Звездочет. Памяти поэта Вадима Черняка

Ушел поэт Вадим Григорьевич Черняк, но в уходе смерти не слышится. Он и не ушел, а как бы вышел из редакционного кабинета, тихо прикрыв за собой двери. Из шумного «Московского комсомольца», более похожего на клуб друзей, чем на газету, или из прокуренной «Сельской молодежи», или из душной «Комсомольской жизни», или из «Подвига», - отправился подышать воздухом. И там его забрали ангелы.
Посвятивший однажды стихи молчанию Слуцкого, он сам замолчал, не вспомнить уж когда. Почему? Ответ – в его стихах… Вадим не писал на папиросных коробках, как Мандельштам, не заводил амбарных книг с путаными вариантами строф, не сорил строчками, не сочинял в альбомы девушкам, не сверкал экспромтами, не разбрасывался, не оставил следа в Интернете, поскольку не любил и не знал компьютера, предпочитая метрику стука пишущей машинки. Зато он испытывал каждую фонему, пробуя ее на слух, на вкус, на цвет, на запах.
Он оставил немалый архив, но говорят, в нем нет стихотворных черновиков. К нашему великому сожалению. А наследие – есть! Потому что литературное наследие – это не только пыльные папки с бумагами, это еще и школа.
Вадим был великим дегустатором поэзии. А быть дегустатором – это, прежде всего, строго относится к собственным творениям.
Он дышал кислородом первородного пушкинского звука, немногословный учитель многих, кто обязан ему хотя бы эхом этой чистоты. Не самолюбие, не желание стать популярным, а точность и безупречный ритм двигали им в поэзии и жизни. Его отзыва боялись из-за строгой бескомпромиссности, из-за верности точной рифме, и все равно шли и шли со своими тетрадками узнать, что скажет Черняк. Он никому не устраивал разноса. Когда встречал хорошие стихи, откидывался на спинку стула, и брови поднимались над дужками очков, на лице появлялась обаятельная улыбка. А если плохие – знаменитая Вадикова усмешка, смесь растерянности, незлого сарказма и горькой иронии.
Его поэтика – это всегда взгляд на вещи, мимо которых часто проходят мимо, а плотность стиха бетонная, лезвия не вставишь между строчками. И при этом почти любое стихотворение легко пелось. Он сажал гитару на колени, как младшую сестру, пригубливал портвейну, трогал струны и тихо рассказывал ей и нам свои истории. Про чудака-скворца, про чистоту дома и души, про неудачливого стукача Васю Чурина. Запоминалось с первого раза.
Его обычное состояние в последние годы – одиночество. Не в холостяцком, не в конформистском, а в интеллектуальном смысле. Он не носился с ним, не жаловался, а носил свое одиночество, как дорогой пиджак, которого никогда не имел, или как немодный, зато надежный зонт. От всяческой непогоды. Помимо всего прочего, природа одарила его системным мышлением, и друзья, знающие Вадима не один год, удивлялись этому сочетанию. Наверное, он мог бы стать математиком, но умение сопоставлять, искать синтез в сложнейших материях заставило его полюбить шахматы. На всю жизнь. Не потому ли во многих наших и заграничных источниках Вадима Черняка знают как автора книг о шахматах, серьезного аналитика теории шахматной игры…
Черняк пасынок своего времени, нелюбимый сын бронетанковой родины, который не миновал ее атомных полигонов и целины, ее газет и журналов, красного карандаша на полях рукописей, донкихот личного сопротивленья лицемерию и вранью, нежнейший друг немногих друзей. Он проводил поэтов своей плеяды, Юрия Смирнова, Александра Аронова, и остался один. Чужой новому веку. Со своим взглядом и голосом. Со своей болью. На фоне режима, который любит слово «свобода».
Он не покинул страну, хотя и подумывал об этом, когда были силы, но эмигрировал внутрь себя, получив в награду малопригодный быт и сохранив внутри свет. Черняка не вычеркивали из шорт-листов, потому что и не рассматривали его кандидатуру на литературные премии. Почти не замечали юбилеев. Не предлагали дачу в Переделкино. Не включали в международные делегации совписа. Не издавали избранное.
В своей крохотной, немного захламленной квартирке на Павелецкой, где висит его старая гитара с треснувшей декой и без струн, на балконе последнего этажа он оставался с равнодушной Москвой и звездным небом, которое открывалось в ясные ночи. У Вадима были свои, личные отношения и с городом, и с небесными светилами, которые уже никто не разгадает. У него было время подвести итог трудам и страданиям. Теперь – очередь за нами.

Анатолий ГОЛОВКОВ

Прочесть стихи Вадима Черняка и посмотреть другие фотографии можно на сайте по адресу:

http://www.vadim-cherniak.narod.ru/