О Михаиле Веллере

        Для тех, кто не знает о Веллере: это такой весьма плодовитый писатель, с лёгкостью пишущий о чём угодно, и написавший что-то около сотни книг. Признаюсь, я вовсе не являюсь его поклонником, и читал всего несколько его рассказов. Не буду вдаваться в оценку их художественного уровня или философской глубины, тут у каждого может быть свой вкус и своё мнение. Но есть ещё такая незыблемая вещь, как факты. Если писатель кладёт в основу своего рассказа реально происходившее событие, тем более из области новейшей истории, он должен знать материал, и хотя бы отдалённо следовать фактам. В противном случае он просто брехло, не уважающее своего читателя.
      С точки зрения соответствия фактам по крайней мере два из прочитанных мною рассказов Веллера представляют собой дикое нагромождение несусветного вранья и отчётливое выражение полного неуважения к читателю.

"Маузер Папанина"

      Рассказ задевает память о людях по-настоящему достойных. Неподготовленный читатель (а таких сейчас большинство) может подумать, что в нём на полном серьёзе изложены факты, реально имевшие место во время знаменитой полярной экспедиции 1937 года на Северный полюс. Интересующиеся историей этой экспедиции могут прочесть увлекательные, многократно переиздававшиеся книги её участников: руководителя И.Д.Папанина "Лёд и пламень" и радиста Э.Т.Кренкеля "RAEM - мои позывные". Веллер тоже вполне мог бы прочитать эти книги, и поднять уровень своих представлений о предмете собственного рассказа хотя бы ненамного выше нуля. Но Веллер не читатель, он - писатель.
      Рассказ начинается характерной для Веллера эпической фразой: "Hа Кyзнечной площади, yгол Кyзнечного и Маpата, стояла цеpковь. Она и сейчас там стоит...". Так и хочется почесать репу и спросить себя: если и сейчас стоит, то почему "стояла". Временно куда-то отлучалась по своим церковным надобностям? Впрочем, не буду отвлекаться.
       Далее Веллер пишет, что в этой церкви помещается мyзей Аpктики и Антаpктики.
       Веллер: "В зале под сводом висит самолет-разведчик Р-5 знаменитого некогда полярного летчика Бориса Чухновского".
       На самом деле там выставлен самолёт-амфибия Ш-2 конструкции В.Б.Шаврова. Самолёт находился на "Челюскине" (1933-34 гг.) как ледовый разведчик. Пилотировал самолет пионер полярной авиации М.Бабушкин.
       Веллер: В музее "...можно yвидеть чёpнyю многослойнyю палаткy с белой надписью по низенькой кpыше: "С.С.С.Р."; а по дpyгомy скатy: "Севеpный полюс-1".
       Вот описание палатки из http://www.museum.ru/C7261: состоит из каркаса, на которой натянуты два чехла: наружный брезентовый и внутренний шелковый. На боковых наружных стенах буквами из перкаля нашита надпись: "СССР Дрейфующая экспедиция Главсевморпути 1937" и пятиконечные звезды, серп и молот. К палатке пришнурован тамбур. 
       А вот как эту палатку описывает Кренкель: "... черный брезент, пропитанный водоотталкивающим составом, и надпись: "СССР. Дрейфующая экспедиция Главсевморпути 1937 года". С торцовой части домика - серп, молот и звезда."
       Как видите, ни о какой надписи "Севеpный полюс-1" ни в музейном описании, ни у Кренкеля речи нет. Никто в то время не планировал последующие экспедиции на Северный полюс, поэтому назвать её "Севеpный полюс-1" не могли. Это название появилось позже, когда дрейфующие полярные станции стали организовывать регулярно.
       Далее у Веллера: "Это подлинная палатка, в которой ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ дрейфовала на плавучей льдине первая советская экспедиция к полюсу." (выделил я).
       На самом деле экспедиция высадилась с самолётов на полюсе 21-го мая 1937 года, а была закрыта 19-го февраля 1938 года, т.е. длилась не ШЕСТЬ, а ДЕВЯТЬ месяцев!
       Веллер: "Иван Папанин [...] был мужик простой и незамысловатый, комиссарского сословия, и занимал ответственнейший пост начальника Главсевморпути."
       На самом деле Папанин был в то время начальником Управления полярных станций Главсевморпути, а начальником Главсевморпути с 1932 по 1939 год был академик О.Ю.Шмидт.
       Веллер: "А радистом СП-1 был знаменитейший тогда Эрнст Кренкель [...]. Подменять его было некому, исправность и ремонт рации лежали на нем же, - можно себе представить ответственность и постоянное нервное напряжение. Скиснет рация - и хана полярному подвигу."
       В состав оборудования экспедиции входили два комплекта радиостанции - основной и запасной. Запасная станция не понадобилась, основная работала безупречно. Подменять Кренкеля тоже было кому. Метеоролог Е.К.Фёдоров, будущий академик и Председатель Госкомгидромета СССР при необходимости прекрасно справлялся с передачей метеосводок по радио.
       Веллер: "Но имели у него, к сожалению, и два недостатка. Во-первых, он был немец, а во-вторых, беспартийный." (так и написано: "имели у него два недостатка").
       Насчёт того, что Кренкель был немец, сомнений нет. Но в 1937 году это было не предосудительно. Между СССР и Германией налаживалось партнёрство в торговле, технической и военной области, а в 1939 году между странами был подписан дружественный пакт. После челюскинской эпопеи, прославившей радиста "Челюскина" Эрнста Кренкеля и радистку посёлка Уэллен на Чукотке Людмилу Шрадер, на экраны вышел знаменитый фильм Сергея Герасимова "Семеро смелых" (1936), где радиста зимовки звали Курт. Смешно было видеть на экране огромную и нелепую радиостанцию, как её представлял себе режиссёр, но имя, облик радиста (артист Жаков) и неизменная трубка во рту - это поклон в сторону Кренкеля. Именем Кренкеля был даже назван один из волжских пароходов!
       Теперь насчёт партийности: Кренкель после челюскинской эпопеи был принят кандидатом в члены ВКП(б), и партийный состав экспедиции на Северный полюс 1937 года был такой:
                И.Д.Папанин - член ВКП(б),
                Э.Т.Кренкель - кандидат в члены ВКП(б),
                Е.К.Фёдоров - член ВЛКСМ,
                П.П.Ширшов - беспартийный.
       Интересно после этого прочесть длинную цитату из Веллера.
       Веллер: "Даже на льдине советские люди должны были возглавляться партийной организацией. Минимальное количество членов для создания партячейки - три человека. И такая ячейка на льдине была! Это имело особое политическое значение. И секретарем партячейки был, конечно, сам Папанин. В эту низовую парторганизацию с неукоснительным порядком поступала закрытая политическая информация - только до сведения коммунистов. Беспартийный Кренкель принимал эти сообщения, ставил гриф "секретно" и вручал парторгу Папанину. А закрытую информацию надлежало обсуждать на закрытых партсобраниях. Папанин объявлял закрытое партсобрание - присутствовать могли только члены партии. Остальным надо было освободить помещение. Остальные - это был Кренкель. [...] И вот Кренкель, проклиная все, рысил по снегу вокруг палатки, заглядывая в иллюминаторы - скоро ли они там кончат. Он тер варежкой нос и щеки, притопывал, хлопал руками по бокам, считал минуты на циферблате, и про себя, возможно даже, говорил разные слова про партию и её мудрую политику. Они там сидели на нарах, выслушивали сообщение, выступали по очереди со своим мнением, заносили его в протокол, вырабатывали решение насчет очередных врагов народа, голосовали, и составляли текст своего обращения на материк. А в конце, как положено, пели стоя "Интернационал". Спев "Интернационал", Папанин разрешал Кренкелю войти, вручал ему это закрытое партийное сообщение, и Кренкель передавал его по рации. Только человек гигантской выдержки и с чисто немецким безоговорочным уважением к любым правилам и инструкциям мог вынести полгода этого измывательства. А партийная жизнь в стране била ключом, и полгода Кренкель чуть не каждый Божий день бегал петушком в ледяном мраке вокруг палатки. Он подпрыгивал, приседал, и мечтал, что он хотел бы сделать с Папаниным, когда все это кончится. Ловля белого медведя на живца была наиболее гуманной картиной из всех, что сладко рисовались его воображению. Через неделю умный Кренкель подал заявление в партию. В каковом приеме ему Папаниным было отказано по той же причине, по какой ему надлежало являться немцем. Не понять это мог только политически наивный человек, абсолютно не вникший в доктрины пролетарского интернационализма и единства партии и народа. Беспартийный немец Кренкель иллюстрировал собою на Северном полюсе многонациональную дружбу советского народа и нерушимую монолитность блока коммунистов и беспартийных. Так что все было продумано. И беспартийный немец Кренкель кротко вламывал, как лошадь, потому как метель - не метель, ураган - не ураган, научные исследования можно и отложить, - а вот без радиосвязи остаться никак невозможно. От дежурства же по готовке пищи и уборке помещения его также, конечно, никто не освобождал." (конец цитаты из Веллера).
      Смешно, правда? Прямо до икотки! Только непонятно, над чем надо смеяться: над деревянным языком Веллера или над его потрясающим невежеством. Это каким же нужно быть недоумком, чтобы считать, будто полярным летом в Арктике стоит "ледяной мрак". И считать при этом нас, его читателей, всех поголовно, такими же недоумками. Однако продолжим.
       Веллер: "Папанин [...] на льдине немного скучал. А чем дальше, тем больше скучал. Научных наблюдений он не вел, пищи, как начальник, не готовил, - он руководил."
       Как раз наоборот, Папанин был в экспедиции главным поваром, готовил один раз в день, но вкусно и сытно. Он вообще всё умел. Прошёл большую трудовую школу, начал работать с двенадцати лет, освоил в совершенстве практически все рабочие профессии. Если бы не его универсальные трудовые навыки и трезвый хозяйственный подход к комплектованию оборудования экспедиции, она вряд ли была бы столь успешной. И даже, возможно, закончилась бы раньше времени из-за просчётов в её подготовке.
       Веллер: "Кренкель принимал по радио последние известия, аккуратно переписывал их и вручал Папанину. Папанин брал листок в руки и простым доходчивым языком пересказывал остальным его содержание."
       Кренкель: "Наш надёжный приемник - неиссякаемый источник радости и бодрости. Слова далёкой Москвы не теряли в пути теплоты и человечности. [...] Радио занимало в нашей жизни большое место. Мы отлично знали по голосам всех дикторов. Почему-то тут наши вкусы единодушно сошлись - наибольшими симпатиями пользовалась Головина. Её голос нам особенно нравился. Мы подсчитывали, когда она снова будет на дежурстве, и с нетерпением ждали этого часа, споря, можно ли по голосу определить, кто говорит - блондинка или брюнетка."
       Мне кажется, вполне достаточно. Правда, у Папанина действительно был в экспедиции его личный пистолет (и он об этом пишет), но уже зная, что при обращении Веллера с фактами "имели у него недостатки", можно предположить, что у Папанина не было избытка времени на его сборку-разборку. А если он его так виртуозно разбирал и собирал (одной рукой с завязанными глазами, как пишет Веллер), то как он мог стать в тупик от якобы подсунутой Кренкелем лишней железки? Любой человек, хотя бы раз в жизни разобравший и собравший домашнюю мясорубку, сразу обнаружит в ней лишнюю деталь.
      А главное - я так и не понял, зачем, чего ради Веллеру понадобилось так опаскудить память о достойных людях, настоящих героях своего времени? Думаю, что от недомыслия.

"Легенда о морском параде"

      Эта якобы флотская байка содержит множество якобы морских терминов, которые должны производить впечатление на людей, далёких от флота. Мне как бывшему морскому офицеру эта байка показалась особенно интересной. Вот её содержание.
       В 1947 году крейсер "Киров" должен был участвовать в морском параде на Неве, но наскочил на мину, и его решили заменить однотипным (по мнению Веллера!) крейсером "Свердлов". Но крейсер "Свердлов" в это время стоял в полуразобранном виде на ремонте в Калининграде (бывш. Кенигсберг). Его чудесным образом чуть ли не за одну ночь собрали хотя бы в таком виде, чтобы он мог идти своим ходом в сторону Ленинграда. А покрасить снаружи решили уже на ходу, для чего завод выделил 200 (двести - запомните эту цифру!) маляров, ну конечно же все до единого женска пола. Уже "гы-гы", правда? Так вот, рулевой, матрос-первогодок, стоя в единственном числе на мостике, за трое суток кое-как довёл боевой корабль до Риги. Все остальные матросы и офицеры корабля были заняты с маляршами. В Риге командир корабля (тоже до этого занятый) приказал сгрузить всех малярш на берег, а потом матросы, вися в люльках и стоя на стремянках, весело и шутя покрасили корабль, который своевременно прибыл на парад в достойном виде.
       Какие выводы можно сделать из чтения этой якобы флотской байки:
       1) все бабы б...ди, а уж все малярши - так это без всякого сомнения!
       2) крейсера "Киров" и "Свердлов" совершенно однотипны ("систер-шипс", как пишет Веллер, неожиданно обнаруживая знание морской терминологии), хотя:
а) крейсер "Киров" (проект 26) построен в 1938 году, а крейсер "Свердлов" (проект 68-бис) - в 1952-м,
б) водоизмещение "Кирова" 9436 тонн, а "Свердлова" 19200 тонн (вдвое больше),
в) экипаж "Кирова" 724 человека, а "Свердлова" 1270 человек (запомните эту цифру!).
       3) рулевой на корабле (даже салага-первогодок) элементарно может в одиночку вести большой военный корабль, как шофёр свою маршрутку: ага, слева - это Хельсинки, а впереди, как я вижу - Кронштадт. Поехали в Кронштадт!
       4) вообще на корабле даже командира не нужно, главное - чтобы был рулевой. Запомнили цифры 200 и 1270? Пока 200 доблестных матросов и офицеров галантно развлекают 200 малярш (если они, конечно, не многостаночницы), остальные 1070 моряков скромно стоят со спущенными штанами, терпеливо ожидая своей очереди. Всякие там сложные механизмы и аппаратура корабля прекрасно работают сами по себе, зачем им вообще люди?
       Правда, неясно: как это корабль, построенный в 1952 году, в 1947-м уже ухитрился попасть на завод в ремонт? Но эту загадку я оставляю вам.
       Хочу сказать, что я не только бывший морской офицер, но также много раз и подолгу был в служебных командировках на судостроительном заводе "Янтарь" в Калининграде, который упомянут Веллером. На заводе есть причал, который называется "достроечная стенка". К ней пришвартованы корабли, на которых ведутся последние работы перед выходом в море на испытания. Там можно увидеть малярш, которые висят на мачтах и надстройках в люльках под пронизывающим балтийским ветром и красят КИСТОЧКАМИ и ВАЛИКАМИ, макая их в ведёрки с краской. Они не могут пользоваться для этого краскопультом и даже пульверизатором, потому что ветер тут же относит всю краску. Молодых женщин я там не видел, все в возрасте, годятся матросам в матери. Издалека они и на женщин-то не очень похожи, тепло одеты в стёганые ватники и штаны, головы туго повязаны тёплыми платками. А красить корабль в море на ходу, вися на мачтах или за бортом в люльках - до такого мог додуматься только Веллер.
       Так что даже если оставить без обсуждения сомнительный юмор и тяжёлый, неудобочитаемый язык этой "байки", очевидно одно - она рассчитана на откровенных дураков и невежд.
       Немного арифметики для уточнения деталей. Разделите 1270 на 200, и вы увидите, что на каждую маляршу пришлось по шесть, а на некоторых по семь здоровых мужиков, которые в течение трёх суток, сменяя друг друга, непрерывно насиловали этих несчастных женщин - а как это назвать иначе? На лагерном жаргоне это называется "трамвай". После чего тех мучениц, кто выжил, нужно было бы отправить в больницу на длительное лечение, а военной прокуратуре - возбудить уголовное дело по факту жестокого группового изнасилования. Вот такие вот получаются "гы-гы".
     Как бывший штурман, я также просто не могу оставить без внимания судоводительские аспекты этой милой байки. Для этого прилагаю карту, на которой проложен предполагаемый курс крейсера. Теперь прокомментирую некоторые эпизоды.
     Командир говорит старпому: "... командуйте выход в море. На румбе там восемьдесят шесть, да вы и сами всё знаете, ходили."
     То есть не нужно никаких карт, никакой прокладки курса корабля. Командир сам знает, куда ехать. Сказал - и слинял. Вообще-то на флоте команды отдаются не абы как, а в соответствии с Корабельным Уставом ВМФ. Командир должен был сказать "курс восемьдесят шесть градусов", а "На румбе?" - это вопрос к рулевому, который должен в ответ сообщить текущий курс. Но курсом 86 градусов (т.е. практически на восток) корабль с завода не выйдет, упрётся в берег. Это видно даже по той примитивной карте, которую я приложил. Ему нужно идти в противоположную сторону, причём выйти в море из калининградского порта можно только по узкому судоходному каналу, где требуется особое внимание всей команды. Веллер этого не знает, возможно он и в Калининграде никогда не был. А если даже и был, то это не имеет никакого значения. Ведь ухитрился же он, описывая экспонаты Музея Арктики и Антарктики в Ленинграде (где он был), переврать всё, что только можно.
     Далее: "... малым ходом движется по тихой штилевой Балтике эдакий Летучий  Голландец "Свердлов", без единого человека где бы то ни было."
     Ну, на самом деле корабль буквально набит народом, но обслуживают его, по Веллеру, всего два человека: рулевой на мостике и моторист в машине. Нужно вам сказать, что рулевой на мостике не смотрит по сторонам, а глаз не сводит с картушки компаса, и строго выдерживает заданный ему курс. Мы уже знаем, что командир, прежде чем сбежать с мостика, задал курс 86. Как неоднократно бывавший на заводе "Янтарь" в Калининграде, могу вам точно сказать, что по этому направлению от достроечной набережной расположена столовая заводоуправления. Туда видимо и прёт крейсер "по тихой штилевой Балтике" на глазах удивлённых заводчан.
     Командир наконец оторвался от своей ненаглядной. Выбежал на мостик и орёт:
     - Штурман!
     - Так точно! - хором рубят штурмана.
     - Местонахождение! Кто на румбе?!
     По идее, на мостике должен находиться только один штурман - это командир БЧ-1, так что откуда взялся хор - непонятно. Кроме того, на флоте в таких случаях отвечают "Есть!" Но дело не в этом. Почему командир крейсера, капитан первого ранга, изображён таким идиотом? Что за идиотский вопрос "КТО на румбе?" Что значит "КТО"? Вопрос, как мы уже знаем, должен звучать "На румбе?", хотя это тоже полный идиотизм. Зачем ему знать курс корабля, если он не знает, где этот корабль находится?
     Тем временем выясняется, что "на траверзе рядом - Рига". Посмотрите на карту: где Калининград, где цель плавания - Ленинград, а где Рига. Какими путями корабль занесло в глубину Рижского залива, если рулевой упорно держался курса 86 градусов (который, как мы знаем, вёл в заводскую столовку)? Я предполагаю, что Веллер ни разу не видел карту Балтики (хотя живёт в Таллине), и не подозревает о существовании Рижского залива. Ну ладно, в Ригу, так в Ригу. С какой же скоростью шёл корабль, чтобы за трое суток доползти до Риги? Несложный расчёт показывает, что скорость его хода была около трёх узлов, т.е. три морских мили в час. Это скорость неспешного хода шлюпки на вёслах. Правда, с разобранными двигателями крейсер должен был вообще стоять как вкопанный, но Веллер придумал ему какой-то вспомогательный двигатель, который он лихо окрестил "вспомогач". Увы, на крейсерах проекта 68-бис такого двигателя не было. Может быть тот единственный матрос, который остался в машинном отделении, потихоньку грёб за кормой одним веслом, и это был тот самый веллеровский "вспомогач"?
     В общем, можно продолжать до бесконечности, но и без того понятно, что Веллер всех, кроме себя родимого, в том числе и нас с вами, считает полными идиотами, кретинами, олигофренами, дураками и дебилами. Чтобы определить степень осмысленности его "байки", давайте представим себе столь же достоверную, но более всем понятную ситуацию: больной на приёме у врача. Врач спрашивает больного: "КТО у вас на анамнезе?" Больной без всякой тени удивления отвечает: "Мои уши головы сползли на ягодицы задницы, и мне теперь очень неудобно сморкаться!" Врач вполне удовлетворён таким ответом, и говорит c умным видом: "Это обычное последствие антирефлюксных операций, выполненных лапароскопически через задний вспомогач." И т.д. в том же духе.