Немного личных воспоминаний о встречах с кумирами

Я не знаю, будет ли у меня еще возможность поделиться личными впечатлениями о кумирах и их поклонниках из нашего, уже такого далекого прошлого. Поэтому маленький экскурс в собственную историю, в которой найдется место и Юрию Гуляеву, и другим, не менее известным именам.

Сейчас читаешь интервью, смотришь передачи по телевидению — везде жалобы «звезд» на журналистов, на фанов, которые не то что одежду рвут на кусочки, но даже пишут письма с нешуточными угрозами. И вот я думаю, а не виноваты ли сами нынешние «кумиры» в этом? Их бесконечные самообнажения в прессе, создание информационных поводов, основанием для которых служат обстоятельства личной жизни — настоящие и придуманные, мало способствуют настоящему, искреннему преклонению перед талантом.

И никакая охрана не защитит, никакие телохранители не помогут, когда творческая, или считающая себя таковой личность — всего лишь товар на рынке, служащий потребителю, как и любой другой, а товар принято «щупать» перед покупкой, и поэтому нечего обижаться.

А вот как это было раньше…

В наш город приехал на гастроли совсем молодой Муслим Магомаев, примерно в одно время с Эдитой Пьехой. Два культовых имени, два красивых человека, два неоспоримых таланта. Правда, относительно Эдиты Пьехи сомнения были. Уж слишком она непохожа на привычных советских певиц, слишком низко звучит ее голос, слишком вызывающе выглядят ее платья, ее прическа, да и само имя. Сомнения были у старшего поколения зрителей, и одна из моих учительниц пренебрежительно звала Эдиту «кафешантанной певичкой». Но мы-то относились к ней иначе, а некоторые даже осмеливались писать ей письма. Мы, девчонки-школьницы, так любили и Магомаева, и Пьеху, что всерьез решили между собой — самое лучшее, это если бы у наших кумиров случился роман. И по школе поползли слухи — Магомаев не уехал сразу после гастролей. Он остался на концерт Пьехи, слушал Эдиту из ложи для гостей и подарил ей в конце выступления огромный красивый букет.

Ах, как нам хотелось быть в том зале, увидеть воочию и Муслима Магомаева с букетом, и Эдиту Пьеху на сцене. Но практически невозможно было купить билеты, зато телевидение часто транслировало выступления в прямой записи из зала. Понятно, что роман между артистами — плод чистой фантазии. Более того, у Эдиты был муж, Александр Броневицкий, и маленькая дочь Илона — сама будущая эстрадная певица и будущая мама Стаса Пьехи. Но вернемся к гастролям.

На следующий день после концерта мы в школе живо обсуждали подробности увиденного по телевидению, репертуар Муслима Магомаева, реакцию зрителей в зале. А в это время на соседней парте горько рыдала, уронив голову на руки, одна из наших подружек, каким-то образом пропустившая передачу.

А вторая девушка из нашей школы, старшеклассница, на первый взгляд ничего особенного, даже не отличница — представляете? — она, оказывается, очень любила музыку, обожала Эдиту Пьеху, прочитала о ней все, что можно было прочитать, знала наизусть все ее песни и однажды решилась написать письмо, а Пьеха ей ответила, завязалась переписка, интересная обеим. Эту девушку певица во время гастрольных концертов в нашем городе просила присмотреть за Илоной, а мы все тихо вздыхали от белой зависти, понимая в душе, что она заслужила.

Выше я написала о нынешних кумирах под охраной телохранителей, передвигающихся чуть ли не в бронированных автомобилях, не имеющих понятия о метро, да и о своих зрителях. А все потому, что граница между кумиром и почитателем его таланта должна быть в душе, а не в материальном пространстве. Вряд ли она существует сейчас, ведь зачастую потребитель услуги считает себя не то что ровней, а даже выше человека, эту услугу оказывающую.

Во время моего детства и юности все было иначе. И когда на нашем городском пляже, в двух шагах от нашей компании сидела группа артистов московского театра им. Моссовета, а среди них — Александр Леньков и Владимир Коренев (Ихтиандр, культовое имя, если помните!), то незримая граница была и в душе, и в пространстве. Никто не пялился, не лез за автографами, не рвал одежду — ведь люди имеют право на отдых, пусть и рядом с нами.

А когда я пошла в воду, понырять-поплавать, случилось то, что и до сих пор вызывает улыбку. Я услышала рядом с собой восхищенный шепот одной из подружек: «Коренев… Коренев…». «Где Коренев?», — заорала я (ведь мы были в воде, не на пляже рядом с актерами), вынырнув и пытаясь разгрести волосы на глазах. Чья-то рука подхватила меня из воды. Открыв, наконец, глаза, я увидела, что за руку меня держит и хохочет — да! Сам Ихтиандр… Я смотрела на него снизу вверх, замирая в восторге, утонув в этих знакомых смеющихся синих глазах. Появись рядом со мной настоящее, материальное воплощение творческой мысли фантаста, вряд ли оно произвело бы на меня такое же впечатление.

Вот такое было мое детство, мои первые искренние и невинные восторги перед кумирами.
 

А еще несколькими годами позже я попала с компанией друзей на концерт Юрия Гуляева, которого мы боготворили. Уж не знаю, каким чудом нам удалось достать билеты в наш оперный театр, но мы сидели в зале, слушали пение, взрывались аплодисментами, внимали каждой ноте, каждому звуку, каждому слову…

«Желаю вам одних счастливых дней в году…». Юрий Гуляев своеобразно произносил букву «е» в слове «желаю», чуть тверже, чем обычно произносят. Вот до сих пор и запомнилось — «Жалаю вам…». Высокий, красивый, стройный, в строгом костюме, приветливый, принимающий восторг зала со смущенной улыбкой и дарящий всем в песнях, где это можно, свою знаменитую, «гагаринскую», знакомую по бесчисленным фотографиям певца.

Одна из моих подружек уже дружила с мальчиком, и его «рыцарства» хватило на то, чтобы взять себе и своей «даме» пальто без очереди, забыв о нас. Мы, остальные девочки, долго томились в гардеробе — ведь зрители в зале сидели, стояли в проходах, теснились на приставных стульях… Когда мы, наконец, вышли на улицу, нам впору было только заплакать, услышав рассказ счастливой пары. Ведь пока мы стояли в очереди, Юрий Гуляев успел переодеться и вышел из театра не через театральный подъезд, а смешавшись с остатками публики — скромно, без помпы, без сопровождения. Когда моя подружка с мальчиком, решив подождать нас на улице, замешкалась у тяжелой двери и буквально столкнулась с певцом на выходе, он улыбнулся и придержал перед ней дверь, пропустив вперед.

Нам оставалось только расспросить, в чем он был одет, как он выглядит вблизи. Была зима, и одет он был в теплое пальто и шапку-кубанку — «красивый, очень высокий, очень приветливый…»