Меч демона. Часть 1

ДН




Цвет вразумленья многолик,
Но чаще он кроваво-красен...

(Пауль Бэг, «Рапира»)






«…Злобные колдуны из свиты проклятого герцога Отсупа коварно наслали порчу на доброго брата Вика с целью лишить его рассудка и заставить покуситься на жизнь Святого Мао. Брат наш Вик с помощью своих молитв и молитв братьев по Ордену долго противился искушению и боролся с ним, но сильны были чары презренных колдунов…

…Отчаявшись взять обитель штурмом, герцог лично обратился за помощью к самому Вельзевулу, и Тот, пылая злобой к истинным укротителям демонов, изверг из Ада самого ужасного демона Преисподней и вручил ему меч свой…

…Демон, покорный воле господина, напал на Обитель, но Святой Мао загнал его в Нижнюю библиотеку, вырвал из его лап страшный меч и низверг кошмарного демона обратно в Ад его же оружием. Демон сгинул и забрал с собой души всех нечестивцев, угрожавших Обители…

…Той же ночью, вооружённый мечом Вельзевула, Святой Мао обратил в бегство воинство герцога Отсупа…»

(Верхняя библиотека Обители, “Деяния Святого Мао и Благостного Гука”, том 10.)




Мао пребывал в самом благостном расположении духа. Удобно устроившись в кресле, он решил чуток почитать перед обедом и даже раскрыл книгу, но отвлёкся и так и не приступил к чтению. Взгляд Мао рассеянно скользнул по демону, чинно сидящему в ровно светящейся пентаграмме, и упёрся в кувшин на столе. Мао как раз решал, стоит ли затрачивать усилия и тянуться к сосуду с вином или отложить до обеда… Но его важные размышления были грубо прерваны голосом Гука, гулко разнёсшимся по подземелью:
– Мао! У нас проблема!

– Ну, чего ты так орёшь, Гук? – Мао поморщился и отложил книгу в сторону. – У нас с тобой каждый день не менее сотни проблем, но мы, поднатужившись, решаем их с Божьей помощью…

– На этот раз дела обстоят совсем плохо! – Гук, отдуваясь, плюхнулся на стул. – Казначей Вик устроил засады в кладовке при кухне и в большой кладовой Обители одновременно. Я едва не попался и ничего не принёс на обед.

Мао с осуждением посмотрел на Гука.

– Ты, Гук, видишь всё в неверном свете. Попытайся взглянуть на происходящее с другой стороны.

Он помолчал, словно ожидал, что Гук бросится разглядывать брата Вика со всех сторон. Убедившись в нежелании ученика бежать куда послали, Мао разочарованно вздохнул и пояснил:

– Подумай, ведь только благодаря нам с тобой Казначей Обители начал думать не только о том, как обобрать ближнего своего. Граница здесь, конечно, тонкая, но он уже не гоняется за нами по всей Обители, словно последний идиот, а планирует действия и устраивает засады. Да не одну! Сразу две! Ещё немного, и он додумается охотиться на нас с загонщиками и собаками, а то и сочинит нечто похлеще… А причина такого развития Казначея – мы, скромные монахи. Правду сказать, – Мао с сожалением вздохнул, – на все эти подвиги его толкает жадность и нежелание любить ближнего своего, как самого себя.

– Я не знаю, что и куда его толкает, но я сам слышал через отдушину: он божился убить нас при первом удобном случае. И, знаешь, Мао… – Гук почесался. – Вчера я видел его глаза – он убьёт.

– В таком случае, Гук, наша прямая обязанность – сбегать к Отцу-Настоятелю, настучать на брата Вика и спасти его бессмертную душу. Смертоубийство – страшный грех! Хотя… Меня всегда занимал вопрос: справедливо ли умертвить одного для спасения сотни? Как думаешь, Гук?

– Ну-у… – неуверенно протянул озадаченный Гук. – Наверное…

– Ага! – оживился Мао. – А если угробить сотню ради спасения одного?

– Это несправедливо! – уверенно заявил Гук.

– Молодец! – похвалил Мао. – А если это сотня негодяев, а тот самый “один” – ты?

Вдоволь налюбовавшись на обескураженную физиономию Гука Мао встал с кресла и, потянувшись, сказал:

– Об этом ты сможешь поразмыслить на досуге, а сейчас следует позаботиться о хлебе насущном… Где, ты говоришь, ждёт нас наш добрый друг Казначей? Страсть, как жрать охота!




…Из отдушины тянуло влажным, насыщенным запахом пряностей воздухом. Было совершенно очевидно, что в кладовой недавно подвесили остывать свежесваренные окорока. Именно они издавали манящий аромат, столь возбуждающий аппетит. Всё это вместе с шумом и сопением, которые вряд ли могли издавать остывающие окорока, чрезвычайно раздражало Мао. Он долго вслушивался и даже пытался что-нибудь разглядеть в отдушине. Наконец, Мао отошёл от отверстия в стене и прошептал:

– Однако, брат Вик сильно поумнел с тех пор, как я видел его последний раз. Он уже хорошо разбирается в наших вкусах. Во всяком случае, Казначей здесь, и с ним три прихлебателя. Ловят нас на живца.

Гук повернулся, чтобы уйти, но Мао схватил его за руку:

– Куда это ты собрался?

– Знаешь, Мао, после того как ты облегчил кошель Казначея, я начал его бояться. Лучше уж попытаться в другом месте…

– Ничего подобного! Во-первых: сегодня я хочу обедать горячим нежным окороком. Копчёный окорок тоже неплох, но надо изредка есть горячее. А во-вторых: мне очень не хочется разочаровывать брата Вика. К тому ж здесь всё будет гораздо проще…

И он изложил Гуку свой план.

– Не пойдёт! – решительно воспротивился Гук. – Я не о самом плане – он гениален, но туда пойду я. Придётся быстро бежать…

– И ты решил, что я слишком оброс для этого жирком? – укоризненно предположил Мао. – Бегать придётся не так уж и много и не очень быстро. Не спорь, Гук! На меня брат Вик точно клюнет. Да! И ты не сильно торопись там – выбирай. Времени у тебя будет предостаточно…





Недалеко от дверей, ведущих из кухни в трапезную, часть каменных блоков стены со скрежетом сдвинулась куда-то внутрь, и из возникшей ниши осторожно выглянул Мао. Быстро оглядевшись и не закрывая проход, он проследовал к большим кухонным дверям. Здесь немного задержался и чуток повозился с одним из железных шкворней, запирающих кухню на ночь. После этого Мао небрежно толкнул дверь и вошёл.

На кухне Обители в этот час было очень шумно. Приближалось время обеда, и здесь толпились монахи и ученики, готовые тащить тяжёлые котлы с похлёбкой в трапезную. Мао на ходу благословил всех широким жестом, кивком поблагодарил тех, кто делал предупреждающие жесты, и вежливо постучал в дверь одной из кладовых,.

Разговоры тотчас смолкли, и на кухне наступила тишина, нарушаемая лишь треском дров в печах. Не дождавшись ответа, Мао постучал ещё раз. Гораздо громче. Ногой.

За дверью раздался неясный шум, что-то упало, и гнусавый голос придушенным полушепотом произнёс:

– Кого бесы несут! Я же предупреждал…

Мао слащаво улыбнулся, толкнул дверь и, вглядываясь в сумрак кладовой, громко спросил:

– Не здесь ли обитает добрый брат мой Казначей Вик? Я, недостойный брат его Мао, пришёл послушать проповедь о жадности, воровстве и стяжательстве.

Произнеся последнее слово, Мао развернулся и лёгкой рысцой направился к выходу из кухни, а вслед ему из оставленной распахнутой двери, неслось:

– Держи его! Хватай его!! За мной!!! – И ещё множество выражений, которые присутствующие монахи никак не ожидали услышать от брата Казначея.

Мао едва успел притворить за собой дверь, как из кладовой, набирая скорость, вылетел брат Вик. Прятался он, похоже, в самом грязном углу кладовой, который никогда не убирали нерадивые ученики, и теперь одежда Казначея была в пыли, а за ним, наряду с немногочисленной свитой, тянулся шлейф паутины.

Казначей достиг дверей кухни раза в два, а то и в три, быстрее, чем Мао, распахнул створки и бросился вперёд. Вернее будет сказать – хотел броситься. Ноги брата Вика со всего маха упёрлись в нижний железный шкворень, заботливо уложенный Мао поперёк двери, а тело, повинуясь законам природы, продолжило движение. Казначей взвизгнул, рухнул и, разрывая одежду, поехал на животе по каменным плитам. Верхом на нём восседал особо ревностный последователь – он бежал впритык к своему командиру и благодаря случаю и хорошей реакции, благополучно миновал шкворень, но перепрыгнуть брата Вика оказалось уже выше человеческих сил. Третий преследователь Мао ухитрился остановиться перед дверным проёмом и был сбит с ног замыкающим. Так что за дверью кухни образовалась небольшая куча-мала.

Мао, подбежав к проёму в стене и обернувшись, как раз застал кульминацию всего процесса преодоления порога кухни. Положение его преследователей в пространстве убедило Мао в относительной безопасности, и он разразился короткой, но яркой назидательной речью о пользе осторожности. Речь вызвала весёлое оживление у зрителей, высыпавших из кухни.

Однако Казначей не собирался сдаваться так просто. Выбравшись из-под соратников, он, хромая на обе ноги, бросился к Мао с громкими криками, по смыслу схожими с «Держи вора!».

Вынужденный прервать свою зажигательную проповедь и ретироваться в тайный проход, Мао привёл в действие закрывающий механизм и выкрикнул из темноты:

– Сам ты вор!

Казначей с разбега впечатался в каменный блок и даже остановил движение потайной двери, но объединённые усилия механизма и брата Мао победили: блок со скрипом занял своё место в стене. Брату Вику осталось только царапать ногтями камни, брызгать на них слюной, выть и выкрикивать ругательства. Мао не стал задерживаться, чтобы послушать. Лексикон Казначея разнообразием не отличался, и почерпнуть было особо нечего.

Гуку, как и предрёк Мао, времени хватило на всё. С лихвой…





– Вот что я тебе скажу, Гук! – начал Мао, едва оторвавшись от кружки с вином. – Ты рискуешь стать таким же, как брат Вик. Неужели ты не заметил, до чего его довела жадность? – Мао вопросительно посмотрел на Гука. – Зачем ты стянул два окорока?

– Чтобы не ходить дважды, – ответил Гук, прожевав и проглотив очередной кусок. – К тому же там почему-то было очень мало окороков, ну, может, штук семь-восемь...

– Осада, Гук! Осада! Исчезла возможность вывозить окорока на продажу, и Настоятель приказал меньше забивать свиней и больше коптить. В расчёте продать потом. – Мао звучно отрыгнул. – Только вот сначала надо отогнать войска герцога от Обители, а это тебе не фунт изюма!

 – Да плевать я хотел и на герцога, и на изюм! – вдруг разозлился Гук. – Ты мне лучше объясни, за каким бесом ты показал Казначею, что мы пользуемся ходами в стенах!

Мао приложился к кружке, не торопясь, вытер губы и поучающе произнёс:

– Негоже так пренебрежительно относиться к противнику, Гук. Ты ведь считаешь себя умным? Как твой учитель, я могу с чистой совестью подтвердить, что ты далеко не глуп. Но почему ты считаешь дураком брата Вика?.. Нет! Он, конечно, дурак! Только в другом смысле. Во всяком случае, у него хватило ума понять, что двери и стены нам не помеха, и он начал устраивать засады прямо в кладовках. А это значит, что уже догадался и о подземельях, и о тайных ходах. Я уже не говорю об Отце-Настоятеле...

– А что – Настоятель? – настороженно спросил Гук.

– Знаешь, Гук, – проникновенно сообщил Мао, – с заявлением о твоих мозгах я, наверное, поторопился. Или ты не хочешь ими пользоваться?

– Брось, Мао! – поморщился Гук. – Так причём здесь Отец-Настоятель?

– А притом, что планы подземелий и тайных ходов в стенах я позаимствовал из его личной библиотеки. К тому же одна из дверей подземелий открывается прямёхонько в кабинет Настоятеля, и я уверен, что этой дверью уже пользовались. Просто у Настоятеля на нас свои виды, а то бы мы давно сидели не здесь, а в кельях-одиночках. Я так думаю, что Настоятель душу заложит, лишь бы выпихнуть нас из обители тихим сапом.

Мао сладко зевнул.

– Да нам и самим давно пора удирать отсюда, особенно учитывая рвение доброго брата нашего Вика. Так что было бы совсем не плохо, если банда герцога провалится к Вельзевулу или просто уйдёт своей дорогой.

Выбравшись из кресла, Мао удовлетворённо погладил живот, снова зевнул, едва не вывихнув челюсть, и, не сказав больше ни слова, отправился в дальний угол. Бессильно повалившись на кучу тряпья, исполняющую роль постели, он огласил подземелье звучным храпом.

Гук, справедливо решив, что обед окончен, прибрал на столе, выкинул мусор обычным способом – швырнув в Агифара. Без особого интереса проследив за радужными всполохами на поверхности пентаграммы, Гук уселся и принялся обстругивать ножом обломок клёпки от бочки, не забывая периодически кидать стружку в пентаграмму.

– Агифар! – неожиданно обратился Гук к демону. – Почему пентаграмма светится, когда я в неё ничего не кидаю?

– Контакт граничного поля и атмосферы порождает вторичное свечение в результате бомбардировки поля молекулами означенной атмосферы и их частичной утилизации.

Гук досадливо поморщился:

– Даже Мао не смог бы этого понять! А попроще никак нельзя, Агифар?

– Частицы воздуха сталкиваются со стеной пентаграммы и порождают свет.

Гук озадаченно посмотрел на демона, почесал маковку и улыбнулся:

– Тебе, Агифар, с закрытыми глазами не видно: воздух прозрачен, как слеза, и никаких "частиц" в нём нет!

Демон саркастически осклабился в ответ:

– А они мелкие.

– Мельче пыли? – быстро спросил Гук.

– Да. – подтвердил Агифар.

– Ну, вот я вдыхаю, – для наглядности Гук глубоко вдохнул. – И не ощущаю никаких частиц. А от пыли я хотя бы кашлял!

– Они слишком мелкие, чтобы ты ощутил их, смертный, но дышишь и живёшь ты благодаря именно им.

Гук надолго задумался, продолжая строгать обломок клёпки, бросил это дело и снова пристал к демону:

– Агифар! Вот ты являешься каждый раз, как тебя вызывают. А зачем? Послал куда подальше – и вся недолга!

– Я повинуюсь соглашению Высших. – Демон помолчал и добавил: – И здравому смыслу.

– Высшие – это, наверное, Всевышний Бог? – осторожно спросил Гук.

– Ваш Всевышний Бог всего лишь последователь Высших… Ученик.

– Бог – ученик?! Я понимаю, конечно, ты – демон, но ты это... Не богохульствуй слишком-то... Бог создал всё, что мы видим, и мы – дети Его!

– Вот это – истинная правда! Он создал людей, самую удивительную вещь во Вселенной...

Демон вдруг замолчал, как подавился, и Гук, хитро улыбнувшись, сказал:

– Ну, чего язык проглотил? Все мы любим поболтать, а тебе, я вижу, к тому же есть, что сказать.

Демон упорно молчал.

– Да хватит тебе выпендриваться, Агифар! – не отставал Гук от демона. – Так чего такого удивительного в людях? А?

Гук поздравил себя – он не ошибся. Одновременно ему подумалось, что Мао опять оказался прав, когда говорил: "Книги, Гук, надо читать умеючи. Вот, например, "Практическая демонология", в основном, не врёт, но бреда там понапихано с избытком"…

По данному, конкретному, случаю, насколько помнил Гук, "Демонология" утверждала: "Укрощенные демоны чрезвычайно болтливы, если их не останавливать нужными заклинаниями и... применяют бессмысленные слова (возможно, заклинания), часто беспричинно злятся"… Да уж! Демон вещал на полную катушку! Правда, как показалось Гуку, теперь он старательно избегал этих самых "бессмысленных слов".

– …Он вообще поразил всех и ограниченностью, и мастерством. Генетики обалдели... – Демон замолчал, поморщился, и его нос совершил немыслимый кульбит. – В общем, все очень удивились, когда оказалось, что в каждой ДНК… В каждой мельчайшей частице ваших тел содержится информация обо всём известном мире! Его прошлом и будущем! Это всё равно, как если бы все ваши библиотеки уместить на маленьком клочке бумаги! Да нет! Это несоизмеримо! Но! – Потешный нос демона стал торчком, а голос зазвучал тихо и вкрадчиво. – Ни один из живущих людей не способен воспользоваться даже малой толикой той бездны информации, что заключена в нём самом. Мало того! После гибели носителя всё исчезает! Точнее, уходит неведомо куда. Люди – потрясающе бессмысленное творение!

Агифар сделал драматическую паузу, но Гук не прочувствовал. Он очень хотел верить, что в словах демона смысл имел место быть, но одновременно склонялся к правоте "Демонологии" в части "бессмысленного бреда"… Однако, дабы демон не счёл его полным идиотом, Гук хмыкнул и глубокомысленно изрёк:

– Создателю виднее.

– Вот-вот! Яблоко от яблони... Это самое он и заявил Высшим! – Демон от возбуждения чуть было не вскочил со своего камня, но рук от него не оторвал и глаз не открыл. – Скандальчик был, – он причмокнул, – что надо! Чуть ли не самый крутой за всю историю. Высшим пришлось убрать этот мир в другое пространство-время, подальше с глаз долой, выставить наблюдателей, да ещё заключить специальное Соглашение. Да, были времена!..

Агифар замолчал и, похоже, впал в своё обычное каталептическое состояние. Гук разглядывал его повисший и чуть вздрагивающий хоботообразный нос и думал о том, что демон, вне сомнений, бредит или врёт. Это же надо придумать такое: Бог – ученик! Да за одно подобное высказывание объявят одержимым кого угодно...

Постепенно мысли Гука обрели несколько иное направление, и он спросил:

– Агифар! Почему Мао у ворот сказал, что пентаграмм должно быть не больше пяти? И как ты смог сидеть во всех пяти пентаграммах?

– В самом заклинании содержится условие предела мощности граничного поля... В смысле – пентаграммы. При делении более чем в пять раз поле... пентаграмма становится неустойчивой, что влечёт за собой блокировку нестабильного элемента... И... Интересно, как ты представляешь себе пентаграмму без демона внутри? Если...

– Подожди! – перебил Гук. – Ты хочешь сказать, что сила пентаграммы не в её размерах и зависит только от количества пентаграмм?

Демон недовольно поморщился, покрутил носом и рявкнул так, что Мао на какое-то время перестал храпеть:

– Ты ничего не понял, смертный! Мощность граничного поля равновелика под любым углом и во всех направлениях! Это обусловлено одним из законов Соглашения Высших и незыблемо!

– А вот и врёшь! – обрадовано воскликнул Гук. – Врёшь, исчадие Ада!

Гук запустил в пентаграмму обломок бочарной клёпки и с ехидством в голосе спросил:

– Ты на чём сидишь?

Довольно длительное время Гук, наблюдая за лицом демона, силился понять, что оно выражает: смущение или раздражение? А демон надувал щёки, хмурил брови, выставлял зубы под невероятным углом, его нос выписывал замысловатые кренделя, и даже уши то поднимались к самой макушке, то сползали почти на шею. Агифар только что не дымился. Наконец, уши демона вернулись на законное место, он облизнул губы раздвоенным языком и выдавил:

– Понимаешь, какое дело, Гук... – Демон ещё разок скорчил невероятную рожу и погладил руками камень под собой. – В моём мире материя... Материальные предметы представляют огромную ценность...

Демон замолчал, а Гук развеселился такому обороту дел:

– Так ты у нас теперь богатый демон?! А, Агифар?

– Ну-у… – протянул демон. – Можно сказать и так... И главное! – затараторил Агифар. – Всё совершенно законно, в смысле, баланс не нарушен! Просто, пользуясь добротой твоего учителя Мао, я обошёл закон.

– Закон, Агифар, обойти нельзя, – назидательно заявил Гук. – Так говорит учитель Мао. – И пробормотал себе под нос: – Если, конечно, это закон.

– Не существует идеального закона! Даже Высшие не могут предусмотреть всё. – Агифар снова погладил камень и оскалился в улыбке. – Этот камень – лучшее тому подтверждение. Идеальный закон – всё равно, что дуршлаг без дырок: подобен кастрюле, где варятся и правые, и виноватые. А разделить их невозможно.

– Подожди-ка, Агифар! – Гук задумался и наморщил лоб. – Ты сказал, что все предметы из нашего мира представляют собой большую ценность где-то там у вас... И ты подтвердил, что наш мир – дело рук Создателя, а пентаграмма – граница между мирами...

– Ты так же близок к истине, как и далёк от неё... – начал было демон, но Гук прервал его:

– Но тогда получается, что пентаграмма служит нам защитой! Чтобы вы, проклятые демоны, не растащили наш мир по камешку!

– А как тебе обратный вариант?.. – пробормотал демон себе под нос так, что Гук не расслышал.

– Что ты там бормочешь? Агифар! Да или нет?

Демон убрал руки с камня, сложил их на коленях, покрутил носом и ответил:

– Твоя концепция фундаментальных событий прошлого в макромире, Гук, несомненно, заслуживает пристального изучения в рамках ортогональности вышеназванного мира, однако девиация твоих предположений с учётом плавающих коэффициентов континуума и их стабилизации, стагнации и секвестрации в настоящее время...

– Заткнись, Агифар! Я уже всё понял…

Гук задумчиво поковырял ногтем трещинку в рукоятке ножа, и рукоятка послушно развалилась. Некоторое время расстроенный Гук решал, что лучше: починить старую рукоятку или выстругать новую. Потом вздохнул, поднялся со стула и отправился на поиски подходящего материала.

Ему приглянулась конусная пробка от большой винной бочки. Сухая и лёгкая, она, правда, была несколько великовата, и Гук принялся обстругивать её лезвием от ножа. Дело продвигалось медленно. Даже не оттого, что дерево плохо поддавалось, а потому, что лезвие было чертовски неудобно держать в руке, и оно то и дело норовило повернуться и пройтись по пальцам. Руки быстро устали, и Гук принял решение отдохнуть, а заодно убрать стружку.

Щепа и стружка, произведённые Гуком, закончились как раз тогда, когда его голову посетила оригинальная мысль. С целью воплощения своего озарения в жизнь, Гук торопливо, но аккуратно ткнул торец деревяшки в стену пентаграммы. На этот раз световые эффекты Гука совершенно не интересовали. Нельзя также сказать, что он сильно удивился полученному результату. Как и ожидалось, часть пробки сгорела начисто. Но, осматривая получившийся срез, Гук был поражён приятным оттенком и красивым рисунком дерева на гладкой, как будто отполированной, поверхности. В общем, ему понравилось.

Гук зажал деревяшку между ногтями указательных пальцев и принялся трудиться, осторожно прикасаясь будущей рукояткой ножа к грани пентаграммы. Работа эта требовала скорее внимания и осторожности, нежели усилий. Естественно, Гуку не хотелось попасть в пентаграмму пальцами.

То, что получилось в результате, очень напоминало рукоятку для ножа, удобно ложилось в ладонь, но было несколько великовато. Гук гладил пальцами тёплое дерево, вглядывался в затейливый рисунок поверхности и тихо расстраивался. Его изделие для ножа явно не годилось. Торец рукоятки, где по идее должно было крепиться лезвие, формой напоминал пятиугольник, и Гук принялся подправлять лезвием ножа мелкие недостатки, уже сообразив, что у него получается...




– …Мао! – Гук тряс Учителя за плечо, пытаясь его разбудить. – Да Мао же!

Гук прилагал неимоверные усилия, но Мао категорически не желал просыпаться и отзывался на действия противной стороны стонами, пыхтением и редкими невнятными репликами, вроде: "Угу!", "Отвали, Гук!", “Прочь, презренные демоны!”. Гук одержал победу и пробился к сознанию Мао только после того, как перестал его пихать и, наклонившись к самому уху учителя, прошептал:

– Мао! У нас кончилось вино…

Реакция Мао на данное заявление протекала в несколько этапов. Для начала он сел и широко раскрыл глаза. Выражение глаз напрочь отметало надежды на то, что Мао уже проснулся. Не приходя в сознание, Мао вскочил, пробежался по коридору вдоль бочек и исчез за поворотом. Там, за огромным бассейном с дождевой водой, проходил дренажный канал, который Мао и Гук использовали по прямому назначению.

Вернулся Мао сравнительно быстро, на ходу оправляя одежду и внимательно разглядывая донышки бочек, торчащие из стены. По одной из них он даже постучал. Подойдя к столу, Мао взял в руки кувшин, бултыхнул содержимое, заглянул внутрь и, отхлебнув прямо из кувшина, с укоризной и сожалением сказал:

– Дурак ты, Гук.

Мао снова припал к кувшину, не отрываясь от него, плюхнулся в кресло. Немного успокоившись и нежно обняв кувшин, он прикрыл глаза и продолжил мысль:

– Когда-нибудь ты меня доконаешь своими идиотскими шуточками. Я уж было подумал, что Казначей… Но нет…

Голос Мао превратился в тихое бормотание, на лице появилась благостная улыбка, и он попытался погрузиться в сон. Но это совершенно не устраивало Гука. Он подскочил к Мао и сунул что-то ему почти в лицо:

– Посмотри, Мао, что я сделал!

Мао судорожно прижал кувшин к груди и, уткнувшись в горлышко, страдальчески пробормотал:

– Ну, чего тебе ещё...

То ли Мао удивило эхо из кувшина, то ли он решил, что лучше уж уступить, но, подняв голову и приоткрыв глаза, он изобразил внимание, уставившись куда-то за спину Гука.

– Ну, чего?..

Гук быстро сделал шаг назад, протянул руки к стене и что-то прошептал. Между его кулаком и стеной возникла узкая, как клинок меча, полоска, мерцающая голубоватым светом. Движение вперёд и вверх – и от стены к Гуку метнулся всполох, а на каменном блоке появилась глубокая и узкая выемка. Гук повернул свой импровизированный меч, и Мао увидел в основании клинка, над самой кистью ученика, маленького Агифара, сидящего на камне.

– Его можно сделать любой длины, Мао! Всё зависит от того, на каком расстоянии стена! – возбуждённо зачастил Гук. – Да с такими штуками мы в момент разнесём армию герцога в пух и прах!

– Ага! – скептически отозвался уже более-менее проснувшийся Мао. – А заодно и друг друга… Что гораздо вероятнее!

Но яд энтузиазма Гука уже проник в кровь Мао. Он быстро распространился по телу и потребовал срочно приложиться к кувшину. Оторвавшись от горлышка, Мао вытер губы рукавом, икнул и воинственно обратился к Гуку:

– Ты прав, Гук! С этой герцогской осадой пора кончать! Тем более что скоро мимо Обители должен пройти Караван, а герцог пребывает в отчаянии… – Он снова икнул. – Но я думаю, что для победы вполне достаточно и одного твоего "меча". Кстати, убери его, а то не ровён час...

Мао встал из кресла, одним глазом заглянул в кувшин, другим посмотрел на Гука и мотнул головой:

– Бери фонарь и пошли...

...Коридоры и лестницы вели Мао и Гука в толще монастырских стен. Мао ухитрялся почти безошибочно находить дорогу в этом путаном лабиринте ходов и комнат. Лишь один раз, когда по прикидкам Гука над их головами находился внутренний двор Обители, они попали в тупик, где в нишах вдоль стен лежали несколько скелетов. Мао довольно легко сориентировался, и они, вернувшись немного назад, двинулись дальше. Но вид этих, неизвестно кому принадлежащих останков сильно повлиял на настроение Гука, который начал периодически нервно вздрагивать, прислушиваться и оглядываться. Мао, заметив эту перемену и желая отвлечь Гука от мрачных мыслей, принялся поносить брата Вика:

– И ведь какая изобретательная и хитрая скотина этот наш брат Казначей! Вроде бы и мозги у него набекрень, а обложил нас, как волков в роще! Из-за этого жадюги приходится тащиться в обход… А как он красиво орёт на всю Обитель: "Вор! Держи вора!". Интересно, что можно украсть у монаха, принявшего обет бедности? Да и вообще – у честного человека? Гук! – Мао остановился у очередной двери и, обернувшись, требовательно посмотрел на Гука. – Что можно украсть у честнейшего брата нашего Вика?

Гук пожал плечами:

– Окорока, наверное…

– А вот и нет! – обрадовался Мао. – Не угадал! Окорока принадлежат всем братьям обители в равной степени, а значит, и нам с тобой тоже. Мы просто берём свою долю как бы вперёд, заранее. К тому же окорока мы едим давно, а болезнь брата Вика приняла тяжёлую форму только после нашего неудачного отъезда, уже во время осады Обители.

Гук с ужасом уставился на учителя:

– Мао! Ты что, всё-таки обобрал казну Обители?!

– Ну-у-у! – разочарованно протянул Мао. – Ты готов выставить меня прямо не знаю кем... Душегубом каким-то... Как я тебе и обещал, казна Обители целёхонька, да и не обирал я никого. Если, конечно, разобраться в книгах учёта... У бедного брата Вика и быть-то ничего не могло, и, следовательно, я нашёл клад. Остаётся только понять, как о моей удаче узнал брат Казначей и почему мои успехи так его огорчают? Может быть, он не только жаден, но и завистлив? – озабоченно спросил Мао у Гука.

– Не знаю, Мао…- пробормотал Гук, разглядывая в свете фонаря пыль на полу. – Но если ты спёр деньги у этого вора, то нам надо срочно убираться отсюда, пока целы.

– Согласен с тобой, о мудрейший! И не пялься на следы под ногами. Это мои. Я как-то забрёл сюда полюбоваться восходом. А мы уже пришли.

За толстенной дубовой дверью, окованной медными полосами, им открылось обширное помещение. Слабый свет, сочившийся через узкие щели окон с обеих сторон, позволял хорошо видеть две большие метательные машины, покрытые пылью и паутиной. Машин, собственно, было четыре, но две из них не очень-то выделялись, так как другая пара их попросту подавляла размером. Огромные, круто изогнутые луки, рычаги, тяжёлые лафеты, позволявшие машинам поворачиваться, – всё до сих пор дышало устрашающей мощью.

– Вот это да! – восхитился Гук. – Чего ж ты мне их раньше не показал?

– А-а! – Мао махнул рукой. – Рухлядь! Им лет по двести – двести пятьдесят. Что могло – сгнило, остальное не работает.

Гук заглянул в ближайшее узкое, буквально в ладонь шириной, окно. Из-за толщины стен оно казалось трещиной в каменной кладке.

– Мао! Здесь внутренний двор Обители.

– Мог бы и так догадаться. По солнцу. Мы на Восточной стене, а сейчас вечер. К тому же баллисты направлены на Дорогу Каравана.

Гук осторожно, чтобы не споткнуться, начал пробираться к противоположной стене, задержался около метательных машин и спросил:

– Куда же они стреляли?

– Прямо по дороге. Сейчас увидишь, – ответил Мао от дальней стены. Он, кряхтя, провернул какое-то колесо, выпрямился и удовлетворённо сказал:

– Ну, вот. Смотри!

Под полом щёлкнуло, заскрипело, и часть стены со скрежетом выпятилась на манер губ, разошлась вверх и вниз, образовав длинную и широкую амбразуру, вполне пригодную для стрельбы из баллист.

– Ого! – отреагировал Гук. – Лагерь герцога как на ладони. Мне кажется, что я смог бы докинуть до них камень.

– Сомневаюсь, – скептически заметил Мао. – Здесь даже для лука далековато будет. Но лет двести тому назад, задолго до того, как Орден занял эту крепость и основал Обитель, арбалетчики на стене и три каземата с такими вот штучками, – Мао ткнул пальцем за спину, – заставили армию Олза Непобедимого повернуть назад. Видимо, Олз не отличался умом, если пытался пройти здесь в соседнее королевство через Порог. Его армия так и не смогла миновать даже это место.

– Ну да? – недоверчиво сказал Гук. – Так уж и не смогла...

– Вот и Олзу понадобилось потерять здесь десять тысяч воинов, чтобы убедиться в невозможности пройти по дороге Каравана. Видишь козырёк над дорогой, как раз под лагерем герцога? Баллисты метали снаряды прямо под него, а не по самой дороге. Снаряды эти, из специальной обожжённой глины, придумал и изготовил учёный-механик Рис Весёлый. Они разбивались о скалы над дорогой на сотни острых, как бритва, осколков и сметали в пропасть всё, что встречали на пути. Кости людей и животных, наверное, до сих пор лежат на дне пропасти. В книге, которую я прочёл, написано, что из пропасти воняло полгода. А Рис, увидев действие своих снарядов, перестал улыбаться и сошёл с ума.

– Да! Славные были времена... – с лёгкой завистью в голосе сказал Гук. – И откуда только, Мао, ты всё это знаешь?

– Читать надо, ученик Гук! Читать книги! В них очень много глупости, но ещё больше полезных вещей.

Мао уселся верхом на опору баллисты, приложился к предусмотрительно прихваченному кувшину и, поставив его перед собой, поторопил Гука:

– Ну, давай скорее! А то похоже, что дозорные слышали, как открывалась амбразура, и скоро на стену сбегутся все, кто сможет.

Отдельные выкрики и шум над их головами ясно указывали на правоту Мао. Обитель, отделённая от дороги и остального мира достаточно широкой пропастью, считалась неприступной твердыней, но монахи не собирались рисковать и проверять эту, теперь уже сомнительную, неприступность на своей шкуре. По распоряжению Отца-Настоятеля дозорные были расставлены по всей стене. Они-то и подняли тревогу, услышав скрежет механизма в стене.

Гук неуверенно топтался у амбразуры. Он поднял правую руку, вытянул её в столону лагеря осаждающих Обитель и опустил.

– Если хочешь, я попытаюсь заменить тебя, – тихо проговорил Мао. – Но так или иначе, а нам нужно уходить из Обители – брат Вик доконает нас советами. А чтобы уйти, придётся избавиться от этой банды. – Мао кивнул на костры, горящие в лагере всё ярче и ярче по мере того, как темнота окутывала ущелье. – Подумай лучше о том, что произошло бы, прорвись они утром в Обитель...

Вздохнув, Мао продолжил:

– Только постарайся не задеть дорогу. Нам по ней, возможно, придётся идти, а что она выкинет – неизвестно. Пугани их, и все дела.

– Но Грост и путь к Северному монастырю для нас в другой стороне, – опешил Гук.

– А кто тебе сказал, что мы пойдём в Грост? – усмехнулся Мао. – Мне вообще не хотелось бы идти в Северный монастырь…

Гук резко тряхнул головой.

– Ну, давай пуганём...

Губы его беззвучно зашевелились.

Из руки Гука вырвался голубоватый луч. Правда, получилось не совсем удачно. На своём пути луч встретил верхнюю створку амбразуры, и в руке Гука оказался вполне приличный светящийся клинок, но явно коротковатый для нанесения урона противнику на той стороне ущелья.

Гук чертыхнулся, и луч с низким рёвом сильно вытянулся в длину. От неожиданности Гук едва не выронил рукоятку, свободной рукой почесал затылок и виновато покосился на учителя.

Мао повезло меньше. Он слишком резко выпрямился на своём насесте и врезался затылком в балку лафета баллисты. Потирая ушибленный затылок, Мао с удивлением смотрел на ученика:

– И как же тебе это удалось?

– Не-е знаю, – слегка заикаясь, ответил Гук. – Я только подумал, что клинок нужен подлиннее, и Агифару надо бы это знать…

– Ага! – понимающе буркнул Мао. – Давай, пробуй.

Гук осторожно повёл лучом из стороны в сторону. Свечение луча стало ярче, и появился низкий, неприятный рёв.

– Чего это он воет? – обескуражено спросил Гук.

В ответ Мао пожал плечами и философски изрёк:

– Стрела – свистит, меч – поёт… Тебе-то какая разница? Давай начинай уже. Зрители собрались. Слышь, как орут?

И действительно, сверху, со стены, доносились возбуждённые крики монахов, наблюдающих непонятное явление природы.

В лагере герцога тоже заметили странный луч, протянувшийся высоко над палатками от дыры примерно в середине стены. Воины, задрав головы к небу, с опаской наблюдали за движениями сияющей полоски. Некоторые грозили монахам на стене. Страсти по поводу происходящего стали постепенно утихать и с той, и с другой стороны, когда Гук неожиданно обрушил своё оружие вниз, на лагерь противника. Монахи на стене торжествующе взвыли, и их крики, смешавшись с криками осаждающих, породили в пропасти кошмарное эхо.

Сияющий луч плясал меж кострами и палатками, оставляя узкие, глубокие борозды в скалах, сея панику среди людей и животных. Обезумевшие от страха лошади метались по лагерю, круша всё, что попадалось под копыта. Одна из лошадей со всего маха врезалась в повозку, груженую маслом, и та опрокинулась прямо на костёр. Полыхнуло пламя.

– Хватит, Гук! – закричал Мао. – Хватит с них!

Гук вздрогнул и поднял сияющий меч чуть вверх и в сторону, по пути наискось задев вершину горы напротив. Луч исчез, и Гук странным, незнакомым Мао движением заложил рукоятку невероятного оружия за пояс. В этот момент вершина подрезанной Гуком горы сдвинулась с места, со страшным нарастающим грохотом обрушилась в ущелье, и стены Обители лихорадочно затряслись.

– Ну вот! – Мао проводил взглядом очередную лошадь, сиганувшую вместе с седоком в пропасть. – Хочется думать, что этого намёка им вполне хватит, чтобы, не торопясь, свернуть лагерь и убраться куда-нибудь подальше.

– Чего это они так орут? – поморщившись, спросил Гук.

– Кто? – не понял его Мао. Он мрачно заглянул в опустевший кувшин, как будто надеялся обнаружить там причину раздражения Гука, прислушался, потом посмотрел в амбразуру на хорошо освещенный пламенем пожара, разорённый лагерь герцога.

– В лагере, я надеюсь, суетятся перед отъездом... А братья... Братья выражают радость. Это всегда приятно, когда кто-то, безвозмездно, у тебя на глазах делает работу... Особенно грязную. – Мао вздохнул. – Тебе не следует себя винить…

– Всё нормально, Мао! – откликнулся Гук каким-то чужим голосом, и Мао, удивлённо на него посмотрев, кивнул:

– Ну, да Бог с ними! Отец-Настоятель объяснит братьям нашим, что они видели на самом деле. А нам уже пора, Гук. Дёрни за вон тот рычаг и крутани колесо.

Всю обратную дорогу Мао молчал. Только добравшись до любимого кресла, плюхнувшись в него и задув фонарь, Мао попросил:

– Сгонял бы ты, Гук, за солёной капусткой. Пока все на стене. И соку побольше.

Уже поворачивая за угол, Гук услышал:

– Значит, читаем мысли помаленьку?

Гук даже оглянулся, чтобы спросить у Мао, в чём дело, но Мао обращался не к нему, а к демону…

Когда Гук возвратился, Мао всё так же сидел, пристально уставившись на Агифара. Он молча взял у Гука здоровенное блюдо с капустой, напился сока и, передав блюдо Гуку, жестом велел поставить его на стол.

– Я вот только не пойму, Мао... – начал было Гук и замолчал, не устояв перед короткой, но ёмкой просьбой Мао:

– Заткнись!

Гук пожал плечами, наполнил кувшин вином из бочки и сунул Мао. Обнюхав горлышко, Мао прижал к себе кувшин, но пить из него не стал, чем очень удивил Гука. После быстрого осмотра учителя Гук несколько успокоился. Испарины на лбу у Мао не было, судороги тоже не наблюдались. И вообще Мао производил впечатление скорее глубоко задумавшегося человека, нежели больного.

Гук послонялся вокруг, мучаясь уже другим вопросом, что лучше: поесть или завалиться спать? В конце концов, он решил, что свинина варёная и никуда от него не убежит. Исходя из этого вполне здравого рассуждения, Гук бросил свой кошель на стол и отправился спать.