Абсолютно испорченные похороны или Смерти нет

Похороны Леди Кентервиль были напрочь испорченны невиданной по своему буйству грозой. Витые серебристые плети дождя хлестали вздыбившуюся грязью и брызгами землю, ветер рвал листья с деревьев, унося куда-то прочь крошечные зеленые лоскутки нежнейших весенних шелков. Собравшиеся проводить в последний путь почтенную даму не менее почтенные родственники и друзья больше всего походили на стайку мокрых сорок, недовольно галдящих из-за испорченных нарядов, сорванных вуалей и тому подобных вещах не в коей мере не относящихся к покойнице. Кому-нибудь более критично настроенному, эти сиятельные снобы показались бы группой стервятников, жадно сгрудившихся у покатого края могилы, размокшей и чавкающей. Слова священника заглушали раскаты грома и барабанный бой капель по темным ветвям и молодой зелени. Чудеснейший, свежий аромат плыл по сумрачным кладбищенским аллеям, кутающим плечи в невесомый сиреневатый флер весеннего вечера. Теплый с легкими нотками прохлады воздух, легкость шагов по зеркальной от влаги мостовой тонкой рукой выводили увертюру гения и вечности, и юной Джейн, внучке Леди Кентервиль, больше всего мечталось, что бы кто-нибудь дерзновенной рукой прикоснулся смычком к струнам, оживляя чарующую симфонию. Но за небесным грохотом лишь едва различался монотонный голос пастора, да унылое взвизгивание траурного оркестра. Девушке хотелось броситься бежать прочь, смеяться и шлепать новыми лакированными сапожками по прозрачным лужам. Тяжело вздохнув и ощутив, как в тело впиваются жесткие кости корсета, младшая из Кентервилей вновь обратила взор светлых зорких глаз на группку напыщенных аристократов, сквозь зубы клявших непогоду и не слишком расторопных слуг и пытающихся при этом соблюсти на своих лоснящихся лицах подобающее случаю угрюмое выражение. Священник наконец закончил, и гроб красного дерева как-то неуклюже качнувшись на веревках, с отвратительным влажным сытым чавканьем поехал на дно ямы.
-Боже, какая отвратительная погода, Лорд Генри, столь достопочтенной даме не пристало отправляться на тот свет в столь скверное ненастье.- Слегка поморщившись, проговорила графиня Кент, тучная дама в черных шелках, что грузно опиралась на руку своего худосочного, чопорного мужа с лицом породистой борзой, обращаясь к Лорду Йоркширскому, сэру Генри, известному любителю азартных игр и обильных возлияний. Последние определенно сказалось на его внешности: одутловатых щеках, свекольно-красном носу в прожилках сосудов и запавших мутных глазках. Однако этот ходячий бурдюк с вином, претендующий на изящество манер и звания цвета английской аристократии, непреминул непристойно громко хохотнуть на реплику графини Кент:
- О да, драгоценная Диана, похороны, несомненно, напрочь испорченны.
О Лорд Генри, насколько вы ошибались, считая, что на этом неприятности связанные с сим траурным событием остановятся на проливном ливне. Как только гроб коснулся дна могилы, откуда-то из таинственной глубины кладбища донеслись звуки музыки. Кто-то играл на скрипке, высекая из чудеснейшего инструмента по истине восхитительные звуки, простые и вместе с тем до боли, до пламени в сердце и безумной улыбки на губах сливающиеся с буйством природы. Невидимый музыкант, похоже, приближался, сердце юной Джейн забилось быстрее, девушка сначала даже не поверила собственным ушам, но вот в конце одной из боковых аллей появился юноша в простом, но изящном камзоле, светлые чуть вьющиеся волосы были повязаны черной шелковой лентой, а голубые глаза лучились странным тихим светом. Но больше всего младшей Кентервиль понравилась улыбка молодого человека, радостная, легкая, будто весенний дождь, и вместе с тем будоражище безумная, словно неистовая летняя гроза, вспарывающая небо огненными трезубцами молний. Но как бы хорош мальчишка не был сам по себе, музыка, извлекаемая им из благородно поблескивающего деревянного тела скрипки, была прекраснее во сто крат. Она бешеной волной смывала все сомнения и тревоги, до боли простая ликующая мелодия пробуждения и жизни. Джэйн сорвала с головы надоевшую шляпку и бросила её в грязь, и правда, кому они нужны, все эти шляпки и жесткие невыносимо жаркие корсеты. Зеленые глаза наследницы древнего рода были настолько прикованы к неизвестно откуда и как явившемуся скрипачу, что она сама и не замечала, что больше никто не слышит чудесной вдохновляющей живительной симфонии дождя, смерти и жизни. Девушка через плечо оглянулась на собравшихся и вдруг безудержно расхохоталась, чуть ли не падая на колени на сырую землю. Смерти нет! Все, все на свете жизнь, даже то, что порой кажется смертью – все равно жизнь, потому что высекает музыку из человеческого сердца. Гром и молнии, радость и печаль, любовь, ненависть, свежий весенний ветер и морозные вечера у камина, замшелые надгробные камни и покосившие кресты, лучи солнца согревающие колоннаду Вестминстерского Аббатства – это все жизнь, такая же простая, безумная и всепоглощающая как искусство странного незнакомого мальчишки, что просто стоял и играл, улыбаясь одними глазами.
-Смерти нет! Смерти нет! – кричала красавица Джэйн хватая с земли комья грязи и швыряя их во всех этих достопочтенных леди и лордов, графов и графинь. Она смеялась, поскальзываясь на мокрой траве и падая на колени, марая платье зелеными разводами, девушка бежала прочь от могилы своей бабки, сбивая в кровь ноги, бешено хохоча и размахивая руками.- Смерти нет! Смерти нет! – летел к небесам её клич, и в ответ сильнее хлестали радостные дождевые потоки, смывая с девичьих щек слезы радости от столь ошеломляющего и истинного откровения. А светловолосый мальчишка бежал за ней, взметая веера брызг из луж, громко топоча башмаками по умытым камням мостовой. Звонкий смех этих двоих вплетался в симфонию жизни и гения, что уже, казалось, сама по себе низвергалась с заоблачных высот вместе с громом и ливнем.


На следующее утро в газетах написали об ужасном скандале в семействе Кентервилей. Юная внучка недавно почившей Леди Кентервиль сошла с ума на похоронах бабушки и сбежала от пытавшихся остановить её родственников и полицейских. Поиски девушки продолжаются, но, увы, затруднены из-за ужасающей грозы разразившейся над Лондоном.

Через несколько недель тело Джэйн Кентервиль выловили из Темзы, за лиф корсета были заткнуты свернутые трубочкой листы, они так размокли, что с трудом можно было разобрать, что же на них написано. Но прекрасном лице девушки застыла легкая улыбка. Можно было подумать, что она спала…

Смерти нет…