Семейный альбом

Возьмите старый семейный альбом, этот засмотренный фолиант. Распахните на первой странице, и перед вами предстанет Наум Танхумович, но не дедушка, а просто Наумчик. Вокруг тесно плечом к плечу устроились евреи. Сознаемся, что это наши с вами дяди и тёти, дедушки, бабушки и прочие многие ещё и ныне здравствующие родичи. Вы не всех знаете по именам и другим фамильным приметам, но как приятно листать тяжёлые от времени страницы, заглядывая в глаза предкам и может быть, находя в них своё отражение...

А теперь обратите взор на этого квадратного патриарха, отца Наумчика - Танхума Абрамовича, потеснившего своим двубортным пиджаком множество косовороток, шалей, бус, шевелюр, лысин...и обязательных смазных сапог. Да, папа Наумчика могуч. Кулак это, заметьте, кулак. Плечи - это плечи, иначе не назовёшь. К тому же ни одного пробела в бороде. И все эти удовольствия в восемьдесят лет. Если вы считаете, что к ста годам они бы не сохранились , то вы ошибаетесь. Но всему виной была иная ошибка.


Ошиблась прабабушка Шира. Она умерла. С этой её оплошности всё началось... Шира Марковна была доброй старушкой. Чего про Танхума Абрамовича не скажешь. Казалось он никого не любит кроме разве лошадей, и никого не боится кроме разве доброй старушки Ширы. Обычно невозмутимый Танхум порой свирепел, и тогда невестки имели некоторое представление о "казнях египетских". Но являлась Шира и, запустив разбухшие от стирки пальцы в тёмно-бурую бороду разбушевавшегося мужа, тащила его за занавеску, тыча костлявым кулачком в гневно сопевшие ноздри. Затаившиеся невестки слышали её ласковые укоры: - Танхумча! Ах, Танхумча! Успокойся, Танхумча. Пусть их, живут как хотят. Разве так можно, Танхумча? - Вот какой была Шира. Но в том то и беда, что была. Уже два раза снег укрывал её могилу. И некому усмирять старого Танхума...

Давайте оставим ненадолго альбом. Оглянемся вокруг и отметим, что времена, конечно, другие. А природа? О, природа!!! Выйдем на балкон. Это с него тянет речным воздухом. Хотите обозреть с девятого этажа свинцовые, вяло ползущие потоки воды? Сизые, ощеревшиеся тайгой горы? А небо? Это же небо!!! Сумеречные облака.., вдруг дерзкие просини чистоты, мутные дымки,...и всё розовится или золотится последними лучами... Одним словом - пейзаж "романтической школы".

Теперь представьте: внизу под вами не громыхающий порт со звонками портальных кранов, внизу просто деревянная пристань. А к ней пьяненькими заборами тянутся сирые сибирские огороды. Там на волглых плахах причала довольно приметная фигура. Её вы тоже видели на линялой семейной фотографии. Присмотрелись? Это же Аба, младший сын Танхума Абрамовича.
Вам может поблазиться, что он удит рыбу. Но снимите очки и вы заметите, что в руках у Абы не удилище, а охотничье ружьё. Почему ружьё? и что может делать порядочный еврей с ружьём на пристани?.

Э, дорогой, узнайте об этом у дедушки Наумчика. Уверяю, долго просить не придётся. Хотя советую подождать, пока он доиграет марш "День победы" из кинофильма "Белорусский вокзал", отойдёт от своего друга аккордеона, единственной живой души в доме...и тогда, тогда задавайте свои вопросы.

Выяснили? Совершенно верно. Это случилось через два года после смерти прабабушки Ширы. Танхум Абрамович, как частенько уже бывало, засобирался в Красноярск. Зачем? Соседи уже давно смаковали подробности. Танхум Абрамович надумал жениться. Невестки рыдали, вспоминая добрую Ширу. А Аба? Вот тут-то как раз Аба взял ружьё и предупредил отца, что если тот привезёт жену, то он, Аба, знает что делать с таким папой. Если бы сын закричал, тогда другое дело. Но Аба высказался достаточно тихо. Так что Танхум Абрамович поверил. А поверив, пошёл-таки обдумывать ситуацию на пароход.

С тех пор каждый обратный рейс Аба встречал с ружьём. Но, когда он увидел отца, ступающего на берег, то бросил ружьё в воду. Старый Танхум вернулся один. И он стал действительно старым, этот Танхум.

Прямо с парохода прадедушка двинулся в горсовет и там составил дарственную на свой дом, передав его в жилищно-коммунальный отдел. Ночевать он отправился к деверю Изе, да у него и прижился... Через месяц с лесозаготовок вернулся Наумчик с четырьмя старшими братьями.
Они ничего не ведали о семейных передрягах. Узнав, что теперь придёться платить квартплату, братья заплатили, однако на отца решили не сердиться...

Старый Танхум в сопровождении деверя вечерами выходил к Енисею. На оголённом корневище, скрюченного северным ветром, кедра они вдумчиво муслили молитвенники. Первое время Изя подозрительно прислушивался к непрожёванному бормотанию Танхума. Наконец решился:
- Что ты читаешь, Танхумча? -
- Молитвы.-
- Нет, объясни, какие слова ты произносишь - настаивал деверь.
- Богу известно, что я имею ввиду - отрезал Танхум. Изя зная характер зятя, затих, но догадка шевельнулась:
 - Бог наверняка понимает иврит, но понимает ли его Танхумча? -

Вскоре Танхум Абрамович приболел. Приболел круто, но сыновей видеть не пожелал. Изя, дежуривший возле больного, вздремнул и во сне увидел свою сестру Ширу. Она вцепилась Танхуму в бороду и тыча его в нос кулачком, ласково укоряла:
- Танхумча! Ах, Танхумча. Разве так можно, Танхумча? -
Изя взбодрился и, потрогав товарища, обнаружил, что тот мёртв.

Восемьдесят лет - хороший срок для хорошего еврея...

С этими словами захлопните семейный альбом. Погладьте рукой его обшарпанную плюшевую обложку... Не напоминает ли вам она...

Мы бродим с моим другом Царёвым среди полуразвалившихся кирпичных надгробий...


1981 год







На иллюстрации фотография семейства Фиреров-1926 г. Фотография Зелихова, г. Енисейск.
 ( В центре Абрам-Ицик, не Танхум Абрамович.)