Тигле

Весна осмелела не на шутку. Ещё год-два назад к началу апреля только-только намечался перелом в борении небесных исполинов – холодных и тёплых воздушных фронтов, а слежавшиеся грязно-снежные горы по обочинам в считанные дни пропадали куда-то, даже не дав порезвиться бурливым потокам.

В этот же год снега и не припомнить – когда его видели в последний раз? Уже с первых чисел апреля солнце объявило начало пляжного сезона, и вереницы свободных от дела граждан потянулись в сторону зоны отдыха, где можно было вытащить бледное тело из тёмных лабиринтов брюк, рукавов и прочих зимних утеплителей и показаться на глаза Ярилу во всей своей неприглядности.

Твердь земная была всё ещё холодной и влажной, водная же стихия наоборот тверда – там и здесь на потемневшем насте речного залива торчали чёрными неуклюжими кочками силуэты заядлых рыбаков.

Зелёная зона отдыха была сейчас вовсе не зелёной – скорее серой, даже трава не успела выбиться из-под жухлой прошлогодней подстилки. Неряшливая паутина тонких ветвей с едва набухшими почками не давала той защиты и уединённости, которую ищут горожане, вырываясь из докучливых, жужжащих городских кварталов.

Ирина поискала глазами какое-нибудь уютное местечко, да так и не нашла. Тогда она разложила шезлонг прямо подле берега, чтоб не видеть хотя бы прочих загорающих. Прямо перед ней расстилалась сероватая рыхлая поверхность залива, окаймленная на дальнем берегу тёмно-серой чёлкой прошлогодних камышей.

На земле не было сейчас ничего, на чём можно было бы отдохнуть глазу. Но выше! Да, над этой каёмкой серой плесни, чем была сейчас земля, возвышался огромный, чистого сапфира, прозрачный до глубин небесный свод, украшенный восхитительными кипами причудливых пушистых облачков.

Здесь, внизу, ветра почти не было. Но выше, где обретались эти облачка, с юго-востока дул довольно резвый ветер. Этот игрун забавлялся тем, что задирался к белым капризницам. Он завихрял их кудри, лохматил оборки белоснежных юбочек, а то и заставлял бегать друг с другом наперегонки. Тучки надували губки, а иная так рассердится, что и растает вовсе – только была, а уже не видно нигде… а, вон она объявилась поодаль, обрядившись в новый наряд…

Ирина скинула с себя одежду, слегка обернулась пледом и удобно откинулась в кресле, предоставляя горячим лучам стосковавшееся по воле тело. Она устремила рассеянный взгляд в лёгкую прозрачность воздушной стихии и видела перед собой мириады частиц праны, которые метались, словно весёлые мушки, вспыхивали яркими искрами и тут же гасли, чтобы вспыхнуть в другом месте.

«Облачка… прана… лучики… – лениво проплывало в её мозгу, – вторичные образы… игры в творчество… Единственное, что важно – это тигле».

Вот удивительно! Когда Ирина попадала в какую-либо духовную школу натуропатов, целителей, экстрасенсов, там её учили именно этим умениям, называемым сверхвозможностями. Считалось успехом, если ученик владеет био-рамкой, если видит ауру и пробоины в ней, если умеет управлять сновидениями, если знает, как поймать привидение и отправить его в руки Всевышнего, если «видит» на расстоянии и во времени, если… если… если…

Но чуть дело касалось Высших Мировых Учений, то во всех них, невзирая на противоположные подчас постулаты, трактовки и практики, говорилось об одном и том же – не беспокойся о тех сверхвозможностях, которые сами могут проявиться у тебя по мере совершенствования. Ясновидишь?.. исцеляешь?.. творишь шедевры?.. – это не причина для хвастовства. Научился летать?.. обходиться без еды?.. растворяться в пространстве?.. – это не повод для гордости. Сейчас таких много, даже среди знакомых Ирины. Но это не избавляет их от проблем.

Только одно имеет смысл – заключительная фаза реализации. Всё или ничего. Это в бытовом смысле. А на языке Учений «всё» – это и есть «ничего». Вернее, наоборот: лишь тогда обретёшь всё, когда от всего избавишься. От мыслей, эмоций, чувств – от себя. На обычном языке это называется: представления, привязанности, восприятия, индивидуальность.

А там, на вершине – чистое сознание. Абсолют. Тигле.
Тигле – это из тибетского буддизма. У них символ Абсолюта, по крайней мере, нарисован. Своеобразное наглядное пособие: пятицветный радужный круг на синем фоне, который символизирует стихии, а в центре– белое «А».

Это белое «А», написанное по-тибетски, Ирина поначалу никак не могла запомнить, пока не пришло ей прозрение. Вышивая этот знак бисером, она вдруг отчётливо увидела, что он образован сплетением двух фигур, в которых угадывались символы женского и мужского детородных органов: округлое вместилище плода и заостренное орудие оплодотворения.

Ирина, конечно, посмеялась над своим открытием, а потом подумала – почему нет? Никогда не узнаешь, кого избрал Всевышний, чтобы открыть ему «терма» – момент просветления, когда ученик обретает некое скрытое знание. А это было похоже на терма. Ведь всё очень логично. В центре – белое «А» - неразделённый белый цвет, как символ Единого. Но уже в его написании намечается первичный дуализм – появление женского и мужского начала. Далее – разделение на цвета спектра, они же – стихии: синий, зелёный, жёлтый, красный и опять белый. И связанные с каждой стихией и цветом группы тибетских объектов поклонения – они же – проявления нашей человеческой натуры (добрые и злые).

Вообще, тибетский буддизм, при всей кажущейся обрядовой экзотичности,
по сути своей наиболее близок западному менталитету. Может быть, поэтому – это самое популярное из восточных Учений в России, привлекающее массу молодёжи. На семинары, проводимые Учителем, собираются не десятки и не сотни, а тысячи учеников, которые во всё другое время активно совершенствуются, сделав Учение частью своей жизни.

Ирина не была ревностной участницей общины, да Учение этого и не требовало. Ведь в нём изначально провозглашалось, что ученик может следовать Учению, не отчуждаясь от социума, а достичь реализации может каждый, достаточно лишь познать тигле. А все эти многочисленные ритуалы и практики – тренировочные системы для тех, кто пока не готов к мгновенному просветлению.

Перебирая краем сознания эти мысли, Ирина наслаждалась теплом и расслабленностью. Солнце теперь било прямо в глаза. Ирина щурилась, но не отворачивалась. Полностью закрывать глаза и погружаться в сон не хотелось. Наоборот, ей было интересно поиграть с лучиком, проникающим сквозь ресницы.

Этот лучик, ударяясь о волоски, разбивался на мелкие осколки и просачивался через щёлки век разноцветными радужными бликами. Цветные штрихи и точки беспокойно метались, вспыхивали и гасли, преображаясь друг в друга. Иногда они мерцали мелким дробным орнаментом, потом вдруг струились ярко очерченными цветными волнами.

Стоило разомкнуть веки чуть шире, как в фокусе зрачка возникало ослепительно яркое белое ядрышко, обрамлённое хаотичным сплетением мятущихся нитей. А если прикрыть плотнее – в поле зрения появлялся матовый шар, по которому переливались радужные разводы, как на мыльном пузыре.

В какой-то миг картинка оформилась в перспективу убегающего тоннеля. Тоннель серебрился мельчайшими штриховыми искринками и скользил куда-то вверх и вкось, а в конце его неровно мерцал яркий лучик. Ирина стала осторожно поворачивать голову, пытаясь выровнять направление тоннеля по центру. Ей это почти удалось, но в это время лёгкое облачко, скрывшее солнце, погасило все краски. Тень всё не уходила, но Ирина не огорчилась – погода для загара была идеальной – чередование ярких лучей и небольшими прохладными паузами. Она даже чуть задремала.

Вдруг яркий свет ударил по глазам. Ирина резко зажмурилась, но свет не уходил. Прямо перед ней, совсем близко, а может быть, из бесконечной дали, на неё глядело идеально круглое ослепительное Нечто. В тот момент Ирина не могла дать себе отчёт, что именно это было, но это Нечто влекло её к себе с такой неодолимой силой и наполняло её сердце такой огромной любовью, что сердце разом распахнулось. Любовь хлынула неудержимым потоком, соединив Ирину с Нечто. Ирина полностью отдала себя Ему и растворилась в Нём. Её не стало. В этот самый миг сознание её взорвалось мириадой ярчайших сполохов. Она ясно ощущала себя творящим светом, эманации которого расходились от центра и расщеплялись на цветовые тона, порождая всё сущее. Сознание её было настолько ярким и острым, что она одновременно в мельчайших подробностях осознавала каждый акт творения.
Это продолжалось один лишь миг, но миг, соединивший в себе все времена и пространства в одной точке, звучащий как «А-А-А…»

Ирина очнулась. Она сидела в оцепенении и ошеломлённо глядела перед собой, медленно возвращаясь в точку пространства на берегу реки, во временной срез чудесного весеннего дня 5 апреля 2008 года…

«Ого! – подумала она, – так вот, как это бывает,.. мне говорили… впрочем, не стоит об этом беспокоиться…»

И она засобиралась домой.