Человек-сосиска

       Вообще-то Данила на сосиску похож не был – довольно тучный, невысокий и скорее напоминал окорок. Но что поделать, собственное мнение не всегда совпадает с мнением со стороны и приходится искать компромисс между своим самолюбием и мнением других. Человеком-сосиской его назвал латыш Валдис – он держит продуктовый магазин на Нептчун Авеню и два раза в неделю Данила привозит в его магазин сосиски. В больших картонных коробах, пахнущих дымом и гнилыми яблоками, словно их начинили фосгеном. Данила толкает перед собой двухколёсную тележку снизу доверху заставленную коробами с сосисками и при его появлении на пороге магазина Валдис радостно восклицает:
       - О, человек-сосиска пришёл!
       Данила поначалу возмущался, огрызался, но потом понял, что он действительно является человеком-сосиской для Валдиса, поскольку тот даже имени его не знает и не спрашивает, а по-быстрому пересчитав коробы и подписав накладные возвращается к покупателям за прилавок. Ему некогда с Данилой говорить и выяснять личные детали, у него своя работа, у Данилы – своя, и не будь этих самых сосисок их пути бы никогда, по-видимому, не пересеклись.
       Сегодня день у Данилы не задался. Врач сказал, что за лечение зуба надо платить шестьсот долларов, а такая сумма у него в кармане не валялась. Данила подумал, что может лучше этот зуб выдрать - всё же дешевле, чем пломбировать все три его канала,- но после здраво рассудил, что жить ему ещё лет пятьдесят и неохота из-за отсутствия денег сегодня шамкать ртом завтра. Погода подыгрывала Даниле по мере своих сил и хлестала мокрым ветром по щекам, словно неродного. Данила дёргался, коробы с сосисками съезжали с тележки и Данила ругался про себя, водружая их обратно и пиная носком ноги всякий раз, когда они вновь пытались сползти набок. Возле магазина Валдиса несколько широких луж сомкнулись в одно большое грязное море. Данила катил тележку по остаткам асфальта вдоль края этого самого грязного моря и не заметил, как колесо наскочило на камень. Тележка подпрыгнула, коробы радостно зашевелились и дружной горкой соскользнули в самую воду. Словом, в магазин к Валдису Данила въехал в расстроенных чувствах. Рядом, у полок с хлебом и крупами, толкались  бабульки, в проходе разговаривали две женщины и ещё какой-то дед с кудлатой собакой пытался занять остававшееся пространство между всеми этими полками, бабульками и говорящими женщинами. Ехать было некуда и уже с порога Данила крикнул:
       - Берегись, танки!
       Первой отскочила в сторону собака, за ней дёрнулся её старый хозяин, потом как-то изогнулись дугой бабульки и отступили две говорящие женщины. Данила проехал с тележкой к задней двери магазина.
       - Сгружай весь товар там, - крикнул ему Валдис, - я потом разберусь. И давай накладную, подпишу. Надеюсь, ты ничего не перепутал?
       Данила сверил коробки с накладными и утвердительно кивнул головой. Между тем в магазин вошло три девочки, семейная пара, молодой парень и попрошайка. Данила нахохлился, сделал хмурое выражение лица и приготовился выкрикнуть свое привычное: «Берегись, танки!», как коробки с сосисками, выставленные у стенки в пирамидку по им одной известной причине потеряли равновесие и завалились Даниле на ногу. Удар был несильным – картон, не бетон же упал, но терпение у Данилы лопнуло. Он принялся ругать сосиски, свою работу, плохую погоду, больной зуб, а больше всего покупателей, которые набились неизвестно зачем в магазин и которых теперь придётся расталкивать чуть ли не силой, пробираясь к выходу. Данила схватил тележку и открыл рот для устрашающего окрика «Танки!», как три девочки, стоявшие ближе всех, сами отошли в сторону. После девочек таким же непостижимым способом в сторону отошла семейная пара, молодой парень и женщина, хотя все они стояли к нему спиной и он ни разу не произнёс свою сакраментальную фразу. Данила выбрался из магазина без единого препятствия, так, будто впереди него скользила невидимая стена, раздвигающая покупателей в разные стороны.
       «Странно, - подумал Данила очутившись на улице, - какая-то фантасмагория», - но ветер зло ударил по лицу и он забыл об этом и думать.