Жил-был Я. Глава 5. Попытка к бегству

          Александр М. Коржов


          Жил-был Я

          Глава 5. Попытка к бегству



        Найти в конце пути свободу, плацкарту в кулаке зажав,
        мечтай – пока сигнал к отходу даёт локомотив, заржав.
                (М. Щербаков, До поезда)


      1
      - Есть два непременных условия, соблюдая которые ты никогда не покажешься в компании молдаван чужим. А именно: наливать всегда следует доверху, а пить – непременно до дна.

      Так поучал, отвечая на мои расспросы об особенностях национального характера молдаван, новый сослуживец Семён Ильич Крецул, начальник участка, на котором нам предстояло вместе работать, при первом визите в мой новый дом, а точнее, комнатёнку в общежитии на улице Флорилор.
      
      Я был убеждён, что приехал в Кишинёв всерьёз и надолго, а даст Бог, то и навсегда. Мне сразу и безоговорочно, ещё в ознакомительный приезд, понравился этот уютный город, живущий в совершенно не столичном неторопливом ритме. Завод “Мезон” отнюдь не являлся чем-то провинциальным и второсортным; напротив, построенный совсем недавно и по очень современному проекту, он представлял собой прекрасно оснащённый полигон для дерзаний и всяческих экспериментов. Строители удачно расположили его на одном из семи кишинёвских холмов, на Рышкановском, на самой окраине, с которой видны были отделённые от города садами и виноградниками постройки знаменитого своими десертными винами села Гратиешты.
       
      Кстати о винах. Мне и раньше очень нравились – только не десертные, а сухие – молдавские вина, основательное знакомство с которыми состоялось ещё в годы учёбы в университете. От общежития на Энгельса, 8 до фирменного магазина “Молдавские вина” на улице Мира было рукой подать. Для студентов были крайне существенны не только совсем невысокие цены. Ещё важнее было то, что исключительно там принимались выпитые бутылки несоветского стандарта 0,7 литра. За семь-восемь пустых единиц тары сдатчик получал одну полную, невыпитую. В шутку это называлось: “взять первую производную от вчерашней выпивки”.
       
      Но теперь я понял, что основательным то старое знакомство можно было считать, исходя только лишь из объёмов потребления. Здесь, при обнаружившемся вдруг доселе невиданном разнообразии марок и сортов оно, естественно, нуждалось в возобновлении на новом диалектическом витке. Чем я и занялся с нескрываемым энтузиазмом.
      
      Но и местное пиво не вызвало нареканий; очень вкусным оказался молдавский табак; пришлись по душе национальная кухня и национальные сыры. Вот чего совсем нельзя было ожидать, так это того, что мне, при давней и стойкой нелюбви к эстраде, в которой я уже признавался, так понравится впервые услышанная молдавская эстрадная музыка. Впрочем, нравилась же мне в ранней молодости зарубежная эстрада; не вижу причины, почему бы молдавскую не приравнять к зарубежной. С особенностями климата ещё предстояло ознакомиться – юг всё-таки. А пока придираться было не к чему и ни к чему. При таких раскладах мне следовало поскорее вливаться в коллектив и обрастать окружением.
       
      К счастью, в цехе нашлось несколько поклонников преферанса. Зная, с какой любовью жёны относятся к карточным посиделкам на их собственных кухнях (А за что их любить: дым столбом и мат столбом!), я пригласил Семёна, а также Валеру Леванова и Сергея Недворягина к себе для ознакомительной встречи, для предварительного, так сказать, обнюхивания.
       
      - Конечно, ты из любопытства сначала всё перепробуешь, – говорил мне ещё Семён, обнаружив в моей комнате под отопительной батареей ещё одну батарею: пустых бутылок, среди которых не было и двух с одинаковыми этикетками, – а потом остановишься на Каберне и будешь пить его всю оставшуюся жизнь.

      Поначалу, правда, я пристрастился к яловенскому сухому хересу, хоть молдаване и говорят: “Хорошее вино хересом не назвали бы”. Тут аборигены бессовестно клевещут на собственное – уникальное, поверьте – творение. Но вскоре Сенино пророчество начало сбываться – и непременно сбылось бы окончательно, не случись горбачевско-лигачевского “сухого закона” вкупе с последующими политическими переменами, сделавшими привычный и любимый напиток недоступным.
       
      2
      Народ на заводе и в цехе мне понравился. Толковые парни и девчата. Спокойная, без истерик, атмосфера служебного общения. Даже представители военного заказчика, с которыми мне предстояло решать множество вопросов, отличались столь редко встречающейся в их среде полной вменяемостью.
       
      Сам старый зубр в области рационализации, я сразу отметил, насколько небрежно мои новые коллеги подходят к защите авторства своих технических находок и к их оформлению в качестве рационализаторских предложений. Не то чтобы не хотели, а просто не знали и не умели грамотно вычленить и застолбить суть новинки, оценить и отстоять ожидаемый экономический эффект. Семь лет назад и со мной так было. И как тогда нашлись вразумившие меня тренеры и сделали из меня игрока, так и я, здесь и теперь, стоило мне убедиться в запущенности дела, решил взять на себя организацию рационализаторской работы в цехе. Тем более что конкуренции за эту бесприбыльную должность не наблюдалось, да и вообще это побочное, вроде художественной самодеятельности, занятие, как в нём ни преуспей, не отменяло и не заменяло основную производственную деятельность.
      
      Здесь никакие мои прежние заслуги в расчет не принимались, а свою, как вы уже знаете, основанную на долгом опыте совместной работы и задушевного общения личную симпатию ко мне Виктор Степанович, директор, щедро употребил на то, чтобы предложить мне самый бесперспективный на тот момент участок производства. Я пока не представлял даже, как подступиться к задаче, но и отказываться либо сомневаться в моём положении было решительно невозможно.
      
      Пропустите, если станет скучно, технические подробности. Но лучше постарайтесь их одолеть: теперь это не так сложно для понимания, как было мне тогда, а я на конкретном примере постараюсь показать, что я там не только херес пил. И не только Каберне. И вообще не только пил. Курт Воннегут предлагал считать шарлатаном всякого, кто не смог бы внятно объяснить, чем он занимается, шестилетнему ребёнку. Вам, по моим подсчётам, уже несколько больше. Вот и проверим заодно, не шарлатан ли ваш папочка.
      
      3
      Начнём, как это принято у последовательных профессиональных зануд, с начала. Производство микросхем начинается с тоненькой зеркально отполированной пластины, изготовленной из чистейшего кремния, материала очень твёрдого и очень хрупкого. Со всей мыслимой бережностью на поверхность этой пластины переносится рисунок микросхемы с фотошаблона, затем в нужные участки и на заданную глубину в кремний разными хитрыми способами вводятся необходимые примеси, изменяющие электрические свойства этих областей. Размеры участков измеряются несколькими микронами, а в глубину счёт идёт даже на малые доли микрона.
      
      Эти процессы повторяются многократно. Здесь много всякой специфики, которую вы не поймёте, да этого для уяснения сути и не требуется. Достаточно представлять, что инженеру, управляющему процессом, дозволительно использовать ради успеха любые доступные ему средства: от изощрённых математических расчетов до шаманских камланий – лишь бы толк был. В результате всех обработок в тонком слое кремния образуются транзисторы, диоды и все прочие составляющие микросхему элементы. Затем на пластину наносится испарённый в высоком вакууме сплошной слой металла и, наконец, лишний металл удаляется тем же способом фотолитографии, так что все элементы оказываются соединёнными между собой заданным образом. В общем, микросхемы делаются почти так же просто, как и отдельные транзисторы, на которых я ещё в Александрове съел большую собаку. Но разница всё-таки есть.
      
      Учтите, что пластина большая, а микросхемы (На этой стадии их называют кристаллами или чипами) маленькие, так что их там помещается десятки, сотни, а то и тысячи штук, и каждая, в свою очередь, состоит из десятков, сотен или даже тысяч элементов. На первый взгляд чипы совершенно одинаковые, но это не так. Исходная пластина наверняка имеет разброс характеристик, да и совершенно без дефектов изготовить её не удаётся. Дефекты есть и на фотошаблоне – он же изнашивается от контакта с твёрдой и не всегда идеально гладкой поверхностью пластины. Любая пылинка, попавшая – неважно, на фотошаблон или на пластину – из воздуха или используемых газов, любая частичка, осевшая из технологических жидкостей или, наконец, один-единственный микроб, от которых нигде нет спасения – это испорченный элемент, входящий в конструкцию микросхемы. И пусть этот элемент всего лишь один из тысяч, образующих конструкцию, без него вся микросхема работать не будет. Технология в принципе такова, что никакой ремонт попросту немыслим. Приходится мириться с неизбежными потерями – и отлаживать чистоту и точность производства ради того, чтобы хотя бы уменьшить их количество. Каверзность задачи усугубляется тем, что в длинной цепочке, состоящей из многих десятков технологических операций, достаточно “нагрешить” в одной из них – и всё, брак уже неисправим!
      
      К счастью, есть техническая возможность проверить работоспособность каждого готового чипа. Для этого к его контактным площадкам присоединяют тоненькие иглы и через них подают испытательные электрические сигналы. Дефектные чипы, то есть те, что реагируют на эти сигналы не так, как им следовало бы, безжалостно отбраковываются: для этого автомат метит их, пачкая специальной краской. Это называется многозондовый контроль – сложная и дорогостоящая процедура. Вспомните, что до этого этапа все составляющие пластину чипы обрабатывались одновременно. Более того, ряд операций совершался одновременно над целой партией в десятки и сотни пластин. Но как ни хлопотно, как ни дорого измерить поодиночке каждый из многих тысяч кристаллов, помещать заведомо бракованный чип в золочёный корпус из специальной керамики только ради того, чтобы потом выбросить его вместе с корпусом – неизмеримо дороже. При тогдашнем уровне техники из сотни расположенных на пластине чипов годными оказывались 20... 30 штук. Ну, 50 в лучшем случае. Легко догадаться: чем микросхема сложнее по конструкции и чем большую площадь занимает она на пластине, тем меньше годных чипов получается в итоге.
      
      Но всё-таки получаются! А основная задача технолога: поддерживать, а если хватит ума, то и повышать выход годных, выявляя и устраняя причины потерь.
      
     4
      Готовая, прошедшая полный цикл обработки пластина по виду напоминает круглую тонкую, в доли миллиметра, вафлю. Супостаты так и называют её: “wafer” – в своей технической литературе. Одинаковые прямоугольнички микросхем, некоторые из которых испачканы краской, разделены на пластине, как грядки на огороде, узенькими дорожками. На следующем этапе по этим дорожкам пластина будет разрезана на составляющие её чипы.
      
      Вот до этого момента всё в производстве было мне ясно и понятно. Но чисто механические и, как мне казалось, рутинные операции разрезания пластин на отдельные чипы, равно как и их последующая судьба, в прошлой, александровской жизни интересовали меня очень мало, а точнее – вовсе не интересовали. И зря, потому что именно из-за этого звена производственной цепочки лихорадило весь завод, именно в этот прорыв меня решил бросить ужасно добрый и безмерно щедрый директор Виктор Степанович Никулин.
      
      Дело ещё и в том, что зондовый контроль в принципе не способен выявить весь брак. Он ведь проводится при комнатной температуре, нормальном давлении и облегчённой электрической нагрузке. По другому, поверьте специалисту на слово, не получится. Но ведь готовая микросхема должна выдерживать именно полную нагрузку, включая перепады температуры и давления, удары и вибрации – и много всего того, что учёные военные дяди понапридумывали в далеко не глупых головах и отразили в увесистых талмудах своих технических условий. Далее, сам процесс резки и ломки пластины на отдельные чипы вносит дефекты. Добро, если чип раскололся пополам – ну и пёс с ним, он вообще работать не будет! А если кристалл с незамеченной трещинкой превратится в готовый прибор и будет, к примеру, заброшен в составе космического аппарата на орбиту, чтобы уже там растрескаться окончательно? Ох, не хотелось бы мне оказаться на той же орбите!..
       
      Поэтому после надрезания пластины похожим на стеклорез инструментом и последующего разламывания её на отдельные кристаллы специально обученные глазастые девочки внимательно разглядывают каждый чип под микроскопом на предмет отбраковки того, что можно квалифицировать как видимый дефект, в будущем чреватый отказом. Документ с описанием таких дефектов занимает несколько страниц, и девчонки должны все их помнить и различать. В результате этой операции больше половины электрически исправных чипов признавались браком по внешнему виду, а более полусотни внимательных и отменно вышколенных девчонок получали за это совсем не хилую зарплату.
      
      Строгие контролеры ОТК ещё и перепроверяли работниц. Каждый пропуск брака и, соответственно, возврат партии чипов на перепроверку вызывал простой многолюдного сборочного производства и, естественно, шишки на голову начальника цеха, в котором я теперь имел честь, наряду с Семёном Ильичом, за эти операции отвечать. Значит, и мне перепадало – без особых скидок на то, что новичок, что хорошо бы дать сперва освоиться и вникнуть. Сколько себя помню, отводить время на такую ерунду нигде и никогда не полагалось. Но ведь и зарплату сразу начинали платить в полном размере, так что нечего сетовать, не маленький!
      
      Картинка осложнялась продолжающимся техническим перевооружением, находившимся в самом разгаре. И руководство цеха, и главный технолог Евгений Савчук были убеждены: вот освоим лазерную резку, вот поймём все премудрости ломки пластин на специальной недавно купленной машине – и вопросы отпадут сами собой. В который раз в этой жизни я наблюдал, как, недооценивая проблему, стоящие перед ней специалисты пытаются или проигнорировать её, или решить кавалерийским наскоком, не дав себе труда и времени на детальное изучение и анализ ситуации.
      
      Житейская мудрость гласит, что очень многие задачи имеют чрезвычайно лёгкие для понимания, до очевидности простые решения, единственным недостатком которых является их неправильность. Я давно усвоил: если задачка решается слишком легко, это, скорее всего, капкан для дураков. Поганка красивая, и видна издали. Что до правильных решений – те скрываются, как деликатесные грибы трюфели от охотников за ними, за пределами непосредственной досягаемости среднего ума и ординарного нюха. Честное слово, ни на кого конкретно бочку не качу. Ну, атмосфера была такая. Многие, в том числе и многие инженеры, так уж воспитал нас совок, обесценив зачем-то высокое звание хитроумного изобретателя, честно считали, что решать задачи – не их задача!
      
      Съездил в Зеленоград, бывший тогда законодателем моды и электронной столицей страны. Без труда убедился, что и там положение ненамного лучше, хотя означенное оборудование давно освоено. Проторчал несколько дней в библиотеке – в разумной надежде, что все мои проблемы уже где-то кем-то успешно решены, и мне достаточно просто заглянуть в ответ в конце задачника. Увы, наука, как до сих пор и я сам, столь низменной прозой пренебрегала. Два месяца прошло, а я так же далёк от решения, как и в день знакомства с участком. Чуть заметный сдвиг за счет наведения порядка и дисциплины не в счёт, это каждый может. Тупик?
      
      5
      Ещё недавно для надрезания пластины использовали алмазный резец. Таким же способом строители до сих пор кроят листовое стекло. В моём производстве на смену царапающему алмазу пришел прогрессивный лазерный луч, который буквально испаряет кремний, образуя по линии реза канавку глубиной примерно в треть толщины пластины, а это гораздо глубже, нежели царапина от алмаза. От оседающих продуктов испарения нежная поверхность пластины защищалась плёнкой натурального латекса, которую потом легко будет удалить с помощью обыкновенного скотча (не виски, разумеется, а липкой ленты). Затем пластину полагалось прилепить тыльной, нерабочей стороной на разогретую хлорвиниловую плёнку, чтобы зафиксировать положение будущих её осколков, а лицевую сторону прикрыть от возможных повреждений не прилипающей полиэтиленовой плёнкой. Оставалось дважды пропустить пластину между обрезиненными валками миниатюрного прокатного станочка – вроде того, что применялся для отжимания белья на допотопных стиральных машинах.
      
      За первый проход пластина разламывалась на узкие длинные “дрова”, второй проход, в перпендикулярном направлении, довершал дело. Что может быть совершеннее такой – к тому же повсеместно принятой – технологии, и как её можно улучшить?! Геометрического брака, то есть неправильно, не по надрезу расколовшихся, кристаллов благодаря лазеру практически не стало. Разве что “дрова” после первого прогона через валки отстанут от хлорвиниловой подложки и сместятся куда попало. Это случалось, но не так часто, чтобы было о чём грустить. Количество дефектов, внесённых предыдущими операциями, никак не изменилось. Почему же из кристаллов, поступающих на визуальный контроль, от силы только сорок процентов признаются годными?
      
      Все решения кажутся очевидными, когда они уже найдены. Кто, скажите, ошибётся в предсказании вчерашней погоды?! Так что попрошу не хихикать, а серьёзно вникать, по возможности, в тайный ход мысли. Для меня вся эта история выглядела как лихо закрученный детектив, в котором сам я играю роль наблюдательного, проницательного и ещё бог весть какого (Остальные хвалебные эпитеты вставьте, не скупясь, сами) сыщика, который безуспешно, несмотря на все свои достоинства, мечется в поисках истины. А она, зараза, то ли ускользает, то ли вообще не существует.
      
      И хлорвинил, и полиэтилен легко электризуются. Неизбежно образующиеся при ломке пластины на “дрова” микроскопические осколки кремния можно в этом конкретном случае считать частицами диэлектрика. А диэлектрики, как известно даже из школьной физики, притягиваются к наэлектризованным поверхностям. К полиэтиленовой плёночке они притягиваются, прилипают – и на втором этапе ломки с усилием прижимаются под этой плёночкой к легко повреждаемой рабочей поверхности кристаллов. По твёрдости кремний сравним с алмазом, так что повреждения гарантируются.
      
      Довольно долго любопытствующие, если бы это было хоть кому-то любопытно, могли наблюдать вашего покорного слугу за бессмысленным в своей праздности занятием, рядом с которым ковыряние пальцем в носу выглядит напряжённой высокоинтеллектуальной деятельностью. Действительно, дорого оплачиваемый инженер, специалист первой категории, добрую половину смены просиживает у микроскопа, зачем-то тщательно разглядывая в него кусочки плёнки, снятые с пластин – то после первого этапа ломки, то после второго. А после обеденного перерыва вообще чёрт знает где слоняется (Врёт, что якобы в библиотеке. Спит он там, что ли?), появляясь перед заместителем начальника цеха Володей Ивентичевым по кличке Веник только в конце смены для обязательного ежедневного отчёта. И, увы, ничего обнадёживающего его отчёты не содержат.
      
      6
      Рожать, заметил в своих записных книжках грустный сатирик Илья Ильф, так же трудно, как и две тысячи лет тому назад. Но, как показывает практика, марксистско-ленинский критерий истины, всё же можно. Вот Наташка, жена Сергея Недворягина, трижды рожала – и ничего, справилась! Теперь уже три её дочери вовсю рожают.
      
      Ясно, что появления вредных осколков нельзя избежать в принципе, как никуда не деться от образования опилок при распиловке брёвен. Значит, коню понятно, надо их обезвредить. Как? Или найти способ удалять образующиеся при ломке крошки, что сразу представляется фантастическим. Или хотя бы не допустить их попадания на лицевую сторону пластины.
      
      Оно бы хорошо, но как этого добиться?
      
      А что если бы верхняя плёночка, ныне свободно лежащая на рабочей (лицевой) поверхности пластины и по идее призванная защищать её от повреждений, а практически почти бесполезная, что если она каким-то макаром оказалась бы к ней приклеена? Слабенько, только чтобы не скользила по пластине. Ведь тогда осколки кремния в принципе не могли бы ничего важного и нужного повредить. Они остались бы в промежутках между чипами, утратив тем самым свою зловредность!
      
      Но где взять такую хитрую плёночку, чтоб она, когда надо, приклеивалась бы плотно, без зазора, но в надлежащий момент по моему хотению легко бы и отклеивалась, не сдвигая кристаллы с места, не оставляя опасных загрязнений и других нежелательных последствий? В качестве очень близкой аналогии приведу те, ещё не существовавшие тогда плёнки, которыми теперь изготовители защищают окошки дисплеев у новеньких мобильников: снять легко, но сама собой не отваливается.
      
      Предстояло изобрести идеальный предохранитель.
      
      Вот, уже легче, потому что идея, пусть сколь угодно завиральная – это лучше, чем имевшее место до сих пор полное отсутствие идей. Оставалось только совершить переход от сослагательного наклонения к изъявительному, что в жизни не так просто, как в грамматике. Полученное в общем виде решение потребовало ещё нестандартных усилий по его конкретизации. Отыскать подходящий пластик не удалось, подходящего клея тоже не случилось, хотя попутно я в своих изысканиях постиг для себя много нового и неожиданного. Теперь, всласть поизучав разнообразные клеи, лаки, волокна и плёнки, я узнал, в частности, как делается мухоморная липкая лента, рыболовная леска и танковый пуленепробиваемый триплекс, а также из чего шьют в цивилизованных странах костюмы для покойников – но эти, в других обстоятельствах бесценные, сведения к решению основной задачи меня ничуточку не приблизили. Ну нету нужного мне клея среди всего многообразия достижений цивилизации! Пришлось лепить мой идеальный предохранитель по рецепту эстрадной певицы Алёны Апиной, то есть из того, что было, включая, за неимением более подходящего материала, даже полубредовые лингвистические ассоциации. Из всего, короче, что плохо лежало.
       
      Идея, пусть даже и не овладевшая массами, а всего лишь неотступно засевшая в отдельно взятой больной голове, тоже является великой силой. Однажды, когда трудности показались непреодолимыми, а надежда на успех – иллюзорной, я вспомнил вдруг, никакой конкретной нуждой в тот момент не побуждаемый, как трудно порвать презерватив.
      
      Да нет, я понимаю: нечаянно это случается сплошь и рядом, иначе многие из нас вообще не размножались бы. Но в целом материал презерватива (А этот интимный предохранитель изготовляется как раз из натурального латекса!) на диво прочный. И для пластин не вредный, коль уж мы используем именно латекс в качестве защитного слоя перед лазерной резкой. Но, опять же проблема: как изготовить эту самую плёнку, чтобы была она и прочной, и ровно в меру липучей, да ещё и не слишком растяжимой. Очевидно, что одним латексом тут не обойтись: не может пленка из одного материала совместить в себе такие противоречивые свойства.
      
      Короче, хаотично пробуя, почти как Эдисон (Простите за нахальство!), всё подряд, я додумался нанести на центрифуге слой латекса на полиэтиленовые, полипропиленовые, лавсановые и прочие, какие смог добыть, плёночки. В ход пошли и обёртки от букетов, и целлофан с сигаретных блоков, и даже обрезки ткани. Залепил этими плёнками целую партию бракованных пластин и прогнал их через станок ломки.
      
      Не все пластины нормально поломались. Из–за этого сразу пришлось отбросить слишком жёсткие, малорастяжимые плёнки.
      
      Не так просто оказалось потом отлепить эту защиту от поломанной пластины. Часть кристаллов, а иногда и все они предпочитали отдираться от подложки вместе с плёнкой латекса, то есть терялись безвозвратно. Следовало догадаться, что приложенное усилие должно быть касательным, то есть направленным параллельно подложке, чтобы чипы при удалении защиты испытывали относительно подложки усилие сдвига, а не отрыва. Сдвигаться-то им некуда.
      
      Зато как великолепно смотрелись под микроскопом эти снятые с пластин защитные плёночки! Вся зловредная крошка, прилипнув к латексу, чётко обрисовывала на нём контуры кристаллов. А на самих чипах крошек не было. И повреждений от них не было, потому что им просто в принципе неоткуда было взяться.
      
      7
      Неужели виктория? Всё ещё сомневаясь, я попросил одну из самых добросовестных работниц оценить тренированным оком качество кристаллов. И вскоре получил столь желанный ответ: таких чистеньких да аккуратненьких ей пока видеть не приходилось.
      
      Долго я, то не веря себе, то опасаясь вдруг каких-либо неожиданных и неприятных побочных последствий, вновь и вновь подсовывал разным девчатам для отбраковки дефектов внешнего вида пластины, разломанные по моему методу. Не предупреждал – ради чистоты эксперимента. Однако всякий раз оказывалось, что годных чипов получается не сорок из сотни, а все семьдесят, а то и восемьдесят пять. Очень скоро – и небеспричинно! – девочки полюбили работать именно с такими экспериментальными партиями. Дело в том, что оплата девчатам полагалась только за годные чипы, а вот за нечаянный пропуск брака их, наоборот, безжалостно наказывали рублём. Тут же годных было намного больше, чем обычно, а сомнительных, засыпанных кремниевой крошкой чипов, из-за которых возникали заведомо бесполезные споры с техническим контролем, не стало вовсе.
      
      Попутно вылез не предусмотренный сценарием эффект. В таком, жёстко склеенном, сэндвиче “дрова” после первого этапа ломки в принципе не имели возможности куда-либо смещаться, что дополнительно увеличивало количество годных чипов.
      
      На пальцах оценив, сколько может стоить счастливо найденное решение для завода и сколько – для меня лично, я искренне, от всей своей алчной души порадовался результатам прикидки и, разумеется, немедленно переменил недавние и, видимо, преждевременные обеты уйти из действующих рационализаторов в тренеры, добавив всего одно лицемерное уточнение: в играющие тренеры. Деталь, но дьявол, как известно, кроется в деталях!
      
      Милая коллега Аннушка Трифан из отдела главного технолога не только поила меня изумительным вином, которое её отец производил в селе Сипотены для нужд своей расползшейся по городам большой семьи. Немного, всего пять-шесть тонн, но качество!..
      
      Так вот, Аннушка быстро и добросовестно перевела мои измышления на язык официальной технологической документации. Обычно осторожные военные заказчики, ошеломлённые наглядностью результатов, сдались, особо не сопротивляясь.
      
      Очень трудно объяснить, что интересного в том, чтобы долго и безуспешно биться головой об стену, не зная, как лучше, красивее решить задачу. Но когда ты нашел, наконец, решение – этим чувством все мучения искупаются, так что его даже сравнить не с чем. Дай Бог и вам, дети, его испытать!
      
      Ну, а как вам темпы? Приступив к задачке в январе, в апреле я уже мог считать её в основном решённой, а это, при моей медлительности и лени, следует, без преувеличения, считать рекордом. Именно по причине неисправимой безмерной ленивости я всегда, ещё со времён Инкубатора, предпочитал, чтобы не утомляться разбором каждого конкретного случая, находить общие решения. Спасибо за науку самому главному моему Учителю Е. В. Шляховеру! И вот – получилось, я сделал это!
      
      8
      Мало кто из тех шустрых ребят, кто быстрее и лучше других уразумел, а скорее, звериным чутким нюхом почуял возникшие вдруг безграничные возможности обогащения, которые им открылись во времена, когда несусветный бардак поздней перестройки переходил в неразбериху раннего капитализма, решится честно и прямо поведать миру и городу, какими такими способами им удалось “сделать” свой первый миллион. Отнюдь не самые красивые это были способы, хотя, ввиду всеобщего, в том числе и юридического, бедлама, в тюрьму их изобретателей сажали редко и сугубо избирательно. Мне же таить нечего. О своём пути к обогащению я поведал уже так подробно, что иных читателей давно, поди, тошнит от занудства рассказчика. Но как, скажите, человеку, широко известному своим тщеславием, удержаться от хвастливого заявления: мне это удалось за добрый десяток лет до того, как “стало можно”! Да ещё без конфликта с Уголовным кодексом.
      
      Я, в отличие от тебя, Катя, финансовых академий не кончал и экономике специально не обучался. Помоги мне, дочка, хотя бы примерно и виртуально подсчитать, сколько стоил твой будущий папа в том предолимпийском году.
      
      Грубо говоря, благодаря моим новациям цех стал выпускать почти вдвое больше продукции. То есть, такой же прирост получился бы, если:
      
      1) Построить производственное помещение площадью свыше двух тысяч квадратных метров и высотой шесть метров, облицованное изнутри мрамором, а над ним – технический этаж той же площади. Про конторы, сортиры, бытовки, столовки, кладовки я уж не упоминаю;
      
      2) Оборудовать его совершенной системой вентиляции, системой жесткого климат-контроля вкупе с системой тщательного обеспыливания воздуха до кондиций, не снившихся даже в глубоком наркотическом сне самым чистым операционным;
      
      3) Начинить это помещение современным технологическим оборудованием для обработки пластин. Суммарная его стоимость вряд ли оказалась бы меньше стоимости помещения;
      
      4) Нанять, обучить и приставить к делу персонал, количественно и качественно равный тому, что обеспечивает работу уже действующего цеха – то есть с таким же примерно фондом зарплаты;
      
      5) Дополнительно тратить столько же кремния и прочих материалов, а также энергии и энергоносителей, сколько тратится в уже действующем цехе.
      
      А теперь, доказав, надеюсь, что примерно представляю структуру производственных затрат, я заведомо занижу произошедший от моей находки толк, плюнув на первые три пункта – тем более, что все эти стоимости надо разносить на срок их амортизации – и сосредоточусь только на прямых затратах в течение года.
      
      В среднем заработная плата была тогда около 200 рублей в месяц или, занижая, 2000 рублей в год. Трудилось в цехе больше двухсот человек. Итого примерная годовая экономия зарплаты составит:
      
      2000руб. х 200 = 400 000 руб.
      
      В структуре прямых затрат заработная плата составляла менее двадцати процентов: уж больно дороги были (Да и теперь не подешевели!) применяемые сверхчистые материалы. Значит, опять-таки занижая, получим сбереженные за год прямые затраты в размере двух миллионов тогдашних рублей. В сегодняшних рублях это будет, грубо говоря, никак не менее ста миллионов, а в сегодняшних долларах – свыше четырех миллионов. Это, повторяю, только за один год, да ещё если считать, что помещение и оборудование достались даром, а обученный персонал произошёл на свет в уже готовом виде путём молниеносного клонирования.
      
      Намного ли я ошибаюсь, можете судить, сравнив мои прикидки с результатом официального расчета, выполненного спустя несколько месяцев с применением всех мыслимых вывертов совковой экономической казуистики. С одной стороны не по-советски алчный и корыстный автор, да ещё вооружённый опытом и знанием приёмов противника. Не зря же он, скотина, не только сам позволял себе злостно изобретать, но и многих товарищей так заразил этой своей хворобой, что цех в первый же год выдвинулся в лучшие по рационализаторской работе. С другой стороны – социалистическое предприятие, которое, уже ввиду своего социалистического характера, было откровенно возмущено размером предстоящих наличных выплат в частные руки, считало их бессовестным грабежом, а потому яростно сопротивлялось ограблению.
      
      Я, нравственный урод, никогда не признаюсь в своём долге перед Родиной. Пусть, зараза, сама посчитает, кто кому и сколько должен. Но она, родимая, если и соглашается вести расчёты, то исключительно по ею же установленным правилам.
      
      Конфликт “хорошего с более лучшим” мне пришлось разрешать через арбитраж в отраслевой экономической лаборатории в Гатчине. Окончательная сумма в 790 тысяч тогдашних рублей явно была следствием компромисса. Но и при таком подходе ваш папочка все ещё оставался долларовым миллионером – виртуальным, увы. Хотя, с третьей-пятой стороны, разве не есть хорошо, что власть, она же Система, уберегла новатора от докучливой заботы: как бы это половчее распорядиться такой чёртовой прорвой денежных знаков?..
       
      9
      Было бы глупо, конечно, не воспользоваться привалившим успехом. Не каждый день и даже не каждый год такое выпадает, поскольку мало хорошо потрудиться – нужно же ещё и удачу поймать за хвост. Железо надлежит ковать, не отходя от кассы. Но мне всю жизнь везло!
      
      Оставалось этим везением распорядиться. Виктор Степанович с его широкой матросской душой умел и взыскать нещадно, но мог же и отблагодарить с поистине монаршей щедростью. Вона сколько у меня аргументов, один другого убедительней! Дело непростое сделал, да как: изящно, экономно, никого не ставя раком. Мы первые в отрасли так удачно продвинулись. Предлагаю, Виктор Степанович, расширить применение нашей технологии. Поделиться удачным опытом с другими ведущими предприятиями: съездить в Минск, в Ригу, да в тот же Зеленоград. Что, разве повредит нам такая пропаганда? (Слово “реклама” ещё было ругательным.) А хотите, я подготовлю статейку для публикации в отраслевом журнале? Вы ведь как раз работаете над диссертацией, так что лишняя публикация не повредит. Давно пора вставить фитиль этим гордецам из Научного Центра, а то уж больно они там все учёные. Стране, опять же, польза, а нам почёт и уважение.
      
      Кстати о почёте. Конечно, ежели судить по бумагам, меня сюда вроде никто силком не тянул, но ведь реально, и все знают, это Вы меня пригласили, уважаемый Виктор Степанович. А раз так, то разве грех мне теперь, когда я делом доказал свою состоятельность, претендовать на квартирку, маленькую такую, для меня и семьи? Я ведь до сих пор даже не прописан нигде. Милиционеров боюсь, в командировки ездить боюсь... Жаль, что сей же час нельзя, как жаль. Так хотя бы срок образмерьте, Виктор Степанович. Я же Вам верю, готов подождать. Буду хоть знать точно, как быть с семьёй, а то мальцу в школу уже пора. А во мне не сомневайтесь. Я, в благодарность за воссоединение семьи, горы сверну. За любое дело возьмусь, не подведу…
      
      Ну и так далее. Было глупо не воспользоваться привалившей удачей – так я, разумеется, эту глупость и совершил, то есть не воспользовался. Не пустил в ход свои аргументы, не обозначил вполне уместные тогда, на гребне успеха, притязания. Остались они невысказанными, а значит, для меня в той же степени виртуальными, что и мои (якобы мои) миллионы долларов.
      
      Хотя, спрашиваю я себя теперь: что я терял, если бы озвучил свой внутренний монолог, чем рисковал бы? Ничего и ничем. Наоборот, одни приобретения – даже при наихудшем раскладе! Получи я, предположим, в этой выигрышной ситуации от Никулина отлуп, стало хотя бы совершенно ясно, что мне и в будущем претендовать особо не на что. Радуйся, Коржов, чудному климату, попей, пока можно, от пуза местных вин, хороших и разных, насладись, наконец, благосклонностью многонационального дамского контингента – и тем временем думай. Крепко думай, как и куда вострить лыжи и рвать когти, коль скоро стало очевидно: никакие радости, если не считать таковыми триппер и подагру, здесь тебе в обозримой перспективе не светят.
      
      И ещё момент: будь мои притязания внятно обозначены и хотя бы частично признаны, никто не посмел бы ни украсть у меня эту победу, ни хотя бы примазаться к ней. Увы, я пребывал в состоянии эйфории и никак не использовал в личных целях достигнутое позиционное преимущество. Мне такое даже в голову не приходило. Ох, права была Маргарита! А кто ж тебя оценит по достоинству, если ты сам своей настоящей цены не знаешь?! Фортуна такого небрежения не терпит.
      
      10
      Конечно, в пределах цеха я был обласкан по самое некуда. И без того маячило весьма приличное вознаграждение за рационализаторское предложение, но его ещё предстояло дождаться. Поэтому начальник цеха Саша Соловьёв, оценив, насколько легче ему стало жить, щедро отстегнул всех денежных премий, которые только были в его власти, да ещё и сам предложил мне краткосрочный отпуск, формально не полагавшийся. Сошлись на почти правдоподобной версии, что я длительное время якобы так интенсивно перетруждался, что теперь, когда дела наладились и уже не требуют мелочного присмотра, нуждаюсь в отдыхе и имею право дней десять отгулять.
      
      Такое вот вполне разумное и логичное предложение я счел невиданной и неслыханной щедростью. Замаячила встреча с Кузюкой. А если бы ещё выбраться вместе на озеро Селигер порыбачить, да ещё сосватать туда с собой александровских приятелей… Сколько радостей в одном флаконе! Чечевичная, короче говоря, похлёбка перевесила права первородства.
      
      *  *  *
      Всё у нас получилось! Даже не самая удачная погода не могла испортить впечатления от озёрных красот, от ловли селигерских щук, лещей и линей. Вовик Белюга и Серёжка Хамков составили достойную компанию, а рыбачка Света (Кузюка) отличилась, кроме уже известной мне общей невзыскательности к бытовым удобствам, неожиданным для женщины умением развести костёр даже под дождём. Только годы спустя она созналась, что средством растопки ей служил чистый спирт, предназначенный, согласно исходному замыслу, исключительно для орального применения. За истечением срока давности сей тяжкий грех был ей впоследствии прощён.
      
      Я не очень-то люблю рассматривать фотографии, привезённые из той поездки. Мы там все молоды, задиристы, веселы и безмятежно счастливы. Но вот уже свыше десяти лет из той нашей компании на белом свете существую один я. Может быть, наименее того достойный.
      
      11
      Никак не отпускает меня рассказ о моих новаторских подвигах. Я даже знаю, кажется, в чем фокус.
      
      Не зря в тостах совковых времён чаще всего возглашались пожелания всяческих успехов – как в труде, так и в личной жизни. В гармоничном обществе всё должно быть гармоничным! Ну, может быть, кроме экономики, которая должна быть экономной.
      
      Попеняйте автору за дурное усвоение пройденного и пережитого. Сказками о доблестном труде он уже наверняка усыпил три четверти аудитории, а последний читатель не уснул только потому, что предвкушает неизбежность предстоящего вот-вот перехода к личной жизни.
      
      Один уважаемый мною комментатор, известный в Сети как Артём Ферье, высокий профи по части слов и выражений, да ещё и непревзойдённо снисходительный ко мне, в этой области дилетанту, недавно всё же не удержался, посетовал: как это может быть, что в повести, доведённой автором до середины, ещё не случилось ни одного, пусть самого заурядного, убийства, не говоря уж о квалифицированном изнасиловании, исполненном, желательно, в экзотическом антураже, в артистически изощрённой форме и с применением технических средств?! Что за абсурд – жизнь без насилия? Ведь сегодня даже и “Младенчество” если имеет шанс быть прочитанным, то только благодаря фатальной неосторожности введённого в заблуждение читателя, ибо какое же это младенчество – не только лишенное эротики с порнографией, но обошедшееся, ввиду злостного пуританства автора, вообще(!) без брутального мордобоя, расчленёнки и сексуальных сцен. И он, автор, ещё имеет наглость заявлять о своей якобы реалистической ориентации!
      
      Не гони меня вскачь, капризный читатель. Будут в надлежащем месте фокусы с эротикой, будут и разоблачения с порнографией. Поверь, мне самому давно обрыдло трепаться на темы, никому, кроме меня, не интересные. Увы, автора гонит вперёд, как сорвавшаяся с привязи злая сука, поставленная им задача: изобразить себя, до слёз любимого, с разных, но лучше, это же понятно, с сильных и привлекательных сторон. И если он предпочитает трындеть о производстве и сопутствующих производству дрязгах, читатель, сам, подозреваю, склонный к сокрытию своих слабостей, должен бы поневоле догадаться о причинах уклонения автора от клубнички и прочей ягоды-малины, а не вынуждать его к прямому признанию. Придёт час, автор наберётся (Может, духу, а может, просто, по рабоче-крестьянски наберётся!) – и долгожданные признания изольются, хлынут на ваши головы, бурным потоком весело понесутся, как несётся дерьмо по трубам исправной канализации. Умейте ждать.
      
      *  *  *
      В конце лета пришла пора официально снимать урожай. Дело привычное: подготовил все нужные справки, прошёлся по кабинетам. Главный технолог Савчук пересел к этому времени в кресло заместителя главного инженера, а его место занял Володя Ивентичев, Веник. Вроде всегда нормально понимали друг друга и хорошо друг к другу относились. Ну не ждать же подвоха от соратников?!
      
      - А не кажется ли тебе, Коржов, что у этого предложения мог бы быть достойный соавтор?
      
      Савчук произнёс это совершенно серьёзно, а я даже не попытался скрыть своё изумление. Случалось мне в прошлой, александровской жизни, разродившись идеей, по собственной охоте привлекать в соавторы единомышленников – но ведь исключительно ради её доработки и успешной реализации. А здесь всё уже придумано, доработано и реализовано. Такой, говоря современными словами, откровенно рэкетирский наезд, да ещё со стороны начальства, на меня совершался впервые. О “братках” в те годы никто и слыхом не слыхивал, наступившей вскоре эпохе ещё предстояло явить их на этот свет. И на кой ляд Савчуку это лжесоавторство?..
      
      “В тяжбах со всякого рубля наместнику полтина” – так, кажется, предписал в 1397 году в своей Судной грамоте сын Дмитрия Донского Василий. Неужели Е. С. Савчук читал Н. М. Карамзина? Что ж, я такое правило тоже исполнял бы неукоснительно, случись мне быть наместником…
      
      - …К примеру, из сборочного цеха. Скажем, Виктория Притула. Вы знакомы, надеюсь? Что думаешь? – задушевным, почти заговорщическим тоном продолжил Савчук, явно уверенный в том, что найдёт понимание.
      
      Ага. Ни для кого на заводе давно уже не было секретом, что семейная лодка Савчука терпит бедствие, и что юную виновницу этого бедствия зовут Вика. Меня, по сути, доверительно приглашали проявить мужскую солидарность, а я, в свою очередь, должен был отблагодарить за доверие. И почему-то денежными знаками. Вы нам деньги, мы вам дружбу… или наоборот, что-то никак сразу не соображу.
      
      - Да, знакомы. Что ж, Вика хороший специалист и ничего мне дурного не сделала. Но, простите, она же в этой работе вообще никак не участвовала. И закон не позволяет расширять круг авторов после опробования, то есть в стадии внедрения новинки. Можно только отказаться от авторства…
      
      Евгений Сергеевич, похоже, ничего не расслышал. Не хотел слышать. Счастливая законная возможность в любой момент отказываться от авторства почему-то нисколько его не заинтересовала.
      
      - Ну так что мы с тобой порешим? Главное здесь – принять решение, а потом, уж ты не сомневайся, найдём способ его исполнить.
      
      Кажется, Велимир Хлебников сказал, что приобретатели всегда стадами крались за изобретателями. Неожиданный для поэта интерес к столь прозаическому предмету. Что ж удивляться тому, что прагматик Савчук в облаках не витает?!
      
      Конечно, многообещающая цифирь представленных мною расчётов дразнила и соблазняла. Но брать на содержание его любовницу, вопреки чаяниям большого начальника и к вящей его досаде, Коржов не собирался. Более того, Коржов даже своих собственных любовниц, если благосклонная судьба ему их пошлёт, в соавторы никогда и ни за что приглашать не станет. Найдёт другой способ поощрить материально. Нахал, конечно, однако именно так он понимает свою профессиональную честь.
      
      В таком вот духе был выстроен мой, явно огорчивший Евгения Сергеевича, отказ. Может, правда, следовало выразить своё несогласие в более дипломатичной форме? Так я, увы, не мастер формы…
      
      Короче, бумаги Савчук попросил оставить. Он подумает. Что ж, это и право его, и обязанность.
      
      12
      Через несколько дней мои предложения вернулись ко мне с резолюцией, смысл которой дошёл до меня не сразу, а когда дошёл, то огорошил и обескуражил. Поразмыслив, заместитель главного инженера официально, авторитетно и безапелляционно заключил, что весь прирост годных микросхем обусловлен успешным внедрением в цехе нового оборудования для резки и ломки пластин и повышением квалификации исполнителей, за что, в частности, спасибо от души потрудившемуся инженеру А. М. Коржову. Но вот идеи, предложенные рационализатором Коржовым, напротив, никакого роста не дали и являются чисто спекулятивными. И, вопреки всем правилам, вопреки фактам и здравому смыслу, вывод: предложение, полгода назад признанное рационализаторским (подпись Савчука), успешно опробованное (“Утверждаю” Е. С. Савчук) и уже внедрённое в производство (тоже акт с подписями), ОТКЛОНИТЬ.
      
      Получи, Коржов, гранату! Предписывалось, стало быть, родить уже окрепшего детёныша обратно.
      
      Не знаю, точнее, не помню, как это мне удалось удержаться от истерики, не закатить скандал – и даже никому не пожаловаться. Видимо, тому виной состояние грогги, знакомое каждому, кто хоть раз в жизни удостоился грамотно исполненной оплеухи. Настолько грамотно, чтобы сразу с катушек.
      
                Как сказал на выпускном одном балу тамада,
                в прошлом тренер по борьбе айкидо,
                можно стать и после аута бойцом хоть куда.
                Конечно да. Но лучше до.
      
      Несколько дней отключки сыграли для меня благотворную остужающую роль. Одолев постепенно растерянность, я понял, что прямое противостояние с находящимся в фаворе Савчуком успеха не принесёт, и надо что-то придумать. Что-то нестандартное. Нечто настолько же для него внезапное, насколько неожиданным был его беспардонный ход для меня. Действовать предстояло осмотрительно и скрытно, по возможности ни с кем не советуясь. Впрочем, какого в моей ситуации можно ждать совета, а главное – от кого?!
      
      Мне не хотелось подставлять ни в чём не повинного Володьку Ивентичева, поэтому его уход в отпуск был крайне своевременным. С остававшимся за него Паламарчуком, которому, как я уже знал, ум вполне заменяла исполнительность, можно было не церемониться.
      
      Сортируя вместе с любезной мне Аникуцей стопу документов, требующих текущей правки, я – вроде бы между прочим, не акцентируя – обратил её внимание на необходимость выполнить резолюцию Савчука. Ведь штучки, придуманные Коржовым и признанные высоким начальством бесполезными, на деле оказались ещё и вредными. Он же неоправданно усложнил технологический процесс, ввёл в него дополнительные операции, которые требовали, как следовало из резолюции, совершенно зряшных затрат труда и материалов. Значит, нам полагается это вредительство срочно отменить.
      
      Я даже помог простодушной Аннушке, для которой русский был совершенно понятным, но всё же не родным, сочинить такую заковыристую формулировку документа, чтобы его было не так легко сразу понять, но было бы невозможно при случае двояко или превратно истолковать. Я испытывал бешенство, но, чуть ли не впервые в жизни, удерживался от внешних его проявлений и вообще не терял головы. Вы хочете от меня лояльности? Так вот, я демонстрирую беспрекословное повиновение. Полные карманы… да что там мелочиться, полные штаны лояльности и повиновения! Собственными руками готов затолкать ублюдка обратно в утробу! Пусть, наконец, хотя бы в извращённой форме реализуется давняя моя, столь же дивная, сколь и несбыточная, казалось, идея о предоставлении обиженному автору права отнимать у несговорчивой администрации свои предложения обратно. Обладает же таким правом на свои выдумки даже затурканный Системой литератор!
      
      Да, после такой оплеухи поневоле станешь интриганом. С угодливым коварством (или коварной угодливостью) подготовленный мною документ без особых затруднений собрал необходимые подписи, был, в кипе прочих, самолично утверждён утратившим бдительность Савчуком и законным порядком вступил в действие.
      
      Я намеренно не слишком расторопно исполнил свою обязанность просветить исполнителей относительно случившихся в технологии перемен и отложил инструктаж до середины вечерней смены, когда никого из большого начальства на заводе уже не будет. Зато наутро пришлось явиться в цех пораньше, дабы обеспечить безусловное исполнение ценнейших указаний первой сменой. Тем более, что накануне вечерняя смена, добросовестно исполнив предписание, не смогла сдать на сборку и половины положенного. “Здравствуй, аист!..” Так и должно было случиться, я сам всё заранее проверил.
      
      Сегодня утренняя смена вообще ничего передать в сборочный цех не смогла. Состоялся некий психологический феномен. Привыкнув к уже достигнутому уровню качества, цеховые девчонки безжалостно отбраковывали все сомнительные чипы, так что выход годных упал ниже прежнего, “дореволюционного”. Но засорённость браком всё равно оставалась непривычно высокой, поэтому девчонки из технического контроля, тоже избалованные благополучием, одну за другой безжалостно возвращали партии на перепроверку. Сработала, как говорят технари, положительная обратная связь, в просторечии именуемая паникой.
      
      13
      Спасибо Семёну Ильичу: он сообщил Соловьёву о происходящем только в самом конце катастрофической по своим итогам смены. Через несколько минут о начавшемся у него простое доложил директору на селекторном совещании начальник сборочного цеха, хорошо знакомый мне ещё по Александрову Виктор Балдук. Это уже пахло палёным.
      
      В ответ на вопрос директора о причинах сбоя Соловьёву ничего не оставалось, кроме как честно сослаться на внезапное изменение технологии. Ответственный сегодня за технологию исполняющий обязанности главного технолога Паламарчук, оказавшись в интересном положении, предпочёл прикинуться ничего не ведающим, тем более, что так оно и было, и пообещал разобраться.
      
      Не часто Виктор Степанович позволяли себе форсировать голос по поводу досадных событий повседневной заводской жизни. Их столько ежедневно случается, что никакого самого оперного голоса не хватит. Здесь, однако, случай был сочтён неординарным.
       
      - Евгений Сергеевич, я вас попрошу: вы сами, лично и срочно разберитесь с главным технологом. Выясните, как это его угораздило доуправляться технологией до простоя всего завода, – гаркнул, как он это умел, директор. – И самые строгие выводы сделайте, самые жёсткие меры примите к виновным. Немедленно!

      Понимая, что Савчуку вскоре предстоит с настоятельно рекомендованной директором суровостью высечь самого себя, я дождался неизбежного в сложившейся (точнее, удачно сконструированной) ситуации вызова и заторопился к нему в кабинет, дабы не пропустить зрелище, в той же мере захватывающее, сколь и поучительное. Ну и бумаги, понятное дело, прихватил с собой. Ох и много весили они в этот момент! При всей его удачливости, помноженной на власть, вытравить свою компрометирующую резолюцию в документе заводского хранения Евгений Сергеевич не смог бы. А и попытайся – так я бы не позволил. Хоть он и в фаворе, но не того же ради к нему благоволят свыше, чтобы позволять из корысти и дурной амбициозности безнаказанно дезорганизовывать производство!
      
      Все мои бумаги были безропотно подписаны, и такая всё ещё не утратившая заманчивости идея лжесоавторства враз насильственно почила в бозе. Пары минут хватило. И ещё одна бумага, указание о немедленном возврате к прежней технологии, родилась мгновенно: двумя росчерками отменили вчерашнюю, я сам (не гордый!) сбегал к военным заказчикам за их согласием, всего-то дел. Совершенно умиротворенный происходящим, я сей же час развернул производство, к всеобщему удовольствию, на прежние рельсы. И уже слышу, как Савчук верноподданнейше докладывает директору о полном исчерпании инцидента, благоразумно избегая, разумеется, поименовывать настоящую причину и действительного виновника.
      
      Позабыв о непреложном правиле восточных (А теперь уже и не только восточных!) единоборств, требующем добить упавшего противника, я сделался непростительно великодушен, ибо уже считал себя победителем.
      
      Рано. Да не рано, а просто зря.
    
      14
      Если бы я, видя и наперёд зная, какими последствиями для дела оборачивается его опрометчивое решение… если бы я накануне вечером или хотя бы с утра поднял вселенский хай; если бы на свой риск бесцеремонно прорвался к пока ещё не осведомлённому о катастрофе директору и, не экономя эмоций, весь охваченный (Или якобы охваченный – это не важно!) благородным негодованием, доложил бы, болея за производство (Или якобы болея – это тоже не важно!), всё как есть: с именами и подробностями, с цифрами и фактами…
      
      Донос, скажете? Бог с вами, но как же вы предложите человеку исполнять свои профессиональные обязанности, если ему связывают руки и затыкают рот? Разве этот дядя, теоретически высокий профи, а практически жалкий интриган, постеснялся сам ответственно подписаться под своими бредовыми выводами – исключительно из корыстных и мстительных соображений?
      
      Да. Если бы, к примеру, недоумевающего Савчука стащили среди ночи с его любовницы, затраты по содержанию которой он таким изысканным способом пытался разделить со мной, кабы приволокли его, сонного, на завод и принудили немедленно объясниться – ох, сколько и каких блистательных возможностей наделать труднопоправимых ошибок открылось бы перед ним! Ну кто бы посмел потом хотя бы усомниться в моей стопроцентной правоте?! И даже сохрани Евгений Сергеевич только что обретённый высокий пост, как сохранил бы он авторитет и репутацию? Ну разве решился бы он спустя короткое время практически в открытую растеять на меня гонения, если бы знал, насколько хорошо и однозначно о его неприязни ко мне, равно как и о её неблаговидных причинах, информирована общественность, а главное – как хорошо информирован директор?..
      
      Редко кому судьба предоставляет аж две попытки для того, чтобы произвести первое впечатление, а я вот сподобился. Несказанная щедрость её оказалась, увы, невостребованной.
      
      15
      Длинным и, видимо, нудным получается мой рассказ. Как бы у читателя не возникло – клянусь, совершенно ложное! – представление, будто этот отрезок моей жизни был заполнен исключительно непосильным интеллектуальным трудом и производственными конфликтами.
      
      Отнюдь! В свободное от работы время я с удовольствием предавался всему тому, что доставляет самые обыкновенные, то есть сугубо земные, радости. Как ни мало в плотно заселённой Молдавии мест для рыбалки и вольного отдыха, они, тем не менее, есть. В первую же весну мне удалось в составе команды любителей природы пройти на байдарке четырёхдневный маршрут по Днестру, побывать в предгорьях Карпат и даже посетить с целью рыбалки доселе неведомую загадочную страну Гагаузию. В специальной “рыбацкой” главе будет рассказано и об этой экзотической рыбалке, и о том, как в первый свой кишинёвский законный отпуск, пришедшийся на олимпийский год, я положил начало традиции семейного дикого отдыха, то есть сколотил из двух семей с детьми, моей и Серёжки Хамкова, а также молдавской “сладкой парочки”, которую составили соратники по труду и отдыху Филиппочек и Наташика, но просили тогда себя в этом качестве не рекламировать, группу для путешествия по озёрам Верхней Волги. Олимпийский год – не только для олимпийцев!
      
      *  *  *
      Чуточку уклонившись от темы, напомню забывчивым и сообщу не заставшим тех времён по столь извинительной причине, каковой является молодость, что вообще-то в этом году первоначально предполагалось наступление коммунизма. Именно такой срок был прописан двадцать лет назад в Программе партии. Увы, научно доказанное и всенародно чаемое пришествие почему-то не торопилось сбываться! То ли программа оказалась херовенькой, то ли партия. Впрочем, а какой ещё может быть партия, сочинившая такую программу?
      
      Вообще, при попытке взглянуть на картинку из сегодняшнего далека становится ясно, что не только приближения к коммунизму, но и просто никакого реального прогресса за эти двадцать лет в стране не произошло. Ну, если не принимать за таковой появление пластиковых пакетов с цветными картинками, смену мод и водочных брендов. Да ещё то радостное обстоятельство, что с экранов вместо чёрно-белой партийно-государственной брехни в мозги населения теперь закачивалась преимущественно цветная.
      
      *  *  *
      Но Бог с ней, с историей. Вновь открытое Верхневолжье так понравилось и взрослым, и детям, что через год желающих там побывать оказалось намного больше. В числе прочих поехал и Борис Герасимов со своей будущей женой. Эти, да и последующие путешествия заслуживают отдельного рассказа. Мне ещё предстоит найти для него место и повод, потому что придётся нарушить однолинейность повествования, которой я старался придерживаться до сих пор. А поскольку воспоминания о дикарских путешествиях ещё и очень дороги мне, я, скорее всего, скупердяйски оставлю их “на сладкое”.
      
      *  *  *
      - Товарищ сторож, идите скорей сюда! Они здесь на дереве сидят!
      
      Это голосил, сидя под древом, крепко выпивший парнишка из числа молодых специалистов, прибывших в этом, 1979 году. Сторожа непременно обнаружили бы нас с Зинулей на черешне, если бы им достало безрассудства сунуться в тот конец якобы охраняемого ими сада, где бесновалась наша компания…
      
      Стража проявила благоразумие. А мальчику настолько не понравилась выданная ему сверху откровенная и не больно лестная характеристика, что он немедленно пообещал дожидаться внизу, сколько потребуется, чтобы затем непременно начистить оскорбителю чайник. Его габариты явно указывали на то, что результат будет достигнут без затруднений.
      
      Так состоялось знакомство с Борей Герасимовым, БГером. Он готовно присоединился к любителям преферанса, хотя сразу же выяснилось, что его квалификация несравненно выше нашей, именно что любительской. Конечно, в МИЭТе это был культивируемый спорт, тогда как у нас в университете карты хоть и практиковались, однако не больно-то поощрялись.
      
      Компания, образовавшаяся постепенно из лиц обоего пола разных национальностей, была, как и полагается молодым, здоровым и нисколько не обременённым всякими бытовыми заморочками людям, весёлой и лёгкой на подъём. В кругу молодёжи я сам ощутил себя помолодевшим. Даже бороду вскоре сбрил – как неуместную в таком тёплом климате. Хотя, конечно, это объяснение откровенно притянуто за уши вот сию, буквально, минуту. Как только клавиатура терпит!
      
      Предупреждая возможные нескромные вопросы, честно и прямо отвечу: “да”. Как ни стараюсь я обходить невыгодные для себя моменты, вам всё равно должно быть заметно, что Коржов в описываемый период обленился, потолстел, обрюзг, заметно поглупел и даже малость скурвился. “Как много девушек хороших” в городе, где так причудливо перемешаны национальности и темпераменты!
      
      Много. Нравы в столичном Кишинёве не отличались строгостью; то же самое, если не больше, можно было сказать о моих собственных нравах. Когда тебе за тридцать, секс не в новинку, так что к нему развивается вполне рациональное отношение. Уже не мнишь, во всяком случае, что непременным условием жарких объятий является столь же пламенная любовь. Нет, “A la girl comme a la girl” – и, возможно, ничего более, простите за натуралистическую грубость. Это всё, что мне удалось сочинить на иностранных языках, но зато сразу на двух – есть повод гордиться!
      
      Иногда и это не так уж мало. Я достаточно поздно уразумел, что многим девочкам тоже очень нравится “это дело” само по себе. Не верил, что женская стыдливость придумана мужчинами. Но, прозревши, наконец, охотно, подобно другу Биллу, позволил своим “практиканткам” реализовывать их сексуальные фантазии. Тем более, что они, в отличие от коварной Моники, не стремились сохранить затруханные спермой предметы туалета в качестве уличающих вещдоков. Как говорила одна добрая знакомая, которой по роду службы приходилось изучать характеристики временно выезжающих за границу (Тогда, не поверите, были времена, что и с блестящей аттестацией не больно-то выедешь дальше Болгарии!): “Читаю и удивляюсь! Почти про каждого без всякого стыда пишут: “Физически здоров. Морально устойчив.” Они что, всерьёз считают, что такое может быть одновременно?”
       
      Я полностью разделяю её недоумение. Есть такое, не помню чьё, но очень авторитетное мнение: потребность в верности обусловлена в юности идеализмом, а в зрелые годы – прагматизмом. Так когда же и погулять, спрашивается, если не посерёдке?! Я пребывал как раз посерёдке, поэтому теперь, имея такое веское оправдание, даже попыток раскаяния предпринимать не стану, тем более, что мне всё равно никто не поверит. Было – и всё!..
      
      Подробностей, однако, не ждите. Я, как вы уже, наверное, заметили, не стесняюсь называть и даже характеризовать людей, чьи действия носили публичный характер или, по крайней мере, ни для кого не составляли тайны. Я убеждён, что никого невозможно принудить к поступкам, за которые, глядишь, когда-нибудь станет стыдно. Каждый всегда всё делает сам, и, в идеале, должен сам же за это “всё” рано или поздно ответить. Так что если кто-то оскорблён упоминанием его имени в тексте, пусть, прежде чем возмущаться и судиться, сначала сверится со своей памятью, если её не отшибло, и совестью, если таковая имеется. По этим же основаниям и себя щадить нисколько не собираюсь. Но те женщины, которые дарили меня своей любовью или благосклонностью, да пускай только мимолётной, никого и ни к чему не обязывающей телесной близостью – какими бы ни были их мотивы! – поступали так вовсе не затем, чтобы я когда-либо потом начал об этом публично трепаться. И я, что со мной случается не часто, в данном случае сполна воспользуюсь выпавшей мне прекрасной возможностью промолчать.
      
      16
      Надо хоть что-то сказать о чудесной стране Молдове, временным жителем и гражданином которой мне посчастливилось быть. Как ни старалась власть подстричь всех ровненько, каждая часть тогдашнего Советского союза всё же сохраняла свои самобытные черты, крохотная Молдавия не исключение.
      
      Первое, что бросалось в глаза – это наличие в книжных магазинах книг, факт поистине удивительный. Вам теперь трудно понять и поверить, что в совковые времена хорошую книгу можно было только “достать” либо, если повезёт, выменять на неподъёмное количество макулатуры. Именно макулатура агитпроповского содержания заполняла полки книжных магазинов. Ради того, чтобы подписаться на приличное издание, люди сутками, не ропща, выстаивали в очередях.
      
      А в Молдове книги продавались! Невзрачными с виду были “кирпичи” местных издательств, и бумага плохонькая, но имена!.. Ремарк и Хемингуэй, Фолкнер, Маркес и Стейнбек. А ещё чтение попроще: Хейли, Дрюон, Чейз, Пикуль. Едучи на побывку к семье, я непременно волок канистру вина и чемодан этих “кирпичей” – и количество последних определялось только моей грузоподъёмностью.
      
      А ещё, к примеру, там совершенно не практиковались принудительные сельхозработы, тема которых красной, как говорится, нитью проходит через всё моё повествование. Всего дважды пришлось посетить колхозные поля с добровольной шефской миссией. Один раз убирали табак – и так надышались его эфирными испарениями, что даже не смогли потом выпить всё гостеприимно выставленное хозяевами плантаций вино, хоть и было того вина всего-то две молочных фляги, литров семьдесят – и это на полный автобус подёнщиков-энтузиастов. Ну, привезённое с собой никто не считал, разумеется.
      
      Другой раз пришлось ходить по винограднику и бороться с бесхозяйственностью, то есть резкими рывками встряхивать шпалерную проволоку, чтобы прибитый морозом виноград осыпался на землю. Лист с лозы уже облетел, поэтому неубранные грозди явственно просматривались с проходящего рядом шоссе. А мало ли кто может проезжать по шоссе, связывающему Кишинёв с Москвой, и мало ли что этот кто-то может подумать!..
      
      Мы-то наносили гратиештским виноградникам частные визиты, не дожидаясь морозов. Нас устраивала техническая зрелость урожая. Сильная охрана патрулировала асфальтовые дорожки, разделяющие массив на аккуратные гектарные квадраты, но внутри квадрата, если не шуметь, можно было чувствовать себя почти в безопасности. Наградой за смелость были тёмно-фиолетовые грозди тончайшего Гамбургского муската, разноцветные – Кардинала и, если повезёт, огромных размеров кисти с покрытыми воском крупными, со сливу, ягодами – это аборигенный сорт Рарэ Нягрэ, из которого делалось прославленное “Негру де Пуркарь”. Заурядные столовые сорта для нас интереса не представляли, потому что таким виноградом были завалены все прилавки – и по очень смешным ценам. Ну и, разумеется, увлекательно выглядел сам процесс безнаказанного расхищения социалистической собственности.
      
      Цены на сельхозпродукцию и впрямь были такими смешными, что знакомый продавец овощного магазина всерьез обиделся на Кузюку, когда она, приехавши ко мне с Митькой в сентябре на побывку, попыталась купить полкило помидоров к ужину. – И как это я вам дам сдачу с трёх копеек? – блажил неизменно слегка подвыпивший дядя Лёня, театрально апеллируя к прочим покупателям. – Вам что, пятака жалко за килограмм?..
      
      *  *  *
      Древесина грецкого ореха справедливо считается благородной, но она ещё, и это мало кто знает, невероятно хрупкая. Я знал. Резонно опасаясь внезапно рухнуть с высоты прямо на голову Дмитрия А, мирно пасшегося внизу, я слез с древа, с трудом собрав не больше десятка плодов.
      
      Дмитрий, однако, не пасся, да его вообще не было под деревом. Он в сторонке приводил в порядок изрядную пирамиду орехов: сдирал с них мягкую оболочку и складывал очищенные в котелок. Не скоро он потом отмоет ставшие коричневыми ладони.
      
      - Папа, всё очень просто. Ты, наверное, сегодня просто забыл подумать. Здесь же склон, поэтому, если орехи с дерева падали, то куда-то катились, правильно? Ну, я и посмотрел, куда они должны были катиться.
      
      Вот зараза! Никогда у меня не было ни малейших сомнений относительно его происхождения. Но если бы таковые, допустим на миг невозможное, появились, в этой поездке в Кодры они отпали бы напрочь.
      
      На ночь девчата деликатно оставили нас со Светой одних, а Митьку забрали в свою палатку. Одна из них, Ольга Федина (кличка Фёдор), наутро принялась терзать мальца расспросами о впечатлениях:
      
      - Нравится тебе в Молдавии? Поездка наша нравится?
      
      - Очень! – Ещё бы ему не нравилось! Где, скажите, можно набрать спелых слив прямо с дикого дерева? И дерево это, вдобавок, увито лозой со спелыми, сладко пахнущими земляникой гроздьями одичавшего винограда. И тут же сорвать горсть кизила, если захочется кисленького. И предки не лезут с воспитанием, занятые своими разговорами, шашлыками и объёмистой канистрой местного домашнего.
      
      - Ну и что тебе больше всего здесь понравилось? – не отставала Ольга.
      
      - Больше всего мне понравилось спать с такой женщиной, как ты.
      
      Ольга отстала.
      
      А мальчик-то подрастает, подумал я, глядя на смущённо порозовевшие щёки неосторожной спутницы. Глядишь, скоро и читать-писать научится. Давно ли рассуждал совсем по-детски: “Девчонки играют в куклы и ябедничают. Мужички писают стоя, здороваются за руку и пьют пиво.” Я ещё не знал, что пару лет спустя Дмитрий изложит мне – своим, конечно, немощным в технике языком, однако абсолютно ясно, без возможности двоякого толкования – идею линейного электродвигателя. Он заметил, что цилиндрический статор электромотора можно, наверное, разомкнуть и выпрямить в полосу. А ротор тогда, если научиться правильно переключать обмотки ротора и статора, будет скользить над этой полосой. К сожалению, такой двигатель уже был кем-то изобретён – независимо от Дмитрия А и явно раньше него.
      
      Что до Оленьки, партнёры по преферансу отметили её мужской кличкой ещё в вузе за высокую игровую квалификацию. Прозвище неустранимо контрастировало с её юным, однако же пленительно женственным, обликом. Даже Кузюка, не больно расположенная делиться мною с кем-либо ещё, сначала подружилась с Ольгой, а потом настоятельно советовала мне в неё влюбиться.
      
      До Гагаузии, родины предка, Света так никогда и не добралась. В ту осень я не рискнул предложить такую, вроде бы и не слишком дальнюю, но крайне неудобную поездку. Те, кому случалось в те времена ездить поездом Кишинёв – Рени, меня поймут, остальным предлагаю поверить. Но вот от знакомства с Молдавией, на севере которой она родилась, у Светы навсегда остались самые добрые впечатления.
      
      17
      Одной из самых симпатичных черт местного населения было полное отсутствие политического выпендрёжа и идеологического фанатизма. Соблюдались обязательные совковые ритуалы – да, но не более того и совершенно формально. Меня удивило, что даже партийный секретарь в таком немалом цехе был неосвобождённым. Конкретно, Семён Крецул командовал участком по административной, производственной линии, и он же возглавлял коммунистов цеха по линии партийной. Не обижайся, Сеня, но привычному мне образу коммунистического функционера ты решительно не соответствовал – и слава Богу. Особенно когда вместе с остальными любителями сладенького участвовал в вечерних набегах на виноградники!
      
      А когда одну милую девушку, в то время уже депутата Верховного Совета республики, на открытом цеховом партсобрании принимали в Партию, то после в целом очень доброжелательного обсуждения Семён деликатно посоветовал ей надеть, идя на заводской партком, что-нибудь другое, а не этот модный сарафан. Оно, конечно, мало кому доступная джинсА, фирмА и писЬк, да вот лейбл на груди представляет собой звёздно-полосатый флаг страны, вредительски бойкотирующей нашу олимпиаду, ну и надпись под ним тоже не больно патриотичная. “US ARMY” – такая вот была надпись, действительно не очень уместная на кандидате в члены КПСС, ибо получается, что армия мирового жандарма как бы защищает то место, где положено храниться кандидатской учётной карточке.
      
      Столь же мало фанатизма было и в дежурствах народной дружины. Получив в опорном пункте красные повязки, группа дружинников, состоявшая из лиц обоего пола, немедленно затаривалась напитками и, в зависимости от погоды и настроения, либо располагалась тут же в лесопарке, либо направлялась в мою традиционно никогда не запиравшуюся комнату, которую все гости ласково, но справедливо давно уже называли Притоном.
      
      Только один раз, когда дежурство было объявлено чрезвычайным, пришлось охранять общественный порядок всерьёз. Ну и повод того стоил! Нас собрали аж в городском штабе и сурово проинструктировали на предмет безжалостного пресечения возможных накануне праздника 7 ноября любых антисоветских действий. Кажется, Филиппочек, изображая наивность, спросил у проводящего инструктаж полковника, какого рода вылазок следует опасаться? К каким провокациям готовиться?
      
      - Да вы что, не знаете, как обнаглевшие тайные враги советской власти выступили, к примеру, год назад? – доверительно раскрыл перед нами тайну полковник. – Да они на всех тех улицах, где демонстранты собираются перед началом, прямо на стенах написали краской свои провокационные лозунги. “Вся власть Советам!” – вот что эти антисоветчики понаписали!..
       
      Надо же, кто-то перед демонстрацией на стены смотрит. А у нас, в традиционном месте сбора, все взгляды обычно устремлены на импровизированный стол с выпивкой на все вкусы. Не всегда удавалось организовать продолжение ПОСЛЕ, зато основательная разминка ДО того, как начать массовое проявление небывалого единения, считалась обязательной.
      
      18
      В тот раз получилось и до, и после. Один из сослуживцев повёл нас в свою только что полученную, ещё совершенно пустую квартиру.
      
      Бледный и растерянный Валерка Леванов стремился предотвратить явное безобразие, не доводя всё-таки дело до скандала. Хотя скандал, можно сказать, уже состоялся. Наш сверх меры распалённый возлияниями новый начальник цеха пытался применить свою выдающуюся физическую силу, чтобы затащить Валеркину жену Наташку в пустующую комнату. Наташка вырывалась, Валера пытался мирно урезонить шефа – оба напрягались без видимого толку.
      
      Похоже, озверевшего Суслова следовало бы усмирять всей компанией – и желательно с применением грубой силы и тяжёлых предметов. Уже не раз он демонстрировал свой неукротимый во хмелю норов. Например, будучи однажды у меня в гостях, неведомо зачем вдруг опрокинул накрытый стол. А теперь, похоже, ему так же внезапно и немотивированно захотелось большой и чистой любви от жены подчинённого. И немедленно!
      
      - Эрнест Прокопьевич, одумайтесь! Это же моя жена!
      - Сам вижу, что не моя, – угрюмо сопел Суслов, не выпуская Наташку из объятий.
      
      Понятно, да? Этот человек вновь оказался моим начальником, и вряд ли стоит винить меня в отсутствии по этому поводу пароксизмов щенячьего восторга. Но было уже почти всё равно.
      
      Обиженный мною Савчук повёл себя подчёркнуто великодушно, когда выдвинул меня вместо Ивентичева на должность технического руководителя цеха. Что ж, работа знакомая, привычная. Но, знай я тогда, что, приблизив таким вот способом к себе на расстояние досягаемости, Евгений Сергеевич организует затем неторопливую, планомерную травлю, я бы нашёл способ уклониться от барской милости.
      
      Оно вроде не так уж страшно выглядело, это вот пристальное и пристрастное внимание функционера, никогда не забывающего обид. За полгода меня троекратно удостоили выговоров в директорских приказах. За пустяковую ошибку исполнителей при проведении опытной работы. За непосещение занятий кадрового резерва. Ещё за что-то, столь же вздорное… Подумаешь!
      
      Я из штанов выпрыгну, чтобы оправдать похвалу в свой адрес, особенно если сам считаю её незаслуженной. Я способен вытерпеть, хоть и без восторга, справедливую критику. Но регулярные мелочные нелепые придирки отбивают всякий энтузиазм. Видно же без очков, что тебя, Коржов, прессуют. Чтобы затем погасить. А тут ещё приход Суслова в начальники…
      
      Впрочем, без ощутимого внешнего толчка такая жизнь могла бы тянуться неопределённо долго. Привык я, притерпелся уже ко всякого рода гонениям-притеснениям. Но когда при очередном моём посещении Александрова Белецкий удостоил меня приглашения к себе домой, а там прямо сказал, что хорошо осведомлён о моём положении в Кишинёве, и тут же предложил возвратиться, мои колебания кончились. Отнюдь не оказанная честь, не высочайшие посулы должностей и прочих пряников стали тому причиной. Уже два с половиной года я жил вдали от семьи, а разрешение основного вопроса: жилищного – никак не приблизилось. Попытку к бегству пора было честно признать неудавшейся.
      
      Конечно, было жаль расставаться с обретёнными здесь друзьями-приятелями обоего пола, с городом, который я навсегда полюбил, с укладом и обычаями этой страны. На память о Молдавии я купил, в качестве долговечного сувенира, ковёр местного производства с национальным орнаментом. Никулин понимал, что удержать меня после затянувшегося и бесперспективного ожидания нечем, поэтому безропотно, не задавая вопросов, подписал моё прошение о переводе назад, в Александров. Борис Герасимов со своей Надеждой составили мне в пути компанию, поскольку включились в толпу желающих отдохнуть на Верхней Волге. Барахла набралось порядочно, а втроём, да с запасом доброго вина, ехать сутки в поезде совсем не скучно.
      
      19
      Я вернулся в свой город, знакомый до слёз. И такой же нелюбимый. На заводе тоже почти ничего не переменилось.
      
      Задачу мне директор Белецкий ставил лично. Я знал, что время от времени его захватывают будоражащие воображение проекты. Вот и теперь он не пожалел времени и сил, чтобы доходчиво объяснить единственному слушателю свою мечту о создании на заводе высокотехнологичного производства микросхем будущих поколений. Завод должен совершить рывок в грядущее: и в техническом оснащении, и в уровне подготовки кадров, и в организации труда. Что требуется от меня? – Готовить означенный рывок. Конкретно? – Неустанно искать свежие, неординарные подходы. Избегать догматизма. Выработать соответствующую масштабу и характеру задачи идеологию и уж на её основе принимать конкретные, но непременно комплексные решения. Выйти на принципиально иной технический уровень. Кое-кого заткнуть за пояс, остальным утереть носы. Поднять престиж и явить пример – не только другим заводским производствам, но и, желательно, в масштабе отрасли.
      
      Да, мечты Петра Николаевича отличались размахом, а способность убеждать всегда была его сильной стороной. С конкретностью дела обстояли не в пример хуже. Мне же предлагалось немедленно приступить к реализации его мечты. С понятными для не слишком крупного и далеко не самого передового предприятия оговорками: надлежало вписаться в тысячу квадратных метров производственной площади, а на импортное оборудование и материалы рот без крайней необходимости не разевать. Крупная мечта, но, “по одёжке”, в эконом-классе. Затея в любом смысле бюджетная.
      
      Ох, не просите меня конкретизировать, что же собственно надлежало и предстояло делать. Я же был захвачен этим. Я не смогу остановиться, и вы если не погибнете под градом, то захлебнётесь потоком обрушившихся на вас технических подробностей. КМОП БИС – это даже сегодня одна из самых востребованных технологий. Большие интегральные схемы на основе комплементарных (то есть взаимодополняющих) структур “металл-окисел-полупроводник” – так расшифровывается аббревиатура – это очень хорошие интегральные схемы. Только в них счастливо сочетаются обычно несочетаемые свойства: большая плотность составляющих элементов, высокое быстродействие и совершенно ничтожное энергопотребление. Моя бы воля, я бы всё, что только можно в микроэлектронике, производил бы в КМОП-варианте. Правда, это и сегодня очень сложная и дорогая технология, а тогда даже специалисты не больно-то представляли все её тонкости и трудности.
      
      Формально меня определили в опытно-конструкторское бюро, ОКБ, которое, в свою очередь, было тогда частью научно-производственного комплекса, НПК, включавшего ещё производственные подразделения и кое-какие лаборатории. Этим чисто административным способом, согласно воцарившейся в министерстве моде, предполагалось сблизить науку с производством и тем самым придать ускорение техническому прогрессу. Разработчик и производственник, будучи запряжены в одну телегу, теоретически должны были не только возлюбить друг друга, но и повысить коэффициент полезного действия сей химерической конструкции.
      
      Стоит ли говорить, что практика никак не подтверждала этих благих измышлений, поскольку собственные цели у подразделений, насильственно собранных под одним начальником, оставались разными, во многом даже конфликтными, а реальное объединяющее начало отсутствовало напрочь. Если, конечно, не считать объединяющим началом персону этого самого начальника. Звали оптимиста-энтузиаста Владимир Анатольевич Быков – запомните это имя, не раз пригодится.
      
      20
      Прежде чем приступить к собственно проектированию, я несколько месяцев изучал литературу по теме и столь же дотошно знакомился с действующим производственным модулем на заводе “Ангстрем” в Зеленограде. Тот, который я, наглядевшись на чужой опыт, нарисовал сам, получился – я считал, что из-за тесноты отведённого помещения и густой сетки колонн – корявеньким, однако, хоть и с рядом высочайших замечаний, он всё же был одобрен министром, а это означало начало финансирования и поставок оборудования.
      
      Всё, проект можно было с лёгким сердцем выбросить пока из головы. Однако меня не переставала раздражать его неприглядность, коробило эстетическое несовершенство. Работать-то оно кое-как будет, но полюбить такое нельзя. Я сотворил нечто явно второсортное, и мне было стыдно.
      
      Рассказано немало сказок об озарениях, явившихся творцам во сне. Почему-то чаще такое случалось (Или якобы случалось – неважно!) с химиками: Менделеевым, Кекуле. Что ж, я тоже химик, хоть и не состоявшийся. От истины не убудет, если я добавлю к этим сказкам ещё одну, про себя.
      
      Ничего впотьмах записывать и спросонок зарисовывать мне не пришлось, потому что картинка, явленная во сне, наяву меня уже не покидала. Проклятая шестиметровая сетка колонн при таком решении нейтрализовалась, становилась действительно опорой, а не помехой, и уже не расхищала площадь.
      
      Никем на то не уполномоченный, я в рекордные сроки сделал новый чистовой вариант проекта, посоветовался с Вадимом Орловым, который вновь был моим реальным начальником, и мы вместе отправились к директору: я – подставлять повинную голову, а Вадим – чтобы хоть как-то смягчить удар при случае. Уж он-то понимал, насколько новый проект лучше предыдущего.
      
      С какого рожна все эти страсти? Да ведь предыдущий вариант уже одобрен самим министром, следовательно, его иммунитет и неприкасаемость абсолютны, а любые посягательства, хоть и с благими намерениями, чреваты! Оно тебе, Коржов, надо – искать на свою многострадальную задницу новых приключений? Чего дёргаться в беспроигрышной позиции?!
      
      Оно мне было надо. Очень. Я не хотел остаток жизни терзаться стыдом за то, что всё же нашёл лучший вариант, но смалодушничал отстоять его. Так что в качестве окончательного вскоре был утверждён второй проект.
      
      21
      Я вдруг оказался не у дел, поскольку между завершением проектирования и началом реализации проекта образовалась затяжная пауза. В помещении неспешно вели ремонт строители. А куда спешить? От размещения заказа на оборудование до его поступления мог пройти год, а то и больше – в вопросах развития плановое хозяйство не страдало торопливостью.
      
      Нет, долго почивать мне не довелось. Я, хоть и был теперь далёк от производства, всё же из общего любопытства интересовался делами цеха, в котором когда-то состоялось моё рождение как инженера.
      
      Дела, скажу прямо, к середине 1982 года выглядели на диво плачевно – и продолжали ухудшаться. Со стороны такое развитие событий представлялось мне не то что невероятным – вообще невозможным. Недавно был обновлён парк оборудования, что позволило обрабатывать пластины большего диаметра и с большей точностью. Над вопросами качества работали не только инженеры цехового персонала, чрезмерно, на мой взгляд, многочисленного, но и несколько лабораторий, специально созданных “для разработки идеальных технологических решений”. Тоже явное излишество, потому что к тому времени основной продукцией завода стали технологически самые простые транзисторы, так называемые NPN, да ещё сугубо гражданского назначения. И вот эти нетребовательные, примитивные изделия вдруг перестали получаться – ни с того ни с сего, как уверяли меня те самые авторы “идеальных решений”, да и все, кто имел отношение к их производству.
      
      Я к их производству никакого отношения не имел. Поэтому, видимо, именно меня и мобилизовали. А может, Орлова, который ходил у Быкова в заместителях, надо благодарить за оказанное доверие?
      
                У судьбы на мой загривок
                вечно сыщется хомут.
      
      Пригласили-то вроде на расширенное диспетчерское совещание, однако, единожды возникнув, меня уже никак не покидало чувство, что я пребываю в сумасшедшем доме. На законных, добавлю, основаниях. В качестве клиента. Хоть доставай со шкафа балалаечку…
      
      По очереди отчитывались технические руководители, отвечавшие за звенья технологической цепочки. Авторитетно, лаконично, со знанием дела и ощущением непререкаемой правоты:
      
      - Ионное легирование: Всё благополучно. Претензий нет.
      
      - Диффузионные процессы: Все процессы без отклонений.
      
      - Фотолитография: По литографии и химическим обработкам замечаний нет.
      
      - Напыление: Результаты нормальные.
      
      - Измерения: Выход годных кристаллов по NPN транзисторам составил сорок процентов – против требуемых семидесяти. Оба сборочных цеха извещают о повышенном браке, а также не подтверждают заявленную номенклатуру. По этим причинам каждую третью партию кристаллов сборка бракует и возвращает.
      
      Ага. Видимо, мы рождены, чтоб Кафку сделать былью. А иначе что же это? Бедный Франц! У всех, от кого хоть что-то зависит или должно, по правилам игры, зависеть, абсолютное, без нюансов и полутонов, благополучие. Херово на измерениях, но они-то в чём виноваты? Измерения способны только констатировать суммарный итог всех предшествующих усилий, на конечный результат никак не влияя. Хотя нет. Такая прорва возвратов от сборки явно указывает ещё и на неспособность участка измерений добросовестно рассортировать кристаллы на брак и годные. Или характеристики кристаллов непредсказуемо “гуляют”, то есть дрейфуют по ходу сборки – тогда полный списец, поскольку этого рода болезнь вообще не лечится. Всё, что можно в таком случае предпринять: этих утопить, а новых наделать. Хотя наперёд ясно, что получится тот же результат. С какого рожна ему – от тех же родителей! – быть другим?..
      
      - Когда и как планируете разобраться в ситуации?
      
      Это, наконец, открывает рот ведущий совещание Быков. Как выразился Михаил Евграфович, “уж который раз гневаемся, а репа всё не растёт”. Нет, уважаемый Вильям ты наш Шекспир, к данному случаю твоё бессмертное определение неприменимо. Этот мир не театр, а цирк. И как раз бравурно звучит туш, а на манеж выкатываются размалёванные пьяные клоуны! Да не простые, а чокнутые. “Здравствуйте, мы снова на арене!”
      
      Ощущение гибрида цирка с дурдомом усиливается до степени полной достоверности. Кому, хотел бы я понять, задаётся этот вопрос, если все, кто управляет производством, констатировали полное благополучие – и ни один не уличен во лжи? Раз уж они такое заявляют, значит, ничего не ищут и впредь искать не собираются. В чей адрес вопрос, а главное, зачем? Работу лабораторий координирует лично Быков, больше они никому не подчиняются. И вопрос свой он может адресовать только себе, раз уж в созданной им структуре почему-то нет никого, кто отвечал бы за картинку в целом. За каждую манипуляцию есть ответственный, а за итог всех телодвижений, коим должно стать конкретное изделие, чья-либо ответственность вообще не предусмотрена. Помнится, что-то подобное было у Аркадия Райкина, но здесь по части комического абсурда (или абсурдной комичности?) ситуации прославленный народный артист рядом с провинциальными любителями выглядел бы бледновато.
      
      22
      Я не скрыл своего недоумения. Напротив, высказал его честно и прямо. Чтобы что-то сделать, для начала следовало кое-что узнать. Мне ведь предписывалось разобраться в причинах завала и устранить их. Имел ли я право браться за дело, не уразумевши предварительно, насколько хвороба запущена и какие средства для её лечения мне будет позволено применить? Судя по масштабам и симптомам бедствия, потребуется не только терапия, но и хирургия. И желательно поскорее, чтоб не понадобились ритуальные услуги. Для детального ознакомления с ситуацией я попросил неделю – и получил, как это всегда было заведено, три дня.
      
      Впрочем, ясно, что в срочности Владимир Анатольевич был заинтересован поболе меня. Моё поражение грозило ему бесславным крахом карьеры. Жаль, я тогда не догадывался, что и полная моя победа, если вдруг случится победить, не больно-то его обрадует.
      
      Трёх дней всё-таки хватило, чтобы при очередной встрече я смог вчерне сформулировать свои условия.
      
      - Мне требуется оперативное исполнение моих технических указаний всеми лабораториями. Не через Вас, а непосредственно. Если кто недоволен – пусть хоть директору жалуется, но сначала исполняет. То же требуется и от мастеров; я сам буду решать, допустимо ли проводить ту или иную операцию с той или иной партией.
      
      Владимир Анатольевич слушал с неподдельным интересом, ожидая, видимо, что вскоре я сам, без его помощи захлебнусь в этом потоке ни с чем не сравнимых по своей наглости требований. Я же не собирался затыкаться, так что он первый не выдержал:
      
      - А нельзя ли скромнее?

      Даже в условиях приближающегося полного п*здеца его почему-то беспокоила перспектива пусть хотя бы временной утраты части почти диктаторских полномочий. Правда, как ими грамотно распорядиться, сам он, болезный, не представлял. Да, пытался действовать, но это были судорожные телодвижения припадочного: ничего осмысленного.
      
      - Можно. Но тогда будет поздно. Разрешите продолжить? Так вот, я требую отстранить – не только от управления техпроцессом, но и от всякого участия в нём – всех инженеров-технологов, занятых этим сейчас. Всех, я не шучу. Сколько их там: трое? четверо? Оставьте в моём подчинении Ольгу Ефремову – и пообещайте ей, стимула ради, присвоить следующую квалификационную категорию. Конечно, если поставленная задача будет решена.
      
      - Что-то я не понимаю. Отказываться от участия лучших профессионалов, с их опытом… И почему именно Ефремова? Она же пока только молодой специалист. Нет, не понимаю.
      
      - А Вам, Владимир Анатольевич, и не обязательно меня понимать. Я профи, у меня тоже есть опыт, но я не обижусь, если Вы предпочтёте ему опыт и профессионализм своих проверенных специалистов. Тех самых, напомню, чьими трудами создана сегодняшняя ситуация. Которые вот уже полгода всё ещё надеются отвратить п*здец заклинаниями. Если же меня позвали дело делать, а не критику выслушивать, извольте предоставить требуемые мною инструменты. Критиковать меня ещё рано. И я не стану разгребать это дерьмо голыми руками. Весь техпроцесс, насколько можно было понять за три дня, в ответственных его стадиях полностью разрегулирован. Это или от недостатка квалификации, или от безответственности. Боюсь, что налицо обе причины, усугублённые спесью и авантюризмом тех исполнителей, которых я требую отстранить, даже не пытаясь вникнуть в их деловые качества. Я им не начальник, оценок давать не обязан. Достаточно того, что мне не понравилось, как талантливо они умеют разводить руками. Далее, я не желаю доставить им то наслаждение, которое они, безусловно и несомненно, испытают, сохранив возможность вставлять мне палки в колёса. Куда их девать, спрашиваете? К ёб*ной, ...пардон, к соответствующей матери! Я подумаю, к какой. Но, простите, я ещё к первой задаче не приступил, а Вы передо мной вторую ставите. Тогда уж определитесь, пожалуйста, с очерёдностью.
      
      - Да не заводись ты так. Действительно странно, что вместо помощи ты требуешь фактически оголить участок. Учти, что сроки очень жёсткие. Необходимо в два-три дня представить календарный план работ на ближайший месяц.
      
      Учись, Коржов! Ты ещё и писЬкнуть не успел, а тебя уже грамотно, квалифицированно “возглавляют”. Скоро топтать начнут – в обоих смыслах. Если дашься, конечно…
      
      - А сколько, простите, длится завал? Ах, только полгода? Так какой же срок потребуется, чтобы отстроить то, что не менее полугода ломали всеми наличными силами? Почти месяц длится производственный цикл. Это и есть продолжительность попытки. Не хотите же Вы сказать, что мне отводится одна попытка? Прыгуну в длину и то даётся шесть. Нет, сейчас называть срок я не готов. Именно потому, что не авантюрист. “Трах-тибидох!” – это, пардон, не ко мне. Это к Хоттабычу, а я Митрофанович. И бумажек высасывать из пальца не стану. Для составления реального плана работ у меня, как и у Вас, нет необходимой исходной информации. Что, хотя бы формальный? А на кой ляд Вам формальный план? Ага, главному технологу показать… понял, что это крайне важно. Чем больше бумаги, тем чище задница – так, что ли? Сколько их было сочинено за последние полгода? С десяток? Вот и поручите машинистке переписать заново любой из них – и подтирайтесь… пардон, прикрывайтесь. Я его и читать не стану – некогда. А если мой подход не устраивает – зовите тех, кто, на Ваш взгляд, компетентнее. Или авторитетнее. Или авантюрнее. Последних, впрочем, у Вас и так хватает. Зачем, скажите, Вам понадобился Коржов, если здесь все такие хорошие и всё так хорошо? Поскольку за три дня не стало понятней, кто реально здесь рулит технологическим процессом, рулить, простите, буду я. А если ещё кто-то, то с него и спрашивайте. Я умею подчиняться. От работ по производственному модулю КМОП БИС, кстати, меня директор не освобождал.
      
      Деваться Владимиру Анатольевичу было некуда, хотя он, человек весьма, хоть и без достаточных оснований, амбициозный, оказался сверх всякой меры раздосадован – и насмешками, на которые я расщедрился в адрес так ценимых им работников, и критикой выношенных и выстраданных лично им, таких на первый взгляд логичных, однако совершенно бесплодных организационных принципов.
      
      Первое время он буквально ходил за мной по пятам, лично отслеживая каждое действие, хотя у начальника крупного хозяйства вроде бы должно быть выше крыши других, соответствующих его рангу и масштабу, забот. Этим он себя здорово в моих глазах уронил. А очень скоро, то есть при первом же неформальном контакте “за рюмкой чаю”, достоверно выяснилось то, что легко было предположить заранее: во хмелю он упрям, капризен до склочности и подозрителен до крайности. Больше мои такого рода контакты с ним не возобновлялись никогда. На работе, в роли подчинённого, мне полагалось эти славные качества терпеть. За проходной я предпочитал играть другие роли и в другом ансамбле, где подобная дурь не в чести.
      
      А Ольгу я выбрал в помощницы, приметив её добросовестность – и впоследствии никогда о том не пожалел.
      
      23
      Всё у нас получилось! Везунчик же ты, Коржов! Разумеется, из меня так и прут технические подробности, однако я сознаю, что неспециалисту они мало чего скажут. Технике в этой главе и без того уделено слишком много места.
      
      Достаточно будет сообщить, что моя первоначальная оценка состояния технологии NPN транзисторов оказалась близкой к истине, так что ни героических, ни титанических усилий не потребовалось. Их от такого лентяя, как я, и ожидать-то было бы странно. Но принятые решения оказались верными, раз уж через пару месяцев полез вверх выход годных кристаллов, ещё через пару окончательно прекратила свои жалобы сборка – и даже отменила ставший теперь ненужным входной контроль качества кристаллов. Чисто технически проблема была исчерпана. Разумеется, я надлежащим образом оформил свои находки и был вполне удовлетворён размером их оплаты.
      
      А ещё я представил Игорю Николаевичу Кононенко, главному инженеру, подробный технический отчёт о проделанном. Мне был хорошо известен – и абсолютно чужд! – особый тип специалиста, избегающего делиться своими достижениями с кем бы то ни было, дабы утвердиться в глазах начальства этаким незаменимчиком. Как удобно: сделанную в рабочее время и должным образом оплаченную продукцию (А инженерное решение чем не продукция?) потом ещё и присвоить себе с целью повышения своей личной значимости, а то и просто ради банального шантажа! Я никогда этим не занимался, а в будущем, при всей своей управленческой неопытности, всегда распознавал и пресекал такие попытки подчинённых, вплоть до того, что, если чадо упорствовало, избавлялся от него без сожаления. Так что затребованный главным инженером отчёт, коль скоро со мной честно расплатились, содержал всю значимую информацию. Вам я за ненадобностью её не сообщаю. А заинтересуетесь, так отчёт в моём архиве. Подлинник.
      
      К отчёту я по собственной инициативе приложил меморандум по вопросам, относящимся к кризису управления, который, на мой взгляд, поразил НПК. Мне представлялась абсурдной ситуация, при которой:
      
      А) Вся реальная власть на производственном участке принадлежит мастеру, то есть выходцу, как правило, из среды рабочих. Мастер организует труд, карает и милует. Мастер закрывает наряды и единолично распоряжается хоть и небольшим, однако собственным премиальным фондом. Правда, квалификация у него ниже, чем у инженера, вследствие чего ответственных технических решений он принимать не способен. Зато зарплата больше.
      
      Б) На одного инженера (ведущего), которому поручено отвечать за всю технологическую цепочку, приходится трое-четверо специалистов узкого профиля, то есть тех, кто обеспечивает надлежащее исполнение своих операций. Казалось бы, вторые должны зависеть от первого. Хренушки! В быковской системе ведущий играет роль мальчика для битья, поскольку отвечает за всё изделие в целом, а в целом всё благополучно если и бывает, то очень редко и не у нас. А вот специалисты по отдельным операциям ведущему не подчиняются и претензий от него не принимают, потому что получают свои премии за исполнение плана собственных работ, причём планы эти сами же и сочиняют. Кто б усомнился, что только полный олигофрен способен сочинить такой план, который можно не выполнить?!
      
      В) Даже в пору наибольшего завала, когда цех почти не производил годных чипов, все рабочие, выполнявшие свои нормы выработки, регулярно получали премии. А как бы они, скажите, не выполнили норм? Ведь ради того, чтобы иметь хоть что-то на выходе, на вход производственной цепочки приходилось запускать вдвое большее количество пластин, значит работы всем всегда хватало. Но заработки подскочили ещё значительнее, потому что возросшая нагрузка на рабочих толкала их к спешке; спешка приводила к ошибкам; ошибки требовали переделок; а переделки по действующим правилам (Я бы похихикал, однако, право же, силы иссякли!) не только не порицались, но и оплачивались наравне с годной продукцией.
      
      Итак, мастера, имея низкую квалификацию, реально управлять не способны. Инженеры теоретически способны, но практически к управлению не допущены. В утешение им дозволено в порядке компенсации заниматься увлекательной грызнёй и перепихиванием ответственности, а о такой ничтожной вещи, как конечный результат, забыть напрочь, чтобы не расстраиваться по пустякам. А рабочим так и вовсе всё по барабану: они университетов не кончали, делают всё, что приказано, и даже больше; условия премирования придуманы не ими. Что, не к чему прицепиться? Вот и не цепляйтесь!
      
      Короче, если дела из рук вон плохи, однако всем, кто их делает, хорошо и комфортно, откуда, скажите, взяться надеждам на поправку?!
      
      Кононенко был грамотным и вдумчивым руководителем, так что всё хорошо понял. Настолько хорошо, что мой технический отчёт утвердил к исполнению без всяких замечаний. Он, правда, к тому времени и без того уже был исполнен, оставалось бумажки оформить. А вот диссидентские организационно-экономические фантазии вернул мне без комментариев, что означало: не туда ты, Коржов, лезешь, поостерегись; и я не стану встревать в эту бодягу, не главинженерское это дело. Кроме начальника НПК есть на заводе отдел нормирования, есть отдел научной организации труда – пусть занимаются.
      
      Перечитав этот – тоже случайно сохранившийся в моём беспорядочном архиве – документ, я и сейчас готов подписаться под каждой строчкой. Пусть он никого тогда не заинтересовал, но мне вскоре очень пригодился – если не как руководство к действию, то хотя бы как внятное предостережение об опасности общепринятого и общепризнанного, такого всем понятного, однако бесплодного и совершенно тупикового пути.
      
      24
      Но нет, совсем не зря мои доброжелательные университетские однокашники ещё в те давние времена сформулировали про меня (И до сих пор не забыли!) два не больно-то лестных изречения:
      
      1. Любите Коржова – источник знаний!
      2. Коржов в больших дозах противопоказан!

      По мере того, как восстанавливалось производственное благополучие и рассеивались нависшие было над Владимиром Анатольевичем тучи, всё чаще и всё откровеннее он демонстрировал раздражение как моей персоной вообще, так и моей дотошной (до тошного) требовательностью в частности. Все планируемые показатели были достигнуты и превышены, все решения, от которых зависело качество, найдены и реализованы. Случавшиеся провалы были обусловлены единственно разгильдяйством исполнителей, каковое, в свою очередь, являлось прямым следствием совершенно идиотской сдельной оплаты труда, которая буквально понуждала работников халтурить.
      
      Я требовал карать бракоделов, любителей длинного рубля, симметрично, то есть тем же рублём и от всей души, но не встречал понимания. Плановый уровень в целом достигнут – какого же рожна Коржов кипятится, лезет в бутылку и садится не в свои сани?!
      
      Постоянные препирательства на обрыдлую мне тему: “Тебе что, больше всех надо?” – стали утомлять Быкова настолько, что вскоре он был просто вынужден разрулить нездоровую ситуацию с присущей ему нордической прямотой. Не снисходя теперь уже и до личного контакта, он в одно чудесное утро поручил табельщице сообщить мне под расписку содержание своего свеженького распоряжения, копия которого на доске приказов уже была доступна для обозрения всем любопытствующим, причём самые доброжелательные из них даже не пытались скрывать нечаянной радости:
      
             Приказ по научно-производственному комплексу
                №117 от 24.04.83 г.
      
      В связи с минованием в его услугах надобности, инженеру-конструктору первой категории Коржову А. М, временно прикомандированному к цеху №17, немедленно приступить к исполнению прямых обязанностей.
      
                Начальник НПК  ___________  В. А. БЫКОВ
      
      Давненько меня так щедро не благодарили! Всё правильно. Не мной сказано: “Нашедшего выход затаптывают первым!” Ничего не оставалось, кроме как радоваться, что славный обычай “ликвидировать за ненадобностью” нынче, вроде, отнесён к пережиткам и так широко, как прежде, не применяется.
      
      Ольгу Ефремову большой начальник награждал отдельно, но тоже весьма достойно. Специфически. Её Быков оставил за старшего, однако присвоить обещанную вторую категорию демонстративно отказался. Вакансий, видите ли, у него нет. “Я клятвы дал, но дал их выше сил” – примерно так изячно выглядели формулы оправдания в содеянной подлянке в первой половине девятнадцатого века. Вакансий нет, потому что все они заняты той шушерой и шелупонью, вместо которой Ольга пахала – объясню в последней четверти двадцатого века гораздо менее деликатный я.
      
      25
      - Скажи, Коржов, а как это тебе удалось заставить девочек делать всё, что ты прикажешь? Не хотелось раздражать тебя по пустякам, вот я зря и не вмешивался. Но если б ты знал, сколько я получил от мастеров жалоб на твоё самоуправство! Они же все специалисты по тихому саботажу. Не станут они придерживаться технологии, если от её соблюдения страдает кровный заработок?! А ты не имел над рабочими никаких властных полномочий, почему же они тебя слушались?
      
      Начальник цеха Саша Кузнеченков, мужик умный, деловой и по-хорошему амбициозный, не зря задался вопросом, который и меня самого изводил на старте этой недолгой эпопеи. Мне уже много чего пессимистического было известно про благие намерения.
      
      - Всё, Саша, просто. Я девок твоих собрал в кучу и тихонько так пообещал: жопу разорву каждой, кто считает себя самой умной и посмеет не исполнить, что велено. КАК делать годные – это моя забота, обойдусь без творчества масс. И надуть меня, учтите, невозможно. А что у меня карательных полномочий нету – так на хера им лишней информацией головы забивать? Я им этого не говорил. Ну и, сам понимаешь, да и они не дуры: все отговорки мимо гола, если жопа уже пострадала. Я ж исполнение своих решений никогда не откладывал, и к тому же торчал в цехе по две смены, не ускользнёшь. А когда меня нет, так Ольга приглядывала за филейчиками, я ей вполне мог довериться…
      
      Не все такие сволочи, как Быков. Кузнеченков, приятель ещё по докишинёвскому периоду, долго уговаривал меня остаться у него в заместителях. Я же, напротив, всерьёз просил оформить меня – ради заработка – по рабочей специальности, с условием, что я буду исполнять за те же деньги ещё и все обязанности инженера. Этого, увы, он сделать даже для меня не смог бы. Понимал, что такого Система не может допустить в принципе. Ну а я, в свою очередь, понимал, что решись я принять должность, зависеть мне придётся не столько от Кузнеченкова, сколько от Быкова. От человека, умеющего создавать атмосферу, в которой не то что работать – дышать не хочется! Да, мне совершенно не свойственно честолюбие. Но даже полное отсутствие честолюбия отнюдь не отменяет естественного для знающей себе цену личности нежелания подчиняться ничтожеству – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Для того же, чтобы понять вкус дерьма, не обязательно съедать всю кучу. Как будто я не назависелся от него за полгода? Да по самые, как говорят в Молдове, гогошары!
      
      Саша огорчился и, желая хоть чем-то мне удружить-услужить, предложил в утешение отлить из личного резерва столько спирту, сколько я смогу перетаскать с завода в своей фирменной напузной фляге до предстоящего отъезда на заслуженный отдых. Другими словами, он сделал – а я, соответственно, принял – предложение, от которого невозможно отказаться. Таскал, не жалея себя, в две смены! Вскоре я взял всё накопившееся: и отгулы, и спирт – чтобы рвануть с моим формальным начальником Олегом Кузнецовым в Карелию, к его петрозаводским приятелям братьям Емельяновым.
      
      Те забросили нас на Шотозеро, на берег протекающей через него чудесной речки Шуи, где я с успехом не только зализывал раны, но и ловил плотву, налимов и щук, а в промежутках кулинарил, загорал на камушках и рассеянно внимал бесконечным монологам Олега. Ну, если не доставало сил внимать, уходил бродить в одиночестве по живописным окрестностям, постоянно натыкаясь в лесу на неописуемой красоты озёра-ламбушки. Май, по карельским стандартам, выдался исключительно удачным, совершенно бесснежным, так что отгулы мы использовали сполна и с большим удовольствием, ну а спирту (Это, увы, его экзистенциальное свойство!), естественно, не хватило.
      
      Оптимальным для отдыха является срок, в конце которого поневоле начинаешь вспоминать о работе, о доме. Видимо, мы с Олегом угадали почти точно. Прикуривая одну сигарету от другой в тамбуре ночного поезда, уносящего нас из гостеприимного Петрозаводска на юг, я долго перелистывал в памяти события и обстоятельства последних пяти лет. Поразительно, насколько симметричными оказались половинки этого срока. Как две кляксы на согнутом пополам листе, старт и финиш этой дистанции почти неразличимы. Неужели совершён и завершён полный круг, а впереди – ничего, кроме новых, таких же, как этот, кругов?! Пройдут многие годы, прежде чем безоговорочно чтимый мною поэт решит сформулировать то, что тогда было дано мне лишь в неясных, расплывчатых и тревожных предощущениях:
      
              Но все твои долги и страсти, от коих ты бежишь теперь,
              уже свои силки и снасти сплели в конце пути, поверь.
      
              О чём же о таком ты бредишь, торжественно топча перрон?
              Куда ты от всего уедешь, когда оно со всех сторон?
      
      Теперь уезжать было действительно некуда. Хочешь – в прямом смысле толкуй, хочешь – в переносном. Теперь окончательно ясно, что попытка к бегству не удалась, потому что она не удалась бы никогда. Мне, эстетически недоразвитому, трудно уразуметь причину использования поэтом обстоятельства “торжественно”. И бредить, и топтать перрон было просто бессмысленно. Цитируя это стихотворение, одно из самых любимых, я обычно именно так и оговариваюсь. Невольно. Простите, Михаил Константинович.      
       
         
       
              2007г.
        г. Александров
       
       
               *
        Продолжение: http://proza.ru/2008/05/14/426


Выдержки из переписки с читателями

Здравствуйте, дорогой Александр!

 Я прочитал. От начала до конца.

 Вы – замечательный человек, и, наверно, очень хороший инженер.
 Будь я финансовым директором не в своем Объединении, а на Вашем заводе, Вам бы работалось веселей: я люблю классных работников. И премию Вы бы получали… уставали бы бегать в бухгалтерию!

 Но.

 Я совершенный профан в области чипов.
 То есть, я слышал о них, но мне совершенно не интересна технология, в которой они получаются.

 Все-таки литература – это не жизнеописание машин, деталей, схем производства, графиков и т.п. Литература – это о людях! О их чувствах, переживаниях, страданиях… о любви, о ненависти… о добре и зле.

 Уберите из Вашего повествования чипы…

 Что осталось?

 Остались Вы сами. Пожилой, симпатичный человек…

 С чем остался я? Да, в общем, ни с чем…
 Что я узнал? Что я почувствовал?
 Пожилых – я сам такой. Симпатичных – меньше, но тоже мне не впервой.
 В чипах я так же ничего не смыслю, как и раньше.
 Не буду Вас томить. Перейду к выводам.

 Произведение должно иметь «сверхзадачу». Сверхзадача – это, на мой взгляд, некая философская концепция, переданная через образы героев.

 Как сказала одна дама, выходя из кинотеатра с фильма «Дама с собачкой»:
 - Шо они этим кином хотели сказать?
 - Шо нельзя баб одних на курорт отпускать, - объяснила ей подруга.

 Произведение должно содержать три части: введение, где надо дать понять читателю, где он находится; главная часть, обязательно оканчивающаяся кульминацией, и развязка, из которой становится понятно, о чем всё это было…
 Не чип должен быть в центре литературы! Художественной!
 
 Образы людей – вот, что увлекает!
 Написав нечто, остановитесь, и подумайте, будет ли интересно мне это читать?
 Что меня заставит плакать или смеяться!
 От чего заноет сердце?
 «Каштанка» - это не о собачке! Это о верности…
 «Преступление и наказание» - это не инструкция о том, как дать бабушке по голове! Это о муках совести…

 Всего Вам доброго.

Владимир Либман   23.08.2008 06:24
 
Дополню:

 Ваша "Жил-был Я. Глава 5. Попытка к бегству" - это черно-белая фотография цехового помещения. Наверно, специалистам это интересно!

 А мне, прохожему, интересен рассказ о том, как застукали Ленку Фролову-операторшу, с Колькой Зайцевым-охранником на складе готовой продукции...

Владимир Либман   23.08.2008 06:41   

Уважаемый Владимир,

 а ещё утверждали, что не читаете тексты, не подкреплённые надёжными рекомендациями! Хотя, конечно, если начинать с пятой главы связного повествования, судить о композиции и других особенностях текста должно быть трудновато.

 Я благодарен Вам за комментарии, однако, простите, Ваши замечания, как мне кажется, относятся не к тому тексту, что написал я, а к тому, что написали бы Вы. Задача донести до всего лишь двоих человек информацию о том, как жил и каким был их забытый отец, диктует средства, в число которых ни художественный, ни какой-либо другой вымысел не может входить по определению. Конечно, текст, написанный по таким правилам, мало кого способен заинтересовать. Хотя автор, следуя своей частной задаче, показывает себя в своём времени и среди окружавших его людей, да ещё нахально считает, что эти люди не в пример интереснее многих знаковых персон нынешних сытых и пустых времён. Надеюсь, прожив на этом свете от Оттепели до нынешнего капитализма, Вы согласитесь, что жизнь стала примитивнее - иногда до тошноты?

 Итак. Никаких СВЕРХЗАДАЧ я перед собой не ставлю. Быть автором ХУДОЖЕСТВЕННОЙ литературы не стремлюсь, обстоятельства, персонажи и события - подлинные. Единственный ОБРАЗ, который меня занимает - это собственная персона. Настолько нахальная, что даже не пытается это скрыть. Настолько в описываемый период зацикленная на чипах, что, убери их - и переживать будет не о чем. Поиски, заблуждения и озарения, победы и поражения - всё это вряд ли способно существовать отдельно от их предмета. И повесть - не о чипах, как Вам показалось, а о страстях. Хотя я понимаю, что страсти: вокруг чипов, а не относительно шмоток, авто, курортов и брендов - чужеродны сегодняшнему времени настолько, что трудно поверить в реальность их существования. Именно поэтому я отношу своих младших детей к обездоленному поколению. Поэтому пытаюсь сообщить им о других временах, которых они не застали. Хотя, очень вероятно, не буду понят.

 Владимир, я не полемизирую с Вами, а пытаюсь разъяснить позицию. И, разумеется, тот факт, что без разъяснений она не всем понятна, заставляет меня задуматься над тем, достаточно ли внятно я её заявляю и отстаиваю. В этом отношении Ваши замечания весьма полезны для меня.

Александр Коржов   25.08.2008 11:26 
 
И ещё дополнение. "... мне не интересна технология..."

 Ой ли! Вам не интересна ИМЕННО ЭТА технология. Обычно никто не протестует, когда его подробно, в профессиональных деталях, вводят в курс технологии ограбления. С подробностями знакомят с технологиями санкционированного убийства (это я про войну). Преподают уроки технологии обольщения. Всем любопытны эти, к примеру, тайны, хотя только электронная техника сделала возможным нынешний шоу-бизнес, а занимаются ею несколько больше людей, чем киллеров, эстрадных див и сексуальных маньяков, взятых в совокупности.

 Дело не в том, что Вам не интересно. Дело (и моя беда) в том, что я не сумел заинтересовать.

Александр Коржов   25.08.2008 13:50   

Дорогой Александр!

 Из Вашего ответа я понял следующее:
 1. Вы пишете историю своей жизни для своих детей.
 2. Вы полагаете, что чипы - это очень интересно.

 Ну, что ж, я допускаю, что можно писать для своих детей... Но. Зачем тогда публиковать свое произведение в таком людном месте?

 По-моему, Вы чуть-чуть лукавите: на самом деле, все мы (и Вы) хотим, что бы нас читали, что бы нам сочувствовали, все мы хотим одобрения как можно более широкого круга читателей!

 Своим детям достаточно отпечатать по экземпляру, и дело с концом - увековечено!
 Наконец, детям можно все рассказать устно! Разве Вы забыли сколько-нибудь интересный рассказ своего отца?

 Я помню всё! В подробностях.

 Что касается чипов.
 Конечно, технологии получения чипов очень интересны.
 Как и, вообще, всё, что делается профессионально.
 Вы же не думаете, что производство трусов или бюстгальтеров менее интересно!
 А сколько науки нужно, что бы вырастить апельсины!
 А как сложно торговать швейными машинками…
 В любой области, чтобы чего-то добиться, надо знать огромное количество сложнейших нюансов! Всё – наука!

 Но профессиональные вещи следует печатать в профессиональных изданиях!
 Там стоит рассказать и о чипах. Там есть, кому Вас понять! Там есть, с кем Вам говорить!

 Я, например, увлекаюсь изготовлением ножей… Но если я Вам начну об этом рассказывать, Вы уснёте через три минуты! Если, конечно, Вы считаете, что нож можно купить в магазине… Вы даже представить себе не можете, какое это счастье правильно заточить нож! Знаете, сколько времени уходит на заточку ножа?
 
 Я принимаю участие в специальных Форумах! Читаю там о новинках, о технологиях…
 Еще я люблю рыбалку! Но писать рецепты прикормки… Ну, зачем Вам знать, сколько гороха, какого цвета, сколько манки, сколько и каких семечек надо добавлять… Это интересно только рыбакам!

 Я с ними и переписываюсь на специальных Форумах рыбаков…
 А уж если я Вам расскажу подробности того, что составляет мой хлеб насущный, вы, вообще, меня возненавидите! Скучище невероятное! А мне всю жизнь это интересно!

 То, что мы тут пишем, как ни крути – ли-те-ра-ту-ра. Плохая, хорошая,.. но литература! А она требует своей технологии!

 Тот, кто не соблюдает законов, получает плохие чипы или… повести, рассказы и романы.

 Разница в том, что плохой чип можно еще поставить в не очень ответственном устройстве... Но вот куда девать никудышний роман...
 Инженер может быть хорошим, средним и так себе... А вот, писатель не бывает плохой! Потому что это уже не писатель.

 И композитор плохой не бывает! И поэт.

 Когда-то папа сказал мне: «Никогда не пиши стихи»!
 А еще он сказал, что искусство – это мышление образами! Нет образа – нет искусства!

 Слова, ноты, краски, рифмы становятся литературой, музыкой, живописью, поэзией только если есть образ! Иначе это графомания, мазня, какофония, рифмоплётство…

 Я жму Вашу руку.
 Желаю Вам здоровья и счастья.
 Искренне.
 Владимир.

Владимир Либман   25.08.2008 23:44 

Эк я Вас, Владимир, зацепил! Рад такой пристрастной реакции, честно.
 Надо же, я тоже рыбак с самого раннего детства. Щукарь, преимущественно. И, разумеется, в повести будет глава, посвящённая рыбалке. И, надеюсь, она окажется интересной не только жертвам этой страсти.

 Ответы на Ваши вопросы содержатся в Предисловиях. Если бы можно было следовать Вашим рекомендациям - я поступил бы так всенепременно.

 Спасибо за содержательное обсуждение.

Александр Коржов   26.08.2008 13:09
 

Рецензия на «Жил-был Я. Глава 5. Попытка к бегству» (Александр Коржов)

 Прочитав главу, с 95% фигурантов которой знаком лично, убедился, что данный текст - самая что ни на есть документальная проза. Приукрашенная личными авторскими предпочтениями или неприязнью, что вполне естественно и неизбежно. Судить о художественных достоинствах текста не буду, поскольку нашлись более компетентные рецензенты, нежели я.

 Возможно, Александр, вам интересна дальнейшая судьба героев ваших мемуаров. Поделюсь информацией, которую мне было несложно получить:

 "Сладкая парочка" распалась, ибо ее прекрасная половина благоразумно вышла замуж за молодого, красивого и энергичного.

 Савчук с супругой активно сотрудничал с "Армией спасения", и по этой линии они уехали в Америку.

 Суслов уехал в Германию.

 Ольга Федина вернулась на родину в Пензу.

 Крецул, Ивентичев, Леванов и Соловьев - в Кишиневе. И, кажется, даже связаны как-то по работе с останками "Мезона".

 Некоторые люди, с которыми вы, вероятно, могли быть знакомы и помните очень молодыми, ушли из жизни: Валя Крохичева, Сережа Габуров. Земля им пухом...

 Что еще?

 Хорошие вина стали аборигенам не по карману, и они больше налегают на водочку. Я, правда, знаю на Рышкановке точку, где на разлив продают охлажденный сухой яловенский херес всего по 5 леев за стакан (ок. 10 руб.) Неразбавленный!!!! :)))

Котовский   14.08.2008 11:51