Гуннарово наследие

Гуннар

Старый Гуннар был великим мастером, не было равных ему среди северян. Он был непревзойдённым кузнецом – мечи его работы не гнулись, как изделия других мастеров и практически не тупились. Но не только ковал он прекрасное оружие, а ещё и умел с ним обращаться, знал, с какого конца за меч браться. В молодости на праздниках у Виглафа ярла он неизменно брал верх в поединках на мечах и так же неизменно отказывался занять место в его хирде, среди людей Одина. Кузнец почитал Рыжебородого Тора, рождавшего громы и молнии во время работы в кузнях Асгарда.
К тому же, он был очень мудрым человеком, этот Гуннар Кователь, любимец Тора. Многие приходили к нему за советом, и не отказывал он в помощи, коль не измыслил зла, пришедший к нему. Высокий, седой, как горные вершины, но по-прежнему широкоплечий, крепкий и без единой капли жира – сплошные мускулы; в старом, местами прожженном кожаном фартуке; с руной Тора на шее и кузнечным молотом в руках он смотрелся величественно и гордо, вызывая почтение одним своим видом. А его пристальный взгляд серых, как прибрежные камни, глаз пронизывал насквозь, мгновенно отличая правду ото лжи.
Таков был кузнец, но не таковы были его сыновья.
Старший, Эйрик, был высоким, худым, жилистым, очень ловким и подвижным. Волосы цвета льна  перехватывала красная тесьма, отцовские серые глаза смотрели  прямо, открыто, с вызовом; тяжёлый подбородок делал его лицо мужественным и решительным (так, во всяком случае, думал он сам и так же ему говорили окружающие, не желающие связываться со вспыльчивым Гуннаровым сыном).
Младший же, Сигурд, был невысоким, но невероятно широким в плечах и необычайно сильным. Он гнул руками подковы и мог в одиночку удерживать дикого и необъезженного ярлова жеребца. Его рыжие кудри стягивал такой же, как у отца, обруч, а глаза - синие, как бескрайнее море – должно быть, из-за невысокого роста смотрели исподлобья.
Как ни старался старый Гуннар, чтобы сыновья стали служителями Тора, кузнецами, как и он сам, но их судьбы оказались другими – оба стали воинами. Они ушли из дома и стали служить Свану ярлу, сыну Виглафа, став гордостью его хирда. Но на одном из пиров они, уже достаточно выпившие хмельного мёда, поспорили о том, кто же должен ближе сидеть к ярлу. Они припоминали свои заслуги и подвиги, но в итоге получалось, что это всё их общие заслуги, а не кого-то одного. Более вспыльчивый Эйрик  не нашёл другого способа разрешить спор, кроме поединка…В последний момент, когда  Эйрик и Сигурд уже мчались навстречу друг другу навстречу с пеной у рта, разбудив в себе священную ярость берсерков, и их глаза горели лишь одной мыслью – “убить!”, их успели разнять. С тех пор ни один из них не нашёл мира с собой и с братом, как ни пытались примирить их друзья, ярл, отец.
Больше они никогда не ходили на одном драккаре, не сидели за одним столом и никогда не навещали вместе своего отца. Более того, вскоре, Сигурд ушёл на службу к соседнему ярлу, Хродгару.


Эйрик

Сван Виглафсон собрал своих людей и отправился в поход, забрав оба драккара. К этому времени Эйрик  сидел на первой скамье ярлова драккара, что было очень почётно – кто первый сидит, тот первый и идёт в бой, призывая Одина и собирая ратную славу.
Свановы корабли ходили к туманным берегам Британии, пограбили побережье и сожгли монастырь, наблюдая, как белый Христос не может защитить своих служителей.
Монахи  обнесли своё жилище  каменной стеной в надежде, что захватчики убоятся штурмовать её, но ярл имел на этот счёт собственное мнение и хирдманны встали осадой под неприступными стенами. Вечером он собрал на совет лучших из своих людей:
- Ждать пока у них закончатся припасы слишком долго, разбить стены или ворота нам нечем. Но внутри золото, которое лежит и ждёт, когда мы придём и возьмём его. У кого есть идеи как нам это сделать?
- Атаковать ночью. – Подал голос Эйрик, - днём сколотить за драккарами лестницы так, чтоб со стен это было не заметно, а ночью поставить их около ворот. Взобраться на стену, перебить охрану и открыть ворота.
- Хорошо, так и сделаем.
Ночью десять человек во главе с Эйриком тихо влезли на стену и спустились вниз. Монахи у ворот не спали, но разве можно сравнивать монахов  и прошедших огонь и воду  бойцов? Несмотря на то, что привратники подняли тревогу, ворота были открыты и все воины Свана ворвались на монастырский двор.
Участь монахов оказалась незавидной: в живых остались лишь те, кто пас монастырские стада вдали от дома.
Воины восславили Одина, пославшего им победу, и отправились дальше. Эйрик, которого прозвали Шторм, и его меч Вестник Смерти неизменно были в первых рядах, вдохновляя викингов. Кроме того, Сван поставил его кормчим на втором драккаре. Не зря Эйрик получил своё прозвище: его драккар выходил невредимым из ока бури и ни разу гнев ванна Ньёрда не ломал даже мачту. Один хранил его и в битве, и в море, и на пиру и валькирии не торопились забирать его душу в Вальхаллу.
Пространствовав год, Сван повернул корабли домой, в родной фиорд. Попав домой, ярл узнал, что сосед, Хродгар, собирается идти войной на его деревню. После нескольких  кровавых стычек наступило затишье, и ярлы совсем уж решили помириться.
В то самое время Эйрик понял, что пора бы ему уже остепениться. Он поспрашивал у людей, кто сейчас самая красивая девушка в округе и ему ответили:
- Сольвейг.


Сигурд

Воины ярла Хродгара ушли к берегам далёкой Византии. Полгода викинги честно служили базилевсу, защищая берега его страны. А когда пришёл срок, им отказались выплатить жалование. Хродгар, молча, увёл из Константинополя свои драккары и вскоре превратил всё побережье на пути домой в один сплошной пожар. Не было пощады никому, и скупец-император тысячу раз пожалел о своём решении.
Обозлённый базилевс отправил свои галеры в погоню за северянами. В один из последних солнечных осенних дней византийский флот догнал хродгаровы драккары.
Ещё на подходах галеры пустили греческий огонь. Но Один был на стороне викингов, он дал ветер, и занялась только корма заднего драккара. Через несколько минут окованный бронзой нос галеры пронзил его борт, и византийцы с криками ворвались на палубу горящего судна. Сигурд и его побратимы не потеряли мужества перед лицом смерти и в результате короткого, но жестокого боя продолжили свой путь на захваченной галере.
Море было милостивым  и не послало ни одного шторма на пути мореплавателей, поэтому через две недели корабли Хродгара ярла прибыли домой.
Войдя в дом, Хродгар узнал, что сын Свана Кормчего украл из дома его дочь. Он был против этого брака, и мальчишка нашел выход в отсутствии грозного отца. В ярости ярл собрал хирд и с оружием в руках пошёл к дому Свана. Ярл потребовал вернуть его дочь, но Свансон отказался это сделать. Хродгар ушёл, пообещал сровнять с землёй Виглафово подворье…
Как-то вечером Хродгар позвал к себе Сигурда  и сказал ему:
- Ты мой лучший воин, Сигурд Рыжий. Твой род должен продолжаться, но ты почему-то не спешишь обзаводиться семьёй. Почему ты ещё не думаешь о женитьбе?
- У меня ещё есть время, мой ярл. Один не торопится пока забирать меня к себе.
- Никогда не знаешь, когда Валькирии заберут тебя в Вальхаллу.
Сигурд промолчал.
- Всё же подумай об этом, Сигурд.
- Я не хочу жениться на обычной…
- Так найди необычную!
- Кто сейчас самая красивая девушка?
- Сольвейг.


Гуннар

Гуннар работал. Он знал, что скоро умрёт и что эти мечи, которые он куёт сейчас, в которые он вкладывает душу, станут его последними клинками, а, значит, должны стать самыми лучшими. Должны стать его наследием. Он знал это и потому работал, не щадя себя. Сам, без подмастерьев и учеников – он должен сделать их сам, ибо только так он мог сделать так, что в итоге сыновья не поубивают друг друга. А, если Боги будут милостивы, то, может быть, он смог бы даже примирить своих строптивых детей. Гуннар использовал всё, остался лишь один способ и кузнец не желал упускать его.
Когда мечи были откованы, он, помолившись богу кузнецов Тору и богу воинов Одину, лёг спать. А утром нанёс на клинки руны, что были явлены Ему во сне.
На смертном одре Гуннар Кователь позвал своих сыновей и сказал им:
- Эйрик, Сигурд, я хочу, чтоб вы приняли от меня эти мечи, – дрожащая рука указала на две рогожи, что лежали на добротно сколоченном дубовом столе, - они – это лучшее, что было выковано мной за всю жизнь. Сам Тор приложил длань к их созданию. Они способны одинаково легко рассечь брус, обитый железом и волос на воде. Они братья, как и вы, поэтому, никогда не поднимайте это оружие друг на друга.
- Да, отец.
- Хорошо, отец.
- Это… мой вам завет. На клинках… нанесены руны, они означают… - и он умер, так и не закончив.
Осмотрев оружие, Эйрик и Сигурд действительно увидели выбитые руны, о которых говорил отец. Значение каждой из них по отдельности было известно, но понять значение фразы целиком не представлялось возможным, ибо складывались они в какую-то бессмыслицу.
Гуннара погребли согласно древнему обычаю – сыновья сожгли его тело в ладье, а сверху насыпали высокий холм, достойный ярла, приволокли огромный камень и поставили его сверху, чтоб оставить в памяти веков имя великого кузнеца.
Молодая девушка подошла к камню, задумчиво погладила его рукой, уверенно взялась за резцы и высекла на камне имя лежащего под ним. Так братья встретились с Сольвейг.

Сольвейг

…Сольвейг шла по полю. Темно, хоть глаз выколи. С севера дул пронизывающий холодный ветер, который обычно даёт силу парусам драккаров отважных мужей. Сольвейг зябко куталась в плащ, на душе было тревожно. Вдруг впереди появилось какое-то мерцание. Девушка, не раздумывая, направилась туда. Свет источали два одинаковых клинка, парящих в воздухе, их ненависть друг к другу просто обжигала. Чуть поодаль свет выхватывал из тьмы две группы людей. Люди были снаряжены на битву, руки сжимали обнажённое оружие, но лица, лица их выражали не привычный воинам боевой азарт, не ярость берсерков, а, как это ни удивительно, нежелание сражаться. Сольвейг узнала в этих людях хирд Свана и хирд Хродгара.
Под мечами вдруг появился цветок немыслимой красоты, и было заметно, что каждый старается отодвинуть соперника, чтоб именно его свет освещал эту красоту. Руны на клинках потемнели от гнева благородной стали и жаждущие крови мечи разошлись шага на три  и со свистом понеслись навстречу. Удар! Посыпались искры, и это стало знаком для воинов, которые с криками ярости побежали вперёд. Завязалась кровавая и жестокая сеча. Убитые и раненые падали на землю и их тут же затаптывали живые, пока на поле не осталось ни одного живого бойца…
Сольвейг проснулась в холодном поту.
- Милостивая Фрейя, что всё это значит?
Но богиня, конечно, оставила её вопрос без ответа, предоставив ей самой выбирать и решать.


Эйрик

Через неделю Эйрик Шторм постучался в дом Сольвейг.
- Храни тебя Один, красавица!
- И тебя он хранит пусть, отважный воин.
- Я хочу взять тебя в жёны. – Эйрик всегда был прямым как стрела и любил оседлать волну, прежде, чем она потопит драккар. – Я силён, достаточно богат, уважаем и лицом меня боги не обидели. Я смогу защитить тебя от любого врага, мой меч не знает поражений! Его выковал мой отец, Гуннар Кователь и он заговорён на удачу.
Эйрик обнажил клинок и тот засверкал в лучах скупого зимнего солнца. Он показал меч избраннице, и Сольвейг увидела рунную вязь на клинке.
- Я не могу так сразу дать тебе свой ответ, славный воин…
- Да, я понимаю. Нам нужно узнать друг друга. Но почему бы нам не встретиться завтра?
- На Тролльем утёсе на рассвете.
- Хорошо.


Ивар

Ивар Хромой спешно отпрянул от щели в заборе и сделал вид, что просто проходил мимо, когда  Эйрик вышел на улицу. Хромой был очень мелочным и хитрым человеком, никогда не прощавшим обид, и в силу своей увечности всегда брал не силой, а подлостью. Он давно уже хотел жениться на Сольвейг, но боялся, что красавица с позором прогонит его, поэтому он люто ненавидел любого, кто приходил свататься к ней и старался, так или иначе не допустить того, чтоб Сольвейг вышла за другого.
 Ивар Хёгниссон, конечно же, узнал выходящего и у него мгновенно родился план действий, словно Хитроумный Локи, Отец Лжи и Хитрости, вложил его в голову Хромого. Он вскочил на коня и поскакал на Хродгарово подворье.
На подворье был пир в честь завтрашнего заключения мира между Сваном Виглафсоном и Хродгаром Хагенссоном. Ровно  в полдень на границе моря и суши должны были ярлы заключить мир до конца времён, пока Фенрир не сорвётся с цепи и не сожрёт Луну и Солнце. Войдя в дом, Ивар по праву гостя получил рог с пивом и остался на пиру у ярла. Ночью, когда все уже были достаточно пьяны, чтоб совершать безумства, но недостаточно для того, чтоб забыться сном до утра, он сел рядом с Сигурдом и сказал:
- Сигурд Гуннарсон, ты великий воин, бесстрашный и беспощадный. Твоё имя вселяет ужас в сердца врагов.
- Женщина! Мёду! – прокричал Сигурд и отбросил в сторону пустой кубок, - Выпьем, друг, не помню твоего славного имени…
- Ивар Хёгниссон.
- Выпьем, Ивар! Женщина, мёду нам! – и он от души хлопнул Хромого по спине.
У Ивара вырвался тяжёлый вздох и он, отвернувшись, болезненно скривился, так, чтоб не увидел Сигурд.
- Выпьем, славный Ивар! – Продолжал буянить хмельной Гуннарсон, - я решил жениться на самой красивой девушке в окрестности, на Сольвейг!
Блёклые, как снулые рыбины, глаза Ивара нехорошо сверкнули и он в притворном удивлении сказал:
 - Почему же тебя так не любит твой брат, о, доблестный Сигурд?! Сначала он выжил тебя из дома, потом из Сванова хирда, а теперь ещё и невесту хочет отобрать…
- Да что ты мелешь?!
- Сегодня я случайно, проходя мимо её дома, услышал, что Эйрик встречается с ней  завтра на рассвете.
- Где? – Глаза Сигурда стали наливаться кровью, и жалобно заскрипел серебряный кубок, сжатый его железной рукой. – Где??
- На Тролльем утёсе.
- Будь я проклят, если позволю ему отобрать у меня эту женщину! – он встал, набросил на плечи плащ и вышел из дома.
Ивар Хромой остался у потрескивающего очага, он допил мед, и глаза его заблестели от радости – всё получилось точно так, как он и задумал. Отбросив кубок, он закричал:
- Женщина, мёду!!!


Сольвейг

Сольвейг проснулась задолго до рассвета с чёткой уверенностью, что что-то сегодня произойдёт. Управившись с домашними делами, она отправилась на утёс.
Говорят, что Троллий утёс называется так потому, что не утёс это вовсе, а вождь троллей, собиравший своих воинов, чтоб коварно напасть на Асгард. Да только Один, прознав об этом, прискакал сюда по небу на Слейпнире и обратил его в камень. Говорят, что оживет вождь троллей, лишь когда настанет час Рагнарёка. Тогда он вновь соберёт своё рассеянное Одином воинство и пойдет во главе его на Асгард.
Скользкая тропа, грозящая обвалиться под ногами, требовала от девушки всего внимания и полного сосредоточения на ней, поэтому, чудесный вид на море открылся, как всегда, внезапно. Волны неизменно разбивались о холодные серые камни далеко внизу, но шум прибоя с лёгкостью долетал и сюда. Ветер дул ей в лицо, пытаясь растрепать толстую косу цвета спелой пшеницы. Солнечный диск, показавшийся из-за моря, окрасил всё в ало-багровый цвет, цвет пролитой крови.
"Дурной знак". – Подумала Сольвейг и тут же услышала:
- Здравствуй, красавица.
- И тебе здравствовать, Эйрик Гуннарсон.
- Ты сегодня просто невероятно красива…
В лучах восходящего солнца они казались выходцами из легенд или асами, спустившимися на землю. Идиллию нарушил злой и хриплый голос:
 - Так значит, он мне не соврал, этот Ивар Хёгниссон. Ты отнял у меня любовь отца, уважение ярла, место в его хирде, а теперь хочешь отнять у меня невесту?! – прокричал всё ещё пьяный Сигурд, - будь ты проклят, нидинг!
- Ты ответишь за эти слова… - побагровел Эйрик и обнажил меч.
- Конечно, отвечу, братец. – С издёвкой произнёс Сигурд и тоже обнажил подаренный отцом клинок.
Руны, выбитые великим кузнецом на братьях-мечах, вспыхнули синим пламенем. Заговорённые клинки показали свою готовность выполнить завет своего создателя – не допустить этого поединка, а, поскольку Эйрик и Сигурд были ослеплены своей яростью, был найден другой способ отрезвить их…
…Сольвейг вдруг заметила, что мечи ОДИНАКОВЫЕ. Она  сразу вспомнила свой  недавний сон. Страшная догадка словно обожгла её, и она присмотрелась к оружию Сигурда. Увиденное не обмануло её ожиданий, но лучше бы уж обмануло:
- Остановитесь! – Но братья не слышали её, их внимание было приковано к глазам супротивника, тщась угадать удар до того, как он будет нанесён. – Остановитесь, во имя Фрейи! Если вы сейчас скрестите мечи, сбудется проклятье ковавшего их! Руны, выбитые на лезвии, гласят…
- Их ковал наш отец, Гуннар Кователь, он не мог желать зла своим детям… - прохрипел Сигурд.
- “Коль встретятся два близнеца-меча,
    И их не смогут развернуть,
   Мир никогда не заключат -
   Вы будете в ответе за войну! “ - прочла Сольвейг.
- Это не может  быть правдой. – Сказал Эйрик и они опять закружились, не рискуя нанести первый удар.
В какой-то момент в глазах Эйрика появилась мрачная решимость и Сольвейг сказала:
- Оба вы нидинги! Я вас ненавижу, самовлюблённые упрямцы! – и шагнула вниз со скалы…



*   *   *

- Дедушка, дедушка, а что было дальше? – Внуки, конечно, не раз слышали эту историю, но всякий раз, когда тот, кто в молодости получил прозвище Шторм, по их бесконечным просьбам рассказывал её, они неизменно задавали этот вопрос.
- Мир был заключён. Ярлы сыграли свадьбу и стали родственниками. Мечи исполнили наказ своего создателя, пусть и таким страшным способом. Эйрик и Сигурд молча спустились с утёса и молча разошлись, чтоб никогда больше не встречаться. Они оба считали себя виновными в смерти Сольвейг. Тело её так и не нашли, а утёс с тех пор так и зовут утёсом Сольвейг. Через пять лет Фрейя простила меня и послала мне Астрид, вашу бабку…
- Дедушка Эйрик, а покажи меч!
Старик встал, снял со стены старый клинок в потёртых ножнах и обнажил его. Рука старого викинга не дрожала.
- Вот он, Вестник Смерти! С тех самых пор он висит на этой стене. В день вашего совершеннолетия каждый из вас возьмёт его в руки и даст клятву никогда не поднимать руки на брата, дабы наследие моего отца продолжало хранить его род.
А теперь бегите  играть, сорванцы!




Михаил Гридин  aka  IceDragon.                Санкт – Петербург   
                19 – 24 января 2008г.