Парк аттракционов

У каждого мокнувшего под дождем пешехода есть три, последовательно сменяющие друг друга состояния: когда он в спешке ищет укрытие, когда он спешит под дождем, чтобы поскорее добраться домой и третье, когда он уже промок до нитки и ему на все наплевать. Причем из третьего состояния можно снова перейти во второе, потом в третье и так далее… Я находился, как раз, в самой середине третьей стадии: вода была в ботинках, вода была за воротником, в карманах пиджака, вода была в карманах джинсов и карманах рубашки. Рубашка и джинсы, разумеется, тоже были насквозь мокрые. Но я еще не успел замерзнуть, и поэтому брел, куда глаза глядят, равнодушно зачерпывая ботинками воду из луж.
Сам того не заметив, я вышел на набережную и пошел вдоль реки. Дождь все так же продолжал идти, не поймешь, то ли унылый, то ли веселый. По крайней мере, если смотреть на хмурое серое небо, выглядывающее в просветы серых хмурых домов, дождь кажется унылым. А если поглядеть на веселые, чуть ли не журчащие, ручейки на асфальте, сливающиеся в реки, образующие заводи и запруды, смывающие в ближайшие стоки грязь и мусор, то дождь кажется вполне себе веселым. И все же, я чаще смотрел на небо, чем под ноги, от того дождь и навевал на меня тоску…
Крупные капли воды разбивались о брусчатку набережной, разлетались на десятки сестер, собирались в ручейки и стекали в реку, чтобы потом впитаться в атмосферу и вновь пролиться дождем. Дождь вечен, он всегда один и тот же: льется вниз, испаряется вверх и снова проливается вниз, возвращая нам всю ту дрянь, что мы выбрасываем в небо. Наверное, так ангелы чистят свои чертоги.
Я проходил мимо, вернее, шлепал по лужам через закрытый на мертвый сезон парк аттракционов. Большие и маленькие карусели, автодром, гигантские качели, батут, «Лестница удачи», «Пиратская регата», «Комната страха», «Водный мир», множество шатров и даже небольшое «Чертово колесо» уныло мокли под дождем. Дождь справедлив – он на всех льет одинаково. Мокрый и пустой луна-парк представлял собой печальное зрелище. Но стоило прикрыть глаза, забыть о дожде и прислушаться, как можно было услышать веселый детский смех и визг, крики зазывал, голоса родителей, воркование влюбленных парочек, звук работающих механизмов развлечений – весь тот шум и гам, что творится здесь летом.
-- Папа, папа, купи мне сахарную вату!
-- А пойдем на карусель?
-- Хочу на «Чертово колесо!»
-- Пойдем в тир, я выиграю тебе медвежонка!
-- Нет, малышка, ты еще слишком маленькая для батута.
-- Мама, мама! Видела, ты видела?!
-- Машинки, хочу на машинках!
-- Приглашаем вас посетить уникальный аттракцион!.
-- Детка, ну пойдем, тебе понравится!
-- Мама, папа, ну еще разок! Ну, пожалуйста!
Казалось даже, что можно ощутить тепло солнца, запах готовящихся шашлыков, аромат горячей сахарной ваты… Ах, как давно это было! Сахарная вата, жаркое солнце, родители, сестренка, аттракционы, веселье, радость и беззаботность... В городе, который больше не найдешь на карте, в стране, которую боятся вспоминать, совсем в другом мире и совсем в другое время. Автодром. Карусель. Чертово колесо. Зеркальный лабиринт. Я счастливо улыбался, задрав голову к небу, не чувствуя льющейся за шиворот холодной воды, вспоминая и вспоминая…
А потом я открыл глаза, и улыбка постепенно стала сползать с моих губ. Аттракционы, дарившие столько радости детям и их родителям, да просто всем людям, пришедшим сюда скоротать летний вечерок, понуро мокли под дождем. Покинутые и всеми брошенные до следующего лета. Откуда-то из глубины души поднялась тоска и по-детски глубокая обида. Я переживал вместе с ними, переживал за них, мне было обидно и грустно.
Спрятав руки поглубже в карманы, я медленно пошел дальше, в глубь парка, чувствуя на себе укоризненные и полные искреннего непонимания взгляды лошадок с детской карусели. «За что нас бросили здесь? Разве мы не катали вас, не зная усталости? Почему не укрыли от дождя? Мы замерзаем!».
Я поднял воротник. Вперед, мимо клоуна, вырезанного из разбухшего от дождя картона. Клоун грустно улыбался и протягивал мне такую же разбухшую картонную сахарную вату. «Почему никто больше не хочет сахарной ваты? Почему все ушли? Где дети?»
Я ускорил шаг. И вдруг застыл, наткнувшись на печальный взгляд огромных зеленых глаз рыжеволосой русалки со стены «Водного мира», на взгляд брошенной женщины. «Ничего, не в первый раз, и не в последний» -- говорили ее глаза. – «Ты иди, иди, ты не виноват. Настанет день, и они вернутся. Вернутся… чтобы потом снова уйти…».
Я пошел дальше, мне захотелось поскорее попасть домой. Мне было стыдно, но я ничем не мог им помочь, как бы ни хотел. Придет лето, сюда вернутся дети и у них снова будет праздник… длиной в три-четыре месяца. И так год за годом, пока не появится более модное место, а сюда не переберутся дети постарше, пить пиво, курить тайком от родителей, расписывать стены, мусорить, ломать ни в чем не повинных лошадок, отрывать голову клоуну и пририсовывать непотребства русалке… Но я ничем не мог им помочь. Я видел их судьбу, но не в силах был ее изменить. У каждого свой век, свое начало и свой конец… И все же, мне было их жаль.
-- Простите… -- проговорил я всем им. И еще раз зеленоглазой русалке: -- Прости!...
А потом, больше не оглядываясь, я заспешил прочь…

Новосибирск, 06.2008