Трещина между мирами

Сначала, когда его отпустили, он собирался тут же скрыться из города, но потом остался – то ли из любопытства, то ли по причине какого-то тайного недоумения, словно хотел разрешить для себя некую загадку…
Он – среди зевак на городской стене. Привстаёт на цыпочки, вытягивает шею, смотрит. Там, на вершине холма, на фоне предгрозового неба – три креста. Небо. Оно ворочается, набухает, наваливается брюхом. А он всё смотрит и не может оторваться. Зрелище казни словно высасывает его глаза. Его лицо трескается странной улыбкой: слишком широкий рот, слишком тонкие губы, большие жёлтые зубы, и глаза при этом скошены куда-то вниз и вбок, будто он пытается заглянуть себе за шиворот. Небо. Оно взрывается громом и прорывается ливнем. Слышен подземный гул. Вздрагивает земля. Трещина улыбки на его лице разрастается. Внизу, у подножия холма, воют какие-то странные женщины…
На холме всё кончено. Он выходит из города и прокрадывается в сад, что находится к востоку, за городской стеной. Где-то здесь, вон под тем деревом… Тайник…
В городе шумно. Город всклокочен. Город готовится к Празднику. Он выходит на рынок перед Храмом. Решает, затерявшись в толпе, действовать на удачу. Не повезло. Кучка каких-то оборванцев на краю площади. Увидев его, они шепчутся между собой, тычут в его сторону пальцами, смотрят недобро. Что-то замышляют.
– Вот он, это он…
Он спешит скрыться. Они следуют за ним. Он долго отрывается от погони по узким кривым улочкам города. Преследователи уже давно отстали, а он всё мечется в этом лабиринте. Окончательно обессилев падает в глухом тупике под стеной незнакомого дома…
Какая-то старуха, склонившись, тормошит его за плечи, спрашивая, не нужна ли ему помощь. Он смотрит на неё некоторое время. Его глаза неподвижны. Помощь? Он кидается на неё молча, подминает, прижимает к земле. Зажимая одной рукой старухе рот, другой шарит поспешно по закоулкам её тряпья. Наконец, вырывает откуда-то из укромий маленький кожаный мешочек. Старуха кричит неожиданно пронзительно. Он бьёт её ножом в открытый беззубый рот. Она затихает…
Поздний вечер. Он сидит на склоне горы, привалившись спиной к масличному дереву. Смотрит на город, раскинувшийся внизу. На те жалкие кодранты, что были в кошельке старухи, он купил лепёшек и кувшин скверного вина. Утолив голод и жажду, он блаженствовал. Тихо. Небо обнимает Священный Город прозрачными крыльями. Крылья вздрагивают и трепещут. В воздухе – тревога. И надежда. Необъяснимая, неутолимая надежда. На века. Он этого не знает. Он просто блаженствует, как сытый пёс. Всегдашние чувства, давно угнездившиеся в его душе – зависть, недовольство порядками, ненависть к богатым – кажется притупились. Лицо его трескается недоумевающей улыбкой. Он думает, как же ему повезло. В эти дни он чудом избежал смерти. Просто чудом, иначе не назовёшь. Но из города надо уходить. Уходить навсегда…
Дождавшись ночи, он спускается с горы, огибает городскую стену справа и выходит на северную дорогу…
Месяцы, годы скитаний. Привычное ремесло. Сухое палестинское солнце – сквозь пыль дорог. Трещина недоумённой улыбки – сквозь пыль палестинских дорог… Потом – Эллада…
И вот, наконец, столица Империи. Он даже не подозревал, что на свете есть такие огромные города, с такими высокими домами и грандиозными храмами. И с таким множеством беспечных жителей. Раздолье для ремесла…
Однажды. Ночь. Город оглашается криками ужаса. Столица Империи охвачена пожаром. Он выскакивает на улицу – толпы обезумевших людей бегут, спасаясь от огня. Но он идёт вспять, против потока, туда, где бушует пламя. Целый квартал с двух сторон уже охвачен огнём. Он поднимает пылающую головню и начинает поджигать дома с противоположной стороны, замыкая огненный круг. Он проникает в центр этого круга, где в дыму и гуле пожара поспешно обходит дома, бьёт горшки, переворачивает мебель, ища тайники… Когда всё вокруг уже рушится, он, чудом избежав гибели в огне, вываливается из облака дыма и пепла, прижимая к груди туго набитый кожаный мешок. На него наваливаются солдаты. Бьют жестоко – черенками копий, мечами плашмя – в голову, по шее, под рёбра…
На кресте. Он долго не может умереть. Он чувствует, как превращается в комок растерзанной, распадающейся плоти, но он жив. Смерть не приходит. Ночь. День. Ночь. Смерть не приходит. Лишь на исходе третьего дня легионеры разрезают верёвки, и безжизненное тело обрушивается на землю. Его лицо надтреснуто запёкшейся улыбкой. В открытых глазах так и застыло недоумение…
Его имя – Варавва.

05.02.2003
04.04.2003