким голосом, что Нине прям захотелось запить этот базар чаем.
- Нина! Я разговариваю с тобой вполне серьезно. Не как с подчиненной. Как с дочерью моей лучшей подруги. Я ведь тебя с пеленок знаю, девочка...
 Дальше голос ее повышался, понижался, как - то еще модулировал, но слов Нина уже не разбирала. Она смотрела в окно, где серые капли печально спадали с крыши. Напротив Центра детского творчества были почта и банк. Письма и деньги. Еще худшая тоска, чем детское творчество. Весь мир состоит из одной тоски, что ли?
- ... неужели тебе самой за себя не обидно? Ты такая умная девушка! У тебя красный диплом! А приходишь домой каждый день пьяная!
 Нина молчала.
- Ты ведь и сейчас выпившая! На работе! В детском учреждении!
 Нина сказала, не глядя на Лягушку:
- Я не выпившая. Я печальная.
 Лягушка остановилась на полуслове, как зажеванная в магнитофоне кассета.
- Это твоя мама из - за тебя постоянно печальная! Тебе ее не жалко? Ее из - за тебя когда - нибудь инфаркт разобьет...
 Дальше были упомянуты все Нинины грехи за последние пять лет жизни. Работа спустя рукава. Этот ужасный кот. Этот жуткий внешний вид. Алкоголь и непонятные друзья. И вся фигня из этой оперы. Нина рассматривала почту и банк пока не услышала имя "Саша". От "Саши" ее передернуло, как от тока высокого напряжения.
- Анна Алексеевна, отстаньте от меня с этим! Вы меня достали все... дождетесь, я с моста спрыгну!
Лягушка сразу отодвинулась назад, в тень бронзовой скульптуры (Дети с колосьями).
- Мы тебе добра желаем, деточка! Вы с Сашей так хорошо жили... и что на тебя нашло?
- Анна Алексеевна, можно, я пойду? - спросила Нина, как будто вынырнув из глубокого сна. Вроде как она лягушачьих нотаций совсем и не слышала.
 Лягушка посмотрела на Нину и сдалась.
- Иди! Возьми вот документы! Тут куча положений о конкурсах! Разложи по папкам и до завтра определите...
 Нина не стала слушать, чего там определять. Взяла бумажки и пошла к себе. Снежок сидел прочно у нее на плече. Он тоже как будто и не слышал нотаций.

Потом, вроде бы, шел рабочий день. Он был совершенно никакой, и Нина ничего из него не запомнила, кроме вида из окон. Из ее кабинета видны были троллейбусная остановка и палатка с сигаретами, календариками, чипсами и всякой такой дребеденью. На остановке постоянно сменялся народ. Никто Нининого внимания не привлекал. Она, кажется, пыталась что - то делать. Положила Лягушкины бумаги по папкам, а потом меланхолически рисовала на листе писчей бумаги новую модель наряда. В стиле средневековой Японии, вроде бы. Потом Япония прискучила, да и время обеда подошло.
- Пойдешь на обед? - спросила Полина, резко подрываясь со стула.
 Нина посмотрела на Полинино ярко - красное пальто и сказала:
- Полька, хочешь, я тебе пальто свяжу? Такое... типа свингер, и с этническим узором по рукавам. Отделать можно будет роговыми бусинами.
- Знач, не идешь, - заключила Полина. - Тогда давай хоть в кафе спустимся. По кофе рубанем.
- Влом, Полька, - ответила меланхоличка, - у меня сегодня протест против действительности. Желудок никакого питания не хочет.
 Полина ушла, а Нина села на подоконник и честно бездельничала весь час, отведенный на обед.
 Отказ от обеда был не случаен. На небесных картах пересеклись два пути. И небесный компьютер соединил два кода.
Нина увидела на остановке Его.
 Если точно, то Он сам откуда - то выпал. Прямо как будто из щели в пространстве. Свалился в лужу около остановки. И никого не было, кто бы Ему посочувствовал. Нина спрыгнула с подоконника. Она увидела в сером свете октября Его черный плащ, сильно потертый на локтях, и его растрепанные светлые волосы. С плаща стекала грязная вода из лужи. Он стряхнул небрежно воду ладонью, а ладонь вытер о джинсы. И опять провалился в щель в пространстве.
- Вот так, - сказала Нина вслух. - Это и называлось в прежние времена Видениями и Чудесами.
 Она вернулась за свой стол и начала набрасывать лицо Удивительного Незнакомца на обратной стороне листа с японским нарядом. Но дорисовать не успела. Позвонил Эдик.
- Здравствуйте, - произнес Эдик мерзко - вежливым голосом, - а Нину Андреевну можно?
- Привет, урод, - спокойно отозвалась Нина, - ты чего на рабочий звонишь?
- Привет, мочалка, - в тон Нине сказал Эдик, - а чего у тебя мобила выключена?
- А, ёлки! - Нина тотчас вытащила мобильник из кармана и включила, - тут меня мой бывший донимает три дня подряд. Вот я и отрубила его на хер.
- Есть предложения, Черная Смерть, - проговорил Эдик таким голосом, что Нина сразу поняла, какого типа предложения.
- Что? Где? Когда?
- Сегодня, в "Фасоли". Я, ты, Горлум. Ну, и подругу какую - нибудь подцепить бы. Для Горлума.
- Вообще - то я в депрессивном состоянии, - нерешительно сказала Нина.
- Ну, так и надо из него как - то выйти, - ответствовал Эдик. - Чего мы теряем, в конце концов, кроме своих цепей?
 После Эдика Нина стала звонить Белокурой. Белокурая была дома, наверное, валялась в ванне с сигаретой, как обычно. И спала до обеда. На заднем плане у Белокурой повизгивала клубная музыка.
- Хай, бездельница! - сказала Нина.
 Белокурая зевнула так, что, наверное, чуть трубку не проглотила.
- Хай, Великий педагог. А я только встала.
- Неудивительно.
- Вчера мой приехал. Вечером в "Лондоне" были. С его партнером и партнеровой женой. Охереть, тоска!
- Ты, конечно, вмазала по полной? - Нина смеялась. Над Белокурой нельзя было не смеяться. Такой это был персонаж. Классическая блондинка из анекдотов. С пожилым богатым мужем и тоннами свободного времени, которое Белокурая убивала очень бездарно, и никак не могла убить до конца.
- Есть немножко. Башня болит теперь, ****ец!
- Есть предложение, - сказала Нина, - посетить вечером культурное заведение.
- Это "Фасоль", что ли, культурное заведение? - спросила Белокурая.
- Ну, не по "Лондонам" твоим мы пойдем, правда?
- Истину глаголешь, дочь моя, - с новым мощным зевком проговорила Белокурая. - В "Лондонах" только старым пердунам зажигать. Но, к сожалению, я сегодня несвободна.
- А что такое?
- Муж дома, блин!
- А слабо пойти, когда он дома?
- Не слабо. Мой бесценный муж меня любит в любом состоянии. Но мне деньги нужны. На шубку.
- Белокурая, скажи как на исповеди, сколько у тебя шуб?
- Да старье все, Нинон! Голимое старье! Стыдно на улицу выйти.
- Хочешь, я тебе пальто сошью? Эксклюзивное. У меня есть такая мысель, очень - очень забавная.
- Можно, - немедленно согласилась Белокурая. Она была одна из немногих на этой Земле, кто осмеливался носить Нинин эксклюзив.
- Только я шубу тоже хочу.
- Короче, не идешь по - любому?
- По - любому. Извинись там перед пацанами.
Еще не хватало перед ними извиняться, подумала Нина и стала звонить Гайке. Но Гайкин автоответчик сообщил, что хозяйка отвалила в Москву на семинар, и будет только через неделю.
- Полька, ты не знаешь, что случилось со всеми ****ями? - спросила Нина, когда Полина нарисовалась в кабинете с мороженым в правой лапе и свертком ватманов в левой.
- Все решили начать богу угодный образ жизни!
- Это всех нас ожидает в конце концов, - ответила Полька философски.
- Ужас какой! - Нина отошла от телефона и снова села за свой стол, над которым была табличка.
- Ты мне мороженое принесла? Давай сюда! А то живот уже к спине липнет.
Еле - еле дожили до половины пятого, когда можно было безнаказанно уйти. Вообще - то рабочий день в данном заведении был до шести. Но до шести сидели очень редко. Нина шагнула было к троллейбусу, но передумала и вошла в маленький магазинчик, очень неаппетитно пахнущий.
Велено же было купить кетчупа!
 Парень с пакетом апельсинов, пакетом муки, палкой колбасы и пачкой кефира натолкнулся на Нину в дверях, и пакеты посыпались у него из рук все разом. Естественно, апельсины рассыпались живописно. Нина поправила шляпу и посмотрела на ярко - рыжие апельсины на черной октябрьской грязи.
- Поразительное цветовое сочетание.
 Потом села на корточки, раньше, чем хозяин апельсинов, и стала апельсины подбирать. Парень сел следом за ней. Испуганно посмотрел Нине в лицо. Нина его взгляд заметила, но лица не запомнила.
- Извините, - сказал юноша, - я всегда чертовски неуклюжий.
- Вот, - Нина вытащила из своей сумочки носовой платок, - вытирай свои апельсины.
- Не надо, бога ради! - сказал юноша. И только сейчас Нина увидела, что волосы у него подстрижены странным образом - спереди короткие, а сзади - длинные. Челка стояла иглами надо лбом. Явно смазано какой - то хренью для укладки.
- За одну минуту ты помянул и черта, и бога, - сказала Нина, и сама вытерла первый апельсин, - и все это подозрительно. Это не в контексте современности, понимаешь?
 Юноша с апельсинами оторопел от такого высказывания. И хотел было что - то ответить, но тут у Нины звякнул мобильник. Она включила его перед уходом с работы.
- Ты идешь домой? - спросила мать. Искусственно спокойным голосом.
"Проверяют, не пропала ли я куда - либо", - поняла Нина, - "не прыгнула ли с моста".
- Иду, - проворчала Нина. И отключилась.
 Купила кетчуп и поехала в троллейбусе под серым грязным дождем.

Отец и мать оба пытались "установить контакт" с непутевой дочкой. Наготовили какой - то фигни на ужин. Беседовали об отвлеченных вещах.
- Не хочешь в санаторий поехать, дочь? - спросила мамочка - заведующая. - У нас путевки будут для детей. Сопровождающий нужен. Санаторий великолепный, лечение, питание, бассейн. И еще денег заплатят за сопровождение.
- Я подумаю, - лениво сказала Нина. Спорить было влом.
 Папочка - директор коммунального хозяйства стал уговаривать.
- Посмотри, какая ты бледная. Это от городского воздуха. Мы же тут бог знает какими газами дышим!
Нина папу даже ответом не удостоила. Допила чай и пошла к себе в комнату. Снежок пришел и лег к ней в ноги.
- Кот, - сказала Нина, закидывая руки за голову, - как ты думаешь, велика ли вероятность двух случайных встреч в этом мире?
 Снежок над такими материями вряд ли задумывался. А Нина думала про незнакомца, который появился из таинственной Двери - Между - Мирами.
- Нет. Наверное, вероятность очень мала.
Чтобы успокоить нервы, она взяла вязание и включила музыку. Диск был принесен какой - то подругой подруги, и оказался дурацкой индийской музыкой для медитаций.
- Господи, чего только не попадется в жизни! - сказала Нина Снежку. Но кот уже спал. Под дождь и индийскую музыку спалось прекрасно.
К десяти вечера Нина стала собираться. В принципе, только заплела волосы в две косички. А наряд оставила прежний, декадентский.
- Нина! Опять? - воскликнула было мать. - Ты совсем ничего не желаешь воспринимать? Только вчера с тобой беседовали на эту тему...
- Я недолго, - сказала Нина, - и завтра суббота.
 И больше ничего не сказала. Схватила шляпу и прыгнула за дверь.
- Прикинь, кот, какая трагедия сейчас разворачивается наверху! - сказала она Снежку, уже снизу глядя на освещенные окна кухни. - Весь обычный реквизит: валокордин, чай и звонки Саше и Диане.
 Троллейбусы еще ходили, и Нина поехала в дождливую мглу. Пассажиров было мало, все уставшие, никто на Нину со Снежком не смотрел. Около ярко освещенного универмага Нина пересела на другой троллейбус и уехала слегка в сторону севера. Здесь под фонарем уже маячили две фигуры. На Эдике не было шапки, и зонта у него тоже не было, и от этого его вечно жирные волосы совсем склеились.
-Знаешь, Эд, есть такая поговорка: менингит - веселый малый, - заметила Нина по этому поводу. Далее она подцепила Эдика левым локтем, а Горлума - правым, и они шагнули в переулок, где переливалась мутными огнями "Фасоль".
- А второй мочалки не будет? - печально спросил Горлум.
- Нет, - твердо сказала Нина, садясь за свой вечный столик под телевизором, - все мочалки разбежались. Будем тихо и бессмысленно спиваться.
Никто особо не расстроился. Заказали вино и бутерброды. Немедленно выпили по полному стакану, поскольку замерзли, промокли, и было скучно.
Посетители "Фасоли" были все одни и те же. Пашкина компания. Антон со своими двумя малолетками. Кутузовские четверокурсники. Все здоровались. Эдик и Нина лениво отвечали, а Горлум сидел и грузился.
- У него на работе проблемы, - сказал Эдик, - вечно его затирают.
- Весь мир - бардак,
 Все бабы - ****и,
 А солнце - ****ый фонарь! - с чувством продекламировал Горлум.
 И тотчас оживился, увидев Саньку.
- О! Артист! Здорово, Артист!
 Санька сел к ним. От вина меланхолически отказался. И вообще, Нина сразу поняла, что он уже вмазанный.
- Ты начинаешь перегибать палку, - сказала она, - слишком часто нельзя. Подсядешь!
- Я уже подсел, - глядя мимо Нины, ответил Санька, - зато мне тепло, тихо и спокойно. Как в утробе матери.
- Да, лучше бы нам всем никогда не вылезать из утробы, - глубокомысленно поддержал Эдик, - никаких проблем. Питаешься через пуповину, сознание спит...
- Вот именно, - поддержал Саня, - спит сознание. Как это прекрасно.
- Санек, у тебя травки нет? - спросил Горлум.
 Травка оказалась в наличии. Все четверо вышли на улицу и под узким козырьком соседнего подъезда раскурили один косяк на всех. С козырька стекали целые струи дождя.
- Блин, и когда он кончится, этот дождь? - спросил тоскливо Эдик.
- Мне завтра в Москву ехать, - сообщил Санька как бы сам себе. - Меня тетка в клинику положить хочет.
- В какую клинику? - спросила Нина.
У нее было плохое отношение ко всем на свете клиникам, и имелась на то причина.
- В наркологическую, - ответил Санька. - Думает, это поможет. А ведь ничего на свете не поможет, когда тебя никто не любит, и никому ты не нужен.
- Санька, как ты думаешь, существуют щели между мирами? - спросила Нина тотчас.
- Вероятнее всего, да, - сказал Санька. - Только в обычном состоянии они не видны. Под шмалью получается.
- Утром я не была под шмалью, - возразила Нина. Никто ее не понял, и Эдик предложил вернуться в кафе.
 Вернулись. Выпили еще вина. Санька посидел полчасика и ушел. Без зонта, без шапки и даже без куртки. В одной черной футболке - в серый дождь.
- Как думаете, вылечится? - спросил Эдик ему вслед.
- Нет, конечно, - ответил Горлум. - У него эти проблемы на уровне подсознания.
 Он начал было говорить про подсознание, и вдруг перебил сам себя. В кафе появился новый персонаж.
- Это кто? - спросил Горлум. - Никогда ее здесь не видел!
 Ей было на вид неопределенно сколько лет. Может, двадцать пять, а может - тридцать пять. Рыжие волосы вроспуск и чувственные красные губы.
- Идите к нам, мадемуазель! - позвал Горлум.
 Мадемуазель села без лишних слов. На ней были рыжее пальто с лисьим мехом в тон волос и ярко - зеленый шарф. Нина обратила внимание на ее ногти. Все ногти были покрыты розовым лаком. А на среднем ногте левой руки был сделан великолепный нейл - арт, с лепными зелеными листьями и синими цветочками.
- Есть закурить, ребята? Меня Анна зовут.
 Заметно было, что Анна слегка подшофе. И слегка не в себе.
- А я Володя, - сообщил Горлум. Вытащил из пачки немножко помятый LM с ментолом. Налил в свой стакан вина. И все это - быстро и на редкость услужливо.
- Он врет, - сказал Эдик, - его зовут Горлум. И он к вам клеится.
 Анна посмотрела на Горлума надменно. У нее это хорошо получалось.
- Горлум так Горлум. Мне как - то по фигу сегодня.
- А что случилось сегодня? - спросил Горлум.
- Я с работы ушла, - объяснила Анна, - достали окончательно.
- Самое худшее в этой жизни, - проникновенно произнес Горлум, - это состояние несвободы. То, что человек должен работать ради денег - самое большое стеснение свободы.
 Анна засмеялась во весь свой крупный рот, чем немедленно стала симпатична всей компании, и взъерошила Горлуму волосы.
- Юноша! Вы уродливы собой, но при этом - философ! Ценю!

Остаток вечера компания со страшной скоростью напивалась. Напиться удалось быстро. Анна и Нина даже протанцевали на танцполе некий транс. Во время транса Анна сообщила Нине, что работала не фигней какой - нибудь, а директором большого магазина.
- Понимаешь, Нинон, я не могу больше слушать эти разговоры в стиле "на ***", "за хуй"...
- Нетипично для торгового человека, - отметила Нина.
- А я нетипичный торговый человек, - сказала Анна. - Я филфак МГУ почти закончила...
 Нина не спросила почему "почти" и почему с филфаком девушка с узорами на одном ногте работала директором магазина. Она сказала, пожав плечами:
- А я нетипичный педагог.
 Анна подняла брови, но тоже ничего дурацкого не спросила. Кажется, между ними ползли некие флюиды, которые не просто притягивали их взаимно. Цементировали навечно.
В час ночи квартет нетипичных людей покинул "Фасоль". Отец Эдика уехал в командировку, и поэтому у Эдика было свободное МДВ (место для встречи, как пишут в объявлениях знакомств).
- Честнее было бы - место для совокупления, - изрек Горлум. И осторожно посмотрел на Анну. Анна была пьяная и расслабленная. Но отрицательно не отреагировала. Эдик шустро поставил столик, на столик стал таскать все, что было в холодильнике: колбасу, сыр, хлеб, консервы и зеленый горошек. Коньяк и лимон были привезены из "Фасоли". Коньяк там был всегда омерзительный. А что делать?
- Накатим, - весело сказал Эдик. И налил так, что коньяк щедро плескался из рюмок на руки и на столик.
 - От винта!
 Уже пьяные добавили еще, потом еще, и снова еще. У Нины уже горели на щеках два малиновых пятна, а коньяк плескался прямо под горлом, и было от него радостно и сладко.
- Мы в спальню, - объявил Эдик на правах хозяина.
- А мы - здесь, - сказал Горлум.
 Ему, вообще, не очень хотелось сейчас трахаться или даже обниматься. Он бы лучше посидел и дальше порассказывал Анне о своих мечтах, идеях и вожделениях. Он был рекламный фотограф. А хотел бы быть фотохудожником.
- Все художниками будут, кто станет хлеб печь? - спросил Эдик.
 Эдик работал на пекарне. А после пекарни собирал в гараже из бросовой дряни эксклюзивные автомобили. И так их разрисовывал, что ездить на них по городу было чревато. Но художником он себя скромно не считал.
Эдик и Нина ушли в спальню. Эдик расстилал постель, а Нина вяло раздевалась, стоя под лампой. Эдика она не стеснялась. Тысяча первый секс. И, наверное, девятисотый - в этой комнате, под этой лампой. Снежок отвернулся и смотреть не стал. Ему вообще страшно хотелось спать.
 От черной декадентской шелухи было освобождено белое и тонкое тело с прозрачной кожей и грудками первый номер. Почему - то эта тонкость и прозрачность неизменно вызывала у мужского пола бешеное биение пульса. Кажется, самцы должны любить горячее и налитое мясо?
 Эдик, стоя, раскатывал на себе резинку. Резинка, купленная в "Фасоли", оказалась провоцирующего малинового цвета. И благоухала клубникой. Впрочем, от коньяка у Нины заложило нос, и она не чувствовала запахов.
- Не клади меня на спину, Эдька! - сонно сказала она. - А то я сразу обтошнюсь...
 Эдик положил ее на бок. И стал быстро и не совсем ритмично врезаться сзади. Нина сначала спала, потом проснулась, и начала вскрикивать и создавать ритм. В зале стоны раздавались тоже. И Анна, и Горлум. Гораздо более страстно, ну, понятно, первый раз забавнее по - любому.
- Нинон, а в дополнительный вход можно? - спросил Эдик.
- Мне по фигу как... только на спину не клади!
 И сама перевернулась, подсунув под грудь подушку в виде черепахи.
 По коридору зашлепали босые ноги, и Нина с Эдиком услышали грохот воды в ванной и звуки, от которых сотрясались то ли раковина, то ли унитаз.
- Кто это? - пробормотал Эдик, не прекращая ввинчиваться и вывинчиваться. Теперь Нина ему не помогала, ибо тут ритм не нужен. Спала.
Назад прошли уже медленно. А потом побежали еще раз, теперь с другой амплитудой движений.
- Бля, они мне всю ванную уделают! - сказал Эдик.
 Нина устало спихнула его с себя. И Эдик, так и не добившийся оргазма, лег рядом с нею. И ровно через минуту зажал ладонью рот. Потому что потолок у него над головой дико завертелся, в затылке заломило. И пришлось тоже мчаться в ванную. Около ванной на полу сидел Горлум. Потом, когда Эдик уже выполз, он различил, что Горлум был бледно - зеленого цвета. Как кожа лайма.
- Етит твою мать, это ж надо так нажраться, - простонал Горлум. Эдик ничего не смог ответить. Сел рядом. И они уснули - на час, а может, на три минуты.
 Нина за этот период времени сумела увидеть сон. Яркий и манящий, как конфетная обертка. Щель в пространстве открылась, и из нее излился поток ослепительного света. В этом свете появилось видение дивного города. Совсем, как у Гребенщикова: "Под небом голубым есть город золотой..." На самом деле таких городов не бывает. Нину эта мысль словно выдернула из сна.
- Блин, и зачем я проснулась? - с отвращением сказала она. И спустила одну ногу на пол. На ковре валялись две малиновые резинки, абсолютно пустые. Нина перешагнула через них и прошла в коридор. Снежок пошел за ней на цыпочках. Зрелище двух спящих около ванной было просто апокалипсическим.
- Тоже сон, что ли?
 Только, видимо, очень противный. Нина шагнула в зал - проверить, что творится там. Там была Анна. В наброшенной на плечи толстовке Горлума, она сидела на краю дивана и медленно приходила в себя.
- Как ты? - осторожно спросила Нина. - Эти двое - в ауте...
- Уже получше, - сказала Анна, - понимаешь, я три дня ничего не ела... Столько алкоголя... и стресс...
- Нет, - сказала Нина, и села в ногах дивана, - просто нельзя делать секс на спине, если сильно пьяная. Это такой секрет. Его надо помнить.
- Я никогда не делаю секс с кем попало, - сказала Анна, - просто у меня стресс. У меня не было мужчины восемь месяцев.
- Какой ужас! - пробормотала Нина. - Я так не умею.
- Ты замужем?
- Я? Нет. Уже нет.
- А сколько тебе лет? - спросила Анна.
 Нина не могла вспомнить. Сказала странную фразу:
- Я разошлась полтора года назад.
 Анна не удивилась этой фразе. Сказала:
- А мне - тридцать семь. Я никогда замужем не была.
- Нетипично для торгового человека, - проговорила Нина с улыбкой. И стала переплетать косички, потому что они были в ужасном состоянии.
- Я пишу монографию, - сказала Анна, - о феномене одиночества.
- Одиночества? Разве это феномен? Это обыденность.
 Анна не успела возразить. Нина сказала с извиняющейся улыбкой:
- А я делаю одежду. Собственные модели. Личные. Понимаешь? Пока ни на одну выставку не берут...
 Улыбка у Нины была совсем детская. А глаза - взрослые. Фиг поймешь, сколько ей лет.
- Пойдем отсюда, - сказала Нина и поежилась.
- Ночью? - спросила Анна с легким ужасом. - Нет. Я лучше здесь досплю. А мальчишки... они тебе кто?
- Эдик - одноклассник. А Горлум - его сосед. Так себе уроды.
- Нет, - задумчиво проговорила Анна, - они не уроды. Они брошенные и одинокие.
 Все мы брошенные и одинокие, подумала Нина, одеваясь. Все мы никому не нужны на этом свете. Не получится у тебя твоя монография, Анна с филфака.
- Кот, пойдем. Нам больше нечего ловить в этом вертепе.
 Снежок прыгнул ей на плечо. Нина шагнула в ночной темный подъезд.
 Надо сказать, Эдик жил в рабочем квартале. Кодовых замков на подъездах здесь не существовало. Поэтому нассано было основательно, и кошками, и людьми. Нина вышла из аммиачной атмосферы в черный дождь.
- Ух, какой ужас, кот! А как же мы добираться будем, а?
Еще одно подтверждение ненормальности Нины Андреевны Красовской. Она не вернулась назад, туда, где в перегарном запахе можно было влегкую доспать до утра. Она пошла сквозь дождь бог знает куда и светила себе только сверкалкой на мобильнике.
 В окнах пятиэтажек совершенно не было огней. Нина видела только бледный фонарь над дверью запертой продуктовой палатки.
- Дойду дотуда и вызову такси, - сказала она Снежку.
- А можно одно на двоих? - спросили из темноты.
 Нина вскрикнула от ужаса и уронила мобильник.
 Они нагнулись одновременно, и одновременно подняли мобильник. Благо, он упал на заросли засохшей лебеды, и не разбился.
- Вот ваш телефон, - сказал Ночной Незнакомец, - я не хотел вас пугать, ей - богу. Просто я тут хожу уже два часа в темноте, не понимаю, где я, а троллейбусы не ходят, а номеров такси я не знаю...
Нина очень плохо видела его лицо при дохлом свете сверкалки. Но голос был знакомый. Этот голос разговаривал с нею в дивном сне про волшебный город. Она уже не сомневалась, кто это.
- Вы, наверное, маньяк или грабитель, - сказала она, нажимая кнопки на телефоне, - но мне это как - то по фигу. Мне абсолютно нечего терять в этой жизни. Может, вы меня переправите в другую жизнь, гораздо более лучшую... Алло, "Кипяток"? Такси можно? Улица Суворова, около палатки.
 Они пошли к палатке, и Ночной Незнакомец объяснял ей, что он не маньяк и не грабитель.
- Мне адрес дали одних знакомых, где можно было бы переночевать. Я приехал сюда, лет сто тут бродил, потом нашел дом, а оказалось, что я улицу перепутал. А троллейбусы уже ушли. Я не из этого города, номеров такси не знаю, вообще ничего не знаю...
- Неправдоподобная история, - сказала Нина.
 Они встали под фонарь палатки, и тут Нина узнала. Да она и не сомневалась. Ночной Незнакомец был именно тот, кто вышел днем из Щели - Между - Мирами. Он, он. Черное кожаное пальто, светлые взлохмаченные волосы, и - вблизи было особенно хорошо видно - светлые глаза с неземным блеском.
- Хотя, конечно, - сказала Нина, - теперь я вижу. Вы в самом деле, не из этого мира.
 Он смущенно засмеялся.
- Так сильно видно, что я из деревни, да? Вообще - то я учился в Москве. Но не закончил. Обстоятельства жизни.
- Я всегда подозревала, - сказала Нина, - что параллельная реальность существует. И соприкасается с нашей.
- Вадим, - представился Ночной Незнакомец, и протянул руку, но потом сам ее отдернул, - можно Вадик.
 Нина забыла себя назвать. Смотрела на него и пыталась считать его программный код. Кажется, он полностью соответствовал ее коду. Под воздействием коньяка не до конца понятно было.
- Я работал в Бецелеве. На радиостанции. Вроде как у меня получалось. Я первое место занял на областном конкурсе радиоведущих, - все рассказывал Вадик. - И мне предложили на местное телевидение. Сам режиссер позвонил, верите? Я приехал. Взяли! Вот, тетка дала адрес знакомых, где можно первые дни пожить. Потом я хату сниму, само собой...
 - Так вам негде ночевать? - спросила Нина.
 Остального она пока еще не уловила. Только то, что человек из другого мира заблудился в нашей дурацкой реальности.
- Ну, да. Теперь и неудобно ночью ехать к тем людям. Я сейчас до вокзала доеду, там пересижу до утра.
 Приехало такси. Нина села назад. И Вадим сел с нею рядом, не с таксистом.
- Куда? - спросил таксист.
- Вам куда? - обернулся Вадим к Нине.
- Голубиная Роща, дом восемь, - ответила Нина.
- А мне потом на вокзал, - скромно добавил Ночной Незнакомец.
 Снежок сполз с Нининого плеча и сел между Ниной и Незнакомцем.
- Классный кот, - заметил Вадим, и погладил Снежка по голове. Кот замурлыкал громко, как вязальная фабрика.
- Как его зовут?
- Снежок, - ответила Нина.
- Оригинально! Черный - и вдруг Снежок! Я такое читал когда - то.
 Такси лавировало по потаенным переулкам спящего города, Незнакомец молчал испуганно, потому что Нина заснула, положив голову ему на плечо. Как близкому другу.
- Приехали! - проворчал таксист. - Голубиная Роща, дом семь.
 Нина встала и потянула Незнакомца за рукав.
- Выходим.
- Нет, мне дальше, на вокзал...
- Я сказала - выходим.
 Вадим не мог устоять перед странной девушкой. Когда они вышли под яркий свет подъезда, он увидел, какая она на самом деле странная. Две косички пепельного цвета, черная шляпа, гимназические ботинки.
- Куда это мы приехали? - спросил он.
- Ко мне.
 Поднялись на первый этаж в подъезд без замка, отперли дверь, зажгли свет. Квартира была пустая. То есть - совершенно пустая. Голые стены, голый пол, никакой мебели, кроме старого стола и одной табуретки на кухне. Еще была сильно истертая кушетка в одной из комнат.
- Вы здесь живете? - почти испуганно спросил Вадим.
- Нет, - просто сказала Нина, - жила, кажется, раньше.
 Она зажгла газ. Потом прошла прямо в пальто и шляпе в коридор и принесла из встроенного шкафа банку с кофе, две кружки и маленький чайник. Вся посуда была страшно грязная. Но Вадим уже понял, что испытывать отвращения к нестандартной девушке нельзя.
- Кофе будет без сахара, - пояснила Нина, ставя чайник на огонь, - альтернативы нет. Да вы садитесь!
 Вадим сел. Теперь уже Нина казалась ему Ночной Незнакомкой.
- Мне вас прямо бог послал, - сказал он смущенно, поскольку в наши дни не принято упоминать бога, если ты моложе пятидесяти пяти.
- Бог не посылает таких пьяных и замызганных, - Нина поставила перед ним кружку с черным - пречерным варевом.
 - Вы очень красивая, - проговорил Вадим искренне, - очень красивая и необыкновенная. Как из другой реальности.
 Нина засмеялась тихо. Сделала два глотка крепкой и горькой бурды, и вдруг рассказала Вадиму все. Про Щель - Между - Мирами. Про Эдика, Горлума, Анну, Белокурую. Наверное, про всех, кого она знала в своей жизни.
- Эту квартиру мне родители купили. Когда я вышла за этого урода...
- В самом деле, такой урод?
- Внешне - нет. Вроде бы...
- А почему вы разошлись?
- Потому что мы никогда и не были вместе. По - настоящему. Меня с ним сестра познакомила. У меня сестра - доктор. И он тоже - доктор. Заместитель главного врача в частной клинике.
 У Нины при этом рассказе было такое лицо, точно она жевала невыразимую гадость.
- Но в самом начале - то он вам нравился? Нравился ведь?
- Слушайте, ну их всех в болото! - сказала Нина. - Давайте молча пить кофе. И слушать дождь. Мне кажется, с вами отлично слушать дождь. Зашибись просто...
 И Вадиму показалось, что с Ниной слушать дождь - зашибись.
А когда у Нины начал трезвонить мобильник, высвечивая то "Mama", то "Diana", Нина просто выключила его. Не хотелось вспоминать ни о чем на свете за пределами пустой квартиры.
(продолжение следует)