Звенящая нота Ля окончание

       Портье, любезно протянувший ей ключ от номера, улыбнулся:
       - «Гутен таг, фрау Жанна».
 Его приветствие прозвучало для неё, как выстрел, как «хенде хох!»
       В номере она ничком упала на широченную гостиничную кровать и заплакала горько, не сдерживая слёз.
       « Нет, никогда она не сможет жить здесь, в этой стране», - думала Жанна сквозь слёзы. На генетическом уровне в ней жил страх и ненависть к прошлому. К войне и геноциду над народом, причастность к которому она ощутила.
       Она плакала безутешно, как плачут в большом горе по невосполнимой утрате. Последний раз так горько она плакала, когда умер отец. Александр Ольховский был для неё самым лучшим, самым любимым на свете человеком. Теперь его место в сердце Жанны занимала Диана, потеснив в глубину души, в сокровенные уголки памяти любовь к отцу. Она стала думать о дочери и о матери. О том, как скучает по ним, как болит сердце в разлуке, как тянет увидеть родные лица. Как хочется услышать голос матери, поднимающей по утрам с постели Дианку. Заглянуть в такие милые спросонок синие глаза дочери. Она не сможет жить здесь, зная, что дочь далеко.
       После бурных слёз наступила апатия и незаметно для себя Жанна уснула. Ей снился незнакомый морской берег, зажатый узкой горловиной красноватых гор. Она сидела на пляже рядом с повзрослевшей Дианой.
       - И когда только успела подрасти? - удивилась она своему видению. - Они обе смотрели на выходящего из воды кудрявого синеглазого юношу. На его красивом загорелом торсе блестели капли воды.
       - Мама, посмотри! Это мой друг. Правда, он красив, как Микеланджеловский Давид.
       Диана взяла юношу за руку, и они оба молодые стройные и красивые пошли по берегу. Они всё удалялись, а море жадно слизывало их следы на песке. Голос Дианы звал издалека: «Мама, мы тебя ждём!»
       Вдруг она увидела себя на белоснежной яхте. За штурвалом стоял знакомый по Мисхору яхтсмен и напевал: «Самое синее в мире Чёрное море моё». Море здесь совсем не синее, а зелёновато-голубое, – сказал он недовольно.
       - Почему? - беззвучно, как бывает только во сне, спросила Жанна.
       - Потому, что здесь Израиль, Красное море в Эйлате.
       Память тут же услужливо подсунула фразу из учебника иврита. «Что делает Дани в Эйлате? Шум давар – ничего. Хорошо ему там». И ещё фразу Жванецкого, слышанную на каком-то концерте: «В Эйлате рыбы наглых расцветок».
       - Почему Израиль? Я же в Германии, – удивилась во сне Жанна и проснулась. В комнате было совсем темно. Жанна уселась, прислонившись к спинке кровати и обхватив руками колени. Так, глядя в одну точку, сидят люди, обдумывая трудное для себя решение. - Не суждено сбыться её мечтам о счастье. Ах, как жаль! Жаль уходящей молодости. Жаль Андрея – ему тоже не сладко жить одному. А что она может дать ему взамен его долготерпения и любви? Только своё разорванное надвое сердце. Живя в Германии, она будет рваться душой к дочери. - Жанна тяжело вздохнула. Опять ей предстояло вспомнить о своём сильном характере, сделать выбор. И в очередной раз, пожертвовав своим женским счастьем, Жанна выбрала дочь.
       Словно пискнул котёнка, скрипнула дверь. На пороге номера стоял Андрей. После освещённого коридора в темноте комнаты он ничего не видел. Пошарив по стене рукой, нащупал выключатель. Ярко вспыхнул светильник.
       Жанна не обернулась. Она сидела на кровати, не меняя позы. По её лицу Андрей почти догадался, о чём она думала, сидя в темноте, но сделал вид, что ничего не заметил. Он решил не затевать сейчас трудный для них разговор, а отложить его до подходящего момента. Чтобы не прозвучали решительные слова отказа, не повисли на шее камнем, тянущим в омут необратимых решений.
       - Привет, дорогая! Что ты притаилась в темноте? Хотела меня напугать? – Он подошёл к кровати, наклонившись низко, поцеловал её в солёную от высохших слёз щеку. От подтверждённой догадки больно сжалось сердце. Не подав вида, он преувеличенно бодро начал:
       - Скажи мне, как ты относишься к французам?
       - Я к ним не отношусь, - сказала она равнодушным, тусклым голосом. - Как выяснилось, я отношусь совсем к другим людям. И поэтому не смогу долго жить в Германии. Не понимаю, как ты их терпишь каждый день, немцев?
       Андрей пропустил мимо ушей её колкое замечание. – Что ж, поставим вопрос иначе. - Как ты относишься к Парижу? Или скажем к Лувру?
       - Если ты имеешь в виду Париж, как столицу Франции или Лувр, как музей – то сугубо положительно. – Жанна начала приходить в себя и уже поняла, к чему клонит Андрей. Но хотелось ещё немного побыть слабой, чтобы он утешал, жалел её. И в тоже время, заботясь о его чувствах дать ему возможность показать себя героем.
       - Всю жизнь мечтала побывать в Париже. Взглянуть на Монну Лизу.
       - Вот! Настал тот день, когда осуществляются мечты, – торжественно провозгласил Андрей, поднимая вверх указательный палец. Он чувствовал себя волшебником, воплощающим в жизнь мечты. – Завтра мы едем в Париж!
       - Правда? Андрюша, милый, дорогой разве это возможно?
       - Для нас нет ничего невозможного, - продолжал дурачиться Андрей, - ради вас, мадам, я готов на всё! А если мы ещё успеем поужинать, то и на большее.
       Жанна вскочила, обняла Андрея за шею и чмокнула в лоб. Спохватившись, засуетилась, бросилась в ванную комнату приводить себя в порядок.
       Они ещё успели в ближайший испанский ресторанчик. Благочинные немецкие заведения уже были закрыты.
       Ранним утром двухэтажный автобус увозил их в Париж - город, созданный для путешествий вдвоём с любимым.


       ЭПИЛОГ.
       
       Солнце белесым шаром плавилось в мареве пустыни, как кусок сливочного масла на сковороде. Знойный воздух дрожал над раскалённым асфальтом улиц, а в комнате было прохладно – работал кондиционер.
       Жанна смотрела из окна, высматривая кого-то вдалеке. Наконец, она радостно выкрикнула:
 - Идут! - и бросилась открывать дверь, в нетерпении выскочила на крыльцо. В доме всё пришло в движение: Соня быстро засеменила на кухню, достала из холодильника бутылку минеральной воды, поставила на стол тарелочку с нарезанным лимоном. «Девочка захочет напиться с дороги, она любит с лимоном».
       Вышла из своей комнаты Ирина Львовна, торопливо пошла к раскрытой двери навстречу доносящимся голосам.
       Во входную дверь в обнимку протиснулись Жанна и Диана. Та была в военной форме удивительно ладно сидящей на ней и с автоматом на плече. За ними вошёл высокий молодой человек тоже в форме, с автоматом и двумя рюкзаками на другом плече. Замыкала процессию кудрявая девочка лет двенадцати, похожая на парня.
       Гости вежливо поздоровались на иврите, а Диана, пристроив к месту свой автомат, обнялась с Ириной Львовной, расцеловала бабушку Соню, и легко приподняв, покружила её по кухне.
       - Как я рада вас всех видеть, хамудот шели, - говорила она, мешая русские и ивритские слова. – Я так соскучилась, дорогие мои. Это настоящее чудо, что мы сегодня собрались все вместе. – Она налила в два стакана воды с лимоном, напившись, протянула другой стакан парню. – Сегодня мы устроим настоящий праздник! Правда, Давид? Ты всё понял? – спрашивала она, обнимая Жанну и прижимаясь к ней горячей от солнца щекой.
       - Я понял, - с трудом произнёс Давид по-русски. И добавил: - Кимат. (Почти) Он опустил на пол свою ношу и немного смущённый присев на стул, жадно пил холодную воду. Девочка - сестра Давида по имени Сандра, шепталась на кухне с Соней, путая русские окончания. Она нежно любила Соню, как свою бабушку. Приходила к ней в гости даже в отсутствие Дианы и брата. Соня звала Сандру Сашей и всегда привечала её, как родную.
       Брат и сестра были детьми выходцев из Аргентины. Давид родился в Буэнос-Айресе и попал в Израиль в возрасте шести лет, а Сандра родилась здесь, в этом городке посреди пустыни Негев и считалась настоящей израильтянкой – саброй. Брата она боготворила, всей душой тянулась к Диане, любила Жанну и добрую бабушку Соню. От Ирины Львовны училась манерам, и потом дома с восторгом рассказывала матери, что и как делает дода (тётя) Ира. Ирина Львовна на досуге, которого теперь было много, занялась раскрашиванием крошечных керамических фигурок, цветочных горшочков - кашпо. Она делала их сама, с присущей ей большой аккуратностью. По долгу сидела за любимым занятием с прямой спиной в изящной накидке для работы. Сандра следила за ней, как зачарованная, удивляясь точности движений. Особенно её поражало, что вокруг не было грязи. Готовые работы Ирина Львовна дарила знакомым. Самые маленькие скульптурки жили в стеклянной шкатулке, как в волшебной табакерке.
       Жанна суетилась вокруг дочери. Подавала свежее полотенце, наглаженную футболку. Диана что-то весело рассказывала, перекрикивая шум льющейся воды. Она вышла из ванны, как Венера из морской пены, свежая с мокрыми светлыми волосами. Сквозь загорелую на горячем южном солнце кожу лица просвечивал яркий румянец. Синие глаза светились радостью и хитринкой. Жанна залюбовалась дочерью. - Красавица! И это моя девочка, - пела в ней знакомой звенящей нотой ля тщеславная мысль.
Дианка массажной щёткой причёсывала перед зеркалом свои непокорные волосы. А Жанна рассказывала дочери, что на днях звонил отец. Игорь ждёт Дианку в гости после окончания службы. Уже приготовил какой-то сюрприз.
       - Здорово! Люблю автаот (сюрпризы). Мы с ним давно договорились, что перед учёбой я приеду к нему погостить. Ты же не возражаешь, мама?
       - Конечно, не возражаю. Мне кажется, я даже знаю какой, будет сюрприз. Но не скажу.
       Из двери душевой вышел Давид. На мокром торсе блестели капельки воды. Непокорные кудри свисали на лоб. Высокий, стройный в плотно облегающих джинсах, с мокрым полотенцем на плече, он выглядел, как мраморный Давид с пращой. Жанне вдруг припомнился давний сон в гостиничном номере Дюссельдорфа. Она видела Диану и Давида таким, каким он предстал перед ней сейчас. Это был сон из будущего.
       Диана и Давид были неразлучны с того дня, когда она впервые пришла в школу, где всё для неё было ново. Смущаясь, она присела на краешек стула за партой. Ученики бесцеремонно разглядывали её, обступив плотным кольцом. Шумно обсуждали, задавали вопросы. Она многого не понимала, от чего смущалась ещё больше.
       Давид раздвинул толпящихся одноклассников, сел рядом с Дианой, что-то сказал твёрдым голосом, и ребята моментально разошлись по своим местам. Он протянул Диане руку, назвал себя: - Давид Леви. Ты можешь всегда опираться на меня. – Засмеявшись, добавил - Маген Давид, (Щит Давида) знаешь, что такое?
       - Знаю, - на иврите ответила Диана. Она удивилась, что поняла всё, что он сказал, и почувствовала себя спокойно, защищено рядом с ним. Это чувство не оставляло её на протяжении всех пролетевших лет. С первого дня. Давид помогал Диане осваивать иврит, а заодно и испанский. В семье Леви говорили по-испански. Все окружающие воспринимали Диану и Давида, как неразрывное целое. И теперь их дружба переросла в более глубокое чувство.
       Давид часто бывал в доме Дианы, уже хорошо понимал по-русски, но говорить стеснялся. Зато его младшая сестрёнка впитывала в себя язык, как губка. Сносно болтала с Жанной и особенно с Соней. Соня смотрела по телевизору все передачи по кулинарии, переиначивала рецепты по своему вкусу, получая от этого удовольствие. В больших магазинах, разглядывая переполненные витрины, Соня качала головой и всегда повторяла одну фразу: «Гастрономический разгул вредно влияет на заплывшие жиром умы». Сандра проводила много времени с Соней, перенимая от неё секреты кулинарии.
       Глядя на молодую пару, Жанна часто вспоминала себя в их возрасте. Они напоминали ей молодость, когда она была также неразлучна с Игорем, и казалось, что так будет всегда.
       Сегодня был тот редкий день, когда вся семья собиралась вместе. С тех пор как Жанна окончила курсы экскурсоводов, она работает в турагенстве и по выходным чаще всего бывает в отъезде. Большую часть года Жанна возит по Израилю группы русскоязычных туристов. С радостью делится с ними любовью к вновь обретённой родине. С упоением рассказывает о древней истории страны. О пути, который преодолел народ, выстрадав право иметь свой клочок на Земле. Она колесит по дорогам, каждый раз открывая для себя что-то новое в этих святых местах. И спешит поделиться открытиями с путешественниками.
       Диана служит в армии и приезжает домой два раза в месяц по субботам. В обычно тихом доме начался переполох.
       Уже гудела стиральная машина, в которой вертелась пыльная военная форма. Из кухни доносились вкусные запахи. Семья готовилась встречать субботу. Накрывала на стол Ирина Львовна. Она делала это привычно и с любовью. Принесла на стол подсвечники, маленькую вазочку с цветами из собственного, заботливо ухоженного садика. За садом ухаживают Жанна и Ирина Львовна. На участке растут розы, флоксы и маргаритки. Мирно уживаются рядом пальма и кудрявая берёзка. Она застенчиво жмётся в тени дома, но стоит крепко, шелестит листочками, навевая хозяйкам темы для разговоров о прошлой жизни. И будто прислушиваясь к разговору, согласно кивает на ветру растопыренными пальцами широких листов-ладоней пальма. И обе они приветливо машут ветвями, зазывая гостей.
Особенно любят посидеть в садике обе пожилые хозяйки. Когда на закате, прилетающий из пустыни ветер неохотно стихает, больше не треплет уставшую от дневной жары зелень, наступает чудное время. Уже не вечер и ещё не ночь. Над головой сверкают начищенные до блеска звёзды. Тихо журчит вода автоматической поливалки. Женщины выносят на подносе фарфоровые чашки, круглый стеклянный чайник, вазочку с печеньем и подолгу сидят у белого пластикового стола. Пьют чай и говорят, говорят. И темы не кончаются. О прошлом и о будущем. С нетерпением ждут обе бабушки окончания службы Дианы в армии обороны Израиля. Всё же очень опасна служба, а стране, где почти каждый день стреляют. Гибнут молодые солдаты. Где террористы взрывают мирных граждан и вечерние новости, порой, напоминают сводки с полей сражений. Скоро Диана заканчивает службу, поступит в университет и в доме опять будет шумно, как прежде, когда в доме Рыбиных бывали друзья Андрея. И как бывало хорошо, когда за большим столом собирались весёлые компании. Приходил Володя Кривцов большой и шумный. А теперь не известно где он. Игорь писал, что Соснин продал свою виллу и уехал в Соединённые штаты. Вместе с ним исчез и Кривцов. Одно хорошо - известно, что он жив. Ирина Львовна часто вспоминала Полину, которая одна осталась в Москве. Живёт теперь в двухкомнатной квартире в Дмитровском районе столицы. Из центра она переехала по собственному желанию. Каждый раз, бывая в Москве по делам фирмы, её навещает Леонид Семёнович, он заходит к ней выпить чаю, рассказать об Андрее. Она тоскует по Ирине, по своему маленькому Андрюше, как по родному сыну. Кроме них у неё нет никого на свете.
       Долгими вечерами за чаем обсуждают подруги, новый гардероб Дианы, который нужно подготовить для поездки к отцу. Она была у него дважды. Первый раз с Жанной, когда та повезла туда группу туристов. Второй раз после окончания школы с Давидом. Их испанский язык очень помог в путешествии по стране.
       Игорь живёт в собственном двухэтажном доме на берегу моря вдвоём с отцом, который приехал к нему в девяносто восьмом году, когда в Крыму жить стало невмоготу. Теперь Михаил с упоением занимался разведением новых сортов винограда и ухаживал за апельсиновыми деревьями. Горский - младший владеет небольшим заводом, производящим оборудование для виноделия. Вначале он купил часть акций крошечной фабрики. Постепенно дела его улучшались, и теперь он уже был известным производителем в Испании. Писем он почти не писал, но часто общался по телефону с Дианой.
       Сокрушаются старушки каждый раз, когда заговаривают о своих детях. Жанна и Андрей по-прежнему встречаются от случая к случаю. Андрей живёт в Германии. Он получил повышение, имеет свою лабораторию и выглядит, как добропорядочный немецкий служащий. Добротный костюм с галстуком, очки в тонкой золочёной оправе и небольшие залысины делают его похожим на отца со свадебной фотографии Бориса Рыбина и Ирины Орловой. Он приезжает два раза в год на рождество, когда в Германии у всех каникулы, и в свой отпуск. Шум и веселье в доме не кончаются до его отъезда.
       Жанна почти не изменилась внешне. По-прежнему лёгкая, быстрая. Только грустинку своих карих глаза она прячет за стёклами солнечных очков, да подкрашивает немного волосы, чтобы скрыть появившуюся седину. Несколько раз в год Жанна возит русскоязычные группы в Германию. Они встречаются с Андреем, и тогда снова звенит высокой, надрывной нотой ля их пронзительная любовь. Праздник любви, разорванной расстоянием, давно перешедшей в бесконечный дорожный роман.
       Здесь мы оставляем героев нашего повествования. Впереди у них новые встречи и расставания. Но и вас, дорогой читатель, всегда ждёт дорога. Смело идите по ней. Смотрите внимательно по сторонам, приметите и вы не один дорожный роман. Или он приключится с вами…
       
       Январь-апрель 2005г.