Кленовый лист

Кленовый лист.
Рассказ.

Каблуки туфель утопают во влажной листве, щедро устлавшей узкую дорожку старого парка. Темная вода озера, словно пыльное зеркало, отражает низко, склонившиеся над водой, пожелтевшие, спутанные кроны ив. Легкий ветерок раскачивает на опустевшей пристани, постаревшие, с облупившейся синей краской, лодки. Темные, бесформенные фигуры туч, медленно тянутся по серо-голубому небу, то, открывая то, пряча в своих объятиях, бледное, уставшее солнышко. Высокие, клены, грустно качают кудрявыми верхушками, согревая широкие, узорчатые листья, в редких лучах осеннего светила.

Огромный желтый лист оторвался от ветки, и, описав, в воздухе прощальный круг, закружился в водяной воронке. Прищурив голубые глаза, женщина наблюдает за отчаянными попытками несчастного листа справиться с водоворотом, будто исполнение ее желаний зависит от его судьбы. Легкий порыв ветра всколыхнул воду, и, обрадовавшийся листок быстро понесся по течению. Выплыл! Слабая улыбка промелькнула на губах. Подняв ворот светлого плаща, глубоко засунув руки в карманы, она медленно идет вдоль пустынного берега. В глубине памяти робко звучат отдельные фразы, когда-то модной песни: «Эти глаза напротив…». Звуки все громче и настойчивее. Сложившийся напев овладевает сознанием.

- Смотри, какая красота! Желтые, красные, оранжевые! - девочка в школьном коричневом платьице схватила охапку листьев, громко смеясь, осыпала голову мальчика. Подпрыгнула, открыв круглые коленки, и помчалась по дорожке.
- Что ты делаешь? Они же пыльные! - мальчик брезгливо обеими ладонями стряхнул с черных кудрей, листья и бросился догонять подружку.
- Слишком ты разумный! - девчонка остановилась, окинула мальчишку гордым взглядом голубых блестящих глаз.
- А ты хохотушка, совершенно несерьезная личность!
- Я веселая! - девочка оправила складки на юбке. - А ты, зануда! Не понимаешь прелестей природы.
- Эта красота быстротечна и повторится много раз. Промелькнет осень, наступит зима, потом весна, лето, и снова осень. И через тысячу лет будут падающие листья, мелкая рябь на воде, теплое солнце, и, кто-то будет бегать по этим дорожкам и восхищаться красотой увядающей природы. Страшно подумать, что нас не станет! Ты задумывалась когда-нибудь, что всему приходит конец?

Девчонка закрыла глаза, тряхнула густой каштановой копной волос.
- Какие мрачные мысли у тебя в голове!? Жизнь только начинается, надо радоваться, а ты думаешь о смерти.; Выпрямив спину, кокетливо вытягивая ногу, сделала шаг, другой. Приблизившись к товарищу, положила ладошку на его плечо.Юноша снял девичью ладонь, сжал пальчики.
- Ты представляешь: мы уйдем в неизвестность?
Кокетка освободила руку, подула на пальцы.
- Силу поубавь, чуть не сломал! - сощурив глаза, приблизила лицо к лицу мальчика. -Представляю! Ну и что!? Так устроен мир! А пока живи и благодари судьбу за все, что подарила! Эй, люди! Я вас люблю! - крикнула озорница, раскинула руки в стороны и закружилась.Парень поймал подружку за плечи, обжигая взглядом, прошептал.
- Ты любишь меня?
- А ты меня? - девчонка отстранилась, склонила головку к плечу, наблюдая из-под ресниц за нервно двигающимся желваком на побледневшей щеке друга. Нервничает, вот и хорошо, подумала она, с трудом сдерживая смех.
- Я первый спросил, - черные глаза сердито окинули девочку презрительным взглядом.
Девочка откинула голову назад, тряхнула кудрями, оперлась рукой на бедро, приняв гордую позу, как у моделей, на обложках модных журналов.
- Не люблю, ты зануда!
- Так я и знал! Ты смеешься надо мной! - паренек махнул рукой, и быстро пошел по аллее.

Красивое личико девочки побледнело. Она прищурила глаза, удерживая слезинки, повисшие на ресницах, и, готовые вот-вот хлынуть на щечки, крикнула вслед удаляющемуся мальчику.
- Я люблю тебя, очень люблю!
- Зато я тебя не люблю! - крикнул он, продолжая идти к выходу.
Девочка опустила голову, оправила юбку. Высокий голосок, с капризными нотками, прозвенел в тишине пустой аллеи.
- Вот ты всегда так, если скажу, не люблю, сердишься, если - люблю, не веришь! Ты болван и мне надоел! Я ухожу домой! - стукнув стройной ножкой в лаковой черной туфельке на полушпильке, об асфальт, она побежала в противоположную сторону, громко стуча каблучками.
Парень остановился. Злость и обида вмиг исчезли. Он тяжело вздохнул и побежал за девочкой.
- Постой, не обижайся, прости! - догнал подружку, заглянул в лицо. - Сам не знаю, что со мной творится. Не оставляй меня!

Девушка улыбнулась, положила руку на подставленный локоть, прислонилась к пареньку плечом, хитро заглянула в глаза.
- Мы окончим школу и поженимся, да?
Он нежно погладил тонкие пальчики.
- Нет, мы окончим школу, поступим в институт, потом поженимся.
- Ох, боюсь, твоя мама не разрешит! - шутница закрыла глазки, втянула щеки и важно произнесла: - Сначала окончи институт, потом женишься!
Мальчик рассмеялся.
- Точно моя мамаша! Когда научилась?
Девочка прислонилась головой к плечу мальчика. Каштановые локоны легли на синюю ткань куртки. - Твоя мать меня не любит.
Парнишка осторожно коснулся пальцами пушистых завитков.
- Ты очень красивая, мама переживает, что из-за тебя потеряю голову и не получу образование, а значит не устроюсь в этой сложной жизни. - Не обижайся! Разве ты не понимаешь, что такое еврейская мама!?

Девочка закрыла глаза, улыбка изогнула розовые губки.
- А моя не волнуется, что я потеряю голову!?
- Твоя мама совсем другая, она тебе доверяет и понимает.
- Как же ты собираешься повлиять на свою?
Парень прищурил левый глаз, хитрая улыбка скривила рот.
- Серной кислотой!
- Дурак! - девушка хлопнула друга по плечу, и поскакала по аллее на одной ноге, высоко подняв другую.
Он счастливо рассмеялся, крикнул ей вслед.
- Пойдем ко мне делать уроки. Ты решишь примеры по алгебре, а я задачки по физике и химии.
Девочка остановилась, прищурила глаза.
- Так вот, для чего я тебе нужна! Не хватает терпения писать формулы, подставлять числа. Ладно, согласна!
Взявшись за руки, они зашагали к выходу из парка.

                * * *

- Раз ступенька, два ступенька, три. А кто у тебя дома? - повернула зарумянившееся лицо к товарищу, девочка.
- Никого! - прищурив глаза, улыбнулся тот. - Ты боишься?
Девчонка показала язык.
- Вот еще! Зачем мне бояться? - на площадке, пока он открывал дверь квартиры, тихонько напела: «…эти глаза напротив, чайного цвета…».
В коридоре, сбросив плащ и туфли, запрыгала на одной ножке в комнату. Парень повесил плащ подруги на вешалку, аккуратно расправил складки светлой ткани, снял куртку, пристроил рядом.
- Эллочка!? Готовь стол! Я ставлю чайник.
Тишина удивила. Только что пела!? Заглянул в залу. Подружки не видать. - Ну вот, теперь решила в прятки поиграть! - с досадой произнес мальчик. - Выходи, Эллка! Все равно найду! И когда ты повзрослеешь!? Открыв дверь спальни, почувствовал, как сильно забилось сердце. И тут нет! Неужели ушла, пока убирал одежду? Из окна выпрыгнула? Второй этаж для нее не преграда! Не может быть! Додик покусал ноготь указательного пальца, хитро улыбнулся и резко открыл дверцу шкафа.
- А ; а ; а ; а… - с радостным криком набросилась девочка на парня. - Испугался, испугался!
- Подумал, ты сбежала потихоньку, - попытался обнять, но она увернулась.
- Не хочу делать уроки! Научи играть на аккордеоне!

Девочка ухватила за ручку потертый коричневый футляр, и, перекосив на один бок туловище, под тяжестью ноши, потащила по полу.
- Ух, тяжеленный, какой! - разогнулась, потерла спину. - Инвалидом с тобой станешь, нет бы, помог, женщине! Не сознательный, товарищ!
- Это кто здесь женщина!? - рассмеялся юноша. - Ты, чудовище! Черт в юбке!
- Ну, Додька, еще ответишь за черта! - девчонка склонилась над футляром, с трудом нажимая на замки. - Сейчас мне некогда с тобой разбираться, играть хочу! - вцепившись в ремни аккордеона, Элла присела на край дивана, и, виляя, задом продвинулась к спинке. Вытянув ноги, пристроила инструмент на коленях и нажала на клавиши. Нестройный набор какофонических звуков наполнил помещение. Парень взвизгнул от смеха.
- Музыкант, кто ж, так играет!?
Звонкий хохот озорницы заглушил музыку.
- Как он складывается! Помоги! - растянутый до предела аккордеон вздохнул басом.
- Ну, ты и балда! - Додик подошел, сдвинул меха, потянул к себе.
-Нет! Я буду играть! - девчонка двумя руками вцепилась в ремни. - И сейчас же произнеси:- Великий балда! А то обижусь и уйду!
- О, великий балда! Отдай аккордеон! Сначала научись играть, а то сломаешь.
Девочка уперлась ладошкой в грудь Додика.
- Отстань, я хочу играть. Давай вместе! Я буду нажимать на клавиши, а ты раздвигать и собирать свой противный ящик. Подумаешь, сломаю. Починишь!
- Нажимать, собирать! Сама играй! - парнишка стал у окна, с улыбкой наблюдая за подружкой.
Высунув язык, Элла старательно нажимает на клавиши.
- Хватит! Уши болят от твоей импровизации! — хлопнул в ладоши, Додик.
Растянув аккордеон до предела, огласив комнату неестественно громкими и неряшливыми звуками, не желающими складываться в приятную мелодию, Элла, отодвинула его, и спрыгнула на пол.
- Все, надоело! Догоняй! - сверкнув ногами в черных узорных колготках, девчонка помчалась в спальню.
- Опять спрячешься в шкафу!? - парень побежал за ней, подошел к шифоньеру и увидел в зеркальной дверце, как Элла крадется к нему сзади.
- Вот я тебе! За все ответишь! За черта в юбке, за балду! - она прыгнула на парня и вцепилась руками в волосы.
- Ой, больно! - вскрикнул он, пытаясь ее сбросить. - Ведьма, сущая рыжая бестия!
Додик потянул Эллу за ногу, она наклонилась и чуть не упала на ковер, но он успел схватить ее на руки.

Звонким колокольчиком звенит девичий смех. Глаза блестят, как у разыгравшейся кошки.
Сердце мальчика забилось у горла. Он крепко прижал драгоценную ношу. Ноги стали ватными, но он донес девочку до дивана, положил на смятый красно-черный клетчатый плед, наклонился, вглядываясь в блестящие очи. Такой красивой, ее еще не видел.
Разгоряченная, разрумянившаяся от игры, она сомкнула руки на его шее. Аромат волос, духов, опьянил парнишку.
- Отпусти! - прошептал он.
Она отрицательно покачала головой. Густой туман застлал глаза, нога поскользнулась на съехавшем ковре, и, потеряв равновесие, он упал на девушку, придавив своим телом.
Лицо коснулось лица. Дыхание смешалось. Она почувствовала жар его тела. Дрожь пробежала по спине. Черные круги замелькали перед глазами. Что это? Теряет сознание?

Жалобно простонав, несобранный аккордеон съехал с дивана на пол. Девочка открыла глаза, пошевелила онемевшей ногой.
- Додька, аккордеон упал.
- Мм, - промычал юноша.
- Ты живой, что с тобой? - Элла коснулась ладонью спутанных кудрей, ущипнула парнишку за ухо.
Он приподнял голову, облизнул пересохшие губы, сел на краешек дивана.
- Больше так не играй!
Опершись локтем в диванную подушку, девчонка приподнялась.
- Что случилось? Ты заболел?
- Больше так не делай! - раздраженно повторил Додик.

Сердце бурно колотится. В голове стучат молотки. Парнишка потер ладонями виски.
Элла сползла с дивана, пригладила ладошками растрепавшуюся прическу. Пожалуй, он прав! В глазах темно, удары сердца отдаются во всем теле, будто кто-то долго бил, по спине пробегают холодные мурашки. Так и до греха недолго.
- Я хочу домой! Проводи меня, пожалуйста! - тихо произнесла девочка.

Свежий прохладный воздух приятно пощекотал щеки, наполнил легкие. Девушка положила руку на согнутый локоть парня.
- Осенний воздух особенный, правда!? Пьянит, как вино!
Паренек согласно кивнул.
Девочка прищурила глаза, заглянула пареньку в лицо.
-Ты меня любишь?
Додик кивнул.
- Не качай головой, как верблюд! - обиделась Элла. - Скажи человеческим голосом, любишь, или нет?
Парень кисло улыбнулся.
- А говоришь, я - зануда! Сама - зануда!
- Ты не ответил. - Элла отстранилась от Додика, топнула ножкой.
Он обнял ее за плечи, приблизил к себе.
- Очень люблю! Ты даже не представляешь, как ты мне нужна. Зачем постоянно спрашиваешь?
- Больше не буду! - Элла закрыла глаза, с наслаждением вдохнула запах лавандового одеколона, исходящий от ткани куртки, и улыбнулась. Сейчас сам спросит, люблю ли я его.
- А ты меня любишь!? - прозвучал над ее ухом шепот.
- Не люблю! - рассмеялась девушка. Но, увидев побледневшее лицо Додика, прижалась к нему всем телом.
- Ты самый хороший и самый глупый. А вот и мой подъезд! - Элла поцеловала мальчика в щеку и убежала.
Парень приложил ладонь к щеке, охраняя тепло поцелуя от холодного осеннего ветра. Прислушался к стуку каблучков по лестнице, улыбнулся, и медленно пошел по тротуару к соседнему дому. А примеры по алгебре придется делать самому, вздохнул Додик.

                * * *

- Мама, ты, дома? - крикнула девочка, перешагнув порог квартиры. - Я самая счастливая!
- Наверное, не успели поссориться? - выглянула из кухни полная женщина с ложкой в руке. - Раздевайся, обед стынет! Проголодалась? А где Додик? Вместе бы пообедали.
- А ну его! Домой пошел! - Девочка прыгнула на мать, обняла руками за шею, чмокнула за ухом, - Мама, мамочка!
- Эллка! Задушила! Отпусти, негодница! Вот, я тебе! - Мать с трудом освободилась от объятий дочери. - Садись, кушай, и за уроки, а то экзамены не сдашь и не получишь аттестат зрелости.
- Есть не хочу! - Девчонка подбежала к письменному столу, поджав правую ногу, села на стул. Склонилась над тетрадью, покусывая кончик пишущей ручки. Но формулы никак не хотят выстраиваться в воображении. Что такое сегодня с нами случилось!? Она попыталась восстановить в памяти недавнее свидание. Мы опьянели от близости друг друга, почти потеряли сознание. Додик прав! Так больше шалить нельзя, а то согрешим, не дождавшись свадьбы. Хотя мы еще и не поцеловались ни разу. Она зажмурила глаза, прислонилась к спинке стула. Улыбка раскрыла алый ротик. У него сильные, теплые руки. Ему не составляет труда, нести меня на руках. Я его очень люблю! Но девочке не полагается говорить о любви. Элла закусила губу, сдвинула на переносице тонкие черные брови. А он постоянно спрашивает. Разве не понимает, что люблю, и буду принадлежать только ему! Девочка тяжело вздохнула. Как долго ждать! Впереди целый год! Выпускные экзамены, вступительные в институт. Зато - потом!? Она закинула руки за голову, потянулась всем телом и широко улыбнулась. Потом - мы будем вместе! Всю жизнь! До самого конца! Долго, долго! Глупый, боится — все пройдет, нас не станет! А я не боюсь. Я верю, у нас будет счастливая и долгая, долгая жизнь! Будем жить, пока не надоест. Элла счастливо рассмеялась.

                * * *
 
Мелкий весенний дождик капает на голубую ткань зонтика, раскрытого над головой. Свежий воздух щекочет ноздри. Как хорошо! Завтра выходной! Сейчас подойдет Додик, и пойдем в кино. Элла постучала черной туфелькой по асфальту. Наверное, бабушка была права, надо было надеть сапожки. Вдруг дождь усилится. Но так хочется пофорсить в новых туфлях. Почему он так долго не выходит!?
- Додика ждешь? - прозвучал за спиной низкий голос.
Элла оглянулась.
Прижав к груди черную сумку, Зина, сощурив маленькие карие глазки с редкими ресницами, с ненавистью смотрит на одноклассницу.
- Он тебе никогда не достанется! Ты русская, а он еврей. У нас смешанные браки не приветствуются. К тому же, я с ним с детства помолвлена. Наши родители обет заключили в синагоге. Разве он тебе не рассказывал?

Элла почувствовала, как внутри все сжалось, по спине пробежали холодные мурашки.
- Дура, ты Зинка! Все врешь! От зависти! Влюбилась, а он на тебя внимания не обращает, вот и бесишься! - скороговоркой прокричала девушка.
- Не веришь? - Зина скривила рот. - У него спроси.
- Ты домой собралась? - тряхнула каштановыми кудрями, Элла, - Вот и иди, молись в своей синагоге! А Додька твоим никогда не будет! Посмотри на себя в зеркало. Толстая, конопатая, рыжая! Разве можно сравнить со мной. К тому же, он меня любит!

Зина раскрыла рот, но не нашла слов для ответа. Круглые плечи съежились под тяжелой тканью темно-серого пальто. Она окинула долгим взглядом Эллу с головы до ног, и, низко склонив голову в белой вязаной шапочке, безразлично ступая новыми сапожками по грязным лужам, медленно пошла к соседней четырехэтажке.

В сердце девочки шевельнулась жалость. Что если она права!? Их родители давно вступили в сговор. А я разрушаю чужое счастье!? Но ведь он ее не любит.
- Замерзла!? - теплая рука легла на пальцы, сжимающие ручку зонта.
Элла встретилась взглядом с горящими, как угольки, глазами товарища, подавила вздох.
- Куда идем?
- В кино, как договорились.

Каблучки стучат по мокрому асфальту. Опустив глаза, девочка изучает их острые носки.
- Почему молчишь? - Додик заглянул в лицо подружке.- Я тебя не узнаю. Или это не ты? Кстати, закрой зонтик, дождь перестал.
Элла тряхнула кудрями.
- А, правда, что у евреев не принято жениться на русских девушках? - в глазах девочки застыли тревога и страх.

Додик побледнел, достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну и нервно закрутил в пальцах.
- А говорил, бросил! - скривила ротик в кислой улыбке, Элла.
- Глупости, говоришь! Кто тебе сказал?
- Ты ответь на мой вопрос, а не изворачивайся. Зинка сказала. Вы с ней с детства помолвлены? Правда!?

Додик сощурил глаза, длинные пальцы сжали сигарету. - Это ничего не значит. Почему тебя вдруг стали волновать эти проблемы?
- Зинка сказала, евреи строго блюдят свою веру.
Юноша густо покраснел.
- Тебя это волнует?
- Национальные вопросы меня не волнуют. Я русская, ты еврей. Для меня это не важно.

Справившись с зажигалкой, парень затянулся сигаретой.
- Я крещеный по еврейскому обычаю. Знаешь, что это такое?
- Знаю! - Элла лукаво поглядела на Додика.
- Кто тебе рассказал?
- Бабушка. Она тоже в юности была влюблена в еврея.
- Какая у тебя, однако, всеведущая бабушка? - Додик усмехнулся.
Элла прямо взглянула в глаза Додику.
- Разве национальность может помешать любить? На дворе двадцатый век. Сейчас евреев не преследуют. И в школе тебя никто не дразнит. Теперь поняла, вы сами провоцируете к себе неуважение. Кичитесь своей богоизбранностью! Все люди равны!
- Но не плохо держаться в своем кругу, и уважать свои обычаи.
Девочка почувствовала дрожь в коленях, в глазах защипало.
- Значит ты и вправду, не женишься на мне?
Парень нежно обнял Эллу за плечи.
- Дурочка, ты маленькая! Я жить без тебя не могу, а ты говоришь о каких-то нелепостях. Нас никто не сможет разлучить! Лишь бы ты меня не разлюбила! - Он наклонился, стараясь заглянуть в лицо девочки, но она отвернулась. - Ну вот, уже слезки на колеске. Еще расплачешься, а кто в кино пойдет. Мир! - Додик протянул ладонь. Ладошка девочки потонула в его руке.

                * * *

Капли весеннего дождя барабанят по железному подоконнику. Облокотившись на маленький кухонный столик у окна, опершись коленями на стул, девочка пристально смотрит на мокрый тротуар у подъезда, надеясь увидеть знакомую фигуру в черном плаще.
Покрутила каштановый завиток над ухом, вздохнула, скосила глаз на пожилую женщину, быстро перебирающую спицы в тонких пальцах, расположившуюся рядом со столом в широком мягком кресле.
- Самое светлое место в квартире во время дождя, правда, бабуль?

Женщина поправила очки, серые глаза хитро глянули на внучку.
- Правда! И наблюдать хорошо, далеко видно.
- Я не наблюдаю! - обиженно надула губки девочка. Как бабуля угадала!? Она все утро ждет Додика, но он не появляется.
- Давай слезай со стола, доставай чашки, тарелки, будем обедать!- подмигнула старушка, - Сегодня наш, женский праздник! Сами себя поздравим, раз мужчины не догадались!
- Ой, бабушка! - густые слезинки повисли на длинных девичьих ресницах. - Его, наверное, мама не пустила.
- А ты не тоскуй и не жди! Сам придет, если соскучится. Тоже, мне, маменькин сыночек! Если такой преданный сын, не надейся на него. Он всегда будет ставить мать выше тебя, а значит, счастья с ним не увидишь.
- Бабуль, а ты говорила, в молодости, в еврея влюбилась. Предки не разрешили пожениться?
- Было такое дело! - старушка сняла очки, пригладила темной натруженной ладонью седые волосы, стянутые на затылке тугим узлом. - Бедный он был, жил вдвоем с матерью. А мы жили сытно. Заехал к нам однажды Гришка- лавочник. Дедушка усадил обедать. Батька мой возьми, да и спроси: «Посоветуй, Григорий, что делать? Дочка моя, с Савелием из соседней деревни слюбилась, замуж за него хочет. Отдавать, или нет?» Гришка достал трубку, не спеша, засыпал табаку, раскурил. « Савелий, Розин сын? Ленивый больно, и жаден! К ним в избу зайдешь, стакана чаю не дождешься! Торгует потихоньку, только не ладится. Навыков нет, да и старания, видно тоже. Сам еврей, но скажу. Не отдавай девку! Еврей он и останется евреем! Свое, ему всегда ближе. Может быть, со временем, наши законы изменятся, но не сейчас!» - Так решилась моя судьба! Нашли родные жениха, дедушку твоего, и ушла я жить в дальнюю деревню.

                       * * * 

Зеленые ветки ивы низко повисли над водой. Желтая пушистая сережка упала на красную юбку. Девушка раздвинула колени и покачала натянувшейся тканью. Незваная гостья, будто гусеница в колыбельке, открыла нежные бока. Упершись ногой, Элла толкнула скамейку, цепи заскрипели. А если оттолкнуться сильнее, качели улетят к воде, или нет? - Я тихо схожу с ума! - вслух произнесла она. Сижу здесь, как дура, жду, и никому неизвестно, придет, или нет. Три дня назад, так и не явился.

Легкие шаги раздались за спиной. Элла повернула голову.
- Ты опоздал! А прошлый раз я прождала напрасно!
Додик присел на скамейку, положил на колени черный портфель.
- Я забежал после института домой, и мама не отпустила. Не хочет, чтобы мы встречались.
Девушка прикрыла ладонью веки, устало вздохнула.
- Почему? Ты поступил в институт, как она хотела. За что она меня не любит?
- Не знаю! - парень уперся локтями в лежащий на коленях, портфель, сжал ладонями виски.
- Я устал! Каждый раз с тревогой ухожу от тебя, вдруг больше не увижу. Боюсь, тебе надоест ждать, и ты бросишь меня.

Элла потянула съехавшую с плеча бретельку сарафана, оправила оборку на юбке.
- Мне, действительно, наскучило ожидание. Еще более надоела неизвестность. Вечное гадание, придешь, не придешь. Не уверена, что нужна тебе.
Додик обнял девушку и страстно поцеловал в губы.
- Ты с ума сошел! - оттолкнула парня Элла.
- Я хочу тебя! - прошептал он ей в ухо. - Люблю тебя всю! У нас один выход предотвратить разлуку, подарить матери маленькую девочку.

Элла, прищурив глаза, глянула на товарища.
- Да ты совсем сдурел! Где мы ее возьмем?
- Где все берут?
- А где все берут?
Додик зло сверкнул глазами, хлопнул ладонью по портфелю.
- Издеваешься!? Не хочешь понять моей трагедии!
Элла приложила ладошки к щекам.
- Все! Уходи! Я не верю тебе, и боюсь. Уходи, пожалуйста!
Додик поднялся, отряхнул брюки, сжал ручку портфеля.
- Она меня больше не отпустит, женит на своей избраннице.
Элла махнула рукой.
- Глупости говоришь! Ты не ребенок!
- Не прогоняй! Пойдем ко мне! - Додик сжал ладонь девушки, потянул к себе. - Пойдем, я тебя умоляю!
Элла выдернула руку.
- Никуда я с тобой не пойду! Успокойся! Придешь, когда сможешь, я буду ждать!

                       * * * 

Желтые листья кружат в воздухе, опускаются на дорожку, шуршат под ногами, плывут по воде. Снова осень! Знакомая аллея. Скамейка в беседке над водой.
Где он? Чем занят? Уже два месяца не встречались. Неужели забыл? Девушка встала, тихо произнесла. - Прощай парк, прощай скамейка! - Последний раз окинула взглядом аллею. В надвигающихся сумерках увидела приближающийся мужской силуэт, и побежала навстречу. Коснулась ладонью черного плаща, потянула, как обычно, за пуговицу.
- Рада тебя видеть!
- Случайно забрел! - Он отстранил ее руку, опустил глаза. - Сломался автобус, решил сократить путь. Не думал, что ты ждешь.
- Я каждый вечер возвращаюсь домой через парк. Прохожу по аллее, сижу в беседке на нашей скамейке, а ты не приходишь. Что случилось? - Девушка положила руку на локоть парня, но он отстранился, снял с руки ее ладонь.
Элла застегнула ворот плаща.
- Какой ты странный?
- Нам не надо больше встречаться! Мы не можем быть вместе!
- Вот как!? - Девушка двумя руками потянула на лоб вязаную красную шапочку. - В чем причина? Чем я тебя огорчила? Посмотри в глаза! - она привстала на цыпочки, заглянула в лицо друга. - Полюбил другую? Расскажи в чем проблема? Мы вместе ее решим! Присядем! - девушка потянула друга за рукав к скамейке.
Он подчинился, сел на край, далеко вытянул ноги.
- Мама не разрешает! - произнес тихо.
Элла присела рядом, завернула полы одежды на колени. Ее трясло от озноба.
- За что она меня не любит? - девушка сжала ладонями виски. - Какую обиду я ей причинила? - Она остановила взгляд на парне. Как раненый воробей! Вытянул ноги, втянул голову. Совсем чужой! Что произошло!?
Порыв ветра зашуршал листвой на дорожке, прошелестел в ветвях оголенных деревьев, поникших над озером. Холодно! Как вдруг стало холодно! Обрывки мыслей, навязчивым калейдоскопом закружились в голове. И вдруг одна остановилась, будто написанная крупным черным шрифтом на белом листе.
- Ответь, только правду, какой бы она не была, слышишь? - Элла не узнала своего голоса. Хриплый, низкого тембра, как у человека, больного немотой, но вдруг попытавшегося говорить. - Твоя мама не разрешает тебе со мной дружить, потому, что я не еврейка!? - медленно, по слогам произнесла она, и, подняв глаза, взглянула на сидевшего рядом, с низко опушенной на грудь, головой, парня.
Он повел плечами, сжал ручку портфеля, так, что пальцы рук побелели, и опухли дорожки посиневших вен.
- Жду твоего ответа? - не отступила девушка.
Додик покачал головой, как уставший конь, поджал ноги, будто ожидая удара.
- Да! - тихо прозвучал его голос.
- Ты всегда это знал! Зачем меня мучил!?
Он представил в ее взгляде ненависть, презрение и боль. Ему стало страшно.
- Я не хотел тебя обижать, я надеялся, не переставал надеяться. Ты не можешь меня обвинять!
Холод пробежал по ее спине. Его голос звучит издалека. Он ушел? Она подвинула колено и коснулась его ноги. Вот он! Сидит рядом! Но как вдруг стал далеко.
- Прости! Найди себе хорошего русского парня и будь счастлива! — дошли до ее сознания слова, произнесенные им на одном дыхании.

Элла медленно, как под гипнозом, встала со скамейки. Руки сжались в кулаки.
- Никогда больше не встречайся на моем пути! - сквозь зубы выдавила она.- Никогда! Обходи меня стороной. Не хочу тебя видеть!
Скрипнули каблуки сапог об асфальт, девушка быстро пошла по дорожке. Сердце подкатилось к горлу. Колючие слезинки обожгли холодные щеки. Нет! Этого не может быть! Сейчас догонит, обнимет за плечи! Не в силах оглянуться она продолжает идти по аллее, ускоряя шаги, спотыкаясь за неровности асфальта и кучки сухих листьев. У выхода из парка, остановилась, оглянулась. Тихо и темно! Только шепчутся с ветром верхушки кленов, кружатся падающие листья, с легким шорохом опускаясь на землю. Она сдержала в груди рыдания. Это конец! Мы больше не увидимся! Я буду жить без него! Какой же долгой и безрадостной будет моя жизнь!

Ступеньки на выходе, показались непреодолимой преградой, ноги не хотят слушаться. Она поняла, сейчас навсегда ушла из юности. Впереди новая неизвестная дорога, которую надо одолеть одной, без него. Каким будет ее путь!? Сколько на нем встретится крутых ступенек, подъемов, спадов!? Но идти предстоит без него. Судьба несправедлива! — стучит в висках. Разве может национальность препятствовать любви!? Как можно расстаться только из-за того, что он еврей, а я русская? Родились в одном городе, под одним небом и солнцем. Учились в одной школе. Что мешает идти по жизни рядом? Строчка в паспорте! Никогда бы в голову не пришло, что национальность станет причиной несчастья. Но он, похоже, смирился! Против воли родителей не пойдет.
— Трус! — громко произнесла девушка. — Трус! Не хочу его знать! Пусть умрет в моем сердце, и я никогда не узнаю его при встрече!
Клятва долгим эхом прогудела по пустому парку, и растворилась в наступившей тьме.

                       * * *

Непослушные пальцы повернули ключ. Замок щелкнул, но не открылся. Элла повернула ключом еще раз, и снова напрасно. Она забила по коричневому дерматину кулаками. Женщина распахнула дверь и побледнела.
— Что случилось, Эллочка? — Вид дочери ее испугал. Растрепанные волосы, залитые слезами, щеки, блуждающий, невидящий взгляд.

Элла оттолкнула мать, прошла в комнату, упала на диван вниз лицом.
— Оставьте меня в покое! Не хочу вас видеть! Вы все желаете моего несчастья! Я вас ненавижу!
— Эллочка, доченька, что произошло? - женщина присела на край дивана, коснулась худенького вздрагивающего плечика, дочки.

Высокая седая старушка вытащила из духовки противень с румяными пирожками, поставила на стол, вытерла руки о передник. Что там стряслось? Эллочка плачет? Она приблизилась к рыдающей внучке.
— Эллочка, милая, чтобы не случилось, не надо плакать!
— Все кончилось! Я не хочу жить! Он больше никогда не придет. Его мать не разрешает нам встречаться, потому что я русская. Она найдет ему еврейку и женит. Я больше его никогда не увижу! - сквозь рыдания прокричала девушка.

Бабушка положила руку на растрепанные каштановые волосы. — Кто тебе сказал?
— Додик, сегодня в парке. - Элла подняла зареванное лицо. - Он больше не придет! Никогда! Понимаете!? Я его никогда не увижу!
— Прекрати истерику! — Старуха взяла девушку за плечи, сильно встряхнула. — Даже если и так, жизнь не кончена! Ты молодая, еще встретишь свою судьбу!

Элла села, потянула на колени юбку.
— Это конец! Мне незачем жить без него! Я не смогу! Как ты можешь так говорить? Ведь сама! Да что с вами разговаривать. Я не хочу жить! — она поднялась с дивана, но сильные руки бабули удержали ее.
— Сядь и слушай! Ты стоишь на пороге жизни. Если убиваться, по какому-то мальчишке, не хватит слез и сил! А тебе надо жить! Понимаю, потеря первой любви – трагедия! Но это не повод, чтобы страдать! Глупенькая девочка! Впереди у тебя огромная жизнь, и кто знает какие радости, и потери тебя ждут впереди. Ты должна быть сильной, добиваться своей цели. А если, в восемнадцать лет, из-за мальчика, разочаровалась в жизни, как же ты собираешься выжить в водовороте событий, еще неизвестно, каких и сколько, тебе предназначенных. Перестань плакать! Время бежит быстро, оно никого не ждет. Дни сменяют ночи, ночи дни. Заживут раны! Появятся новые друзья, новые радости и заботы. И если он выбрал путь, где тебе нет места, Господь ему судья! Ты должна забыть о нем, как о страшном сне. Живи и радуйся!

Элла размазала кулачками слезы по щекам.
— Бабулечка, ты думаешь, он меня не достоин? Я должна забыть о нем!?
— Конечно, моя девочка! — Забыть и жить полной жизнью!
Девушка поправила волосы.
— Я сначала так и решила! Сказала, чтобы он даже не приближался ко мне! А потом бежала по аллее. В парке темно, страшно, безлюдно. Я надеялась, он побежит следом, попросит прощения, и все будет как прежде. Но он не пошел! Понимаете!? Мамочка, бабуля!? Он не пошел! Он, действительно решил расстаться со мной!
— Ну и забудь о нем! — Бабушка обняла внучку за худенькие плечи. — Глупый мой котенок, никто не знает, сколько тебе в жизни еще придется пережить, и по каждому поводу не стоит плакать!

                * * *

Снова осень, шуршат листья под ногами. Ярко светит солнце, согревая последним теплом уходящего лета. Старый парк! Далекая и прекрасная пора детства и юности! А ведь действительно, не узнаю его, если встречу, грустно улыбнулась женщина, и поправила прядь над ухом. Более двадцати лет прошло со дня того рокового свидания. Каким он стал? Как жил? Счастлив или нет? Каблук туфли скользнул на влажном листе. Проходивший мимо мужчина поддержал за локоть.
— Спасибо! — не глядя, обронила она, сосредоточенно разглядывая туфель, не сломался ли? И вдруг, будто большая игла пронзила сердце. Женщина оглянулась. Черный плащ, сутулые плечи. Неужели? Не может быть!?
— Подождите! — крикнула она и ускорила шаги, догоняя прохожего, походка которого показалась удивительно знакомой. — Не уходите, пожалуйста!
Мужчина остановился, пошел ей навстречу, неестественно прямо ставя ноги, будто во сне.
Сердце подпрыгнуло и замедлило бег. Он! Глубокие складки залегли вокруг губ, потускневшие глаза.
— Что ты здесь делаешь?
Он пригладил ладонью поредевшие и поседевшие кудри.
— Ностальгия одолевает, как теперь модно говорить. Часто прихожу сюда, гуляю по нашим местам, вспоминаю девочку – хохотушку. Признал тебя издалека, испугался и обрадовался. Поздороваешься, или пройдешь мимо? Знаю, заслужил твою неприязнь!
Элла улыбнулась.
— Давно простила! Сегодня заглянула в парк, вспомнила о тебе и очень желала увидеть. Когда ты прикоснулся, будто током обожгло.- Женщина положила ладонь на сгиб локтя мужчины, и они медленно пошли по дорожке.
— Ты живешь все там же? — Элла ощутила дрожь в его руке.
— Да.
— Странно, соседи, и столько лет не встречались.
Он прикоснулся к ее пальцам.
Как они холодны! Волнуется, пожалела она товарища детства.
— Не хотела видеть, потому и не замечала! — вздохнул Додик. — А я тебя часто встречал, но торопился пройти мимо, уверен был, не обрадуешься встрече, ведь ты запретила подходить.
Элла провела рукой по волосам.
— Да, запретила, и часто после жалела. Мать и отец здоровы?
— Мама умерла спустя семь лет, как мы с тобой расстались. Папа продержался еще год.
— Ты счастлив? — Элла повернула голову, пытаясь заглянуть Давиду в глаза. Она ждала ответа и хотела, чтобы он пожаловался на судьбу.
— У меня характер тяжелый, ты знаешь. Дважды был женат, но не выдержал семейных уз. А ты?
Она ощутила победу. Без нее ему не должно быть хорошо.
— Мамы нет уже десять лет. С первым мужем прожила всего несколько месяцев. Нынче второй муж. Детей нет. От первого сделала аборт, больше Бог не дал.
Он прижал локтем ее руку.
— Тебе легче. Одиночество ужасная штука, особенно, когда жизнь близится к завершению.
Элла вздохнула.
— Я душой одна, а это еще ужаснее. Уж, лучше одиночество, чем такое партнерство. Представь, живут два человека, совершенно чужие друг другу. Семь лет назад было, что-то, похожее на любовь. Однако, теплые чувства быстро исчезли. Утром уходим на работу, вечером приходим. Ужинаем, глядя в телевизор. После трапезы, мою посуду на кухне, а супруг, ложится на диван и продолжает созерцать голубой экран. Закончив, «мокрые» дела: посуда, стирка, ухожу спать. Меня не интересуют боевики, мордобой, погони, Попросить переключить на любимый канал, значит, нарваться на скандал. Он даже не замечает, что меня нет рядом, засыпает на диване с пультом в руке, не осилив нажать на кнопку. В середине ночи просыпаюсь, выключаю телевизор, накрываю одеялом. Раздражаю его, он меня. У каждого своя жизнь.

Он погладил ее пальцы, спокойно лежащие на его рукаве. Сквозь плотную ткань ощутил их тепло. Будто не было разлуки, ожидания, тягостных долгих вечеров рядом с нелюбимой женщиной.
— То же было и у меня. Не уделял должного внимания жене, постоянно смотрел телевизор.
Элла повернула голову, блеск его глаз удивил и обрадовал.
— Ты хочешь сказать, муж меня не любит? Вероятно, так и есть. Но он не уходит. Ему удобно: в доме прислуга, уберет, накормит, — женщина провела ладонью по лбу, будто прогоняя неприятные видения. — Так жить невозможно! Лучше уж одной! — она наклонила голову к плечу, прищурила глаза.
— Как восприняла развод твоя мама?
— Она его не увидела.
— Вот как! Ты стал смелым только после ее смерти?
— Угадала. И жил с женой, которую она для меня выбрала.
— Ты и меня потерял, чтобы ее не травмировать. А второй брак по любви?
— Скорее от скуки. Вместе работали. Вроде бы общие интересы, но быстро все надоело, и через три месяца спокойно расстались. Разлука с тобой — большая ошибка! И в этом моя вина, за что и наказан. Жизнь на исходе, а я один.

Они приблизились к знакомой беседке. Белая краска на решетке покрылась черными пятнами, одна из цепей скамейки оторвалась и повисла над доской, покрывшейся зеленой плесенью. Темно зеленая вода, не чищеного пруда, тронутая легкими порывами ветерка, мягко раскачивает, плавающие в беспорядке, желтые листья.
— Смотри, наша беседка! Давай присядем! - женщина переступила порог, и сердце ускорило ритм. Возвращаюсь в прошлое, или вступаю в новый виток судьбы?! Она провела ладонью по облезлым доскам. Потревоженные, мелкие желтые листочки, вспорхнули, словно птички, и медленно опустились на влажный настил беседки. Элла оправила плащ, присела на край скамейки.
— Белая краска, а тогда красили в голубой цвет.
Давид присел рядом.
— Ты помнишь!?
Ветки склоненной ивы, приникли к прутьям решетки. Ствол дерева, покрытый царапинами, уперся в угол скамьи.
— Наша скамейка! Сколько парочек сидело на ней! Для кого-то свидания стали счастливыми, для кого-то — нет. Как для нас с тобой.
Давид не решился обнять женщину, и, сомкнув до боли, пальцы ладоней, сжал их между коленей.

Маленький, удлиненный листок опустился на лоб Эллы. Она смахнула его. Додик проследил, как он несколько раз перевернувшись в воздухе, опустился на прогнившую доску.
— О чем ты думаешь? — Элла повернула голову и встретилась с взглядом Давида.
— О нас с тобой! — он отвел глаза, испытывая стыд перед подругой. — Каждый должен строить свою жизнь сам, ни оглядываясь, ни на мам, ни на пап. Нельзя прилаживаться к их интересам. Видя, что мы уступили их воле и несчастливы, они страдают гораздо более нас. Моя мать, понимая, что я не нахожу душевного удовлетворения в браке, до конца своих дней мучилась, сознавая себя причиной моего несчастья. Внуки для нее могли быть отрадой, но у меня не было детей. Я никогда ее не упрекнул. Теперь, понимаю: должен был проявить решительность, отстоять свою любовь.

Элла положила ладонь на его колено.
— Мы с тобой слишком разумны, оттого и счастье обошло нас стороной. Любовь в союзе с безрассудством. Ты был прав, когда говорил о ребенке, возможно, это примирило бы всех. Но мы не стали приносить неприятности родителям, в частности, твоей маме, а наказали себя.
Давид сжал пальцы женщины.
— Да! И наказали жестоко! Прожив, лучшие годы друг без друга. Я не смог полюбить другую женщину.
— А, я!? Долго искала похожего на тебя. Потом смирилась с судьбой, вышла замуж. Он оказался любителем выпить, и вскоре расстались. Много лет ухаживала за больной матерью. После ее смерти, долгие годы одиночества: вечера, праздники будни. Считала дни, торопила время, ожидая прихода счастья, сама же ничего не предпринимала, чтобы изменить судьбу. Куда торопилась, что искала, сама не знаю. Все это было чужим, не моим. И жизнь, будто не моя, а другого человека, за которым наблюдала со стороны. Потому, что потеряла главное в тот день, когда ушла от тебя, вот с этого места в темную аллею. И шла по жизни, так и, не найдя выхода к свету.
— Прости! — Додик прижал ее руку к груди. — Я всегда думал о тебе.
— Мне часто снился один и тот же сон. Будто, иду по изрытой дороге, преодолеваю нагромождения из камней, рвы с водой, узкие лазы пещер, и, наконец, прихожу к тебе. Просыпаюсь с тяжелым чувством безысходности, скучного и однообразного существования. Тебя забывала медленно и тяжело. Но хорошо помню те чувства, которые испытывала к тебе. У меня перехватывало дыхание при встрече с тобой. От твоих прикосновений обдавало ударами тока. Я не могла играть на пианино, путались и дрожали от волнения, пальцы, а ты укорял и смеялся, что не умею играть. А ведь все восхищались моим талантом пианистки. Ты даже не представляешь, как сильно я любила тебя!
— Прости, если можешь! Ты всегда шутила надо мной. Я не верил тебе! Часто думал, мама права! Твоя любовь недолговечна, ты меня бросишь! Вздорная, взбалмошная девчонка! Не предполагал, что, расставшись, причиню тебе боль. Верил, по-настоящему люблю только я, а для тебя мои чувства — забава!
— Ты убил во мне душу! Я больше никого не смогла полюбить. Любовные сцены в кино, или в театре меня забавляли, и вызывали смех.
— Твое сердце стало ледяным, в него попал кусочек льда из царства снежной королевы. Помнишь, нашу любимую сказку!? Его можно отогреть поцелуем!
Элла вздрогнула и резко отодвинулась, чуть не упав со скамейки.
— Нет! Не прикасайся ко мне! — ее удивила улыбка, детская, искренняя, и блеск его глаз, почти как в юности.
— Чему ты улыбаешься?
— Ты осталась такой же.
— Разве? И нисколько не изменилась?
— Нисколько! Спокойна, холодна, равнодушна. Разговариваешь, как на трибуне. Но через день, другой, при счастливых обстоятельствах, побежишь по дорожке парка, осыплешь мою седую голову грязными листьями, и будешь резвиться как маленький котенок.

Женщина провела ладонью по волосам.
— А ты изменился?
—Я зануда, как ты меня всегда называла. Добросовестно выполняю производственные обязанности, живу на зарплату, потому что ничего иного, как честно трудиться, не умею. Таким сегодня нелегко!
— И я не умею делать деньги. Мы выросли в иное время. Если бы не разошлись, были бы счастливы? Смогли бы воспитать детей? — Элла повела плечами, будто ей стало холодно. — Ни капли не завидую нынешней молодежи. Вроде они живут лучше нас. А, по-моему, обделены, судьбой. Получили новые достижения науки и техники, а потеряли обычные человеческие ценности: любовь, доброту, желание и умение делать благо другим. Разум затуманили деньги. Резко упала культура. Курят с семи лет, рожают в одиннадцать. Взгляни на улицу! Как некстати уживается цивилизация с дикостью! Государственных промтоварных магазинов не осталось, распродали частникам. Цены в бутиках шестизначные. А доступный товар у челноков разложен по земле. Сплошное аршин-малаланство.
— Ты права. В нынешней жизни право получить достойное место под солнцем — лотерейный билет. Ничего не зависит ни от способностей, ни от таланта. Удача и больше не требуется никаких заслуг. А еще лучше — богатый спонсор — обычная формула нынешнего успеха. И как никогда, необходимо уютное гнездо, где ждут, любят, обогреют, обласкают.
Элла прищурила глаза, посмотрела на собеседника.
— Ты хочешь сказать, что для человека превыше всего собственное я, любовь, семья?
— Несомненно! Жизнь продолжается и обновляется только благодаря любви, в этом ее суть, все остальное — мелочи, проходящие, как дым от сжигаемых осенью сухих листьев.
— А как же судьба страны?
— Все глобальные явления переживаются легче, если устроена личная жизнь, если человек знает, что в этом огромном мире есть его половинка, друг, который поймет, простит неудачи, протянет руку помощи в трудную минуту.
— Но ведь есть же одинокие люди, полностью посвятившие себя профессии?
— Это фанаты, таких, не много. Они одиноки потому, что не встретили настоящую любовь, или не смогли ее сохранить. Либо пережили глубокое разочарование и потеряли веру в обыденное человеческое счастье.

Оба замолчали. Над парком сгустились сумерки.
— О чем ты думаешь? — нарушила женщина паузу.
— Будто не было долгих лет разлуки, и мы всегда были вместе. Ты простила меня?
Элла подняла воротник плаща, застегнула пуговицу.
— Я давно тебя простила? Но изменить судьбу вряд ли смогу. Я привыкла жить без тебя. Сумела убедить себя в этой необходимости. Хотя сейчас поняла, прошедшие годы — тяжелый сон, в ожидании счастливого пробуждения, которое наступило сегодня, рядом с тобой. Но стоит ли что-то менять? Наша жизнь определилась, у нас сложившиеся привычки. Будет ли нам комфортно вдвоем?
— Можно попробовать! — Он погладил ее пальцы, сжимающие черную сумочку, лежащую на коленях.
Она убрала ладонь из-под его руки.
— Для тебя такая попытка не представляет особых неудобств. Не понравится — уйдешь. А куда возвращусь я? К разоренному очагу? Примет ли снова муж? Легко в один миг разрушить, но не легко построить заново, тем более, на руинах. Пойдем, уже поздно.

Они встали со скамьи и медленно пошли по аллее. Свежий, прохладный воздух остудил щеки, проник в грудь.
— Я люблю осень! Меня не пугает приближение зимы. А ты?
Давид не ответил. Его волновало приближение часа расставания. Он боялся опять потерять ее, и боялся спросить, можно ли восстановить прежние отношения.
— Наше будущее зависит от твоего решения! — тихо произнес мужчина. — Вернее, настоящее. Будущего у нас практически, не осталось. Пусть, редкие встречи, свидания в парке, но только, не разлука. Ты мне нужна, я не могу и не хочу уходить, не проведя с тобой остаток дней. Только так буду, убежден, что пришел в этот мир не зря и получил свою долю счастья и радости.

Они вышли из парка.
— Не провожай! Иди!
Он сжал ее пальцы.
— Я буду ждать! Знай, мне очень плохо без тебя!
Она высвободила руку.
Мужчина медленно побрел по тротуару. Элла, не отводя глаз, смотрела вслед. Постарел, поседел, но все также красив, как и прежде.

                * * *

Скрипнула дверь. Надо замок смазать, вздохнула Элла. А ему нет дела. Телевизор смотрит. Сняла плащ, повесила на вешалку, прошла в кухню. Раковина наполнена грязной посудой. - Самые неблагодарные домашние хлопоты! - будто рядом прозвучал голос матери. - Так и есть! — сказала Элла, и усмехнулась. Ну вот, сама с собой разговариваю!

Заснуть долго не могла. Прошлое взяло в плен. Различные эпизоды прокручиваются в памяти, вызывая слезы. Ночь, проведенная на больничной кровати после аборта. Не оставила ребенка, чтобы у человека, в котором разочаровалась, не возникло повода искать с нею встреч. А тяжелые предчувствия не обманули. Врачи не находили патологических отклонений, но больше не забеременела. Жизнь пуста и бесцельна! Безжалостно подвела итог. Годы прошли впустую. Даже любимая работа не приносит радости. Неужели оттого, что его нет рядом!? И теперь, когда снова встретила, еще острее ощущаю горечь потери. Мы понимали друг друга. Любовь, похоже, не прошла. Мне хорошо с ним. Приятны, и все так же, как в юности, волнуют его прикосновения. Разве может нам быть плохо вдвоем? Разве я не имею право на счастье!?

                       * * * 

В распахнутое окно влетел ветер, раздул, как парус, тюлевую гардину, пролетел по комнате. Давид подошел к окну. Бледное солнце опускается за крыши домов. Еще светло, но в окнах зажгли свет. Вернулись с работы, готовят ужин, аппетитный запах пирогов наполнил комнаты. Громко кричат дети. А здесь тишина! Дрожащими пальцами достал из пачки последнюю сигарету, закурил. Она не придет! Я предал, не поверил в искренность ее чувств. Зачем вчера зашел в парк? Зачем встретил? Прикоснувшись, не смогу забыть тепло руки, ласковый взгляд. Он прошел по комнате до противоположной стены, вернулся к окну. Зачем мне жить без нее? Устал! Не хочу видеть солнце, небо! Скоро зима, пойдет снег. Холодно, неуютно! Ждать весны, тепла? Зачем!? Ее нет рядом! У нее своя жизнь, где мне нет места. Какой смысл в моем существовании? Считать дни и ночи!? Уже ничего не будет! Только медленное угасание!

Мужчина стряхнул пепел сигареты в металлическую пепельницу, смял окурок. Все! Хватит! Лег на диван, закрыл глаза. Лежать и не двигаться! Сердце стучит, как часы. Где-то читал, можно дать ему команду: - Замолчать! Отдыхай, глупое!

Сознание затуманилось. Дыхание замедлилось. Холод пробежал по телу. Умираю!? Вот и хорошо! Еще один вздох, еще, еще.

Теплая ладонь коснулась щеки, погладила лоб, волосы, расстегнула ворот рубашки. Будто издалека услышал свое имя. Знакомый голос!? Неужели!? Тяжело поднялись веки. Родное, желанное лицо склонилось над ним.
— Крепко спишь, дверь не заперта.
— Ты пришла? Совсем?
Губы женщины раскрылись в хитрую улыбку. Элла тряхнула головой, густые каштановые волосы рассыпались по плечам в прекрасном беспорядке.
— Я сегодня утром песню сочинила. Подошла к пианино, открыла крышку,  нажала  клавишу. Прислушалась, как гаснет в тишине комнаты ее звук. Потом другую. Сложился простенький мотив и такой же незамысловатый текст.
— Споешь?
Щеки Эллы заалели, как маки.
— Только не сейчас. Сначала надо навести порядок в  твоей квартире.
— В нашей!?
— Конечно, в нашей!