Мы смог

“МЫ СМОГ” – озаглавлен текст СМОГа, Самого Молодого Общества Гениев, датированный февралем 1966 года. Другое прочтение этой аббревиатуры – Смелость, Мысль, Образ, Глубина. Смелость – это качество рыцаря. Мысль – испытание знанием. Образ – это аналогия, оформление. Глубина – это мудрость. СМОГ был вызовом отчаянной молодости и молодой отвагой зрелости. Это был пульс творческой жизни среди вампирических теней литературного официоза. Он выступал против всех “от комсомола до обывателей, от чекистов до мещан, от бездарности до невежества”. Честь была их порукой, жертвенность их религией. СМОГ сформулировал кодекс чести поэта. Их поэтическая акция была их Сенатской площадью. Их было несколько десятков молодых людей, хотевших спасти Россию от бездарности и невежества. СМОГ был подлинным дитем 60-х. ему было тесно в “темнице тела”, в омертвевшем каркасе социума. Он был многолик и серьезен /сб. Л. Губанова “Лики”, “Болезнь”/. Он был щедр и жертвенен. Он жил по своей системе измерения /“Календарь” В. Алейникова, “Лабиринт” В. Батшева/, ловил синюю птицу поэзии /“Синий корабль” В. Батшева/ и слышал “Крик далеких муравьев” /А. Урусов/. Это была вспомнившая о себе и заговорившая душа, живая творческая лава среди мертвечины табалей о рангах литературного официоза. Это было узнавание себя в другом (“Мы, СМОГ”), ощущение связи через лучшее в себе – через творчество, через традицию, через кон-гениальность; “Мы, поэты и художники, писатели и скульпторы, возрождаем и продолжаем традиции нашего бессмертного искусства. Рублев и Баян, Радищев и Достоевский, Цветаева и Пастернак, Бердяев и Тарсис влились в наши жилы, как свежая кровь, как живая вода”.
Молодость и гениальность – были двумя основными критериями братства “по Музе, по стихам”, требующая серьезной внутренней работы этого союза. Гений – концепция 60-х. это прорыв и освобождение от паутины очевидного, внемлющий голосу Музы. Это труженик от искусства, внемлющий голосу Музе. За этой концепцией – братство в таланте, а не в бездарности, динамическая модель человека, а не насильственная подгонка под общий знаменатель. И это концепция, прежде всего, высоконравственная – ведь, гений и злодейство – две вещи несовместимые.
СМОГ заявил о новой эре в искусстве. СМОГ посягнул на создание новой эстетики в эпоху безраздельного триумфа казенной советской эстрадной поэзии. На первом выступлении СМОГА, состоявшемся 19 февраля 1965 года был вывешен плакат в траурной рамке, на котором было написано: “Сегодня умерли Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Аксенов, Гладилин /и далее были перечислены все герои остальные советской эстрады/, но родились мы”. Это было похоже на выступление дадаистов: сдвинули столы, у стены поставили перевернутый биллиардный стол, к люстре привязали канат. Читали яростно, отчаянно, вспоминает Батшев:
Еще и губ не выносили,
Но кашляли в платок тайком.
Мы пол-России износили
Большевичками отпоем.
/Л. Губанов/

когда в провинции болеют тополя,
и свет погас, и форточку открыли,
я буду жить, где провода в полях
и ласточек надломленные крылья.
/В. Алейников/

Ты вспомнишь эту площадь
и мертвый взмах руки,
когда в холодной роще
защелкают курки.
В апреле? в мае? кончатся
сонеты и сонаты.
И площадь Маяковского
станет нам Сенатскою.
/В. Батшев/

В. Батшеву
Вот карусель устало кончит бег,
И выплеснут толпу ворота парка.
И голубая лошадь станет пару
По всей земле отыскивать себе.

Она пройдет по храмам и дворцам,
По низеньким двухкомнатным квартирам.
Квартетом ног встревожит лиру мира,
Найдет тот дом и своего творца.

Он тихо спит на старом топчане,
И не понять, где волосы, где стружки.
Охлаждены ночною лунной стужей,
Заботы стынут на его челе.

“Столяр, столяр, ты смастерил коня,
Чтоб был такой же голубой и русский,
Чтоб зелень глаз была немного грустной,
Чтоб, как никто, он понимал меня.”
Но спит столяр на старом топчане,
И не понять, где волосы, где стружки.
Охлаждены ночною лунной стужей,
Заботы стынут на его челе.
/С. Морозов “Стихи о голубой лошади”/
Другое прочтение СМОГ – Сжатый Миг Отраженной Гиперболы. Он интуитивно шел напролом против незыблемых крепостей соцреализма, вынося вперед к зрителю на первый план значимые аспекты реальности, разрушая привычные пропорции соцдидактизма и дав смелый синтез имажинизма, футуризма и конструктивизма. И через эту эстетическую амплитуду открыли для себя области метафизического – теософию, йогу, конфуцианство, оказались восприимчивыми к универсальной идее нравственного самоусовершенствования.
У Владимира Батшева, одного из основателей идеологов СМОГа, владельца членского билета под номером 2 /первый билет был у поэта номер 1 – Леонида Губанова, рано скончавшегося/ трагически урезанная поэтическая судьба, что никак не уменьшило силу ее притягательности и присутствия: “для меня существовало свое смогистское государство, где нет не только советской власти, но и никакой другой, кроме власти Поэзии, где все мы были равны, дружны и доброжелательны и – живы”, – говорит смогист №2 Владимир Батшев. Первый билет был у ныне скончавшегося Леонида Губанова – поэта Божьей милостью: – “Все мы были поэтами от культуры, он – был поэт от Бога” – замечает Батшев, автор двух поэтических сборников, один из создателей Самого Молодого Общества Гениев, инициатор всех его акций, включая (демонстрации у ЦДЛ, штурмы литобъединений, чтения у памятника Маяковскому, обсуждение и чтение в Союзе писателей 22 января 1966 года, составление и выпуск четырех номеров смогистского журнала “Сфинкс”), предполагавшееся участие смогистов в демонстрации против реабилитации Сталина, намеченной на 5 декабря 1966 года, за что он и был арестован 4 марта и встретил свое девятнадцатилетие, где он написал еще две книги стихов и откуда он вышел инвалидом третьей группы. А потом – прятание за псевдонимом и случайные публикации, статьи, песни, прозы, рассказы – написал четыре романа. Обыск в 72 году, когда были изъяты романы и архивы СМОГа. Потом восстановление романа “Записки тунеядца”, работа над пьесами, постановки в периферийных театрах, сложные игры с “Мосфильмом”. Полтора года пробивал в “Центральном научном фильме” кинофильм “Диссиденты” – первый из истории инакомыслия в России. До сих пор лежит в столе критическая работа на 6 авторских листов “Поколение с перебитыми ногами” – история СМОГа. Только два года назад вернулся к стихам и написал книгу стихотворений под тем же названием, что и книга из истории СМОГа – “Поколение с перебитыми ногами”.
Главная тема Батшева-поэта – это то, что в буддизме называется сангой или духовным содружеством. Это верность голосу, верность лучшему и лучшим, тому, что выше каждого в отдельности и чего остается на земле все меньше и меньше:
Становится нас мало на земле.
С собой собрать собратьев затрудняюсь.
Родителям на взорванной заре
детишек не приносит старый аист…
Отважен тот, кто прошлым заболел…
Иных уж нет. А новые – не те:
они так осторожны так тихи,
они костюм боятся свой запачкать,
даже когда бросаются в стихи.
В мире Батшева органично и естественно живут такие понятия, как дружба, верность, работа. В нем есть грусть, есть боль, но нет озлобленности, низкого оскала, мстительности. Он не потерял внутренней устойчивости, памяти о друзьях, названных им, и остался верным заветам СМОГа, “поколение недоверчиво-печальных”. В нем есть доверие к Провидению, к его безошибочным и невидимым тропам, которое оно прокладывает в истории, и тот момент внутреннего преодоления страдания и внутренней работы, который говорит о том, что он еще в движении, что судьба не загнала его в тупик:
мне не надо ни денег, ни славы,
ни усмешки родных карих глаз,
мне бы только пальца расслабить!
Да вот выпадает карандаш…
У чего-то огромного возле
Я брожу.
И прошу не жалеть.
Подступает серьезнейший возраст
По ступеням не прожитых лет.