Нужна ли религия современному человеку?

       
       Поколение, выросшее в стране, где церковь отделена от государства и школа от церкви, не знает ответа на вопрос «нужна ли религия человеку?». Не древнему человеку, который сам ее и породил, и не какому-либо конкретному (Папе Римскому или Патриарху Всея Руси), а такому, как ты сам - крещенному бабушкой в деревне часто тайком от родителей, с удовольствием поедающему в детстве крашеные яйца со строгим запретом не говорить об этом в школе, прильнувшего к телевизору, в ночь перед Пасхой показывающему вожделенные «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», в музеях галопом пробегавшему залы с иконописью и выросшему с четкой идеологией, выраженной в кастрированной фразе «религия – опиум для народа». Если не нужна – то почему после многих лет разрушения церквей стали их восстанавливать? Если нужна – то почему в душах людей нет истинной веры? Или нужна только обрядовая сторона? Эти и многие другие вопросы породили религиозный ренессанс, современное богоискательство, ставшие особенностью 20 века, и не имеющие ответа и в наши дни.


Летние месяцы маленькая Наташа проводила у бабушки в деревне. Ложась спать, она слышала, как бабушка что-то шепчет, стоя на коленях в углу своей спаленки, отгороженной от передней повешенной между голландкой и сервантом занавеской. Этот закуток и пугал, и манил ее, как все загадочное, так как она видела там на стене в углу картинки с хмурыми лицами, смотрящими, казалось, прямо на нее. Она смутно помнила, что такие же картинки, показавшиеся ей страшными, она видела в глубоком детстве. Тогда почему-то была зима, а не лето, а ее отправили в деревню, и они с бабушкой пошли «в церкву», где бабушка долго разговаривала с этими картинками, повторяя «Помоги, господи», и заставляла ее креститься, а на обратном пути плакала. Потом за ней приехала мама, одна, без папы, и тоже плакала, и говорила, что папа надолго уехал. Потом эти же картинки (она уже знала, что это иконы) она опять видела, расплывчато из-за слез, когда хоронили бабушку.
       В следующий раз в церковь она попала через много лет, когда была уже десятиклассницей. Мама сказала:
-Давай сходим в церковь, поставим богу свечку, попросим, чтобы в институт помог поступить.
-Да ладно тебе, мам, сама поступлю, не верю я никакому богу, ничего он не поможет, - смеялась Наташа.
-А вдруг? - настаивала мама.
В церковь все же пошли, и мама, такая не похожая на себя в платке, неловко кланялась и крестилась перед входом.
В институт Наташа поступила. Там же познакомилась с будущим мужем. Мама встречала молодых после загса дома, как и полагается, с хлебом-солью. И с иконой.
-Благословляю вас, живите долго и счастливо. Да поможет вам Бог! - сказала она, стесняясь.
       Получилось недолго и несчастливо. Причин было много – не сошлись характерами, брак не выдержал быта, были не готовы к семейной жизни – короче говоря, не было между ними любви. Разошлись. И рождение сына не остановило (вместе они все же успели его окрестить, съездив в село рядом с бабушкиной деревней), и Бог не помог.
-Сходи в церковь, дочка, - говорила мама.
-Зачем?
-Легче станет. Пока будешь перед иконами стоять, подумаешь, почему так произошло, поймешь, чего от жизни хочешь.
-Мам, ну не верю я в бога. А подумать можно и дома перед фотографиями. Ты же сама не веришь…
- Хочу верить, да не умею. Не научили меня… Возьми, - сказала мама охрипшим вдруг голосом, протягивая листок бумаги, - я тут «Богородицу» написала. Почитаешь, когда захочешь.
       В церковь Наташа не пошла, заботливо написанную мамой молитву не выбросила, но и не читала – сунула в какой-то ящик.

***
       После развода Наташа жила, поняв, что человеку в жизни надо реализовать себя в трех ипостасях – во-первых, как личность, во-вторых, как мать (отец) и, в-третьих, как женщина (мужчина), допуская, что, если ты гений в какой-то одной области, то две другие ипостаси можно и проигнорировать. Наташа не стала великим писателем или художником, не открыла новый закон природы и не занималась политической деятельностью во благо человечества. Но она защитила кандидатскую, преподавала на кафедре в институте, в свободное время много читала, общалась с различными людьми и размышляла, не давая себе ограничить жизнь бытом. Пока был маленьким сын, водила его по секциям, подрос – старалась быть ему не только матерью, но и интересной собеседницей. И хотя он не стал еще самостоятельным взрослым человеком, было видно, что есть в нем и жизненный стержень, и доброе сердце. Можно было считать, что как личность и как мать она состоялась.
       Вот только женщина в ней так и не раскрылась – не встретила она свою любовь: ни любовь-страсть, о которой мечтала в молодости, ни любовь–дружбу, которую до сих пор надеялась найти и которая перерастает в любовь–помощь, без которой не осилить старость.
       Знакомых мужчин домой не водила, а если и намечался роман, то до совместного проживания дело не доходило. «Есть, с кем заснуть, не с кем проснуться», «грустна та стирка, в которой нет мужской рубахи» - крутились в голове невеселые мысли.
       На Масленицу она исправно пекла блины, на Пасху – красила яйца, в большие праздники старалась не стирать и не убираться. Но посты не соблюдала, в церковь не ходила, «Богородицу» не читала и Бога ни о чем не просила.

***

       Не так давно на соседнюю кафедру в институт, где она работала, пришел новый преподаватель. Она сразу обратила на него внимание, и ей все в нем понравилось – и его современная и в то же время классическая манера одеваться, и какая-то неуловимая своеобразность поведения, и нестандартное мышление, сквозившее в каждом произнесенном слове, и та особенная интеллигентность, которая может быть только врожденной. Случай познакомиться поближе или хотя бы узнать о нем побольше никак не представлялся. И Наташа размечталась – что он одинок (подходящую причину его одиночества она еще не придумала), что они познакомятся и он заинтересуется ей, что они полюбят друг друга, и она возьмет на себя обязанности заботиться о нем, а он с благодарностью примет ее заботу.
       Она стала думать о нем, засыпая и просыпаясь – как хорошо было бы жить вместе, разговаривать, путешествовать. В своих мечтах она уже дошла до совместного домика в деревне и внуках. Наташа даже похорошела, как хорошеют влюбленные женщины.
Теперь она уже и желала, и боялась узнать хоть что-либо о нем; так в детстве она и хотела, и робела войти в бабушкин закуток с иконами. Боялась расстаться со своими мечтами и в то же время не теряла надежды. Потом опять одолевали сомнения - с чего она взяла, что он одинок, что она будет для него интересна, что ему вообще нужна чья-то забота. От таких мыслей становилось страшно, как не бывало в молодости страшно от предстоящего экзамена или неназначенного свидания. Однажды, проводя дома генеральную уборку перед Пасхой и разбираясь в ящиках, она наткнулась на написанную мамой «Богородицу» и не убрала, как всегда, аккуратно сложив вместе со старыми, дорогими сердцу открытками, а прочитала. Написанные мамой слова запомнились сами собой, и Наташа стала часто повторять молитву про себя, не отдавая себе отчета в том, зачем она это делает.
       В следующие после Пасхи выходные она помогала маме перебраться в деревню – та с весны до осени жила в оставшемся от бабушки доме. Вместе они проветрили избу после зимы, вымыли полы и окна, поставили в вазу тополиные веточки, чтобы они в тепле выпустили клейкие листочки. На следующий день, выдавшийся особенно погожим, Наташа вышла за околицу прогуляться. Идти по дороге между полями с остатками снега в низинках, слушая веселое щебетанье птиц и предаваясь своим ставшими привычными мечтам было очень приятно. Она шла и думала, что в ближайшие дни надо все-таки найти какой-нибудь предлог для знакомства, чтобы ее мечты перешли, наконец, в какое-либо иное качество – или превратились в приятные воспоминания, или - дай -то Бог! – облеклись реальностью.
       Впереди показалось расположенное совсем рядом с их деревней село. Почти на самой окраине села стояла церковь. Наташа увидела ее купола на фоне пронзительно синего неба. Сразу же вспомнилось, как они зимой ходили с бабушкой в эту «церкву», как потом здесь же бабушку отпевали. Перед глазами возникла и другая церковь, в которой мама ставила свечку перед Наташиным поступлением в институт. Припомнилось мамино благословение иконой в день свадьбы и крещение сына. Так получалось, подумала Наташа, что все значительные моменты ее жизни были связаны с церковью. Она подняла голову, по-новому взглянув на открытую дверь храма, на толпящийся у входа народ. Остановилась, постояла в нерешительности, оглянулась, как бы думая, в какую сторону идти – вперед или повернуть назад в деревню. Что-то прошептала сама себе, нахмурилась, улыбнулась, снова нахмурилась, потеребила повязанный на шее платок и пошла…