Суд

Он стоял близко у дверей и хорошо слышал, что происходило за ними.
     Прошу всех, кто хотя бы раз, хотя бы на мгновение встречался с …, тут он услышал свое имя, войти в свидетельские ложи. Послышалось движение огромной массы людей, глухой шум размещающихся вошедших и, после довольно продолжительного рассаживания приглашенных, в установившейся тишине прозвучало: введите новопреставленного.
     Кто-то подхватил его и, через мгновение он увидел себя в огромном амфитеатре, сплошь заполненном людьми самого разного возраста: от младенцев до глубоких старцев, мужчин и женщин, многих из которых он знал и припоминал, но основную массу, как ему казалось, видел впервые.
     Люди смотрели на него, кто доброжелательно, кто враждебно, кто безразлично, но он вдруг почувствовал, что каждый их них сейчас, каким-то непостижимым образом, повлияет на его дальнейшую судьбу, на то, что с ним будет дальше.
     Величественный председательствующий собрания, в ослепительных, сотканных из света одеяниях, обвел присутствующих всепроницающим взором и, неожиданно, сочувствующим Ивану тоном произнес - прошу Вас, уважаемые приглашенные, покажите судимому внутреннюю суть его поведения, при встречах, общении и совместном пребывании с вами.
     И дал слово маленькой девочке.
     Иван удивился, что может знать и сказать о нем эта крошка, нечего еще, как ему казалось не смыслящая в жизни? Еще больше удивился он, когда девочка начала рассказ. Она не открывала рта, она просто смотрела на него. Внезапно, перед взором всех присутствующих, отчетливо всплыл эпизод из далекого Иванова детства.
     Он, тогда мальчонка, в перестиранной и перештопанной маечке и таких же бывалых штанишках, босиком брел по берегу речки, выискивая подходящее место для рыбалки.
     На его любимом поваленном дереве, наполовину уходившем в воду, сидели и уже рыбачили несколько пацанов, они, как воробушки на проводах, заняли все подходящие для рыбалки места, не оставив ни единого пригодного для этого дела сучка, вот поэтому он и шел дальше.
      Ему на глаза попалась маленькая девочка, едва умевшая ходить. Она поднялась с речного песочка, отошла от разомлевшей и задремавшей на солнышке мамы, медленно протопала на деревянные мостки и, дойдя до их едва возвышавшегося над водой края, потянулась за проплывающим рядом с ними игрушечным парусным корабликом. Кораблик был близко и ей очень хотелось его достать и посадить в него свою куклу.
      Девочка решительно потянулась за игрушкой и, он и моргнуть не успел, как по воде пошли круги…
     Он не помнил этого события. Оно не отложилось на поверхности памяти и никогда раньше не напоминало о давно прошедшей драме, которая лишь благодаря его маленькому отзывчивому сердцу не окончилась трагедией.
     Девочка продолжала смотреть на него и события разворачивались дальше.
     Бросив удочку и ведерко с нехитрыми рыбацкими припасами, он, нечленораздельно вопя от испуга за крошку, сам не умеющий еще плавать, забежал на мостки, кинулся в воду и камнем пошел на дно. Там было глубоко, выше его роста, но он, барахтаясь и захлебываясь, сумел как то ухватить девочку и, выбиваясь из последних силенок, все выталкивал и выталкивал ее на мостки.
     Они бы утонули оба. Но его отчаянный крик и суматошный бег, всплеск воды при прыжке и отчаянное барахтанье, привлекли внимание людей. Их спасли.
     Никогда в жизни они больше не встречались. Он не знал ничего о ней. Она о нем знала и поведала суду великое. После ее рассказа доброжелатели оживились, заулыбались, их стало заметно больше.
     Вам слово, верховный указал на мальчишку, в котором Иван сразу узнал своего друга детства, которого он очень ценил и очень тяжело перенес его раннюю смерть от передозировки наркотика, к которому тот пристрастился, не смотря на все противодействие Ивана. Он помнил, что все тогда началось с пустяка. Они, семилетние пацаны, начинали помаленьку, подражая взрослым парням, покуривать стянутые у отцов сигареты, таская их по одной по две, из небрежно оставленных родителями, где попало, раскрытых пачек. Это тянулось довольно долго, пока кто-то из друзей не предложил дать друг другу слово, что больше они курить не будут. Слово дали и сдержали. Все, кроме Владика. Он продолжал курить, уже в открытую, а однажды, не отказался и от чьего-то предложения попробовать покурить анашу….
      Владик радостно смотрел на друга и все присутствующие, вслед за его памятью, оказались сначала в одном, потом в другом, третьем, заповедном для друзей месте, где те то рыбачили, то лазали по запретной из-за своей крутизны и обрывистости береговой скале, то катались по весне на высоких и упругих деревьях. Мальчишки забирались на зеленые верхушки, раскачивались и лихо, словно на качелях, взлетали вверх - вниз, вверх – вниз и отцепившись, пытались отлететь как можно дальше от дерева. Или гоняли по зеркальному льду замерзшей реки на выгнутых из металлического прутка драндулетах.
       Сердце Ивана сладко заныло от теплой волны накатившихся воспоминаний, но они перебивались все новыми картинами, разворачивающимися под взглядом его друга Владика.      
      Последняя из них, была неожиданна и тягостна для Ивана своей внезапно открывшейся жесткой истиной.
      Владик сидел на лавочке возле подъезда своего дома и нетерпеливо поглядывал на часы. Уже двадцать минут, как должен был прийти его друг Иван. Накануне, они договорились вместе пойти к наркологу. Одному Владу это было не под силу, но долгие уговоры Ивана, сделали свое дело, и он решился. Вот только, что-то долго друг не идет. А он, друг, в это время досматривал повтор матча любимой команды, пропущенный ранее, решив, что к врачу они все равно успеют.
      К скамейке подошли Лариска с Федом и Кляксой. И все увидели, как они долго уговаривают Влада пойти с ними, как Влад в отчаянии все посматривает и посматривает на часы, надеясь, что вот-вот подойдет Иван и уведет его от погибельного соблазна к спасительной надежде исцеления…
      Он увидел себя, пришедшего через час после назначенного срока и не заставшего Владика. Больше живым он его уже не встретил.
      Число доброжелателей поубавилось.
      Следующим, получив слово, поднялся пожилой доходяга, по виду бомж, давно не мытый, измятый, одетый с чужого плеча, с черными, в цыпках руками, и затравленным, потухшим взглядом. Он не сразу понял что от него требуется и присутствующие, вместо рассказа об Иване, увидели его жизнь его глазами и содрогнулись людской несправедливости и жестокости, доведших в общем то доброго, но податливого на влияние и не уверенного в себе человека до полудикого состояния, вынужденного сбежать от общества людей в спасительное промозглое бездомное одиночество среди таких же, как и он, непризнанных и изгнанных людьми, людей.
     Его поправили, напомнив, что, сейчас, речь идет не о нем, а об Иване, и, окружающие оказались во дворе большого многоподъездного дома.
     Бомж копался в контейнере с отходами, пытаясь найти хоть какую-то еду. Он, уж в какой раз, несколько дней ничего не ел, сильно ослаб и еле стоял на ногах. Неожиданно на него накинулись вылезшие из подъехавшей машины жильцы из соседнего парадного.
      Ты чего поганец здесь мусор разводишь, озверились они на него. Ты чего повадился тут по двору шнырять, злобно выкрикнул один из них и ударил несчастного и раз, и другой.    
      Вместе с ним принялись молотить по спине и пинками гнать со двора человека, не способного на ответную агрессию, еще двое нетрезвых парней.
      Иван проходил мимо и стал свидетелем этой безобразной сцены. Кинулся к заводиле, схватил его за руки. Вы что, опомнитесь, закричал он, в бешенстве от надругательства над слабым и бесконечно униженным Человеком. И столько ярости было в его крике и взгляде, что троица опешила, и даже струсила, вмиг осознав, что этот парень готов на все, чтобы не дать им издеваться над несчастным бомжем.
      А чего эта тварь тут по контейнерам лазает, у собак куски отбирает, нашелся один из троицы. Собакам тоже есть надо, ухмыльнулся он своей «остроте».
     Иван посмотрел на этих, никогда,  по настоящему, даже не проголодавшихся, не то что голодавших, убогих душой людей и сказал, еле сдерживая негодование: будьте благодарны ему, что он и такие как он, не ожесточились в ответ на причиняемые им страдания, и не взяли в руки ножи и кастеты, и не вышли на большую дорогу, грабить и убивать вас, а предпочли грабежу и насилию собственное падение в бездну презрения.
     Подумайте над этим, если вы еще способны хоть что-то понимать. Он отдал бездомному купленный каравай хлеба, какие то деньги и проследил его уход…
     Стрелка весов вновь поползла вверх.
     Дайте, дайте, я скажу, какой раз порывалась взять слово молодая, обаятельная своей юностью и неискушенностью девушка, в которой Иван тут же узнал соседскую девчушку, что частенько, он замечал это, как-то особенно, смущенно, светло и радостно посматривала на него. Ей позволили.
     Это, это такой замечательный парень, вы даже представить себе не можете, какой он замечательный, услышали все прерывающийся от восторженности и трепета голос, обратились на него и увидели огромные сияющие глаза, изливающие на Ивана свет чистой, ничего не требующей, высокой Любви.
      И тогда все его свидетели, и те, что были за и те, что были против, увидели Ивана глазами подрастающей девчушки, рано обратившей внимание на соседского паренька, сначала из любопытства, а потом и по волнующему сердечному томлению, что охватывало ее каждый раз, стоило ей встретить или хотя бы увидеть его издалека.
      Иван вновь оказался в той благословенной поре, когда прекрасная утренняя зарница, порождала радостный бесконечный день, незаметно перетекавший в манящую зарницу вечернюю, и когда ночь, едва успокоив свои звездные крылья, не успев насладить жаждущие любви сердца, тут же испуганно улетала, вспугнутая новой утренней зарей, выкликая новый, счастливый своей солнечной чистотой и сокрытой в нем будущностью день.
     Он увидел себя, иногда гуляющего с этой девушкой, услышал свои слова и ощутил их значение ее чувствами и испугался, настолько отличалось ее восприятие многого из сказанного им, от того, что он сам вкладывал в сказанное.
     Настолько несоразмерно весомы и значимы они были в ее сердце, в отличие от их реального смысла и содержащегося, а вернее не содержащегося в них чувства. Она любила его всей великой силой чистого, незапятнанного девичьего сердца и с радостью ловила его слова, воспринимая их во всей первозданной смысловой искренности и полноте. Он и не знал, что так дорог был этой милой соседской девушке, что много бессонных ночей она провела в мечтах о нем и о его любви. Он не догадывался о зарождающейся в ней святой готовностью идти с ним и за ним всюду, по его дороге жизни, куда бы она его не повела.
     Восхищенный взгляд девушки нарисовал присутствующим картины Ивановых подвигов, а именно так и воспринимала Наташа, так звали девушку, многие поступки и даже проделки Ивана.
     Это были обычные поступки обычного парнишки, ничего особенного ни для кого, кроме Наташи в них не было. Так к ним и отнеслись присутствующие. Но один из них, все же не оставил равнодушным никого.
     Иван рос безотцовщиной, жил, после отъезда сестры, вдвоем с матерью, еще молодой и видной женщиной, многие мужчины заглядывались на нее и пытались проторить дорожку к ее сердцу.
     Посрамленные, они вскоре прекращали свои безуспешные ухаживания, ценя ее достоинство и неприступность.
     Но один, живший неподалеку, и выше их по косогору, сосед Максим, женатый и имевший сына, не мог забыть своей неудачи и искал повода поглумиться над беззащитной женщиной.
     Как-то, возвращаясь в легком подпитии с работы, он заметил в ватаге хлопцев, гонявших мяч, Ивана и, долго копившаяся злоба нашла выход.
     Ты чего тут паршивец разбегался. Чего твоя мать…., и тут Максима пронесло такой гнусной руганью в адрес матери Ивана, что все, кто там был, остолбенели, краска стыда и смущения залила лица подростков.
     Ивана мгновенно прошиб пот, такого оскорбления матери он вынести и пережить не мог.   
     Неведомая доселе ярость охватила его и превратила в маленькую сжатую стальную пружину. Ни ростом, ни массой, ни силой, ни опытом драк, которого у него вообще не было, он не мог помериться с осквернителем. Но это его не остановило.
     Мгновенно сорвавшись с места, Ваня подлетел к дядьке и, что было сил, ткнул его головой в живот. Максим стоял вблизи крутого спуска, такого удара и вообще ответных действий не ожидал, он упал на спину и покатился под гору.
     Хмель разом оставил его. Нну-у. я тебе покажу, заорал он, перемежая каждое слово потоком ругани, схватил камень, полез наверх и припустил за парнишкой.
     Иван, не желая попадать под булыжник, бросился бежать, постоянно оглядываясь, что бы не пропустить момент броска.
     Наконец, видя, что догнать не удастся, Максим метнул свой снаряд, метя в голову, но Ваня уклонился от просвистевшего камня, развернулся и пулей кинулся к обидчику.   
     Праведный гнев удесятерил силы и он вновь сумел свалить его на землю и сев верхом, молотил и молотил по лицу вконец испугавшегося и опешившего мужика.
     Подбежавшие друзья постояли кругом над ними, дали свершиться заслуженному возмездию, а потом стянули Ивана с поверженного хулителя и, оживленно обсуждая происшествие, побрели на берег Волги
     Победно окинув всех взглядом, как бы говоря, ну, какие еще вам нужны доказательства того, что Ваня замечательный парень, Наташа вдруг засмущалась, умоляюще огляделась по сторонам и тихо опустилась на свое место.
     Наступила тишина. Стрелка поползла было вверх, но картина развития дальнейших отношений Ивана и Вали, сначала остановила ее, а потом повернула вспять.
     Все увидели Ивана, входящего в ту золотую пору, когда зов Женщины проникает в созревающую для Любви пылкую юношескую душу. Он ощутил вдруг в себе некое странное беспокойство, смутное, еще не проявленное, но уже начинающее жечь и даже обжигать сладкое чувство, которое возникало у него при встречах с некоторыми девушками.
     Одни волновали его совсем чуть-чуть, другие, заставляли учащенно биться его сердце и смущенно отводить глаза, которые не хотели подчиняться его воле и, то и дело, вновь и вновь любовались ничего не подозревающей обворожительницей.
     Это еще не была Любовь, это было всего лишь ее предчувствие, но и оно радостно щемило в груди и не давало долго заснуть, порождая сладостные мечты о встрече с необыкновенной девушкой, о том, что она когда-нибудь, позволит взять ее за руку и, о, верх блаженных мечтаний чистого молодого сердца – он ее поцелует и умрет от счастья!
     Иван столько раз представлял себе, как он прикоснется своими губами к чудесным губам неземной нежности существа, имя которому – юная Женщина и, эти представления делали ее все возвышенней и желанней.
      Среди этих, нравившихся ему девчат была и Наташа, но его сердце еще не искало выбора, оно еще просто не было готово к этому. По-видимому, Амур только выбирал в кого послать свою стрелу, давая Ивану возможность радостного невинного и тем прекрасного, на всю жизнь запоминающегося общения с девчатами и ребятами, которое сразу потеряет свою привлекательность, а потом станет обременительным и даже двусмысленным, когда придет пора сначала влюбиться всерьез, а потом и создавать семью.
     Время от времени, Иван гулял то с одной, то с другой нравившейся ему девушкой, но, как правило, он сам-то их не очень волновал и эти прогулки сами собой прекращались.   
     Гулял и с Наташей, но она, воспитанная в лучших традициях, украшающих девственную женскую душу, была с ним приветлива, мила, но и самой малостью не показала уже тогда бушующего в ней чувства. А Иван, радостный от общения с милой, обаятельной девушкой, сам того не замечая, сказал несколько фраз, которые запали ей в душу и заронили надежду на его любовь.
    Возможно, он полюбил бы ее по-настоящему, ведь она нравилась ему все больше и больше и, нередко он высматривал ее на их домашней веранде. Или может быть напротив, увлекшись другой, полностью отстранился от нее и тем освободил от оков любви к нему.
     Но судьба распорядилась иначе.
     Как то совсем незаметно набежало иное, ранее незнакомое Ивану время, подхватило и понесло, не спрашивая его воли и желания в неизвестные, неприветливые, а временами и суровые дали, где ему предстояло преображение из безусого юнца в настоящего человека, прошедшего нелегкую, но нужную для становления каждого мужчины школу. Пришел срок и его призвали в армию.
     Ее не было на проводах, мать не пустила рыдающую, не помнящую себя от предстоящей разлуки дочь, к простоватому, ничего не имеющему за душой, кроме убогого домишка, парню. Она догадывалась о предмете ее первой любви и не одобряла выбор дочери, как и любая мать, желавшая для дочери принца.
     Иван сам зашел к ним, так же, как он попрощался со многими односельчанами, попрощался с ее родителями и затем заглянул в ее светлицу.
     Наташа, заплаканная, лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Слезы промыли ее и без того чистые и большие глаза, от чего они стали глубже, выразительнее и прекраснее.   
     Иван несколько оробел, но разогретый выпитым на проводах вином, не понял причины страданий девушки. Он подошел к кровати, нагнулся и поцеловал ее, первый и единственный раз.
     Она потянулась к нему, страстно обняла, притянула его к груди и, неопытная, как и он в поцелуях, сильно прижала свои губы к его, так, что зубы столкнулись о зубы и поцелуй получился с горьким соленым привкусом, как бы предсказавшим горечь ее безответной любви…
     Солдатская жизнь сжала его в тугой комок, отобрала возможность свободно распоряжаться собой и временем, вволю, особенно на первом году службы повыжимала с него пот, а то и тайную слезу от незаслуженных оскорблений и обид.
     Но он держался, не давая себе сорваться и наделать непоправимых глупостей, таких, что не редки были в их Южной группе войск и всегда заканчивались драматическими, а нередко и трагическими финалами.
     Он помнил полные любви и слез глаза матери, помнил своих друзей, ребят и девчат, их расположение и дружеские чувства к нему. Все это подпитывало его терпение и силы и, в конце концов помогло превозмочь суровый тридцати месячный армейский марафон.
      И вот он, наконец, снова дома. Многое изменилось за это время. Внезапно подросли и расцвели, стали красавицами девочки, которых он и не замечал до ухода в армию. И полной неожиданностью для Ивана стало известие, о уже годовом замужестве Наташи.
     Он встретил ее сильно похорошевшей. Да, за эти два с половиной года, пока он отсутствовал, она, из симпатичной девушки превратилась в очаровательную молодую женщину, чувствительно задевшую его сердце.
     Но поезд ушел. Он хорошо понимал это, как, наконец, понял и то, что она его все это время любила и продолжает любить без памяти.
     И, может из-за отчаяния от его молчания, тянувшегося бесконечные полтора года, в течение которых, она ежедневно, по несколько раз тревожила почтовый ящик в надежде отыскать в нем долгожданную весточку с его теплыми и нежными словами, и, изредка, находила письма от него, но адресованы они были не ей, а ее старшей сестре Татьяне…   
     Наташа, что бы досадить себе и Ему, внезапно, не помня себя и не вполне осознавая, что делает, согласилась принять руку и сердце хорошего, любившего ее, не сильно любимого, но уважаемого ею парня.
     Увидев Ивана, Наташа сильно смешалась, но, переборов волнение, смело подошла к нему, обняла и горячо, страстно поцеловала. За тем, чуть отстранив его от себя, с нежным, но пропитанным горечью упреком, сказала. Эх Ваня, Ваня, что же ты наделал.
     Он и сам понял, что упустил свою райскую птицу счастья.
     Потом они долго гуляли и катались в трамвае.
     И, наконец, она набралась храбрости и спросила его напрямую.
     Ты меня любил?
     В вопросе слышался и другой, еще более важный и опасный своими непредсказуемыми последствиями – ты меня любишь?
     Валя подалась вперед, наклонилась и заглянула в его глаза. Ивана обдало жаром. Он не знал, что ответить, ибо ответа он уже и сам не знал. Он точно знал, что она ему небезразлична, и волнует его все больше и больше. Но она была замужем и, он не решился ломать ее семью и наотмашь ударить ее мужа, дослуживающего свой последний армейский год.
     И тогда, он ответил вопросом на вопрос.
     А ты меня любила?
     Она поняла его, ее женское чутье и гордость не позволили ей сказать правду. Нет, сказала она, я тебя никогда не любила.
     На очередной остановке трамвая они расстались навсегда. Он осознал, что из-за его сердечной слепоты, так и не сложилась счастливо, ни его, ни ее судьба. Это ясно увидели и все присутствующие.
     Вот тогда-то стрелка весов сильно подалась, но не в его пользу.
     Рассказ девушки взволновал аудиторию, по ходу его многие вспоминали свои сердечные переживания и хотели поговорить об этой истории, что бы оживить в памяти собственные, но уже получила слово и начала рассказ пожилая женщина.
     На экране его жизни все увидели мчащийся в сгущающуюся ночь скорый поезд. В одном из вагонов, в купе, ехал Иван с тремя попутчиками, среди которых была пожилая женщина и молодая супружеская чета.
     Ехали уже несколько часов, проголодались, и когда Иван, накрывая себе стол пригласил разделить с ним его трапезу, молодежь с удовольствием согласилась, а женщина поблагодарила и заверила, что ей совсем не хочется кушать.
      Однако Иван уловил стеснение и странное недоверие женщины к его искреннему предложению. Ему почему-то показалось, что она не ожидала такого внимания к себе и, растерявшись, отказалась.
       Стало по сыновнему жаль эту, чувствующую себя неуверенно женщину и он, сочувствуя и жалея, все же нашел тон и слова, сумевшие расположить и ободрить ее, так, что за стол сели все вместе и за разговором, тепло, как старые знакомые, славно покушали, порассказав друг другу то, что в этот момент более всего волновало их сердца.
     Потом пришло время укладываться спать. Все легли. Поезд шел ходко, музыка колес, периодически выбивавших сменяющие друг друга короткие фразы, нужно было только вслушаться и уловить и их настойчивое утверждение-восклицание, убежденно выстукивала: все пройдет, все пройдет, все пройдет. Потом, посчитав что пассажиры с этим согласны, колеса стали убеждать: не грусти, не грусти, не грусти….
      Они еще много чего говорили, но Иван уснул и не дослушал их краткие, но емкие афоризмы. Проснулся он от озноба, в открытое окно врывался встречный крутой осенний ветер и, пробежав по небольшому купе, вырывался наружу с добычей – теплом человеческих тел, заставляя спавших кутаться в одеяла или, как увидел Иван, взглянувший на пожилую женщину, сворачиваться в клубок, пытаясь удержать хоть немного тепла, безжалостно вырываемого сквозняком. У нее не было одеяла, она не решилась спросить его у проводника и теперь отчаянно мерзла, ощущая себя всеми покинутой и ни кому не нужной старой развалиной, недостойной людского внимания и сочувствия.
     Иван спрыгнул с верхней полки, закрыл окно, затем сходил к проводнику и принес два одеяла. Одним из них, он заботливо укутал пожилую женщину и забрался на свою полку.
     Рассказ об Иване на время прервался, что бы присутствующие ощутили одиночество и сердечную боль, прожившего нелегкую жизнь человека.
     Это была всеми покинутая, оставленная наедине со своими недугами и переживаниями старая мать, давно уже на деле забытая детьми и не слышавшая к себе и о себе доброго слова, смирившаяся с тем, что она никому не нужна и только всем мешает жить.
     Она давно уже влачила дни, придавленная мыслью о своей никчемности и ненужности на этом свете.
     Нечаянная забота случайного попутчика, потрясла и оживила ее, она вдруг вновь ощутила достоинство достойного человека, свою единственность и неповторимость, ощутила вновь в себе силу и потребность изливать нерастраченные любовь и тепло сердца на всех, кто в них нуждается и не отвергает, и на близких, и на далеких.
     Его тепло возродило ее и она, до последних дней своей жизни несла посильную помощь и поддержку тем, кто оказывался рядом. И многих, многих согрела оброненная им в ее сердце искра простой человеческой заботы и участия.
     Процесс продолжался. Вся жизнь Ивана, с первого осознанного им лично и прокомментированного его совестью поступка и до момента отбытия на суд, предстала ему видением и ощущениями, которые он порождал у всех встречавшихся на дороге судьбы людей.
      Он и узнавал, и не узнавал себя, ибо рассмотрел многие свои поступки в их истинной обнаженности, без лукавой маскировочной шелухи самооправданий и самообольщения собственной гордыни.
      Он увидел близкие и отдаленные последствия каждого своего слова, каждой мысли, и то, как они повлияли – прежде всего, на его дальнейшее становление, а через него, на окружающий мир. Он узнал реальную, белую или черную цену каждого своего поступка и бездействия тогда, когда действовать было необходимо.
     Иван понял, что все, все, исшедшее из его сердца и души, от рук, глаз и уст его, реально отразилось на всем живом: от травки полевой до его, не родившихся еще, отдаленных потомках.
      Сердце уже не вмещалось в груди, Иван услышал свой стон и открыл глаза…
 
      3сентября 2004г