Недосмотр

       Когда последний выстрел почти размазал тело и управлять шестиствольниками Гатлинга стало невозможно, Выходец собрался было убегать, но решил подстрелить ещё и роботов-охранников. Несколько фрагментов того, что долго служило мне телом, попало на его броню, сползлось, слилось и у меня появился шанс оседлать моего убийцу. По пути к лифту удалось прихватить со стен ещё немного пассивной и активной протоплазмы. В то, что получилось, почти целиком вместилось моё сознание. Я крепко потрепал Выходца и теперь радовался, что ему хватает сил и скорости.
       Когда Собор поглотил ядерный гриб, мы были довольно далеко, но выплеск энергии умиравших и гибель остатка моей личности в глубине подземелий прозвучали так болезненно, что я очнулся только через несколько суток. Все возможности сгустка органики исчерпались и оставалось только наблюдать.

       Выходец быстро справился с охраной первого этажа базы и застрял на втором возле мутанта, охранявшего вход на склад. Я внутренне поухмылялся его нерешительности. У этого мутанта была такая маленькая голова, что чемпионат тупиц он бы выиграл одним только внешним видом. В головёнке помещались только самые простые и короткие мысли, зато тело было в полном порядке. Бедняга даже не понял, что всех товарищей только что поубивали и всё бубнил Выходцу о том, что на склад нельзя без разрешения. Как только враг махнул рукой и собрался бежать дальше, я соскочил с его брони и пополз к ноге будущего носителя.

       Старое дело было проиграно окончательно и бесповоротно. Выходца было уже не остановить. Как только он доберётся до компьютера с кодами, от базы останутся одни развалины. Я интенсивно заполнял микрочереп носителя своими клетками, пророс в тело и мы побежали на выход. Собственно, никакого "мы" уже не было. Личность носителя забилось куда-то в тёмные уголки и благоговела от того, что стала соседом Повелителя. Скоро она окончательно растворится и всё это зеленокожее сопящее чучело будет моё. Понаблюдав издали, как взорвалась база, я направил тело на север.
       Удалось близко подкрасться к семье кротокрысов с потомством. Когда тело подкрепилось родителями, я присмотрелся к детёнышам. Протоплазмы хватало с избытком, убивать больше не хотелось и я придумал кое-что получше. На горизонте маячили развалины. Долгий путь на север привёл к месту, которое пытались заселить бродяги. Здесь сильно расплодились гекконы, появились признаки новых мутаций. Место было перспективным.
       Внедрения маленьких долей меня в детёнышей прошло удачно. Жаль, но это было два самца. У одного с умишком было намного лучше, чем у другого. Этого малыша ещё имело смысл носить с собой, а глупенького я решил оставить в Клэмате. За те несколько недель, что я провёл в подземельях Клэмата, на поверхности бродяги восстановили несколько домов и приняли решение основать городишко с названием, полученным от части довоенного имени города, бывшего здесь когда-то. Глупый кротокрысёныш прибавлял в массе быстрее умного братца, но не прибавлял в уме, к сожалению. Группа моих клеток, внедрённая в тупицу позволяла наблюдать, копить информацию и влиять на близкородственные носителю существа, но это всё. Пока молодой кротокрыс не догадывается о присутствии "соседа", тут я просто оставляю пару глаз и вечно голодающее брюхо. Пора дальше.

       Путешествие на восток закончилось чуть севернее Убежища, жители которого почти застроили участок у входа и основали крепкую коллонию. Скрытое наблюдение показало, что внедриться в их общество в нынешнем теле-носителе не получится – они панически боялись мутантов и часто расстреливали с дистанции всех, кто казался им таковыми, не утруждая себя разбирательствами. А вот северней, возле развалин и недостроенного реактора, поселились гули и вовсю пользовались невосприимчивостью к высокому радиоактивному фону. Тут ещё лет пятьдесят, а то и сто не сможет жить никто, кроме них и моего умного крысёныша. Этот братец оправдал надежды и я решил оставить его в подземной части недостроенного блока реактора. Когда я уходил, он уже прилично говорил вслух, привлёк нескольких гулей обещаниями позаботиться о процветании селения при реакторе и дело пошло.
       Теперь путь лежал на юг, а по параллели, на которой оставалась разрушенная база, пойду к побережью. Надо проверить смутные и противоречивые сведения о высадке с разбитой подводной лодки свежего генофонда. Пока телу носителя удавалось справляться со всеми встреченными кулаками, но в ближайших развалинах удалось выломать из асфальта пожарный гидрант и получилась отличная дубина. Найденный в Пустоши на костях шипастый кастет доставался изредка и нехватки пищи тоже не было. Последний караванчик сумасшедших Детей Храма насытил, но опечалил. Без руководства бывшие служители опустились и с безумными лицами брели по Пустоши. Они даже не сопротивлялись. Я понял, что им хотелось умереть без меня. Но компания мне сейчас была бы обузой, а надежды на выздоровление их душ было мало.

       В Сан-Франциско меня ожидал тупик. Тело-носитель стало терять силу и габариты, я быстро превращался в мощный мозг в слабом теле, а использовать тела китайцев, болтающихся на берегу катастрофически не получалось. Забившись под пирс, я питался океанской органикой, наблюдал и тренировал способности всех личностей, контакты с которыми удавалось установить. Их было много. Тупой крысёныш в Клэмате подчинил всех грызунов подземелья и держал в страхе людей, расселившихся на поверхности. Его умный брат в Гекко сплотил часть гулей в секту и рядом с городом при убежище создавался перспективный центр активности. Около десятка людей на большой территории в разных городах оказались доступными во снах и ими исподволь можно было управлять. В самом Сан-Фране нашлось несколько перспективных личностей, но вблизи тела-носителя нужна конспирация и осторожность.
       Если бы жизнеспособность можно было бы измерить, мою единицу от полного небытия отделяла бы слишком тонкая грань. Сейчас, когда я прячусь в тени под пирсом, меня мог бы пришибить и ребёнок. Предстояла гигантская работа и я не мешкал. Недалеко в океане, на рукотворном острове мерцало столько потенциальных объектов, что вкус к жизни и созидательной деятельности закипел во мне, как в былые времена.