Хадж православного. возмужание. Часть 4

                В кабинетах Особого отдела было шумно, царила нервозная атмосфера. Оперсостав курил в коридоре, в полголоса обсуждали обстановку и само происшествие. Суслов неоднократно пытался выведать у Румянцева детали случившегося, но тот, свято выполняя указания Яценко, отделывался общими фразами.
- Ты, как провинившаяся институтка! - психанул Суслов. Что ты перед нами ломаешься, все равно, сейчас все, как на духу, будешь рассказывать в кабинете у шефа.
- Это мое дело, что рассказывать, а о чем помолчать.
- Был ты среди нас овцой, отбившейся от стада, - раздраженно заметил Суслов, а стал козлом! Раз мозгов не хватает - напоролся на неприятность, сам и отвечай. Я, защищать тебя, не буду. Дзюбу мы все хорошо знаем, мужик что надо, а ты, сам расхлебывай свое ..., свою кашу.

- Так я что, еще и виноват?! Этот нахал гадит нам, как может, а вы его паинькой считаете. Этого Дзюбу давно в Союз нужно откомандировать за все его дела. Материалов на него, целая папка собралась, а после этой выходки, можно за двадцать четыре часа в Союз отправить.
- А что может быть «получено» на Дзюбу? Ты что, на него «подборку» завел?
- Не «подборку», а «сигнал».
- И с какой окраской?
- Если нужно на совещании доведут.
- А на операцию, к духам, ты пойдешь, когда Дзюбу откомандируют? - с ехидством поинтересовался Суслов.
- Каждому свое.
- Это уж точно. Ты, за эти два года, за пределы аэродрома ни разу не высунулся. Объясни-ка нам, за что медаль получил?
- Не твое дело! - вспылил Румянцев.
Из кабинета показался Яценко.

- О чем шумим, шпионоловы? - с натянутой улыбкой спросил он, подойдя к оперработникам. - Накурили, хоть топор вешай.
- Обсуждаем, как Румянцев вместо Дзюбы на операцию к духам пойдет.
Яценко молча, уже без улыбки взглянул на офицера.
- Вам все шуточки...
- В жизни, всегда есть место шутке! - встрял, стоявший рядом, Забаров.
Почувствовав общий настрой не свою пользу, Яценко усмехнулся и, выразительно глянув на Румянцева, скрылся за дверью кабинета начальника.
- Ты, особенно не ерепенься, - отвел Суслова в сторону Забаров. - Его скоро начальником назначат, тогда попоешь.
- Слава богу, не к нам.

- Жизнь, она по спирали развивается. Шарик круглый. Где-то в Союзе, можешь оказаться под его началом, вот тогда он тебе кровушку попьет.
Румянцев рассеянно слушал разговоры, больше беспокоясь о своем положении. Наконец всех пригласили в кабинет Полякова. Сотрудники расселись за длинным столом, привычно раскрыли тетради, для записи «ЦУ».
- Начну с того, что скажу очень тривиальную вещь - прошу быть всех профессионалами. О том, как «не надо делать», сейчас нам расскажет майор Румянцев.
Румянцев не ожидал такого поворота. Что и как, и в каком объеме рассказывать? Он посмотрел на Яценко, но тот сидел, уткнувшись в свою тетрадь, вычерчивая какие-то фигурки.

- Товарищ полковник, - обратился Румянцев к Полякову, - я не понял, о чьих действиях я должен рассказывать? Я ведь ничего не делал, просто стоял, а он, вывел их и поставил перед строем.
- Я прошу вас рассказать по порядку, как все проходило, в динамике, так сказать.
- Выполняя указание начальника, - начал Румянцев, - я пришел в расположение роты Дзюбы, чтобы встретиться и поговорить с ним...
Поляков мельком взглянул на Румянцева, - «Ишь ты! – «выполняя указание». Уже и вина меньше».

- ...Дзюба в это время проводил построение личного состава. Увидев меня, он дал команду, выйти из строя трем солдатам. Те вышли, а Дзюба говорит: - «Вот твои агенты». Румянцев замолчал, пожал плечами.
- Это все?
- Все.
- Что вы делали дальше?
- Молча повернулся и ушел.
Поляков поднялся, прошелся по кабинету. Вранье и трусость всегда выводили его из себя, он пытался сдержаться. Сел на место.
- Какие у кого будут мнения?
- А на кой черт он это сделал? - подал голос Забаров. - Ты что, поругался с ним до этого?
- Нет, не ругался.
- Мы все знаем Дзюбу. Просто так, он не станет такие номера откалывать.
- Я должен пояснить, - подал голос Яценко. - С Дзюбой, ранее, проводились профилактические беседы из-за его поведения, информировали о нем командование. Так что, особой любви он к нам не питает.

«Хорошо отвертелся, грамотно» - подумал Румянцев. - «Значит, Полякову он не все рассказал. Знать бы что! Дернул меня черт, ему рассказать правду. В шоке был».
- У оперсостава будут вопросы?
- Мне не понятно, - поднялся Суслов, - как мог такой серьезный человек, каким является Дзюба, шутить такими вещами?
- Серьезный человек не ведет аморальный образ жизни, а Дзюба вечно пьян, вечно с женщинами развлекается.
- А ордена, ему тоже за баб дают?
Яценко поднял глаза на Забарова.
- Прежде чем защищать Дзюбу, потрудитесь сами меньше пить. Ни одно партсобрание, без обсуждения Вашего поведения, не обходится.

- Я и не защищаю Дзюбу. Он сам себя защитит. Если произошла расшифровка, виноват оперработник. Конспирацию соблюдать нужно. Мне все же непонятно, зачем он выставил этих стукачей на показ всей роте?
- Куда вы скатились, Забаров?! Мы воспитываем агентуру на патриотических примерах, говорим об их патриотическом долге, а вы, как самый затрапезный обыватель, так отзываетесь о наших агентах.

- А я говорю не об агентуре, а о стукачах. Нам, среди солдат, агентура не нужна и это всем ясно. Ни одной ориентировки я не читал и ни разу не слышал, чтобы ЦРУ поставило задачу своему сотруднику завербовать нашего солдата в первом взводе мотострелкового полка. А мы столько нервов и времени тратим на это, что мне самого себя, до слез жалко. Ведь люди про нас думают, что мы, в КГБ, занимаемся серьезными задачами, что это мы стоим на рубеже защиты Государства. А мы вербуем солдат, следим за самоволками и «не Отечества для», а чтобы лишний раз «уколоть» командование. Стыдуха!
- Этого требуют наши приказы.

- Наши приказы этого не требуют, их умные люди пишут. Это уже на местах, внизу, каждый начальник крутит этим приказом, как хочет, чтобы прикрыть свою задницу. Ведь ни кого и никогда еще не ругали за наличие лишней агентуры. А пора!
- Вы что, Забаров, пьяны? Да он пьяным на совещание прибыл! - обернулся Яценко к Полякову.
 Поляков молча смотрел на своего заместителя. Тот, не встретив нужной поддержки, смешался и вновь обратился к Забарову.
- Вы с утра выпили или с вечера не протрезвели?
- Это с чего вы решили, что я пьян? Дыхнуть?

Разговор перерастал в перепалку. Поляков не хотел скандала, поднялся.
- Не думаю, что Александр Леонидович настолько безответственен, что выпил перед совещанием. Но мы отвлеклись. Речь идет о происшествии, о расшифровке сразу трех агентов, какие бы они не были. В первую очередь, это живые люди и для них, это травма, для нас - позор! Как правильно уже заметили, их могут, конечно, не убить, но избить основательно. Это как раз и говорит о том, что уровень работы сотрудника, стиль работы, довольно примитивен.
Агент – это образованный, умный, находчивый человек, работающий на нас, а значит и на государство ради высокой цели. В этом я с Забаровым согласен. Командир бригады, очень оперативно, отправляет их во внутренний округ, за это ему спасибо. В случае «мордобоя» виноватым был бы не Дзюба, а мы, с нашим неумением работать.
- Повезло солдатам, домой едут. Сейчас нужно ждать массовых расшифровок нашей агентуры.
Послышался легкий смех. Суслов толкнул Забарова в бок, подмигнул – каков начальник!?
- Не думаю, что дойдет до этого. Лучше бы узнать о причинах такого поведения от самого Дзюбы и выяснить все мотивы. Мне кажется, что товарищ Румянцев не все нам рассказал и полагаю, что у нас произошла расшифровка не только агентуры, но и наших отдельных материалов.

Румянцев похолодел. Такого оборота дела он не ожидал.
- Прошу Вас рассказать оперсоставу обо всех обстоятельствах в отношении Дзюбы и, еще раз повторить, как произошла расшифровка агентуры.
- Что? Рассказывать все о «сигнале»?
- Кратко, по фактам. Я же не думаю, что кто-то из оперсостава, расскажет Дзюбе о сути материалов и наших промахах.
Румянцев бесцельно закрыл, потом вновь открыл тетрадь, поежился, взглянул на Яценко - ну держись Виктор Иванович, мосты сожжены!
- Я проверял сигнал на офицера «Д» с окраской «Измена Родине в форме бегства за границу с угоном авиатехники»....

              Оперработники недоуменно переглянулись, уставились на Румянцева - ну-ну, продолжай, что за сигнал такой?
- ...неделю назад мы, с Виктором Ивановичем, проводили контрольную встречу с агентом «Сокол» - одним из подчиненных офицеров Дзюбы. Я сомневался в честности этого агента, а Виктор Иванович стал напрямую расспрашивать «Сокола» о Дзюбе и его связях. Теперь, мы подозреваем, что агент довел до Дзюбы наш интерес, а Дзюба, в отместку, расшифровал наших агентов.
Яценко смотрел на Румянцева во все глаза: – «Ну, постой гаденыш, встретимся еще!»
- Теперь, подробно, об инциденте с агентурой.
- Я же рассказывал.
- Рассказывали, но представили дело так, что во всем виноват Дзюба. А мне кажется, есть огромная доля Вашей вины. И, встаньте, пожалуйста, чтобы вас было лучше и видно, и слышно, всем, здесь сидящим.
Деваться было некуда, но часть вины он уже переложил на Яценко. Теперь тому еще больше от шефа перепадет за то, что своевременно не доложил всей правды.
Румянцев еще не закончил свой доклад, как Забаров и Суслов откровенно «заржали». За ними захихикали и остальные.

Яценко бросил взгляд на Полякова, тот сидел молча, вычерчивая какие-то фигурки в тетради. «Он что, совсем рехнулся? Что творит, прямо судилище устраивает!»
Оперработники оживленно переговаривались, поглядывая на неудачников. Яценко побагровев, молчал.
- Какие будут суждения по вскрывшимся обстоятельствам?

Поднялся Суслов.
- Думаю, что нужно срочно менять оперработника. Несомненно - произошла утечка информации и Дзюбе стало известно, что им интересуется Особый отдел. Я, правда, не представляю, как можно сигнал, с такой окраской, приклеить Дзюбе. Лично я знаю его как простого, русского человека, офицера с высоким пониманием долга. Честь и совесть, для него, не пустые слова. Зачем ему угонять самолет, когда он, чуть ли не каждую неделю, по границе Пакистана гуляет? А характер у него такой, что наверняка уже и пакистанцам не раз давал просра…, то бишь «прикурить». Тут, какая-то, ложная информация прошла.
- Эта информация перепроверена, полностью подтверждена свидетельствами очевидцев. Кроме того, его моральный облик...

- Да какой там, к черту, моральный облик. Ну, таскает он к себе баб, так он же холостой, какие к нему претензии? И я уверен, что если Василий когда-нибудь женится, более верного мужа не сыскать. Я вновь утверждаю, что этот сигнал – чушь. Я обслуживаю штаб, вижу его каждый день, хорошо знаю его и готов поручиться за него. Если такой сигнал существует, то это, кто-то из завистников решил его оговорить. Если, конечно, это не блеф оперработника.

- Вы больше верите Дзюбе, чем своему коллеге? - вопрос Полякова заставил всех замолчать. Теперь все смотрели на Суслова. Ни на секунду не замешкавшись, Суслов резко и категорично ответил
- Да. Я доверяю Дзюбе и не доверяю Румянцеву.
- Можете обосновать?
- Могу, но не хочу. Вы человек новый, у вас должно сложиться свое мнение.
- Я полностью поддерживаю нашего партийного секретаря, - вставил Забаров, - демонстративно протянул руку Суслову и они обменялись рукопожатиями.

- Хорошо, садитесь. - Поляков обвел всех взглядом. Кроме Румянцева и Яценко все смотрели на него открыто, ожидали, что скажет новый начальник в острой ситуации.
- Вот, что я хочу сказать в первую очередь. Я начал совещание с того, что просил вас быть профессионалами и это важно. И один из вас, капитан Забаров, начал именно профессиональный анализ случившегося.
Этот случай свидетельствует о состоянии контрразведывательной работы участке Румянцева, а может и в целом по отделу. Я согласен с Забаровым, что приказы наши написаны правильно и в них нигде, не говорится об обязательном наличии определенного количества агентуры. В них говорится о достаточном и надежном контрразведывательном обеспечении наших войск и сколько иметь агентов, каждый определяет самостоятельно. Нельзя перекладывать на плечи агентов задачи, которые может и должен решать лично оперработник.
Именно, сам оперработник, должен быть, в первую очередь, первоклассным агентом и выполнять основную массу работы. Основной объем информации собирать лично, анализировать ее и лишь потом, на острые участки, направлять агентуру, через которую разрабатывать объекты нашей заинтересованности, а не собирать через агентов «жареные факты». Когда оперработник превращает агента в заурядного информатора, а если угодно, стукача, происходят истории, подобные этой. Агент, это, прежде всего высококвалифицированный специалист, который должен работать или над проблемой, или с конкретным противником.
Вот тогда, ему самому, будет интересно, авторитет органов КГБ поднимется в глазах людей, с которыми мы работаем бок о бок. Агентура Румянцева работала по принципу «что увижу, то скажу». Это, извините, оперативная бездарность или же нежелание работать. Что мешает Румянцеву хорошо работать, мы сможем определить и помочь. Но мы не станем держать на должности оперработника, фальсифицирующего материалы и будем освобождаться от таких.

Поляков обвел всех взглядом: сидели как мыши, это хорошо!
- Я тоже поинтересовался Дзюбой и скажу честно – мне нравится этот аморалист. И, прежде всего - своими человеческими качествами. Не мне вам рассказывать, как Дзюба дорожит каждым солдатом, как готовит их к боевым действиям, делает своих солдат настоящими профессионалами. Посмотрите, как гордятся солдаты, тем, что служат в его роте, как стоят за ротного стеной.
Это потому, что Дзюба сильная личность, настоящий военный профессионал и люди к нему тянуться. Меня вообще, удивляет, как могли быть заведены материалы на Дзюбу, тем более, так долго продержаться. Это значит, что Румянцев лично Дзюбу не изучал, его личных качеств не знает. А ведь вы, наша смена, вы вскоре станете руководителями и чем выше должность, тем важнее задачи. Очень плохо, если бездарный оперработник, который в самом низшем звене не научился работать, вдруг поднимется по служебной лестнице и становится большим начальником. Тогда и цена ошибки будет гораздо больше.
Я подчеркиваю – мы, сейчас, самое низшее звено в КГБ, мы те, кто собирает первичную информацию. Наша информация и сведения из сотен других отделов, анализируется «наверху» людьми, способными к правильным выводам, к обобщению, перепроверяется через сотни других агентов, а потом докладывается высшему руководству для принятия правильных политических решений.
Но на нашем, низшем уровне, в человеке, сотруднике, закладываются те качества, которые нужны для большой и серьезной, государственной работы. А теперь, оцените каждый себя, свою работу в свете того, о чем мы говорили, чтобы вы, своими решениями не искалечили бы судьбу человека, не принесли бы ущерба стране. Это все. Совещание закончено, все свободны.

В общем кабинете оперсостава табачный дым стоял сплошной стеной - курили даже те, кто вообще не курил. И говорили сразу все. Румянцев сидел за своим столом, затравленно поглядывал на коллег, но интереса к нему не проявляли. Такого исхода совещания никто не ожидал. Суслов положил руку на плечо Забарова.
- Ну, Саша, спасибо за поддержку парторганизации. Неужели нам повезло с начальником?!
- Повезло! По этому случаю, предлагаю сегодня выпить.
- Вот это слова зрелого контрразведчика! А у нас, всегда есть в запасе. Приглашаю всех в штаб. - Бросил взгляд на одиноко сидевшего Румянцева. – А ты, пока не поздно, брось «дело» на Дзюбу в печку.

Румянцев не ответил, сунул папку под мышку и вышел из помещения.
«Черта, лысого!» - шагая в свой домик, вслух ругался Румянцев, - «мой срок здесь кончился, завтра - послезавтра прибудет сменщик. Там, три дня на передачу дел и в самолет. Не успеете даже характеристику на меня переписать».

В отличие от соседней комнаты, в кабинете Полякова царила гнетущая тишина. Яценко не сдерживал накопившуюся злость и, уже минут пять, не выбирая слов, высказывал Полякову «свое мнение».
- Ваше мнение, - перебил его Поляков, мне понятно. Вы объясните мне простую вещь - почему Вы, мой, заместитель, мой первый помощник, обманывали меня?
- Я вас не обманывал...
- Вы не просто обманывали меня. Вы мне попросту врали. Когда вы, с Румянцевым, докладывали материалы на Дзюбу, то ничего не сказали о расшифровке.
- Я сам не знал.
- А за что же вы «отчистили» Румянцева на явке? Это первое. Второе - докладывая о расшифровке, вы представили события так, будто Дзюба сам вычислил этих агентов и «по вредности характера», расшифровал их публично.
А Дзюба, посмеялся над нами, то есть, в вашем лице, над всей контрразведкой, над этими «дубоголовыми операми». И я вам скажу, почему вы так поступили. Расскажи вы правду, стала бы известна ваша личная ошибка на встрече с агентом «Сокол». А так, вы с Румянцевым выставили «врагом» Дзюбу. Его бы скорее откомандировать в Союз и замять все сразу. Вот и весь ваш расчет. А судьба Дзюбы вас интересовала меньше всего.
Наступила тягостная пауза. Яценко подавлено молчал.
- Я полагаю, что вас еще рано назначать на самостоятельную работу. Должность начальника Особого отдела подразумевает большую ответственность, в том числе, и за судьбы тех, кого мы проверяем.
- Ну, это не Вам решать. - Румянцев поднялся. - С вашего разрешения, я пойду.
- Не задерживаю.

              Старшина еще раз проверил содержимое рюкзаков солдат, готовых к отправке в Союз, удовлетворенно крякнул.
- Ну, сынки, счастливого вам пути! Солдаты вы были хорошие, за что вас командир уже поблагодарил. И я вам, тоже свое «спасибо», говорю. Неприятности, которые с вами случились, все временно. Все перемелется сынки, счастливого вам пути!
- Можно мне с командиром еще поговорить? - задал вопрос Шульга. - Мне очень нужно.
- Не успеешь. Вертолет уже под парами, а ротный неизвестно где. Напиши ему, если что.
- Не хочу я никуда лететь. Оставьте меня тут. Я детдомовец, что мне в Союзе делать, а тут, я как дома, все ребята, как родные.
- Не могу Шульга, вертолет нельзя задерживать. Видишь, сколько офицеров-штабистов летит. Ждать не станут.

             Солдаты вскинули вещмешки на спины, пожали руки старшине, забрались в вертолет. Старшина помахал им рукой, взял под руку Шидлаускаса.
- Пошли, сынок, пошли. Я ведь знаю, зачем ты вызвался помочь проводить их. До сих пор, вон, кулаки не разжал.
- Так и хотелось хоть по разу двинуть. Но вы пасете их как мамка-нянька.
- На то я старшина, чтобы видеть вас насквозь, каждого.
  Они, не торопясь, пошли в городок. Кабульский борт вырулил на полосу, натужно завыл двигателями. Разогнавшись по полосе, оторвался от бетонки и, наклонившись носом вперед, стал набирать высоту.
- Горяч ты больно. – Поучал Андреич. - Человек слаб, его нужно...

Старшина не договорил. До его ушей донесся знакомый хлопок и характерное шипение.
- ...твою мать!!! - оба повернулись, ища глазами вертолет.
Со стороны афганского аула к вертолету, медленно набиравшему высоту, несся маленький, ярко-красный язычок пламени. Через мгновение ракета вонзилась в борт вертолета, раздался взрыв. Вертолет устремился к земле и скрылся за возвышенностью.
Грузный Андреич, дико матерясь, задыхаясь, бежал за Шидлаускасом.
- Сынок, у него же полные баки! Сгорят все! Беги скорее!
В подтверждение его слов из-за бугра поднялся густой столб черного дыма.
- Быстрее сынок, быстрее... всех надо повытаскивать. Сгорят!!!

Из городка вырвалась БМПэшка и понеслась к месту падения. Когда она пролетала мимо Шидлаускаса, тот уцепился за задние крюки, забрался на броню. Старшина, ковыляя на обе ноги, бежал следом. Из городка показалось десятка два людей, бежавших к месту падения. С аэродрома, в том же направлении, несся УАЗик.
Первой на всем ходу подлетела боевая машина.
Из люка показался Дзюба. Вертолет лежал на боку. Ракета попала в сопло двигателя, но редуктор винта, каким-то чудом не заклинило, что помогло летчикам посадить машину за счет авторотации. От грубой посадки шасси подломилось, вертолет лег на бок, придавив боковую дверь. Задние створки перекосило и заклинило. Через иллюминаторы было видно, как мечутся внутри люди. Из поврежденных трубок вытекало топливо и тут же воспламенялось. В любую секунду могли взорваться баки - тогда конец.

- За рычаги! - крикнул Дзюба Шидлаускасу и кинулся снимать буксировочный трос. Шидлаускас нырнул в люк, подогнал БМП вплотную к вертолету. Дзюба перетащил тяжелый, толщиной в руку, стальной трос, просунул крюк в щель между створками, зацепил его за одну из них, второй конец накинул на передний крюк БМПэшки.
Шидлаускас уже включил задний ход и, увидев отмашку Дзюбы, отпустил педаль. БМП легко потянула створку, та со скрежетом прогнулась и открылась. Из образовавшегося проема стали выпрыгивать пассажиры. Дзюба поймал первого.
- Сколько вас там?
- Шестнадцать с экипажем, - прокричал борттехник, вытирая струившийся пот. - Несколько человек ранено. Корпус вертолета уже лизали языки пламени растекающегося топлива. Ничего хорошего ждать не приходилось. Дзюба бросился к вертолету, помог очередному офицеру выбраться наружу и сам проскользнул в люк. Внутри все было застлано едким дымом.
Стараясь реже дышать, Василий пробрался к кабине летчиков, она была пуста. Повернул назад. Пламя ворвалось внутрь, лизало руки, обжигало спину. Двигаясь на четвереньках, наткнулся на неподвижное тело, подхватил его, вскинул на спину и бросился к люку. По пути наткнулся еще на одного. Передав тело подоспевшему Шидлаускасу, вернулся назад, взвалил на себя слабо стонавшего раненого.
 Добравшись до края люка, спрыгнул на землю и, придерживая одной рукой лежавшее на плече тело, поспешил от вертолета. К нему уже бежали. Подхватили раненого, понесли дальше, когда за спиной раздался слабый взрыв.
- Это боеприпасы, - мелькнуло в голове, - сейчас и баки рванут.

Он, уже было сделал шаг, когда второй взрыв взметнул позади столб пламени. Дзюбу сильно толкнуло в спину, он упал, но тут же поднялся и побежал прочь. Его поймали, накинули какие-то тряпки, потушили горевшую на спине, пропитанную вертолетным топливом, гимнастерку. Из примчавшихся командирских УАЗиков высыпало начальство, указания сыпались вперемежку с матом.

Подошел Велин. Все обмундирование на Дзюбе висело клочьями
- Наш пострел и тут успел! - сплюнул он. – Ты, Василий, «в каждой бочке затычка»!
- Вот в бочку бы сейчас, я бы не отказался, - Дзюба подул на обожженное плечо.
Велин обнял его за талию, подтолкнул к машине.
- Дуй в медсанбат, быстро. Дальше без тебя разберемся.
Шатаясь, Василий направился к УАЗику, но, вспомнив что-то, остановился. Подошел к группе пострадавших, заметил старшину, маячившего рядом Шидлаускаса.
- Наши живы?
- Поджарились немного, а в целом, живы. - Шидлаускас радостно тискал в своих объятиях Шульгу. - Они, как младшие чины, сидели в хвосте, вот им меньше всего и досталось.

На земле лежало тело офицера, укрытое брезентом.
- Из Кабула офицер, - кивнул старшина, - видно осколками, когда ракета попала.
Дзюба взглянул на старшину.
- И ты тут оказался!
- Я, как командир.
- Присмотри за бойцами, сам знаешь! Я в санбат, раны зализывать.

Дзюба вернулся к УАЗику. Водителя не было. Уже прибыло несколько санитарных машин. Он не стал их ждать, сел за руль и быстро погнал машину, поставив ноющее тело встречному ветру. Остановился у медсанбатовских «модулей», бросив машину, вошел в приемное отделение и столкнулся со знакомой медсестрой. Она молча оглядела его.
- Пошли.

Быстро провела его в соседнюю комнату, кивнула на операционный стол.
- Раздевайтесь, ложитесь.
- Вот это хорошая команда, - усмехнулся Дзюба, - всегда готов.
Дзюба скинул остатки формы, разделся до трусов, лег животом на прохладный, обтянутый клеенкой стол. Вошел врач, осмотрел спину: ожоги были не глубокие, но множественные. Дав указание, врач вышел и Лена стала обрабатывать раны. Дзюба с улыбкой поглядывал на снующую рядом медсестру. Обмазав всего мазью и перебинтовав руки, она спросила.
- Останетесь у нас?
- Дома лучше.
- Тогда, капитан, свободен. - Она открыла кран рукомойника и стала мыть руки. Закончив, повернулась к Дзюбе, - можете идти.
- Прямо в трусах?

Улыбнулась, оглядела атлетическую фигуру пациента.
- С такими данными можно и так. Тем более что надевать одежду Вам, пока, не рекомендуется. А мне нечего вам дать.
- Так уж и нечего? - хитро прищурился Дзюба.
- Ну, вы и нахал, капитан. Можете хоть немного серьезным побыть, без этих намеков и подколок?
- Так еще не было случая. Вы же ко мне не захотели в гости зайти.
- Зайду, раз приглашаете.
- Жду сегодня вечером.
- Сегодня я дежурю. Возможно завтра.
- Буду ждать. Ну, я пошел.

              Дзюба взял свою портупею, застегнул поверх трусов, сунул ноги в ботинки и вышел. Навстречу показался Дворниченко, тащивший тяжелый портфель.
- Вася! - заорал он радостно, - Ну ты, брат, даешь! Ты что, пришел к бабам прямо в таком виде? Или не успел «ХБ» натянуть, когда убегал!?
- На память им оставил. Что у тебя в портфеле?
- Коньяк. Хочу в санбате на спирт поменять.
- Дай-ка хлебнуть, а то, что-то жарко.

Дворниченко быстро достал бутылку, сорвал пробку зубами, протянул товарищу.
- Пей Вася, пей дорогой.
Дзюба приложился к горлышку.
- Д-а-а! протянул Дворниченко, оглядев вымазанную мазью спину. - Зрелище удручающее. Дай-ка и я тоже хлебну, от нервов.
- Не переживай Женя, я родился в год собаки, как на собаке и заживет.
- На еще бутылку, иди и лечись. По правде сказать, такое впечатление, будто ревнивая любовница тебе по заднице пощечин надавала.

Дзюба прошествовал в трусах до своего домика, скинул одеяло с кровати и лег на живот, закрыл глаза. Спина горела «ярким пламенем». С трудом задремал.
Проснулся оттого, что кто-то водил чем-то мягким по его спине. Повернул голову и увидел белый халат.
- По ногам вижу, что вы раньше срока в гости пришли.
- По ногам узнает. Только это и запомнил. Мужик, он и капитан, мужик.
- Ну конечно. Это же истина. Вы знаете, где у мужика глаза?
- Ну, где?
- У женщины на заднице.

                Лена рассмеялась, перестала обрабатывать ожоги.
- Не смешите, а то я ошибусь, вместо мази, спину спиртом натру.
- Я проспал сутки или вы раньше времени чаю захотели?
- Ваш комбриг пришел в медсанбат и приказал проведать раненого. Мы вместе зашли, но он пожалел вас, не стал будить. Ну, а я, напросилась на правах вашего лечащего врача.

Дзюба сполз с постели, взял со стола электрочайник, включил в розетку.
- Тогда начнем чаевничать прямо сейчас. Это ничего, что я перед вами не во фраке?
Лена с улыбкой следила за балагурящим капитаном, разгуливающим в трусах по домику. Он достал коньяк, конфеты, поставил кружки, сел напротив.
- Зачем Вы плакат Маши Ростовой под занавеской держите?

Дзюба мельком взглянул на плакат, на Лену и стал разливать коньяк.
- Скажем так - большой поклонник.
- Хороший вкус. Она сейчас звезда первой величины, на весь Союз гремит.
- А вам нравится?
- Как певица, да. Как женщина, сами понимаете, какие мы женщины «объективный народ».
- Понимаю, - улыбнулся Дзюба. - За знакомство!
Лена выпила, взяла конфету.
- Василий Васильевич...
- У нас после первого стакана переходят на «ты». Не против?
- Против. Сегодня, за полдня, я про Вас такого наслушалась, что могу обращаться только в такой форме.
- Не верьте. Люди врут.

Лена молча смотрела на сидящего перед ней, едва не погибшего, обожженного капитана, пьющего коньяк, чтобы заглушить мучительную боль и балагурящего, не желающего подать вида, как ему трудно и, все больше проникалась уважением. Она поднялась, поцеловала Дзюбу в губы и вышла.
            Василий, не промолвив ни слова, поглядел ей вслед и задумчиво произнес.
- Значит, останемся настоящими друзьями.
Лена шла в медсанбат, размазывая слезы по щекам, не обращая внимания на встречных. Зайдя в перевязочную, откровенно расплакалась. Вошел хирург Решетников.
- Что случилось, Леночка?
- Ничего, - улыбнулась она, безуспешно пытаясь удерживать катившиеся слезы, - это хорошие слезы. Просто думала, что все мужики козлы и сволочи, перевелись настоящие люди, а они, оказывается, есть. Этот капитан спас десяток человек, чуть не сгорел, от боли дует коньяк и сидит шутит, как ни в чем ни бывало.

             Полковник снял очки, протер воспаленные глаза, снова водрузил их на нос.
- На войне, Леночка, в людях столько хорошего проявляется, что я уже перестал удивляться. Но если вы о Дзюбе, то тут вопрос спорный. С одной стороны он хорош, а с другой, своими ручищами он стольких людей на тот свет отправил, кошмар. Человек пятьдесят. Они хоть и враги, но тоже люди. Многих из них я оперировал, хороший народ, мужественный. Зря мы с ними воюем, уходить нам надо. Ну, а вы отличная медсестра и эмоции прошу в сторону. Нам пора за стол и жаль, что не за обеденный.

                **
              Из городка вышла колона боевых машин и устремилась к аулу, из которого была пущена ракета. Поднятые сразу после этого вертолеты, сменяя друг друга, уже который час барражировали над аулом и прилегающей местностью, стремясь зафиксировать любые передвижения моджахедов.
По докладам летчиков с воздуха, никто из аула не выходил, значит, стрелявший находился в селении.

Командир батальона, подполковник Скворцов, лично знавший всех старейшин аула, ехал во главе колоны. При подходе к аулу, дал команду спешиться. Часть колоны пошла в обход. Солдаты занимали места, изготавливались к бою.
- «Броня», я «Воздух», «ноль пятый». По селению, навстречу вам движется группа жителей, человек пятнадцать, от вас метров четыреста.

- «Ноль пятый», вас понял, спасибо. Продолжайте контролировать, если что, поддержите огнем. - Скворцов повернулся к командиру БМП. - Передайте по рации, переводчика ко мне. Всем стоять на месте.

К головной машине подбежал солдат-туркмен. Скворцов отложил свой автомат, оставив себе только пистолет. Показалась группа афганцев. Все были без оружия, подошли к головной машине, поприветствовали офицера. Один из стариков долго говорил. Переводчик старался переводить сразу, но не успевал, с трудом подыскивал русские слова.

- Они видели и знают, что произошло, просят простить и не принимать мер. Они знают, кто стрелял, этот человек находится в ауле, но прячется.
- Кто этот человек.
- Он недавно пришел в аул из отряда Эмоли. Он родом из этого аула, заявил, что не хочет дальше воевать, собирался остаться с семьей.
- Откуда у него ракета?
- Он пришел без оружия и пока неизвестно, где он взял «Ред ай». Они просят дать им время, они найдут его и передадут нашему командованию. Они хотят жить с шурави в мире.

- Как долго они будут искать его? Настанет темнота и он скроется из поселка. У нас погибли люди, мне нужен ответ.
Услышав о гибели, старейшины сделали молитвенный жест, скорбно и смиренно склонили головы. Затем, вновь заговорил старейшина.
- Они просят не принимать наказательных мер, - солдат-переводчик вновь с трудом подыскивал слова, - просят подождать до утра. Они заверяют, что он никуда не уйдет, они сами приняли все меры. Они мирно относятся к шурави и не хотят воевать.

Скворцов задумался. Командование потребовало немедленно разобраться в причинах происшествия, прочесать весь аул и найти стрелявшего. Нельзя оставлять аэродром под «мушкой» неизвестного духа - ни летать, ни ходить по лагерю спокойно нельзя. Доложи сейчас, что принял предложение старейшин, спросят, кто тебя уполномочил, почему не выполнил приказ. Проведешь прочесывание, вряд ли его найдешь, если сами жители его не могут найти. Если они, конечно не врут. Но у аксакалов, это не принято.
- Хорошо. Я согласен. Нужны ли наши солдаты в ауле?
- Нет, они сами примут меры, найдут его и доставят командованию. Просят подождать до утра и завтра дадут ответ.
- Ждем до утра. - Скворцов кивнул афганцам и пошел к своим.
Машины взревели двигателями, колонна развернулась в городок. В наушниках раздались позывные вертушек.
- «Броня», как успехи?
- Духи пообещали «выдать» стрелка к утру. Выполняйте прежнюю задачу, пока я не согласую вопросы с командованием.

Скворцов доложил по военному кратко, приняв ответственность за решение на себя. В кабинете Велина находились офицеры штаба «сороковой армии». Поднялся полковник, возглавлявший группу.
- У вас есть уверенность, что они нас не обманут. Народец-то скользкий.
- В том, что они его не упустят, уверенности нет. Сразу после пуска ракеты он мог уйти в горы. Вертолетами все не обшаришь.

- Что будем докладывать наверх: диверсионная группа, фанатик или мирные жители развлекаются? Почему к вам не поступила информация, что этот душман прибыл в аул? Эмоли нам известен как один из самых непримиримых и жестоких «полевиков».
Я понимаю, что этот вопрос ко мне, - повернулся Поляков. - Я опрашивал своего работника, занимающегося работой в окружении. Информации такого плана действительно не было. Пока не знаю, плохие ли источники информации в ауле или слаб оперработник. Определенного ничего нет. Ну, а наверх нужно докладывать, как есть.
- И о вас тоже?
- Если вы считаете нас виновными в случившемся, докладывайте и о нас тоже. Если это в вашей компетенции.

Полковник из армии замолчал. Вылетать в Кабул нужно было срочно, но вылетать в такой обстановке неизвестности было опасно. Ехать наземным транспортом долго и еще опаснее.
- А что скажет комбриг? - обратился он к Велину.
Велин сидел молча, перекидывая пальцами коробок спичек. Эти штабисты приезжали ни к нему, в соседнюю мотострелковую часть и «свалились как снег на голову» со своими проблемами, когда своих по горло. Пожал плечами.
- А я должен что-то говорить?

Армейцы переглянулись. Их полковник покраснел, надулся, не находя слов.
- Вы бы могли сообщить нам о своих планах по решению этой задачи.
- Какой задачи? Мне задачу никто не ставил.
- Я вам ставлю.
Велин вновь пожал плечами
- С какой стати Вы мне ставите задачу. Прибыли вы не ко мне, как начальнику гарнизона, мне не представлялись, о целях своего прибытия не сообщали, о своих полномочиях тоже, а теперь, вдруг, «ставите задачу». Если бы вас не сбили, я бы вообще не знал о вашем существовании. Скажите спасибо моему капитану за то, что выдернул вас из горящего вертолета. А то бы у нас этого разговора не было бы.

- Вы что, комбриг, в бутылку лезете?! - полковник едва сдерживался. – Скворцов, вы свободны!
- А кто же будет докладывать решение на дальнейшие действия?
- Вот вы и доложите!
- Вы не кричите, товарищ полковник, хотя бы потому, что вы у меня в бригаде...
- Вы что, угрожаете мне?

- ... а значит я тут хозяин, - продолжал Велин - А на хозяев не кричат. Кроме того, Скворцов мой подчиненный, приказывать ему буду я. Он серьезный, грамотный офицер, толковый комбат, который назначен мной для ликвидации этого душмана или диверсионной группы, посмотрим, что там будет. Он владеет обстановкой и способен принимать решения. Раз он так решил, значит, положимся на него.

- Да у меня офицеры погибли!
- А у меня люди почти каждый день гибнут - война, товарищ полковник! Только на прошлой неделе четырех солдат потерял.
- А вы не ровняйте солдат, с моими офицерами...
- А перед Господом Богом все равны и не виноваты в том, что мы, живые, допускаем ошибки. Вам же сказали вчера, что нужно было вылетать вечером, так вы не захотели, решили «посидеть» с друзьями. Ваш экипаж не соблюдал правил взлета с аэродрома - тоже ошибка. Ваши ошибки и повлекли гибель офицеров, а вы ищете виноватых среди нас.

Полковник поднялся из-за стола, уперся костяшками пальцев в край.
- Прошу выйти всех, кроме комбрига.
Велин вновь пожал плечами, остался сидеть в своем кресле. Остальные офицеры быстро вышли из кабинета. В коридоре армейцы окружили Скворцова
- Что это ваш комбриг так ведет себя?
- А как он ведет себя? По-моему, он все верно сказал. Вы тут водку пили, а на него пытаются ответственность повесить.
- В принципе, все правильно, но помочь нужно? Да и нельзя же, с будущим генералом, разговаривать в таком тоне.

- Если этот полковник хочет дожить до «генерала», то должен во всем слушаться комбрига, - улыбнулся Скворцов. - А помочь, обязательно поможем. Ваш экипаж допустил ошибку. Нужно было отстреливать отвлекающие ракеты, а он взлетал «по кабульскому варианту».
- Высота, еще, была маленькая.
- Наши начинают отстреливать еще с земли. Ну, да ладно, погибших не вернешь. Можем дать наш экипаж. Эти довезут, а я прикрытие с земли обеспечу.
- Хорошо, готовьте экипаж. Не знаю, чем там переговоры закончатся, но не думаю, что у нашего полковника после разговора с комбригом не появится желание задерживаться здесь, - рассудил второй полковник, бывший в той же группе.

              В кабинете Велина стояла гнетущая тишина. Комбриг продолжал играть коробкой спичек, изредка поглядывая на «армейца».
- Вы давно комбригом?
- Уже три года.
- Не надоело?
- Вы, товарищ полковник, говорите по делу и ведите себя прилично, по-офицерски.
Полковник вновь долго, испепеляющим взглядом смотрел на Велина.
- Ну, ты и птица!
- Да, заткнись ты к ядреной матери! - так же на «ты» перешел Велин. - Хочешь сказать по делу, говори. Будешь ругаться, поднимусь, уйду и будь доволен, если не плюну.
- Ты, у меня, запомнишь этот разговор!
- Хоть фамилию свою скажи, а то не буду знать кого благодарить.
- Епифанов, моя фамилия, Епифанов. И обещаю, что спокойная жизнь у тебя кончилась. Навещать тебя стану чаще и не только я.

- Вот и хорошо. Приезжай, вместе на операцию сходим, повоюем, глядишь, и тебе пару орденов дадут. А то на штабной работе закиснешь. Вот там, под пулями и разговор будет честный. Я лично попрошу Командующего, чтобы именно тебя прислали на очередной боевой выход. Все, теперь мне нужно идти. Переговори со своими офицерами, когда и как будете выбираться отсюда. Как решите, так и будет.
Велин вышел, оставив, потерявшего дар речи Епифанова. В коридоре наткнулся на офицеров.
- Поговорили, Владимир Ильич?
- Поговорили, - криво усмехнулся Велин.
- Что будем делать?
- Тебе неясно, что делать?
- Ясно. Я пошел.

               Скворцов натянул фуражку на лоб и, прошмыгнув мимо кабульских офицеров, вышел из штаба.
- Вышколенные у вас офицеры, с полуслова понимают.
- У меня отличные офицеры, свое дело знают. Вы решайте со своим Епифановым - как и чем добираться до Кабула. Необходимую помощь окажем.
Велин коротко попрощался и вышел.
- А комбриг нахал, - поправляя очки, заметил молодой подполковник. - Наверняка в «армии» поддержку имеет.
- Да не нахал он, а реалист. Нам нужно было не водку глушить, а делом заниматься.
- Не бывать ему генералом - наш об этом побеспокоится.
- Как докладывать будут, а то может и нашему барину туго придется.
- Ничего комбригу не будет. Мы в разных ведомствах. Десантники своих в обиду не дадут, это у них железно.

Открылась дверь, Епифанов пригласил всех в кабинет, внешне он уже был спокоен.
- Я созвонился с Кабулом, транспорт сегодня к нам не планируется.
- Тут местные предлагают свой борт, летчики, говорят, опытные. Прикрытие тоже обеспечат.
- Так и поступим. Торчать тут незачем. Николай Иванович займется подготовкой к вылету. Останьтесь на пару минут, остальные свободны.
Полковник Козлов подсел к столу, закурил, дожидаясь пока все выйдут.
- Как тебе этот нахал?
- Да не горячись ты Коля, - они были полные тезки, - остынь. - Мы немного не правы, а они тут хозяева и обстановку знают лучше нас. Я тебе ничего не буду советовать, как решишь, так и поступим.
- Ладно, вернемся, тогда я ему покажу, кто тут хозяин. Ему тоже хочется лампасы получить, вот и посмотрим.
Козлов промолчал.

                ***
               Цимбал матерился на весь городок. Самое безобидное,
что он говорил по поводу «штабных», это «вонючие ...ляди» но по его убеждению, это было страшным оскорблением. Лететь в Кабул никак не входило в планы Цимбала.
- Как звезду снять, так у них рука не дрогнет, а когда коснется собственной шкуры, так Цимбал лучший летчик. Ну не суки, а?!
Правый летчик, с авиационной фамилией Муха, слушал мат командира и прокладывал маршрут на карте.
- Переживаешь Юра, что тебе выпить не дают, так здоровье будет крепче.
- Что значит «не дали»? Кто это мне «не даст»?
- Ну, ты не нарезайся, меня хоть пожалей.
- Не переживай, работай. Я пойду, Дзюбу проведаю, а ты проконтролируй подготовку. Через час - колеса в воздухе!

Цимбал вышел из штаба и наткнулся на группу армейских офицеров. Проходя мимо, снова выматерился и смачно сплюнул. Дзюбу он нашел в его домике. Тот лежал на животе в одних трусах.
- Это хорошо, что ты спину обварил, а не передок. Если сегодня вернусь из Кабула, пойдем повеселимся с военторговскими девчатами.
Увидев на столе коньяк, сделал несколько глотков прямо из горлышка.
- Нехорошо у больных лекарство лакать. Поставь бутылку.
- Не жадничай. Я тебе из Кабула свеженького привезу, а то этот уже протух, клопами воняет. Кроме того, я ведь тоже в медицинских целях. Мне, эти штабные, так нервы испортили, хоть за рычаги не садись. Я на этих штабных без содрогания смотреть не могу. Придется с собой что-то взять, а то меня в полете стошнит от них.
- Возьми, только учти, что офицерского звания, ниже младшего лейтенанта, не бывает.
- Ничего, я им в воздухе качели устрою, надолго меня запомнят. Выздоравливай Вася и, как комбриг сказал, не суйся туда, куда собака свой «х» не сует. Имеется в виду хвост.

              Цимбал демонстративно чмокнул Дзюбу в маковку и вышел. Зайдя в свой вагончик, взял летный шлемофон, планшет, оружие, закрыл дверь и в приподнятом настроении направился к вертолету.
Захарову позвонили, что экипаж к вылету готов. Скворцов доложил, что охранение на месте. Начальник штаба отыскал Епифанова в столовой.

- Можно лететь, товарищ полковник, экипаж в вертолете, оцепление выставлено.
- Я говорил с Кабулом. Наш начмед просил прислать кого-нибудь из медиков, получить медикаменты.
- Я договорюсь с медсанбатом. Пришлю машину, отправлю вас на аэродром.
- Там какие-то солдаты были, так вы их пока не сажайте, подождут. Наших много.
- Двое ваших раненых, останутся у нас в санбате.
- Все равно.

Захаров пожал плечами, кивнул, молча вышел. На пороге столовой столкнулся с Цимбалом.
- Где ваша пехота? – поинтересовался летчик.
- Перекусят и минут через тридцать будут на стоянке.
- Вот напрасно им жрать даете. Только закуску зазря переводите. Они же на вертолетах летать не умеют.
Захаров засмеялся.
- Думаю, ты прав. Они еще не взлетели, а запах уже идет нездоровый. Ну, ты не очень старайся.
- А я что!? Я ничего. – Картинно пожал плечами Цимбал. Кивнул на безоблачное небо. – Погода по трассе плохая.

            Решетников приказал срочно разыскать медсестру Панову, прислать к нему в кабинет.
- Врачи все в работе. Слетайте, Леночка в Кабул, получите инструмент и лекарства. Вы лучше любого врача разберетесь, что нам нужно. Поторопитесь, вылет через полчаса.
Лена зашла к себе, переоделась и направилась на аэродром. У вертолета стояла группа офицеров. Она спросила старшего.
- Меня за медикаментами направили.
- Вот и хорошо. Может этот летчик, - Епифанов кивнул в сторону вертолета, - меньше материться будет.

Из боковой двери вертолета доносился десятиэтажный мат Цимбала. На землю спрыгнул борттехник и бегом направился в городок. За ним в проеме двери показался Цимбал, мрачно осмотрел всю группу.
- Есть такие, кто в воздухе блюет?

Офицеры молча пожали плечами, переглянулись. Летчик криво усмехнулся.
- Ну-ну! Будете потом мне вертолет мыть, - и ушел в кабину.
- Тут наглец на наглеце, - процедил Епифанов. - Летчик, когда вылетаем?
- Как «парашу» принесут, так и вылетим, - раздалось из глубины вертолета.
Вскоре вернулся запыхавшийся прапорщик с ведром, с грохотом швырнул его вглубь вертолета.
- Прошу всех садится.
Вслед за Епифановым забрался Козлов.
- Прошу, прошу, - засуетился молодой подполковник в очках, пропуская вперед медсестру.
- Спасибо. - Лена по стремянке забралась на борт.
- Вам очень идет военная форма, - польстил ей подполковник, усаживаясь рядом на складывающееся бортовое сидение. Лена улыбнулась.
- Думаю, что вам больше нравится, когда мы в мини юбках ходим.
- Это конечно, - обрадовался офицер, - разрешите представиться – Подгаец Александр Иванович. Уж коли судьба выпала лететь вместе целых три часа, не скажете ли, как вас зовут.
- Елена Ивановна.
- Так мы оба «Ивановичи». По этому поводу анекдот. - Он наклонился к ее уху.
Цимбал повернулся в кресле, критически осмотрел «кобелящегося» подполковника.
- Ну-ну, голубок! Поворкуй! - и включил запуск двигателей. – «Вышка», я борт ноль четыре, разрешите «Запуск».

Винты уже месили воздух.
- Ноль четвертому «запуск» разрешаю, - проследовала команда.
- Вот и ладненько, - усмехнулся Цимбал и через минуту снова вышел на связь.
- Я ноль четвертый, разрешите «Предварительный».
- Разрешаю, - проследовал короткий ответ.

Подрагивая всем телом, вертолет оставался на месте. Двигатели продолжали набирать обороты, поднимая пыль с площадки. Муха повернулся к командиру.
- Выруливай на старт, командир. Не нарывайся на неприятности.
- Буду с места взлетать, - прокричал в ответ Цимбал.
- Опять ...здюлей получишь.
- Видишь ли, Муха, вот ты летчик не пьющий, а потому соображаешь туго. Того духа, что утром бабахнул кабульский борт, еще не поймали, а мой друг Вася лежит больной. Нас, с тобой, спасать будет некому. Лучше я получу очередной выговор, чем сгорю на полосе.

              На командном пункте дежурный руководитель полетов спокойно наблюдал за вертолетом Цимбала. Подошел недавно прибывший заместитель командира вертолетного полка.
- Запроси «ноль четверку», почему он не выруливает на «Предварительный».
Руководитель мельком взглянул на заместителя.
- Он и не собирается. Будет взлетать с места.
- Опять Цимбал выпендривается. Там же «бугры» летят, «хай» поднимут.
- Это пехота, все равно ничего не понимает.
- Я ноль четвертый, разрешите «Исполнительный», - раздался в динамике голос Цимбала.

Подполковник взял у руководителя микрофон.
- Ноль четвертый, выполняйте...
- Выполняю, - быстро ответил Цимбал и дал максимальные обороты двигателю.
 Машина тут же оторвалась от земли, на секунду зависла и, наклонившись носом вперед, отстреливая тепловые ракеты, стала быстро набирать скорость и высоту.
- Вот засранец! - возмутился подполковник, - я же хотел сказать «Выполняйте «Предварительный».

              Руководитель полетов и офицеры командного пункта откровенно хохотали.
- С Цимбалом так нельзя. Чтобы его остановить, нужно было сначала обматерить, а потом дать команду.
- Ах, вот как надо было! - изобразил деланное удивление подполковник. - Ладно, когда вернется, так и поступлю.

Цимбал быстро занял указанный эшелон, установил скорость, но через тридцать минут снова стал набирать высоту.
- Нам дали эшелон две тысячи, куда ты лезешь? - раздался в шлемофоне голос второго летчика.
- Хоть ты и Муха, а летать не умеешь, - весело начал Цимбал, - поэтому тебя и назначили ко мне, лучшему летчику полка. Вот я тебя и буду обучать практически.
Муха, улыбнувшись, покрутил головой. Когда набрали больше трех тысяч, Цимбал снял ларингофоны переговорного устройства, поманил к себе Муху. Тот поднял клапан шлемофона, подставил ухо - командир хотел что-то сказать, что не должно было записываться на бортовой магнитофон-самописец.

- Сейчас я буду отрабатывать противоракетный маневр. Ты в управление не вмешивайся, сиди тихо.
- Юра, брось ты это дело, живи спокойно.
- Муха, ты не прав. Позови борттехника.
Подошел прапорщик. Цимбал прокричал ему на ухо.
- Хватит ракеты переводить, побереги для новогоднего фейерверка. Пристегивай кресло, садись рядом.

Прапорщик недоверчиво покосился на командира, вздохнул и прокричал в ответ.
- Я лучше устроюсь сзади и ведро приготовлю.
- Молодец! Действуй.
Правый пилот сверил курс.
- Командир, доверни вправо, двенадцать.
- Выполняю, - Цимбал скорректировал курс.

Внизу медленно проплывали унылые пейзажи малонаселенной страны. Цимбал оглянулся в салон. Пассажиры поглядывали в иллюминаторы, некоторые дремали. Молодой подполковник, со слащавой улыбкой, продолжал донимать медсестру, склонившись к ее ушку.
- Готовьтесь, сердечные вы мои! - Цимбал слегка потрогал ногами педали, положил руку на рычаги управления двигателями. - Для начала покачаемся!
Вертолет стало раскачивать. Качка длилась минут пять. Борттехник с ведром наготове внимательно следил за пассажирами.
             Дремоту у всех сняло «как рукой», с тревогой посматривали на кабину летчиков. Болтанка прекратилась, все успокоились, но не тут то было! Вертолет вдруг стал стремительно терять высоту. Пассажиры оторвались от своих сидений, повисли в воздухе, беспорядочно размахивая руками. Молодой подполковник вцепился руками в края своего сидения, удерживаясь на месте.
              Цимбал так же резко прекратил снижение, дал максимальные обороты. Все снова попадали на свои места. Лена упала на свое сидение, но его нижняя стойка сложилась. Рука подполковника, державшегося за свое место попала между ребром ее сидения и Лена, падая в него, краем своего сидения передавила пальцы офицеру, не удержалась и соскользнула на пол. Подполковник дико завыл, выдернул руку, размахивая окровавленными пальцами.

- ... твою мать!!! Корова чертова!!! - орал он, заглушая рев двигателей.
- А какой галантный был! - веселился Цимбал.
Офицер выл и матерился. Лена поднялась, пересела на другое место, которое ей уступили, но вертолет вновь камнем полетел вниз. Пассажиры снова повисли в воздухе. Очкарик завыл еще громче, но уже не пытался держаться за сидение, мелко сучил ногами.
Так же внезапно падение прекратилось. Оказавшись на своем сидении, едва сдерживая смех, Лена помахала рукой борттехнику.
- У вас есть аптечка?
Тот сунул ей металлический ящик с красным крестом на крышке.
- Давайте ваш палец подполковник.
Лена разорвала упаковку, достала бинт, ощупала палец. Судя по отеку, действительно был перелом. Наложив шину и туго перебинтовав палец, Лена вернула аптечку борттехнику. Цимбал вновь бросил машину вниз.

- Что это такое? - прокричал Епифанов борттехнику.
- Воздушные ямы, - ответил тот и подсунул ведро очередному офицеру, который начал издавать характерные звуки. Оставив ведро страждущему, прапорщик пробрался в пилотскую кабину.
- Командир, кончай это дело! Ведро уже полное! Все столовское меню в ведре. Почти до краев.
Цимбал весело поглядел на борттехника.
- Выполняю!

Успокоенный прапорщик вернулся на свое место, поставил в угол ведро, накинул сверху брезент. Дальше полет проходил почти нормально, не считая болтанки. Пассажиры с белыми лицами, платками вытирали струившийся пот. При подходе к Кабульскому аэродрому Цимбал связался с командным пунктом.
- Прошу условия посадки.
- Видимость десять, ветер юго-восточный, два - три метра. Посадку разрешаю
- Смотри, слабый ветер, а какая была болтанка! - усмехнулся Муха.
- И не говори! - со смехом откликнулся Цимбал.

              Вскоре вертолет мягко коснулся бетонки, немного пробежал по полосе и «зарулил» на указанную стоянку. Их встречали несколько автомашин, в том числе «санитарка». Цимбал выключил двигатели, снял шлемофон и прошел к двери. Спрыгнув на землю, помахал на прощанье спускающимся пассажирам и направился на командный пункт. Измотанные полетом офицеры вываливались из дверей и тут же садились прямо на землю. Лена, пошатываясь, подошла к «санитарке». Медики загружали носилки с трупом погибшего.

- Меня прислали за медикаментами, подскажите, где получить.
- Садитесь с нами, подвезем.
На складе медицинского имущества все было готово и она, быстро получив необходимое, попросила отвезти к вертолету. Симпатичной медсестре никто не отказывал. Сама направилась в штаб оформлять документы. В коридоре столкнулась с Цимбалом.
- Как дела дохтур!? - радостно оскалился он. - Обратно со мной?
- С вами, черт бы вас побрал! В вертолете еще кто-то будет?
- Будет. Теперь Вас целый капитан развлекать будет. Особист. Про шпионов анекдоты расскажет.

               В конце коридора на подоконнике сидел высокий, стройный капитан, с открытым, приветливым лицом, крутил в руках фуражку.
- Капитан, вот ваша попутчица. Медсестра знает стоянку, она вас проводит. - Цимбал выскочил за двери. - И не опаздывать! - прокричал он уже с улицы.
- Пчельников, - представился офицер. - Когда летим?
- Сейчас оформлю накладные, и пойдем к вертолету. А когда летим, только летчики знают. Будем их ждать.

              Пчельников шел молча, изредка перекладывая с руки на руку чемодан. Лена спросила.
- Вы откуда, из Союза?
- Из Украины.
Дальше опять шли молча
- Что-то вы на особиста не похожи. Обычно они разговорчивые, язык хорошо подвешен.

Пчельников пожал плечами, улыбнулся, спросил.
- А вы здесь давно?
- Третья неделя пошла. Две недели работала в Кабульском госпитале, потом отправили в кандагарский медсанбат.
- Как там условия?
- Похуже чем здесь, но жить можно. Все обустроено.
- Ваш ящик уже в вертолете, - сообщил борттехник, давайте сюда чемодан.
- Когда вылетаем?
- Как только летчики пообедают, так и полетим.
- А без обеда нельзя?
- Вы, я вижу, в авиации ничего не понимаете. У летчиков святой закон - побывать в столовой. Вы тут посидите, никого не подпускайте, а я сбегаю в столовую, заодно и вам прихвачу пережевать.

              Он ушел. Пчельников присел было на вертолетное колесо, но, спохватившись, предложил место Лене. Она засмеялась, села.
- Подождем чревоугодников.
Минут через сорок показался экипаж. Цимбал был в прекрасном настроении, нес под мышкой несколько бутылок коньяка.
- По машинам! - радостно гаркнул он, забираясь в вертолет.
Сев на место, открыл одну бутылку, отхлебнул из горлышка. Второй летчик запускал двигатели. Вырулили в начало полосы.
- Я ноль четвертый, разрешите «исполнительный»?
- Разрешаем.
- Семдесят, девяносто, сто, сто десять – отрыв, - отсчитывал правый летчик.- Курс 280.
- Выполняю, - весело отозвался Цимбал и стал над «кандагаркой». – Видишь, Муха, какая это мутота взлетать «по самолетному». Нет, ей Богу, уйду в отряд на «Скобу». Там вольному-воля.

 Обратно долетели без приключений и «воздушных ям». Вертолет пилотировал Муха, а Цимбал яростно резался в карты с борттехником и капитаном. При подходе к аэродрому, вернулся на свою «чашку».
На посадку Цимбал зашел поперек полосы, завис над своей стоянкой и точно, «след в след», посадил вертолет на место.
- Разгружайтесь братва, - бросил он. - Я побежал слонов получать.
- Каких слонов? - не понял Пчельников.
- Это так «наказание» называется, - разъяснил Муха.
- А за что наказание?
- Там найдут за что. За посадку, точно получит.
- А я, было, подумал, что тут не только верблюды, и слоны водятся.

                **

                Скворцов закончил доклад. Велин поднял трубку телефона и связался с Поляковым. Выслушав комбрига, тот ответил, что немедленно зайдет, и вскоре появился на пороге. Скворцов повторил все сначала: утром в гарнизон прибыл афганец, сообщил, что они нашли стрелявшего. Скворцов прибыл в аул. В доме, куда они зашли, под охраной двух вооруженных афганцев, находился молодой, лет двадцати парень. На вопрос, где взял ракету, ответил, что у него дома были спрятаны несколько таких ракет, лежали уже давно. Он показал остальные ракеты, которые Скворцов изъял.

           Далее он объяснил, что не намеревался стрелять по вертолету, а только хотел проверить работоспособность батареек на ракетах, так как они долго лежали. Тут взлетал вертолет, он без всякой цели навел ракету и нажал на спуск. Он не ожидал, что ракета исправна, так как лампочка индикатора не горела, но ракета сработала. Ракеты были нашего производства – «Стрела –1». Кроме ракет он сдал два автомата и патроны. После этого «дух» просил не принимать никаких мер к его семье. Сам готов умереть, но просил мать не трогать. Он достаточно повоевал в отряде Эмоли и сейчас ему все надоело, хотел жить мирно, поэтому ушел из отряда.

            Оставив его в доме, Скворцов посоветовал помогать матери по хозяйству и никуда не отлучаться. «Дух», приготовившийся к худшему, был удивлен, что «шурави» не расстреливают его и даже не забирают с собой. В глазах у парня мелькнул огонек надежды. Однако Скворцов не уверен, что парня не заслали сюда специально с каким-нибудь заданием.
- С ним можно встретиться?
- Я предупредил старейшин в ауле, что мы еще приедем побеседовать с ним.
- Тогда я возьму своих работников и поеду допрошу его.

               Разговор проходил в доме моджахеда. Дух держался скованно, на вопросы отвечал односложно: воевал два года у Эмоли, вернулся потому, что надоело воевать, выстрелил случайно. Он виноват, готов умереть, но просит не трогать семью, они ничего об этом не знали.
Поляков задумался. История была до безобразия правдоподобной. Если бы парня заслали к ним с заданием, он бы не выкинул такого номера.
- Сколько у Эмоли людей, какое оружие.
- В отряде две сотни. Оружие разное, в основном стрелковое. Есть четыре миномета, несколько станковых гранатометов, большое количество итальянских мин.
- Где сейчас его отряд?
- Когда уходил, отряд был в Пакистане. Его и еще десять человек, Эмоли послал с караваном доставить оружие на одну из баз в горы. Тогда он решил уйти из отряда домой. В отряд возвращаться нельзя, Эмали убьет как вероотступника.
- Где база, на которую доставили оружие?
- В горах, он может показать.
- Хорошо, покажешь. Находись здесь, в ауле. Помогай матери.

              В глазах у афганца вновь засветилась надежда.
Вернувшись в гарнизон, Поляков прямиком направился к Велину, рассказал о полученных сведениях, спросил совета.
- С каких это пор Особый отдел с нами советуется? Обычно указания дает.
- Особый отдел - не ЦК КПСС, а у вас опыт, в этих делах, посолидней.
- Ей богу приятно с тобой работать. Ну, что же, за оружием сходим, возможно, там будет засада, но все равно нужно идти. Если там будет солидный склад, значит, парень не врет. Если этот склад, конечно, вообще существует. Если к утру «дух» не сбежит, подготовимся и завтра возьмем эту базу.

                **

              Полякову доложили, что на смену Румянцеву прибыл новый оперработник. Он сразу пригласил Пчельникова к себе. Яценко вызвал к себе Румянцева. Сидя за столом, он настороженно ожидал, что ему скажет Яценко.
- У меня к вам вопрос по «сигналу» на Дзюбу. Вы лично уверены, что он не сбежит, если не сейчас, то позднее.
Румянцев пожал плечами, не понимая, к чему клонит Яценко.
- Так уверены или нет?
- Я в самом себе не уверен, как можно отвечать за других
- Я понимаю ваш ответ, как то, что у вас остались сомнения в политической надежности проверяемого Дзюбы.

У Румянцева мелькнула догадка, но вопросов задавать не стал, сам скажет.
- Да, до конца я не уверен в нем.
- Поляков приказал материалы на Дзюбу уничтожить как необоснованно заведенные, но человек он новый, а дело вели мы. Мы в эти материалы до конца ясности не внесли, целый ряд оперативных мероприятий, не по нашей вине, не осуществили. У меня к вам просьба - перед уничтожением составьте реферативную карту по содержанию «сигнала», я ее подпишу и отошлю в армейский отдел для постановки на контрольный учет. Возможно, когда-нибудь эти материалы еще всплывут и понадобятся.
- Хорошо, я доложу завтра.
- Нет. Попрошу сейчас. Завтра вы будете заниматься передачей дел новому сотруднику.
- Хорошо, иду заполнять карту.
Через час он положил папку с материалами и реферативную карту перед Яценко. Тот пробежал глазами текст документа, остался доволен, вернул папку с документами Румянцеву.
- Сдайте документы секретарю на уничтожение. Карту я оставлю себе, подпишу и сам отправлю.
Румянцев вышел. Яценко еще раз «пробежался» по документу, расписался за начальника. Когда начальника не будет в гарнизоне, он зарегистрирует ее и отправит по инстанции.
- Теперь, Дзюба, посмотрим, как твоя дальнейшая служба сложится. Академии, во всяком случае, тебе не видать, а значит, выше майора не поднимешься.

                ***