И все-таки сколько?!?

Лаптевы купили новый телевизор. Он был огромный, серебристого цвета, от него исходил непередаваемый запах, которым пахнет все новое и дорогое, и с его экрана каждый час рекламный мужик уговаривал: «Включи свою мечту…» и называл марку этого самого телевизора.


-Да включили уже, включили, - бурчали на него Лаптевы, довольные своим приобретением.


В их совершенно небогатый, никакой «не полная чаша», дом вошло ощущение стабильности, самолюбие супругов – а оно у них было одно на двоих - тешилось тем, что и им по карману столь серьезное приобретение. На фоне покупки сразу же улетучилось состояние обиды и почти отчаянья, что нередко овладевало ими весь предшествующий год. И если бы Лаптеву не выплатили долги по зарплате, то выхода из того состояния, наверное, вообще не последовало бы. Они, конечно, не голодали, упаси Бог, но покупки много-многого были отложены на «потом». А потом, вдруг став обладателями крупной по их деревенским представлениям суммы, решили с шиком потратиться на модный телевизор – когда еще такую «кучку» удастся собрать?


Конечно, поначалу планировали старый телевизор определить на кухню – очень удобно и готовить, и на экран пялиться. Однако через несколько дней, посовещавшись, решили старый телевизор продать: список приобретений, так долго откладываемых, неизбежно пополнялся все новыми и новыми пунктами, а до следующей зарплаты надо было ждать как минимум месяц.


Едва в их маленькой районной газете напечатали продажное объявление, посыпались звонки. Вся лаптевская семья старательно объясняла по телефону, какой он из себя, их телевизор, сколько ему лет и какого он цвета, и про кинескоп, и про дюймы – все хотел знать потенциальный покупатель. Казалось, целая деревня и все соседние жаждали купить их старенький телевизор. Одни, правда, удивлялись, почему так дешево он продается - нет ли здесь какого-либо подвоха. Другие возмущались, почему так много просят за старый-то? Отчитываться приходилось перед каждым, и это было так неприятно!


К вечеру пришла какая-то тетка с сыном-подростком, никакие дюймы их не интересовали, и уже от того, что телевизор был цветной и «хорошо показывал», они сделались очень счастливыми. Бережно обвязав покупку старинной клетчатой шалью, тетка с мальчишкой, гордые сделанным приобретением, унесли телевизор к себе домой. Лаптевы были так растроганы – тем, что их не пристыдили, не заподозрили в мошенничестве, и добровольно снизили цену еще процентов на двадцать. Благодарная тетка чуть не расплакалась.


…А телефон разрывался до самого позднего вечера. Звонившие, узнав, что интересующая их вещь продана, огорчались, некоторые и вовсе приходили в расстроенные чувства, когда узнавали - за сколько. Лаптевы поначалу утешали собеседников, говорили, что наверняка кто-нибудь еще будет продавать телевизор так же недорого, однако число несчастных было столь велико, что успокоить всех не было никакой возможности.


 Прошел еще один день, звонки раздавались все реже, однако всякий дозвонившийся непременно желал узнать цену упущенного им телевизора. Лаптевых уже начало возмущать чужое вмешательство в их семейный бюджет. Чем категоричнее они отказывались назвать вырученную сумму, тем настойчивее были просьбы и - даже требования! - ее огласить. Иногда, чтобы взаимно досадить звонившим, они все же называли цифру, но она никакого отношения к реальной цене не имела: иногда была втрое меньше фактической, иногда и вовсе приближалась к стоимости их нового телевизора. Но главное – люди успокаивались, узнав сумму, на которую обогатился неизвестный для них податель объявления.


Звонки эти стали действовать на нервы, и супругов уже не радовали деньги, которые они выручили, чтобы протянуть до получки. Пожаловались на доставшую их любопытствующую братию своим друзьям. Те посочувствовали Лаптевым, осудили людскую беспардонность и тут же поинтересовались: «А за сколько же вы продали?». Больше они не жаловались никому, просто жили с неприятным осадком и сговорились никогда и ничего больше не продавать.


Потом, когда осадок все-таки улетучился, решили подбросить идею для юморески местному журналисту (он же и редактор той самой газеты). Труженик пера долго смеялся, а когда приступ веселья прошел, он, утирая выступившие слезы, спросил: «Так за сколько же вы все-таки его продали?».