Свифт

Судно возвращается из высоких широт и плывет в облаке криков, стонов и яростных ругательств. Звуки замерзли в студеных широтах и повисли сосульками на снастях, оттаявши под солнцем, они ожили. Замерзшие звуки это, кажется, у Свифта.
Давно, в то время когда слово Бог писалось с маленькой буквы и все повально были атеистами, мне отдали церковные журналы, которые остались после смерти старика, который когда-то, до времени гонений, был священником. Там среди специальных статей, был раздел духовной поэзии, в нем мне попалась удивительной красоты молитва, написанная белым стихом. Подробного содержания не помню, но помню смысл. Я тогда подумал, что мое и общепринятое понимание мира поверхностно, неполно и плоско, и понял, что есть другие люди, другое понимание Мира, Вечности и судьбы человека в ней. Писала женщина рано ушедшая в монастырь. Монахи часто именуются "заживо погребёнными". Мир потерял для неё смысл после гибели её жениха - офицера-моряка. Была война, его корабль не вернулся из похода. В студеных северных водах моряков не ищут. Вода обладает высокой теплопроводностью и быстро выхолаживает тело, и, самое большее, через полчаса неизбежно наступает паралич мускулатуры, и безвольные тела с ещё не угасшим разумом уходят на дно. Я всегда с содроганием сердца смотрю военную хронику: перевернувший-ся, пробитый торпедой дредноут, ещё торчащий киль и крошечные человечки, цепляющиеся за него и один за другим соскальзывающие в воду, а море вокруг кишит человеческими телами. О чём молилась невеста-вдова? О том, чтобы не случилось то, что случилось? О спасении его души? "Прими усопшего Господь в твои блаженные селенья". Такой ход мыслей казался мне тогда естественным для верующих людей. Нет, женщина просила Бога о другом, о том, чтобы время остановилось, замерло, замерзло, но не для всех, а только для этого несчастного корабля. Пускай его корабль безмолвно плывет в вечности, пускай её суженый зорко всматривается в даль, выслеживая врага. Но пускай молчат не расчехлённые орудья, торпеды спят во чреве жерл. Она просто хотела сравнять во времени свой шаг с его шагом, догнать его. Как у Бунина в "Холодной осени" - "Ты поживи тут, порадуйся, а я подожду тебя Там". И перестали быть для меня невозможными корабли-призраки, "летучие голландцы", безмолвно являющие себя, удивляя взирающих своей древностью и снова уходящие в вечность. И ясным стало, что "может дольше века длиться день". И уже потом не показались странными расчеты А. Д. Сахарова и его простенький чертёж с точкой остановки и поворота оси времени. Время оборотится вспять. Как в обратном кино, разбившаяся ваза с рассыпавшимися по полу цветами вновь собравшись, взлетит на стол.
И потом стало понятным пронзительно подробное Библейское предсказание о воскрешении мёртвых, где кости "прежде почивших" сползаются, собираясь в остяки, вновь стягиваются жила-ми и облекаются плотью. "И солнце ангелы погасят, как днем ненужную свечу". И будет другой свет и другие небеса, и все прежде почившие воскреснут, преобразясь, и все кому надо, увидятся друг с другом. "Для Бога мёртвых нет".