Жизнь прекрасна. Глава 30

Он выключил свет, предварительно проверив, все ли убрано со стола, выключен ли компьютер, вышел, закрыв, как всегда, на ключ дверь и проверив сигнализацию, и спустился вниз по лестнице. Машина уже ожидала у входа. Он подошел, открыл заднюю дверцу и сел в машину.

– Ну, здравствуй, – сказал он, как будто они не виделись неделю, а не расстались несколько часов назад. Он наклонился и чмокнул ее в щеку.
– Куда едем? Заказывай.
– Давай в Зеленый театр. Там сегодня какая-то хорошая музыка, я слышала рекламу по радио, но ничего не помню, потому что после этого было столько, что все вылетело из головы. А тот парень, что только что вышел из здания, он твой новый партнер?
– Да. Давай не будем о деле, тем более, в такси. Водитель, едем в Зеленый театр.
– Как прикажете, шеф, – ответил молодой худющий парень: то ли его не кормили, то ли он сам плохо ел.

Они ехали по городу молча, взявшись за руки и держа друг друга так крепко, как будто кто-то мог их разъединить. Город был действительно неимоверно красивым, весь в цветущих каштановых деревьях и огромных кустах буйно цветущей сирени. Петровская аллея утопала в зелени огромных старых деревьев, и только ужасной глыбой навис над ней всем хорошо известный и ненавистный коренным киевлянам уродливый строящийся многоэтажный дом, врезавшийся своим фундаментом в древний холм.

– Какой кошмар! – воскликнула Тамара. – Я совсем забыла об этом чудовище. Если бы помнила, то попросила бы водителя везти нас другой дорогой, через Липки.
– И Липки уже не Липки, – сказал он.

А водитель на них посмотрел и повел печами: мол, чего ворчать? Дом как дом. Жить можно. Небось, сами бы с удовольствием поселились бы здесь!
Они подъехали к театру, он расплатился за машину и вышел, подал Тамаре руку. И они направились к ресторану. Оттуда неслась какая-то неимоверно шумная разухабистая музыка. Они посмотрели друг на друга, и она прыснула смехом.

– Ой, ты меня извини. Такая была реклама, ну, просто супер какой-то. А это обыкновенная попса. Что делать будем?
– Давай, попросим отдельный кабинет. Может быть, там музыка не так громко звучит. Перекусим чего-нибудь и уедем. Я пока машину закажу.
– Пойдем.
Они прошли в ресторан. Метрдотель проводил их в отдельный небольшой кабинет. Тут же подошел официант и принес им меню.
Он передал меню ей со словами:
– Как всегда, мне то же, что и тебе. Идет?
– Да.

Она читала меню, просмотрела carte de vines, в который раз вспомнила, что ему нельзя, но даже не посожалела. Заказала ему и себе легкий французский салат с королевскими креветками, рыбное филе с рисом и оливками, фисташковое мороженное с цукатами и воду. Он попросил принести фруктовое ассорти и сыры.
 
Музыка, действительно, практически не была слышна, кроме них никого не было. Они подождали, когда официант все завезет на столике и поставит перед ними.

– Спасибо, вы можете идти. Если что-то будет нужно, мы позовем.
Парень, вышколенный и вымуштрованный, вышел из кабинета. Они начали с фруктов, затем перешли к салату. После салата она взяла тайм-аут и вдруг произнесла:
– Я так любила когда-то танцевать! Я думала, что здесь, где нас, скорей всего, никто не узнает, мы сможем с тобой потанцевать, что-то медленное, даже вальс-бостон. Ты танцуешь?
– Нет, я даже на танцульки никогда не ходил. Не тем занимался.
– А можно узнать, чем, если, конечно, не секрет?
– Можно. Сексом. Потом еще хулиганил. Всем понемногу, – добавил он, чтобы не перепугать ее.
– Ааа, – сказала она с грустью. – А я вот ложилась в постель только с моим мужем, сперва одним, потом – другим.
– Ты сожалеешь?
– Нет. Меня это никогда абстрактно не интересовало. Может быть я холодная женщина, поэтому.
– Нет, – сказал он твердо и почувствовал, что уже плывет как в тумане. – Нет, ты совсем не холодная. Позволь мне это сказать тебе. После того, что было ночью между нами, ты не должна беспокоиться о своем темпераменте.

Он опять с трудом себя сдерживал, и вдруг рассмеялся, вспомнив свои давешние мучения и вопрошания по поводу самого себя и своих желаний, которые его чуть не довели до смены ориентации. Слава Богу, эта глупость уже далеко позади. Он жив, жив как мужчина. Просто надо было повстречать ее, вот и все.

– Ты знаешь, еще несколько дней назад я шел по Крещатику, вокруг меня было полно молодых и красивых женщин, я видел, как они посматривали на меня. Но меня ни одна, ни одна не привлекала. И только на следующее утро я чуть не сошел с ума только от того, что подумал, что больше никогда не увижу ту, что переходила дорогу перед моей машиной. От нее исходили те волны, та страсть, которая не очевидны, но которые не спутаешь ни с чем. И эта женщина сегодня сидит напротив меня. И я чувствую себя самым счастливым мужчиной в мире.
– Милый, не надо так. Я расплачусь. Я не думала, что кто-то еще может так думать и говорить обо мне.
Он встал, подошел к ней сзади, положил руки ей на плечи и наклонился, зарылся лицом в ее волосы и почувствовал, что сердце его сейчас просто разорвется на куски от счастья. Она терлась щекой о его руку. И они оба молчали.

Потом он сел на свое место, положил правую руку на скатерть и протянул к ее руке, и долго-долго, вновь, как в машине, без единого слова держал ее пальцы в своей руке.

– Давай будем поглощать всю эту снедь, а то рис и рыба остынут.
Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Потом открыл и сказал:
– Путевки в Катманду на пятнадцатое число можно сказать у нас в кармане. Я успел заглянуть на один сайт. До того почти две недели в нашем с тобой распоряжении. А из Катманду мы полетим на Фиджи. Мы можем уложиться в две недели. Через месяц ты будешь в своем любимом офисе на работе. Решай.
– Знаешь, я очень хочу. Ты меня соблазняешь. Я не знаю, что тебе сказать.
– Я не требую ответа сегодня. Но за неделю надо будет оформить путевки. У тебя ведь есть зарубежный паспорт?
– Конечно, есть, спрашиваешь! Тебе нравится эта рыба? Мне – нет.
– Мне тоже. Мне не нравится все, что не нравится тебе.
– Ну, ты просто как ребенок! Я тебя серьезно спрашиваю, тебе правда не нравится эта рыба?
– Правда. Она отнимает у меня тебя. Я хочу быть с тобой, а не тратить время на эту дурацкую рыбу с рисом, тем более, что она, скорей всего, была не свежая, а мороженная.
– Боюсь, ты прав.
– И, вообще, я ненавижу креветки, рыбу, бананы, манго, эту дурацкую газированную воду, – я просил без газа, – я люблю только тебя. Все остальное – ничто. Я люблю тебя, я хочу тебя и, боюсь, у меня сейчас “сорвет крышу”! Давай уедем отсюда.
– Куда?
– Домой, к тебе. Там так хорошо, там нет этого дурацкого гарсона…
– Его здесь нет тоже….
– Он есть, он может войти за посудой в любую минуту. Эта пошлая музыка мне действует на нервы.
– Но она почти не слышна.
– Но она есть, и этого “почти” мне достаточно, чтобы давить на мозги, которые хотят думать только о тебе. Сегодня, когда нет ни моего, ни твоего офиса, ни твоих, ни моих клиентов, никого, а только ты и я, я хочу, чтобы это было действительно так: ты и я и больше никого во всем мире!
– Хорошо, давай расплатимся и вызовем машину. Позови этого мальчика, который почему-то так тебе не понравился.
– Не он мне не понравился, – я его вообще не вижу, – просто это все отнимает у меня каждую секунду, которая должна принадлежать только нам двоим.
– Слушай, это что-то вроде истерики.
– Нет, это безумное желание быть сейчас с тобой рядом в постели и обладать тобой, и принадлежать только тебе.

Она улыбнулась и тихо произнесла:

– Хорошо, мой любимый. Я тоже хочу этого же. Но нельзя же так идти на поводу у своих эмоций.
– Да, нельзя, но можно и нужно. Иначе весь мир провалится в тартарары.

Он вызвал по мобильнику такси, вызвал гарсона и расплатился. Оператор такси пообещала, что машина будет у входа через десять минут. Он сидел и держал ее за руку и чувствовал, как бешено пульсирует у нее кровь на запястье, но она сдерживает свои эмоции.

Потом ему перезвонила девушка-оператор и сказала, что машина уже ожидает их у выхода из ресторана.

– Ваша машина – белая Daewoo. Номер 1340, – голосом всех операторов мира сказала девица.

Они вышли, сели в машину, и Тамара назвала адрес, по которому их следует доставить. Всю дорогу они ехали молча, держась за руки. Он видел, как она закусила губу, видимо, чтобы что-то лишнее не сказать.
Машина подъехала к ее дому, который уже стал и его домом, хотя там не было ничего его, кроме белого полотенца, халата и зубной щетки.

«А надо ли больше?» – подумалось ему.

Они вошли в парадное, в котором опять не было света. «Неужели крадут лампочки? Может, завалить их лампочками? Просто поставить в подъезде несколько ящиков с лампочками, как тогда, с туалетной бумагой. Но ведь все равно будут красть!» – с отчаянием подумал он.

В лифте было тоже темным-темно, хотя с потолка кабинки лился какой-то тусклый электрический свет. Она ощупью нажала привычную кнопку своего этажа, и лифт, дергаясь и дрожа крупной дрожью, пополз вверх.

На этаже, как и утром, не было света. Хорошо, что ее дверь была у лифта. Не надо было никуда идти. Она открыла дверь своим ключом, а он нащупал в кармане плаща “свои” ключи, которые она оставила ему утром, и они вошли в темную прихожую. Они молча разделись, сняли обувь. Она тут же скрылась за дверью ванной комнаты, а он прошел на кухню и тупо, без единой мысли в голове, смотрел в окно. Потом он услышал, как она вышла из ванной и сказала:

– Иди. Я уже.
– Хорошо, я сейчас.
Душ не занял много времени. Накинув халат, он вошел в спальню, ступая босыми ногами по полу. Подошел к окну и задернул штору….