Будущее принадлежит социализму

ДЕТИ РЕВОЛЮЦИЙ
Offspring of Revolutions

Часть 3 БУДУЩЕЕ ПРИНАДЛЕЖИТ СОЦИАЛИЗМУ

 


«Титулы весьма полезны – они заставляют нас знакомиться со многими личностями, которые иначе остались бы затерянными среди мусора»-
Генри Уиллер Шоу, американский сатирик (1818-1885).

ТРУТНЕВ
       После назначения Апраксина заместителем начальника отделения ему вручили ордер на квартиру. Он пришёл в гостиницу и радостно объявил жене, что съезжают.

; I have a surprise for you, dear! Собирай все вещи. Будем укладываться в сундуки - квартиру, наконец, дали.

       Апраксин достал из платочного кармана ордер, который он поспешно засунул туда в хозяйственной части на Лубянке, не читая, оглушённый новостью. Он решил вслух прочитать любимой текст ордера.

; Слушай, Варя! Выделена комната из освободившей брони площадью 16 метров в доме по адресу «Преображенская улица дом №5/7 , подъезд 12,…. Погоди, как комната? Извини, я не так понял.
; There he goes! У тебя всегда так, везунчик. У тебя перед носом всегда товар кончается! А как макинтош наденешь, так в дождь попадёшь! Я в комнату не поеду. Я слышала, что все москвичи вселены в коммунальные квартиры, но ты же офицер. У нас ведь будет двое детей, должно быть хотя бы две спальни и одна общая комната, кухня, ванная и туалет, разумеется.
; Я не старший офицер. Придётся ехать, но завтра же подам рапорт об улучшении жилищных условий. Получается 4 метра на человека!

       Варя кое-как привыкла к советским условиям – сначала ужаснулась, что нигде не продают ананасы, авокадо, киви, лимоны, бананы, апельсины, сладкие яблоки «Голден делишз», виноград, её любимые орехи кешью и миндаль, ваниль, свежие помидоры и огурцы, молодой картофель, сельдерей, брокколи, спаржу. Только в конце лета удавалось покупать на колхозном рынке помидоры и огурцы, кислые яблоки и ягоды, и маленькие зелёные груши, а осенью – капусту, репчатый лук, чеснок и картофель. Зелёный лук граждане, как оказалось, выращивают на подоконниках в цветочных горшках. По вселении в жилой дом НКВД Варя с любопытством начала узнавать, каким способом москвичи, не имевшие денег для покупок на колхозном рынке, восполняют недостаток витаминов в зимнее время.
       Она искренне не могла взять в толк, что сделала с Советской Россией вторая мировая война, о которой, правда, она слышала много и читала в газетах о русских героях и сокрушительной победе Красной армии над гитлеровской Германией.

       Исходя из информации касательно забот советского правительства о простых гражданах, полученной от мужа в ресторанах на Пятой авеню, она решила тогда, что в СССР, по-крайней мере до войны, было лучше, чем в Америке.

       Каких-нибудь полтора-два года назад, весной 1943 года, сидя напротив мужа и поедая хорошо прожаренный с картофелем и белым сладким луком фунтовый стейк из нежной огайской говядины, взращенной на сладкой кукурузе, и запивая пищу красным терпким Эжен Бужеле, Варя, внимательно слушая рассказ Сергея о преимуществах социализма перед капитализмом, воображала, как она с мужем получит в Москве бесплатные апартаменты вроде тех, что в Гринвич Виллидж , как будет в торжественной обстановке получать диплом бакалавра в университете аналогичном Колумбийскому, и поедет с мужем по бесплатной путёвке на курорт в какие-нибудь русские Майами. Действительность оказалась адом.
       Соседки не поясняли ей ужасов войны, разорившей большую часть европейской части России: они не потеряли на ней ни мужей своих, ни детей, ни имущества; мужьям их, работавшим в НКВД, на войне не удалось побывать в силу служебных обстоятельств. В поликлинике МГБ она, правда, встречала пациентов в гражданской одежде, увешанной орденами и медалями. Шёпотом говорили, что это выдающиеся партизаны, орудовавшие в тылу врага.
       Город переполнен орденоносцами в военной форме без знаков различия чинов, многие из них опираются на палки и костыли или ездят на самодельных деревянных самокатах с шарикоподшипниками вместо колёс. Много слепых и даже слепо-глухих с обожженными порохом лицами. Встречались Варе и контуженые ветераны, впадающие в истерику в бесконечных очередях. Особенно пугали её люди с ампутированными кистями рук – хирурги разделяли им локтевые и лучевые кости, чтобы получившейся клешнёй инвалиды могли хоть как-то орудовать. Варя с жалостью узнавала в очередях, что существуют приюты, где инвалиды совсем без рук и ног, от которых или отказались родственники или сами инвалиды предпочли считать их без вести пропавшими, упакованы в подвешенные мешки с дырками для слива выделений.
       Осталось много вдов с детьми на руках, вынужденных занять рабочие места ушедших на войну и многих не вернувшихся с фронта мужей. Женщины превратились в тягловую силу: стали крановщиками, каменщиками, токарями, чернорабочими, железнодорожниками, милиционерами, вступавшими в рукопашный бой с бандитами. Эти женщины, по представлению Вари, выглядели жутко: раньше времени постаревшими и озлобленными, по-нищенски одетыми (если не давали форменной ведомственной одежды сотрудника МПС или МВД), потерявшими всякую надежду на счастливую жизнь. Для определения причин массовой детской преступности использовался термин «безотцовщина».
       Варя, полагала, что в стране, где и стар и млад существуют как солдаты, воевали с Гитлером за бесплатно, подчиняясь мобилизации. Однако муж разъяснил ей, что всем воинам выдавали аттестаты, согласно которым иждивенцы могли всегда получать еду, и умерших от голода в СССР не было, по крайней мере, в семьях военнослужащих. Одинокие же военные накапливали большие деньги на сберкнижке, позволяя себе после войны купить автомобильчик «Москвич», в котором, правда, мало кто испытывал нужду ввиду скудности текущих доходов, отсутствия услуг водителям транспортных средств и трудностях перемещения между населёнными пунктами по дорогам, преимущественно без твёрдого покрытия.
       Москвичи, одетые в сумрачную одежду, хмуро смотрят на неё, как тогда шутили о взглядах, полных ненависти: «Будто Ленин на буржуазию», обыкновенно свирепо насмехаются над промахами красивой женщины с наивным выражением лица.
       Варя с огорчением узнала, что многие москвичи имеют огороды в городе и крадут друг у друга плоды труда своего. Ограбленным семьям зимой приходится варить суп из картофельных очисток, извлекаемых из помойных вёдер соседей. Дети возят санки или примитивные тележки с поклажей, а бабы ходят по воду с вёдрами на колонки, почти как в деревне.
       Варя, в конце концов, привыкла к злости «слезам не верующих москвичей». Фразу «Москва слезам не верит!» она неоднократно слышала от кондукторов, контролёров и пассажиров в трамвае при поимке безбилетных пассажиров, которые в качестве причины мошенничества называли либо потерю уже купленного билета либо отсутствие денег. Некоторые плакали, но им не верили. Никто не улыбался. Скорее всего, радовались чужой беде согласно укоренившемуся деревенскому принципу: «У соседа корова сдохла – безделица, но приятно!»
       Один раз, в 1948 году, она попыталась улыбнуться начальнице паспортного стола, к которой она выстояла очередь для того, чтобы прописать отца в гости на 10 дней на основании справки из колхоза «Путь Ильича». Отец получил на пути Ильича паховую грыжу, поднимая четырёхпудовые мешки, работая весовщиком. Начальница стола подозрительно смотрела на улыбающуюся Варвару Владимировну, а потом брякнула.

- Ты, чего усмехаешься? Справка подложная?
       
       Сергей Николаевич досадовал, когда Варя делилась своими впечатлениями на этот счёт.

- Ты, Варя, пойми. Это в Америке нормальным выражением лица является улыбка. Здесь это не принято! Люди думают, что над ними издеваются, когда им улыбнёшься. Говорят «скалится»! В России перестали улыбаться незнакомым людям с самой Гражданской войны.

       Вскоре она приспособилась и к злобе и к скудному ассортименту продовольствия, вспомнив белорусскую деревню, тем более что муж так и не привык в Нью-Йорке многие из этих фруктов и овощей есть с удовольствием – что-то покупала на рынке, что-то – в магазине, а что-то приносил Сергей в виде консервированных продуктов в пайках . Удивилась, что сразу по прибытии в Москву у них отобрали радиолу «Лафайет», привезённую из Америки. Сергей попытался объяснить жене пропажу дорогой вещи.

; Пусть на складе полежит! У нас нельзя слушать радио. Люди могут неправильно понять зарубежную пропаганду.
; У вас как в большом детском саду. Людей воспитывают до гробовой доски, - по-детски надула губы Варя.
; Молчи Варя! Я просил тебя соблюдать сознательность!
; Мы же привезли много пластинок, как же их слушать?
; Война кончиться – отдадут радиолу! Будем слушать репродуктор.

Варя с сомнением смотрела на чёрную тарелку репродуктора с двумя проволочками.

; Бинга Кросби ни разу не слышала. Одни марши и симфонии. Хочу домой в Нью-Йорк!
; Ничего Варя, послушаем симфонии, они вселяют патриотический дух! Прошу тебя не вспоминать Нью-Йорк, добром это не кончится!

        Дом представлял собой нечто вроде крепости – огромный П-образный дом, длинная сторона которого выходила на Преображенскую улицу, одна более короткая сторона - на улицу Потешную и реку Яузу, а другая – на кинотеатр «Орион».
        Дореволюционные здания, выстроенные покоем вокруг площади, захирели и закоптились. Люди как будто в неистовой злобе корёжили и без того ветхие двери и кривые поручни лестниц. Булыжная мостовая шла волнами, отчего раскачивались ехавшие по ней автомобили. Лишь трамваи двигались без качки: за путями ухаживали ответственно, как за обычной железной дорогой, боясь обвинений во вредительстве, тянущих халтурщиков в сибирскую каторгу. В зимнее время крутой спуск по Преображенской улице к Матросскому мосту посыпали песком, что, однако, не предотвращало вращения редких автомобилей на льду, вертевшихся подобно утлым судёнышкам в водовороте из-за изношенности шин.
        За «Орионом» на Преображенской площади в старинном доме располагался молочный магазин, где продавали по утрам сырое молоко в разлив, далее располагались «Парикмахерская» в полуподвале и аптека. Напротив, наискосок на площади, располагались Сберкасса, магазины «Бакалея» и «Рыба - Мясо», а также закусочная «Звёздочка», откуда пьяных, впавших в агрессивное состояние, выбрасывали вниз, на ступеньки крутой лестницы, окровавленной разбитыми носами предшественников.
        Сергей Николаевич, глядя на эту закусочную издали, всё время вспоминал своего учителя Либерова, сыгравшего роль агента – где он теперь?
Преображенскую площадь со стороны заставы замыкал пакгауз, где по карточкам до конца 1947 года выдавали муку с личинками мучных хрущаков .
        В самом доме, со стороны, выходящей на Яузу, располагалась булочная с пекарней. Дважды в день к булочной по глубоким колеям подъезжали гужевые крытые фургоны с мукой или порожние, чтобы развести свежевыпеченный хлеб по другим булочным. Плохо пахнущие, заросшие густой шерстью, мерины-тяжеловозы, таскавшие эти фургоны и зимой и летом, отдыхали ночью в конюшне на противоположном берегу Яузы в Колодезном переулке. Мыть, расчёсывать и стричь казённых лошадей, как поняла Варя, в России не принято.
        Стоя в очередях, Варя продолжала познавать «социалистическое» общество. Трудностью оказалось, прежде всего, стояние в этих очередях – очереди были многослойными и многовитковыми, не как в редких очередях в Америке, где все стояли друг за другом в линию на некотором расстоянии, чтобы биополя не касались друг друга. Сзади кто-нибудь толкал её, дышал в затылок, сумкой елозил по подколенным сгибам, портя чулки. Дерзкие люди бесцеремонно протискивались сквозь толпу покорно стоящих людей. Редко кто осмеливался вступить с наглецами в конфликт – ведь среди них мог оказаться профессиональный убийца – или временно находившийся на свободе уголовник или энкавэдэшник. Соседки шептали, что после конфликта наглец может выследить правдолюбца и нанести ему удар в спину в подворотне.
        Сергей инструктировал Варю молчать и не вступать с кем-либо в спор – ведь за ней наверняка установлено намеренное или добровольное, соседское, наружное наблюдение: шутка ли, бывшая американка в очереди позволяет себе критику существующих порядков в «передовой социалистической» стране!»
        Положение осложнялось и тем, что в начале года приняли закон о запрете браков с иностранцами . Хотя Варя и стала гражданкой СССР до замужества, а не после, появились тревожные признаки. Некоторые коллеги-чекисты перестали приглашать Апраксиных в гости, скрываясь от общения с «американкой».
        Ужасным открытием для Апраксиных оказалось дежурство в местах общего пользования – раз в неделю Варе надлежало мыть коридор, ванную, уборную и кухню. «Соседи не все аккуратные. Видимо из деревни», - решила Варя: «Грызут семечки, доставая их прямо из кармана, шелуху сплёвывают иногда на пол, унитаз пачкают калом. Воду после мочеиспускания в унитазе не спускают. Привозят из деревни клопов и тараканов!»
        В первые недели Сергей мыл места общего пользования сам, спасая жену от унижения. Позже стали приглашать приходящую домработницу, прибывшую на заработки из какой-то подмосковной деревни с незапоминающимся названием, то ли Дядькино, то ли Дюдьково.
        Варя очень смеялась, когда услышала, как муж в шутку назвал их квартиру «фаланстером» . Она долго не понимала смысла подобного наименования их коммунального жилища, пока муж не рассказал ей о крушении идеи революционера Петрашевского вселить своих крепостных в специально отстроенный для них фаланстер, представлявший собой большую избу с комнатами для семей крепостных с общим коридором, общей кухней и так называемой рабочей комнатой для зимнего времяпрепровождения. Крестьяне, поначалу согласившиеся с новой идеей «Как вам будет угодно, барин!», за день до вселения сожгли фаланстер вместе с вновь построенными хозяйственными постройками.
        Семью атаковало и домоуправление – грозно приглашали не работающих домохозяек, или как тогда их называли «иждивенок» (а их среди жильцов дома - большинство) участвовать в «коммунистическом воскреснике» - брать в руки метлу и мести двор, а мусор стаскивать в кучу, облегчая тем самым работу бригаде дворников-нацменов , злорадно наблюдающих за вознёй жён сотрудников самого страшного в СССР ведомства. «Субботников» не было, поскольку субботы в СССР уже давно стали рабочими днями недели. Варя плакала, сообщив Сергею о первом призыве на воскресник. Сергей оделся похуже и пошёл мести двор сам.
Варю поражал особо тусклый свет в местах общего пользования: в целях экономии в патроны, одиноко свисающие с грязных потолков, вкручивали только 25-ти ваттные лампы. Ежемесячно представители семейств собирались в полумраке считывать показания с пяти электросчётчиков, время от времени зажигая спичку, а потом путём сложения, вычитания, деления на численность проживающих в квартире и умножения на число жильцов комнаты, определять задолженность семьи перед «обществом».
        Единственный мужчина, принимавший участие в арбитражном процессе, ответственный квартиросъёмщик Дормидонт Никифорович Трутнев (Варя могла легко произносить только его фамилию, наивно обращаясь к нему «Гражданин Трутнев!», что гневило его, поскольку «гражданами» в его кругу обычно называли подследственных) брал со злым лицом листок клетчатой бумаги, вырванный из тетрадки дочери, и, шепча что-то себе под нос и слюнявя химический карандаш, долго составлял таблицу.
Сумма жировки по общеквартирному счётчику составляла за месяц, например, 100 рублей и 33 копейки, и всегда возникала небольшая разница за счёт расхождения в величинах погрешностей между результатами подсчёта расхода энергии по контрольному и расчётным счётчикам. Эту разницу и более того Дормидонт Никифорович постоянно стремился отнести на счёт соседей, в основном на счёт Апраксиных и соседей Машкиных, едва знакомых Варе. Судя по некоторым высказываниям в отношении неких христопродавцев (скорее всего, таковыми евреями-выкрестами Трутнев мыслил Машкиных и Апраксиных), подлежащими укоризне за их вечную тягу надуть русских, Трутнев обсчитывал их в первую голову. Расчёты за газ много проще – брали за количество проживающих. Собрав деньги, Трутнев, одетый в форму сотрудника МГБ, шёл в страшно переполненную Сберкассу на Преображенской площади среди дня и оплачивал жировки, предъявляя трудящимся своё служебное удостоверение – толпа в ужасе отшатывалась, пропуская хама к окошку вне очереди.

Таблица Дормитонта Трутнева за октябрь 1947 года
Фамилия Число проживающих Плата по контрольному счётчику руб.- коп. Плата за места общего пользования
 руб.- коп. Всего

руб. – коп. Переплата/Недоплата
В уме Дормитонта Никифоровича
Апраксины 4 30-02 2-34 32-36 +43 коп.
Оглоблевы 4 24-14 1-89 26-03 -2 коп.
Машкины 3 26-23 1-98 28-21 +54 коп.
Трутневы 4 12-56 0-97 13-53 -94 коп.
Всего 15 92-95 7-18 100-13 0 коп.

Безусловно, Трутневым выдвигались претензии в отношении тех, кто, по мнению его добровольных дозорных, забывал тушить тусклый свет в туалете, коридоре или на кухне.
Варе становилось смешно, когда она замечала мелкое мошенничество главного арбитра, использовавшего в своей комнате только две тусклые лампочки, но сдерживалась – она никогда ни за кем не подглядывала, и на копеечные разногласия ей наплевать. Это замечали соседки и некоторые из них, особенно завистливые, начинали ненавидеть её за скрытую иронию и кажущуюся им беспечность ещё бо;лее. Противоречить Дормидонту Никифоровичу женщины боялись, про себя отмечая его симпатию к Оглоблеву, видимо, как старшему по званию, стоимостью в 2 копейки. 13 декабря 1947 года Трутнев, к огромному облегчению соседей, застрелился в собственной комнате, будучи обложенным группой захвата из его собственного министерства по неизвестной соседям причине.
Вместо привычных для Америки пикапов на окраинах Москвы для перевозки малогабаритных коммерческих грузов использовался гужевой транспорт, представлявший собой мерина, впряженного в деревянную платформу на четырёх автомобильных колёсах с изношенными протекторами. Ломовик сидел на деревянном ящике, прибитом к передней части платформы. Зимой же ломовики пересаживались на сани с подбитыми железом полозьями. Измученная понуканиями пьяных с морозу ломовиков лохматая лошадь тащила гружёные сани вдоль правой проезжей части улиц, причём правый полоз шёл по грязному снегу, а левый – по булыжной мостовой.
Смотреть на это Варе было грустно и в то же время смешно: внутрь Садового кольца гужевой транспорт не пускали, она решила, для того чтобы не портить картину, обозреваемую сотрудниками иностранных посольств и государственными мужами, занявшими своими конторами все исторические здания в центре Москвы.
Варя не сразу поняла, почему власти не выстроили деловой центр вроде Манхэттена на каком-нибудь пустыре за Камер-коллежским валом (например, на булыжном Щелковском шоссе, начинавшемся прямо от Преображенской заставы), а заняли неудобные по её представлениям дореволюционные здания, в том числе Кремль под свои присутствия. В очереди услышала, что русские цари до Петра Великого всегда сидели в Кремле, отгородившись от подданных крепостной стеной, и тут интуитивно решила, исходя из содержания театральных репертуаров, что Сталин, заняв коронное место за крепостной стеной, копирует объект подражания - Ивана Грозного.
На «Смерть Иоанна Грозного» и «Царя Федора Иоанновича» А.К. Толстого, на «Псковитянку» и «Царскую невесту» Римского-Корсакова, «Ивана Сусанина (Жизнь за Царя)» Глинки, «Бориса Годунова» и «Хованщину» Мусоргского и «Опричника» Чайковского Варю водил муж, подтверждая её мысли на сей счёт и, по-видимому, руководствуясь некими монархическими соображениями, а, скорее всего, тем, что эти постановки обожал сам Сталин. Она видела Сталина в Большом театре дважды, сидевшего в царской ложе с какими-то другими вождями народа, но без женщин. По таким случаям большую часть зрительного зала заполняли эмгэбэшниками и правительственными чиновниками с жёнами.

У редких мебельных магазинов, а больше всего у рынков и вокзалов, дежурили рикши с двухколёсной деревянной платформой, чтобы помочь с доставкой тяжёлых вещей горожанам, имевшим счастье купить предметы мебели, изготовленные фабричным, но чаще кустарным способом. Иногда грузчик–одиночка промышлял с тащимой за верёвку четырёхколесной низкопольной тележкой, сработанной из ворованных ящиков, осей и колёсиков.
Всю мебель, как-то деревянную аптечку, диван, двуспальную «французскую» кровать, прикроватную тумбочку, трюмо Варя заказала у так называемого краснодеревщика, обнаруженного на Преображенском рынке. Всю эту обнову Варе на квартиру доставил в три возки рикша с грузчиком с площади трёх вокзалов или как её называли «с Каланчёвки». С Каланчёвки же советские люди тащили на себе в конце декабря новогодние ёлки, срубленные залётными мужиками в подмосковном лесу, но уже без помощи рикш, не ведая того, что на Западе продают стандартные рождественские ёлки специально на то выращенные и упакованные.
По городу движение машин небольшое в сравнении с Нью-Йорком. Ездили, в основном, грузовые машины, принадлежащие исключительно государственным автобазам. Простой гражданин никак не мог нанять грузовую машину, кроме как по возмездному договору с начальником гаража, а тот мог дать машину с письменного разрешения вышестоящего начальства и далеко не каждому нуждающемуся.
Улицы Москвы бороздили американские грузовики, «Студебеккеры», «Доджи», «Интернэшнл Харвестеры», наряду с советскими полуторками ГАЗ-АА, трёхтонками ЗиС-5 и дизельными пятитонками ЯГАЗ. Попадались и трофейные грузовые машины - «Мерседесы», «Шкоды» и «Татры», изъятые у Вермахта. Однако с началом «холодной войны», с лета 1947 года, как об этом хорошо знали сотрудники МГБ, американцы перестали выдавать советским властям дезертиров Советской армии, перебегавших в американскую оккупационную зону со времён встречи на Эльбе, а СССР начал выполнять условия ленд-лиза, отгружая в США сохранившуюся заимствованную технику двойного назначения в целях сокращения долга, и парк американских грузовиков начал постепенно таять.
Варя узнала, что уже к 1938 году СССР по выпуску грузовых машин стоял на первом месте в Европе и на втором месте в мире, естественно после США. На смену американским грузовикам на улицы выползали двухосные ЗиС-150 (копия «Интернэшнл Харвестер» серии К7) и трёхосные ЗиС-151 (копия «Студебеккера US-6»), но не с горбатым характерным капотом, а с капотом от ЗиС-150. Появились и шестицилиндровые ГАЗ-51, кабина и капот которых сильно напоминали «Студебеккер US-6».
Парк легковых машин личного пользования состоял в основном из немецких «Хорьхов», «Мерседесов», «Опелей» и «БМВ», пригнанных из капитулировавшей Германии. В государственном такси использовались «Эмки», «ЗиС-101» и «ЗиС-110», а с 1947 года – «Победы ГАЗ М-20». У вокзалов подрабатывали извозом, кроме такси, отставники Советской армии, предлагавшие пассажирам поездов дальнего следования поездку на трофейной машине, что, правда, преследовалось в уголовном порядке с обвинением лихачей в получении так называемых нетрудовых доходов.
Во двор раз в неделю приходил точильщик кухонных ножей, ножниц и топоров, и Варя распознавала его характерные пронзительные подвывания «Точу ножи-топоры!», находясь у конфорки на шумной парной кухне, где все соседки разом грохотали пятикилограммовыми чугунными утюгами, нагреваемыми на конфорках, и варили в вёдрах бельё, поскольку ни прачечных, ни, тем более, химической чистки одежды в Москве не было.
Варя привезла из Америки патентованное настольное устройство для заточки кухонных ножей – достаточно было раз провести кромкой ножа между стальными колёсиками, и нож становился острым. Однако точилку у неё украл неизвестный, и теперь ей оставалось, как всем, выбегать во двор, чтобы пользоваться услугами точильщика, облачённого в вылинявшую солдатскую форму с оторванными погонами. Впоследствии точилку ей подкинули в ящик кухонного стола, она заржавела и потеряла потребительскую стоимость. Видимо, точилку украл соседский мальчишка, испортил играючись, а родители отняли и подбросили слишком заметную для публичного пользования вещь исконной хозяйке. Признаний от злоумышленника на счёт того, у кого украл, видимо, во время порки не добивались – и так все знали, в чём владении может быть столь чудесная вещь.
Сама Варя использовала для глажки неведомый соседкам сравнительно лёгкий трёхфунтовый электрический утюг General Electric выпуска 1943 года, как она узнала от мужа, запатентованный жителем Нью-Йорка инженером Генри Сили ещё в 1882 году. Американскую вилку с плоскими штырями Сергей Николаевич обрезал, приладив советскую вилку с круглыми штырями. Советская вилка возмутительно сильно грелась ввиду малой точности изготовления цилиндрических поверхностей контактирующих пар вилка-розетка. Не менее возмутительными для соседей оказались показания электрического счётчика Апраксиных. Утюг был рассчитан на 110-126 вольт и 60 Гц и вполне подходил для московского напряжения на 127 вольт и 50 Гц, пока не перегорела спираль. Замену не отыскали ввиду отсутствия аналога.

Всё население квартиры держало дома плотницкие топоры для рубки кусков мяса с фасциями и костями, иногда весьма толстыми: удалось и Варе купить такой топор на рынке и точить его раз в полгода. По воскресениям мясо рубил сам Сергей Николаевич, замахиваясь левой рукой, будучи левшой. Варя незлобно смеялась над любимым и любящим левшой, но инструкции – как и что, рубить – давала точные, хотя и привыкла покупать в Нью-Йорке заранее разделанное под разные прихотливые нужды покупателей мясо, где улыбающиеся мясники (Варя ещё долго называла их бутчерами) кости выдавали отдельно и бесплатно в основном для собак, если не для холодца. Плахой служил выделенный Апраксиным кухонный стол, сработанный когда-то каким-то деревенским плотником из сосновой доски и брусьев, так что весьма прочный.
        Холодильников не было – скоропортящиеся продукты в холодное время года вывешивали в сетке за окном, а летом надо ходить в магазин каждый день и к утру всё съедать. Отваренные и прожаренные мясные и рыбные блюда держали при комнатной температуре не более суток или двух – случался и ботулизм. Тогда соседи выстраивались в мучительную очередь и проклинали поносящуюся жертву пищевого отравления, надолго оккупировавшую сортир.
        Все привыкли молча ходить «Куда подальше!» или, как Варя с удивлением узнала от таких же жертв, как она, молча ходить в более популярном направлении - «На х..!» Она настолько привыкла к этому бранному слову на улице, что лишь рассмеялась, когда мрачный мужик в волнующейся очереди, раздасованный её едким вопросом «А товара хватит?», ответил: «Х… соси, читай газету – прокурором будешь к лету!»
В домоуправлении откажут в выдаче справки, и молчи, в сберкассе откажут в выдаче собственных денег и молчи. Очередь выстояла, а товар, который, как говорили «выкинули», закончился, и молчи. Воды в квартире сегодня нет, и молчи - завтра, может быть, будет. Прав своих никто не знает и не хочет знать.
        Варя поняла, что в России просто-напросто нет общества. Каждый сам за себя, как в тюрьме. Если бы было общество, то оно что-нибудь требовало от конторских служащих и директоров магазинов, как это требуют повсеместно в далёкой теперь Америке.
        Все трудности жизни в Москве Сергей объяснял Варе сначала войной, а потом - послевоенными обстоятельствами, длительностью периода реконструкции народного хозяйства. Однако он хорошо понимал, что лукавит с женой. Сам, бывая в послевоенной Западной Европе, освобожденной англосаксами от немецкой оккупации под руководством генерала Дуайта Эйзенхауэра , он видел, что там нет такого убожества, бестолочи, унижения и злобы.
Апраксин знал, что план Маршалла оказал неоценимую помощь Западной Европе. К концу войны Европа снизила промышленное производство на одну пятую в результате немецкой оккупации, а число рабочих мест упало на 5% в сравнении с предвоенным 1938 годом. В результате претворения в жизнь плана Маршалла уже к концу 1949 года индекс промышленного производства в Западной Европе возрос в полтора раза, при этом экспорт продовольствия из этих стран возрос почти в два раза в сравнении с 1938 годом. Лишь Франция и Италия отставали в восстановлении национального хозяйства ввиду разворовывания американских долларов местными казнокрадами и коррупционерами.
Апраксин, кроме того, знал, что в Западной Европе во время оккупации голода не было никогда, а Сталин в 1947 году (при наличии голодающего населения ввиду неурожая 1946 года) приказал Молотову гордо отказаться от программы американской помощи СССР – этот факт, как известно эмгэбэшникам, составлял государственную тайну от собственного народа.
Знал Апраксин и мотивы «доктрины Трумэна», превратившейся в план Маршалла. США преследовали три цели выдачи субсидий и кредитов: развить европейский рынок для американского капитала, искоренить коммунизм в Италии и Греции и советское влияние на Турцию путём кормления арахисовым маслом, яичным порошком и другими калорийными продуктами местного населения, готового из-за надвигающегося голода совершить революцию, и включить в орбиту американского многостороннего влияния страны Восточной Европы, включая СССР, и Турцию, позволившую на её территории построить американские базы.
Апраксин сам после пяти с половиной лет, проведённых в Нью-Йорке, с трудом адаптировался к новым для него условиям жизни, едва сдерживаясь от хулы. Он даже начал ругаться матом, но шёпотом, чтобы не слышали ни жена, ни дети.
  Сергей старался изо всех сил внести разнообразие в жизнь Вари – он организовывал еженедельные посещения театров и концертных залов. По большим праздникам Апраксин всегда получал приглашения «с супругой» на приёмы в Кремль, Колонный зал или в клуб чекистов на Большой Лубянке. На 1 мая и 7 ноября семья Апраксиных получала приглашения на малые трибуны под Кремлёвской стеной для любования военными парадами, откуда можно увидеть краем глаза вождей народа на трибуне мавзолея. Однако устроение праздников на кладбище, коим можно считать Красную площадь с огромным склепом и урнами в стене и могилами у стены, ей показалось дикостью.
Начав вместе с мужем посещение тщательно охраняемых от местного населения торжеств, Варя поняла, что они принадлежат к немногочисленной доверенной группе лиц, а Сергей делает успешную карьеру, что поднимало ей настроение.
Когда Варя, приодевшись в меховое пальто, широкополую шляпу и нейлоновые чулки для похода в театр или на приём, выходила из подъезда с мужем, то соседки, сидя на лавочке, показывали ей в след пальцем и хихикали, так, чтобы их слышали: «Шубу надела, а сама с голыми ногами!». Никому из сидящих на лавочке у подъезда обывательниц неведомы нейлоновые чулки.
        Варя родила девочку в роддоме на Госпитальном валу в окружении десяти кричащих рожениц. Она была уже ко всему готова, сравнивать с условиями в Бруклине было невозможно – поразила бедность и отсутствие врачей-мужчин. Кругом оказались одни неулыбчивые бабы, осуществлявшие приём родов по упрощённой сельской процедуре, видимо весьма привычной для подавляющего большинства населения. Мужей к роженицам не подпускали, видимо, полагая производителей заразными.
Девочке на руку привязали клочок клеёнки на шпагате с надписью «Апраксина», нанесённой химическим карандашом в целях идентификации личности. Варя вспомнила бело-голубой пластмассовый браслетик с буковками Shebanov на руке её первенца и всплакнула.
        Жаловаться ей некому, незачем, да и опасно. Жили они по словам соседей зажиточно: Сергей получал два оклада – один с вычетом налогов, а другой – в отдельном пакете, без вычетов. Немного радовало то, что теперь вычетов будет меньше – численность семьи Апраксиных возрастала. Если бы она родила третьего, то налог на малосемейных мужу уже не надо было платить вовсе. Варю поразило то, что работающие женщины сразу после регистрации брака начинали платить налог на малосемейных - строгое государство не давало им ни мгновения на вынашивание плода.

; Видимо, Сталин полагает, что оплодотворять невесту надобно до брака, как ты меня, да так, чтобы сразу родить тройню! - как-то посмеялась Варя, обсуждая с мужем проблему налогообложения в СССР, на что Сергей Николаевич сделал страшные глаза и поднёс палец ко рту.

        Гуляя по двору с Сергеем Сергеевичем и маленькой Светой в коляске, ранее принадлежавшей мальчику, она привлекала внимание других женщин с детьми – соседками по дому. Она и дети одеты в яркую, необычного для России покроя, одежду, что вызывало неоднозначные реакции. К счастью в доме проживали ещё несколько разведчиков – их дети таким же образом привлекали внимание по нищенски одетых соседей. В доме жили хорошо знакомые по загранкомандировке Василевские и недавно въехали Гаевы (в Америке Андреевы), вернувшиеся из США в 1946 году и вскоре отправленные в Париж, откуда они вернулись лишь в 1949 году. Старших детей Апраксиных, Гаевых и Василевских, привезённых из Нью-Йорка, во дворе в глаза звали «американцами».
        В декабре 1947 года Сергею улучшили жилищные условия на 25% - они переехали в подъезд №3, где их вселили в 20-ти метровую комнату в пятикомнатной коммунальной квартире. К удивлению Апраксина в этой квартире проживали Сопчак и Шестёркин – люди, огорчившие его дурацкими вопросами в вонючем кабинете. Апраксин не сказал ни жене, ни, тем более, детям об обстоятельствах своего первого знакомства с ними.
        К счастью Сергею Николаевичу выделили персональную машину, сначала «эмку», а потом уже и «Победу». Однако к огорчению Вари, мечтавшей прыснуть в глаза зловредным соседкам, Сергей Николаевич всегда требовал от шофёра ставить машину на улице, а не у подъезда. Приходилось идти пешком к машине метров триста по разбитому тротуару: Сергей Николаевич считал это необходимым не только для сокращения числа анонимок со стороны соседей, но и для того, чтобы соблюсти конспирацию, не давая будить мысли у окружающих о том, что он большой начальник.
        Маша Гаева с сыном Борей, родившемся в Бруклине на два года раньше Сергея Сергеевича, и крошкой Надей, ровесницей Светы, но родившейся в Париже в 1948 году, бесстрашно продолжила дружеские отношения с Варей.
ШУРОЧКА
        Соседкой Маши Гаевой по коммунальной квартире в подъезде №6 оказалась рязанская девушка Шурочка, выгуливавшая Евгения, ровесника Бори, и маленького Сашу, ровесника Светы. Общие хозяйственные проблемы, а их множество, три капитанские жены решали на совместных совещаниях у песочницы во дворе дома, где возились их несмышлёныши, как они называли детей своих.
На этих совещаниях Варя успешно осваивала «ноу-хау» проживания в неизведанной стране. Узнала, что дома на подоконниках все растят чайный гриб, похожий на медузу и пьют продукт его жизнедеятельности, выделяемый в трёхлитровую банку кисло-сладкой воды, что надо пичкать детей рыбьим жиром, а осенью заготавливать на всю зиму репчатый лук и чеснок, запахи коих распространяются по всей жилой комнате до самого лета, что служит дополнительным средством предохранения от заболеваний гриппом и катаром верхних дыхательных путей. Варя не знала, что американская копчёная колбаса, после пересечения советской границы покрывшаяся зеленью, оставалась условно съедобной, и выбросила колбасную палку в помойное ведро на общей кухне. Соседи, посмеиваясь над молодой женщиной, достали выброшенную колбасу из ведра и, очистив от плесени, тут же на её глазах съели подозрительный продукт с видимым удовольствием.
Варя догадывалась, что бесстрашие Маши и Шурочки общаться с нею, скорее всего, диктовалось инструкцией начальства приглядывать за Апраксиными на время случившейся изоляции от общества струсивших чекистов.
        Шурочка была замужем за «хохлом», как она говорила, за сотрудником известного товаркам учреждения Иваном Лысюком, насильно лишившим её невинности на второй линии фронта. Он настиг её, не успевшую натянуть синие flannel knickers , сразу после окончания дефекации в кустах.
Шурочка служила медсестрой при особой части НКВД, занимавшейся отловом шпионов и предателей, со страшным наименованием «СМЕРШ» . Лысюк, разумеется, никогда не выезжал в загранкомандировки по причине незнания иностранных языков и по причине скудости своего образования в целом.
        Вследствие этого семья Лысюков кормилась от обычных пайков, получаемых из общего для всех учреждения. Варя же, заготовившая впрок американского мыла, лет на семь, из жалости и без жалости отдавала Шурочке коробки с многоцелевым плохо пахнущим «хозяйственным» мылом из пайков. Шурочке это тёмно-коричневое мыло очень кстати – семья большая: часть мыла она отсылала в деревню, где вообще неизвестно как люди обходились без средств гигиены. Самой большой заботой Шурочки был повышенный износ обуви Ивана Лысюка – в месяц по паре. Варя высказала предположение.

; Много ходит твой Ваня! Или косолапый.
; Бегает как спортсмен! Не косолапый он, – отвечала Шурочка.

        Маша Гаева только улыбалась, не желая делиться с товарками своим мнением по этому поводу. Молодые женщины никогда не обсуждали ни места, ни содержания работы мужей. Варя знала, чем занимается её муж, но молчала, а Маша и Шурочка действительно почти ничего не знали, кроме того, что их мужья ездили работать в страшное на слух учреждение у станции метро «Дзержинская», а их жилой дом вся округа шёпотом называла домом энкавэдэшников. Заботливые мужья постоянно молчали, не высказывая своего мнения ни по какому поводу.
        Товарки называли вечно молчащих мужей за глаза или тюфяками или пнями. Мужья же Маши и Шурочки, в свою очередь, когда им особенно досаждали жёны вопросами во время вечернего скармливания им ужина, говорили им: «Молчи дура (или, для разнообразия - валенок сибирский, колода, корова, тумба)! Меньше знаешь – крепче спишь!»
        Молодые женщины, пася детей во дворе, обсуждали подстерегающие их детей болезни и, безусловно, секс. Оказалась, что Шурочка была самой востребованной женой – Лысюк массировал её гладкие стенки каждый день по окончании позднего ужина, а Мария Карповна оказалась самой забытой – Гаев чрезвычайно ленив, не каждое воскресение у него появляется первобытное желание.
        Мечта об учёбе у Вари рухнула сама собой - в условиях постоянного дефицита времени, характерного для жизни, скорее в деревне, чем в городе, осуществление этой мечты каждый год откладывалась, пока ей в 1951 году не исполнилось тридцать пять лет, когда поступление на очные отделения высших учебных заведений запрещалось. Товарки об учёбе и вовсе не думали: «Зачем это офицерской жене?» Поступлению в ВУЗ мешало и отсутствие загадочного документа «Аттестат зрелости», название которого она по ошибке перевела на английский язык как Maturity Testimonial вместо School-leaving Certificate , уточняя у мужа назначение документа. Сергей Николаевич заявил, что Варе надо ходить по вечерам в вечернюю школу рабочей молодёжи, чтобы получить подобный документ, а Варя с возмущением отказалась: «Во-первых, я не рабочая, а во-вторых, кто будет вас кормить и обстирывать, хотела бы я знать!»
        Варя с приездом в Союз опять превратилась в Золушку, как это было в белорусской деревне, где она ходила за сводными братьями и сёстрами: с утра надо стоять в очередях за продуктами, днём готовить обед из трёх блюд на четверых на одной конфорке, выделенной для одной семьи. Затем мыть посуду в тазике, предварительно вскипятив воду в чайнике на той же конфорке, стирать вручную в корыте, гладить, пришивать пуговицы и zipper (советских молний не было и приходилось переставлять молнии на обновленную одежду), ставить заплатки - приходилось донашивать американский гардероб, поскольку аналоги отечественного производства не только выглядят по её мнению ужасно, но и малодоступны. Варя также шила носильное бельё и лицевала одежду для детей. Ей удалось при аккуратном пользовании сберечь запасы американского постельного белья, которого её семье хватило на 50 лет жизни в СССР, настолько американский хлопок оказался хорошего качества.
        Дети росли и постоянно требовали внимания. По жребию Апраксиным пятница выпала банным днём – в первой половине дня Варя стирала, а во вторую половину дня купала двоих детей в ванной, а потом мылась сама. Если Сергей успевал до субботнего утра, то мылся в ванной и он. Среда, само собой, была для Апраксиных дежурным днём.
        В детский сад и пионерские лагеря решили детей не отдавать никогда – слишком много болезней: герпес, лишаи, корь, коклюш, краснуха, дифтерит, менингит, полиомиелит, рахит, скарлатина, ветряная оспа, дизентерия, туберкулёз, вшивость, себорея, чесотка, плешивость, глисты всех пород и прочая, популярная в те времена, нечисть. Соседские дети всегда возвращались вшивыми из пионерлагерей. Дома их стригли наголо на кухне и поливали голову неизвестной Варе вонючей жидкостью. Вши разбегались врассыпную. Ручные машинки для стрижки волос, как впрочем и прочие предметы туалета, пребывали в жестоком дефиците, их брали напрокат у подпольных парикмахеров за небольшую мзду. Площицу у детей и взрослых повсеместно уничтожали сбриванием волос на участках кожи, богатых апокриновыми железами, с помощью опасных бритв в ванной комнате, что требовало некоторого кровопролития у жертв гигиены и, посему, вызывало вопли слабонервных подростков. Бешеной популярностью пользовались трофейные средства стрижки и бритья, не требовавшие частой заточки и рассчитанные на службу нескольким поколениям, в отличие от советской халтуры.
        Муж Сергей делать по дому ничего не умел, не хотел, и не мог – он дома в основном спал. Только по воскресениям, единственным на неделе выходным дням, он уделял внимание жене и детям. Чтобы оставлять дома детей при посещении театра, нанимали приходящую няню.
        Дешёвой малоквалифицированной женской рабочей силы в Москве много: девушки бежали в город из деревень, чтобы поесть досыта, прежде всего, но удавалось это не всем. Если в редких случаях Апраксины приглашали в гости москвичей, не связанных работой в МГБ, то они с огорчением наблюдали, как гости поглощают пищу с быстротой изголодавшихся по хорошей еде людей. Поедалось много хлеба, который не только ели вместе с мучными изделиями, как-то макароны или рис, что nonsense , но использовали в качестве лопатки, вместо ножа, для наложения пищи на ложку или вилку. Тем же куском хлеба тщательно протирали опустошённые тарелки и только после этого отправляли хлеб в рот, а вылизанную посуду отдавали хозяйке. Когда едоки случайно обнаруживали столовый нож, располагавшийся, как и положено, справа от тарелки, то всегда удивлялись, что хозяйка подаёт им тупые с их точки зрения ножи. Едоки даже представить себе не могли, что принято подавать только те блюда, которые можно резать тупым столовым серебром.
РЕБЕККА
В конце января 1948 года Варя получила первое письмо из деревни, от отца. За ужином Варя рассказала ему о жизни родных.

; Отец пишет, что вступил в колхоз в 1940 году, отдал бесплатно коров и лошадей, а также овец. Жалеет их как детей, ходит к ним ночами поплакать вместе с ними. Они его помнят и плачут по-своему. Теперь в семье бедность, какой не бывало при поляках. За рабочий день ставят «палочку», то есть учитывают один трудодень. В конце сезона дают мешок с зерном на год, подсчитав палочки. Колхоз оставил ему птицу и поросёнка – с них и кормятся. Просит прислать твои старые костюмы, если есть: мужикам в деревне приходиться донашивать немецкие мундиры, снятые со скелетов. Красноармейскую форму брать боятся. Пишет, что у сестры моей Ребекки матка выпала, как у многих колхозниц, от непосильного труда на полях .
; Ты, Варя, конечно, вышли ему пару моих костюмов старых – сама выбери. Сахар у них есть? Мыло там или, что там вообще нужно? Может, Ребекку тут в Москве вылечат? Желательно, чтобы отец не писал в письмах о трудностях.
; Вышлю сахар, конфет, муку, мыло, отрез вышлю мачехе на платье. Ребекку уже не вылечить! Объясни мне Серёжа, почему за мной мужики следом ходят?
; Как выглядят?
; В пальто, кепке и сапогах.
; Скорее всего, это наружка. Не обращай внимания. Всё ещё следят за тобой.
; Мне это надоело. Что за страна такая? Знала бы я…Мой первый жених Фёдор устроился учителем в сельскую школу с трудом. Сестра пишет, что он в плену побывал. Сначала его немцы взяли в плен как польского вахмистра , он откупился за 100 марок - выпустили, так потом наши в Сибирь его гоняли за службу в Армии Крайова . У нас не откупишься! Натерпелся он, теперь заикается, мигрени его мучают. В чём он виноват? Отец пишет, что Фёдор женился на моей сестре Ребекке, слава Богу, успели одну девочку родить! Ребекка ведь тоже родилась в Америке, стало быть, американская гражданка. Не надумал ли Фёдор с ней в Америку уехать? Матку вправлять?
; Где сядут, там и слезут. Не выпустят их. Ты как-нибудь намекни в письме, что в СССР лучше, чем там. Могут и нам навредить, - нахмурился Сергей Николаевич.
; А меня выпустят?
; Ни в коем случае!
; Стало быть, я купила One way ticket?
; Стало быть, так.
; А как же, совсем нельзя выехать?
; Всё можно, если партия прикажет!

Варя обидчиво поджала губы. Дружно наступала весна – в марте у неё обычно заканчивалась зимняя депрессия. Тем не менее, больше всего Варя не любила месяц март – вдоль глухого забора, огораживающего двор их большого дома, под таявшим снегом обнажались отходы жизнедеятельности страны нищих: трупы животных, истерзанные тюфяки из опилок, чайники без носиков, обломки битых чугунков, давленые кастрюли без ручек, обглоданные кости с высосанным главами семейств костным мозгом, тряпки с кровавыми следами менструаций, гнилые овощи, прошлогодний кал с замёрзшими глистами и прочая, никуда не годная дрянь. Сильно пахло мочой – мужчины, по обыкновению вбегавшие во двор с Преображенской улицы в поисках укромного места, выпускали из штанов одноглазых змеев на букву «ха», как горько шутила Варя, иногда впопыхах отрывая пуговицы ширинок, и орошали видавший разные виды несчастный забор. Женщины тоже забегали, чтобы присесть, но реже: Варя знала, что у них пузырь больше.
PERSONA NON GRATA
        Апраксина, получившего 7 июня 1946 звание капитана, назначили на должность заместителя начальника 1-го (американского) отделения 8-го отдела. Начальником отделения недолгое время служила его наставник в ШОНе и боевой товарищ по Нью-Йорку подполковник Елизавета Зарубина , которую уже в сентябре 1946 года уволил из МГБ Абакумов.
       Связь с нелегалами и их связниками, приезжавших из США, Апраксин осуществлял в Европе – он часто выезжал в нейтральные точки – в Париж, Копенгаген, Хельсинки, Берн, Женеву, Лозанну, Милан, Рим, Триест. Месячная командировка уходила на одну единственную встречу с гражданином США. По возвращении из третьей по счёту командировки в Берн Апраксина как всегда вызвал Зарубин. После выслушивания отчёта, он удивил Апраксина откровенностью.

- Вот что Сергей. Только тебе скажу, что скоро я не смогу успешно проходить медкомиссию. А тебе надо не только работать, но и учиться. У тебя литературный дар. Ты хорошо пишешь отчёты. Тебе необходимо готовить какой-нибудь труд по Америке. Кроме того, разведчик должен знать не менее двух иностранных языков. Приступай к изучению французского для работы во Франции, в Швейцарии и в Канаде, а потом и испанского для работы в Латинской Америке. Необходимо окончить твой несчастный Лесотехнический институт и поступить в Высшую дипломатическую школу .
- Я так и сделаю, спасибо.
- Держись Сергей. Учти, что наши дела в Америке нам ещё долго будут припоминать. Награждения закончились. Может быть, придётся уйти из органов не по своей воле. Приобретай хорошую специальность на гражданке.
       
  Апраксин с улыбкой позволял себе вспоминать строку из басни Крылова «Квартет», когда у Политбюро ЦК ВКП (б) происходили реформистские припадки, инициируемые членами Политбюро, безусловно, для ожесточённой борьбы друг с другом, в особенности против Берии, и против успешных в своём коварстве его помощников-фаворитов, каким был Меркулов.
Жданов, Калинин, Каганович, Ворошилов, Булганин, Хрущёв, Маленков, Микоян, Молотов боялись «госбезопасности» как огня – за ними Берия с молчаливого согласия Сталина установил круглосуточную слежку. Апраксин верил, что Берия выиграет хотя бы потому, что имеет возможность заблаговременно получать информацию о действиях противников.
Однако в 1946 году соратники ввели Берию в состав Политбюро из кандидатов в члены Политбюро, освободив его от руководства госбезопасностью. В 1952 году реформы дошли даже до того, что произошло, казалось, ненужное, как решил Апраксин, переименование Политбюро в Президиум – поменяем стол, сменим и стулья! Сталин удивил всех предложением снять с него руководство партией, но съезд не позволил, потонув в собственных аплодисментах и верноподданнических славословиях.
       В марте 1946 года создали Первое Управление МГБ СССР (взамен одноимённого управления в почившем НКГБ), которое по-прежнему занималось разведкой. В 1947 году приняли решение о создании Комитета информации (КИ) при Совете Министров СССР, который объединил соседей-разведчиков – политическую, научно-техническую и военную разведки. Бывших коллег по работе в штатах разослали кого куда: Семёнова и Гаева в Париж, Пастельняка – с повышением на Украину, Хейфеца – в тюрьму, а остальных - в нелегальную разведку за рубеж или уволили с пенсией или без оной. Некоторые запили горькую.
25 августа 1948 года СССР разорвал дипломатические отношения с США, ссылаясь на удержание двух учителей в этой стране, хотя эти советские граждане фактически попросили политического убежища. Апраксин с огорчением докладывал Зарубину, что муж и жена Косенкины, которые работали преподавателями в школе при Генконсульстве СССР в Нью-Йорке, в августе 1948 года попросили политического убежища, скрываясь в доме графини Александры Толстой в округе Рокленд к северу от Нью-Йорка. Их, конечно, выследили и при захвате сотрудники резидентуры застрелили мужа, захватив жену Оксану Косенкину. Затем перед отгрузкой в СССР держали её под арестом в здании Генконсульства, но она выпрыгнула из окна, сильно покалечившись. Полиция доставила её в госпиталь имени Рузвельта, где она, пролежав несколько месяцев, получила политическое убежище. Зарубин должен был бы понести незаслуженное наказание за потерю бдительности, но он подал в отставку по состоянию здоровья сразу после инцидента.
       
       Американцы закрыли «шпионское гнездо» - Генеральное консульство СССР в Нью-Йорке и большинство его сотрудников объявили Persona Non Grata. «Чистка» «бериевских» кадров, начатая Абакумовым в 1946 году, продолжалась силами министра госбезопасности С.Д. Игнатьева с 1951 года до самой смерти Сталина, а после неё – удвоенными темпами совершенно новыми лицами.
       В феврале 1949 года КИ при СМ СССР реорганизовали в КИ при Министерстве иностранных дел. В январе 1952 года разведки вновь разошлись.
       В результате воссоздали Первое Главное управление (ПГУ) МГБ СССР политической и научно-технической разведки. В марте 1953 года ПГУ МГБ реорганизовали во Второе Главное Управление МВД СССР, в связи с объединением МГБ и МВД, куда Апраксин уже не попал, оставшись в резерве МГБ. Увольнения шли одно за другим.
       В 1946 году началась шестилетняя «борьба» с так называемым космополитизмом, детище НКВД – ЕАК объявили антисоветской организацией, целью которого оказалось, к изумлению Апраксина, отделение Крыма от СССР.
       Апраксина неоднократно вызывали свидетелем обвинения во Внутреннюю тюрьму, однако никакого толка его старый знакомец Сопчак и его заместитель Шестёркин от него добиться не смогли – Апраксин всегда говорил правду, полагая, что для подозреваемого или разведчика, который всегда относится к категории подозреваемых, это лучший выход – не надо мучительно вспоминать ложь, которую сказал в прошлый раз.
       На самом деле, как признался себе Сергей Николаевич, велась «борьба» волков с овцами. Точно так же как части СС сгоняли послушных, парализованных страхом, евреев к краям рвов для расстрела в Гродненской области по рассказам тестя Владимира Фомича, приезжавшего раз в три года погостить у дочери на Преображенке, где его укладывали спать на столе посередине комнаты, за неимением другого места, как покойника. «Это же надо быть такими баранами, чтобы самому раздеваться, и становиться у края собственной могилы!» - возмущался простодушный старик жертвоприношениями евреев.
       К ужасу Сергея Николаевича многие известные граждане СССР еврейского происхождения расстреляны или посажены в концентрационные лагеря «за шпионаж», во что нельзя было поверить при самом разгулявшемся воображении.
       Несмотря на кажущиеся со стороны бессмысленными перманентные реформы, указывавшие на агонию власти, Апраксин успешно выучил французский и испанский языки и окончил Московский лесотехнический институт экстерном в 1949 году, хотя времени на учёбу у него почти не было. Рабочий день у него длился с 9 утра до 2 часов дня и затем с 5 часов дня до 2-3 часов следующего утра. Днём и ночью его возили на персональной машине домой пообедать и поспать. За двое суток до экзамена Сергей Николаевич приходил домой с десятком книг из библиотеки, упрятанных в пухлый кожаный американский портфель, штудировал их, отказывая себе в отдыхе, и сдавал экзамен, чтобы опять принести домой новую кипу книг для подготовки к следующему по счёту экзамену.
       7 июня 1949 года ему присвоили звание майора, и он занял полковничью должность начальника 1-го (американского) отделения. Апраксин сдал кандидатский минимум «на отлично», в том числе, экзамен по советско-американским дипломатическим отношениям, и приступил к написанию закрытой диссертации, поступив на заочное отделение ВДШ, которую он экстерном окончил в 1953 году.
       Он уже мог смело называть себя среди близких друзей «американистом», защитив диссертацию в родном гнезде – Высшей разведывательной школе (школе № 101), бывшем ШОНе. О полученном Апраксиным образовании никто не знал, кроме отдела кадров и его непосредственного начальства. Многие сотрудники, имея хорошее продовольственное, вещевое и денежное «довольствие», не понимали, зачем человеку образование, если «и так всё есть».
       В субботу 7 февраля 1953 года Апраксина вызвали в отдел кадров и дали расписаться в приказе Игнатьева об увольнении в резерв «в связи с невозможностью дальнейшего использования». 28 февраля у Сталина случился инсульт, и возобновилась борьба за власть в стране.

СЕМЁН
Как-то мартовским воскресением 1950 года Апраксины взяли детей, и пошли гулять, не сговариваясь дома о цели путешествия. Обычно во время прогулок они могли обмениваться мнениями, не боясь чужих ушей, на что имелись основания.
Недавно, скорее всего, Шестёркин написал на них донос – Апраксины слушают радио на иностранном языке, видимо, в целях шпионажа. Шестёркин жил за стеной, он, видимо, иногда прикладывал к стене соседей ухо. Он никак не мог разобрать, что передаёт радио – всё было иностранным: и голос диктора и музыка. Он услышал джаз, после того как диктор сказал: “ Now it’s a jazz hour! You are listening to the Voice of America from Washington D.C.!”
Слово «Америка» Василь Васильевич Шестёркин понял. В результате Апраксину пришлось писать своему большому начальнику, заместителю председателя Комитета информации при МИД СССР Савченко Сергею Романовичу, объяснительную записку. В записке он сообщил малознакомому адресату, что он слушает «Голос Америки» на английском языке, чтобы не забывать английский, чтобы этот язык активно учили сын и дочь, готовящиеся поступить в спецшколу, а также в служебных целях – получение новостей прямо из страны противника номер один ему необходимо. Обошлось. Если бы слушаемый «голос» вещал по-русски, то Апраксин лишился бы головы.
Апраксины вышли через нижние ворота дома-крепости на булыжную Преображенскую улицу, завернули за угол, прошли мимо булочной-пекарни, откуда пахло горячим хлебом и конским потом тяжеловозов, развозивших свежевыпеченный хлеб по другим булочным, не располагавших пекарнями.
Дети держались за руки родителей. Наметив прогулку до парка Сокольники, Апраксины направились вдоль Потешной улицы, прошли отделение милиции и баню из красного кирпича по правую руку и Преображенский сумасшедший дом, основанный в 1808 году и с 1936 года носивший имя русского психиатра Петра Борисовича Ганнушкина, по левую руку. Выйдя на Богородский вал, повернули налево, прошли через деревянный Глебовский мост и затем поднялись по Оленьему валу до Богородского шоссе, где и нашли проход в парк на Митьковский просек. Всюду тротуар земляной, он тянулся вдоль булыжной проезжей части. Кое-где лужи, которые приходилось перепрыгивать. Сергей Сергеевич один раз упал в лужу – пришлось чистить его твидовые брюки подручными средствами, оставив его стоять в одних трусах на время чистки. Свету сажали мочиться на обочине, поддерживая её на руках. По окончании мочеиспускания Варя доставала из кармана салфетку и протирала дочери половую щель. За Апраксиными следом тянулся человек в тёмном пальто, кепке и сапогах. Апраксин иногда доставал зеркальце и поглядывал на следопыта, не поворачивая головы. Сергей, посмеиваясь, шепнул Варе.
- Вот тупые люди. То не таскались за нами, теперь опять приставили наружное наблюдение! Это, по-видимому, связано с предложением начальства о нашем выезде в долгосрочную командировку. Проверяют, так сказать, на предмет порочащих связей. Варя, расскажу тебе смешной случай. На день независимости меня пригласили американцы в посольство, ты же знаешь, я официально работаю начальником отдела стран Америки ВОКСа . Я тогда тебя не брал с собой, ты болела, кажется.

       Варя вспомнила, что в День независимости страны, гражданкой которой она оставалась, она не болела. Она решила, что Сергей просто не счёл нужным её брать на приём.

- Да-да! Ну и что дальше?
- Вышел я из посольства и пошёл к метро. Шофёра я отпустил. Боковым зрением вижу, что кто-то оторвался от стены и пошёл за мной следом. Вышел я из метро «Сокольники», сажусь на трамвай. Этот тип догнал трамвай и на ходу вспрыгнул на подножку. На остановке, на площади, вышел к «Ориону», а тип за мной. Вхожу в свой подъезд, как всегда здороваюсь с лифтёршей, ну и она мне «Добрый вечер, Сергей Николаевич!», а сама глазами мне на хвост указывает. Я поворачиваюсь и смотрю – стоит в проёме Лысюк, мой преследователь. Я ему: «Здравствуйте, Иван Корнеевич!» Опешил Лысюк. Попросил меня из подъезда выйти. Я вышел на тротуар. Он извиняется. Назвал себя дураком – за своим в свой дом полгорода пробежал, не узнал меня, когда я выходил из посольства. Он сам удивился, когда стал соображать, что в свой дом бежит. Ты же знаешь, кто из советских войдёт в посольство, то сразу попадает в число подозреваемых. Личность подобного смельчака обычно устанавливается путём преследования до места жительства или путём задержания в милиции под каким-нибудь предлогом. Просил меня никому о своей оплошности не говорить, даже тебе. Он знает, что у нас все выходы на иностранцев санкционированы начальством. В наружке служит муж твоей Шурочки!
- Я догадалась. Ботинки быстро стаптывает.
- Лысюк сказал, что считает себя виноватым. Хотя рапорт он наверняка написал, надо объясняться, зачем он время на меня потратил. Они хотят дружить с нами, и он обязательно меня выручит, если будет нужно.
- И выручил?
- Выручил. Я тебе не говорил, но скажу. Ты всё должна понимать – я очень на тебя надеюсь. В одиночку мы пропадём. Пару месяцев назад я пришёл домой не очень поздно, но на улице уже темно. Снял кожаное пальто и повесил его на вешалку в коридоре. Снимаю ботинки у нашей комнаты, ты знаешь это метра четыре от вешалки. Вдруг звонок. Я не стал торопиться, один звонок – значит это к Сопчакам. Вышла Танька ихняя и открывает. Вваливается тёмная личность, отталкивает Таньку в сторону, Танька пищит. Он хватает моё пальто с вешалки и убегает. Хорошо, что я ботинки не снял, только шнурки развязал. Я бросился за жуликом. Вижу, он уже далеко направо, к первому подъезду, убежал. Потом под углом понёсся к сплошному забору, где обычно ссут. Он мигом взобрался на забор, а моё пальто в одной руке держит. Вдруг выстрел. Он пальто и выпустил. Это Лысюк стрелял в сумерках . Он быстро подбежал к забору, прямо как гепард, поднял пальто и ко мне.
- А жулик как?
- Жулик на ту сторону завалился.
- Убил?
- Лысюк сказал, что это меня не должно волновать. Жуликов надо, мол, уничтожать на месте, как в войну .
- Странно. Как там Лысюк в темноте оказался, опять за тобой следил?
- Сказал, что по своей воле домой шёл. Набегался, смена у него закончилась. Я же с Лубянки и прямо домой на машине – что за смысл вести меня от площади Дзержинского?
- Ну, прямо, как Мессия или Архангел Михаил ! А ты знаешь, кто за забором живёт?
- Не знаю.
- Живут там пролетарии, которые во всём мире соединяются.
- Не смеши.
- Шурочка обнаружила там родственника. Двоюродного брата. Он в город из деревни приехал три года тому назад на заводе работать. Ну и поселили с семьёй в бараке. Одна входная дверь прямо в коридор. Из коридора в обе стороны комнаты. Пол везде земляной, хорошо утоптанный. Кухня одна, общая, отопление есть, от нашей котельной. В комнатах двухэтажные нары. В бараке отвратительно воняет – видимо разлагается всё, что втаптывается в пол. Русские ведь всё им не нужное по-привычке бросают на землю. Туалет во дворе. Зимой и летом сидят над дыркой с голым задом. Говно убирают из ямы по весне, когда оттает. Одежду вешают на гвоздях, вбитых в стену. Дети пролетариев учатся воровать; тех, кого посадили, в Москву никогда не возвращают. Молодёжь ходит воровать на товарные станции, а там идёт отстрел. Многие из них погибли на рельсах. Видимо, твой Лысюк и представил себя стрелком вооружённой охраны.
- Чёрт знает что, без суда, без следствия. Однако видимо, воров слишком много, пуля дешевле всех этих хлопот с судами! Вспомнил, ты сшей мне ещё пару трусов по американской выкройке. Наш ширпотреб носить невозможно. В сатиновых трусах шов посередине, впивается в задницу – если на работе освободишь кишечник, не подмывшись, то иногда кал на шве остаётся. В наших трусах и ширинки нет. Наша промышленность выпускает товары, исходя из удобства их изготовления, а не из удобства пользования.
- Это вообще характерно не только для отечественной промышленности, но и для всего устройства государства. Потребности человека у вас на последнем месте.
- Не говори «у вас»! Прошу тебя! Ты права: Егоров как-то говорил, пользуясь своей торговой терминологией, что США – это рынок покупателей, а СССР – рынок продавца, или диктата продавца товаров и услуг, в том числе услуг государства. Ты знаешь, Варя, Семёна Семёнова выгнали из органов. Даже не помогли устроиться в приличном месте – везде идёт кампания по борьбе с евреями. Наше управление кадров даже боялось рекомендовать его куда-либо. Мне стало понятно, что Абакумов получил задание от Инстанции отомстить евреям за наше политическое поражение в организации государства Израиль и их искреннее, но хорошо маскируемое желание выехать из СССР, хоть в «независимый» Крым, хоть в Израиль. Сильное раздражение вызвали восторги наших евреев по поводу приезда Гольды Меир в Москву. Месть носит выборочный и показательный характер – необходимо кого-то примерно наказать, в основном тех, кто состоял членом или близок к ЕАК. Следователям хорошо известно, что даже при закрытости судебных процессов те, кому надо, будут знать о наказании. Когда крики истязаемых во Внутренней тюрьме отвлекали нас от работы в главном здании, евреев стали заключать в Лефортовскую тюрьму или свозить на Матросскую тишину . Окна не закрывали, вот и слышно было. Говорят, Абакумов поручил бить «смертным боем». Инквизитор Рюмин нашего Сопчака назначил ведущим специалистом по выколачиванию признаний. Сопчак не получил конкретных указаний, в чём обвинять, взялся за первого попавшегося доктора экономических наук Гольдштейна: «Как ты дошёл до жизни такой? Я тебе покажу, как на Советскую власть залупаться!» Лупит он жертв пряжкой офицерского ремня. Его заместителя Шестёркина кавалеристом прозвали, ему из Калмыкии родственники самодельные нагайки присылают со свинцом . Когда Сопчак выдыхается, то Шестёркин продолжает допрос с помощью нагайки.
- Я догадывалась. Сопчак свою Таньку вокруг стола в своей комнате гоняет, но бьёт её мягкой частью ремня. А Шестёркин лупит сына нагайкой, но без свинца. Его Надежда с дочерью Лоркой на кухню выходят на время экзекуции, смотреть не могут. Он приказывает Валерке раздеться, вставить себе в рот кляп и животом вниз ложиться на диван. Если он добровольно этого не сделает, то Шестёркин обещает удвоить количество ударов.

- Садист! Ну, вот и пришли. Пойдём в кафе, вон там нас Семён с Глафирой дожидаются. Детей не взяли. Нечто вроде дачной террасы застеклённой.

- А хвост как же?

- Чёрт с ними, идиотами!


       Семёновы и Апраксины, увидев друг друга, обнялись, расцеловались и сели за стол. Семён, улыбаясь, оглядывался.

- Попьём кофейку желудёвого? Глаша, распорядись. Сергей, мы оба с хвостами пришли. Вон оба маются, теперь здороваются друг с другом – сотрудники из одного отдела. Сергей, пистолет с тобой?
- Разумеется. Может быть мне пострелять?
- Обязательно. Это ты сделаешь у Путяевских прудов на 4-м Лучевом просеке. Офицер же должен тренироваться!
- Выперли? – без обиняков спросил Сергей Николаевич старого коллегу.
- Выперли. Помнишь «Либерти» - одноразовые кондомы? Вот и мы, оказывается, одноразовые. Ты сомневаешься? Формулировка классная: «В связи с невозможностью дальнейшего использования»!
- Теперь не удивляюсь. Ты столько сделал для нашей промышленности, расскажи как-нибудь. Теперь же можно.
- Ничего нельзя. Только своим: тебе, Глаше и Варе. После увольнения я обошёл все машинотехнические внешнеторговые объединения. Нигде не взяли даже анкету. По роже судят. Они убрали из министерства кадровиков моей национальности и назначили молодых славян, недавно окончивших Академию внешней торговли. Есть в центральных кадрах такой «выпускник» Пеньков Георгий Александрович, бывший инженер Казанского авиационного завода. Он собирает всех кадровиков объединений и поясняет разработанный им лично «научный» механизм изгнания евреев из министерства. Во всех министерствах и институтах та же картина. Ты слышал, что в Мурманске-то было?
- Туда прибывали конвои с ленд-лизом.
- Там же базировалась морская авиация союзников, лётчики потребовали публичный дом.
- Ну, и что?
- Набрали туда девушек наших – комсомолок и агентов НКВД, конечно.
- И что?
- Когда союзники улетели, девчонок расстреляли как англо-американских шпионок! Задача выполнена, можно и ликвидировать, а то будут потом распространять россказни о жизни за кордоном. Повезло нам с тобой, Сергей, что живы мы остались. А работа – ну её, такую. Людоедская работа, я тебе скажу.

Женщины расставили на столе стаканы с бежевым напитком и тарелки с подозрительными бутербродами. Дети начали их жевать, отщипывая по кусочку. Запивать невозможно – горячие тонкостенные стаканы обжигали пальцы. Сергей, помолчав, сказал.

; Ну, давай Семён, расскажи что-нибудь интересное.
; Между нами меня вот что потрясло. Когда Роберт Оппенгеймер начал собирать учёных в Лос-Аламосе, то он объехал все штаты, все лаборатории, пытаясь уговорить американских учёных приехать к нему. У нас же всех учёных выловили кого, откуда, некоторых из лагерей. И свезли всех в новую «шарашку». Если американцы сделали лабораторию в пустынном штате Нью-Мексико, исходя из соображений безопасности, в том числе безопасности населения при возможном взрыве «сверхоружия», то мы создали Лабораторию номер два к северо-западу от Ходынского поля , можно сказать в самой столице-Москве. Вот вам разница между двумя цивилизациями.
; Разве у нас цивилизация?
; Конечно. Это надо понимать в широком смысле, существует же муравьиная цивилизация? Мы с тобой за кордоном и не подозревали, что тут в «Центре» твориться. Ты сам, что думаешь о своей судьбе?
; Полный мрак. Квартиру не дали до сих пор.
; И не дадут. Дают только генералам! Тебя терзали по делу ЕАК?
; Не только по ЕАК. В 1944 году по Миронову. В 1946 году – тоже, но по Гузенке. Я сказал, что их не знал и знать не мог.
; А по ЕАК? – нахмурился Семён.
; Два года назад рассказал, что вместе с Хейфецом выполнял задания резидента и Центра. Что я ещё мог сказать? Отстали. Как я узнал, перед поездкой в Америку Михоэлса вызвал на Лубянку Берия и проинструктировал его, как завязать широкие контакты с американскими евреями. План заключался в том, чтобы заручиться поддержкой американской общественности и получить кредиты, необходимые для развития металлургической и угольной промышленности. Михоэлс и Фефер блестяще справились со своей миссией. Успех поездки Михоэлса в Америку сразу же сделал его подозрительным - представитель еврейской культуры стал подлинным героем, известным во всем мире, в Москве за ним было установлено плотное наблюдение, правда, как и за всяким гражданином СССР, вернувшимся из-за границы.
- Кто вёл допрос?
- Сопчак, потом Шестёркин.
- Очень вдумчивые следователи…ха! Тупицы! Ты, наверное, не знаешь, что в 1944 году мысль о создании еврейской социалистической республики в Крыму открыто обсуждалась в Москве не только среди еврейского населения. Михоэлс как председатель Еврейского антифашистского комитета в своей деятельности в значительной степени полагался на Фефера, внештатного сотрудника НКВД, которым руководил комиссар госбезопасности Райхман. Оказалось, что и Фефера принимал на явочной квартире сам Берия для обсуждения вопроса о создании еврейской республики в Крыму, пока мы с тобой в Америке работали. Я полагал, что до июня 1945 года этот проект будет оставаться в силе. Во время подготовки Ялтинской конференции Гарриман спрашивал у помощника Молотова Новикова, как идут дела с образованием еврейской республики в связи с будущими американскими кредитами под этот проект. Сталин сразу же после войны обсуждал с делегацией американских сенаторов план создания еврейской республики в Крыму и возрождения Гомельской области, места компактного проживания евреев в Белоруссии. Он просил их не ограничивать кредиты и техническую помощь этими двумя регионами, а предоставить её без привязки к конкретным проектам. Я, ведь, перед 48-м годом в Палестину выезжал, обустраивал нашу будущую агентуру. Голда Меир стала первым послом в СССР – все советские евреи в восторге пребывали. С Жемчужиной подружилась…Теперь в ссылке она…
- Ты где сейчас работаешь? - спросил Сергей Николаевич, чтобы не обсуждать неприятную для себя тему.
- В котельной истопником.
- Они, что, думают о чём-нибудь?
- Плохо думают. Атомную бомбу-реплику взорвали на четыре года позже американцев. Мы ведь с 1941 года тащили технологию, чертежи. Ты тоже тащил, сам не ведая, что в тубах было. По сто раз одно и то же переспрашивали – мне стало ясно, что Курчатов идёт с полного нуля. И промышленность наша на нулевом уровне – не из чего делать бомбу. Нет ни сырья, ни материалов. В Чехию, Киргизию и Читу после победы поехали уран добывать опять же. Егорова нашего в Чехию командировали для организации вывоза оттуда природного урана. Пока мы с тобой на «Всемирной выставке» языком чесали «Дюпон» в 1939 году начал строительство обогатительной урановой фабрики и завода по изготовлению оружейного плутония в Хэнфорде в штате Вашингтон . Природные окиси урана везли из штата Юта. Я сейчас в котельной перевожу американские научные журналы по заказам наших издательств. И наши журналы на английский язык – мне там тепло и удобно, никто не мешает. Много нового для себя узнал. Гонорары немного выручают.

       Компания вышла, допив, наконец, суррогат под торговым наименованием «кофе». Медленным шагом пошли по четвёртому просеку. Когда дошли до прудов, дети приблизились к воде, покрытой у берега тонким льдом. Варя с Глафирой бросились держать детей. Мужчины развернулись и увидели «топтунов», остановившихся метрах в пятидесяти. Семён спросил.

- Стрельнешь?
- А как же!

       Апраксин достал пистолет ТТ из внутреннего кармана пиджака – он по-прежнему носил бумажник в заднем кармане брюк «по-американски», а пистолет там, куда русские кладут бумажник. Наблюдатели этого не знали. Апраксин выстрелил два раза подряд вверх, в сторону наблюдателей. Две большие вороны камнем упали на незваных соглядатаев, бросившихся врассыпную.
       Люди в хромовых сапогах вытащили из кобур свои пистолеты и замерли, не зная, что делать дальше. Подбежали испуганные женщины, но, быстро оценив обстановку, засмеялись. Апраксин, развернулся и ещё один раз выстрелил, на этот раз в ветку дерева над головой. Ветка с треском упала на землю. Гуляющие по парку москвичи оцепенели и не понимали того, что происходит.

- Учения окончены! – громко сказал Апраксин для публики, а Варя звонким голосом добавила:
- Стрельба на отлично! Идём к центру парка, посмотрим репертуар Летнего театра!

       Компания медленно двинулась назад, к Летнему театру. Наблюдатели скрылись из вида. Мужчины пошли позади домочадцев, чтобы продолжить откровенный разговор без участия женщин. Апраксин продолжил делиться с товарищем своими мыслями.

- Мне, Семён, предложили ехать на нелегальную работу. Я пока согласия не давал.
- Не знаю, что тебе посоветовать. Конечно вы с Варей кандидатуры отличные – ты из сиротского дома, а Варя – полусирота, отец из деревни не в счёт. Куда он без паспорта? Оба вы прошли школу западного быта – знаете, в какой руке вилку держать. В Гайд-парке ты же не будешь по воронам палить! Дети ещё маленькие - это хорошо для нелегала. Лепечут по-русски, однако, их надо будет пропустить через славянский транзит – Чехию или Польшу. Варя у тебя вообще четыре языка знает, и ты тоже четыре, включая русский. Но вы можете никогда не вернуться в Союз, или вернётесь к старости и ничего не поймёте, что происходит в нашей стране.
- Детям будет ещё хуже, когда вернутся. Известно наше отношение к иностранцам – будут на вечном подозрении, никуда в интересное место не устроиться.
- Зато у нашего хозяйственного управления проблем с тобой не будет – не надо давать тебе квартиру в Москве. Не мучайся, ведь говорил тебе Зарубин, что у тебя литературный дар имеется, когда уволят из нашей «шарашки» займёшься настоящим делом. Найду тебе журнал, можешь стать редактором – американский язык знаешь, почти как я.
- Меня больше всего волнует судьба детей. Вырастут детьми «шпионов». Что они скажут сверстникам в Союзе? В какой-нибудь Мексике или Австралии двадцать лет прожили? Мы с Варей мечтаем, чтобы наши дети стали уважаемыми людьми – Сергей будет мосты строить, например, а Света станет врачом или учителем. Без всякой политики, чем я занимаюсь. Всюду одна грязь, ложь, поедание соперников. А если нас посадят за границей? Что дети будут делать одни за кордоном? Жизнь их пойдёт прахом. Дети шпионов.
- Тебе сложно, Сергей. Ты прямолинеен, искренен, требуешь справедливости. Где она эта справедливость? Когда служишь государству, то забудь нормальные отношения с людьми, их как бы не должно быть для тебя. Материал. Как сказал английский экономист и философ Джон Стюарт Милль «Достоинство государства зависит, в конечном счете, от достоинства образующих его личностей». А если у личностей этих достоинства нет?

; Хватил, Милль! Считать людей материалом недостойно, даже если у них нет достоинства. Себя и тебя причисляю к достойным. По крайней мере, я из всех сил стараюсь таким быть. Если у нас не будет достоинства, то и государство наше ни к чёрту не годится - только тот человек свободен, который вполне сознает свое человеческое достоинство. Да, мои агенты были материалом во имя великой цели защиты родины от нашествия. Нам теперь с Варей стыдно за содеянное - искреннее желание людей объединиться под эгидой ЕАК использовали против них. Я жалею людей – они ни в чём не виноваты. Однако понимаю, что строить новое общество без насилия нельзя.
- Вот здесь ты ошибаешься. За кордоном люди, объединяясь в конкурирующие партии, сами строят себе будущее, но постепенно и очень долго, советуясь друг с другом, без надзирателей. Естественным образом, без насилия, информация об очередном достигнутом совершенстве передаётся из поколения в поколение. Насильно людей счастливыми не сделаешь!
- Ведь мы своих детей кроим по нашему подобию – они будут честными людьми, я в этом не сомневаюсь. Россия практически не прошла фазы капитализма и, как я понял, наше общество не обладает не только социалистической сознательностью, но и капиталистической. Каждый сам за себя. Значительный и независимый средний класс, как у них, мы не успели сформировать, а, видимо, только этот класс и является сознательным устроителем правопорядка, признаваемого большинством по внутреннему убеждению, без насилия.
- Конечно, Сергей. Можно сказать, что Россия – страна великих имитаций. Кругом одно ханжество. Я надеюсь, что этими мыслями ты ни с кем делиться не будешь.
- Знаешь, что не буду. Если бы сейчас родился второй Ленин и начал бы свои проповеди, то долго бы не прожил, как и Христос в древней Иудее.
- Оказался бы в руках Рюмина и прокуратора Абакумова. Будем прощаться, мне пора в котельную, у меня вечерняя смена. Меня из Парижа досрочно откомандировали за такую трепотню.
- И кто постарался ускорить твоё свидание с родиной?
- Ты этого человека знаешь. Будь осторожен в высказываниях.

        Апраксины попрощались с Семёновыми, проводив их до станции метро «Сокольники», а сами поехали на Преображенку на трамвае, вернувшись на трамвайный круг.


ТАНЬКА
В ноябре 1952 года поступила в продажу знатная книжка И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» (100 тыс. экземпляров, по 5 рублей за штуку, то есть по экземпляру на одну библиотеку и ограниченное число по подписке, - решил Апраксин). Маленькая красивая книжка в бордовом коленкоре с тиснением профиля вождя - такую книжку Сергею Николаевичу приятно будет держать на письменном столе, да так, чтобы и коллеги-чекисты видели.
Сергей Николаевич изучил содержание труда на рабочем месте за пару часов; подивился, что в СССР всё ещё существуют проблемы социализма, но говорить на партучёбе, организованной по поводу выхода в свет очередного краеугольного труда вождя, об этом, разумеется, ничего не стал.
Нудное, вызванное притворной тупостью и реальным страхом опростоволоситься некоторых товарищей, изучение труда продолжалась до самого его увольнения, до 7 февраля 1953 года.
Он мысленно представлял себе убитое состояние «некоторых товарищей», подвергшихся критике вождя в книге: некоего Ноткина (за признание заводского оборудования товаром), Ярошенко (за корректировку ленинских идей), Саниной и Венжера (за признание политэкономии социализма субъективистским предметом), то есть наделавших ужасные ошибки.
«Слышал, что врагов народа заставляют копать уголь на километровой глубине в пяти шахтах расположенных печатью Соломона вокруг Воркуты…», - мелькнула потаённая мысль.
Обладая профессиональной памятью и смелостью, Сергей Николаевич быстро изложил суть критики «товарища Ярошенко» на очередном занятии на партучёбе, и ещё не зная, что приказ о его увольнении из МГБ уже подписан, он, получив «зачёт», поспешил в кабинет читать присланную на адрес крышующей организации специальной почтой книжку Labor Fact Book, изданную в Нью-Йорке Ассоциацией исследования трудовых отношений .
Интереснейших материалов в книжке оказалась масса: сколько люди зарабатывают, распределение доходов в обществе, цена корзины потребления, проблемы экономики и войны в Корее, обзор ВПК, и требования профсоюзов к капиталу.
С замиранием сердца начал читать главу «Гражданские права» о судебных процессах, начатых прокурорами штатов против активистов профсоюзов и руководителей коммунистических ячеек – не попались ли в лапы империалистам его агенты и бывшие друзья?
Схватили нескольких коммунистов, включая лидера партии Гаса Холла, арестованного 10 октября 1951 года в Мехико агентами ФБР.
Этим коммунистам дали по пять лет, а Холлу ещё добавили три года за побег в Мексику.
Сергей Николаевич быстро пробежал глазами имена узников федеральных тюрем: Гас Холл, Джильберт Грин, Роберт Томпсон, Генри Винстон, Евгений Денис, Джон Гейтс, Бенджамин Дэвис, Терре Хауте, Джек Стетчел, Джон Вильямсон, Карл Винтер, Ирвинг Поташ. «Попался один мой, однако. Хороший парень», - с грустью вспомнил лицо смелого американца Сергей Николаевич.
Их обвиняли в подрывной работе по указке Советского Союза, и Департамент юстиции предлагал всем коммунистам зарегистрироваться под страхом штрафа в 10 тысяч долларов и заключения в тюрьму на пять лет за каждый день просрочки в регистрации. У знаменитого певца Поля Робсона в 1950 году отняли паспорт, лишив права выезда за границу.
На конец 1952 года в тюрьме сидели 45 политических, многие, кроме того, депортированы из США или выселены на остров Эллис – центр приёмки иммигрантов. Сообщались имена всех осведомителей (случился знаменитый парад осведомителей в судах), проникших в коммунистическую партию США из рядов ФБР и давших свидетельские показания под присягой. Иногда в отсутствии доказательств вины коммунистов судьи взамен их зачитывали присяжным устрашающие цитаты из «Манифеста коммунистической партии» Карла Маркса.
Коммунисту, антифашисту, участнику войны в Испании, Стиву Нельсону из Питтсбурга досталось больше всех: дали двадцать лет, да ещё сутки продержали на бетонном полу, чтобы сломить волю (на ночь давали доску вместо кровати).
Жертвы охоты на ведьм, начатой во исполнение Акта о внутренней безопасности Маккаррана 1950 года, исчислялись десятками, в каждом штате сидело по нескольку коммунистов и профсоюзных деятелей по обвинению в «попытке свергнуть правительство», а некоторым вообще не предъявили никакого обвинения, что возмущало американскую общественность, если судить по справочнику, да и мнение самого Сергея Николаевича о недопустимости нарушения Конституции США совпадало с настроениями американцев. Заключённым не разрешают выписывать коммунистические газеты, например, Daily Worker, проверяют переписку, не позволяют получать рождественские открытки, поздравления с днём рождения…
«У них, стало быть, рождественские открытки получать нельзя и работает Конгресс Комитета помощи борцам за гражданские права, который имена всех репрессированных (а всего посадили 45 человек) сообщает публике вполне официально в таких вот книгах. Интересно, а, сколько у нас сидит политических? - прокрались в голову Сергея Николаевича крамольные мысли. - Охотимся на космополитов, слова хорошего об иностранной технике сказать нельзя. Тягостные времена! Меня, кажется, оставили в покое с этими евреями и, слава Богу!»

       В 1953 году детское население коммунальной квартиры было примерно однородным – четыре девчонки в возрасте от 7-ми лет до 14-ти и три мальчишки в возрасте от 9-ти лет до 15-ти – большая часть из них War Babies .
       Когда мальчики достигали половой зрелости, то некоторые матери, в отличие от Вари, стеснялись их мыть в ванной. Однажды Надежда Васильевна Шестёркина пригласила Сергея Сергеевича, когда он болтался по коридору без дела, в ванную комнату «потереть спинку» Валерке, которому уже стукнуло 15 лет. Сергей Сергеевич никогда не видел голого подростка, но пару раз в год видел отца и других взрослых в бане на Потешной, куда жильцы были вынуждены ходить, когда отключали газ или воду в квартире, и запомнил, какой толстой эта штука выглядит у взрослых.
Он взял мочалку и мыло и приблизился к Валерке, который сидел, распарившись, в ванной, наполненной горячей водой. Он отмокал, не мылился, и вода оставалась прозрачной. Сергей Сергеевич испугался – спина Валерки была украшена бордовыми полосами. Он решился спросить.

- Валерка, а почему у тебя спина полосатая? Когда я стану взрослым, то тоже стану зеброй?
- Отец полосует за плохое поведение.
- В комендатуру попал? Выпорол?
- Выпорол. Мы костёр разожгли. Старший дворник Мустафа Загидуллов меня поймал, я остался, чтобы другие успели смыться. Привёл меня в комендатуру дома за ухо. Там офицер сидит в синей фуражке с красным околышем, не видел такого?
- Нет.
- Он спрашивает фамилию, имя, отчество. Потом ищет по журналу квартиру и номер телефона. Отец, гад, как раз дома торчал. Если бы мать одна была, то обошлось бы. Пришёл отец, забрал меня и на диван бросил, пороть нагайкой.
- Я не слышал, чтобы ты кричал, как Антон Касатонов.
- У меня кляп во рту.
- Что такое кляп?
- Тряпка такая. Хватит. Бери мочалку, намыливай спину и мочалку. Три спину, мне не больно, зажило.

Сергей Сергеевич намылил Валеркину спину и мочалку. Начал тереть. Посмотрел на Валеркину штуковину и решил уточнить.

- Валер, а Валер! Почему у тебя залупа не вылезла? Ты же взрослый уже. И волос у тебя мало.
- Какой я взрослый! Вот женюсь, тогда залупа вылезет. Так мне ребята в школе объясняли. Волосы ещё отрастут. Давай три сильнее.
- А у меня вылезла, и у Антона тоже.
- Значит евреи вы или татары!
- Кто такие евреи?
- Быть евреем очень плохо. Это космополиты.
- Кто такие космополиты?
- Космополиты не любят Сталина и хотят уехать за кордон!
- Что такое кордон?
- За кордоном очень плохо, там одни иностранцы живут.
- А кто такие татары?
- Татары это завоеватели русских, их надо убивать. Сталин их пожалел, из Крыма только выселил и в Москве оставил работать дворниками , как Мустафу. Мустафа сволочь – за ухо меня привёл в комендатуру!
- Говорят, что твой отец татарин.
- Какой татарин! Он бывший калмык. Как сейчас дам по роже!

Без стука в ванную вошла Надежда Васильевна в слезах.

- Сталин умер! Валерка, вытирайся и иди в комнату!

       Сергей Сергеевич вышел из ванной и пошёл в свою комнату играть с сестрой Светкой. Играли в кубики, мать, как ушла в магазин, так и не возвращалась. В дверь постучались. Сергей Сергеевич приоткрыл дверь и увидел Таньку Сопчак. Танька пропищала в щель.

- Мне отец не велит играть в чужих комнатах. Идёмте ко мне, мне скучно, мать в магазине!
- Ладно. Светка, бери кубики, пошли к Таньке!

       Сергей Сергеевич взял из комода латунный ключ и закрыл дверь на «английский» замок, как ему велела это делать мать, покидая комнату. Танька пригласила Апраксиных присесть на диван и поговорить «о том, о сём». Светка увидела висящий на стене широкий ремень с пряжкой и спросила.

- Зачем тут ремень висит? У нас такого нет.
- Когда я плохо себя веду, то родители мне на него пальцем показывают, - объяснила Танька.
- А тебя им порют?
- Порют.
- Ужас какой! За что?
- Например, за то, что я играю с мальчиками в коридоре, в особенности с Серёжкой твоим. Я его люблю.
- И что же делать?
- Отец говорит, что девушка до замужества должна молодых людей дома принимать в присутствии других людей.
- Это я то «других людей»?
- Конечно. Вчера мы с Серёжкой в углу коридора стояли притиснувшись. Мать отцу сказала, и он высек меня сегодня утром перед уходом на работу. Смотрите!

        Танька подняла юбку и обнажила ноги. Она сидела без чулок и без трусов. На её бёдрах виднелись красные полосы. Чтобы лучше показать свои травмы, Танька, сидя на стуле напротив зрителей, раздвинула ноги, и Сергей Сергеевич увидел её лысый «пирожок»: он больше, чем у сестры. Сергей Сергеевич не удержался от комментариев, Светке всё равно, ей ещё 5 лет, а Таньке уже девять, как и Сергею Сергеевичу.

- Танька у тебя большие ноги и «пирожок» красивый.

       Танька производила на Сергея Сергеевича хорошее впечатление – она длинная и ярко рыжая, как её мать, и выше Сергея Сергеевича на целых пять сантиметров. Он решил уточнить детали.

- А где твои трусы?
- Мать отобрала в стирку, они сейчас сушатся на балконе. Вон погляди! Когда меня отец сечь начал, я бегала вокруг стола, но ему удавалось дотянуться ремнём. Я испугалась очень сильно и обкакалась. Что-то мамы нет. Давайте в кубики пока поиграем. Вечером Лилька придумала всех пригласить в «Доктора» играть. Жалко, что мне больше нельзя будет с вами играть в коридоре.

Вскоре вернулись матери и разогнали детей по комнатам.

Варя сказала.

- Сталин умер. В стране траур. Не знаю, как теперь будем жить дальше. Что будет?

       Сергей Сергеевич вдруг засмеялся своей неожиданной фантазии. Он представил себе Сталина в гробу. Гроб большой, без крышки, метров десять в длину, поскольку Сталин больше обычных людей, как это видно на картинках, публикуемых в журнале «Огонёк». Гроб поставили на платформу грузового трамвая и спустили под горку по Преображенской улице. Трамвай, грохоча, выехал на Матросский мост , где и застрял из-за того, что мальчишки, по обыкновению, положили патроны и болты на рельсы. Гроб соскочил с платформы, развернувшись поперёк моста, по инерции полетел в Яузу и поплыл вниз по течению. Народ суетился вокруг и кричал «Спасите, спасите товарища Сталина!» Варя тут же закрыла ему рот рукой.

- Are you an idiot? Молчи, сынок, как рыба. А то придут и арестуют! Учи английский!
 
        Сергей Сергеевич взял с полки учебник английского языка для третьего класса спецшколы и углубился в чтение, шепча губами, а Светка получила из рук матери «Алису в стране чудес» на английском языке с завораживающими цветными иллюстрациями. Эту книжку отец привёз из своей последней командировки в Лондон.
        Лилька Касатонова вечером того же дня, когда все отцы обедали по комнатам и впервые обсуждали с матерями политические проблемы, воспользовалась тем, что всех детей вытолкали в коридор, и объявила о своем намерении играть в новую игру «Доктор».
       Сергей Сергеевич и Антон Касатонов стали первыми пациентами. Валерка Шестёркин в детские игры уже давно не вовлекался, он пошёл на кухню выпиливать лобзиком фигурные профили из фанеры, которую он накануне разыскал во дворе. Худосочная Лилька работала «доктором», толстая Лорка Шестёркина – «медсестрой», длинная Танька – «санитаркой», а маленькая Светка играла роль «жены» жертвы. Мальчиков поочерёдно раздели в узком месте между стеной коридора и сдвинутыми в сторону сундуками Апраксиных, и девочки их внимательно осмотрели. Лилька приказала делать операцию на животе Антону, а потом уже и Сергею Сергеевичу. Притащили тупой ножик с кухни и виртуальный «спирт» в полулитровой банке, наполненной предварительно водой из-под крана. Поводив ножиком вокруг пупка Антона, потешились, потискали его, как следует, за бледную головку, пока она не покраснела. Потом взялись делать «кастрацию» Сергею Сергеевичу. Долго трепали его мошонку, водили ножиком, тискали набухающий до красноты пенис и хихикали. Светка вступилась за брата, заявив, что «мешочек нам ещё пригодится». Спасённый сестрой Сергей Сергеевич ещё час чувствовал боль в своём мешочке, зарекшись когда-нибудь ложиться на «операционный стол» Лильки.
       Осмотр «больных» девочек доставил всем большее удовольствие, чем осмотр мальчиков. Девчонки с гордостью показывали зародыши своих грудей и «пирожки». Все, кроме Сергея Сергеевича, согласились с тем, что у четырнадцатилетней Лильки «пирожок» самый большой и красивый, поскольку украшен мягкой шёрсткой. Танька заплакала от обиды, а Сергей Сергеевич её успокаивал, шепча ей в покрасневшее ухо какие-то слова.

- Атас! – прошипел Антон, увидев открывающуюся дверь.

       Из комнаты вышел Сергей Николаевич и осмотрелся. Увидев копошащихся детей, приводивших себя в порядок и сдвигающих пустые сундуки к стенке, сказал.

- Зачем сундуки двигаете? В такелажники готовитесь? Света и Сергей пожалуйте руки мыть и в комнату чай пить!

Сергей Сергеевич сел с сестрой за круглый стол. Мать налила им чаю и сняла салфетку с вазы с печением. Отец был мрачен.

- Умер наш великий вождь и учитель Сталин. Похороны 9 марта. Никуда не выходить! Только в ближайшие магазины. В центре города не появляться! Я от партийной организации ВОКСа принесу венок в Колонный зал. На этом наши траурные семейные мероприятия будут закончены. До 10 марта включительно не играть, не шуметь и не гулять во дворе!

Сергей Сергеевич решил получить больше информации о происшедшем.

- Пап, а пап! А почему Сталин умер?
- Он сильно болел.
- Он старый?
- Не молодой.
- А почему он великий?
- Так распорядилась природа. На эту тему в школе не разговаривай. Говори «Скорблю по отцу и великому учителю Сталину!» и всё тут.
- Почему в городе не появляться?
- Там будет второе Ходынское поле.

Варя удивилась.

- Это как Ходынское поле? Это старое название Центрального аэродрома?
- Давка обеспечена – вся масса людей будет направлена в узкий проход. Я вот год назад, будучи в Лондоне, наблюдал похороны короля Георга VI – людей было чрезвычайно много, а шли как люди, а не как бараны. Ты уже поняла, что мы не умеем предсказывать события и не умеем организовывать толком ничего, в том числе движение толп людей за исключением, пожалуй, демонстраций. Однако число проинструктированных демонстрантов известно заранее и все они выходят с Красной площади на широкое пространство, а число пожелавших проститься с вождём людей, не получивших инструктажа и направляемых в узкую горловину, предсказать не удастся.
- Сталин умел предсказывать события, да и мы не англичане.
- Конечно, поэтому я и называю его великим. Но он не был всемогущ. Без аппарата управлять не возможно, а уж аппарат, какой есть, такой и есть! Тем более что объект управления – широкие народные массы.
- А что будет дальше?
- Дальше придут к власти теперешние соратники Сталина, в том числе Маленков – ученик Сталина и Берия Лаврентий Павлович, крестник нашего Серёжки. Ты помнишь 1943 год?

Света поинтересовалась.

- Значит, мы больше не будем готовить подарки Сталину на его день рождения 21 декабря?
- Не будем!
- А кому будем?
- Не знаю сейчас. Будем ложиться спать - утро вечера мудренее.

       С февраля 1953 года жизнь Апраксиных усложнилась. Заработная плата Сергея Николаевича сократилась более чем вдвое, исчезло продовольственное и вещевое довольствие. Перспективы получения квартиры растаяли, они проживали в доме ведомства, из которого Апраксина уволили, он так и не дождался присвоения ему очередного звания подполковника. Права на получение пенсии у него не было. Его уволили в возрасте тридцати семи лет со стажем работы в «органах» меньшим, чем требуется для назначения военной пенсии. Даже стаж работы за границей, учитываемый по двойной ставке, ему не помог. Хорошо, что оставили работать под старой крышей ВОКСа. Работа достаточно интересная и понятная, она требовала знаний, каких у Апраксина хватало с лихвой.

ПРИК
       Снимая одну и ту же дачу на три летних месяца с 1 июня 1947 года по Рязанской дороге у бывших господ Чистяковых, Апраксины, наконец, купили поблизости собственную дачу в 1950 году у вдовца Абрама Семёновича Прика за десять тысяч рублей. Когда вспоминали Прика, то Варя всегда некстати насмешничала, игриво спрашивая у подруг: «Ты знаешь, что по-английски означает «прик» ?».
        На Прика дал наводку арендодатель бывший нэпман Чистяков Владимир Иванович, вступивший в дачно-строительный кооператив Наркомпищепрома в конце 1920-х. Он на три года раньше, чем Прик, построил деревянное сооружение, но с верхом и большой верандой на остатки средств, нажитых от торговли полотном в собственном магазине на 1-й Мещанской улице.
Спасаясь от назойливости комиссаров в 1929 году, Чистяков отдал им почти все денежные средства и ювелирные украшения жены, а сам перешёл на работу управдомом сначала в большой ведомственный дом на Яузском бульваре дом 14а, построенный по проекту архитектора Разумова (где он проработал с 1930 до начала войны в 1941 гг.), а потом уже в дом 2/16, построенный по проекту архитектора Голосова со скульптурами Лавинского перед аркой (с 1941 до самой смерти в 1953 гг.), чем он гордился, несмотря на ничтожность зарплаты и неумение воровать.
       Дача да рояль, на которой музицировала жена, остались от прежней роскоши. В чудом сохранившейся от конфискации припасённой для сына квартирке ввиду физической невозможности вселения туда пришлых людей, состоявшей из двух комнатушек, небольшой кухни и без ванны, в бывшем доходном доме в Безбожном (бывшем Протопоповском) переулке, поставили рояль, занявший половину гостиной. Новое название переулка придумано большевиками, как решили Чистяковы, из циничного отношения к верованиям русских людей.
Денег не хватало на содержание жены, сына и приживалки Прасковьи - приходилось Чистяковым сдавать летом свободные комнаты на даче, квартиру в Москве и выращивать клубнику да малину для варки варенья – единственный десерт, который они могли себе позволить. Апраксины платили по 1500 рублей за сезон, а приезжие, снимавшие их квартирку в Безбожном на три летних месяца, не скупились платить по 400 рублей в месяц новыми деньгами .
       Рынок аренды недвижимости был, конечно, тайным – объявления не вывешивались. Пришлось Сергею Николаевичу с Варварой Владимировной в первый раз оставить служебную «Победу» на перекрёстке и пешком обходить с детьми дачные участки, чтобы своим благожелательным и скромным видом вызвать доверие у будущего арендодателя и договориться о съёме дачи. Позже Чистяковы не без испуга догадались, что Сергей Николаевич персона важная. Раза два за лето ночью за ним на дачу приезжала чёрная машина, чтобы увезти его на целый месяц в неизвестном направлении.
       В 1947 году Владимир Иванович начал медленно умирать от астмы , используя в качестве лечения папиросы «Прибой» с ментолом по рекомендации людей в белых халатах. Папиросы с трудом приобретались из-под полы у знакомой аптекарши его любящей женой Александрой Ивановной, взятой в 1917 году замуж из сестёр милосердия бывшего Странноприимного дома у Сухаревой башни . Сергей Сергеевич и Света хорошо запомнили доброго дядю Вову, катавшего детей арендатора, покидавшего семью на большие сроки, по дачной округе в течение трёх лет (Сергея на раме своего велосипеда, а Свету на багажнике сзади), со свистящим дыханием астматика. Дядя Вова рассказал маленьким атеистам о таких русских праздниках как именины, Масленица, Троица, Яблочный Спас, праздник Казанской Божьей Матери, Преображение, Пасха, Ильин день, Рождество.
       Рабоче-крестьянский контролёр Прик оказался не более счастливым человеком, чем Чистяков, скорее, был совсем несчастным. Он начал работать в Рабкрине ещё под руководством наркома Сталина - случилось, что он провёл единожды, в 1927 году, финансовую проверку бизнеса Чистякова и искренне поразился, что ничего дурного в его делах не обнаружил. С тех пор они поддерживали шапочное знакомство. Абрам Семёнович уцелел, не будучи арестованным по обвинению в шпионаже или во вредительстве, как это часто случалось при чистках госучреждений, но жена его, трясясь по ночам от страха и изводя себя и мужа, неожиданно заболела лейкемией и, долго и мучительно болея, в конце концов, умерла.
       После покупки Приковской дачи маленькие Сергей и Светлана не один год выуживали из разных мест пузырьки и картонные упаковки лекарств - Абрам Семёнович долго лечил жену, заставляя её проводить летнее время за городом и заталкивая опустевшие пузырьки в разные пустоты с глаз долой. После её смерти он почти сразу продал дачу за ненадобностью. Детей у него не было, он страдал в одинокие июньские ночи 1950 года, вспоминая жену-мученицу.
       Местные жители не давали ему покоя ни днём, ни ночью. Воровать у него было совершенно нечего. Он, как его сосед Лазарь Куперман, ничего не выращивал, в отличие от дачников русской национальности, как господа Чистяковы, а огромный участок его в 35 соток совершенно зарос соснами, подлеском и травой. Участок огорожен колючей проволокой, самым ходовым материалом для заборов в годы постоянных войн и репрессий, и местные крестьяне бесстыдно пригоняли на его участок коров, как на пастбище, разорвав или примяв колючую изгородь.
Крестьянские дети умудрились прикрепить на полу его террасы спичечный коробок с резинкой от старых трусов. Как только Абрам Семёнович, ложась спать, тушил свет, мальчишки дёргали ниточку с улицы, заставляя внутреннюю коробочку спичечного коробка двигаться и шуршать подобно мыши. Абрам Семёнович вставал, решая разогнать мнимых мышей, но, не обнаружив ни мышей, ни коробка под столом, снова ложился спать и тушил свет. Как только свет тух, шуршание повторялось, и так до тех пор, пока мальчишкам не надоедало. Только на третий день, в воскресенье, Прик при дневном свете обнаружил источник шума и, услышав смех крестьянских детей, заглядывавших ему в окна, решил продать дачу, как источник ненужных переживаний. Одной светлой комнаты в большой коммунальной квартире на площади Коммуны ему хватало.
       Сделка по покупке дачи носила серый характер. Член дачно-строительного кооператива мог передать владение только по балансовой стоимости, то есть за одну тысячу триста сорок шесть рублей и 87 копеек. Земельный участок вообще не имел цены, поскольку, принадлежа государству, находился в пользовании члена кооператива. До приёма Сергея Николаевича в члены ДСК на общем собрании членов кооператива он передал Прику недостающую сумму в восемь тысяч шестьсот пятьдесят три рубля и 13 копеек во время торжественного чаепития на террасе дачи. Председатель кооператива, зная о разнице между балансовой и рыночной стоимостью владения, всегда ставил вопрос о приёме нового владельца в члены кооператива на собрании после того, как получал сигнал от старого члена о том, что все финансовые вопросы урегулированы.
       Для Сергея Николаевича подобная инвестиция обошлась в четыре пакета необлагаемой налогом части зарплаты, а Прику эта сумма не только компенсировала, как он сказал, затраты на лечение и похороны жены, но и позволила иметь загашник на чёрный день, если ему тоже придётся попасть в руки людей в белом – предвестников смерти, как он выразился. Прик умер в тот же год, что и Чистяков, после смерти Сталина в 1953 году, так и не попав на попечение людей в белом, от эмоционального перенапряжения сердечной мышцы - от радости, что власти втихомолку сняли с евреев проклятье и выпустили выживших сородичей из тюрем и лагерей.
       В жизни Апраксиных появилась отдушина – можно было полгода находится вне «ужасов» коммунальной квартиры, а весной 1953 года после увольнения мужа из «органов» Варе пришлось вспомнить свою деревенскую жизнь в Белоруссии и начать обработку земли в целях получения урожая – надо помогать мужу в кормлении семьи.
ФИТИН
       В 1953 году Апраксин помог своему бывшему начальнику из «Центра» и однокашнику по ШОНу Фитину, генерал-лейтенанту в отставке, устроиться директором фотокомбината ВОКСа. Фитин, как и Апраксин, не удостоился военной пенсии: 13-ти летнего стажа работы в «органах» недостаточно при его увольнении в 1951 году. Он не выезжал за границу, как Зарубин, который провёл там 13 лет из 23 лет службы в разведке.
       В 1953 году всех школьников московские учителя пугали амнистией уголовников, скрывая, что среди отпущенных на волю есть и «политические» ради которых, собственно, Берия и затеял эту амнистию, устраиваемую по русской традиции после смерти очередного монарха. Апраксины обрадовались, что все выжившие евреи, схваченные по делу ЕАК, отпущены домой, а спустя два года – все реабилитированы.
       В июле 1953 года, дети на дачных участках начали повторять присказку, услышанную от взрослых: «Товарищ Берия вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал ему пинков!» Со страхом дети подходили к плотному забору на Октябрьской улице и шептали, пугая друг друга: «Здесь жил враг народа Берия!», руководствуясь кем-то распущенным слухом. При жизни член Политбюро Лаврентий Берия вряд ли даже задумывался о существовании этого дачного посёлка: может быть, за плотным забором проживал один из его подчинённых, и его арестовали по обыкновению ночью, чему могли быть свидетели.
       После гласной реабилитации евреев, в 1955 году, побеждённая Западная Германия стала просить Президиум ЦК КПСС выпустить заодно и своих страстотерпцев – пленных немцев, осуществивших за десять послевоенных лет строительство добротных строений и сооружений в СССР по неведомой победителям технологии.
       В 1956 году под нажимом мировой общественности выпустили последних пленных японцев, построивших в Сибири сотни объектов народного хозяйства и, в частности, два хвоста Байкало-Амурской магистрали и театр в Ташкенте, который остался единственным целым в городе сооружением после землетрясения 1966 года. В воздухе запахло свободами .
       В 1958 году Апраксина попросили вон из ВОКСа. Обитель закрыли с тем, чтобы на том же месте организовать ССОД, таким образом, избавившись от некоторых «старых» руководящих работников.
       В этом же году, 27 января 1958 года, наконец, восстановили дипломатические отношения между СССР и США после десятилетнего ожесточённого противостояния двух великих держав путём подписания советско-американского соглашения в области культуры, техники и образования.
       Летом 1959 года вице-президент Ричард Никсон посетил СССР под предлогом открытия Американской выставки в Москве, а Первый Секретарь ЦК КПСС, и одновременно Председатель Совета Министров СССР (как и диктатор Сталин), Никита Хрущёв в сентябре 1959 года посетил США под предлогом участия в Генеральной Ассамблее ООН в Нью-Йорке, чтобы подписать с Дуайтом Эйзенхауэром совместное советско-американское коммюнике о необходимости решать спорные вопросы мирными средствами.
Годом позже Хрущёв опять заявился в Америку, но уже на ракетном ядерном эсминце, чтобы на 15-й Ассамблее ООН в сентябре 1960 года в истерике стучать каблуком сандалии по кафедре и обещать показать Западу «Кузькину мать». Мировые дипломатические круги долго пытались разгадать код послания коммунистического лидера «I shall let you see the Mom of Kuzika! » в переводе штатных синхронистов ООН .
       Работники института США и Канады пришли к выводу, что с 1958 года советская командная экономика начала давать трещины. Об этом узнал от них с огорчением в кулуарах ЦК КПСС Апраксин. Узнал он и том, что лукавые учёные излишне мудрёным языком пытались объяснить неграмотному человеку необходимость проведения инноваций, но «свинопас», как тогда шёпотом звали Хрущёва, ничего не понял, решив самостоятельно разобраться с американской экономикой, главным образом с американским сельским хозяйством с его соей и кукурузой.
        Видимо по приказу Хрущёва, разглядевшего некоторые особенности американской цивилизации, соседняя молочная начала доставку пастеризованного молока в московские квартиры. Хотя почти сразу по окончании войны москвичи по старинке начали получать молоко и хлеб с доставкой на дом, но после смерти Сталина сию роскошь отменили. За доставку полулитровой бутылки брали 10 копеек. Сопчаки отказались от навязываемой им услуги и продолжали посылать свою Таньку за молоком в магазин.
        Лёд тронулся, но уже без всякого участия Сергея Николаевича в налаживании советско-американских отношений. Он долго не горевал – занялся литературным трудом, имея за плечами достаточный для того опыт и образование. Фитин до работы в разведке имел опыт работы редактора и вдохновил Апраксина стать переводчиком иностранной литературы. Однако доходы от первых литературных опытов оказались скудными, не позволяющими нормально существовать.
        Апраксин, оставаясь в резерве КГБ и, по всем вероятиям, благодаря этой всесильной организации, напоминавшей масонскую ложу, перенесшей все гонения, как Ватикан в Риме, перешёл на работу с твёрдым окладом в редакцию толстого журнала «Вопросы зарубежной литературы», становясь постепенно специалистом по англоязычной литературе – литературе США и стран Содружества .

CONFUSED FREINDS
        У Светланы и Сергея Сергеевича образовалось четыре круга знакомых: квартирные, дворовые, школьные и дачные. Они везде хорошо вписывались в детские компании и не знали горя, холода и голода стараниями любящих родителей. И даже не понимали, почему жизнь в коммуналке «ужасна», по мнению родителей. У Светланы и Сергея Сергеевича были и «смешанные друзья» (или как они стали говорить confused friends) – представители старого двора на Преображенке, дачного посёлка и школы одновременно – Борька и Надька Гаевы и Женька и Сашка Лысюки.
        1959 год стал последним годом их житья в коммунальной квартире. Многие из их детских друзей уехали в новые квартиры, поскольку их отцы сохранили свои должности в управлениях КГБ, не связанных с разведкой: Сопчаки – на Ново-песчаную улицу, Касатоновы – в Старо-Пименовский переулок, Шестёркины - в город Гурьев, а Лысюки – в генеральский дом на улице Чкалова, правда, в две большие комнаты коммунальной квартиры. Исключение составили Гаевы по понятным Апраксиным причинам – генералу дали отдельную квартиру на углу проспекта Мира и Графского переулка. В освободившиеся комнаты на Преображенке вселились косноязычие гэбэшники с туповатыми детьми из провинции: Камчатки, Коми, Мордовии и Алтая.
        В мае перед выездом на дачу Варя в последний раз вымыла детей в ванной, которую она драила полчаса песком с хлорной известью перед тем, как напустить воду для мытья. Тут она неожиданно для себя обнаружила, что дети повзрослели.
Дети, казалось, к этому относились спокойно. Света беззаботно сидела в воде напротив Сергея Сергеевича, вытянув, как и он, ноги, играя в кораблик, а Сергей Сергеевич по взрослому отреагировал на нежные прикосновения матери, когда она мыла ему голову, плечи, руки, подмышки и грудь. Когда она попросила сына встать для завершения мытья, то увидела у сына эрекцию. Она с гордостью осматривала его стройную фигуру и обратила внимание на то, что из-за эрекции у него предельно натянулась кожа, обнажив канавку.
Она повернула сына спиной к дочери, остававшейся сидеть в воде, и левой намыленной рукой взяла его за пенис, как она это делала и ранее, не преследуя никаких иных целей, кроме поддержания абсолютной чистоты тела детей, а правой рукой - за поясницу. Варя успокоила Сергея Сергеевича.

- Стой смирно. Я показываю, в следующий раз будешь сам так делать. Это тебе поможет. Я-то всё думаю, почему ты плохо спишь, и пижама по утрам оказывается мокрой.

        После двух десятков поглаживаний Сергей Сергеевич брызнул упругой струёй на кафельный пол ванной. Мышцы его напряглись, а потом расслабились под правой рукой матери, продолжавшей мыть ему спину и ягодицы с помощью мягкой мочалки. Несмотря на то, что Сергей Сергеевич стоял спиной к сестре, Светлана поняла суть выполняемой процедуры, поскольку уже давно знала физиологию брата. Когда они до этого «отмокали» с братом наедине в ванной, то многое уяснили для себя без помощи родителей. Светлана любила брата не по-детски и страшно ревновала его к «сухобрявой» Лильке, «долговязой» Таньке и «лилипутке» Надьке, не уставая принижать их интеллектуальные способности: «Ведь это дуры, не стоят они тебя!».
СВЕТЛАНА СЕРГЕЕВНА
       В конце июня 1962 года Сергей Сергеевич вернулся домой довольно рано - в двухкомнатную квартиру на Ленинском проспекте, после сдачи последнего экзамена за первый курс МИСИ. Квартиру им больше двух лет назад дали от издательства, к которому относился журнал, где работал старший Апраксин.
       Светлана Сергеевна внешне напоминала брата, но обладала более тонкими чертами овального лица: прямой нос, тонкие ноздри, крупные серые глаза и пухлые красивые губы отзывчивого экстраверта .
       Детей разместили в комнате большей площади, чему тайно радовалась Светлана Сергеевна – она давно мечтала жить с братом, как жена с мужем. Правда, в комнате, кроме дивана и раскладного, не менее неуклюжего, кресла, находился ещё большой письменный стол общего пользования, дубовый книжный шкаф чешского производства и сервант с чешским хрусталём и американскими сервизами, а также круглый обеденный стол для гостей.
        Мать обрадовалась, что все пришли почти одновременно к обеду. Она по-прежнему называла приём пищи между шестью и восемью часами вечера dinner, то есть обедом, а не ужином. За столом Сергей Сергеевич рассказал, что последний экзамен он сдал на «отлично» и как только вышел из аудитории, то уткнулся в стол, покрытый кумачом.
За столом расселись комсомольские активисты и записывали всех желающих ехать на целину. Поддавшись общей радости студентов по поводу окончания сессии и всеобщему порыву строить коммунизм, до окончания строительства которого, по мнению Президиума ЦК КПСС, оставалось менее 18 лет, он записался добровольцем в студенческий строительный отряд. Родители поддержали решение сына, однако у Светланы Сергеевны глаза стали наполняться слезами. Все сделали вид, что не смотрят на неё.
        Через неделю Сергея Сергеевича собрали – в фибровый советский чемодан, который он себе выбрал из коллекции семейных, большей частью иностранных, чемоданов, чтобы не отличаться от попутчиков, мать положила ему три смены белья, вторые брюки, две рубахи и свитер. Сестра уложила в чемодан «гостинец» - любимые Сергеем Сергеевичем пряники «Столичные», четыре банки сгущённого молока с сахаром, четыре банки американской тушёнки и две пачки халвы в промасленной бумаге.
        На Казанском вокзале студентов провожали многие родители-москвичи. Светлана Сергеевна всё время молча плакала. Она отвела брата подальше от родительских глаз, обняла его за поясницу, прижавшись к нему животом, и поцеловала его в рот долгим поцелуем. Передохнув, выплеснула: «Как Серёжка я буду без тебя? Кто со мной будет играть в пинг-понг? Кто будет помогать мне, поливать, чёртовы помидоры?» Варвара Владимировна давно подозревала, что дочь с сыном «слишком» близки, а теперь уже всё встало на своё место – и невнимательному человеку могло быть ясно, что дети ведут себя как любовники.
       «Проглядела я, что ли?» - думала мать, разглядев парочку в толпе. Отец, как всегда погружённый в свои мысли, не обращал ни на что внимания, пока жена Варя прямо не указывала ему обратить особое внимание на то-то и то-то. «Пусть остаётся в неведении. Сама поговорю со Светкой», - решила Варя: «Это хорошо, что Серёжка уезжает, надо срочно искать ему замену! И как это она не забеременела? Может, всё ограничилось necking ?»
       В июле Апраксины получили первое письмо из Целинного края . Сергей Сергеевич писал, что «всё нормально, всё хорошо». Правда, в поезде Москва-Павлодар ему не досталось нормального спального места – в плацкартном вагоне он спал на боковой багажной полке, находившей под потолком вдоль вагона. Часть объёма над полкой занимала труба отопления, и ему пришлось на ночь привязываться ремнём в этой трубе, чтобы не упасть во сне. Поселили в старых военных палатках - на каждую шестёрку постояльцев дали одну палатку в открытой степи. Выдали всем кирзовые сапоги и старую, но отстиранную, солдатскую форму – гимнастёрки, галифе, пилотки и портянки. Днём температура в разгар лета под сорок градусов жары, поэтому рабочий день начинается очень рано - в 7 утра и заканчивается очень поздно – в 8 вечера, однако обеденный перерыв приходится на весь самый жаркий период дня. При всём том от этого не легче – приходиться днём спать в раскалённой палатке в одних чёрных («никогда не пачкающихся») сатиновых трусах, но тут в палатке располагается the rougher , и это не доставляет неудобств.

       Сергей Николаевич и Варвара Владимировна повеселели от хорошей новости и, выпив газированной воды «Грушевая», хранившейся в холодильнике, решили погулять по Ленинскому проспекту. По установившейся годами привычке они говорили откровенно только на улице.
        Светлана Сергеевна осталась на даче на попечении Марии Карповны – Гаевы купили дачу рядом с Апраксиными.
Супруги обрадовались, что в кафе «Мороженое» нет очереди и зашли туда, что бывало с ними летом, да и зимой, не очень часто, чтобы выпить сухого вина, хорошо утоляющего жажду. Можно сказать весьма редко ходили они в рестораны и кафе.
 Дачу они покинули на два дня – необходимо поделать кое-какие вещи дома: постирать бельё, отдать одежду в химчистку и очистить почтовый ящик от почты, тем более что они ждали вести от сына со дня на день. Периодическая печать, правда, перенаправлялась по дачному адресу, однако почтовое учреждение отказывалось делать это в устанавливаемый получателем срок, например, направлять почту на дачу с 1 мая по 1 сентября. Сергей Николаевич, придумал для почты облегчение: давал указание направлять периодику с 1 мая на дачу до конца года, и вторично – с 1 сентября в Москву до конца года, за что приходилось платить дважды по его мнению пустяковые деньги.
Красного вина не оказалось – продавалось только шипучее сладкое вино с торговой маркой «Советское шампанское». Взяли бутылку, попросили её открыть и дать два фужера. Дали гранёные стаканы. Взяли две стальные вазочки с шариками белого мороженого под торговой маркой «пломбир».
Сергей Николаевич не стал делиться с супругой охватившим его размышлением при входе в кафе. Как редки пары молодых людей, пары среднего возраста, как он с Варей, и совсем нет пожилых пар – пенсионеров! Как старикам должно быть тоскливо сидеть дома изо дня в день! Сидение стариков «на печи» и выхаживание внуков соответствовало укоренившемуся народному мнению о стандарте жизни, присущему малоразвитой сельской культуре. Как глупо это отдавать детей на воспитание предыдущему поколению – тем самым задерживается умственное развитие ребёнка в расширяющемся информационном поле, не воспринимаемом стариками. Так ведь и в городе это мнение господствовало – знать, все тут деревенского происхождения!
Посетители мужского пола ходят в столовые и кафе однополыми кучками, то есть без женщин, как в Азии, и в поисках лишь алкогольного одурманивания в отличие от непьющих азиатов (водку мужики приносят в кармане и скрытно разливают в гранёные стаканы из-под компота). Или приходят шумные смешанные группы молодых людей в поисках еды и лёгких алкогольных напитков, и эти напитки порою непотребные, скисшие, будь то пиво или молодое вино из Крыма. Напротив, в советской Прибалтике, отчаянно борющейся за сохранение европейской культуры от нашествия Орды, рестораны и кафе посещают преимущественно пары мужчин и женщин. Насколько же советская культура отличается от западной! Во всём этом Сергей Николаевич признался себе с огорчением при входе в кафе-мороженое: завёз он свою Варю в Азию, и права она была, говоря о дикости советского общества.

       Им пришлось испытать некоторое неудобство – к ним за стол подсела женщина их лет, объяснив это тем, что в другом месте, то есть сидеть за другим столом у окна, ей неудобно – слишком яркое солнце и очень жарко там. В СССР сажать незнакомых друг с другом посетителей за один стол в ресторанах дело вполне привычное для нетребовательной публики, что не удивило Апраксиных на этот раз: «Здесь вам не Лондон!» Однако кафе работало на самообслуживании, что как-то упрощало положение. Супруги замолчали.
Незнакомка похожа на интеллигентную женщину: сидела с прямой спиной, умела есть, и держала себя достойно, не пытаясь нарочито сверлить взглядом случайных соседей, то есть вела себя как дама. Варя по привычке оценила незнакомку – нет, не соперница, Сергей, судя по его реакции, и не собирался разговаривать с этой женщиной, а женщина не строила ему глазки. Женщина слегка улыбнулась и начала говорить, обращаясь больше к Варе, чем к её мужу.

- Извините, что начинаю говорить с вами. Если вам не понравиться, то можете сразу меня остановить.

Супруги переглянулись, скрывая удивление, и из вежливости оба кивнули головой.

- Да, пожалуйста, - ответила Варя.

Незнакомка опять улыбнулась.

- Я помню вашего мужа. Двадцать три года назад мы жили на одной квартире.

Варя заинтересованно посмотрела на мужа.

- Сергей, ты помнишь?

Апраксин начал внимательно вглядываться в незнакомку. На лице у него появилась улыбка, а потом смущение. Он вспомнил золотистый треугольник её волос, мелькнувший в полумраке квартиры в Большом Черкасском переулке.

- Помню. Вы Аграфена…
- Владимировна, - продолжила незнакомка.
- Как вы смогли меня узнать через столько лет? Варя, это соседка по коммунальной квартире, где я прожил перед войной пару месяцев. Да, какая у вас память! Я ведь не обратил на вас никакого внимания. Извините.

       Варя и сейчас была уверена, что опасности от женщины не следует ждать никакой, и решила поддержать беседу.

; И где вы сейчас живёте? Вы получили теперь отдельную квартиру?
- Получила в тот же год, что и вы. Живу я с мамой и моей дочкой в Черёмушках, такие клетушки, знаете, строят для народа. Можно легко заработать клаустрофобию.
- Но, извините, откуда вы знаете, что мы квартиру получили в начале 1960 года?
- Мы получали ордер в один день в Моссовете. Мне Громыко письмо-ходатайство подписал, а вам – директор издательства Прудников, если мне не изменяет память.
- Правильно, - подтвердил Сергей Николаевич.
- Вы одно время работали в Комитете информации при МИДе, правда, начальник у вас был не наш, не мидовский.
- Вы весьма осведомлённый человек. Вы, может быть, и мысли можете читать у собеседника?
- Как это не прискорбно для многих, в том числе для меня, могу.
- Докажите! – рискнул по своему обыкновению Апраксин.

Варя, немного подумав, спросила.

- Какую новость мы с нетерпением ждали?
- Вы получили письмо от сына. Он жив и здоров!
- А как его зовут?
- Его зовут Сергеем Сергеевичем.

       Апраксины помолчали, привыкнув ничему не удивляться. Все сидевшие за столом уже доели «пломбиры» из стальных вазочек. Наполовину опорожнённая бутылка «Советского шампанского» оставалась одиноко стоять на столе. Варя икнула, прикрыв рот ладошкой.

- Вы, Варвара Владимировна, ведь, не согласны, что советское мороженое и шампанское самые лучшие в мире, как рассказывает наш «Интурист» иностранцам. Вы считаете, что наше мороженое представляет собой только сырьё для изготовления настоящего мороженого – с ананасами, клубникой, орехами, шоколадом, ванилью? И нельзя в мороженое класть испорченные продукты? А «шампанское» делать газированием вина «Рислинг» в смеси с водкой?
- Да.

Апраксин решил рискнуть ещё больше.

- Скажите, Аграфена Владимировна. Откуда я родом.
- Оттуда же, откуда и я – из Петербурга, то есть, извините, из Ленинграда.

       Апраксин посерьёзнел. Дело оборачивалось неважно. Про Петербург ему ничего не известно, но можно узнать. Есть люди, которые могут получать информацию «из воздуха». Он слышал об этом, но не верил. Пусть так, для него это сейчас не очень важно. Хотя нет, важно. Некоторые советники по культуре из американского посольства до сих пор время от времени на приёмах спрашивают у него: «Не бывал ли он в Соединённых штатах?» А его пребывание там под фамилией «Шебанов» до сих пор представляет собой государственную тайну. Он выезжает в страны НАТО как советский писатель и журналист с известной всем фамилией Апраксин и может быть задержан там по обвинению в подрывной работе против Америки в 1940-е годы! В визовых анкетах сообщает заведомую ложь: фамилию не менял, в Америке – главном участнике НАТО - не был!

- Не волнуйтесь, Сергей Николаевич! Я не вражеская агентесса, я не милиционерша, не кагэбэшница и не цэрэушница! И умею держать язык за зубами, как вы и ваша уважаемая жена! Я работаю библиотекарем в МИДе. Моя единственная дочь Лариса выйдет замуж за вашего сына через четыре года и двенадцать дней. Зачем мне творить вам неприятности. Мне одиноко, места себе не нахожу. Мать я положила в больницу только что. Я обратилась к вам, совершив единственную ошибку – я слишком рано решила познакомиться с вами. Я поняла, что не смогу дождаться момента официального знакомства, не познакомившись с вами прямо сейчас в этом неуютном кафе на этом неудобном для проживания проспекте. Отсюда люди вынуждены мучительно добираться до центра или до метро на неудобных автобусах или троллейбусах, хотя под проспектом давно проложено метро от Внуково до самого Кремля!

       Варя видела смущение мужа и решила дать ему собраться с мыслями. Она спросила.

- Вы одиноки, то есть не замужем?
- В первый раз я овдовела в 1941 году, когда вы уже любили друг друга далеко отсюда. Мне было очень тяжело.
- Что с ним случилось? Погиб на фронте?
- Если бы. Но я почти сразу вышла замуж за сына первого мужа, отца Лары. Во второй раз я овдовела почти два года тому назад. Александру Леонтьевичу было всего 50 лет, а мне 44. Несчастный случай. Он ведь без ноги на протезе путешествовал и попал под поезд. По кускам собирали. Я сходила с ума. Медленно, но верно. Лечиться боялась. Вы знаете, как в МИДе относятся к сумасшедшим. Впрочем, везде, во всех учреждениях. Безжалостно. Я очень боялась потерять интересную работу и заработок. Вот тут-то Бог пришёл мне на помощь – я получила прозрение. Стала ясновидящей. Я смогла бороться с недоброжелателями.
- Вы, что, в Бога верите?
- Извините, но верую.
- И в церковь ходите? – Варя посмотрела на собеседницу с тревогой. Потом она посмотрела на мужа, поджав губы: «Не хватало нам таких родственников!»
- Не бойтесь, не хожу. Это совершенно не нужно. Церковь опутана осведомителями. Со смущением узнала, что многие иереи наши и в Бога-то не верят! Кроме того, русская церковь чрезвычайно консервативна, не правда ли Варвара Владимировна? Вы, ведь, так полагаете?
- Вы правы – самой человечной церковью у христиан является протестантская. Не надо унижаться перед попами и фетишами. Не надо любоваться покойником и целовать его в губы или в лоб при отпевании. Гроб у них сразу накрывают крышкой. В кирке можно сидеть во время службы, а входить в храм без мусульманского платка на голове. Посты носят символический, не обременительный характер. О каком метро вы сказали, вы под землёй видите и, вообще, как у вас это получается?
- Иногда вижу под землей. Но для меня это связано с большой потерей нервных сил. Геологическая активность, магнитные полюса планеты, излучения пород, подземные воды, разломы земной коры, техногенная активность создают совершенно определенные качества у пространства, в котором мы живем. Гравитационные силы, излучение космоса, излучение Солнца и Земли - далеко не полный перечень энергий, формирующих его структуру. В нем существует и биосфера, и социальная активность. Все это многообразие может показаться на первый взгляд каким-то сложным, но мой организм, став неотъемлемой частью окружающего пространства, улавливает эти сигналы и реагирует на них. Что происходит, как правило, на неосознаваемом уровне восприятия у большинства людей. Благодаря этому процессу возникает возможность пространственной координации и чтения спрятанной информации. А в этом месте есть тонкий, но не очень приятный момент! Согласитесь, что считывать ячейки памяти в чужом мозгу делает вашу жизнь отвратительной! По этой причине я не могу найти себе третьего мужчину. Люблю только свою старую подругу. Мысли у неё чистые. О близких родственниках я не говорю. А метро обыкновенное, находиться на попечении «подземщиков» КГБ.

       За соседним столом расселась компания шумных молодых людей. Одна из вновь прибывших молодых женщин обратилась к Апраксиным.

- Можно взять стульчик? И салфеточки?
- Можно, - ответил Сергей Николаевич.

       Сергей Николаевич и Аграфена Владимировна невозмутимо, со значением, переглянулись. Аграфена Владимировна, улыбнувшись, произнесла.

- Терпеть не могу этих уменьшительных «стульчиков», «столиков», «салфеточек», «вазочек», «мамочек». Станцуем «вальсок»? Это язык дворни московских и подмосковных усадеб - постреволюционных москвичей… ведь в Москве после гражданской почти одна дворня осталась…а ныне это язык «нянечек» из детских садов – малообразованных выскочек из Подмосковья и прочих глухих мест, кто подражает столичной дворне, считая их коренными москвичами, не так ли?
- Так-так! Почему в ресторане обязательно стоят «столики», а не столы? Почему американцы не называют «тэйбл» «тэйбликом»? Я ещё возмущаюсь, когда в СССР пожилых людей называют бабушками и дедушками, бабками и дедами. В Америке такого унижения не услышишь, там Lady & Gentleman в любом возрасте Lady & Gentleman! Использование уменьшительных в английском языке крайне ограничено! За нашим сюсюканьем я всегда ожидаю удара в спину! – ответил с неожиданной для себя искренностью Сергей Николаевич.
- Конечно! Дворня всегда таила злобу на барина! А вот у нас не любят Америку, - загадочно улыбнулась Аграфена Владимировна.
- Несомненно! – продолжил разговор Сергей Николаевич, по-прежнему замечая за собой, что не хочет скрытничать. – Власти не любят. Американцы откровенны и трудолюбивы, а труд их чрезвычайно целесообразен и чертовски эффективен. Американский народ за нос не проведёшь, как у нас. Ведётся открытый диалог между политиками, а газетчики и суды сразу выводят грязных политиков на чистую воду.
- Чувствую, что это так. И не только я. Москвичи, мне кажется, очень уважают Америку. Давеча я была свидетелем, как молодому мужчине напрочь отрезало ногу трамваем. Так знаете, что он кричал от безумной боли? Отвезите меня в Америку! До сих пор не могу забыть, как положили отрубленную ногу рядом с ним на носилки. Думал, наверное, что в Америке ногу могут пришить! На задних бортах теперь принято писать «Не уверен - не обгоняй!» Так люди мелом дописывают…
- «Америку!» – засмеялся Сергей Николаевич, сам не зная почему, потеряв всякую осторожность в разговоре со случайной соседкой по столу. – Так люди критикуют неосмотрительный призыв Хрущёва обогнать Америку. Все понимают неоценимую помощь штатов в нашей войне с Гитлером и причины этой помощи – ненависть к тоталитаризму и огромную экономическую силу, основанную на частной предпринимательской инициативе! Двенадцатимиллионная Красная армия четыре года поглощала по полфунта в день на бойца калорийную американскую пищу: тушёнку, шоколад, сало, сливочное масло, сгущёнку… Когда добрались до трофейных немецких консервов, то стали экономить на американских... их ещё десять лет держали на военных складах, пока не начали выбрасывать населению…
- Больше всех не любят штаты гэбэшники: они так и плюют - «Цру» вместо «Цэ-Рэ-У» и «Сша» вместо «Сэ-Шэ-А»! По произношению можно сразу узнать Who is Who! – засмеялась, как в молодости, Варвара Владимировна, невольно вспомнив сытную американскую пищу.

        Апраксины и Овцына почувствовали, что надо уходить – громко кричавшие соседи начали раздражать. Варя решила, что им необходимо расширять круг знакомых из числа московских интеллигентов: старые коллеги, за исключением совсем немногих, утомляли замкнутостью и мрачным взглядом на мир.
Апраксины делали неоднократные попытки установить дружеские отношения с советскими писателями, бывая на творческих вечерах в Центральном доме литераторов : Евтушенками , Лукониными , Вознесенским , Аксёновыми , Лурье . Договорившись о следующей встрече, разочаровывались в своих искренних намерениях. Как смеялась Варя, Союз писателей представляет собой нечто большой деревни.
Спустя неделю их новые знакомые делали вид, что их не знают или забыли. Видимо по Союзу ходили сплетни об их прошлой работе – кагэбэшников, даже бывших, опасались как змей и, видимо, брезговали одновременно. Потому Варя решила ближе познакомиться с собеседницей коль скоро она сама проявила инициативу и казалась порядочной женщиной.

- Аграфена Владимировна! Мы приглашаем вас на час-другой к нам домой. Это напротив.
- У меня есть время, а у вас мало. Ваша стиральная машина ещё работает.
- Да? Это ничего. У меня дома джамбалайя , салат Цезарь и шоколадное печенье с орехами. Я быстро сварганю стол!
- Согласна. Будем считать, что холодный десерт мы уже съели.

        Пока Варя разогревала джамбалайю и заправляла салат подобием вустерского соуса (из 25 компонентов у Вари на кухне были только доступные в Москве семь: томатный соус, чеснок, портвейн, лимон, соль, сахар и вода), Апраксин пригласил Аграфену Владимировну в общую комнату, используемую для ночлега детей. Он стал намеренно предупредителен, с трудом скрывал своё волнение.

- Аграфена Владимировна, расскажите о себе, - задал он привычный для себя вопрос при знакомстве с потенциальным агентом.
- Конечно. Что вас интересует? Хотя я знаю, извините. Вы из графов Апраксиных. Ваш отец Николай Петрович Апраксин, лейтенант русского флота на крейсере «Аврора», убит революционными матросами в 1917 году. Тогда же другие матросы убили вашу мать Софью Андреевну Абашеву старинного дворянского рода. Ваша няня Дуняша отвезла вас в свою деревню на Волге, умерла, и вы попали в детский дом. Дальше вы знаете. Мы с вами дальние родственники. Правда, очень дальние. Предки моего первого мужа Чаплина владели усадьбой Ольго;во , которую они отдали в качестве приданого вашим дальним родственникам Апраксиным, но не графам. Извините, мне надо делать большие усилия, чтобы уходить в прошлое. Я помолчу немного.

       Вошла Варя с джамбалайей и салатом, быстро расставила посуду и пригласила всех за стол.

- О чём вы здесь говорили?
- Обо мне. Я, оказывается, граф.
- Ну и ну! Граф Толстой?
- Не смейтесь Варвара Владимировна и не огорчайтесь. Вашим предкам просто не представилась такая возможность. Что такое дворяне? Эта дворня царя. Начинали с конюхов, шорников, умением и отвагой выслуживались перед государём и получали звания. Наш первый Император Пётр, весьма склонный к немецкому порядку, систематизировал дворянские звания, позволил выслугой лет получать титулы. Таким образом, много лет назад сформировалась чёткая система создания опоры государства – дворян, как носителей глубоко осознанного патриотизма, чести и знаний. Ваш Сергей Николаевич, неожиданно став сиротой без роду и племени, упорством и трудом добился звания майора в свои 33 года, что соответствует приблизительно чиновнику восьмого класса, коллежскому асессору. Это давало право на личное дворянство. Вообще, все дворяне – это воины, а графы и князья – выдающиеся воины.
- Я так сказать Knight ?
- Если вам так больше нравится. Если бы вы стали полковником…да вам, Сергей Николаевич, предлагали это звание и предлагали вернуться в КГБ, но вы отказались, то вы получили бы и потомственное дворянство в старой России. Простите, вы только что подумали об этом. Ваш отец, Варвара Владимировна, уже через три года после въезда в Америку в 1915 году пополнил класс собственников недвижимости в городе…Байонн и смог бы, разбогатев, сейчас баллотироваться в Конгресс США. То есть примкнул бы к американской элите, а не трудился бы в колхозе за мешок зерна.

       Апраксин задумался, мысли его мешались. Он не знал, как повернуть разговор в более спокойное русло. Он, наконец, проговорил.

- Аграфена Владимировна. У вас бесценный дар. Вас могли бы взять в следственные органы и вы…
- …были бы не заменимы, - продолжила Аграфена Владимировна. - Нет уж. Ни за что и никогда. Меня просто бы пристукнули, рано или поздно. Шутите. Как я прочитала мысли у попов, так я прочитала бы и мысли начальства о … коммунизме.
- А что, коммунизма не будет ?
- Не будет, если судить по тайным мыслям товарищей. Вы не подумайте чего плохого. Я тоже член партии, как и вы. Как бы я стала заведующим библиотекой МИД?

       Апраксин успокоился, обрадовавшись, что не имеет дела с ярым антикоммунистом.

- Если говорить откровенно, то я тоже не верю. Хрущёв, к сожалению, не образованный, тёмный человек. Он не понимает разницы в уровнях культуры нашего народа и, например, народа США. Я имею в виду культуру труда и быта, уровень развития производственных отношения и степень развития производительных сил. Я читал, что период на рубеже веков назвали «серебряным веком», он был и в России. Узнал, что в 50-х годах на западе появилась так называемая культура «кул», идеологом которой является писатель Джек Керуак . Сравните представителя культуры «кул» Джона Кеннеди на общей фотографии с Хрущёвым, и вам будет понятно, как культура «кул» отличается от малоросской. Мой Сергей старается подражать Джону. А Света – Жаклин Кеннеди.
- Моя Лариса тоже восхищена этой парой.
- Трудно им будет в нашем обществе.
- От них всё зависит. Им нужно оставаться в своём социальном секторе «кул». Мне приятно с вами говорить. Хочу о коммунизме с вами мыслями поделиться. Можно рассуждать по упрощённой схеме, предложенной съездом партии для народа. Коммунизм – это, когда от каждого по способностям, и каждому по потребностям. Способных людей не очень много, и среди них есть пенсионеры и дети. Живут, кроме того, инвалиды и принципиальные бездельники. В науке, как вы знаете, 90% научных работников и 10% учёных, способных давать новые принципиальные идеи. По формуле коммунизма небольшая кучка способных людей должна будет обеспечивать всех по их потребностям. Мы догадываемся, что потребности любого человека неограниченны как в количестве, так и в качестве. Качество растёт бесконечно. Следовательно, меньшинство должно будет удовлетворять всё возрастающие потребности большинства, кроме того, беспрестанно размножающегося, то есть обладать бесконечно большой производительностью труда. Этого не случиться никогда, потому что процесс бесконечный, а ресурсы ограничены. В так называемом капиталистическом обществе сохраняется равновесие – от каждого по способностям и каждому по труду. Этот принцип мы почему-то называем социалистическим. Отличительной чертой социалистического общества является более или менее справедливое распределение национального дохода, выражающееся в неустанной заботе способных о неспособных, а не равномерное распространение нищеты. В США или Японии мы социализма видим не так много, однако в Европе это весьма заметно. Вы, наверное, видели их дома для престарелых, или видели, какой полноценной жизнью живут у них инвалиды? Ведь качество жизни в этих домах везде одинаковое для лиц всех сословий и разного достатка в прошлом. Также и в больницах.
- Откуда вы знаете? Ах, да, вы же общаетесь с дипломатами и считываете их ячейки памяти! Вы правы, я неоднократно отмечал, как с наступлением темноты в московских подворотнях появляются страшноватые люди, каких днём не увидишь никогда. Они выкатываются на каких-то самодельных деревянных тележках или на шасси детских колясок. На подобных транспортных средствах отечественные инвалиды никогда не попадут в троллейбус, метро, поезд или самолёт. Бедняги стесняются своей уродливости, прячутся от полноценных людей. Нет не только туалетов для инвалидов, да и…вообще, туалетов! Ты помнишь Варя, Преображенку?
- Лучше не напоминай! Меня не покидало ощущение, что там я находилась под арестом. Под негласным надзором. Я немного боюсь вас Аграфена Владимировна.
- Ни вам, ни Сергею Николаевичу бояться нечего – вы цельные люди, обычно вы готовы говорить то, что думаете. Когда вы настороже с собеседником, то просто молчите – это лучшая линия поведения для приличного человека. И мне с вами легко, как будто я знаю вас сто лет. Я уверена, что вы впервые при свидетеле обсуждаете такие темы.

Варя растрогалась.

- Давайте обменяемся телефонами.
- Согласна. На прощание скажу вам, что моя девичья фамилия по матери Овцына. Мой прапрапрадед Овцын Дмитрий Леонтьевич - капитан II-го ранга, он исследовал русский север вместе с датчанами Витусом Берингом и позднее с фон Габелем. Моя мать забеременела мною от графа Владимира Ивановича Коновницына, который к тому моменту служил в Петербургской полиции генералом по уголовной части. Род Коновницыных внесён в V и VI часть родословной книги Вологодской, Петроградской и Харьковской губерний. По фамилиям мужей я Чаплина. Род Чаплиных записан в VI части родословной книги Калужской губернии, а герб Чаплиных помещен в V части Общего Гербовника.



ТРИШКИН
       Сергей Сергеевич впервые в жизни оказался так далеко от Москвы. Он не тешил себя надеждами, покидая столицу. В кино он видел Сибирь и целину, комсомольские стройки и строителей, состоящих сплошь из простолюдинов. Форма общения киногероев не вызывала у него восторга – немногочисленные персонажи кинофильмов интеллигентных профессий вызывали у остальных персонажей шутки, граничащие с издевательством. Как в московском трамвае: «А ещё шляпу надел! Интеллигенция!» Здесь, правда, ситуация оказалась иной.
       На открытых грузовиках полдня везли по грунтовым дорогам от железнодорожной станции Ерментау до пустынной местности под странным названием Бегим. На твёрдую, как камень, почву выгрузили палатки, чемоданы и запасы пищи, в основном пшённой крупы, а также отцепили полевую кухню и дали немного дров. Кругом одни студенты с одного курса, более или менее знакомые по учёбе в МИСИ, обладавшие примерно одинаковой культурой и знаниями. Правда, среди студентов случилось многовато провинциалов, в том числе прошедших службу в армии, не знающих манер и с узким до странности кругозором. «Благодарю», «спасибо» или «пожалуйста» никогда не говорили, а вместо «да» говорили «ну». Произносили не совсем понятные Сергею Сергеевичу слова и фразы: «Западло… фраер…салага…дембль…шоб тебе всю дорогу…халява…халтурить!» Сергей Сергеевич, правда, догадался, что «халява» означает «бесплатно», а «халтурить» означает не только делать брак, но и работать по совместительству. Многие знали примитивную (деревенскую) технологию строительства и устройство быта под открытым небом, что облегчало поставленную перед строительным отрядом задачу.
Командир отряда Анатолий Чумаков, старший сержант химических войск в запасе и комсомольский лидер, заметно старше остальных. Он, кроме того, обладал высоким голосом, что считалось в партийных кругах немаловажным при назначении начальником чего-либо, организаторским опытом младшего командира и легко взял на себя руководство отрядом.
Собрав всех на утренней линейке, Чумаков распорядился строить на пустом месте так называемую «кошару» или зимнее пристанище для казахских овец. Материал должен быть «местный», поскольку другого не было и в помине. Стены следовало делать из так называемого бута, который надо добывать из залежей этого камня неподалёку – в каких-нибудь пятнадцати километрах отсюда. Добытчиков набрали из добровольцев – они должны вручную вырубать слоистый камень и грузить его на самосвал. К месту добычи они уехали с палатками и личными вещами и вернулись в отряд только к августу. Грузовичок ГАЗ-51 выдали отряду «добытчиков» вместе с шофёром русской национальности из отдалённого совхоза.
Как выяснилось, казахов к технике не подпускали совсем. Сергей Сергеевич решил не рисковать – в добровольцы не подался. И оказался прав - труд вырубщика оказался крайне тяжёлым – на жаре в одних галифе и сапогах ребята вырубали камни кайлом , осколки летели, как пули, что приводило к травмам. К счастью, никто не ослеп, хотя ни у кого не было защитных очков, о необходимости использования которых при подобных работах никто не подозревал.
        Сергей Сергеевич заделался каменщиком – он складывал с товарищами из более или менее ровных кусков бута сорокаметровую стенку высотой до трёх метров. На раствор шла глина, которую выкапывали соратники из местной ямы, а также песок, добываемый тоже неподалёку. Проблемой была вода. Каждые две недели совхоз пополнял двухтонную цистерну с питьевой водой. На раствор же шла солоноватая вода из местного колодца (видимо предназначенная для овец), которую носили вёдрами до бадьи.
        На вторые сутки Сергей Сергеевич обнаружил, что в отряде жили три полные девицы, но разных весовых категорий. Их, как, оказалось, пригнали с первого курса медицинского института откуда-то из Новосибирска. Их поселили в отдельной палатке рядом с палаткой Чумакова, исходя из ведомых только ему соображений. По мнению Чумакова они должны оказывать неотложную медицинскую помощь, а также «кашеварить». Через две недели девицы отказались готовить даже несъедобную пищу, а после первого несчастного случая – оказывать медицинскую помощь. Причин несколько: во-первых, они вообще не умели готовить, во-вторых, труд оказался весьма тяжёлым и, в-третьих, серьёзных травм девицы ещё не видели, и вид первой такой травмы вызвал у них истерику.
        Весь отряд из сорока человек одновременно садился завтракать в 6-30 утра. Для этого поварам надо вставать не позднее пяти утра – затопить котёл дровами, принести воду из цистерны, отделить крупу от мелких камней, сора и личинок, сварить кашу и чай. После ухода едоков надо мыть посуду, чистить котлы песком и приступать к более сложному делу – варить суп из чего попадётся, шинковать капусту и так далее. В девять вечера отряд заканчивал ужин, и надо опять мыть посуду. Рабочий день поваров оказался дольше рабочего дня строителей, а труд - не менее тяжёлым и опасным: шутка ли, всё время торчать у кипящего котла при сорокаградусной жаре и работать «подавальщицами» в палатке-столовой, рискуя опрокинуть чай-кипяток или суп в тарелке на ноги – свои ли чужие.
        Сергей Сергеевич быстро сошёлся с Олегом Трофимовичем Тришкиным – благо, что кровати их в палатке стояли рядом, и по утрам они почти одновременно спускали босые ноги на высохшую траву. Оба были восемнадцатилетними москвичами, правда, разного социального происхождения.
       Тришкин-отец служил сменным инженером на Московском электроламповом заводе , фасад которого с двумя «средневековыми» башнями постройки 1915 года всегда украшал лозунг: «Коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны!» Когда Сергей Сергеевич впервые увидел этот лозунг (площадь Журавлёва , откуда хорошо виден парадный вход в заводоуправление, находилась в получасе ходьбы от Преображенки по Электрозаводской улице), то он решил в уме сделать операцию вычитания: «Электрификация есть коммунизм минус советская власть!» или, говоря по-русски, с советской властью при коммунизме света не будет. Лозунг получался антисоветский, и Сергей Сергеевич мог только тайно посмеиваться скрытому смыслу лозунга, авторство которого приписывалось В.И. Ленину, труды которого он не читал. Тогда он учился в седьмом классе, и его только что приняли в комсомол в районном комитете ВЛКСМ на улице Стромынка как «примерного пионера», то есть ни разу, не уличённого в свершении антиобщественных деяний.
        Получилось так, что они всюду ходили вместе - по большому и по маленькому, на работу и в столовую. Вместе и клали стенку – один подавал раствор, другой клал камень. Они заметили, что весь отряд разбился на такие группки по два-три человека в целях совершения, в том числе, интимных дел вне обзора трёх девиц, которые просто им мешали, как студенты мужского пола жаловались друг другу, «жить нормальной жизнью строителей коммунизма». Олег с Сергеем вскоре случайно стали тайными свидетелями того, что интимными делами оказалась, в том числе, и совместная, и даже взаимная, мастурбация строителей коммунизма на открытом воздухе.
        После завтрака у друзей наступал «час дефекации» и выкуривания первой удушающей сигареты марки «Памир» или, как шутили тогда, табака типа «помер» или «горный воздух». Друзья, отойдя от лагеря метров на сто-двести, рассаживались друг против друга на корточки, закуривали и начинали процесс выделения разнообразных шлаков из молодых организмов, сопровождавшийся беседой и треском выпускаемых газов. Начавшаяся утром беседа имела два продолжения – послеобеденное и вечернее. Друзья любили логику и старались ей следовать при решении загадок материального и духовного мира.
        Тришкин решился обсудить политику, благо, что они брали с собой обрывки газет для использования их в качестве туалетной бумаги. Прочитав клочок от пожелтевшей на солнце газеты «Правда» Тришкин сказал.
- Куба в опасности. Фидель начал строить социализм, а американцы мешают. Как бы до войны не дошло. Мы же будем защищать кубинскую революцию?
- Конечно, будем! Ракетами и самолётами. Флот наш туда, наверное, выдвигается. Не думаю, что мы не мечтаем втайне создать там наши базы для давления на штаты, как они сами окружили нас военными базами, создав НАТО. Куба очень подходит нам в качестве непотопляемого авианосца, - подтвердил Апраксин.
- А может мы, и сделали там революцию для этого? Говорят, что Фиделя Кастро Рус звали до Кубы Фёдором Кастровичем Руссовым.
- Разве Кастровичи на Руси бывают? – усомнился Апраксин.
- Ну, в Польше или Югославии. Польша раньше тоже была русской. Интересно, Америка сильнее нас?
- Ты был на американской выставке Household в Сокольниках в 1959 году?
- Был. Вот это да! Меня потрясли цветные телевизоры, салоны красоты и автомобили, - заулыбался Тришкин.
- А пил пепси-колу из ярких бумажных стаканчиков?
- Пил. Ведро, наверное, выпил.
- Мне очень понравились студийные магнитофоны Open Reel и огромные низкочастотные динамики. У меня дома есть магнитофон «Яуза», сравнивать их просто нельзя. Я люблю рок-н-ролл. Мне очень понравились иссиня белые рубашки с надписями на спине, которую носили американские стендисты, кидавшие в толпу людей проспекты с красивыми картинками. Наши люди, потеряв стыд, хватали картинки на лету, если бы не скрытая охрана в толпе, то могло дойти до открытых драк.
- Ты танцуешь рок-н-ролл? – поинтересовался Тришкин.
- Конечно. И твист, конечно. Ещё в школе в восьмом классе научился, как раз в 1959 году. На выставке американцы показали на сцене, как надо танцевать рок-н-ролл! Люблю танцевать с сестрой и с другими девчонками, которые поизящней. Ведь девушку при «роке» надо на руках крутить в воздухе! Нас с приятелями учительницы тогда «стилягами» прозвали. Как же мы ненавидели этих допотопных тёток!
- Слабо показать?
- Где Элвис Пресли, Чабби Чеккер, Джерри Ли Льюис и где, извините, партнёрша?
- А вот девчонки тут. Пригласи их.
- Шутишь? Такие толстухи, ноги как у слоних. Что же с ними будет лет через тридцать? Они смогут, наверное, только лежать к тому времени, задыхаясь от жира.
- И готовить не умеют.
- Брак создателя. Они сюда приехали, наверное, в надежде найти жениха из Москвы. Разве таких коров кто возьмёт? Ни вида, ни уменья быть хозяйками. У них там из-за толстых ляжек и до щели-то, наверное, не достать! У самой толстой Х-образные ноги, застрелиться можно! Испанский сапог, может быть, исправит, - угрюмо заявил Апраксин.
- К тебе они не приставали?
- Нет. Однако я помню, сидел в одних трусах на нашей стенке, они приблизились и рассматривали, что у меня из-под трусов может торчать.
- Ко мне приставали, но не настойчиво. Приглашали в свою палатку вечером чаю попить.
- Я помню. Ты отказался. Правильно, потерпим до дома. Обойдёмся поллюциями.
- Точно. Хотя у нас с тобой они сейчас всё равно стоят, готовые к дрочке.
- Не мудрено. Столько времени на корячках просидеть! Крепит здорово.
- И когда же нас в баню повезут? Три недели без горячей воды. Столько творога скопилось на оголовье, я и не думал.
- По-научному этот творог называется смегмой. У женщин тоже смегма копится.
- Откуда ты знаешь? – удивился Тришкин.
- Сестра показывала. Если клитор залупить, то там смегма может быть, если женщина не моет это место каждый день. Чумаков обещал баню в ближайшее воскресение. Интересно в какое? Отдыхаем, ведь, только каждое третье воскресение, следовательно, следующее воскресение будет выходным, ура. Вечером стырим тазик на кухне и пойдём подмываться холодной водой, когда стемнеет, - предложил Апраксин.
- Интересно, а как же бабы без подмывки живут? Когда они ссут, то моча по волосам бежит. Три не три бумагой, а через три часа моча и кал начинают разлагаться и плодить миллиарды бактерий! Вот где зараза-то! – продолжил гигиеническую тему Тришкин.
- Всё равно, что мужик бородатый. Если после супа он бороду не моет, то суп разлагается в волосах. Это сколько же надо усилий, чтобы усы и бороду поддерживать в идеальной чистоте?
- Когда же Карл Маркс успел «Капитал» написать при такой бороде, усах и причёске? Уход за волосищами мог занять всё дневное время суток.
- Жена, наверное, стирала ему бороду после еды в тазике, а он в это время диктовал «Капитал» стенографистке, - засмеялся Апраксин.

       Наступил момент, когда Чумаков объявил на вечерней линейке, что готовить еду больше некому. Девицы наотрез отказались от работы поварихами. Чумаков по установившейся традиции призвал добровольцев. Сергей с Олегом переглянулись и сделали шаг вперёд.

- Мы согласны.
- Отлично. Поздравляю с назначением.

       Ни Сергей Сергеевич, ни Олег Трофимович не умели готовить, однако одновременно, не сговариваясь, решили взять на себя обязанности поваров. Расчёт их прост как, правда. В отряде получалась большая экономия на рабочей силе – теперь не надо отвлекать дополнительных работников на колку и розжиг дров, и на перетаскивание котлов для их чистки и последующей заливки водой, извлекаемой из цистерны вёдрами. Кроме того, они получали возможность для более продолжительных бесед днём и лёгкий доступ к горячей воде. Готовить приспособились – вспоминали вслух технологию варки пищи дома, применяемую их матерями.
       Всю пищу надлежало варить – сковород не было. Раз в десять дней приезжала автолавка для продажи труженикам кое-каких сладостей, свежего хлеба, сладкой тёплой воды в бутылках и сигарет.
       В очередной ездке привезли куриные яйца, которые Чумаков приобрёл на казённые деньги. Повара решили сделать соратникам подарок – угостить всех варёными яйцами по-домашнему «всмятку». Выход нашли простой – загрузили 80 яиц (по два на брата) в сетку, называемую повсеместно в СССР «авоськой» , Сергей Сергеевич надел негнущуюся рукавицу каменщика и подержал сетку одну минуту в кипящей воде котла. Получилось очень хорошо – настроение ребят сразу улучшилось.
       Чумаков радовался – девиц пристроил после печального события в другой отряд, производительность труда увеличилась из-за того, что повара стали надёжными, понимающими грубый язык строителя коммунизма, и не требовали никакой помощи по кухне.
Как выяснилось позже, девицы всё-таки умудрились трижды соблазнить и высосать силы у трёх непритязательных каменщиков в ночной степи (жертвы страстей сознались в грехе на пути в Москву, будучи в состоянии алкогольного опьянения).
        Толчком для быстрого принятия решения девицами послужило одно печальное событие за обеденным столом. Девицы обносили каменщиков огромным дюралюминиевым чайником с кипятком. То ли палатка тесновата, то ли скамьи имели слишком уж выступающие ножки, и одна из девиц споткнулась - чайник упал на стол, а его содержимое вылилось сначала на клеёнку и затем на ноги несчастному Юрию Антропову – долговязому студенту, еле таскавшему свои длинные ноги после каждой трудовой смены, что замечали с жалостью все.
Кипяток сделал своё дело – Антропов взвыл, получив через галифе страшный ожог бёдер и паха. Его раздели и показали девицам, что они натворили. Девицы с визгом убежали рыдать. Олег Трофимович быстро принёс с кухни упаковку комбижира, который все вынуждены употреблять в пищу с отвращением, и смазал им ожог. Антропов долго мычал в своей палатке, дожидаясь скорой помощи. Помощь не была скорой. Выбежали на пустынную дорогу, долго ждали грузовик, который мог случайно проезжать мимо. Затемно его увезли в Ерментау. Вернулся он в отряд только через две недели.
        Перед отъездом из Бегина произошла одна неприятность с новыми поварами, последствия которой они успешно устранили, хотя и не без чудесных явлений. Как-то совхоз решил порадовать тружеников – привезли две туши баранов. Одну тушу Сергей Сергеевич с Олегом Трофимовичем разделали и сварили котёл жирного супа с мясом и костями. Мясо отделили для использования в качестве второго блюда. Первого барана хватило на три дня.
        Судьбу второго барана решили, как это принято в средней русской полосе, положив тушу в погреб. Но вырыли «погреб» глубиной всего лишь около метра, поскольку долбить землю на большую глубину было лень, и не оставалось сил. Едоки, привлечённые в качестве экспертов, согласились, что большей глубины и не надо. Через три дня Сергей Сергеевич с Олегом Трофимовичем достали вторую тушу, и после её разделки сварили суп и мясо. От котла шёл не очень приятный запах.

- Затухло мясо чуть-чуть, - сказал Олег Трофимович, - Ничего, съедим.

        В обед подали блюда. Суп съели поморщившись. Приступили к мясу. Труженики начали его ковырять, почувствовав недоброе. Чумаков первым увидел червей. Некоторых обедающих вырвало. Кое-кто пытался вытащить варёных червей из мяса с тем, чтобы не остаться голодным. Чумаков запретил есть, вспомнив о своих уроках в области химзащиты.

- Может быть трупный яд. Мясо закопать! Поедем в магазин за едой! – приказал он.

        Было принято решение в полдень командировать людей в ближайший населённый пункт без названия, находившийся, по мнению всё ведающего Чумакова, где-то к югу километрах в двадцати-сорока. В отряде находился самосвал ГАЗ-51 без водителя. Шофёр исчез примерно неделю тому назад. Он напился пьяным до бесчувствия, и его коллега увёз его в совхоз в бессознательном состоянии на втором самосвале.
        Чумаков выяснил, что только один Сергей Сергеевич умел водить автомобиль. Правда, водительских прав у него не было, что было не очень важно в данной ситуации. Сергей Сергеевич легко завёл автомобиль и просил садиться штурману. В машину рядом с ним сел Олег Трофимович, назвавшийся добровольцем. Чумаков сказал, что более и не надо путешественников, дал денег из кассы и наказал купить провианту, какого будет. Поехали по солнцу на юг по полевой дороге, ехали долго. По дороге не встретили никого.
        Солнце шло к западу, а дорога петляла между руслами высохших речек. Проехали три часа и ничего не нашли кроме выжженной степи с курганами на горизонте. На удачу выехали на курган и, наконец, увидели населённый пункт.
«Пункт» похож на русскую деревню, однако он выглядел ещё страшнее. Хмуро ходили люди с тюремной татуировкой на руках, по «улицам» гуляли огромные свиньи и домашняя птица. Не видно ни одного электрического столба, ни одной антенны. Люди разговаривали только матом, но вяло, без энтузиазма. Продавщица магазина призналась, что все они бывшие заключённые или зэки. Купили хлеба и консервированных продуктов на все деньги и двинулись назад. Решив, что домой ехать надо только на север, Олег Трофимович, не долго думая, предложил.

- Сергей, если заходящее солнце нам светит в затылок, то нам надо ехать круто налево, туда, где север. Давай двигай! Будем ехать, имея в виду, что наша тень будет справа.

        Хорошо приказывать, да кривой дороге не прикажешь. На обратном пути оказалось, что дорога, кроме того, что она вьётся, имеет ответвления, на которые они не обращали внимания на пути в посёлок бывших каторжников без названия. Наступали сумерки, на скорый приход которых не рассчитывали. Вдоль дороги появились крупные камни, которые путешественники, может быть, не замечали при высоком солнце. Оба поняли, что наезд на камень может привести к непредсказуемым последствиям. Сергей Сергеевич перешёл на вторую передачу, а затем и вовсе остановился, поставив рычаг коробки перемены передач в нейтральное положение. Хмуро посмотрел на своего штурмана.

- Давай поссым! – предложил Сергей Сергеевич.

        Друзья вышли из машины и встали друг против друга. Олег Трофимович, отжав последнюю каплю из уретры, попробовал мочу на язык.
 
- Диабета нет.
- Откуда ты знаешь?
- Мать у меня эндокринологом работает, это древний способ определения сахара в моче. Если моча не сладкая, то сахарного диабета нет.
- Здорово! Буду знать.
- Сахар в моче приводит ещё к худшему варианту разложения мочи и воспалению наружных половых органов. Она считает, что все диабетики должны быть обрезаны, мужчины и женщины. Лучше заранее удалить чехлы, из профилактики. Творога меньше будет и тяга к дрочке должна ослабеть!
- Мы профилактику прошли. Может, по руслу реки поедем? Там глаже дорога.
- Давай, - без энтузиазма ответил Олег Трофимович.
- Бензин ниже четверти.
- Может прибор неточный?
- Может и не точный. Однако когда выехали из лагеря, было полбака! Интересно, сколько машина жрёт на 100 километров? И сколько в баке должно быть литров?
- Я думал ты знаешь.
- Знаю я, что в СССР машины на одном баке должны пройти не менее 400 километров. Следовательно… не знаю, что принять за базу расчётов. Задача с тремя неизвестными – сколько проехали, сколько машина жрёт и сколько литров было в баке. Жаль, что на спидометр не взглянул, когда выезжали из лагеря.
- Я взглянул.
- Ну и что?
- Спидометр не работает. То есть работает, а одометр не работает.
- Жаль. Может в баке дырка? Итак, спускаемся в русло. Если там будем ехать, то нас никто не увидит со степи, и мы не увидим людей. Это ты учти. Если мы ехали три часа со скоростью приблизительно сорок километров в час, то проехали 120 километров. Если ещё ехать 120 километров, то бензина не хватит или на пределе.
- Давай напрямки, на север. Ну их, эти дороги и русла!
- Напрямки камни могут быть и те же овраги. Разобьем картер или передний мост или ещё чего. Поедем по руслу. A dead cinch!

        Машина, характерно подвывая шестицилиндровым мотором, плавно съехала на твёрдое дно бывшей реки и пошла веселее. Проехали с полчаса, русло начало поворачивать направо, потом налево и опять направо. Сергей Сергеевич остановил машину и выключил мотор.

- Так дело не пойдёт. Давай выйдем на берег, осмотримся.

        Товарищи поднялись на берег. В наступающей темноте в степи стояло нечто, похожее на давно заброшенный завод. Решили подойти поближе. Чем ближе они подходили, тем ужаснее выглядело сооружение. Оно походило на башню, обросшую какими-то поскрипывающими балками. Товарищи вошли в башню через единственный проход и увидели только кромешную тьму. Чуть-чуть привыкнув к темноте, осторожно подошли, как им показалось, к центру сооружения. Почувствовав сильный поток холодного воздуха, идущего снизу, остановились. Чиркнули спичками и чуть не вскрикнули – они стояли на краю пропасти. Крикнули в пропасть «Эй!». Эха не было.

- Бездна, - высказал предположение Сергей Сергеевич.
- Слышишь стоны? – спросил Олег Трофимович.
- Слышу. О Господи! Земля дышит или кто?
- Что делать-то будем, - растерянным голосом спросил друга Олег Трофимович.
- Думать. Откуда звук? Где мы? Где лагерь? Давай, выйдем на воздух, посмотрим на звёзды, найдём Полярную звезду. Небо-то чистое!

       Друзья развернулись на месте с тем, чтобы выйти из страшного места. И ничего не увидели. Проход не светился - видимо, снаружи уже полная темень или кто-то закрыл его. Из робости они взялись за руки, чтобы не упасть куда-нибудь. Постояли, помолчали. Вдруг над ними что-то забелело. Белое приближалось к ним плавно и, казалось, неотвратимо. Сцепившиеся руки товарищей вспотели, они не могли произнести от волнения ни слова. В двух метрах от них у земли зависло нечто в белом саване.
 
- Вы кто? – спросил Сергей Сергеевич прерывающимся от страха голосом.
- Полтергейст, - ответил саван глухим старушечьим голосом.
- Это что такое?
- «Шумный призрак» в переводе с немецкого.
- Покажите лицо.
- Если я сниму покрывало, то вы меня не увидите. Я специально надела на себя кусок парашютного шёлка, чтобы вы знали, в каком направлении от вас я нахожусь. А так, я сгусток энергии и всё. Понятно?
- Нет. Откуда шёлк взялся?
- Шёлк космонавты потеряли.
- Откуда вы?
- Я из шахты.
- Как вы там оказались?
- Души людей и животных прячутся в подобных шахтах по всему миру. Нам нужна большая глубина. Там покойнее.
- А разве души не в космосе?
- Нет, души обитают в поле Земли. Это наша планета.
- Почему вы выбрали именно эту шахту?
- Она ближе всего к месту моего последнего жительства в СССР после выхода из Карлага .
- Что такое Карлаг?
- Узнаете через тридцать лет.
- Простите, я не могу говорить не представившись. Меня зовут Сергей…
- Сергеевич. А вашего верного друга - Олег Трофимович. Меня звали при жизни Анна Васильевна Небольсина , я была женой советского разведчика Гельмута Шульца родом из прибалтийских немцев. Моя дочь Даша работает в Ерментау хирургом, и так случилось, что её удачливым пациентом стал ваш Антропов. Благодаря её усилиям он не стал импотентом. Впрочем, это не имеет сейчас никакого значения. Мне поручили помочь вам.
- Кто?
- Ваша будущая тёща.
- Кто это?
- Узнаете.
- А кто выкопал эту шахту?
- Этих людей вы недавно видели. Вы не видели там детей. Бывшие каторжники стерильны и не агрессивны, как вы поняли. Их заставили здесь копать шахту пятнадцать лет тому назад в целях поиска урановой руды. Окиси урана они не нашли, но нашли богатейшие залежи свинца, цинка и сурьмы. Все отравлены . Шахту закрыли, штольня обвалилась, и там глубоко под землёй похоронено заживо много людей. К делу. Вы проехали 90 километров от лагеря со средней скоростью 30 километров в час, поскольку не ехали прямо на юг, выбирая более гладкую дорогу. Бензина вам хватит. Вы идите обратно к машине и езжайте дальше по руслу. Через полчаса вы будете в лагере. Вы помните вашу песчаную яму, где вы берёте песок для раствора? Так вот эта яма находится в русле той же реки, где стоит ваша машина. Это около пятнадцати километров отсюда. Не пугайтесь световых эффектов. Вам это не повредит. Через десять минут вы справа увидите далеко-далеко горящий хвост, а когда доберётесь в лагерь - степной пожар. Идите прямо на меня в проход.

        Призрак исчез - белая ткань взлетела высоко вверх и повисла там, как будто повешенная кем-то на крючок. Оцепеневший Олег Трофимович спросил товарища.

- Ты чего молчишь? От страха?
- Я говорил, это ты молчал.
- Я не слышал от тебя ни слова! Тряпка белая перед нами встала, я не знал, что и думать. Твоё спокойствие мне передалось по руке, а так, будь я один, я бы от страха умер!
- Я разговаривал с духом. Да! Ведь у…полтергейста нет голосовых связок и горла нет. Следовательно, наш диалог осуществлялся на мысленном уровне. Вот это да! Идём вперёд, там выход.

        Сергей Сергеевич с Олегом Трофимовичем смело шагнули вперёд и наугад вышли через проход в башне и увидели над собой тёмно-синее небо с яркими звёздами. Сергей Сергеевич вкратце рассказал товарищу о содержании беседы с Небольсиной.
        Всё вышло так, как она сказала. Машина легко завелась, и через полчаса езды по руслу высохшей реки путешественники в свете фар дальнего света увидели знакомые очертания песчаной ямы Бегима. Далеко справа они, действительно, впервые в своей жизни наблюдали запуск космического корабля . Выбрав пологий склон, Сергей Сергеевич вырулил на берег. Глазам представился огонь, пожиравший сухую степную траву. Студенты, используя снятые с себя гимнастёрки, сбивали пламя с полосы огня. Лагерь отстояли. Через полчаса огневая полоса уже ушла от лагеря далее в степь.
        Сергей Сергеевич с Олегом Трофимовичем были встречены товарищами без энтузиазма. Товарищи оказались со спекшимися волосами и закопчёнными лицами, выражавшими смешанные чувства: где провалились, и, слава богу, что приехали, наконец. Сергей Сергеевич с Олегом Трофимовичем не стали рассказывать о встрече с призраком – всё равно никто не поверит, и это, вообще, личное дело спасённых, решили они по дороге домой.
        Вскоре приехало начальство из Целинограда. Сообщили, что крышу кошары будут делать другие , и приказали переезжать в аул Кызылту для закладки фундаментов и возведения стен жилых домов из самана. Привезли много лесоматериалов, которые приходилось ночами по очереди охранять – своровать их могли за одну ночь, поскольку в Казахстане лес не добывался вовсе.
        Сергей Сергеевич и Олег Трофимович впервые смогли наблюдать быт казахов. Казахи относились к студентам с недоверием, ничего хорошего от москвичей не ждали – видимо, их русские соотечественники из местных совхозов вызывали у казахов только огорчения.
Сергей Сергеевич и Олег Трофимович, поговорив с жителями аула несколько раз и попробовав у них кумыс, молча разделили мнение хозяев. По словам казахов, русские парни вели себя как колонизаторы и портили степь: копали шахты, где хотели, строили без спросу непонятные сооружения, отравляли всё живое, пьянствовали, поворовывали, гоняли и заражали девок и разбрасывали мусор, железо и бутылки, где попало.
        Процесс дефекации у казахов носил семейно-индивидуальный характер. На вытоптанной площадке у дома построены из самана невысокие подковообразные оградки. Казах или казашка садились в центр такой «подковы», забрасывая полы халата на голову и плечи. В процессе выделения экскрементов члены семьи переговаривались. Над оградками видны только их головы. При ближайшем рассмотрении довольно привлекательной молодой казахской девушки, присевшей неподалёку в «подкове», Сергей Сергеевич и Олег Трофимович усмотрели под ярким солнцем большую разницу в цвете её лица и шеи – шея заметно темнее. Друзья решили, что грязный цвет вызван лишь скудостью водных источников в Кызылту, поскольку при воскресном групповом походе в совхозную баню, они встретили там много моющихся казахов, но, правда, так и не узнали, сколько раз в месяц казахи ходят в баню.
       Молодые люди с удивлением обнаружили, что казахи - мусульмане, а не буддисты или язычники, как это утверждали малограмотные рабочие совхоза. Правда, мечетей друзья нигде не видели. Видимо аборигены молились, наклонившись просто на восток, без затей. Один раз студентов водили в совхозный кинотеатр, где они убедились в стыдливости мусульман, самостоятельно осуществлявших цензуру. При демонстрации скучного черно-белого советского фильма, сцены, где разнополые персонажи фильма целовались на скамейке какого-то парка, закрывал от зрителей киномеханик, прикладывая к проектору какой-то предмет.
        Всех огорчил Чумаков продлением срока работы на целине на один месяц – для целинников установили начало учебного семестра с 1 октября 1962 года.
        Перед погрузкой в поезд на станции Ерментау в конце сентября студенты получили расчёт за вычетом расходов на содержание. Каждому дали по 64 рубля и 25 копеек, что в полтора раза превышало размер месячной стипендии. При раздаче денег, стоявший за спиной Сергея Сергеевича студент Хелемендик родом из подмосковного Ступино прогнусавил:
«Это наш Советский герб,
Вот он молот, вот и серп,
Хочешь, жни, а хочешь – куй!
Всё равно получишь х..!»
Впервые всех угостили красным вином «Портвейн», устроив «фуршет» с кислой капустой и чёрным хлебом в местном клубе, показав тем самым, что срок действия сухого закона для студентов закончился.
        Сухой закон сыграл злую шутку с добытчиком бута кандидатом в члены КПСС Хелемендиком в августе месяце. В день своего рождения он в тайне от остальных студентов угостил вечером соседей по палатке двумя полулитрами местной водки «сучок», тайно приобретёнными по случаю в заезжей автолавке. «Сучок» вызывал у пьющего ещё большие судороги, чем «Московская» водка. По русскому обычаю, с наступлением быстрого алкогольного отравления у празднующих, всё население палатки в полголоса запело под гитару одну из песен Булата Окуджавы, и поймано с поличным бдительным Чумаковым. На следующий день состоялась short shrift - партячейка из четырёх коммунистов выкинула Хелемендика из кандидатов. Хелемендик плакал и молил о пощаде, но малочисленная ячейка коммунистов отряда оказалась бесчувственной. Остальным соучастникам-комсомольцам поставили «на вид», то есть простили их за содействие в раскрытии зачинщика.
       Как оказалось позднее в Москве, Чумакову понравились «сознательные» Сергей Сергеевич и Олег Трофимович - он их представил к награде, ничего лично им о своей инициативе на целине не сообщив. В комитете комсомола института в торжественной обстановке им вручили Почётные грамоты Целиноградского краевого комитета комсомола «За ударный труд на целине».
       
БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ
       Маразм крепчал в стране Советов с приходом 1970 года. Страна готовилась встречать день рождения столетнего Ленина. Во исполнение Постановления ЦК КПСС местным органам власти надлежало провести мероприятия по этому поводу. Напрягли все виды искусств и всех издателей. На скорую руку ремесленники создавали «образы» Ильича во всех ипостасях. Сергей Сергеевич решил, что если бы Ленин воскрес, то сильно бы расстроился и наверняка бы сказал: «Заставь дурака Богу молиться, то он лоб расшибёт!».
       Сергей Сергеевич, будучи научным сотрудником научно-исследовательского института «Метропроект», иногда выезжал на научные конференции, которые проводились в некоторых провинциальных городах, где строили метро, больше для развлечения учёных, чем для дела. Местная знать обеспечивала «культурный отдых» столичных учёных – экскурсоводы возили научных работников по «ленинским» местам.
       Во время экскурсий молодые беспартийные москвичи позволяли себе перешёптываться: «Вот здесь Ильич какал, а вот тут – писал! Свезли бы нас за бесплатно в настоящие «ленинские места» - Берлин, Копенгаген, Лондон, Нью-Йорк, Париж, Женеву, Стокгольм, в Финляндию, или Варшаву на худой конец, чёрт бы их побрал совсем, этих местных дураков! Тем более что метро появилось раньше, чем в России ещё при жизни Ленина именно в Берлине, Будапеште, Лондоне, Нью-Йорке, Париже и Стокгольме!» Сергей Сергеевич делал вид, что не слышит антигосударственных высказываний. Втайне он считал замечания верными, и спорить считал делом бесполезным. Он с юности приучил себя to be in the shade .
       Он стал членом КПСС в 1966 году, на последнем курсе института. Почётная грамота, заработанная на целине, сыграла свою положительную роль. Комитет комсомола заприметил скромного студента и стал выдвигать его на руководящие комсомольские должности, работу на которых он не считал обременительной. Он был дисциплинирован и искренно стремился с отличием выполнять задания комитета комсомола – участие в демонстрациях на Красной площади, участие в многочисленных субботниках, работа в строительных отрядах в Подмосковье и в самой матушке Москве. Тем более что будущая профессия строителя обязывала иметь практику. Приход в партию для него был естественным – не было альтернативы, а членство в партии только подчёркивало его лояльность режиму. Отец поддержал его, когда он сообщил ему о предложении комитета комсомола дать ему рекомендацию в партию.
       Отец, правда, с сомнением смотрел на сына, зная о его увлечениях «тлетворными», как тогда говорили борцы за чистоту нравов, танцами - рок-н-роллом, твистом, шейком, и о его принадлежности к компании «золотой молодёжи» из школьных сингенетических друзей - Толи Гладкова, Александра Платонова, Виктора Мытаря и Павла Божкова, веселившейся в домах дочерей высших правительственных чиновников, поселившихся на улице Горького, а также в переулке Грановского или в Доме правительства у Большого Каменного моста. У этой молодёжи, кроме того, поветрие – слушать вражеские голоса вроде «Голоса Америки», «Немецкой волны» и «Радио «Свобода». Нашей прессы им, видите ли, не хватает. Старший Апраксин, правда, промолчал – «Времена меняются, люди меняются. Дай Бог сыну жить лучше меня!»
       Варя восприняла членство сына в партии самым естественным образом: «А как же карьеру ему иначе делать? Ведь здесь, в СССР, положение в обществе и семейный доход зависят от должности, а не от предприимчивости! Даже и таланты не нужны, можно жить по упрощённой схеме. Члену КПСС у нас везде дорога! Может, девицу найдёт в smart set , и всё пойдёт, как по маслу!»
       В том же 1966 году Сергей Сергеевич женился на Ларисе Леонтьевне, сделав ей предложение заблаговременно, как он считал, то есть за год, когда Лариса Леонтьевна окончила институт, приступив к работе учителем в английской спецшколе, где когда-то учился сам Сергей Сергеевич. Как Лариса Леонтьевна и обещала во время выпускного бала, она сама позвонила ему домой и пригласила на инструментальный концерт из произведений Моцарта в консерваторию, где когда-то преподавал её отец-дед Чаплин Леонтий Сергеевич. К огорчению Ларисы Леонтьевны утомившийся за день Сергей Сергеевич впал в дремотное состояние при исполнении Divertimento No.3 F major.
       Варвара Владимировна с неодобрением отнеслась к выбору сына – она рассчитывала на другой брак, в тайне надеясь на то, что Аграфена Владимировна ошиблась с предсказанием.
       Ларисе Леонтьевне не составило труда разыскать Сергея Сергеевича – в деканате МИСИ ей был выдан его адрес и домашний телефон в результате проведения небольшой интриги с дежурным по деканату. Сергей Сергеевич ей понравился в первого взгляда, и Лариса Леонтьевна была убеждена, что женщина выбирает мужа, а не муж жену - в противном случае брак может оказаться неудачным, то есть приводить если не к разводу, то к созданию семейного ада, а не счастья.
       Варвара Владимировна не считала выбор сына удачным по весьма приземлённой причине: семья невесты без отца, льгот никаких, в семье невесты всё на противных «общих» основаниях. Следовательно, трудиться Сергею, как и его отцу, всю жизнь до гробовой доски, чтобы обеспечивать семью сносными условиями. Сергей Николаевич не соглашался с женой – ну что плохого, если молодые люди полюбили друг друга с первого взгляда! Ты думаешь, я много размышлял, прежде чем влюбиться в тебя? Ведь сколько трудностей мы с тобой прошли рука об руку и ведь спас нас Бог!
       В 1962 году, когда Сергей Сергеевич впервые покинул дом на значительный срок, Светлане Сергеевне исполнилось 16 лет. Она повзрослела и стала выглядеть как мать – превратилась в рассудительную, невысокую, стройную и светловолосую девушку. В отличие от матери ей хорошо давались абстрактные знания - Светлана Сергеевна любила учиться.
       Сергей Сергеевич, будучи на целине, узнал, что к тому времени мать поняла, что сестра познала с братом плотскую любовь. В одном из писем, которые обычно писал отец, мать сделала своим неровным почерком приписку, видимо, перед самой отправкой письма: «Тебе надо переориентироваться. Найди себе девушку, а я найду жениха Светке».
       Светлана Сергеевна ухаживала за собой как велела мать, научилась готовить, шить, стирать и гладить. Много читала, любила приключенческую литературу, увлекалась химией и математикой. Однако долго не могла решить, какую профессию выбрать. Родители своё мнение не навязывали, справедливо полагая, что у девушки время есть – ей не грозит, как в Израиле, призыв в армию. Варвара Владимировна считала выдачу Светланы Сергеевны замуж весьма острой проблемой, более острой, чем поступление в институт.
       Мужчины обычно оставались в полном неведении о заговорах своих жён по поводу устройства быта и брачных союзов детей. По возвращении на дачу после знакомства с матерью Ларисы в кафе «Мороженое» на Ленинском проспекте, Варя встретилась с Марией Карповной, чтобы узнать, как вела себя дочь.

       - Маша! Как Светка себя вела?
- Вела себя отлично. Два дня Дюма читала, даже на танцы с моей Надькой отказывалась идти! Но мы её уговорили, как Надьке обратно в темноте идти?
- Танцуют там же? На веранде правления ДСК?
- А где же ещё? Ребята там приличные, все наши, кооперативные. Местных «зимников» отшили туда ходить. Я не переживаю за них. Правда Надька вчера зацелованная пришла. А твоя Светка нет. Видимо, влюблена в кого-то, молча страдает. В кого не знаешь?
- Не знаю. Твой Борька где?
- Где-где. На Кавказ уехал с ребятами. Ему, ведь, двадцать лет уже. Взрослый. Триппером уже болел.
- Что ты? Как узнала? A skeleton in the closet?
- Да, скелет в шкафу, но тебе надо знать. О триппере узнала просто. Сам показал, испугался. Отвезла его по знакомству к врачу, чтобы в КВД не ходить. Колбаска у него красивая, жилистая, видимо дрочит каждый день. Вылечился за пару недель антибиотиками. Думаю, что не надолго. Женить его надо.
- Куда женить? Студент!
- Он на четвёртом курсе. Скоро закончит свой радиотехнический. Саша его в КГБ хочет устроить. Связистом что ли.
- Вариант неплохой. Будет в Москве служить, а получать как военный. Может, и за границу пошлют. Заработки, что надо.
- И невеста нам нужна. Светка – подходящая пара. Шутка ли, знаем вас ещё с Нью-Йорка, можно сказать обе семьи проверенные!
- Но как же мы их женим? Я согласна, но Светка упрямая – начну говорить, а она нарочно будет всё делать наоборот. Вся в отца!
- Давай подумаем вместе. Что мы дуры, что ли? Борька же не урод? Сведём их потихоньку. Светка уже зрелая. Вчера девчонок в тазу мыла. У неё всё развито, где надо. Это ты её научила низ подстригать?
- А кто же? Она и подмышки бреет, маникюр и педикюр делает, как я.
- Волосики у неё светло-рыжие. Зачем их брить-то?
- Зачем, милочка, нам космы, чтобы бактерии разводить? Эти места надо в чистоте содержать.
- Пожалуй ты права. Буду стричься. Давай вот что сделаем. Борька приезжает на следующей неделе. Я его больше никуда не пущу – пусть поживёт на даче до первого сентября и девчонок на танцы сопровождает. Он у меня покладистый, как отец. Молчит, все поручения выполняет, а на работе его не тронь и не суй нос! Мой Саша «ЗИМ» купил по случаю, а старый «Москвич» Борьке отдаёт. Теперь ребятки будут на машине кататься. Борис весь в отца – влюблён в технику. Кавказ ему будет не нужен. Поженятся, мы их у себя поселим, пока КГБ Борьке отдельную квартиру не даст. Или кооператив им предложат в кирпичном доме. Всё будет, Варя, хорошо!
- Светка только через два года сможет замуж выйти, ты подумала?
- Ну и я к тому, что через два года. У Борьки время есть – пусть эти два года за ней и ухаживает! Как диплом защитит, можно и свадьбу играть.
- Вытерпит? Через год Света в институт должна поступать, пока не знаю, что она решила.
- Разберутся! Борька у меня влюбчивый и приставучий, весь в меня с этой стороны. Слаба на низок. Не то, что Саша, тюфяк!
- Скажи Маша, а ты с Ваней Лысюком не того? Вы перестали общаться. Лысюки здесь больше дачу не снимают.
- Было дело. Шурочка нас застала в неудобном положении. Ваню третировала. В волосы ему вцепилась.
- А как Саша узнал?
- Она ему и сказала.
- И он что?
- Посмотрел на меня грозно и сказал, что я ****ь.
- И всё?
- Конечно. Зачем ему шум поднимать? Карьера важнее. Партсобрания всякие. Моральный облик и всё такое прочее. Муж и жена – одна сатана. Потом ему всю жизнь оправдываться, со временем скажут, что он во всём виноват и не я ему изменила, а он мне. Кругом столько дураков и сволочей. Лысюк врагом может стать, нам таких врагов не надо. Саша у меня не дурак.


       Впав в дремотное состояние на конференции, Сергей Сергеевич вспоминал дом, свою ненаглядную Ларису Леонтьевну. Начиналась вторая декада всегда прекрасного мая. В субботу он будет в Москве, наконец, увидит свою Лару, поцелует её в сладкий животик и потом ниже в самую щёлочку, запустив туда кончик языка. Возникла эрекция. Сергей Сергеевич поёрзал на стуле, оглянулся вокруг. Похоже, что многие уморились после утренней экскурсии по «ленинскому месту», дремали. Вспомнил свою детскую любовь Светлану Сергеевну, как она там? Легко вышла замуж за Бориса Гаева, забеременела в семнадцать лет. Сдала вступительные экзамены и начала вынашивать потомка Апраксиных и Гаевых. Всё успевала с помощью матери. Мать убедила её прекратить греховные штучки и выйти за покладистого Бориса Александровича, который быстро разглядел в ней красавицу, став при ней настоящим пажом. Светка умница. Поступила в Первый медицинский учиться на дерматолога. Говорит это не так ответственно, как хирургом работать: «Пусть мужчины режут, а я буду терапией заниматься – от кожных и венерических болезней ещё никто на операционном столе не умирал. Так мне спокойней». Ну и пусть! Хоть в доме один свой врач будет. Маленькая польза! И кто же это сказал – маленькая польза? Вспомнил: прозвище Полознева у Чехова в «Моей жизни»! Сейчас она уже на выходе – дальше ординатура или как там у них, у врачей? Мальчонка Толик у неё хороший получился. Правда, личиком в Борьку - нос бульбочкой, как у типичного еврея. И наш Шурик уже не по годам развит, сейчас ему уже третий годик будет. Здоров ли он?
       Вспомнилась свадьба сестры с Борисом. Светлана Сергеевна сидела за свадебным столом беременная, ничего не пила, кроме воды. Борис выпил достаточно много, подмигивал Сергею Сергеевичу и почему-то сказал, что он тоже Надьку пытался проколоть, но она не далась. Вызывать на кулачную дуэль пьяного было глупо, и Сергей Сергеевич ему просто сказал, что пьяный человек превращается в дурака, и по окончании торжеств и до конца дней своих Борис должен будет беречь Светлану Сергеевну как зеницу ока, иначе ему не сдобровать – сломает ему какую-нибудь кость. Знает, как, поскольку хорошо изучал сопромат. Мысли Сергея Сергеевича прервались – его неожиданно попросили выйти на трибуну, видимо предыдущий докладчик не появился в зале и ему придётся выступать до перерыва, а не после, как это планировалось.
       В 1960-е годы московский «Метрострой» перешёл на индустриальный метод строительства и Сергей Сергеевич входил в группу разработчиков этих методов строительства метрополитена: цельно-секционная бетонная монолитно-прессованная обделка тоннелей, односводчатые вестибюли и конструкции колонного типа для станций глубокого заложения, безлюдный способ проходки шахтных стволов. Он недавно защитил кандидатскую диссертацию, и ему было, что рассказать коллегам. В тоннеле он проработал мастером совсем немного времени, он понял, как вырваться из penal servitude и не попасть в армию – помогло поступление в аспирантуру. Сначала он поступил на дневное отделение, а после сдачи кандидатского минимума перешёл на заочное отделение и начал работать младшим научным сотрудником.
Армия обошла его стороной - отделался двумя сборами, где он выстреливал из автомата Калашникова три патрона, ни разу не попав в цель. Научился, правда, очень быстро разбирать и собирать этот автомат, а также пользоваться противогазом.
       Руководство рабочими раздражало его – вне зависимости от результатов труда бригадиры требовали «выведения» средней заработной платы по итогам месяца. Это сердило его, поскольку, по его мнению, это порождало паразитизм и попрошайничество во всём государстве. Вкупе с мелким мошенничеством и кражами, пьянством, низкой культурой вообще, это вымогательство средней заработной платы никак не подтверждало идею, что только пролетариат способен выполнить «великую миссию могильщика буржуазии и создателя нового, социалистического общества», как вещала пропаганда специально на то утверждённого отдела ЦК КПСС.
       Сергей Сергеевич хорошо усвоил, что согласно теории марксизма-ленинизма, вкратце изложенной лично мастером системного анализа И.В. Сталиным в опусе 1938 года «О диалектическом и историческом материализме» и исступлённо проповедуемой теперешней властью, но без ссылки на автора, «в капиталистическом обществе пролетариат это класс наёмных рабочих, состоящий из лиц, лишённых средств производства и вследствие этого вынужденных продавать свою рабочую силу собственникам средств производства - капиталистам». Сергей Сергеевич продолжил логику Сталина и пришёл к неутешительному выводу: «Если сейчас, как утверждается, эпоха социализма, то чем эксплуатация «капиталистического» пролетариата отличается от «социалистического»? Собственно, ничем. Средствами производства он не владеет – распорядителем средств производства выступает государство, попробуй, тронь эту собственность, сразу статью найдут! Следовательно, капиталистом-эксплуататором выступает государство, в чьих руках сосредоточен весь национальный капитал. Рабочие, как и при капитализме, обменивают свой труд на «среднюю заработную плату», установленную в отрасли и ни на копейку больше! Эту бы дали. На роль «могильщика буржуазии» наш пролетариат способен только в буквальном смысле».
       Сергей Сергеевич понимал, что требования рабочих более или менее справедливы – они требуют свой минимальный уровень повременной заработной платы. Им надо кормить детей, покупать вещи для домашнего обихода, они хотят жить «как люди», постоянно рискуя жизнью в этих чудовищных шахтах, куда в любую минуту может хлынуть вода из многочисленных московских речек. Получается, что рабочие осуществляют «бунт на коленях», давно, уже лет сорок, покорно испытывая на себе проявления жестокости государства в отношении инакомыслящих.
       По «Голосу Америки» он узнал, что в тот год, когда он с Тришкиным работал на целине, восставших рабочих в Новочеркасске усмиряла Советская армия, некоторых посадили. А ведь требования рабочих были всего лишь экономическими, а не политическими.

       Когда поезд привёз Сергея Сергеевича на Ярославский вокзал, его на платформе встречала вся семья: Лариса Леонтьевна с Шуриком, мать и отец, Светлана Сергеевна с Борисом Александровичем и Толиком, Надя и Александр Андреевич Гаевы, а также Аграфена Владимировна. Не было только Марии Карповны.
       Сергей Сергеевич совсем забыл, что сегодня день рождения его племянника Толика, и он приехал без подарка. Как всегда выручила жена – она купила два подарка, от себя и от мужа, зная о забывчивости, если не об основополагающем эгоизме своего любимого Сергея Сергеевича. Этот эгоизм, видимо выработанный в беззаботном детстве, мешал ему стать до конца хорошим человеком, говорила жена. Он боролся, иногда успешно. Жена помогала, как могла. Сергей Сергеевич, конечно, забыл, что давно было решено отпраздновать всем вместе день рождения Толика на большой квартире Гаевых. Родители скучали без шумного сборища детей и внуков и жаждали встреч.
       Мария Карповна с Надей приготовили много вкусной еды, Александр Андреевич уже двое суток таскал авоськи с рынка и из большого гастронома, располагавшегося на площади Рижского вокзала. Часть наиболее дефицитных продуктов питания, и наиболее вредных для пищеварительного тракта, как-то рыбные копчености, икра, ветчина, сервелат, вобла, карбонаты, рулеты, буженина и прочая достал Александр Андреевич в своём гэбэшном распределителе. Ему не надо было унижаться перед торговой сетью, как это делали почти все, живущие на «общих» основаниях советские люди. Лишь немногие достойные граждане, вроде Апраксиных и Овцыной, обходились малым, и не искали заднего входа в магазин.
       По мнению Сергея Николаевича унижение состояло в том, что надо было иметь «своего» мясника или «рыбника» в любом продовольственном магазине Москвы и помогать ему извлекать нетрудовые доходы, то есть самому становиться вором. Обычно мошеннику подлого звания переплачивали за мясо без костей и жил, красную рыбу или копчёную колбасу и тащили съестное тайком через «задний проход», прячась от сограждан.
       Даже самые хилые магазины с незатейливым названием «Продовольственный» в пролетарских районах Москвы в подвалах имели практически весь ассортимент «дефицитных» продуктов питания. Все обыватели знали, что заведующий магазином просто обязан иметь всё, поскольку к нему часто наведывались через «задний проход» представители районной партийной и советской власти, милиция, прокуратура и проклятый ворами ОБХСС.
Если ревизоры шли через парадный вход, то это беда – открытая и сплошная проверка со стороны этой почтенной организации шла до печального конца. Все знали, что проверка часто кончалась арестом и обычно инициировалась жалобами «трудящихся» или злейшими врагами директора магазина, зачастую обиженными членами коллектива самого магазина. Иногда, правда, была возможность откупиться от ревизоров, но плата в этом случае была большая, значительно превышающая по стоимости урон от визита через «задний проход». Свобода стоит дорого.
Завмаг, как руководитель, обязан был быть членом КПСС. Это должно было бы оскорблять большинство членов партии – иметь в своих рядах вероятного мошенника и вора. Но партийцы в большинстве своём не знали, что завмаг потому и вступал с охотой в КПСС, чтобы иметь защиту со стороны секретаря райкома, отвечавшего за розничную торговлю. Без согласования с райкомом партийца нельзя было арестовать просто так, за здорово живёшь.
       Так жила страна в условиях вечной нехватки товаров народного потребления. И выхода, казалось всем, не было никакого. Разговоры о приближающемся к 1980 году коммунизме затихли. Сергея Сергеевича охватывала тоска и злость – неужели все так живут? Родители рассказывали, что в Америке и в Западной Европе «всё есть», но не говорили почему. Гаевы молча улыбались. Их всё устраивало. Отец велел немного подождать до наступления полного коммунистического счастья: он верил в то, что когда-нибудь придут умные правители и всё устроят.

АЛЕКСАНДР АНДРЕЕВИЧ
       До квартиры Гаевых на проспекте Мира добрались быстро на двух машинах – «ЗИМе» Александра Андреевича и «Москвиче» Бориса Александровича. Отец с сыном поставили автомашины в гараж в подвале дома и были вольны принимать горячительные напитки, сколько им вздумается, поскольку ехать им никуда уже было не нужно.
       Пока гости хлопотали в прихожей, Лариса Леонтьевна скрытно от окружающих достала из сумочки простую почтовую открытку казённого вида и передала её мужу. Сергей Сергеевич немного удивлённо посмотрел на жену. В открытке было написано, что она из какого-то военкомата, на обороте внизу была единственная строчка, сделанная на машинке: «Позвоните по телефону 243–40-40 М.М. Есютину».

- Из ящика?
- Ну да. Позавчера положили. Это, наверное, Борька придумал. Позвонишь?
- Конечно. Мы так приучены, как же не звонить? В строительную часть, что ли хотят забрать?
- Какую часть! Я же говорила тебе, что твоя Светка подшучивала, что на твою зарплату можно только питаться и один раз в четыре года тело прикрывать от стужи серой одеждой из ближайшего универмага. Квартиры у нас нет, снимаем комнату в коммуналке. Будет квартира, а мебель купить не на что. Все на машинах, а у нас ничего нет, и не будет. Одно преимущество – гараж нам не нужен. Всё многие тысячи стоит. Я могу, конечно, всю жизнь так прожить, но обидно за нас обоих.
- Выход какой?
- Позвони, узнаешь.

       Как это было заведено в семьях работников закулисных служб, дома никогда не говорили о внутренней политике, не обсуждали личностей партийных и советских руководителей. Могли, безусловно, обсудить коварные происки империалистов, пересказав заметки журналистов-международников центральных газет, но собравшиеся на вечеринку не затрагивали действительную суть международных разногласий, хотя и знали о них больше самих журналистов.
       Борис Александрович молча выпивал и закусывал чаще, чем к тому призывали говорившие тосты, заводил разговор на излюбленную тему о преимуществах и недостатках отечественных автомобилей. Лучшими свойствами автомобиля признавал механическую прочность и возможность двигаться по бездорожью.
       Разговор коснулся реконструкции Москвы и дорог в частности. Сергей Николаевич, чтобы не молчать за столом подобно неграмотному и робкому человеку, принялся обсуждать недостатки радиально-кольцевой планировки Москвы:

; Запустили завод АвтоВАЗ, что приведёт вскорости к значительному увеличению автопарка личных автомобилей. Радиальная направленность дорог приведёт к параличу движения в центре. Не понимаю, почему архитекторы пренебрегли застройкой пустошей между железными дорогами прямоугольными улицами как в Нью-Йорке или Ленинграде? Парализовали кольцевое движение автомобилей. Например, чтобы из восточной части Москвы попасть на Сокол, надобно обязательно приехать на Комсомольскую площадь, а потом уж оттуда через Орликов переулок по Садовому кольцу двигаться к Маяковке или по Кировской улице ехать через проспект Карла Маркса к началу улицы Горького. Когда-то через городские участки железных дорог были устроены переезды со шлагбаумами. В связи с ростом интенсивности движения поездов переезды просто закрыли, а улицы, переулки и аллеи превратились в тупики. Как будто нельзя было построить эстакады и туннели!

       Поднятая Сергеем Николаевичем тема не показалась Александру Андреевичу безобидной. Не могло быть, чтобы московские архитекторы работали без мудрого партийного руководства города, того же Промыслова или Гришина, члена ЦК КПСС, женатого на дочери Берии, как известно, к счастью, немногим. Привыкший к сокрытию своей истинной задачи уничтожения скверны в головах соотечественников, Александр Андреевич тут же парировал:

; Позвольте! Я видел намедни справочник для московских автомобилистов. Там указаны новые кольцевые и хордовые трассы: Мытищи-Успенское, Тушино-Центр, Ленино-Выхино, Кашира-Рублёво, Чагино-Долгопрудное, кольцо Вэ, дублёр Ленинградского шоссе, Пролетарский проспект, Мичуринский проспект, продление Большой Филёвской до МКАД. Правда, это только планы. Но как вы знаете, планы партии всегда претворяются в жизнь!

       Все замолчали, подавленные неумолимостью аргументации Александра Андреевича и авторитетом организации, которую он скрытно представлял.
       Борис Александр Андреевич, достаточно уже захмелевший, не вникнув в опасность обсуждаемой темы, вдруг заявил:

; У нас в продаже карт городов нет. Есть только намеренно искажённая грубая схема Москвы. Если ей руководствоваться, то нужного места никогда не найдёшь. Приедешь в гаражный тупик какой-нибудь или упрёшься в заводские ворота. Знать мы до сих пор хотим запутать врага. Вместе с врагом путаются и мирные граждане, тратят лишний бензин, плутая по закоулкам! Я слышал, что американцы давно всю нашу территорию сфотографировали достаточно подробно и знают, что где расположено. Уточнение характеристик объектов делают с помощью агентуры.

       Александр Андреевич с явным раздражением взглянул на сына и налил себе рюмку водки с мениском.

; Маша! Доложи грибков! – проворчал он, решив, что тем самым он закончил ненужную дискуссию.

       Однако тема вызвала неподдельный интерес присутствующих. Лариса Леонтьевна из чувства противоречия, несмотря на то, что мать Аграфена Владимировна делала ей большие глаза, решила посадить родственника в калошу:

; Скажите, Александр Андреевич! Это правда, что при Сталине, да и при Хрущёве, американские самолёты летали над Красной площадью во время военных парадов?

       Александр Андреевич нахмурился и решил не юлить.

; Верно Лариса. Их потолки тогда были выше наших. 25 километров! Самолёты-разведчики до 1960-го года беспрепятственно летали с турецких аэродромов в Норвегию и обратно, сканируя нашу территорию. Наша авиация и ракетостроение положили этому конец. Сша – гиблая страна. Они доживут до кризиса и развалятся на глазах всего мира, поскольку мир социализма непобедим! Учение Маркса всесильно, потому что оно верно!

       Все насторожились и поняли, что заехали не туда. Даже Борис Александрович вышел из состояния эйфории, встал, покачиваясь, и видимо решил начать танцы. Он подошёл к радиоле, включил её и поставил американскую пластинку на 78 оборотов в минуту с его любимой песенкой O, Johnny! Он по-хозяйски взял за плечи жену Светлану Сергеевну и потянул её из-за стола. Все мужчины, кроме Александра Андреевича, оставшегося со своим водочным мениском, повставали с мест, и начали приглашать дам без особого выбора, чтобы не обидеть никого.
       Сергею Николаевичу очень хотелось пригласить к танцу невестку Ларису Леонтьевну, взять её за тонкие кисти рук, невзначай прикоснуться к конусам её небольших грудей, услышать запах волос. Ноги её, обнажённые на три четверти благодаря полупрозрачной мини-юбке, выглядели на его взгляд потрясающе.
       Ввиду провалов в семейном денежном потоке Лариса Леонтьевна не имела возможности купить себе новое вечернее платье. Старое платье видели много раз, не хотелось надевать его ещё раз: лучше уж модная юбчонка без подкладки, да босоножки вместо вечерних туфель, которые уже потеряли вид, - решила она, собираясь на торжество. Босоножки были удобны, а Лариса Леонтьевна не знала, что её прямые и длинные обнажённые пальцы ног вызывали возбуждение у зрелых мужчин, в первую голову у Сергея Николаевича.
       Он не позволил себе пригласить невестку первой, признав подобную инициативу унизительной похотью старика, и пригласил к танцу тумбообразную хозяйку Марию Карповну, изнывающей от страсти по любому мужчине, рискнувшему прижать её к своему телу.
       Александр Андреевич не танцевал: ему было лень даже встать из-за стола. Водки он совсем не хотел: через час начнёт стучать в висках, пульс поднимется до 90-100 ударов в минуту, в груди начнётся удушье. Мысли его лениво и путано развивались далее.
       Какую чушь я только что нёс, - думал он. Американская эстрада, поди, самая лучшая в мире, недаром все пляшут как заведённые под граммофон! Намедни запустил лодочный мотор Johnson в гараже, так с первого рывка завелся, хотя ему, поди, тридцать лет. Борька до сих пор катается на даче на мотоциклете Indiana 1943 года выпуска, а он, как и Johnson, старичок. И бензин, ведь, ему наш сраный подходит, А-66. Учение Маркса не верно. Говорят, Карлуша сам отказался от своей теории перед смертью, но это государственная тайна! Плывём по инерции. Социализм построили на костях каторжан и военнопленных. Что-то не читал у Маркса о таком способе. Диалектика учит, что всё изменяется, в том числе и теория вслед за практикой. Следовательно, марксизм-ленинизм – это давно уже не теория, а заклинание, закон божий. Германию победили, а живём хуже немцев. Число погибших и пленных не знает никто, и знать не желает: боятся начальники огласки, огромное число погибших доказывает их преступное неумение руководить. Наши люди, побывавшие в плену, – это укор руководителям и потому враги народа до гробовой доски. Недавно читал про русско-японскую войну, тогда освободившихся из японского плена русских офицеров сразу направляли командовать, а не на пытки в СМЕРШ. Верили русские друг другу. А сейчас все враги…сволочи! После сдачи Порт-Артура японцы держали русских в плену год, а мы посадили квантунцев, мирных сахалинцев и курильчан в 1945 году в плен на одиннадцать лет, морили холодом и голодом! Какая у нас неблагородная и мстительная власть!
       А что мне делать? Защищать «основы» - это моя профессия, хлеб. Гастроном, квартира хорошая, гараж под домом, две машины, мотоциклет, дача, Борька удачно женился, у нас служит технарём, гадостями не занимается. Что ещё нужно генералу? А знают ли они, что я генерал? Маше я ничего не говорил. Прибавку к жалованью в Сберкассу отношу, стало быть, не знает! Эта дореволюционная дамочка, как её, Аграфена, видимо опасный субъект: глядит иногда так, как будто мысли читает!
       Александр Андреевич с кряхтением встал, наконец, и, обходя танцующих, пошёл молча в спальню. Тут же Мария Карповна промелькнула следом со стаканом воды. Муж на ночь принимал таблетку резерпина и таблетку дефицитного тазепама, чтобы погрузиться в глубокий сон без сновидений.
       Перед забытьем Александр Андреевич напомнил себе, что в понедельник ему надлежало прибыть в Лефортовскую тюрьму на последний допрос изменника родины, затесавшегося среди чекистов парижской резидентуры. Следственные действия должны были бы быть безупречными, чтобы тайный суд оказался одновременно скор и справедлив. Предатель, которого Александр Андреевич в глаза не видел, по его мнению, заслуживал высшей меры наказания через расстреляние. Такой приговор восстанавливал статус-кво генерала, допустившего до того непростительного, с точки зрения некоторых членов коллегии КГБ, упущения в работе. Французская контрразведка взяла сразу трёх кротов, в том числе одного, самого ценного, трудившегося на пользу СССР в электронной фирме Thompson CSF.
       Чтобы быстрее заснуть, он подсчитал количество поездок на электричке без билета (до железнодорожных касс всегда идти было лень) от дачной станции до Казанского вокзала и обратно, обеспечивающих выгоду от уплаты единовременного штрафа за безбилетный проезд с переменной скважностью появления контролёра: 2, 3, 4, 5. При цене билета в один конец в 25 копеек штраф составлял 1 рубль, и скважность более двух в оба конца давала выгоду. Существенную единовременную сумму за сезонный билет платить жаль: Александр Андреевич при себе держал всегда только 2 рубля: один рубль ему каждое утро давала жена на обед и метро, а один рубль он держал в платочном кармане пиджака на уплату возможного штрафа.
       Гости танцевали долго, садились, пили вино, чай, ели фрукты и торт, опять танцевали. Разошлись поздно, забыв, что новорождённому Толику уже давно пора было спать. Генерал же давно спал беспробудным сном.
ЕСЮТИН
       Утром в понедельник Сергей Сергеевич позвонил по указанному в открытке телефону. Слышимость была прекрасная, бодро ответил голос незнакомого мужчины: «Есютин слушает!» Сергей Сергеевич представился. На том конце провода ему сказали: «Не повторяйте за мной то, что я скажу. Хорошо? Вы можете завтра часиков в пять вечера придти на улицу Кузнецкий мост? Хорошо, в пять я вас буду ждать».
        Сергей Сергеевич оглянулся вокруг – сотрудники конструкторского бюро занимались своими делами и ничего, кажется, не подозревали. Они могли слышать только: «Алло! Я Сергей Сергеевич Апраксин. Хорошо. Да могу. До свидания».
На следующий день Сергей Сергеевич загодя, минут за десять очутился у входа в здание дореволюционной постройки на Кузнецком, где висела табличка «Приёмная КГБ СССР». Апраксин решил пройтись до книжного магазина «Центральная книжная лавка писателей» и обратно.
        Без пяти минут пять он толкнул тяжёлую дверь и вошёл в небольшой зал. Перед ним располагалось несколько окошек, как в бюро пропусков любого важного советского учреждения. В каждом окне сидело по одному человеку в штатском. Сзади по обе стороны от входной двери стояло по одному кожаному дивану. На диванах ожидали, видимо, приёма четыре незнакомца. Апраксин подошёл к центральному окошку и сказал: «Мне к Есютину». «Подождите, пожалуйста, посидите на диване!» - ответили ему. Буквально через минуту из спрятанного где-то громкоговорителя донеслось: «Сергей Сергеевич пройдите в дверь номер два, от вас направо!» Сергей Сергеевич, удивившись стремительности идентификации его личности, толкнул дверь и увидел перед собой интеллигентного вида мужчину лет сорока. «Есютин!» - представился он – «Следуйте за мной».

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ
       Сергей Сергеевич с Ларисой Леонтьевной вместе пошли на медкомиссию в Малом Кисельном переулке. Сергей Сергеевич хорошо помнил поликлинику МГБ с главным входом с Варсанофьевского переулка. Мать часто водила туда его с сестрой на осмотры в детское отделение вплоть до февраля 1953 года. Туда водили детей Касатоновы, Шестёркины, Сопчаки, Гаевы, Лысюки и все-все с Преображенки и не только. Вход в медкомиссию был, однако, с противоположной стороны, то есть с Малого Кисельного.
       В назначенный день супруги явились в назначенный час, а далее всё было как на медкомиссии в военкомате. Проводился быстрый осмотр совершенно голого человека врачами не менее чем пятнадцати специальностей, разместившихся в одной комнате. Правда, в отличие от военкомовских осмотров, доктора уединились за лёгкими ширмами, так что осмотр выглядел более или менее индивидуальным. Артериальное давление Сергею Сергеевичу, но не Ларисе Леонтьевне, как она рассказала ему дома, померили трижды – два раза на правой руке и один раз на левой. Животы, горло, грудные железы, мошонку и пенис не мяли, предстательную железу не щупали, прямую кишку и шейку матки не осматривали. На второй день кардиограмму и рентгеноскопию грудной клетки, а также клинический и биологический анализы крови, сделали в самом здании поликлиники. Сдали на анализ мочу.
       Всё носило достаточно формальный характер – и не удивительно: супругов не собирались брать в космонавты, подводники или лётчики. Тогдашние врачи ничего не знали об УЗИ, с помощью которого можно было определять камни в печени или почках, дефекты и аномалии в строении жизненно важных органов. Главными критериями здоровья признавались чёткость работы сердечной мышцы, кровяное давление и результаты анализов крови и мочи, а также острота зрения и слуха. Даже возможное наличие глистов и лямблий не беспокоило врачей.
       Через трое суток после осмотра пригласили на собеседование с психиатрами. Как понял Сергей Сергеевич, главным в их исследовании было определение at first sight наличия олигофрении, кретинизма, дебилизма, идиотизма, и ещё Бог знает, какого «изма» у пациента. Язык должен был хорошо помещаться во рту, глаза не должны косить и таращиться, а оскал зубов не должен был привносить чувство ужаса наблюдателю. Речь должна была быть членораздельной, а мысли внятными. Простые ребусы и загадки должны были решаться пациентом достаточно легко и быстро. Руки не должны были дрожать, а зубы - клацать.
       Прошло две недели со дня прохождения последнего этапа медкомиссии, как неожиданно к Апраксиным домой нагрянул Борис Александрович. Он, не снимая кепи, с которым он не расставался даже летом, желая походить на динамовского вратаря Льва Яшина, с места решил высказать то, что хотел.

- Сергей! Всех, вот, уже в лесную школу забрали, а ты вот тут дома сидишь!
- А что?
- Это странно. Тебе это не кажется странным?
- Нет.
- Мне начальство устроило головомойку. Учили меня, что рекомендации надо давать проверенным и здоровым людям! Это что означает? Ну, тебя к чёрту. Я больше никого рекомендовать не буду!
- Извини Борис. Получается, что я в органы не подошёл? Это печально. Я уже расстроен. Я член партии и это грустно вдвойне. Отца жаль, он может подумать всё, что угодно. Давай сделаем вид, что ничего не было – ни рекомендации, ни медосмотра.
- Сделаешь тут вид! Мои знают и твоя Светка в том числе.
- Давай выпьем!
- Давай! Машину внизу брошу, домой на метро поеду, если пустят.

       Лариса Леонтьевна, обожавшая гостей, быстро накрыла стол в единственной комнате – водка, портвейн, солёные огурцы, желтоватые помидоры, лук, чеснок, чёрный хлеб, сосиски и шпроты. Родственники выпили и обсудили происшедшее.
       Ошибки быть не могло, Борис больше никого, кроме Апраксина, не рекомендовал. Если трижды измеряли давление, то может Сергей Сергеевич гипертоник? При повышенном давлении Сергея Сергеевича должны были бы пригласить на повторное измерение, как Бориса Александровича. Борис Александрович по совету отца на второй раз принял сосудорасширяющие и успокаивающие средства и чуть не уснул за столом у терапевта. И прошёл эту проклятую медкомиссию!
       Ничего путного не решив, молодые люди улеглись спать. Борис Александрович не преминул позвонить Светлане и сообщить ей заплетающимся языком, что будет ночевать у шурина.
       Через три дня после визита Борис Александровича в конструкторское бюро, где грустно стоял над кульманом Сергей Сергеевич, позвонил мужчина и попросил к телефону Апраксина.

- Алло! Это Сергей Сергеевич? Говорит капитан Заикин по поручению Есютина. Вы меня поняли?
- Да, понял.
- Не повторяйте за мной.
- Хорошо.
- Вы можете отпроситься с работы прямо сейчас? Например, сказать начальнику, что у вас понос или ребёнок заболел брюшным тифом или коклюшем каким-нибудь?
- Попробую.
- Пробуйте. Внизу недалеко от входа в институт стоит «Волга ГАЗ-21» белого цвета. Я один за рулём. Я вас жду.
 
       Сергей Сергеевич придумал в качестве причины немедленного ухода с работы появление у него изнурительного поноса, что не было редкостью для сотрудников, принимавших пищу в местной столовой, и вышел на улицу. Белая «Волга» стояла в 100 метрах от входа и мигнула фарами. Сергей Сергеевич сел на заднее сиденье, поскольку задняя дверь была предусмотрительно приоткрыта шофёром изнутри, видимо, это и был Заикин. Сергей Сергеевич заметил, что машина оборудована телефоном.
Машина рванула с места необычно резво. Сергей Сергеевич вспомнил, что говорили о гэбэшных «Волгах» - имеют сильные моторы на восемь «горшков» от правительственной «Чайки».
       Седоки довольно быстро очутились на Садово-Кудринской улице и, повернув на улицу Качалова, машина остановилась. Заикин повернулся к Сергею Сергеевичу и сказал: «Переходите улицу, идите к каменному забору, видите дверь, звоните. Я буду ждать вас здесь, я должен доставить вас обратно или домой, как скажете».
       Сергей Сергеевич вспомнил, как Лариса Леонтьевна рассказывала ему во время прогулок по ночной Москве, что в этом самом доме, за каменной стеной, почти в самом центре Москвы, жил страшный человек Берия. Туда по слухам ему возили красивых женщин, где он их насиловал. Не мог понять Сергей Сергеевич, что за удовольствие насиловать целомудренную девушку, не мог строгий дядька с Кавказа это делать, кавказцы умеют красиво ухаживать за женщинами. Любой любвеобильный мужчина знает, какая это радость обладать любящей женщиной и какой страстной она может быть, будучи полностью раскрепощённой. Он не верил, что некоторые женщины умеют притворяться страстными ради получения материальных благ. Чушь, решил он - видимо, Хрущёв специально приказал создавать слухи, чтобы изобразить своих бывших соратников животными. Так тёмным людям, по мнению «стаи товарищей Сталина» будет доходчивее, что Берия – «враг народа». Он слышал, что насильников уголовники казнили в тюрьмах, настолько насилие над женщинами и несовершеннолетними противоречило морали народа. Он ничего не ответил тогда Ларисе Леонтьевне – придёт время, сама разберётся.
       Ему быстро открыли калитку и провели по каменной дорожке в дом. Кругом были ковры, дубовые двери – всё в сталинском стиле начала 1950-х годов. Было тихо, как будто и не было вблизи шумного Садового кольца.
       Женщина в штатском, одетая как официантка из ресторана центральной гостиницы, провела его в зал. За письменным столом его ожидал достаточно грузный, привлекательный и немолодой мужчина в дорогом, но не очень новом костюме. Он встал и протянул Сергею Сергеевичу руку для рукопожатия, представившись.

- Евгений Петрович . Садитесь поудобнее, Сергей Сергеевич. Что будете пить – чай, кофе, боржом, виски?
- Спасибо, стакан боржоми меня устроил бы.
- Хорошо. Лидия Ильинична! Будьте так добры, боржома нам и чая по-цэковски.
- Есютин не знает, что вы здесь, и он не должен этого знать. Его фамилию использовали, чтобы вы сели в машину. Вы удивлены, Сергей Сергеевич?
- Удивлён. Всё как в детективе. Медкомиссию я, кажется, не прошёл. Не понимаю.
- Да, не прошёл. Терапевта инструктировали поставить вам диагноз «гипертония средней тяжести», что исключает нервную работу. Поэтому ваш родственник Гаев получил небольшой нагоняй. Пусть все думают, что у вас с органами не получилось. Ваш отец, конечно, не поверит диагнозу, а решит, что всему причиной ваша мать.
- Почему мать?
- Будто не знаете. Притворяетесь хорошо. Лицом владеете, недаром психиатры удовлетворены тестами. Нервная система устойчивая. В прошлом году ваши родители хотели, наконец, спустя 25 лет после выезда из США вместе выехать за границу на отдых в Болгарию. А её не пустили, хотя ваш отец – выездной, кажется, стран сорок посетил после увольнения из органов. Они были очень, страшно, огорчены. Вы это заметили?
- Я заметил. Сначала мать говорила, что хочет, как все советские люди съездить в Болгарию. А потом они замолчали и никуда не поехали.
- Они стойкие люди. Отдел один к ней придрался. Во-первых, она до сих пор держит дома американский паспорт, не спешит расстаться с гражданством. Никому, правда, об этом не говорит. Это настораживает. Во-вторых, на неё написали десятки доносов.
- Кто?
- Кто-кто. Соседи и друзья. Писали, что она критикует наши порядки, считает всех тут дураками.
- Так кто, всё-таки писал? Лысюки, Гаевы?
- Да что вы. Они, наоборот, в своих объяснительных защищали вашу семью, называли ваших родителей порядочными, редкими в нашей среде, совестливыми людьми.
- Касатоновы, Шестёркины, Сопчаки?
- Не буду уточнять для вашего же блага.
- Гадость какая!
- Так ведь кругом гадость. Главное не вляпаться! И ведь продолжают писать на неё и новые знакомые по Союзу писателей! Классики, понимаешь, рвань болотная! Вашему отцу досталось. Пока он в органах был, ему раз в месяц приходилось писать объяснения по поводу этих доносов. Я знаю. Ваша мать не знает, слава Богу! Я ведь начальником ПГУ был в 1953 году и его начальником, пока не уволили его, а потом и меня. Ваш отец и не догадывается, что его уволили по моей просьбе. Я, ведь, спас его от неминуемого ареста: его вполне могли зачислить в космополиты. К тому же ваша мать наполовину еврейка. Даже удивительно, что ваши родители живы остались. Я ведь при Сталине в тюрьме сидел, одновременно с Хейфецем, Абакумовым, Эйтингтоном, Шубняковым, Утехиным, Матусовым, членами ЕАК и «врачами-вредителями». Потом отпустили и вновь вернули в органы. Это была кровавая карусель, меня били, не давали спать, сажали в холодильник !
- Как же так оказалось, что вы сидели? Может быть, я не должен знать такие подробности вашей биографии?

       Евгений Петрович посмотрел на Апраксина таким тяжёлым взглядом, что Апраксину стало не по себе. Он понял, что с ним беседует человек, сделанный из железа, бесстрашный, самоуверенный, представляющий интересы самой высшей власти в СССР. У Апраксина вспотели ладони от волнения, и он замолчал, подавленный взглядом собеседника.

- Привыкайте слушать старших. Я ведь на один год старше вашего отца. Я знаю, зачем это говорю. В моём управлении работают только те, кого я выбрал. Вас я выбрал. Продолжу. Некий Рюмин, тогда замминистра МГБ, сваливший нашего шефа Абакумова, меня засадил в Лефортово, обвиняя меня в сионистском заговоре против советской власти вместе с активистами ЕАК, что глупо. Тогда я был начальником контрразведки и мог, конечно, давать приказания расправиться с нехорошими евреями, в том числе с Фефером, Михоэлсом, в этой расправе меня, собственно, и обвиняют до сих пор. Я, ведь, батенька, сам потомок ibhray ! Между нами! Здесь Рюмин запутался в логике, не было доказательной базы, что и привело его к печальному концу. Сижу я в октябре 1951-го и думаю. Разжалобить Сталина? Ни в коем случае – всем было известно, что чувство жалости ему не знакомо. Беру бумагу и пишу Сталину о том, что, анализируя работу нашей разведки с позиции контрразведки, где я долго проработал, я пришёл к выводу о создании советской разведки нового типа. Разведка нового типа будет самой результативной и самой недорогой в мире. Тогда, знаете, письма из Лефортовской тюрьмы на имя Генсека непосредственно попадали Сталину на стол. Потом мне рассказали. Заседает Политбюро - товарищи Берия, Каганович, Маленков, Хрущёв, Булганин, Ворошилов. Сталин достаёт моё письмо и спрашивает, как будто не знает: «Товарищ Берия, а пачему товарищ Питовранов в турме сидит?» Смятение. Сталин продолжает: «Чаловек ценные предложения даёт, а вы его в турме держите! Выпустить сейчас же!» Меня из тюрьмы выпустили, а Рюмина через год посадили, а потом и расстреляли. Вот м…, хотя о мёртвых или хорошо или ничего! Не подумал, что высшие руководители государства в тысячу раз его хитрее и умнее. И коварнее. Это я вам для того говорю, чтобы вы осознали, что жить без царя в голове опасно. Всегда думайте, что делаете и что говорите. И что безысходных ситуаций не бывает. Ваш отец отказался выехать на нелегальную работу – виноват; он отказался вернуться в МГБ, как его просил товарищ Берия весной 1953 года, а также товарищ Семичастный - в КГБ в 1961 году – опять же виноват. Вот и не отмыли вашу мать от грязи, а все доносы приняли за чистую монету.
- Простите, ведь это месть!
- Конечно, месть. А вы как думали, у нас строго. Месть в пролетарском государстве – главный мотив.
- Почему вы моего отца уволили неожиданно для него в феврале 1953 года?
- А потому, что в январе 1953 года официально инициировали так называемое дело врачей , помните?
- Помню рисунок Кукрыниксов на обложке «Крокодила». Люди в белых халатах и в чёрных масках, с ножами, кажется. Было очень страшно в поликлинику ходить.
- Ваш отец отказался от лжесвидетельства, заступился за еврея, мнимого американского шпиона, в январе 1953 года.
- Вы можете мне объяснить суть «дела врачей»? Отец молчит. С чего это всё началось, всё шло от той же борьбы с космополитизмом?
- И да, и нет. В 1952 году личный врач Сталина Виноградов поставил вождю очень плохой диагноз, но сообщил его не Сталину, а Берии. Иосифу Виссарионовичу не понравилось – ни сам диагноз, ни его разглашение. Вспомнилась смерть Жданова и Щербакова . Начались сомнения в квалификации кремлёвских врачей. Одну тётку, находившуюся у одра Жданова, кое-что спросили. Она рассказала то, что от неё ждали. Наградили её орденом Ленина – высшей в СССР трудовой наградой. Все врачи из «кремлёвки» попали под подозрение – среди них была половина русских и половина евреев. Наш знакомец Рюмин «присоединил» «дело врачей» к «делу ЕАК» и получилось, что в «дело врачей» попали лучшие советские врачи, в том числе еврейской национальности. Потом по всему Союзу, как водится на Руси, начались увольнения и аресты врачей-евреев, не русских же сажать – тогда совсем лечить будет некому! Главных врачей евреев сажали, а рядовых – увольняли. А Рюмина Сталин приказал уволить, но эстафету приняли другие сотрудники, выполнявшие приказ Игнатьева. Через месяц после смерти Сталина всех врачей амнистировали и реабилитировали благодаря Лаврентию Павловичу. Игнатьева уволили вчистую.
- Грустная история.
- Сейчас это невозможно, вы сами понимаете.
- Понимаю. Но вот матери моей нет доверия из-за пустяков. Зачем я вам, тогда?
- Мы внимательно присматриваемся к контингенту новобранцев, набираемых по принятой технологии. Отбираем некоторых из общего потока. В КГБ и так, в основном, берут из Москвы, Ленинграда, Киева. Это интеллектуальные города и типажи зачастую европейские. Акцента нет. Есть и особый класс, вроде вас. Вы будете работать в необычной разведке.
- Внешняя контрразведка?
- Всё знаете. Отец говорил? Нет, это не то. Наша разведка называется ГРУГБ, как её назвал Сталин, или главное разведывательное управление госбезопасности, а не ГРУ Генштаба Министерства обороны, и не ПГУ КГБ.
- Простите, мне стало интересно, а что такое особый класс?
- Особый класс это – дети дипломатов, внешторговцев, журналистов-международников, разведчиков средней руки. Больших начальников нам не надо – гонора много! Грамотные, культурные и порядочные люди с тонкими чертами лицами. Второе поколение советской интеллигенции, одним словом; но лояльной, выездной интеллигенции. Все они, как и вы, получили свою первую стажировку в семье. Членство в партии обязательно. Зрение и слух стопроцентное, как у вас.
- Что мне делать?
- Готовиться приказ о присвоении вам внеочередного звания старшего лейтенанта. Вы же сейчас лейтенант-инженер запаса? Через год станете капитаном. У нас свой отдел кадров - Есютинская служба об этом ничего не узнает. Наше ГРУГБ работает по восточному принципу, то есть не рвётся за высокими должностями на гражданке. Вы не должны никому, в том числе, жене, говорить о нашем контракте. Потом жена, конечно, догадается. Тогда уже не отнекиваетесь. Специальную подготовку будете проходить на явочной квартире в Сокольниках в каникулы.
- Какие каникулы?
- Скоро вы должны стать слушателем Всесоюзной академии внешней торговли. Там летом обычные каникулы. Пройдёте путь обычного работника внешней торговли. Никакой помощи сверху вам не будет, кроме одной, двух. Вы знаете, может быть, что ВАВТ учреждена ещё за 10 лет до войны для подготовки руководящих работников Наркомата внешней торговли из специалистов народного хозяйства, не владеющих никакими иностранными языками и не имеющих никаких понятий о жизни за границей. В академии эти недостатки более или менее устраняются. Перед первой длительной загранкомандировкой с вами кто-нибудь свяжется и назовёт ваш псевдоним. Отныне и до окончания контракта ваш псевдоним – Шеин. Наше управление тоже имеет псевдоним – управление «П».
- От вашей фамилии?
- Да.
- Можно ещё вопрос?
- Задавайте.
- Вы сказали, что эту разведку Сталин назвал ГРУГБ. Она, что так с 1951 года и существует?
- Нет. Пока я готовил предложение, Сталин умер. Все остальные отмахивались. Наконец, Юрий Владимирович одобрил идею. Я работаю в этом направлении немногим более года. Так что стоим у истоков. До свидания. Больше мы с вами не увидимся в целях конспирации.
- Можно ещё вопрос?
- Да, конечно.
- Вы сказали что-то про ЕАК. А что это? Отец никогда мне не рассказывал.
- Это Еврейский антифашистский комитет. Создан во время войны для сбора средств в пользу Красной армии. После войны необходимость в нём отпала. Кому-то не понравилась эта организация – его участников обвинили в еврейском буржуазном национализме, космополитизме, в желании создать в Крыму независимую республику и выйти из состава в СССР.
- Это нехорошо.
- Всё нехорошо. В этом доме застрелили Берию. Некоему Круглову поручили заниматься операцией по аресту его шефа с печальным исходом. Потом его назначили министром объединённого МВД-МГБ, потом его уволили на рядовую пенсию. Потом его зарезали электричкой. Ничто не остаётся безнаказанным. До свидания. Удачи вам!


КАСАТОНОВ
       Сергей Сергеевич немного раньше вернулся домой – Заикин доставил его туда, показывая высшее шофёрское мастерство, которое заключалось не просто в быстрой езде, а в быстрой езде по правилам и по продуманной траектории. Пассажиру при этом не доставалось больших неудобств – не укачивало, не приходилось с ужасом смотреть на быстро приближающиеся подвижные и неподвижные препятствия.
       Когда супруги сели обедать около пяти часов, в коридоре раздался телефонный звонок. В дверь постучали. Лариса Леонтьевна вышла в коридор взять повешенную соседкой на крючок трубку коммунального телефона. «Сергей, это тебя!» - сказала жена, быстро вернувшись. Сергей Сергеевич выслушал приглашение от незнакомого человека придти в организационный отдел Калининского РК КПСС, в комнату №313. Лариса Леонтьевна не стала интересоваться содержанием разговора, дождалась момента, когда муж закончит есть и сам что-нибудь скажет.

- Звонили из нашего райкома партии, куда относиться наш институт.
- Неужели партийную работу тебе решили дать? Это так не интересно тебе будет.
- Ох, не знаю Лара, ты моя лапочка. Чувствую, что дела мои на поправку пойдут. Завтра всё узнаю. У меня от радости головастик зашевелился. Шурик нам не помешает?
- Я его к соседке пристрою на часок. Иди, прими душ, а я помою посуду.
- Давай сегодня «по-собачьи»?
- Дурачок. Хотя мне очень нравится. A frenum to frenum is a sensational feeling!
 
       На следующий день Апраксин вошёл в комнату №313 на третьем этаже райкома. Мужчина средних лет представился заведующим организационным отделом Прасоловым. Прасолов сразу предложил садиться и без обиняков пригласил Сергея Сергеевича идти к нему замом. Сергей Сергеевич не смог скрыть разочарования на своём лице, и он решил вежливо выкрутиться.

- Товарищ Прасолов! Как вы, наверное, знаете, я кандидат технических наук и знаю не плохо английский язык. Боюсь, что мне трудно будет использовать свои знания на этой работе.
- Знаю. Хорошо. Вас ждут в комнате №310, это напротив. Решил рискнуть вас затащить к себе. Не получилось. О вас хорошо отзываются в первичной партийной организации, поставили в резерв на выдвижение – вы исполнительны, обладаете неплохими организаторскими способностями. Один из лучших секретарей цеховых организаций института. Желаю удачи.
- Спасибо за доверие. До свидания.

       Сергей Сергеевич вышел в коридор и увидел напротив дверь с номером 310. Он постучался и, не дожидаясь ответа, вошёл. В кабинете за столом сидели трое мужчин. Напротив стола стоял единственный деревянный стул. Над столом, так же как и у Прасолова, висел портрет Генерального секретаря Л.И. Брежнева, на которого должен был неизбежно смотреть с почтением посетитель. Сергей Сергеевич посмотрел на сидящих и увидел знакомое лицо. Это мог быть Касатонов, его бывший сосед по коммунальной квартире. Касатонов тоже узнал бывшего соседа, как рассудил Сергей Сергеевич по его взгляду. Касатонов взял в руки папку с надписью ЛИЧНОЕ ДЕЛО№ и сказал.

- Меня зовут Антон Васильевич. Садитесь.
- Ваше имя я помню. Вашего отца, действительно, звали Василий.
- Василий Григорьевич. Я работаю в Главном управлении кадров Министерства внешней торговли. В отделе учебных заведений. А вот справа от меня сидит начальник отдела кадров В/О «Технопромимпорт» Юрий Алексеевич Рыков, а далее - начальник отдела кадров В/О «Лицензинторг» Эдуард Анатольевич Веденеев. Мы назначены в комиссию ВАВТ для подбора слушателей от Калининского района. Вы у нас один из последних кандидатов. От каждого района Москвы направляется по шесть кандидатов. Мы пока отобрали только пять. Расскажите кратко о себе. Начните с ответа на вопрос: «Почему вы хотите поступить в академию внешней торговли?»

Сергей Сергеевич немного помолчал, озадаченный, и ответил.

- Я считаю, что средства, вложенные государством в гражданина должны быть наиболее эффективно использованы. Я достаточно хорошо знаю английский язык, и стал квалифицированным инженером. В совокупности эти приобретения могли бы быть хорошо использованы при работе в качестве советского внешнеторгового работника. Кроме того, я сам бы получал большее удовлетворение при полной отдаче своих сил и способностей нашему государству и партии.

Касатонов удовлетворённо посмотрел на своих коллег.

- Товарищ Рыков у вас есть вопросы?
- Есть. Я не очень вчитывался в ваше дело, гм… товарищ Апраксин. Откуда у вас знания английского?

        Сергей Сергеевич посмотрел на Рыкова – лошадиное лицо, крупный угреватый и фиолетовый нос: «Видимо, большой «поддавальщик». Неужели таких типов держат во Внешторге? Очки очень сильные – как две очень близко поставленные маленькие лупы. В органы таких не берут». Сергей Сергеевич пригляделся и к Веденееву: «Миниатюрный мужчина, симпатичное лицо. Глаза, правда, вызывают опасение – водянистые и бегающие. Такому верить не стоит. Очки в руках вертит – видимо тоже не является кадровым сотрудником органов. Касатонов же выглядит самоуверенным, у него чуть насмешливая улыбка человека, знающего себе цену. Очки ему не нужны». Сергей Сергеевич ответил без спешки.

- Я закончил английскую специальную школу №1 на 4-й Сокольнической улице. Таких школ было три в те времена – первая английская, вторая немецкая и третья французская.
- И как там учат? – спросил Рыков.
- Со второго класса начинали английскую азбуку и фонетику. Потом изучали ряд дисциплин на иностранном языке.

       Касатонов еле заметно улыбался уголком рта, видимо, вспомнив, как он сам учился в той же школе прямого подчинения Московскому городскому отделу народного образования (МосгорОНО), созданной в далёком 1948 году специальным постановлением Совета министров СССР, возглавляемого И.В. Сталиным. Касатонов закончил школу на три года раньше Апраксина. Рыков задал ещё один вопрос.

- Легко ли туда было поступить?
- Сейчас думаю, что не очень. Мне, однако, повезло: мать с отцом обучали меня с сестрой английскому языку с трёх лет.
- Вот как? Вы где-нибудь, практиковали свой язык?
- Практиковал. Отец меня пристраивал работать летом в период студенческих каникул переводчиком с писателями из Индии, Пакистана, Судана и Ливана по линии Иностранной комиссии Союза писателей СССР.
- Интересно.

       Касатонов терпеливо выслушал беседу Апраксина с Рыковым и спросил.

- Товарищ Веденеев, у вас есть вопросы?
- Есть. Товарищ Апраксин, вы женаты?
- Женат. У нас есть сын.
- У меня вопросов нет.

Касатонов перешёл к заключительной стадии собеседования.

- Товарищ Апраксин. Мы будем рекомендовать вас к поступлению в академию. Просьба представить положительную характеристику от предприятия, где вы работаете. А также два свежих экземпляра анкеты с автобиографией. Возьмите бланки и наш запрос на вашу характеристику. Возьмите из дома диплом, паспорт и военный билет. Принесите все эти документы в отдел кадров академии на улице Пудовкина дом 4А. Наша рекомендация сегодня же будет туда представлена. В бюро пропусков спросите начальника отдела кадров Чубарова Фёдора Михайловича, скажите, что вы направлены Калининским РК КПСС. Он поймёт и выдаст вам пропуск.

        Апраксин встал, озираясь и стараясь понять, закончена ли беседа. Экзаменаторы молчали. Сергей Сергеевич сказал «До свидания» и вышел, не услышав ответного пожелания.
        По приходе на работу Сергей Сергеевич сразу пошёл в партком и нашёл там секретаря парткома института Анатолия Черноярского. Черноярский по обыкновению приветствовал Апраксина своим «коммунистическим приветом». Сергей Сергеевич молча протянул ему запрос райкома. Черноярский не проронив ни слова, прочитал и крикнул в приоткрытую дверь.

- Ленка! Печатай характеристику-рекомендацию!

       В проёме двери появился технический секретарь парткома Елена Викторовна, достаточно привлекательная, то есть не противная, как говорил в таких случаях Сергей Сергеевич, тридцатилетняя женщина, видимо любовница Черноярского. Она подмигнула Апраксину и спросила.

- На него? А куда?
- Во Всесоюзную академию внешней торговли, - ответил Черноярский.
- Через час будет готова. Когда утверждать будем, Толя?
- Завтра. Соберёмся на личное дело одного засранца. Кстати, Сергей, надо выступить. Скажешь что-нибудь осуждающее.
- Кого осуждать?
- Профессора Бобкова.
- Зачем это?
- На него телега пришла от бывшей тёщи. Он после развода якобы тайно проник в квартиру бывшей жены и, будучи не удовлетворённым разделом имущества, кусачками откусил края всех хрустальных бокалов, находившихся в серванте. Тёща в ярости.
- Но я не знаю Бобкова. Разве доказана его вина?
- Тёща написала прямо Брежневу. Сволочь. Райком в ярости, требуют срочно разобраться. Чёрт с тобой, не буду тебе нервы портить, можешь не выступать. Приходи завтра к четырём, будем характеристику утверждать. Ламанского блокирую. Мне Прасолов вчера звонил, просил дать тебе хорошую характеристику. Понадобился ты им. Я не против. Ламанский твой враг.
- Да что ты? Это, ведь, начальник наших кадров!
- Не помнишь сына его? Вы с ним вместе учились.
- Да со мной учился Алексей Ламанский, отчества его, конечно, не знаю.
- Почему-то семья Ламанских вам всегда завидовала. Ламанский работал в СМЕРШе, а после войны начальником женского лагеря для перемещённых лиц. Лично приводил приговоры в исполнение. Сволочь, пробу ставить некуда. Сюда его МГБ после увольнения направило начальником отдела кадров. Он мне звонил сегодня и предупреждал, что хорошей характеристики тебе не видать. Видимо кто-то ещё, кроме райкома интересовался твоей личностью. Не боись, я его прижму кое-чем. А это правда, что твоя мать американка?
- Бывшая.
- Видимо, это Ламанскому покоя не даёт. А ты сам, где родился?
- По паспорту в Москве.
- А на самом деле?
- В Бруклине, это район Нью-Йорка.
- Это надо же. Тебя, наверное, дома обучали английскому языку?
- Немного.
- Тогда понятно, почему Ламанские завидовали. Или эта сволочь патологически не выносит женщин-иностранок.
- Как ты его прижмёшь?
- Очень просто. Сообщу ему, что в учёном совете института, где его сын собирается защищать свою несчастную диссертацию, работает мой дружбан. Защита будет гарантированно провалена.
- Это так?
- Провалена будет, если не заткнётся. Между нами говоря, дружбан - замдиректора. Он мне поможет с диссертацией.


        Сергей Сергеевич вовремя успел подать документы Чубарову, и его пригласили на подготовительные курсы, где ему кратко и весьма доходчиво преподаватели академии напоминали те знания в области гуманитарных наук, какие он получил в школе и институте. Теперь он вспомнил, как высокородные девочки в десятом классе его школы готовились к поступлению в МГИМО. У всех дома висели на стене огромные физические карты мира. Вступительный экзамен по географии состоял в том, чтобы на вопрос преподавателя нужно было быстро указать на карте искомый объект – страну, столицу, цепь гор, реку, пустыню, море или океан.
       Наступил день так называемой мандатной комиссии, куда вызывали всех поступающих по алфавиту. В кабинете ректора Бориса Сергеевича Ваганова большая группа незнакомых ему людей выспрашивала у Апраксина дополнительные сведения, не указанные в анкете. Все сидели за огромным столом, а испытуемый, стоя должен был отвечать каждому интересующемуся как можно любезнее. Он понял, что проверяется общий уровень интеллекта, а также мировоззрение кандидата. Один из членов комиссии, благосклонно наблюдающий за перекрёстным допросом Апраксина, задал последний вопрос, который в то же самое время был и ответом.

- Ваша профессия, товарищ Апраксин, инженер-строитель? Это хорошо. В В/О «Технопромимпорт» как раз существует контора №4 «Строительное оборудование». Кроме того, есть специально учреждённое всесоюзное внешнеторговое объединение под названием «Внешстройимпорт». Ваша подготовка вполне отвечает задачам министерства.

       Видимо, этот член комиссии обладал необходимым чутьем, или был назначен им обладать, для того чтобы сформулировать общее мнение жюри по поводу кандидата для окончательного оглашения приговора ректором Вагановым.
       Сергей Сергеевич достаточно скоро узнал, что выразителем общего мнения является Александр Михайлович Кулемеков – начальник отдела учебных заведений главного управления кадров Минвнешторга СССР, то есть начальник Антона Касатонова. Ректору ничего не оставалось, как заявить, что «товарищ Апраксин Сергей Сергеевич допущен к сдаче вступительных экзаменов во Всесоюзную академию внешней торговли, которые начнутся с 1 июля согласно расписанию, которое будет вывешено завтра на доске объявлений с указанием фамилий кандидатов в их разбивке по группам».

        Сергей Сергеевич без особого труда, как ему показалось, прошёл собеседования по английскому языку, русской литературе, географии, политической экономии капитализма и истории партии. Написал и сочинение на тему «Образ рабочего класса в романе М. Горького «Мать»». Он хорошо изложил политическую подоплёку романа, зная почти наизусть «Историю КПСС», но поначалу совершенно забыл, как звали пролетарскую мать – пришлось шёпотом спросить у соседа, как звали героиню романа. «Ниловна!» - прошипел сосед, после чего Апраксин быстро заполнил пропуски «мать…Ниловна». О результатах собеседований слушателям ничего не сообщалось.
       В маленькой поликлинике МВТ на Новой площади Апраксин прошёл немудрёную медкомиссию, где, правда, молодая женщина-хирург, к его большому смущению, своими тонкими пальцами удостоверилась в отсутствии у Сергея Сергеевича варикозного расширения вен, гипоспадии, варикоцеле, паховой грыжи, камней в простате и геморроидальных шишек, добившись стойкой, естественной для него почти вертикальной эрекции. Лицо женщины показалось знакомым – брюнетка напоминала Лильку Касатонову, его первого «доктора» в коммунальной квартире. Закончив осмотр, женщина подошла к умывальнику и начала мыть руки – перчаток у неё не было. Один только напальчник, который она с треском сорвала и бросила в мусорную корзину под умывальником. Она села на стул, отодвинувшись от стола, и улыбнулась, обнажив белые, ещё не прокуренные зубы.

- Хорошо, что оперировать вас не надо. А то у нас на все лекарства и услуги, включая любезности, выделяется по три копейки на пациента. Однако, если вам надо будет что-нибудь отрезать, то всегда милости прошу. Меня зовут Лилия Васильевна! Можете поднять брюки.
- Лилька! Не узнала меня?
- Узнала, конечно. Ждала, как ты отреагируешь.

        Лилия Васильевна раскраснелась. Полы её халата распахнулись, юбка задралась и обнажила острые колени неестественно тонких ног. С одной ноги у неё соскочила изящная туфля на высоком каблуке. Сергей Сергеевич второпях натянул брюки, взял стул и сел, глядя Лилии Васильевне в глаза. Она, в свою очередь, подвинула стул ближе и приблизила своё лицо к Сергею Сергеевичу, губы её раскрылись. Она чуть развела колени палкообразных ног. Сергей Сергеевич инстинктивно протянул руку и взял её за стопу, потерявшую туфлю. Потом он медленно повёл рукой по её икре, добравшись до подколенного изгиба. Лилия Васильевна закрыла глаза. Он взяла Сергея Сергеевича за ладонь, остановив её плавное движение по скользкому капроновому чулку.

- Сейчас медсестра войдёт. Карту твою несёт, застряла корова, слышишь, треплется под дверью. Давай поговорим.
- Давай.
- Поступаешь в академию?
- Да.
- Переживаешь?
- Немного.
- Не переживай, всё будет нормально. Видел брата?
- Да.
- Ну, вот видишь. Он по стопам отца пошёл. Меня сюда отец тоже устроил. Не хочется в городской поликлинике слышать запах немытых тел и не стираного тряпья. Тебе дать мой домашний телефон?
- Ну, давай. Ты не замужем?
- Ну, давай! Разве так с женщиной разговаривают? Развелась.
- Что так?
- Часто влюбляюсь.
- Иии… что?
- А то! Звони, вот бери бумажку с телефоном. Про твоё семейное положение и не спрашиваю. В академию только женатых берут, членов партии и со стажем работы в народном хозяйстве не менее трёх лет. Всё знаю.

        Сергей Сергеевич, выходя из поликлиники, представил себе, как он будет с Лилькой в кровати лежать. Воображение ничего интересного не сулило. Наверное, даёт всем, в кого влюбляется. Ярко-красная губная помада вызывала некоторое отвращение. Он представил себе свою белокурую преданную Лару с нежными розовыми губами и её гибкое, хорошо пахнущее тело. «Лара, без сомнения, лучше. Потом, Лара умница и верный друг. Друзей не предают. Однако проглядывается связь между собеседованием с Антоном Васильевичем и беседой с его сестрой Лилией Васильевной. Может быть, Евгений Петрович дал прямое указание Антону. Или косвенное, через агента влияния в Центральном аппарате КГБ. Вместе с тем, можно догадаться, что Евгения Петровича хорошо знают в высших эшелонах власти, и его личные просьбы могут воспринимать как рекомендации органов в целом. Отсюда можно сделать вывод, что Лильке надо нанести визит - отвергнутые самки очень опасны, а их месть непредсказуема. Как поступлю в академию, зайду к Лильке с цветами и скажу спасибо в той форме, в какой она пожелает», - поспешно решил Сергей Сергеевич.
        Слушая разговоры некоторых самоуверенных конкурентов, он узнал, что всего имеется 100 мест. Он видел среди абитуриентов лиц с монгольскими лицами, видимо выходцев из республик Средней Азии, а также кавказцев с плоскими затылками – видимо выходцев из закавказской знати. Получалось, что конкурс есть, хотя и не чрезмерный, если предположить, что знать с окраин пойдёт без конкурса, исходя из принципов незыблемой национальной политики СССР. Там кандидатуры отбирались, как рассказывал ему отец, не по качеству знаний, а по знатности рода. Если считать по 6 кандидатур от каждого из 29 районов Москвы, то одних москвичей придёт 174 человека, плюс по одному от каждой союзной республики, это уже будет 190 кандидатов. Кроме того, абитуриенты узнали, что в академии учатся болгары и граждане Монгольской народной республики, а также есть «гаврики», прибывающие «с горы», то есть по прямой рекомендации «Святейшего Синода» на Старой площади. Иными словами, слушателем академии станет менее чем каждый второй абитуриент, направляемый московскими райкомами.
       Загадка конкурсного производства была решена довольно быстро. В конце августа всех абитуриентов пригласили на пятый этаж высотного здания МИД-МВТ на Смоленско-Сенной площади в кабинет заместителя министра по кадрам Геннадия Кирилловича Журавлёва. Отец перед походом сына в министерство сообщил ему, что он с Журавлёвым встречался ещё при жизни Сталина.
        В числе первых Сергея Сергеевича вызвали в кабинет. Круглоголовый мужчина с интеллигентным, но суровым лицом не предложил Сергею Сергеевичу садиться - видимо суд будет скор, решил Апраксин. Журавлёв спросил, перебирая стопки бумаг на своём обширном столе.

- Это отец рекомендовал вам поступать в академию?
- Он не возражал, когда я сказал ему о рекомендации райкома.
- Правильно сделал. Передайте ему привет. Вы приняты в число слушателей нашей академии. Учитесь хорошо. Занятия не пропускайте. Желаю успеха, до свидания.

       Сергей Сергеевич, обрадованный, вышел из кабинета. Он немного постоял в приёмной, чтобы услышать результаты других абитуриентов. Выяснилось, что приблизительно каждому второму абитуриенту Геннадий Кириллович отказал в приёме, ссылаясь на их неудовлетворительные ответы на экзаменах по литературе. Советовал «подучить» Маяковского или Горького, Шолохова. Приглашал сделать вторую попытку на следующий год. Всё вставало на свои места – москвичи, рекомендованные райкомами, испытывали конкурс не только в знаниях советской литературы – It was a grandfather clause . Сам Сергей Сергеевич с трудом, но, как оказалось, весьма успешно, скрыл своё неприятие Маяковского, призывавшего к убийству русской элиты и грабежам частной собственности. Пришлось на экзамене назвать его гениальным поэтом революции, изображая восторг на лице. В школе однокашники смеялись над жадностью глашатая революции, который в каждой строке размещал по слову, чертя лесенку: школьники знали, что поэтам всегда платили построчно. Повзрослев, Сергей Сергеевич понял, что преподавательница советской литературы академии присудила ему пятёрку за более или менее искусное лицемерие.
       Далее события развивались не менее интересным образом. Всех поступивших разбили на два факультета – одна группа должна была по окончании академии работать в Министерстве внешней торговли, а другая – в Государственном комитете по внешним экономическим связям (ГКЭС).
       Если работники министерства должны были заниматься традиционной внешней торговлей с европейским социалистическими и развитыми капиталистическим странами, располагавшими хорошим климатом и европейской культурой, то работники комитета должны были иметь дело с развивающимися странами «третьего мира» с тяжёлым климатом и низким среднедушевым доходом.
       Всем грамотным коммунистам было известно, что страны третьего мира входили в геополитические интересы СССР и получали от него «экономическую и техническую помощь», включая вооружения, о чём старались умалчивать на собраниях, но говорили об этом в кулуарах с гордостью, но шёпотом. Апраксин попал в группу министерства, как бы в группу А, что его ещё более обрадовало. Видимо, А и Б ставил напротив фамилии новобранца сам Журавлёв. Сергей Сергеевич вспомнил спецшколу, где существовали классы А и Б, но не стал развивать свои мысли далее, посчитав их почти лишёнными аналогии, поскольку до шестого класса на вакантные места отсеянных школьников в класс Б школы №1 с таким же успехом принимали детей советской знати – отпрысков маршалов, адмиралов и академиков.
        Как оказалось, день 1 сентября в академии был ещё одним поворотным пунктом в судьбе слушателей. День был организационным – всех поступивших собрали в самой большой аудитории и безапелляционно разбили всех присутствующих на группы А и Б, то есть на группы министерства (ФЭВТ) и комитета (ФЭВС), которые стали лекционными группами. Лекционные группы затем стали разбивать на языковые подгруппы.
       Декан факультета ФЭВТ Павлов Константин Александрович, пожилой мужчина с лицом, похожим на какой-то маринованный овощ, называл фамилию слушателя и язык, который ему следовало изучать в качестве «первого». Он, правда, объяснил, что лица, показавшие хорошие знания в каком-либо иностранном языке на собеседовании, награждались изучением ещё одного языка, который называли «первым», а уже изученный – «вторым». «Первые» языки имели три градации: языки стран Западной Европы (для неучей), европейские языки социалистических стран и восточные: китайский, японский и арабский языки для лиц более или менее освоивших английский или французский. Арабский язык давали только слушателям факультета ФЭВС.
       Называли фамилии и первые языки – английский, французский, немецкий, итальянский, испанский, болгарский, румынский, польский, чешский, китайский, японский и арабский. Фамилию Апраксина Павлов не назвал, объявил собрание оконченным и просил всех идти смотреть на доску объявлений, где должен был быть прикреплен список слушателей, расписание лекций и семинаров по изучению иностранных языков.
       Апраксин быстро подошёл к Павлову и взволнованным голосом сообщил, что его фамилию не назвали. Павлов извинился и быстро спросил: «Китайский или японский?» Апраксин, сдержав удивление, сразу ответил: «Японский!» «Хорошо», - ответил Павлов: «Так и запишем!» На пути домой Сергей Сергеевич понял логику декана: «Видимо, он мне предоставил на выбор одно из двух зол. Надеюсь, что освою эти иероглифы. Отец говорил, что в Японии люди понимают английский язык, который будет служить мне резервом. В КНР социализм – мало я его видел что ли?» Как узнал позднее Сергей Сергеевич, Павлов просто забыл, какой язык из двух мудрёных его просили дать Апраксину в отделе учебных заведений. Апраксин угадал правильно.
       На следующий день Сергей Сергеевич узнал, что в академии есть ещё один малочисленный факультет международных отношений, куда набирали людей для работы в многочисленных структурах Организации объединённых наций по линии Государственного комитета по науке и технике и других, не менее уважаемых организаций. На этом факультете экономику не изучали вовсе, что делало слушателей ущербными, по мнению Апраксина. Однако языковых часов здесь было очень много. Все там изучали только английский язык.
       Все слушатели факультетов ФЭВТ и ФЭВС языки учили утром с 9 до перерыва на второй завтрак, который можно было купить в буфете академии не дороже, чем за 2 рубля, учили языки также по субботам, к счастью, до полудня. Стипендию «академикам» установили на уровне средней заработной платы по прежнему месту работы, так что на еде можно было не экономить. Группы были маленькие – по два-четыре человека, что давало возможность увильнуть от общения с преподавателем лишь на пять-десять минут, слушая диалог коллеги с преподавателем. По-русски говорить не разрешалось. Вечером японская группа из трёх человек «доучивала» английский язык по учебнику «Английский для бизнеса».
       Заведующий кафедрой английского языка Корндорф устроил магнитофонные классы. Все слушали в наушники записи новостей БИБИСИ и записывали, по возможности, до пяти информационных сообщений в тетрадь. Потом все давали читать записи Корндорфу, тот правил орфографию и выставлял оценки. Апраксину и его новым коллегам очень помогали эти уроки в совершенствовании навыков современной устной английской речи. Однако уроки эти были неожиданно прерваны ректором – какой-то дурак (видимо получавший наихудшие оценки) написал донос на интеллигентного Корндорфа, обвиняя его в распространении буржуазной пропаганды.
       Явившись в девять утра 2 сентября 1970 года в комнату №410, где предполагалось изучать японский язык, Сергей Сергеевич увидел в комнате двух слушателей, один из которых был, по-видимому, выходцем из Кавказа, а также круглое жёлтое лицо Ким Ир Сена у доски.
ХО УН ПЭ
       Коллеги оказались моложе Сергея Сергеевича, знатнее его и выше ростом, что подтверждало идею отца о том, что выдвиженцы после смерти Сталина подросли и говорили громче остальных. Один из них назвался Александром Мускатовым, а другой Александром Мамиашвили. У первого Александра отец занимал руководящий пост в Госплане СССР, а у второго – существенный партийный пост в «солнечной», как иронизировали, Грузии.
       Вся троица более или менее хорошо владела английским языком, оба Александра закончили физический факультет Московского университета, правда Мамиашвили окончил университет на два года позже Мускатова.
       Грузин блестяще владел устным (но не письменным) английским языком, проведя год на практике в Оксфордском университете по линии обмена студентами. Апраксину сразу стало ясно, каким образом этот обмен практикуется в СССР – Михайло Ломоносову на санях туда путь был бы закрыт.
       Очень скоро, но без нажима, Сергей Сергеевич выяснил у Александров, чем они руководствовались при выборе японского языка. Оказалось, что этот язык в системе Минвнешторга очень долго не изучали в академии, только в МГИМО, где японисты должны были бы быть сильнее – ведь студенты МГИМО начинают изучать восточные и европейские языки с семнадцати лет.
       Быть первым всегда выгоднее с точки зрения распределения на работу. В министерстве ощущался дефицит в японистах в связи с беспрецедентным ростом внешней торговли между СССР и Японией. Окончание академии со знанием японского языка сулило скорую отправку на работу не просто за границу, а в Японию, где Постановлением Совета Министров была установлена самая высокая заработная плата среди всех советских загранучреждений.
       Слушатели, равно как и преподаватель, стояли, ожидая приглашения садиться. Кореец представился – Охаё-годзаимас! Ватаси ва анататати-но сэнсэй дэс! Ватаси-но намаэ ва Хо Ун Пэ дэс! Анататати-но намаэ ва Апуракусин-сан, Мусакатофу-сан то Мамиасувири-сан дэс. Доодзо, о-какэ кудасай! .
       Преподаватель предложил слушателям укоротить их фамилии до Апу-сан, Муса-сан и Мами-сан, на что молодые люди снисходительно согласились из соображений облегчения жизни как своего преподавателя, с акцентом говорившего по-русски, так и собственной, таким образом, избегая чрезмерного коверкания своих фамилий.
       Сергей Сергеевич учился с восторгом. Предметы давались легко, они были ему просто интересны: гражданское право РСФСР, международное частное и публичное право, основы бухгалтерского учёта, организация и техника внешней торговли, проблемы (широкой публике неизвестные) политэкономии социализма, конъюнктура мировых товарных рынков, валютно-финансовые отношения капиталистических стран (совсем неизвестные советским экономистам народного хозяйства), отдельные (широкой публике неизвестные) вопросы внешней политики СССР, внешняя торговля капиталистических стран.
       Изучение японского языка сопровождалось изучением истории и экономики Японии, обычаев японского народа, японского (в основном современного) искусства, советско-японских экономических и политических отношений. Преподавателя стали называть Хо-сэнсэй (учитель Хо). Легко выучили азбуку катакану и её скорописный вариант - хирагану. Удивились простоте японской грамматики и фонетики. Однако реальной трудностью стала кажущаяся однозвучность некоторых слов, имевших разный смысл и разное написание их иероглифами.
       Кандзи, то есть иероглифы, сначала запоминались легко, однако по мере изучения всё большего числа иероглифов, требовались всё большие усилия по запоминанию их смысла и каллиграфического написания в совокупности с одним-двумя другими иероглифами, образующими в целом одно слово, и произношения, поскольку почти каждый иероглиф мог читаться как по-японски, так и по-китайски, в зависимости от сочетания друг с другом.
       Хо-сэнсэй хорошо представлял себе предмет преподавания. Он родился и провёл детство в Харбине в условиях оккупации этой части Китая и всего Корейского полуострова императорской Японией. Во всех школах на оккупированной территории изучался только японский язык, корейский и китайский языки дети могли учить только дома, что не поощрялось оккупантами.
       Слушатели узнали, что Корея или Чосон означает «страну утренней свежести», полуостров имеет население около 60 млн. человек, из них 99% — корейцы. Официальный язык — корейский. Верующие — буддисты, конфуцианцы, христиане (главным образом на юге). Северную часть полуострова и прилегающую часть материка занимает Корейская Народно-Демократическая Республика, южную часть полуострова — Республика Корея.
Апу-сан, Муса-сан и Мами-сан никогда не изучали восточных стран, в том числе и далёкую Корею и Японию. Советская пресса всем внушила, что существует прогрессивная Корейская народная демократическая республика и агрессивная Южная Корея – прихвостень США, главного врага СССР.
Слушатели узнали, что вначале древние японцы заимствовали культуру Кореи, и только потом – древнего Китая, заимствовав у китайцев иероглифическую письменность и сохранив её в древнем виде до настоящего времени. Благодаря тому, что у японцев была ещё и своя азбука, изображавшаяся хираганой и катаканой, японцам не надо было упрощать эти иероглифы, как впоследствии сделали это китайцы, которые не имели и не имеют азбуки.
       Мами-сан с иронией рассказывал на перемене, как северокорейские коммунисты как-то нанесли визит его отцу, жившего, как верно предположили его коллеги, в мещанской роскоши с ярким восточным очертанием. Встреча произвела на вороватого, как позднее узнал Апраксин, грузина-«коммуниста» ужасающее впечатление.
В СССР официальная пропаганда обходила стороной условия существования северных корейцев, убеждая советских граждан в том, что в Северной Корее строится, как и в СССР, коммунизм. Некоторые партийцы, зная об этом немного больше, исподтишка потешались над тем, каким варварским способом диктатор Ким Ир Сен проводил в жизнь сталинскую теорию «марксизма-ленинизма» под кодовым названием «идеи чучхе».
В свою очередь Сергей Сергеевич добавил, как отец рассказывал ему о визите северокорейских «писателей» в редакцию возглавляемого им журнала. «Беседа» представляла собой краткое изложение трудов Ким Ир Сена, служивших основным лейтмотивом их «художественных» произведений. Все корейские писатели были одеты в одинаковые костюмы, каждый из них имел на лацкане значок с изображением своего вождя.
Сергей Николаевич, не зная специфических трудностей собеседников, каждому из них подарил значок с изображением профиля Ленина, ожидая получить взамен хотя бы один значок «вождя» корейского народа. Гости, посовещавшись друг с другом по-корейски, сообщили Апраксину, что значки номерные и не подлежат обмену. Апраксину торжественно вручили великолепное издание собрания сочинений вождя корейского народа на русском языке. Тут только Апраксин догадался, что потеря номерного значка для корейца означает неминуемую смертную казнь.
Так что, слушатели знали не много. Не удивительно, что они с большим любопытством слушали Хо-сэнсэя, на переменах посвящавшего их в великие тайны Кореи. Как узнали слушатели, в начале новой эры сложилось три корейских государства — Пэкче, Силла и Когурё. В конце Х века Корейский полуостров был объединен под властью государства Корё. В 1876 году Япония, а также ряд европейских государств навязали Корее неравноправные договоры, закрепившие за ними различные привилегии в торговле. После поражения России в русско-японской войне 1904-1905 годов Япония установила протекторат над Кореей и в 1910 году аннексировала ее, превратив в колонию.
       Дед Хо Ун Пэ был одним из активных борцов за свободу корейцев, за что он впоследствии получил орден от северокорейского правительства. Разгром Японии во второй мировой войне положил конец японскому господству в Корее. По договору между союзниками по антигитлеровской коалиции Корея была поделена на советскую (к северу от 38-й параллели) и американскую (к югу от нее) зоны ответственности.
       В южной части Кореи в мае 1948 сформировали правительство (на многопартийной основе, как это потребовали американцы) Республики Корея. Оказалось, что Хо Ун Пэ гордился достижениями Южной Кореи в государственном строительстве, в промышленности и сельском хозяйстве и остро критиковал порядки в Пхеньяне.
       Хо-сэнсэй рассказал, что в северной части Кореи в сентябре 1948 года по указанию Политбюро ЦК ВКП (б) была провозглашена Корейская Народно-Демократическая Республика, сформировано правительство во главе с руководящим ЦК Трудовой партии Кореи, созданной в 1945 году по инициативе Ким Ир Сена (бывшего капитана НКВД – советского пограничника на советско-китайской границе, под большим секретом сообщил товарищ Хо) и полностью захватившей власть в несчастной стране, по аналогии с ВКП (б).
После вывода оккупационных войск СССР и США (декабрь 1948 — июнь 1949) между КНДР и Республикой Корея по инициативе Политбюро ЦК ВКП (б) вспыхнула война. На стороне КНДР воевали советские лётчики и китайские сухопутные войска (слушатели узнали, что диктатор коммунистического Китая Мао Дзэ Дун тогда заявил Сталину, что даст ради победы столько пушечного мяса, сколько нужно будет), а на стороне Республики Корея – армия, флот и ВВС США и их союзников, воевавших под эгидой ООН. После стабилизации фронта по 38-й параллели в 1953 году было достигнуто перемирие, по которому между КНДР и Республикой Корея была образована демилитаризованная зона шириной в 4 км. В КНДР под протекторатом СССР укрепился однопартийный режим Трудовой партии Кореи, провозгласившей строительство «социализма корейского типа».
Маленького Хо родители привезли в Северную Корею из Харбина, где он стал делать обычную для внука национального героя карьеру. Вступив в Трудовую партию Кореи, Хо-сэнсэй поступил учиться в Пхеньянский университет. Затем, как одного из успешных студентов, его направили в Москву в группе других студентов учиться на кинорежиссёра для создания в дальнейшем корейских фильмов о «великом кормчем Ким Ир Сене».
После ХХ-го съезда КПСС у товарища Хо открылись глаза. Дед, отец и мать Хо-сэнсэя были расстреляны по указанию Ким Ир Сена за вольнодумство, и Хо понял, что наступила и его очередь. Хо полностью осознал теперь, что единоличное руководство Ким Ир Сена завело его родину в тупик.
       По молодости лет он делился своими мыслями с однокашниками-корейцами. Вскоре на него поступил донос, и служба безопасности северокорейского посольства в Москве установила за ним слежку. Он быстро распознал опасность – возникла отчуждённость со стороны коллег. Проживая в общежитии ВГИКа, товарищ Хо иногда видел странных визитёров, видимо, из его посольства.
Наступила ночь, когда Хо уже не мог спать от охватившего его волнения. Жаркой июньской ночью 1958 года Хо установил ночное наблюдение за двором общежития. И не зря. Он увидел в сумерках двух корейцев, которых встречал и ранее в общежитии. Они пробирались вдоль забора, видимо преследуя не совсем законные цели в стране своего пребывания. Товарищ Хо не раздевался и ходил по комнате завернутым в простыню, чтобы ввести в заблуждение корейских соседей относительно своих намерений.
Он вышел из комнаты, и, зная, что из общежития имеется только один выход на улицу, побежал в туалет, открыл окно и спрыгнул со второго этажа. Он затем в два прыжка подбежал к двухметровому забору и перемахнул его одним махом. Электропоезда с платформы Лосиноостровская ещё не шли. Хо бежал по-партизански, перебежками по узким проездам города Бабушкин вдоль Ярославской железной дороги до ВСХВ , замирая в кустах. Выбравшись на пустынное Ярославское шоссе, Хо далее пробирался пешком по ночной Москве около трёх часов, постоянно оглядываясь и замирая в подворотнях, и добрался, наконец, до Старой площади.
Он тут же обратился к постовому у входа в здание ЦК КПСС с просьбой предоставить ему политическое убежище. Капитан КГБ Михаил Валентинович Зотов , сразу понял серьезность положения, в котором оказался молодой кореец, и позволил ему посидеть до утра «на диванчике», как он выразился.
На утро товарищ Хо был принят с большим вниманием инструктором Международного отдела ЦК КПСС неким Щепихиным, специалистом по Корее. Оставив в ЦК заявления о предоставлении ему гражданства СССР и членства в КПСС, товарищ Хо скрытно выехал в Ташкент, где он под гласным надзором местного управления КГБ был внедрён в местную корейскую общину.
       Местные корейцы впоследствии приняли его в члены КПСС, а надзиратели предоставили ему работу в местном университете, выдав ему советский паспорт. Годы спустя, когда северокорейская разведка перестала интересоваться перебежчиком, товарищ Хо приехал в Москву с женой-кореянкой, взятой из местной корейской диаспоры, и дочерью, родившейся от их брака.
       Как раз когда Апу-сан, Муса-сан и Мами-сан поступали в академию, товарищ Хо перешёл из Института военных переводчиков Министерства обороны СССР работать преподавателем японского языка в Академию внешней торговли.
Первый курс слушатели закончили с хорошими и отличными оценками. Наступило долгожданное лето 1971 года. Отпраздновать первые летние каникулы японисты зашли в кафе на углу улиц Пырьева и Пудовкина, где кроме чёрного кофе и булочек можно было заказать себе ещё и бутылку дешёвого армянского коньяка трёхлетней выдержки с тремя звёздочками на этикетке, и прозванного почему-то «клоповником»: пьяницы утверждали, что этот бренди пахнет давленым клопом. У Сергея Сергеевича и его товарищей дома не разводили клопов – они не знали, как они пахнут, приходилось верить на слово. Кафе было маленьким – имелись только четыре маленьких стола и небольшая стойка бара.
За стойкой сидел спиной к двери единственный посетитель в коричневом костюме. Апраксин бросил на него мимолетный взгляд, отметив простейшие чёрные ботинки, какие носили офицеры Советской армии. Незнакомец немного оживился и, как показалось Сергею Сергеевичу, установил за японистами наблюдение. Друзья выпили кофе и всю бутылку за полчаса - стали прощаться. Оба Александра укатили на «Жигулях», принадлежавших Мами-сану. Апраксин, отказавшись от езды на машине в ненужном для него направлении, в одиночестве двинулся к соседнему к академии зданию техникума, чтобы выйти к остановке троллейбуса. На остановке человек в коричневом костюме неожиданно оказался рядом. Сергей Сергеевич посмотрел в его серые неподвижные глаза, после чего человек с не запоминающимися чертами лица сказал:
 
- Здравствуйте, Апу-сан! Двадцать первого числа в девять утра вас, товарищ Шеин, ждут в доме 22 по 6-му Лучевому просеку в Сокольниках. Это между Ляминским и Ростокинским проездами. Небольшой белый дворец за деревянным забором, стучите в калитку. Пароль – ваш псевдоним.
- Спасибо, - не растерявшись, ответил Сергей Сергеевич, давно ожидавший вестей от Евгения Петровича.
       Вскоре подошёл троллейбус №34, идущий к Киевскому вокзалу. Апраксин сел в него, сначала оказав помощь подняться по ступенькам пожилой женщине, а коричневый человек исчез из виду.
       Ничего не говоря жене о реальной цели путешествия, Сергей Сергеевич прибыл в указанное ему место. Он не взял зонтик и немного вымочил плечи пиджака под моросящим летним дождём пока шёл в горку от остановки трамвая № 4 «Краснобогатырский мост». Его пропустил во двор человек, похожий на рабочего продуктового магазина – в чёрном сатиновом халате со зверским лицом отчаянного пролетария. У него был когда-то сломан нос и сплющены костяшки пальцев. «Видимо, из бывших боксёров, однако выражается как человек с университетским образованием, вычурно подчёркивает уважение к посетителю. Назовите пароль, пожалуйста, вас не затруднит подождать и так далее», - размышлял Сергей Сергеевич.
       В холле его встретила высокая женщина с короткой стрижкой в переднике горничной. Однако лицом она совсем не была похожа на горничную. Она улыбнулась и сказала:

- Меня зовут Зоя Петровна. Я буду постоянно к вашим услугам. Я кастелянша. Вас не затруднит снять свой пиджак и брюки? Они требуют срочной глажки, иначе испортятся от влаги окончательно. Пройдите в ванную комнату направо. Я выдам вам новый костюм на ваш вкус, а этот упакую в пакет. Не стесняйтесь меня. Это моя работа переодевать людей.

       Сергею Сергеевичу был выдан на пластмассовых плечиках бельгийский костюм в полоску из тонкой шерстяной ткани – за такими костюмами гонялись по всей Москве, у Апраксина не было ни средств, ни возможностей приобрести подобный костюм в городе.
       Зоя Петровна предложила ему принять душ голосом, не терпящим возражений. Сергей Сергеевич воспринял предложение с мужской покорностью выполнять малосущественные женские прихоти, разделся и вошёл в душевую кабину. «Там есть шампунь для нормальных волос и туалетное мыло!» - прокричала ему Зоя Петровна. Сергей Сергеевич быстро помылся и начал искать глазами полотенце. Зоя Петровна бесшумно подошла к открытой душевой кабине и, нисколько не смущаясь его наготы, подала Апраксину махровое полотенце. Сергей Сергеевич, правда, увидел, что глаза Зои Петровны скользнули по его гениталиям. Когда Сергей Сергеевич вышел из кабины, обмотавшись полотенцем, кастелянша подала ему свежее хлопковое бельё, финские ботинки, носки в тон ботинкам и всё остальное, что требуется приличному мужчине при встрече с хозяином каменного дома. Одевшись под бдительным оком Зои Петровны, Сергей Сергеевич был приглашён в гостиную за стол.
       Стол был накрыт с хорошим вкусом – английский кофейный сервис украшал стол, покрытый пастельной скатертью. Серебряные приборы были расставлены правильно, именно так их расставляла мать вне зависимости от того, ожидали гостей или нет. Похожий американский сервис SELMA Old Ivory Syracuse O.P.C.O. Made in America украшал отчий дом. В комнату вошёл Олег Тришкин.
МАКЛЕЙН
       Сергей Сергеевич приподнялся со стула и рот его приоткрылся. В это время Олег Трофимович приложил палец к своим губам, а другой рукой показал на потолок. Сергей Сергеевич всё понял.

- Здравствуйте Шеин. Меня зовут Хельмхольц . Я комендант этого здания, если хотите, администратор. Зоя Петровна! Мы готовы пить кофе! – громко, по-хозяйски сказал Тришкин.

       Зоя Петровна незамедлительно вошла в залу с серебряным кофейником в руках. Она разлила чёрный кофе по чашкам, пододвинула к собеседникам молочник, сахарницу, а также тарелки с печением и кексами. Она молча вышла, убедившись, что мужчины справятся без неё.
       Сергей Сергеевич, рассматривая Тришкина, только сейчас осознал, насколько не запоминающимся у него было лицо – серые глаза, тонкие губы, мелкий нос, пепельная растительность. «Когда он оказался на этой службе?» - спрашивал он себя: «Спрашивать нельзя и бесполезно – всё прослушивается». Олег Трофимович не заставил себя долго ждать с объяснениями.

- Товарищ Шеин, - сказал он – Сегодня ваш первый день учёбы, поздравляю вас. В этом здании четыре входа и четыре студии вроде этой. Ваш вход, как вы заметили, номер четыре. Вам необходимо точно приходить в девять утра и точно в девять вечера уходить. Вокруг этого места не слоняться и ничего не вынюхивать. Добираться сюда только пешком от остановок трамвая №4 или №11. Летние курсы будут у вас в этом году и в следующем. Будут также курсы на зимние каникулы в следующем году. Летние курсы продолжаются до последней пятницы августа включительно и начинаются в третий понедельник июня. Здесь вы на полном пансионе, ночевать будете дома. Вам положено материальное и денежное довольствие. Одежду вы получили на полгода. Осенью Зоя Петровна выдаст вам верхнюю одежду, так что в универмаги вам ходить не зачем. Сегодня день у вас закончится рано в виде исключения. Сами поймёте почему. Кладите сахар, добавьте молока и пейте кофе. Вопросы есть?
- Есть. Какие предметы я буду изучать?
- Психологию. И правила конспирации. Всё. Видимо, стрелять и прыгать с парашютом, вам не понадобиться. Больше я ничего не знаю и не должен знать – на мне лежат только административные обязанности, на Зое Петровне – хозяйственные и санитарные. Вместе с Гаврилой, которого вы встретили во дворе, мы составляем небольшой штат данной явки. У меня для вас новости.
- Какие, товарищ… Хельмхольц?


       Олег открыл папку, лежавшую перед ним на столе, достал оттуда одну бумажку и небольшой свёрток и протянул их Сергею Сергеевичу.

- Это вам ордер на отдельную двухкомнатную квартиру. Дом на Калужской заставе, как раз рядом с жилым домом КГБ. Будете проживать в Мосгорисполкомовском доме, как простые люди. То есть не совсем простые. В вашей квартире жил профессор МГУ. Ему улучшили жилищные условия – он переехал в жилой комплекс университета. Квартира отремонтирована – можно хоть завтра въезжать. Сегодня обрадуете жену. Вот вам ещё кое-что. Это шесть тысяч рублей с небольшим – ваш оклад за год работы на управление «П». В дальнейшем вы будете получать свою годовую заработную плату в течение 25-ти лет, то есть до 20 июня 1995 года, в спецсберкассе на Добрынинской площади в рабочие дни с 20 июня по 20 июля. Если не сможете в этот период, то получите деньги уже за два года в тот же период следующего года. Эта сберкасса выдаёт рублёвую составляющую заработной платы советских загранработников. Так что ничего не обычного в вашем появлении там не будет. Встаёте в очередь в любое окно, передаёте операционистке паспорт и ждёте денег, сидя в кресле. Вас вызовут по имени-отчеству в кассу. Увеличение суммы для вас будет означать, что вы повышены в звании. Деньги вы, наверное, отдадите жене – можно будет купить кое-какую мебель. С мебелью, холодильником и телевизором помочь не сможем – видимо ей придётся записываться на очередь. А теперь до свиданья, желаю успехов. Адрес спецсберкассы записан на свёртке.

       Олег Трофимович вышел. Услышав о размерах своего денежного и материального довольствия со стола государя-императора, Сергей Николаевич впервые ощутил предстоящую свободу от вечного унижения брать деньги взаймы за три дня до стипендии или получки.
       Спустя минуту из другой двери, которую Сергей Сергеевич сразу не заметил, вышел другой мужчина. Он был одет как обычный преподаватель ВУЗа, без излишеств. Он носил небольшие усы и бородку, что не было характерно для сотрудников спецслужб. Сергей Сергеевич вспомнил слова отца на этот счёт – мужчины с растительностью на лице уделяют своей внешности слишком большое внимание, они увлекаются женщинами и, постоянно поглядывая на своё отражение, теряют внимательность и бдительность. За рулём совершают аварии, иногда могут пропустить момент, когда оказываются под наблюдением противника.
       Вошла Зоя Петровна с тем, чтобы налить гостю чашку кофе и убрать чашку Тришкина. Сергей Сергеевич решил, что этот человек оказался здесь ввиду компромиссного решения руководства – пришлось, видимо, брать бородача ввиду его высокой квалификации, превосходящей его конкурентов. Правда «академик», как его обозначил Сергей Сергеевич, видимо, не состоял на оперативной работе и мог позволить себе выглядеть как free lance или «свободный» художник.
 Незнакомец представился.

- Меня зовут Маклейн . Меня пригласили сюда давать вам уроки психологии. Вас зовут Шеин?
- Да.
- Хорошо. Мы должны заниматься с вами по академическому часу с десятиминутными перерывами до двух часов. В два часа обед, потом небольшой отдых – игра в шахматы с Гаврилой. Он, между прочим, мастер спорта по шахматам. Потом занятия до ужина, то есть до шести. После ужина прогулка на балконе и опять занятия до девяти вечера. Сегодня меня просили закончить раньше и отпустить вас в два часа. Начнём?
- Начнём.
- Вы знаете, что такое психология?
- Очень смутно.
- Хорошо. Это наука о человеческой душе. Человек, знающий психологию, может управлять другим человеком и обществом в целом. У разведчиков кроме традиционных методов всегда был в обиходе целый арсенал засекреченных программ, связанных с энергетическим воздействием на окружающую действительность. Так, например, нами разрабатывается проект по созданию так называемого психотропного оружия - средства влияния на личность и ее поведение. Проект практически завершен, создана налаженность приемов, позволяющая рядовому гражданину ощущать себя не только энергетическим монстром, но и творцом своей судьбы. К сожалению ко времени окончания курсов мы не сможем вам кое-чего гарантировать.
- Не понимаю. Как это можно ощутить?
- Многие люди нередко ощущают, что после общения с назначенным человеком появляется усталость, а кто-то испытывает раздражение. Интуитивно человек чувствует, с кем ему приятно общаться, а с кем не очень. Все это совершается не случайно. Воздействие оказывается на уровне энергетики, и чаще всего это является энергетическим вампиризмом. Наша система позволяет предохраняться от вредных энергетических влияний, хотя на подсознательном уровне каждый из нас пытается это делать ежедневно и ежечасно.
- Вы отличаете энергетических вампиров от типичных людей?
- Да, конечно. Моя энергетическая оболочка уже способна давать отпор любым нездоровым энергетическим воздействиям окружающей среды, поэтому мне безразлично, кто передо мной.
- Я слышал, что плохая энергетика, давящая на нас - это всегда плохое самочувствие и даже предпосылки к болезням, не так ли?
- Каждое энергетическое воздействие на человека, если он энергетически безграмотен, может привести к серьезным недугам. Например, пробой эфирного тела, то, что в народе называют сглазом, приводит к заболеваниям в зоне головы. Энергетическое программирование или порча дает о себе знать на уровне сердца или легких.
- Мне кажется, что алкоголикам, каких множество на Руси, вообще всё равно. Они не восприимчивы, чувствуют прилив сил. Как вы это объясните?
- Алкоголь - физиологическая зависимость человека, дающая ему энергию. Но, кроме всего прочего, у алкоголя сильная энергоинформационная сущность. Обнаруживается это хотя бы в том, что когда человек принимает решение выпить, у него в один миг возникает прилив сил и эмоций. Вспомните воскрешение многих своих коллег при упоминании о выпивке – сколько историй вам, захлёбываясь, начнут рассказывать в состоянии настоящей эйфории! Сказывается энергоинформационная сущность алкоголя - их так называемый И-грегор стимулирует, по сути, на выпивку. Зато сколько энергии он забирает у них потом, на следующее утро? Гораздо больше того, что он дал. Но здесь важно понимать, что если у выпивающего человека произошли трансформации на уровне физического тела, его энергетическую сущность лечить уже тщетно. Кроме того, вас нацеливают на западного человека из высшего общества, где алкоголиков значительно меньше, чем в России, то бишь, в Советском Союзе. «России» я сказал потому, что алкоголики-то русские, а не прибалты, кавказцы или среднеазиатские мусульмане. Для нас с вами не секрет, что даже элита в Советском Союзе – многие министры, послы, секретари партийных органов, начальники управлений, директора заводов и совхозов с западной точки зрения – хронические или скрытые алкоголики. Запойных-то, убирают с глаз долой, а вот хронический алкоголизм, в отличие от запойного, рассматривается как незначительный и приятный дефект вроде заикания – мол, весёлый человек, свой в доску, ну подумаешь, иногда в зубы кому-нибудь даст или глупость скажет?
- Следовательно, наши алкоголики не восприимчивы к западной пропаганде?
- Совершенно верно. И не только к западной, но и к нашей, к сожалению. Правда, продажа водки существенно пополняет государственный бюджет. Убиваем трёх зайцев. Третий заяц, коммунистическая пропаганда, ненужная и даже вредная жертва, но что поделаешь, если речь идёт о безопасности государства?
- В газетах пишут, что на западе людей программируют перед выборами, это так? Или там демократия?
- Странный вопрос. У нас тоже демократия. И не просто демократия, а развитой социализм! Стыдно-с! Представьте, что какой-нибудь отставной американский генерал во время теперешней вьетнамской войны начинает предвыборную кампанию, а его политический противник сообщает всему белому свету о том, что он генерал в отставке. Какая будет реакция матерей и сыновей? Он для них людоед, загнавший молодых ребят на бойню. Ясно, что большая часть женщин не пойдёт за него голосовать. Жили молодые самцы и убиты, никого не осеменив! Такой шаг политического противника генерала – всего лишь знание психологии, но мы с вами пойдём значительно дальше.
- Я понял.
- Ну, так вот. Современные политические технологии зашли сегодня даже дальше, чем обычные воздействия на психику человека. Владея соответствующей методикой, избиратель приобретает знания, позволяющие ему не быть обманутым. Сопротивляться пропагандистскому воздействию могут далеко не все, и речь по существу идет о программировании. Мы изучаем экстрасенсорные восприятия, а проще говоря, чтение мыслей на расстоянии по биотокам, передачу мыслей на расстояние. Цель - использовать открытие этих явлений для разведывательных целей. Наиболее эффективным считается психическое программирование, то есть тайное воздействие на сознание людей, главным образом на эмоциональные, психофизиологические, подсознательные факторы, с тем, чтобы развить определенную систему установок, подсказывающих людям их поведение. Мы можем успокоить, сдержать, обездвижить, вызвать беспокойство, шок, вывести из себя, ошеломить, привести в уныние, временно ослепить, заставить потерять голову от страха всякого, кем нужно соответствующим образом управлять или кого нужно упрятать в тюрьму или в сумасшедший дом. Можно добиться такого положения, чтобы стереть существующий стереотип поведения и запрограммировать новый. Вы должны будете всему этому научиться. Нами употребляются психические методы воздействия, разработанные ещё в 1953-1954 годах канадским профессором Эрвином Камероном. С того времени эти методы опробовались ещё в ряде стран. Однако мы уже достигли совершенности. Древняя техника гипнотизации вынесена на телеэкран и вошла в каждую квартиру. Суть такого состояния - это гипноз наяву в состоянии бодрствования. Создается так называемая «виртуальная реальность», в которую человек верит. Особенно эффективно это срабатывает, когда форма совпадает с внутренними установками. Форма образует информационный канал, а эмоции наполняют мысленную форму энергией, поэтому сильная эмоциональная расцветка в условиях доверия передается неотвратимо. Сознание переводится из режима работы левого аналитического полушария на доминирование правого, эмоционально-образного. Женщины более правополушарные, чем мужчины, и слащавые индийские фильмы рассчитаны, прежде всего, на них. Наши ученые обнаружили на специальных мониторах, что у зарубежных телесериалов есть постоянно меняющийся код из светящихся точек. Расшифровать эти приказы пока не удалось, но можно не сомневаться, что они направлены на разрушение сознания наивного народа, возбуждение низших эмоций, программирование социальной апатии. Образуется устойчивая доминанта, которая тормозит и подчиняет себе соседние участки мозга, постепенно выключая сознательный контроль, и таким образом генерируется транс, то есть особое изменение состояния сознания с полным подчинением гипнотическому внушению. Можно достичь такого состояния, когда человек будет выполнять любые команды и установки. Главный психотехнический прием индукции - это вставка в речь фиксирующих кодирующих сообщений. Это называется «ловушка для сознания». С человеком можно делать все, что угодно, и он не будет помнить, что с ним было. Человек будет совершать любые внушенные действия, хотя внешних признаков транса не будет никаких. Это называется внушением положительных или отрицательных галлюцинаций. Человек - это биосоциодуховная сущность, это сочетания сверхсознания, или интуиции, - сознания, или интеллекта и подсознания, или инстинктов. Техника воздействия состоит в том, чтобы усыпить высшее «я» человека, блокировать сознание и раздуть инстинкты. Это уже будет другая личность, эгоистичная, жадная, жестокая, по существу, экономическое животное. Если внимательно посмотреть на работу средств массовой информации, становится ясно, что они работают в постоянном режиме психического кодирования, внушения нужных установок. Суть такого воздействия заключается в смене логики социального поведения. Демонстрация насилия, например, в фильмах о войне, ведёт не к патриотическим чувствам, а к глубокой депрессии. Так ведётся коммунистическая пропаганда среди нашего населения. Американцы своих уже всех зомбировали, сформулировав «американскую мечту». Вскоре мы ожидаем появления спутникового телевидения с капиталистическим вещанием. Это очень опасно. Вот от чего мы должны быть защищены. Пока у населения авторитет радио и телевидения велик. Сказанное по телевидению становится как бы законом. Я вижу, вы устали.
- Нет, вроде.
- Устали, устали. Завтра у нас коэффициент фрустрации.
- Что-что?
- Фрустрация, это от латинского «frustratio» – обман, тщетное ожидание — негативное психическое состояние, обусловленное невозможностью удовлетворения тех или иных потребностей. Это состояние проявляется в переживаниях увлечения, тревоги, раздражительности, наконец, в отчаянии. Эффективность деятельности при этом существенно снижается. Уровень притязаний личности — понятие, введенное психологом Левиным для обозначения стремления индивида к цели такой сложности, которая, по его мнению, соответствует его способностям. Это образование, тесно связанное с самооценкой личности, формируется под влиянием субъективных переживаний успеха или неуспеха в деятельности. Уровень притязаний может быть адекватным, то есть соответствовать способностям индивида, и неадекватным, заниженным или завышенным. Коэффициент фрустрации или КФ есть отношение УПЛ, то есть уровня притязаний личности к УВЛ, то есть к уровню возможностей личности. Если КФ равно нулю, то нет фрустрации (душа мертва), а если КФ равен единице, то мы имеем душевное равновесие. В качестве домашнего задания определите КФ у близких. До свидания, до завтра.

       «Академик» исчез в двери так же неожиданно, как и появился. Вошла Зоя Петровна. Она начала убирать со стола. Сергей Сергеевич сидел неподвижно, находясь в необычном для себя оцепенении. Зоя Петровна пришла ему на помощь.

- Товарищ Шеин! Придите в себя. Я знаю, это трудно без привычки общаться с такими. Идите-ка домой поскорее. Возьмите узелок с вашей одеждой и идите. Завтра вам в девять сюда, но уже на все двенадцать часов. Хорошенько отдохните.

ЛИЛИЯ ВАСИЛЬЕВНА
       Сергей Сергеевич взял пакет у Зои Петровны и вышел на улицу, не замечая, как его предупредительно выпроваживал бывший боксёр и гроссмейстер Гаврила. Сергей Сергеевич вместо того, чтобы идти под горку к Краснобогатырскому мосту, повернул налево, решив добираться до метро «Сокольники» пешком вдоль парка и Богородского шоссе. Он поздно вспомнил, что ему не надо ехать на Авиамоторную улицу, на Дангауэровку, как её называл отец, где молодые супруги снимали комнату, уже почти пять лет, пока хозяева-дипломаты служили за границей.
       Лара с Шуриком летние каникулы проводили на даче Апраксиных по Рязанской дороге. Надо было добраться до Казанского вокзала либо до станции «Электрозаводская» - всё равно проезд до 4-й зоны стоил 25 копеек. Было уже два часа дня. Парило. Апраксин, выйдя на перекрёсток Богородского шоссе с Ляминским проездом, остановился, с трудом соображая, почему он пошёл не в ту сторону. Надо было идти вниз в остановке 11-го трамвая и на нём добраться до «Семёновской» - оттуда до «Электрозаводской» рукой подать.
       Сергей Сергеевич посмотрел на проезжую часть. У обочины стоял «Москвич-412» красного цвета. Водитель подал звуковой сигнал и замахал ему рукой. Сергей Сергеевич по траве пошёл к машине, взялся за ручку пассажирской двери. За рулём оказалась Лилия Васильевна.

- Садись, садись! – пригласила она Сергея Сергеевича.
- Лилька! Как ты здесь оказалась? – обрадовавшийся возможности доехать на машине хоть куда-нибудь, Сергей Сергеевич не стал медлить, чтобы сесть в машину.
- Проезжала мимо. Случайно. Вижу, ты стоишь какой-то растерянный. Что случилось?
- Ничего. Устал наверно. Сессию только что сдал.
- А здесь ты что делаешь? Академия совсем в другой стороне. У любовницы был? Сознавайся, почему мне не звонил?
- Бумажку потерял, - соврал Сергей Сергеевич.
- Свинья ты. Сейчас я проверю, был ли ты у любовницы.

       Лилия Васильевна была одета в мини-юбку и лёгкую шёлковую кофту. Она неожиданно быстро приподнялась и одним ловким движением стащила с себя трусики – яркого красного цвета, как у проституток, каких видел Сергей Сергеевич в каком-то французском кинофильме на закрытом просмотре в «Доме кино» с Ларисой года два тому назад.
       Лилия Васильевна взяла Сергея Сергеевича за правую руку и положила его ладонь на своё костлявое правое бедро. Трусики лежали на приборной доске прямо под носом Сергея Сергеевича. Сергей Сергеевич, поняв, что попался, и иного выхода нет, стал перемещать руку к промежности Лилии Васильевны. Он добрался до больших губ и с удивлением обнаружил, что у водителя «Москвича-412» между губами выпячивался большой отросток мягкой ткани, на ощупь напоминавший мошонку. Отросток сразу увлажнился, Лилия Васильевна громко вздохнула и взяла Сергея Сергеевича за шею.
       Намазанные страшной красной помадой губы автовладельца неотвратимо приближались к щеке Сергея Сергеевича. Сергей Сергеевич осторожно проник двумя пальцами в щель, и, покопавшись в мягких тканях, нащупал, наконец, твёрдый как карандаш клитор под толстой кожей. Сергей Сергеевич удивился Лилькиному строению: у Лары он торчал обнажённым, как у мальчика. Лилия Васильевна откинулась назад, оставив попытку поцеловать Апраксина в губы, и застонала. Лобок её начал пульсировать, густые заросли покрылись потом. Сергей Сергеевич продолжал свои ласки, пока Лилия Васильевна не сказала, наконец, долгожданную фразу.

- Хватит, Серёжка. Мне нужна пауза.

       Сергей Сергеевич с облегчением освободил свои пальцы и нерешительно положил ладонь вдоль бедра, боясь опустить мокрые пальцы на ткань бельгийского костюма.

- Оближи! – приказала Лилия Васильевна.

       Чтобы не обидеть Лилию Васильевну, Сергей Сергеевич положил пальцы в рот, почувствовав кислоту Лилькиных выделений на языке.

- Хороший мальчик! – сказала Лилия Васильевна, и неожиданно и мягко положила руку Сергею Сергеевичу на оттопыренную ширинку.
- Напряглась сосиска! Стало быть, не от любовницы!
- Откуда у тебя «Москвич»?
- Муж оставил, когда уходил. Он полковник ПГУ. Заработает на новый. Теперь я живу одна в улице Чкалова. Дочку к родителям переправила в Старо-Пименовский переулок. Подвезти тебя?
- Подвези до станции «Электрозаводская»!
- Поехали, друг детства!

       Сергей Сергеевич пожал худую коленку Лилии Васильевны и молча выкарабкался из машины. Лилия Васильевна помахала ему рукой и нажала на газ.

ДОМ – СЕРДЦЕ МОЁ
Спустя час Сергей Сергеевич открывал калитку, просунув руку в привычный вырез в доске забора и поворачивая челнок.

- Папа, папа! – громко закричал Шурик, летевший в объятия отца.

       На крыльцо вышли Лара, отец, мать и тёща Аграфена Владимировна. Все улыбались. Лариса Леонтьевна в полупрозрачном сарафане пошла навстречу мужу, поняв, что обязана обменяться с мужем своими догадками без свидетелей.

- Привет, муж. Откуда костюм? – насупившись, спросила Лариса Леонтьевна.
- Выдали.
- Где? Понятно. Служишь всё-таки?
- Служу.
- Чем это пахнет от тебя? Был с женщиной?
- Был.
- Изменял мне?
- Нет.
- Ладно, об этом потом. Родители твои волнуются. Уже в академию звонили. Там долго не брали трубку, потом сказали, что у вас каникулы. Найди объяснение.

       Сергей Сергеевич с улыбкой поцеловал мать, отца и тёщу. Женщины засуетились, бросившись хлопотать с обедом. Отец молча, еле скрывая улыбку, рассматривал сына. Лариса Леонтьевна подошла к мужчинам и сказала.

- Обед или dinner будет в шесть часов. Сейчас я пойду в душ, затоплю колонку. Тебе, Сергей, надо помыться с дороги и Шурику тоже надо. У него сегодня были большие землеройные работы. Он строил аэродром и ангары в песке. Отсюда слышен гул всех самолётов из Быкова – он так тебя ждал, чтобы сходить на взлётную полосу и посмотреть на эти самолёты. Иди, разоблачайся, надень шорты и Ти-шорт. Жарко.

       Сергей Сергеевич, переодевшись, повёл сына к своим бывшим детским сокровищам. Посередине участка в зарослях молодых сосенок у него была откопана пещера, где он десять лет назад с сестрой добывал песок для строительства песочных сооружений. Когда-то у них с сестрой здесь были встроенные гаражи для нескольких маленьких автомобильчиков, которыми их снабжал Сергей Николаевич из магазинов Италии, Швейцарии, Франции, Англии. Почти все автомобильчики пропали за исключением двух гоночных итальянских моделей – Светиной красной и синей Сергея. Сергей Сергеевич дарил Шурику советские модели автомобилей, а также недавно купил две модели металлических самолётов, напоминавших ЛИ-2. Складывалось впечатление, что советские модели делал слепой человек, на ощупь – настолько отдалённой была схожесть с прототипом, и если бы не надпись на машинках «ЗИЛ» или «ГАЗ», то вряд ли Сергею Сергеевичу удалось бы идентифицировать марку автомобиля.
Шурику срочно требовалась взлётно-посадочная полоса, а также ангары. «Аэродром имени Чкалова» был уже построен Шуриком, осталось только сдать его в эксплуатацию с помощью комиссии в составе двух человек - отца и дедушки. Комиссия подписала акт приёмки и поздравила Шурика с открытием аэродрома.
       После подписания «акта» палочкой на песке Шурика с Сергеем Сергеевичем пригласили в летний душ, сделанный из фанеры дедушкой Сергеем Николаевичем. Лариса начала раздевать Шурика в предбаннике. Сергей Сергеевич, сняв с себя кеды, носки, шорты, трусы и майку, прошёл в душевую, открыл дверцу колонки, посмотрел на головешки, и пустил воду. Вода уже была нагрета до нужной температуры. Сергей Сергеевич взял мыло и начал намыливать мочалку.
       Лариса Леонтьевна привела Шурика под душ и взяла у мужа из рук мочалку. Она и сама разделась до гола. Её загорелое тело привело Сергея Сергеевича в возбуждение – белыми у неё оставались только маленькие «куличики» грудей с торчком стоявшими сосками и нижняя часть живота. У Сергея Сергеевича эрекция достигла максимального размера. Лариса Леонтьевна скомандовала.

- Спиной ко мне, мужчинки!

       Лариса Леонтьевна намылила спины мужа и сына, и один раз протёрла их мочалкой. Потом оба родителя взялись за мальчонку. Сергей Сергеевич, намыливая голову сыну, осмотрел его и спросил.

- Ишь ты! У Шурки стручок залупился.
- Когда у нас с тобой были экзамены, уже недели две как, Варвара водила его к поселковому педиатру с духами «Красная Москва». Шов получился тонкий, без единого рубца. Оба вы теперь у меня в норме!
- Действительно, нормально получилось. А как же Толик?
- Толика Светка к своему хирургу водила. Тоже всё нормально.
- Можно к вам? - раздался голос Варвары Владимировны.
- Можно, - хором ответили супруги.

       Варвара Владимировна вошла с большим полотенцем и чистой одеждой для сына и, увидев его эрекцию, взяла внука Шурика за руку:

- Идём вытираться. Нечего тебе здесь больше делать.

Аккуратно разложив для сына белую накрахмаленную рубашку с короткими рукавами и отглаженные тёмные брюки для участия в обеде, Варвара Владимировна, завернув внучка в полотенце и забрав тряпочки ребёнка, унесла Шурика в дом. Поскольку в деревянном доме была хорошая слышимость – можно было переговариваться прямо через стенки - Варвара Владимировна давно поняла, что в те дни, когда сын с невесткой ночевали на даче, то молодым оставалось заниматься любовью только в душевой, чтобы не скрипеть кроватью на весь дом. Лариса Леонтьевна, отмахнув белокурую косу с плеча, с гордостью сказала:

- Понесла Шурика моей маме голенького показывать. Она ведь только в полдень приехала – месяца два Шурика не видела. Lie down, Sir!

       Сергей Сергеевич развернул свёрнутый в рулон заботливыми руками матери поролоновый матрац, лёг на него спиной, а Лариса Леонтьевна, присев верхом на мужа, осторожно, чтобы не повредить семейную драгоценность, осуществила введение. После трёх десятков Лариных движений Сергей Сергеевич кончил.

- Ну вот! Неделю терпел, быстро выстрелил. Stand up, Sir! – с сочувствием прошептала Лариса Леонтьевна.

       Лариса Леонтьевна, согнав мужа с матраца, улеглась на спину, согнула ноги в коленях и раздвинула их как можно шире. Сергей Сергеевич лёг на живот, обхватив Ларины бёдра – пенис уже не мешал ему, обретя гибкость – и уткнулся носом в редкую светлую растительность, увидев любимое родимое пятно, просвечивающее через волосики. Запах возбуждал. Ларина головка запульсировала под языком мужа. Вскоре всё было кончено – Лариса Леонтьевна, встав перед мужем на колени, как бы в знак благодарности подержала минуту семейную драгоценность во рту и затем, рывком поднявшись на ноги, пустила воду из колонки. Сергей Сергеевич, намыливая Ларину спину, наконец, решил поделиться новостью.

- Не поверишь. Нам квартиру дали!
- Серёжка! Это же счастье! Не может быть!
- Может, может. На Калужской заставе. Там и метро рядом – «Ленинский проспект»!
- Сколько комнат?
- Две. Ордер у меня в костюме лежит. И ещё деньги нам на обстановку.
- Ура! – победно вскрикнула Лариса Леонтьевна.

       Встревоженные родители собрались у душа: «Что там у вас ребята! Уже половина седьмого, есть хотим!»
       Молодые вышли радостно улыбаясь: «У нас хорошие новости». Варвара Владимировна пригласила всех садиться за стол. Аграфена Владимировна, пристально наблюдая за дочерью и Сергеем Сергеевичем, решила приоткрыть завесу первой.

- Можете быть спокойны, Варвара Владимировна и Сергей Николаевич, за предстоящие пятнадцать лет жизни наших детей. Скоро новоселье, а потом и проводы!
- Что-что? – спросила Варвара Владимировна.
- Я, кажется, понял - вставил Сергей Николаевич – давайте есть. Суп отличный!
- Ты всегда так. Шорри любит мои супы, хлебом не корми! Серёжа, какие новости?
- Мы получили квартиру.
- Органы дали? Мне не надо сто раз объяснять. По твоим глазам вижу – уже застекленели. Светке я, конечно, скажу. Гаевы будут знать. Болтать нам всем не к чему. Мы вот тринадцать лет на Преображенке прожили. Органы так и не расщедрились. Слава Богу, Союз писателей дал нам отдельную квартиру. Конечно, я понимаю. Сейчас времена другие, не как после войны. Просто ужас какой-то был. Как прибыли мы из Портленда, так я пять лет не могла в себя придти!
- Варя! Хватит об этом, все уже слышали это не раз. Серёжа, тебе, наверное, завтра рано вставать?
- В шесть.
- Ну да. Ты помнишь, когда мы с тобой в школу отсюда ездили с Гаевыми – тоже в шесть вставали и в семь выходили из дома на станцию.
- Да, мы тогда с Борькой в Сокольники ездили. А ты с дядей Сашей в центр.
- Ну, как академия? – спросил отец.
- Здорово! Столько всего узнал. Японский дали. Два языка учу.
- Узнал ты только самую поверхность. Японский язык не знаю, зачем тебе дали. Тебе бы испанский ещё выучить или немецкий.

       Сергей Сергеевич понял, что отец делает отвлекающий маневр, чтобы не ставить сына в затруднительное положение с объяснениями по квартире и прочих вещах. И поддержал маневр.
       
- Пап! Тут я про корейскую войну вспомнил из-за нашего Хо-сэнсэя. Правда, о народно-освободительной войне я узнал, ещё, когда в третьем классе учился, по корейским фильмам. Но, тогда почему коммунисты вернулись на 38-ю параллель, причём буквально за полгода? Может, расскажешь?
- Эта война была для советского народа секретной. Официально ни СССР, ни КНР в войне не участвовали. Поэтому никто ничего не знает до сих пор. Только по американским источникам.
- Да где ж их взять?
- Они тоже закрыты цензурой. Мы в редакции выписываем книги и журналы в единственном экземпляре и можем кое-что узнать.
- Ну, рассказывай! Тем более, ты тогда во время войны в Корее занимался штатами.
- США и их союзники в войне потеряли около 70 тысяч жизней, это правда.
- А наши?
- Около 4 миллионов, в основном китайцев. Советских погибло не более трёхсот человек. Тогда ходила плохая шутка о создании американцами новых пулемётов, способных косить китайцев с нужной «производительностью». Китайских «добровольцев», как их тогда называли, косили как траву.
- Как всё началось?
- После окончания войны Советская армия была самой сильной в мире. Все понимали, что мы можем за считанные недели занять всю Европу. Натовцы окружили нас базами, контролировали все перемещения наших военных. Армия, как ты знаешь, не может долго отдыхать – нужны маневры, испытание техники, отработка приёмов, подготовка новобранцев. Генералы для того и созданы, чтобы воевать. Если генерала назначить министром иностранных дел, то назавтра будет война. Наш ставленник Ким Ир Сен пожелал объединить обе Кореи, осчастливить, так сказать, всех корейцев своим доморощенным коммунизмом. Встретил понимание у Сталина и Мао Дзе Дуна. С кем нам тогда было дружить? Конечно, с великим коммунистическим Китаем! Наш бывший союзник Гоминдан проиграл гражданскую войну КПК, пришлось дружить с Мао. Мы, вот, задержались на датском острове Борнхольм после войны, а нас и спрашивает их король Christian X, кстати, ровесник Ленина, отец теперешнего короля Frederik IX: «И что это вы тут делаете? Война давно кончилась, а вы нас от кого защищаете?» Пришлось уйти восвояси, а датчанам - срочно вступать в НАТО под зонтик США, и бросились мы расширять влияние на Востоке. Дали мы Ким Ир Сену 258 танков и обучили корейцев на них воевать.
- Сколько-сколько?
- Всего 258 танков Т-34. Они сели и поехали, и за три дня добрались до Сеула. Китайцы снабдили корейцев лёгкими американскими танками «Стюарт» и «Шерман», но это не в счёт. Ехали с ними тридцать наших офицеров-танкистов, а командовал корейскими танками кореец-полковник «К», бывший лейтенант Красной армии. Южные корейцы, никогда не видевшие танков, бежали как зайцы. Возмутилась Организация Объединённых Наций – нарушение международного соглашения о демаркационной линии. Совет безопасности под нажимом США принял резолюцию направить туда международные силы – в основном американцев, но были и англичане, и голландцы и даже эфиопы. Американские 57 мм пушки и 2,5 дюймовые базуки не пробивали магнитогорской брони. Столица Южной Кореи была взята на четвёртый день войны. Дальнейшее продвижение наших танков на юг задерживалось взорванным мостом через реку Хань. В начале июля северокорейские части впервые встретились в бою с американцами: тридцать три Т-34 атаковали позиции подразделений 24-й пехотной дивизии армии США. Танковую атаку янки попытались остановить артиллерийским огнём 105-мм гаубиц и 75-мм безоткатных орудий. Оказалось, что броня тридцатьчетверок уверенно держит и 105-мм, и 75-мм фугасные снаряды. У артиллерийских расчетов гаубиц было мало кумулятивных снарядов, двумя из них удалось подбить два танка на дистанции в 500 м. Первый бой с американцами выиграли корейские танкисты. Первые чувствительные потери Т-34 понесли после начала использования американской пехотой 3,5-дюймовых супербазук. Впервые это оружие было использовано в боях за Тэджон в конце июля, тогда удалось уничтожить две тридцатьчетверки. Северные танкисты в боях за Тэджон потеряли пятнадцать Т-34, подожжено базуками и подбито авиацией. Казалось, что после падения Тэджона война вот-вот закончится, еще одно усилие, и американцы с их южнокорейскими союзниками будут сброшены в море. Однако этого не случилось. Танковые части - основная ударная сила армии Ким Ир Сена - имели минимальные боевые потери: несколько машин от мин, несколько - от базук, несколько - в результате бомбоштурмовых ударов авиации, всего не более двадцати пяти Т-34. Тем не менее, в начале августа у северных насчитывалось на ходу всего около сорока боеспособных Т-34. Большая часть наших танков осталась разбросанной вдоль всего пути северокорейской армии от 38-й параллели до Тэджона из-за поломок, аварий и нехватки запасных частей. Восстановительным работам мешала американская авиация, господствовавшая в воздухе. Американские летчики не добились особых успехов в борьбе с танками, зато уменьшать снабжение танковых подразделений запасными частями до минимума и воспрепятствовать ремонтным работам у них получалось прекрасно.
- Малая эксплуатационная надёжность нашей техники помогла штатникам?
- Ну да. Если сейчас, например, поднять по тревоге Кантемировскую дивизию, то, сколько танков заведётся?
- Не знаю.
- Если половина, то это будет хорошо. Так вот, мощного заключительного танкового удара у северокорейцев не получилось из-за потери тылового обеспечения. Так наши партизаны, набранные из НКВД, в декабре 1941 года уничтожили все запасы топлива и запасных частей для немецких танков, и план захвата Москвы был сорван. В августе при атаке города Тэгу северные потеряли половину своих боеспособных танков. Оставшиеся машины были распределены между пехотными подразделениями и в последующем принимали участие в бесплодных попытках прорвать оборону Пусанского плацдарма. В середине августа тридцатьчетверки впервые в ходе войны в Корее встретили достойного противника – «Першинг» из 1-й бригады морской пехоты. Экипажи Т-34 приняли «Першинг» за хорошо знакомый «Чаффи» и уверенно ринулись в бой, за что и поплатились - три танка были подбиты из 90-мм орудия «Першинга». С этого момента ход танковых боев в корне изменился. Дело было даже не в появлении танков, способных тягаться с тридцатьчетверками. Северокорейские танкисты превосходно подготовились к наступательным действиям в условиях маневренной войны, теперь же им приходилось прогрызать подготовленную оборону и частенько вступать в единоборство с американскими танками. В ходе этих единоборств быстро выявилась лучшая подготовка американских экипажей. К сентябрю по периметру плацдарма, удерживаемого, главным образом, американцами, установилось равновесие: янки имели некоторое преимущество в живой силе. Соотношение по танкам было примерно один к одному, то есть около 40 танков в составе сил ООН и столько же у северокорейцев. Коммунисты не могли прорвать оборону, а янки считали нецелесообразным наносить главный удар в условиях горной местности. Высадка морского десанта в Инчхоне позволила американцам выйти из стратегического тупика. От Инчхона открывался прямой и короткий путь на Сеул. В районе столицы имелось всего тридцать Т-34, укомплектованных необстрелянными экипажами. В сентябрьских боях практически все тридцатьчетверки были уничтожены. Показательно, что хотя американцы доставили из Японии в Инчхон и «Першинги» и «Шерманы», подавляющую часть Т-34 уничтожили расчеты базук. События Корейской войны закрутились в обратную сторону. Если раньше коммунисты мчались, сметая все на своем пути, на юг, то теперь на север стремительно продвигались американцы. Начиная с августа 1950 года, количественное превосходство в танках перешло к силам ООН. К концу 1950 года в американских танковых частях числилось полторы тысячи танков типа «Чаффи», «Шерман», «Першинг» и «Паттон». Войска Ким Ир Сена насчитывали примерно триста Т-34. Дальнейший ход Корейской войны известен: к октябрю американцы прошли до китайско-корейской границы, где в дело вступило немалое количество китайских добровольцев, отбросивших янки к концу года от своей границы на 38-ю параллель. Мао Дзе Дун просил Сталина помочь не только с техникой, но и направить в Корею регулярные части вооруженных сил СССР. Более того, Генеральный штаб Советской армии считал необходимым придать слабо оснащенным тяжелой техникой китайским пехотным дивизиям советские танковые части. Сталин на это не пошёл, но согласился на размещение десяти танковых полков на китайской территории вблизи границы с Кореей для противодействия возможному вторжению сил ООН в КНР. Ведь могла начаться третья мировая война. Американцы уже совершили акцию возмездия - напали с воздуха на наш аэродром под Владивостоком. После тяжелых боев зимы 1950-1951 годов, к апрелю 1951 года линия фронта стабилизировалась по 38-й параллели; хотя война продолжалась до конца 1953 года, танковые бои отошли в прошлое. Основную роль в отражении американской агрессии сыграли советские летчики и зенитчики. Они прикрывали наземные войска, стратегические объекты, города Китая и Кореи от массированных налетов американской авиации. Участие в боях с ноября 1950 по июль 1953 года принимал советский истребительный авиационный корпус. Примерная численность корпуса в 1952 году достигла почти 26 тысяч человек. Действовать летчикам приходилось в сложных условиях, преодолевая большое напряжение физических и моральных сил, постоянно рискуя жизнью - им нужно было воевать, соблюдая государственную тайну под страхом ареста нашими особистами. Летали они в китайской форме. Их водили в бой опытные командиры - участники Великой Отечественной войны, среди которых были Кожедуб, Лобов, Сутягин, Пепеляев, Крамаренко, Алелюхин и многие другие. Они и их боевые товарищи успешно вели борьбу с превосходящими по численности объединенными силами - с летчиками из США, Южной Кореи, Австралии и других стран, не дали американцам возможности действовать безнаказанно. Советские летчики произвели более 60 тысяч боевых вылетов, участвовали в двух тысячах воздушных боёв, в ходе которых сбили полторы тысячи самолетов противника, в том числе истребительной авиацией - тысяча самолетов, огнем зенитной артиллерии - двести. Тридцать пять летчиков удостоены звания Героя Советского Союза. Как-то наш Иван Кожедуб, лучший ас Великой Отечественной, поднял в воздух всю дивизию, почти полсотни «МИГов» - рассыпался строй «Крепостей», то есть B-29 или Super fortress, не меньше полудюжины из них загорелось, экипажи покидали обреченные машины, в небе стало бело от парашютов. Наши сцепились с американскими истребителями. Тогда янки потеряли два истребителя и десять «Крепостей», ещё больше было подбито, многие из них разбились при посадке. Даже такой ценой выполнить задание и разбомбить мосты американцам так и не удалось. В общем, это был настоящий разгром. Американцы не зря прозвали тот день Black Thursday , и потом полгода не решались повторять подобные налеты. В следующий раз рискнули только в октябре с тем же результатом. After that lesson американское командование вообще отказалось от использования своих хваленых стратегических бомбардировщиков в дневное время, перешли было на ночные налеты, но мы их били и ночью. Всего янки потеряли в Корее около двухсот Fortress. Для них это был настоящий шок... Если янки попадали к русским в плен, то благодарили Бога. Северные корейцы их подвергали перед казнью нечеловеческим пыткам.
- Советское оружие отличное! И память твоя тоже отличная!
- И тебе такую же память надо иметь. Тренируй память, используя мнемотехнику, играй в шахматы, как я, и не пей и не кури!

       Варвара Владимировна, не увлекшись военными рассказами, поманила Аграфену Владимировну с дочерью готовить спальные ложа. Молодых Апраксиных, как всегда размещали в ближайшей к столовой спальне, а Аграфену Владимировну - в спальне Шурика.

- Девочки, Сергею завтра рано вставать. Я пойду за письменный стол.
- Я догадываюсь, пап, что теперешнюю войну во Вьетнаме тоже мы спровоцировали, чтобы испытать последние достижения военной техники? - спросил напоследок отца Сергей Сергеевич.
- И, да и нет. Но всё к тому шло. Коммунистический Северный Вьетнам при поддержке Китая и СССР способствовал развертыванию партизанской войны в Южном Вьетнаме — союзнике США. После нападения северо-вьетнамских торпедных катеров на американские корабли в августе 1964 года войска США с энтузиазмом приняли активное участие в боях на юге ДРВ, а американская авиация наносила удары по всему Северному Вьетнаму. К концу 60-х годов военная группировка США в регионе превысила полмиллиона человек. Две сверхдержавы, как и тогда, по-прежнему делят зоны влияния. Было время, когда янки безнаказанно крыли Вьетнам бомбами. Тогда Хо Ши Мин спрашивает Брежнева: «Нельзя ли вместо советских ракет «земля-воздух» поставлять ракеты «земля-самолёт»?»
- Так, так.
- Наш ракетный комплекс С-75 долгие годы был самым массовым зенитным ракетным комплексом войск ПВО. Один из первых комплексов С-75 был установлен в Свердловске и участвовал в прекращении 1 мая 1960 года полета американского самолета-разведчика U-2. Известно участие С-75 в боевых действиях во Вьетнаме. Сейчас мы сбиваем сотни американских самолётов, в том числе десятки самолетов В-52 Flying Fortress в год. Наши зенитные комплексы имели радионаведение и янки глушили волны, не давали сбивать их самолёты. Тогда наши ребята установили обычные оптические прицелы, и вьетнамцы пошли сбивать их «Летающие крепости» одну за другой!
- Здорово!
- И вот ещё история. Их истребители-бомбардировщики Phantom безнаказанно летали над территорией бедных вьетнамцев. У янки самолёты оборудованы РЛС для автоматического поддержания небольшой высоты на большой скорости полёта, чтобы избежать зенитного огня советского оружия.
- Ну-ну!
- Наши офицеры дали крестьянам разбросать по полям небольшие доплеровские приборчики, сообщавшие янки, что их самолёты находятся очень высоко, например, на километровой высоте. Их РЛС вели истребители ниже, и самолёты врезались в землю. После значительных потерь янки долго не вылетали на бомбёжки, пока не догадались о нашей хитрости.
- Да, потери авиации США в среднем составляют свыше 70 самолётов в месяц, а всего за последние четыре года войны - более трёх тысяч самолётов, кроме того, было потоплено и повреждено более двухсот американских военных судов; потери США убитыми и ранеными во Вьетнаме к середине этого года достигли, по официальным данным американского военного командования, 400 тысяч человек, что значительно больше потерь США в Корее в 1950-1953 годах и сравнимо с людскими потерями США в годы первой мировой войны. Неудачи американцев в боевых операциях, как на Севере, так и на Юге, постоянно растущее давление на США со стороны мирового общественного мнения, падение престижа правительства США вынудили Вашингтон с 31 марта 1968 года ограничить район бомбардировок ДРВ южными провинциями республики. Президент Джонсон заявил о согласии США на переговоры с ДРВ. Ну, как?
- Неплохо запоминаешь. Сейчас читаю эссе американских журналистов о военных действиях во Вьетнаме. Переводу это, конечно, не подлежит. Война не справедливая, но читаю из любопытства. Перевожу Стейнбека, но сомневаюсь, что удастся опубликовать. Аграфена поживёт у нас до сентября. Я помогу тебе с пропиской в новой квартире, чтобы тебя не отвлекать. Отдай свой паспорт, я позвоню заместителю министра внутренних дел по этому поводу. Отдай также ордер. Я недавно читал в МВД лекцию о международном положении и «проблемах» американской литературы, познакомился с их начальством – обещали помогать, если что нужно. С переездом Ларисе помогу. Вам, ведь, и везти то нечего? Я, ведь, сейчас в отпуске.
- Конечно, старый диван раскладной и кроватку Шурика. Вся одежда на нас почти.
- Ну, да. Я Ларису с двумя вашими чемоданами сюда привёз, да и Аграфену Владимировну наша редакционная машина сегодня подбросила, слава Богу. Спокойной ночи!
- Пап! Давно хотел тебя спросить. Зачем Южный Вьетнам американцам? Никак не могу понять, там джунгли, болота, тропические болезни, отсутствие ресурсов.
- Есть кое-что. Апатиты, хромиты, вольфрам, олово, железо, уголь. Стратегией США остаётся контроль над мировыми запасами нефти.
- Где же там нефть?
- В Тонкинском заливе. Гигантские запасы нефти, правда, бурить там не просто. Глубоко. Но они сумеют. Если они доберутся до вьетнамской нефти, то их интересы на Ближнем востоке не надо будет так сильно защищать. Они сделали ошибку, начав эскалацию войны во Вьетнаме. Надо было решать вопрос политически и экономически. Войну они проиграют с позором.

       Варвара Владимировна, наслушавшись военных рассказов, без всяких прелюдий позволила себе высказаться.
 
- Не знаю, про какой позор вы говорите, а вот я пошла с Ларисой и Светой в кино у станции, прихватив мальчишек. Света в брюках пошла, а Лара в шортах. Ларе пригрозили сдать её в милицию, заявив, что ходить в трусах в общественные места это позор. В брюках тоже не пускали. Пришлось идти на следующий день в сарафанах. Что это, позор или дикость? Мы что в мусульманской стране живём или в монастыре?

Конец третьей части