Ракетка

 В советские времена – в 1989 году всё ещё – мы играли в теннис деревянными ракетками. Западный мир – давно уже графитовыми. Но нигде в так называемом социалистическом лагере (посмеивались над точностью названия: лагерь или зона социализма - досмеялись...) купить графитовую ракетку было невозможно.
В июне 1989 года я ехала в Берлин - тогда Восточный, отделённый от Западного пограничной стеной - на писательскую тусовку и, пользуясь случаем, ехал ко мне туда на машине из-под Мюнхена писатель Харальд Гриль, книжку детских рассказов которого я перевела на русский язык и издала в «Детской литературе». Мобильных телефонов не было, что трудно себе представить при нынешних темпах изменения жизни, поэтому диспетчером стыковки работала наша общая лейпцигская подруга Ангела: Харальд ей звонил с дороги и сообщал, когда примерно он будет в Берлине и где я должна его встречать. Я звонила ей из Берлина – и она объясняла мне, что Харальд стоит в пробках, и я должна каждый час выходить на «стрелку» – к пограничному пункту между Восточным и Западным Берлином.
В конце концов мы радостно встретились, он вручил мне румяное яблоко и сам был как яблоко - ослепительно сиял. Мы были влюблены и не могли наговориться. Он приехал на несколько дней, но, как западянин (так на Украине называют галицийских), мог проникать на территорию Восточного Берлина только на день, а к вечеру обязан был пересечь пограничный пункт в обратном направлении.
Меня на ту сторону он взять не имел права, и тот, застенный мир, такой близкий, но недостижимый, блистал оттуда загадочной роскошью.
Правда, на нашей стороне были свои преимущества: пиво в три раза дешевле, книги, писчебумажные товары, к которым Харальд питал слабость: покупал. какие-то альбомчики, папочки, зажимы. Пива позволял себе тройную дозу. Но многого тут просто не было.
-Что тебе принести оттуда? – спросил Харальд.
Я с замиранием сердца попросила ракетку. Всё мы обсудили – вес, обхват ручки. На другой день приходит – с гостинцами, но без ракетки. Оказывается, ракетку у него на пограничном пункте временно изъяли. Спросили: мол, а это куда? И Харальд честно отвечал: дескать, одной русской писательнице несу. Его спросили: и что, она эту ракетку увезёт с собой в Россию? Харальд признался: увезёт. Западные пограничники посовещались, решили, что это будет контрабанда и задержали ракетку. Заберёшь, дескать, на обратном пути.
Во всём мире исполнительское рвение служивых развито сильнее, чем их способность суждения. В этом и запад от нас никогда не отставал.
-А если бы ты нёс её, чтобы поиграть?
-Тогда бы пропустили.
-Что же ты не сказал, что идёшь сыграть партию в теннис?
Харальд даже растерялся:
-Да, но ведь я не играю в теннис!
Вот это и был пункт наибольшего расхождения наших менталитетов – восточного и западного. Законопослушный западянин не приучен врать, как мы – на каждом шагу. Начиная от школьной отмазки: «Зуб болел» и кончая взрослым тотальным открещиванием: «Не был, не состоял, не видел, не знаю». От греха подальше.
-Завтра иди через другой пограничный пункт и выучи наизусть: ты идёшь играть!
На следующий день ракетка была у меня.
Я и сейчас её храню, хотя прогресс семимильными шагами ушёл вперёд, давно мы уже играем более совершенными изометрическими ракетками, доступны любые, хоть какие чемпионские.
Тогда же это чудо фирмы «Пума» – нежно-фиолетового цвета, в серебристом чехле – страшно было в руки взять. Я чувствовала себя на родных кортах VIP-игроком.
В том же июне, на закате советских времён секретарь Союза писателей России Валерий Поволяев организовал в Адлере семинар для писателей, пишущих на спортивные темы.
Съехались мы туда, кучка молодых, спортивных и талантливых. Володя Рекшан, баскетболист и музыкант (группа «Санкт-Петербург») привёз на семинар повесть «Кайф», которая заканчивалась словами «Обторчался вчерняк» и вся дышала юношеской силой и свежестью!
Спустя четырнадцать лет, вспоминая те времена, он грустно скажет: «А как хорошо всё начиналось!»
Тогда казалось, вот так и будет всегда: молодость, талант и сила.
Илья Картушин, ватерполист, уже умер.
Костя Тублин, лучник, теперь издатель и бизнесмен. Всё так же попадает в цель.
Я, по велогоночной привычке, прячусь от встречного ветра жизни за его широкой спиной.
Мы тогда устроили с ним теннисный матч. На «американку» – чего пожелает выигравший. Наши семинаристы наблюдали за игрой. Конечно, моя пумовская ракетка была предметом вожделения, каждый попробовал ею поиграть. Разумеется, я рассчитывала на победу: с такой-то ракеткой при равных (уже было проверено) силах!
Однако что-то не пошло, я стала проигрывать. Костя человек азартный, у него и сейчас, в бизнесе многое держится на кураже, на художественной игре, на настроении и, как ни странно, не подводит его. Не он ли вывел наше издательство из рифов даже в смертельный для многих дефолт! Не его ли кураж помог нам выстоять и в 2002 году, когда ввели налог на добавленную стоимость на книги и цены так подскочили, что многие издательства сошли с дистанции.
Короче, Костя принял решение выиграть тот матч вопреки объективным предпосылкам. И когда я это поняла, когда до меня дошло, что «американку» мне придётся не получать, а отдавать, я в запоздалом отчаянии завопила: «Только не ракетку!»
Грянул взрыв смеха, а Костя смущённо и в то же время победно покраснел.
Скорее всего, они подумали про мою «девичью честь», но в те времена такие мысли ещё было принято скрывать.
Мне же моя «девичья честь» вовсе не казалась таким уж привлекательным предметом, чтобы быть поставленной на кон матча, и только по хохоту моих товарищей я сообразила, что они могут считать иначе.
Не помню теперь, выиграла я тот матч или проиграла. Если проиграла, то отделалась скорее всего какой-нибудь бутылкой вина. Костя никогда не был кровожадным, и ракетка, предмет его зависти, осталась при мне. А если выиграла, то тоже не больше бутылки вина, которую в тот же вечер мы и выпили всей нашей компанией.
С тех пор мы дружим.
На каких только кортах, какими только ракетками Костя не играл за эти годы, но уже не со мной, далеко опередив меня не в одном теннисе. И вино тех времён он давно не считает вином.
Но остаётся неизменной точка нашего равенства, на которой тогда зависла на волоске победа, сделав исход матча уже несущественным. На ней и держится наше доверие до сего дня и впредь до скончания мира.
«А как хорошо всё начиналось!»