Маурисио, мальчик мой!

       

       


       Когда Мария Михайловна с внуком сошла с трапа самолёта в аэропорту имени Бен-Гуриона в Тель-Авиве, она крепко держала мальчика за руку сначала в автобусе, а потом и в зале ожидания. Прибывших пассажиров разместили в просторном помещении, напоили соками, сфотографировали, выдали документы, деньги на первое время. Потом спросили, куда их везти, есть ли родственники в Израиле.
– У нас никого нет, – говорила бабушка, а мальчик в это время вертел головой, грыз печенье и всё норовил вырвать у бабушки руку.
– Да успокойся ты! – просила Мария Михайловна внука. – Куда ты всё время рвёшься?
– Бабушка, ты не видишь? Там, смотри, они такие же, как я.
Только тут Мария Михайловна заметила семью чернокожих, прибывших очевидно, немного раньше.
– Да, они похожи на тебя, но они говорят на другом языке, они, скорее всего эфиопы, и пока ты не выучишь язык иврит, ты не сможешь с ними разговаривать, понимаешь?
– Но они же уедут, и мы потеряем их! – нервничал мальчик.
– Милый мой, здесь живёт много людей, похожих на тебя, ты же видел по телевизору. Тут никто никого не обижает.
Но Маурисио, любимый внук Марии Михайловны, не верил. Там, где он жил раньше, тоже говорили, что все люди равны, какой бы ни были их национальность или цвет кожи. А что было на самом деле, не на словах, Маурисио чувствовал каждый день своей непростой жизни, чувствовал собственной тёмной кожей. Он был для ребят во дворе да и в школе не просто негром, а ещё и жидом. Это особенно всех веселило.
– Альтерман, ты давно слез с пальмы? – любимый «прикол».
Свои одноклассники привыкли, что он темнокожий, но ребята из других классов проходу не давали. Особенно злило их отношение к Маурисио девчонок, которые заигрывали с парнем. А ещё возмущало всех то, что Маурисио учился лучше других. Он всегда был отличником, а это считалось чуть ли не главным криминалом в среде школьников.
«Мало того, что чёрный, он ещё жид, да ещё и отличник! Надо же!» Маурисио протестовал, как мог, в детском саду – это были слёзы, в школе – попытки дать сдачи, наконец появился друг – Сашка Сысоев, «Сысой», как его называли. Это был сильный подросток, он в отличие от Маурисио учился плохо, уже оставался на второй год, частенько убегал из дому от пьющих родителей. Он доставлял педагогам много хлопот, мог, небрежно развалясь, выйти из класса прямо во время урока. Маурисио он защищал из духа противоречия. Никто не щадил непохожего на других мальчишку, только «Сысой» вставал на его защиту. Маурисио сразу же почувствовал перемену в поведении школьных врагов. Драться с двумя было нелегко. Друзья видели, как защищают себя герои боевиков, они становились спинами друг к другу и пускали в ход не только кулаки, но и ноги.
       Как-то во время одной из таких потасовок после окончания уроков, школьный физрук заметил, что Альтерман и Сысоев смело отражают нападки шести человек.
– Ага! Шестеро на двоих! – воскликнул он. – Я стану с теми, кого меньше и кто безусловно храбрее! Ну, чего ж вы испугались, вас же вдвое больше! – Но ребята, увидев взрослого, быстро ретировались.
– Теперь вы оба знаете, что только трусы нападают вшестером на двоих. Видите, как драпают! А вас я хотел бы пригласить на занятия карате, вам обоим это не помешает. Вопрос посещения согласую с родителями. Надеюсь, проблем не будет.
       Так друзья оказались в зале, где проводили тренировки каратисты. Тренер или учитель, как его называли спортсмены, внимательно приглядывался к друзьям-новичкам, особенно к яростному Маурисио.
– Спортивная злость– это хорошо, только кажется мне, что вам, друзья, невольно хочется выместить старые обиды на соперниках, а это не дело. Давайте сделаем вот что: поставлю-ка я вас в пару Сысоева и Маурисио, по-моему, все выиграют.
Тренер не ошибся, ребята стали побеждать на соревнованиях, занимать призовые места. Тогда и в школе их зауважали, тем более что Сысоев, «СС», как он себя называл, стал учиться значительно лучше. Тут уж Маурисио постарался, объясняя, что у них обоих есть лишь один способ «достать» соперников, стать для них недосягаемыми по крайней мере в учёбе. «А то,– частенько говорил Маурисио, – они же всё время кричат, что я с пальмы недавно слез, а догнать в учёбе не могут, так кто с пальмы слез? И ты назло им старайся, я тебе помогу, всё одолеем».
       Это было, кажется, вчера, но вот Маурисио с бабушкой уже в аэропорту в Израиле, а лучший друг Сысой – остался там, в Украине.
– Ты теперь такой сильный, что с тобой только тренер мог справиться, не бойся, у тебя всё будет хорошо, – напутствовал Сысой Маурисио перед отъездом.
Вот и прилетели. Масса новых впечатлений, Маурисио с бабушкой повезли в гостиницу для временного размещения. Мария Михайловна уже знала, что будет получать пособие по старости и ещё плату на содержание опекаемого ею внука. В гостинице их приняли, накормили, какая-то женщина объяснялась с Марией Михайловной на идише, она принесла новоприбывшим угощение – пирог, бананы. Маурисио успел расспросить мальчишку, говорившего на русском языке, о семье темнокожих, которых видел в зале ожидания. Тот ему рассказал, что это эфиопы, они едут в город Ашкелон, где у них живут родственники, он слышал.
       В номере гостиницы был телевизор, мальчик никак не мог насмотреться на пёструю смену передач на различных каналах, на мультики, понятные на любом языке, на спортивные соревнования, которые Маурисио любил больше всего, потому что уже привык побеждать. Мария Михайловна с трудом наконец-то уложила его в постель. На мягких матрасах лежали пёстрые простыни, махровые пододеяльники. Усталая бабушка хотела спать, но Маурисио угомонился не сразу. Он чувствовал какой-то до боли знакомый запах, исходящий от постельного белья. Конечно, это был запах мамы. Маурисио помнил это точно, когда она приезжала в последний раз, это был именно такой запах.
– Бабуля, ты чувствуешь, как пахнет эта постель?–подбежал к кровати Марии Михайловны внук.– Скажи честно, это пахнет, как от мамы, правда?
– Да, милый, я тоже так думаю. Иза наверное пользовалась такими же духами или ароматизатором, как здесь. Ничего. Потерпи немного. Она обещала найти нас с тобой здесь.
       Мальчик давно не видел мать. В последний раз она приезжала, когда ему было шесть лет. И сейчас он лежал под одеялом, принюхивался, и так чётко видел себя, ещё маленького, маму, такую тёплую с густыми медными волосами. Мама была медлительной, какой-то томной. Маурисио не умел этого объяснить. Школу, где он раньше учился, заканчивала и его мама, но там о ней говорили плохо:
       «Да на ней же было написано: «Возьми меня!» «Что вы хотите, яблоко от яблони недалеко падает, я думаю, что этот негритёнок ещё себя покажет. К нему и так уже девки липнут!» «Вспомните Изольду, его мамашу, в этой коротенькой юбочке, с пухлыми коленками. Даже физрук и тот попользовался ею!» «Альтерман, не ты ли сын Изольды, которая училась в нашей школе?» Маурисио отвечал угрюмо: «Ну и что?!»
       Всё это вспомнилось сейчас, в душистой тёплой постели, когда мальчик засыпал, сытый, полный радужных надежд. Конечно, он хотел бы видеть маму, но обида мешала ему представить себе эту встречу. «Как она могла бросить нас?! Бабушка уже немолодая, а я не знаю, что буду тут делать, не знаю языка, со мной нет моего единственного друга Сысоя. Я не просил маму рожать меня, но если уж так случилось, почему она оставила меня на бабушку? Значит, бабушка сильнее мамы? Значит и я сильнее мамы, раз я смог всё-всё вытерпеть! Конечно, нам с Сашкой очень помог физрук. Может быть, это тот самый, который «попользовался мамой», как говорили в школе? Но ведь это не мой папа. Мой папа студент из Венесуэлы, его звали Виктор, это я точно знаю, меня так и записали: Альтерман Маурисио Викторович. Фамилия мамина, конечно, она считается матерью-одиночкой. Кроме того, при чём тут физрук, он же белый, а я нет»…
       Сон охватил мальчика, и не осталось никаких мыслей, только видения, путаные и странные: самолёт, огни внизу, на удаляющейся земной тверди, облака, чернокожие люди, сок в высоком бокале, телевизор, какие-то смешные рожи из мультика…
       А усталая бабушка тихонько плакала в подушку. «Что будет с нами? Когда Иза найдёт нас?.. Так ноги гудят».
       На следующий день группу новоприбывших повезли на экскурсию по Тель-Авиву. Подобрались русскоговорящие туристы. Мария Михайловна сказала, что неважно себя чувствует, не поедет вместе со всеми, поедет только внук. Соседка по номеру в гостинице обещала присмотреть за мальчиком. Мария Михайловна осталась ещё и потому, что хотела написать дочери, она знала, куда отправлять письма, правда постоянной переписки с Изольдой не было. Дочь оставила Марии Михайловне адрес в отеле одного из городов Венесуэлы, а сама там уже не жила, так как там часто воевали, то устраняли президента, то опять отдавали ему бразды правления страной. Изольда получала письма по тем адресам, где она находилась, но пока она сообщала в отель свой новый адрес, пока туда доходило письмо от Марии Михайловны, пробегало несколько месяцев.
«Кто знает, как она там устроилась с новым мужем. Последнее письмо пришло из Испании», – печально думала Мария Михайловна, – «если бы они хоть зарегистрировались с этим мужем, а так»…
Это Изольда настоятельно рекомендовала матери забрать Маурисио и ехать пока в Израиль, потом, мол, она найдёт их и заберёт к себе.
«Надо ехать, пока выпускают, мы с мужем в Испании фактически на нелегальном положении, потом мне будет легче забрать вас из Израиля» – писала Изольда. – «У нас нет иного выхода. У сына там нет никаких перспектив. Мама, поверь мне!»
       Итак, села писать Мария Михайловна о том, как мальчик хорошо учился, как занимался карате, о том, что она боится, чтобы внук не озлобился, хотя его и можно понять. «Как будет здесь, я не знаю, – писала она, – Маурисио увидел эфиопов и загорелось ему ехать туда, куда поехали эти люди. Поэтому мы скоро поедем по всей вероятности в город Ашкелон. Это у моря, потом я сообщу тебе адрес. Приезжай скорее. Здесь очень тепло, много фруктов, добрые люди. Может быть, и ты с мужем захочешь с нами жить. Мне тяжело. Я болею. Сейчас Маурисио поехал на экскурсию по Тель-Авиву, а я села тебе писать. Видела бы ты, как он вчера вечером не мог уснуть, лёг в постель и вспомнил твой запах, тут так пахнет бельё. Он очень тоскует по тебе, доченька. Мальчик так одинок. Его друг остался там. Доченька, буду прощаться. Пусть Бог поможет и тебе и нам!»
       Прошло совсем немного времени с тех пор, как Мария Михайловна с внуком прилетели в Израиль. Сменялись сезоны, почти неотличимые один от другого. Тепло. Маурисио расцвёл, бабушке казалось, что он всё время счастлив с тех пор, как они приехали. Он поправился, расправил плечи. В школе и учителя, и ученики восхищались его знаниями и спортивными успехами. Никто не завидовал ему, никто не дразнил. Только удивлялись, что он «русский» и чернокожий. «Там был жидом, а тут стал русским»,– думал Маурисио и только посмеивался. Учителя рекомендовали бабушке перевести мальчика в математическую школу, но Маурисио отказался от этого предложения. В классе учили, кроме иврита, арабский язык, идиш, по желанию, можно было учить французский или русский языки. Маурисио занимался всем сразу, учёба давалась легко, он давно обогнал соучеников по школьной программе. Кроме того, он играл в шахматы, занимался борьбой, баскетболом, побеждал на различных соревнованиях.
       Вначале его поражало разнообразие лиц, фигур, цветов кожи одноклассников, чёрненькие, белые, рыжие девочки, с косичками, с тугими кудряшками, весёлые крикливые мальчишки. Маурисио привык сидеть в классе тихонько, а тут все развлекались, как хотели. Взрослых тут не боялись, не слушались и к учёбе относились… как-нибудь. Только в старших классах, когда нужно было сдавать экзамены на багрут (аттестат зрелости), ребята засуетились. Родители нанимали своим нерадивым отпрыскам педагогов, и Маурисио, как отличник, стал понемногу зарабатывать репетиторством.
       Мария Михайловна высылала Изольде вырезки из местных газет, где внук был сфотографирован рядом с мэром города, вручающим ему первый приз за игру на баскетбольной площадке. Ответы от дочери были неутешительными, она была по-прежнему не устроена, не могла приехать, даже по гостевой визе.
       А Маурисио, которому прочили поступление в университет, так как он получил самый высокий бал, экзаменуясь на аттестат зрелости, решил поработать до армии, чтобы скопить немного денег и доказать всем и себе, в первую очередь, что он настоящий мужчина, а не жалкий иждивенец. Красивого рослого парня зачислили шомером (охранником) в супермаркет – спрос на такую работу в Израиле постоянный. Маурисио проработал только два месяца, и тут же был назначен старшим по смене, так как был внимательным, вежливым, расторопным и очень ответственным. Именно ему дважды удалось предотвратить теракт. Это сразу же оценили. Маурисио особенно внимательно следил за работой подчинённых в обеденный перерыв, когда был большой наплыв покупателей и желающих поесть в кафе при супере.
Как всегда, не расставаясь с металлоискателем, Маурисио и в тот день пошёл на запасной вход и тут же его цепкий взгляд приметил подозрительное лицо в толпе. Молодой охранник, стоявший при входе явно не успевал как следует проверять входящих. Маурисио одним прыжком очутился в нужном месте, мгновенно оттеснил подозрительного типа и сбил его с ног, как только услышал писк металлоискателя. Сам Маурисио успел нырнуть за угол здания, охранник в это время закрыл двери за вошедшими в зал людьми. Раздался взрыв. Маурисио не потерял сознания, он только не мог встать на ноги, чтобы посмотреть, не пострадал ли кто-нибудь.
       Тут же появились кареты «Скорой помощи», Маурисио подняли, положили на носилки и понесли.
– Почему вы меня несёте, разве никто больше не пострадал, – спросил он.
– Никто, – ответили ему, – и только благодаря тебе.
– А шахида взяли?
– Куда он денется! Он покойник, сам понимаешь.
– Барух-а-Шем, – сказал Маурисио шёпотом, –а потом, слабея, сказал на русском: « Мы псковские, мы пробьёмся…»
– Ата руси? – спросила его медсестра, высоко подняв брови (ты русский?), но сознание оставило парня, обе его ноги были перебиты, сказывалась потеря крови, так как задет был магистральный сосуд. Уже в машине врачи поняли, что одну ногу, скорее всего, парень потеряет.
       Так оно и случилось. В больнице удивлялись стойкости молодого человека, он всегда улыбался, шутил, утешал бабушку, говорил, что ещё с ней потанцует, как Маресьев («помнишь, ты мне когда-то читала»). Раненого посетил мэр города, ему тут же в больнице вручили ключи от небольшой квартиры. Друзья и бывшие одноклассники приносили фрукты, газеты, йогурты и компакт-диски к новенькому музыкальному центру – подарку администрации города.
Через три года Маурисио был уже на третьем курсе университета, о его протезе никто не догадывался, правда, он ходил с палочкой и ухитрялся по-прежнему заниматься баскетболом, а потом попал и на чемпионат по этому виду спорта среди инвалидов.
       Соревнования проходили на стадионе небольшого города в Испании. Борьба была жестокой, публика ревела, Маурисио, как капитан команды, показывал чудеса акробатики.
       Когда громко объявили имена победителей, вручая награды капитанам команд, Маурисио со своей палочкой, стоя на высшей ступени пьедестала почёта, увидел, как, расталкивая охранников, через поле бежит женщина с роскошными медными волосами в лёгком летнем платье. Она кричала глубоким грудным голосом: «Маурисио! Мальчик мой! Это мой сын. Я узнала его!»
«Мама»,– шептали губы темнокожего спортсмена самое дорогое русское слово, – «мама»...