Как слово наше отзовется

     Как часто бывает, происходят где-то события, местные или судьбоносные для многих – большинство людей, живущие от тех мест за тридевять земель и по прошествии десятков лет, даже не подозревают о них, однако, в их жизни, из-за тех дальних и неведомых им событий, происходят порой, совершенно неожиданные перемены. Порожденные именно этими событиями, даже через много лет...
     Об одном таком случае, подтолкнувшем многих людей к действиям, каких они сами от себя вряд ли и ожидали, и пойдет рассказ.
     В 1968 году, демобилизовавшись в мае со срочной службы, вернулся я в свой родной город Куйбышев, который мы часто называли Самарой, да он так и назывался до 1937г, а уж потом его переименовали. Сейчас он вновь Самара – великий и прекрасный волжский город, город моего детства, юности, первой грезы о Женщине, первой любви, город дорогих и близких мне людей и событий.
     Так вот, в августе того года, не помню под воздействием каких причин, каких примеров, но появилось у меня желание заняться зимним плаванием, попросту, стать «моржом».
     Жил я в благодатном, прекрасном для пацанов месте - на крутом склоне волжского берега, в десяти - пятнадцати секундах хода до уреза воды.
     Какое это счастье детства - жить у самой воды на такой прекрасной реке-море, как Волга!    
     Сколько чудесных дней, рассветов, утренних и вечерних зорь проведено в одиночестве и с друзьями детства, то на глади речной, то на крутой, дерзкой волне - захлёбываясь от щенячьего восторга от борьбы и преодоления стихии.
     Сколько цветов собрано нами в букеты на наших любимых Первой, особенно Второй и Третьей полянах, тянувшихся на обрывистых склонах вдоль Волги.
     Сколько песен, мы пацаны перепели, сидя над обрывом на той или иной поляне и любуясь волжскими просторами и проплывающими мимо нас белыми красавцами - пассажирскими лайнерами, крылатыми Ракетами, Спутниками, Метеорами, самоходками, плотами и бесчисленными катерами, лодками, моторками, яхтами, шлюпками, байдарками и… эх память, память…, только дай тебе волю!
     А праздник природы - Весна, как много дарила она нам восхитительных приключений и радостных впечатлений! Никогда не забуду душевное томление, нарастающее напряжение ожидания в период бурного наступления весны в годы, когда еще река не была усмирена каскадом электростанций - что там Волга? Когда пойдет? И, как удар грома, где-то к четырнадцатому-пятнадцатому апреля, могучий рокот Волги подбрасывал и вываливал весь город на ее берега: Волга тронулась! Пошла родная!
     Вначале, набухшая река, напрягаясь все упруже и упруже, пыталась оторвать ледяной покров от кромки берегов, но он сопротивлялся, цеплялся изо всех сил за мыски, за все береговые неровности и изгибы, но где там!
     Проснувшаяся, преодолевающая истому и набирающая мощь река превозмогала, наконец, сопротивление и вот: огромная, без начала и конца, более километра шириной, в метр и более толщиной – ледяная лента, издавая гамму прекрасных звуков – шорохов, потрескиваний, то шелест, то вдруг раскаты, подобные артиллерийской канонаде - начинала движение.
      Всей своей огромной массой, необозримой махиной, она, сопротивляясь – в попытках еще подержать Волгу в ледяном плену – упиралась в наш берег, в его изгиб и кривизну , вгрызалась в него, карабкалась на него, но не в силах противостоять все нарастающей мощи и удали реки, начинала ломаться большими плитами, взгромождая их одну на другую, образуя ледяные горы - торосы, последние льдинки которых в иные года таяли лишь в середине июня.
      А слышали ли вы, с каким мелодичным, хрустальным звоном рассыпается прозрачная, еще недавно монолитная, толстая, но не устоявшая под натиском солнца, источенная его лучами льдина, на бесчисленное множество ледяных игл-сосулек? Какой необычайной красоты перезвон и шелест разносится при этом над водой? Эти звуки напоминают мелодии, исполняемые на ксилофоне, только они живые и западают в сердце на всю жизнь.
     Как-то весной, в период ледохода, прибежал я из школы и помчался на берег, где были мои друзья, где множество народа наслаждались величественным зрелищем: вспухшая, выпуклая, необъятная река несла уже поредевшие, но еще очень крупные ледяные поля, мелкие льдины и всяческий весенний речной трофей: изредка строения, много деревьев и вожделенные для нас брёвна – желанную добычу всех наших соседей, и взрослых и мальчишек.
     На краю приличной льдины, большей своей частью, взобравшейся на берег, резвились наши пацаны и были еще какие-то незнакомые люди. К ним я и присоединился.
      Мы увлеклись чудесным зрелищем и, по-видимому, из-за этого не заметили, как большущая льдина наплыла, уперлась в нашу, и, обломив её, отрикошетив, стала отходить от берега. Многие, в том числе и я, оказались в воде.
     Купальщики по неволе, кинулись на сушу, а я, не знаю почему, вскарабкался на таранивший нас ледяной корабль и на нем стал удаляться от берега.
     Народ, бывший на берегу заволновался, закричал, но помочь было нечем. Лодки еще не были готовы к сезону, ни катера, на пароходы еще не вышли из затонов. Льдину сносило вниз по течению, мои товарищи бежали по берегу, переживая за меня, но что они могли сделать? Я же, восьми или девятилетний мальчишка, мокрый до макушки, стоял на уносившей меня от дома льдине, отошедшей уже от берега метров на семьдесят-восемьдесят и почему-то был в восторге от происходящего, даже холода от насквозь мокрой одежды не ощущал.
     Вот тогда, наверное, и закралось в подсознание предощущение будущего желания моржевать.
     Спасли меня мужики из располагавшегося ниже по течению Волги прибрежного поселения, называвшегося в народе Афоном. У них оказалась пригодная к плаванию лодка.   
     Правда она была в дали от берега, им пришлось помучаться, пока они столкнули ее на воду, а затем догнали льдину, но они сделали это, низкий им поклон!
     Родители мои были на работе и, к моему счастью, ничего не знали о моих приключениях и мне не досталось, за непреднамеренное открытие навигации.
     Прошли, пронеслись года, и вот, лето подходит к концу, купальный сезон на Волге заканчивается, а мне вздумалось заняться моржеванием. Каких-либо рекомендаций по зимнему плаванию, кроме песенки про "моржей", что частенько звучала по радио, мне не попалось. А в песенке этой запомнилось что-то вроде этого:
      "…сорок градусов мороз,
      отморозить можно нос,
      только мы с тобою увлекаемся водою,
      летом и зимою, только водой…"
     Начал я ходить купаться, к сожалению ходить, а не бегать, в одних плавках, без полотенца, в нижнюю, отдаленную от дома суводь, что была после последнего жилья нашего поселения по течению реки - там дно круто уходило вниз и можно было быстро войти в воду, что являлось преимуществом перед берегом напротив моего дома.
     Прошел август, сентябрь, пошел октябрь, вода уже значительно остыла, начались заморозки, но я держался. Холодная вода сильно взбадривала, давала новые ощущения и радость преодоления: себя, холода и уверенность, что смогу, сумею.…
     Но не случилось. Мое хождение в плавках и не обтирание после купания по сильным холодным осенним ветрам, стали приводить к переохлаждению, к каким-то неприятностям со здоровьем, в результате чего я пошел советоваться к врачу по поводу, есть ли какие-то рекомендации для «моржей».
     Рекомендаций, молодая врач, никогда дела с моржами не имевшая, но сильная устоявшимся мнением, что оказаться в холодной воде – это к верной простуде, мне не дала, а наговорила на всякий случай много страхов и тем меня, уже ощутившего некоторые, правда еще небольшие неприятности, сильно обеспокоила.
     Купания закончились. Со временем этот эпизод ушел в глубину памяти, да так бы там и остался ничем о себе не напоминая, если бы не один из тех, с виду совершенно обычных случаев, которые и случаями-то назвать нельзя, но, однако же.…
     Судите сами.
     Прошел тридцать один год.
     Я, уже давний житель Одессы, приехал в отпуск в родные места. Там, - где мы с друзьями выросли, возмужали, откуда пошли в жизнь, к сожалению памяти сердца, но к радости всех, кто там жил и выбрался наконец -то в нормальные дома, со всеми благами цивилизации, - не осталось ни одного двора, ни одной постройки.
     Лишь молодой, почти непроходимый лес шумел там, где с начала пятидесятых и  до конца семидесятых годов,    лепились почти один к другому наши деревянные дома -  на прибрежном, местами, почти обрывистом склоне.  Где крутые лестницы помогали преодолеть вздыбленную крутизну речного берега. Где мы бегали, играли, а зимой - со свистом в ушах и дрожью в коленках слетали с верхотуры на лыжах, самокатах, фанерных листах, а чаще, и просто на подошвах валенок или кувырком. Грустная, ностальгическая для ощутившего все это сердца картина.
     Вот этот пейзаж и увидел я, придя на родной берег, в надежде встретить там друга детства и жизни Володю . И встретил, и не только его, но и его родного брата - Мишу, он был еще ребенком, когда мы с ним виделись в последний раз, где-то там, в конце далеких шестидесятых.
     Стоя на террасе, собранной другом из уцелевших остатков жилья – когда-то окружавшего это место, на самом верху крутого склона, мы любовались изумительным видом красавицы Волги, ее просторами, заречными далями, затоном, где когда-то по веснам собирали ландыши, обрывали черемуху, лакомились диким луком и щавелем, а позже, летом, собирали ежевику и боярышник.
     Вот тут, Миша и скажи: "А все мое семейство занимается зимним плаванием, уж какой год, как моржуем. Это ты дядя Володя пример подал".
     Надо же! В его памяти детства отложилось, что я в холодные, студеные осенние дни, ходил по берегу мимо их дома купаться. С годами это выплавилось в его памяти в то, что эти купания были всю зиму и, вот он, воодушевившись этим примером, действительно стал купаться зимой – единственный из всех нас, кто тогда жил на этом берегу. И увлек этим свою семью.
     Вновь вспомнилось то далекое прекрасное время, легкая грусть несбывшегося и прошедшего защемила сердце. Пришлось восстановить истину, рассказать, что моржа из меня не получилось. От души порадовался за земляка, а на сердце отложилось - как же так, с меня взяли пример, а брать то и не с чего. Вот с такими мыслями и вернулся домой в Одессу, опять в… август, но уже девяносто девятого года.
     Была середина месяца, море было великолепное, теплое, а я еще ни разу не купался в этом сезоне. И это, на Черном море! В двадцати минутах бега от дома до пляжа!
     Что бы не давать себе поблажки, обязался перед собой бегать на море каждое утро, а если пропущу, назначил себе штраф: за каждое пропущенное купание - три дополнительных дня в следующем месяце. Пропустил два раза, получил шесть сентябрьских дней, обязался на сентябрь, а там будет видно. Как ни старался, но заработал штрафные купания и на октябрь.   
     Становилось холодно на дворе, но мои пробежки от дома до моря - где-то около двух с половиной километров - великолепно разогревали, и я без каких-либо неприятных ощущений продолжал купание, все более и более утверждаясь в своем намерении стать моржом, коли уж меня им считали столь долгое время.
      А тут и жена подлила масла в огонь. Ты что говорит, до нового года собрался купаться?   
      Ну тут уж отступать стало совсем невозможно.
      Купаться приходилось в темноте, утром рано, до работы, или уже после, вечером. И вот тут, благодаря темноте, увидел чудесное явление, характерное только для позднеосеннего периода и никогда не виденное мной ранее. Да и не слышал о таком ни от кого. Как-то, входя в море, а была изумительная, тихая ночь, волны чуть слышно мурлыкали, отдыхая после дневных треволнений, я замер от неожиданности, от красоты, проявившейся в темной прозрачной воде от вносимых мной возмущений. Каждый раз, когда, погрузив руки в воду, делал быстрые движения, в местах завихрений воды, вспыхивало неоновое сияние, оно было кратковременно, походило на небольшие светящиеся облачка и было изумительно красиво. Я замер завороженный этой красотой. Боже! Сколько прекрасного создано Тобой!
     Этим чудом любовался с неделю, а затем, к моему еще большему изумлению и восторгу, увидел новое чудо! Как-то, вынырнув из воды, я увидел на своем теле звездное небо!   
     Огромное количество искорок-звездочек образовывали на теле созвездия и россыпи звезд!   
     Они мерцали секунду-другую и исчезали. Вновь окунулся и вынырнул – все тоже великолепие!
     Долго тогда, стоя по пояс в воде, погружался и выныривал, погружался и выныривал.   
     Интересно, наверное, на меня было тогда посмотреть со стороны!
     И эту красоту, это чудо я увидел благодаря Михаилу и его детским, приукрашенных временем, воспоминаниям о моем, якобы, моржевании  в Волге.
     Но вот пришли осенние шторма, море бурлило и рвалось на берег, доставая волнами бетонную стену прибрежной террасы, до которой летом никогда не дотягивалось, далеко не добегая до нее. Купаться стало сложнее, но и интереснее.
     Энергия бушующей стихии как бы заряжала, наэлектризовывала тело, обостряла ощущения, порождала великолепный эмоциональный настрой и укрепляла желание идти дальше, в морозы.
     Время бежало быстро, вот и зима, на воде ледяное крошево – море не замерзло, а только покрылось шугой и, новые впечатления – новые ощущения от купания в этой ледяной каше.   
     Купание в ней сродни процедуре иглоукалывания. Мелкие льдинки, острые как иголки, легко проникают сквозь кожу, нанося комариные укусы, совершенно впрочем безопасные.
     В субботние и воскресные дни бегал на море днем.
     Как-то встретил там трех весьма пожилых людей и познакомился с этими дедами - настоящими моржами. Они занимались зимними купаниями уже много лет, были жизнерадостны и энергичны.
     Встретилась чета: муж и жена, люди средних лет, моржевавшие по-видимому не первый год и выглядевшие великолепно.
     Шло время, я стал уже полноценным моржом со стажем. И вот однажды, мне пришла неплохая мысль - а почему бы не купаться в обеденное время в Лагуне, что бы не бегать на море после работы?
     Я трудился в порту, а в семи-восьми минутах езды от места работы, находилась наша портовская база отдыха Лагуна. С великолепным морским берегом, на котором, море, играя, то создавало отличный пляж, то пошутив, в течение суток не оставляло на его месте ни одной песчинки, предлагая взамен ногодробильные камни, как бы не желая впускать в себя не в сезон пришедшего купальщика.
     Вот туда и стал выбираться в каждый обеденный перерыв, перенеся свои утренние и вечерние морские моционы с тринадцатой станции «Большого фонтана» в Одессе, за шестьдесят километров – в нашу Лагуну.
     На работу и с работы ездил на портовском автобусе. В шесть двадцать он забирал сотрудников и доставлял в порт. Ну а в пять десять начиналась наша обратная дорога.
     Вот стою как-то в середине осени, после работы, ожидаю вместе с другими автобус и невольно слышу разговор, вернее рассказ сотрудника, Арнольда Нырко, относительно недавно начавшего ездить вместе с нами в порт.
     Он оживленно рассказывал кому-то о том, что уж лет пятнадцать как занимается моржеванием. Разговор заинтересовал, мы познакомились, и я предложил ему составить кампанию в моих выездах на «Лагуну», куда я добирался на своей Волге – Газ -24, почти все время стоявшей у меня под окнами моего кабинета в пожарной части. Согласие последовало, и вот на ней мы ездили купаться в обеденное время. Итак, нас стало двое.
     Прошло еще пару лет и вот, как-то, в конце лета, перед обеденным перерывом, подходит водитель автобуса с нашей автобазы. Он давно прослышал и присматривался к нашим купаниям в Лагуне и, наконец, решил присоединиться к нашей группе.
     Иногда он купался зимой и раньше, но то были удальские купания, то было «знай наших», а тут уже серьезное, долгосрочное намерение.
     Вот здорово, и нас стало трое и, благодаря ему, и его портовскому автобусу, отпала необходимость искать машину, когда моей не было, чтобы добираться до Лагуны и обратно.   
     Появилась возможность выезда в Лагуну многим, всем кто пожелает. Так одно, цепляет за собой другое.
     Ну, а тут уж проявился эффект и от рассказов бывалого моржа портовикам о прелестях зимнего купания. У многих, под воздействием зажигательных и соблазнительных монологов Нырко о моржевании, в чем он приуспел, зародилось желание заняться зимним плаванием.   
     На море, в Лагуну, стали выезжать все больше и больше людей. Так прошел остаток лета, потянулась осень, и на удивление нам, да и самим абитуриентам, в зиму вошло четырнадцать человек, а моржами, из зимы вышли пятнадцать. Одна из женщин, Наташа, прервавшая купания в ноябре из-за какой-то хвори, возобновила их на Крещение - девятнадцатого января и уже больше купаний не прекращала.
     И вот я думаю, стали бы эти люди, и я сам моржами, не встреться мне в отпуске Миша, не скажи он о своем моржевании? А ведь эти люди никогда его не знали и не узнают. И он о них ничего не знает. Однако вон как на меня и на них повлияло его слово!
5 июля 2004г